Исчезнувшая библиотека

XIII Третий посетитель

Итак, царская библиотека не пострадала во время этого конфликта, первого, который случился на улицах столицы Птолемеев. Не было никакого «разграбления» Александрии. Окончательную победу Цезарь одержал, когда наконец подошли подкрепления, и случилось это вне городских стен. Устранив Птолемея, который утонул в Ниле, Цезарь посадил на трон Клеопатру, а рядом с ней, в качестве официального супруга, другого ее брата, Птолемея XIV. В действительности соправителем сделался он сам, и Клеопатра предусмотрительно родила от него сына, которого александрийцы в шутку называли «Цезаренком» (Kaisarion). Во всяком случае, она убедила Цезаря, что сын от него.

Известно, насколько эта неожиданная идея Цезаря стать царем Египта, раз уж он не мог открыто осуществить нечто подобное в Риме, обеспокоила его так и не смирившихся врагов и даже часть его приверженцев. На самом деле, если взглянуть на вещи с другой точки зрения, отличной от той, какой придерживались римские сенаторы и всадники, для которых весь остальной мир был всего лишь дойной коровой, а увлечение Цезаря Клеопатрой — досадным инцидентом, следует признать, что уже несколько веков Египет не имел такого значения и не пользовался таким престижем, как при этой царице. Именно поэтому через несколько лет, когда Цезарь был устранен, ей пришлось постараться, чтобы она и Антонию показалась charmante. Последний, как известно, был в интеллектуальном плане попроще Цезаря и менее требователен; тем не менее он постарался произвести рядом с Клеопатрой соответствующее впечатление. Злые языки твердили, будто бы он решил подарить ей, помимо всего прочего, двести тысяч свитков из библиотеки Пергама. Эта клевета (что же иное?) была направлена на то, чтобы высмеять невежду, который собирался подарить (за счет Римского государства) книги царице, уже владевшей самой большой, самой знаменитой библиотекой мира.

Когда Клеопатра потерпела поражение, именно из-за риска, на который пошла, что Гораций уловил и выразил в стихотворении, полном искреннего, не наигранного волнения, Египет получил особый статус, будучи отныне подчинен непосредственно Октавиану. Принцепс, восстановивший res publica, решил устроить все так, чтобы никогда больше власть над Александрией не послужила кому бы то ни было рычагом для достижения опасного личного могущества. С другой стороны, о Цезаре говорили, что, опасаясь того же самого, он предпочел не превращать Египет в провинцию, а установить над ним свой личный протекторат. Последующий опыт с очевидностью доказал его правоту. Первый префект Египта, тот самый Корнелий Галл, который разбил Антония в решающей битве за стенами Александрии, едва обосновавшись в новой провинции, начал покрывать пирамиды и обелиски трехъязычными надписями, прославлявшими его подвиги. Одну, колоссальную, он задумал высечь на священном, символически значимом острове Элефантине, у первого порога Нила, там, где фараоны, отправляясь в поход, собирали свои войска. В итоге пришлось спешно убедить его добровольно наложить на себя руки, что он и сделал в 26 году до Рождества Христова.

На следующий год в свите нового префекта Элия Галла в Египет прибыл выдающийся посетитель, который провел в стране почти пять лет. То был стоик Страбон, уже известный в ученом мире своим недавно появившимся «Продолжением Полибия». Происходя из Амасии на Понте, родного города Митридата, с которым его семья имела давние связи, Страбон с юных лет учился в Александрии под руководством перипатетика Ксенарха, затем в Риме, где сблизился с Тираннионом (тот поведал ему непростую одиссею трудов Аристотеля). Теперь, собираясь, как истинный стоик, дополнить историю географией, которой он намеревался посвятить обширный трактат, Страбон тоже начинал с Египта, хотя описание его поместил не в первую книгу (как Диодор), а в последнюю. Он все еще находился в Александрии, когда в 20 г. до н.э. там остановилось индийское посольство, везущее в дар Октавиану, в тот момент пребывавшему на Самосе, огромную змею. Это Страбон не преминул отметить в своей «Географии».

В библиотеке Мусея он изучил — обращаясь к трудам, каких в ином месте нельзя было достать — непростой вопрос о течении Нила, который занимал греческую науку со времен Фалеса и Геродота, и по поводу которого Диодор ограничился тем, что переписал несколько глав из Агатархида Книдского. Разумеется, Александрийская библиотека уже не являлась центром мировой науки и культуры. Тем не менее с концом монархии и с прекращением последних династических судорог она словно бы возродилась. Впечатляющий труд Дидима — своего рода свидетельство тому.

Дидим родился в Александрии и там жил; ехать в Рим не испытывал никакой потребности; практически ничего не знал о доктрине Пергама. Именно в Александрии, в «Великой библиотеке», как ее до сих пор называли, он обнаружил и использовал сведения бесчисленных эрудитов, на основании чего составил около четырех тысяч свитков комментариев; во всяком случае, Сенека насчитал столько распространившихся под его именем. Неисчислимые комментарии на всех подряд, от Гомера до Демосфена, от лириков до драматургов, историков, ораторов; притом весьма обширные. По правде говоря, то были извлечения из многих других авторов, по отношению к которым неутомимый Халкентер считал, не слишком заблуждаясь, будто исполняет роль толкователя.

Более-менее современниками Дидима были Трифон и Аброн. И еще Феон, который составлял комментарии уже не только к древним авторам, но и к более новым (к Каллимаху, Ликофрону, Феокриту, Аполлонию Родосскому и т.д.): понятно, что громадной библиотеке было суждено прирастать до бесконечности. Сын Дидима Апион продолжил дело отца и нашел высокопоставленного почитателя в лице императора Тиберия, который называл его «кимвалом мира», подразумевая, что его слава гремит повсюду. Вследствие изменения ситуации Апион сочинил не только свою «Историю Египта» на манер Гекатея и Манефона, но и ядовитый опус «Против евреев», уже дышавший антисемитизмом, который разоблачал Филон и который нашел крайнее выражение в погроме еврейского квартала в Александрии.

При новом государственном устройстве библиотека уже не находилась, как раньше, в частной собственности царского дома, а представляла собой общественное учреждение в римской провинции (теперь «жрец Мусея» назначался непосредственно Августом). Соперник Дидима, с которым Страбон познакомился в Риме, Аристоник Александрийский, даже составил на эту тему ознакомительный трактат «О Мусее Александрии».

Описывая Александрию, Страбон очень точно описал Мусей. Вот это описание:

Далее Страбон упоминает и описывает «так называемую Сому»: круглый зал, где первый Птолемей установил гробницу Александра, к которой с течением лет добавлялись гробницы следующих Птолемеев. «Частью царского квартала является и так называемая Сома (“тело”): это — круглое помещение, в котором находятся гробницы царей и гробница Александра». Ясно, что для Страбона Мусей и Сома — смежные помещения. На Соме он останавливается довольно подробно. Рассказывает, как Птолемею удалось первым прибрать к рукам тело Александра, которое он похоронил в Александрии; тут, — уточняет Страбон, — до сих пор покоится тело македонского царя (хотя где именно, остается непонятным); не в прежнем золотом саркофаге, но в алебастровом, после попытки Птолемея Затворника осквернить гробницу.

Библиотеку Страбон не упоминает по той простой причине, что она не занимала особого здания или даже зала.