Начав ходить по всякого рода сборищам, Чернов втянулся в это и уже не мог жить иначе. Вынужденное безделье и атмосфера разгулявшейся толпы захватила и его. Все те, кто выходил на демонстрации и митинги, заполнял залы собраний, рынков и толкучек, все вдруг стали знакомыми и все перешли на ты. С ним, как со старым знакомым, заговаривали люди, которых он раньше не встречал и не встретит в будущем. И он обращался к ним также, ввязывался в их разговоры, не вызывая недоумения и протеста. Партградом завладела праздная, озабоченная, смеющаяся и одновременно разгневанная толпа. Быстро создавались и так же быстро распадались самые невероятные группы. Высказывались мысли, которые могли прийти людям в голову только в состоянии всеобщего опьянения. Эти мысли тут же забывались или менялись на противоположные.
– Народ опьянел, если не сказать большего, – сказал Юрию парень примерно его возраста. – Но он опьянел по-нашенски, по-русски. Ты знаешь, что опьянения бывают разные.
– Слышал, но не испытал сам, – ответил Юрий. – Я трезвенник.
– Первый раз в жизни встречаю трезвенника. Чтобы русский и не пил – это логически противоречиво. Так вот, опьянение бывает разное. Одно – от пива, другое – от коньяка, третье – от шампанского, четвертое – от водки. Одним словом, разное. А мы теперь пьем даже не водку – дороговато! – а черт знает что. Горбачуху дуем. Знаешь о таком чуде Второй Великой революции?
– Смутно.
– Это, брат, новый вид самогонки, изобретенный в год Великой трезвости, т.е. когда началась горбачевская кампания против пьянства. Из чего её изготовляют и как – большой секрет. Тоже наша национальная черта, между прочим. В Америке Форд изобрел автомобиль и стал миллионером. У нас какой-то жулик изобрел горбачуху и стал миллиардером. Говорят, он способен купить все промышленные предприятия города. Болтают, конечно. Но нет дыма без огня. Так вот, наш народ опьянел так, как будто он надюзгался горбачухи до умопомрачения, до полной потери всяких сдерживающих начал. Эта горбачуха действует как наркотик. Протрезвление от неё бывает ужасным.
– А наступит ли оно?
– Конечно. Народ не может все время жить на таком подъеме. Отрезвление уже у многих наступает. Но мне, честно говоря, такое состояние нравится. Я даже хотел бы, чтобы оно навечно осталось. Плохо с деньгами? Так ведь и деньги теперь – ничто. Без них даже лучше. С голоду не умрем!
– А дети у тебя есть? – спросил кто-то из зевак, прислушивавшихся к разговору Юрия и Андрея (так звали парня).
– Нет. А зачем их заводить?! Мы должны мстить всей Мировой Несправедливости своим бесплодием. Пусть привилегированные классы сами плодят своих будущих рабов!
Во время разговора Юрия с Андреем около них остановилось ещё несколько человек. Они прислушивались к разговору и делали свои реплики. Один из них сказал, что сейчас в Партграде развелось много людей, которым некуда деньги девать, и он предлагает создать партию по ограблению этих миллионеров. Молодая женщина из зевак предложила создать партию бездельников и болтунов. Кто-то сказал, что такая партия уже есть: это – КПСС. Посмеялись и разошлись.
Остались лишь Юрий, Андрей и упомянутая молодая женщина, назвавшаяся Таней. Побрели, болтая всякую всячину, по пешеходной зоне. От нечего делать Забрели на выставку свободных художников. В залах было почти пусто. За столами сидели художники и устроители выставки, пили что-то, громко ругались.
– Ну и мазня, – сказал Андрей, скользнув взглядом по картинам. Стремление бездарных провинциальных мазил переплюнуть западных мастеров, уже ставших прошлым мирового искусства.
– Вижу, что вы не в восторге от творений этих свободных гениев, – сказал пожилой мужчина, присоединившийся к группе Юрия. – Я тоже. Я сам художник. Но из тех, кого теперь оплевывают, соцреалист. Позвольте представиться: Сырцов.