Искушение

Группа Горева

Вокруг Горева образовалась небольшая дружеская группа. В неё входили соседи Горева по дому и их друзья. Это – сосед по квартире Николай. Он недавно демобилизовался из армии, за что его все звали Солдатом, работал простым рабочим на заводе, одновременно занимался в вечернем техническом институте. Его друг по работе Антон, прозванный Остряком за склонность к шутовству. Он одновременно с работой учился в заочном юридическом институте. Настя, девушка, с которой дружил Солдат и в которую был безнадежно влюблен Горев. Школьный друг Солдата, прозванный Фюрером за склонность к руководящей деятельности. Он заканчивал технический институт, но мечтал об аспирантуре в Москве, в каком-нибудь привилегированном институте. У его отца там большие связи. Сосед по дому Сергей Григорьев, самый близкий друг Горева. Он слепой от рождения. Преподает математику в каком-то институте. Владеет немецким, английским и французским языками. Читает ему книги на этих языках молодая женщина Катя, учительница английского языка в школе.

Они часто собирались вместе. Отмечали праздники. Ходили в туристические походы. Собирались обычно у Фюрера или у Слепого по той простой причине, что у них были отдельные квартиры. Факт этот банальный, но важный. Нужны некоторые минимальные бытовые условия, чтобы оппозиционные умонастроения стали как-то суммироваться, в том числе – место, где можно собираться и сравнительно безопасно говорить на острые темы.

Членов кружка Горева нельзя было назвать единомышленниками. Скорее наоборот, как сказал Остряк, это была группа разномышленников. Их объединяла общая тематика споров и разногласий. Если Горев и Григорьев, например, настаивали на том, что советское общество есть вполне естественное социальное образование, что надо серьезно изучить его, прежде чем выдвигать программы преобразований, то Солдат и Остряк кидались в другую крайность. Они заявляли, что людям наплевать на всякие там объективные закономерности. Советское общество насквозь прогнило. Условия жизни ухудшаются. Процветает взяточничество, пьянство, халтура, воровство. Начальство сплошь хамы и жулики. Думают лишь о том, чтобы себе побольше нахапать. Всем наплевать на все, кроме себя. Что же, мы должны все это терпеть, поскольку есть какие-то неустранимые причины для этого? Да пропади они пропадом, эти причины! Хватит болтать! Надо действовать!

По вопросу о том, как действовать, группа тоже раскалывалась на непримиримые партии. Партия Солдата склонялась к анархизму. Суть его позиции выражалась формулой: Надо дать Им в морду!. Кому Им? Хотя бы Сусликову. Или той же стерве Маоцзедуньке. Вообще, всем власть имущим и богачам.

– Для меня, – говорил Солдат, – любая власть есть враг, любые привилегированные слои населения суть враги. Я не смотрю на них с некоей человеческой точки зрения. И не различаю среди них злых и добрых, плохих и хороших, глупых и умных. Для меня все они – коллективный эксплуататор и коллективный угнетатель.

– Но без власти и без распадения населения на различные слои с различными условиями жизни общество не может существовать, – возражал Фюрер, – Если уничтожить власть и…

– А я разве говорю, что её можно уничтожить? Уничтожишь одних, появятся другие. От этого никуда не денешься. Но из этого не следует, что я должен любить власть и относиться к ней с почтением. Я утверждаю лишь то, что люди, оказавшиеся в таком положении, как мы, вынуждаются на враждебное отношение к власти.

– Ты перегибаешь палку, – говорил Горев. – Наша власть настолько обширна, что провести грань между властью и подвластными невозможно. Вот я, например, заведую группой. Власть я или нет? И насчет привилегий не так-то просто. Я как начальник получаю у нас в буфете пакетики с дефицитными продуктами. Отношусь я к привилегированным лицам города?

– А что в этих пакетиках? Кусок колбасы и сыра? Это же мелочь!

– Это не мелочь, а фундаментальный факт нашей жизни. Теперь никто не верит в марксистские сказки насчет райского коммунизма. Мы имеем достаточно здравого смысла, чтобы видеть усиление и укрепление социального и экономического неравенства. Но мы имеем также достаточно здравого смысла, чтобы считать это само собой разумеющимся и неотвратимым. Я как заведующий группой получаю немногим больше моих подчиненных. Но все-таки больше. И я счел бы несправедливым, если бы меня лишили этой жалкой надбавки к зарплате. Заведующий отделом получает ещё больше, и все это считают справедливым. На такой справедливой основе вырастает колоссальное неравенство в материальном положении людей. Это – закон природы, а не злой умысел каких-то негодяев.

– Наш народ долго не удержишь на такой ненадежной узде, как здравый смысл, – говорил Остряк. – Помяните моё слово, он взорвется. Русские терпят-терпят, а потом устраивают разинщину, пугачевщину или кое-что пострашнее…

– Социалистическую революцию, например, – добавлял Солдат и Гражданскую войну. Будет кое-что похуже. Всеобщий бунт. Все разрушат, как это того и заслуживает.

– Ты думаешь, лучше будет? – спрашивал Горев.

– Пусть хуже! Приходит время все ломать. А ломать – так уж по-русски, до основания.

– И кто от этого выгадает?! Надо на все посмотреть с более высокой перспективы. Вы можете обвинять меня в чем угодно. Можете считать, что я говорю как пропагандист райкома партии. Согласен, наша пропаганда работает плохо. Но не все в ней вздор. Сейчас модно отождествлять наш строй с гитлеровским. Это – идеологическая ложь, только западная. Гитлеризм похож на коммунизм, но это – антикоммунизм. Это – явление западное. Запад хотел руками немцев разрушить Россию. Не удалось. Теперь Запад пытается сделать то же самое под видом борьбы за демократию, права человека, гуманизм и т.п. Идет война двух миров. На чьей мы стороне – вот что важно.

– Так что же, защищать нашу мерзость на этом основании?!…

– Надо обдумать, что делать, чтобы не оказаться в лагере врагов нашей страны.