Искушение силой

Глава 8

Проблемы Конь решал кардинально. Лишившись пулемёта, он недолго оставался безоружным. Размывающимися от скорости движениями он выхватил пистолет и нож, и вот уже снова вооружённый и смертельно опасный боец в стремительном рывке летит в мою сторону, стул же, на котором мгновение назад он сидел — в противоположную.

Его движения были действительно за гранью человеческих возможностей. Но сейчас, когда он находился внутри двух моих ареалов, я видел и ощущал намного больше, чем в городе, на месте боя. Я ощущал, как нервные импульсы проходят по его изменённым нервам, видел, как энергия Королевы, сознательно пропускаемая вместе с электрическими импульсами, стимулирует изменённые связки и мышцы, заставляя их работать за границами разрешённых режимов, снимая запреты, питая и укрепляя организм. Одновременно с этим, защищая в целом организм от разрушения и разрушая при этом отдельные, ещё не успевшие измениться клетки, заменяя их на что-то иное. Более выносливое, сильное. Чуждое.

Я видел, что нехватка этой энергии причиняет Коню сильную боль. Видел, как рвутся его мышцы, недополучая защиту, и как резонирует нервная система, распространяя эту боль по ослабленной, не привыкшей к работе при дефиците энергии, сети нервов.

По расширяющимся зрачкам и изменению выражения лица, я видел, как медленно до него доходит, что он в любой момент может стать калекой, порвав себе связки, и с каждым мгновением, проведённом в таком режиме, этот риск стремительно растёт.

Но Конь не отступил.

Куда тут было отступать в небольшом по площади медпункте, когда до его цели оставалось буквально два с половиной метра.

Даже крики Сержанта и Блесны, слившиеся в унисон:

— Нет!

— Конь, не смей!

Не остановили этот убийственный рывок. Хотя, скорее всего, он их просто не услышал.

Я же, довольный как кот, дорвавшийся до свежей баночки с деревенской сметанкой, скрупулёзно и жадно фиксировал все детали взаимодействия изменённого организма с энергией, его изменяющей, а также медленное развитие этих изменений прямо в процессе ударной нагрузки и нештатной эксплуатации этого самого изменённого организма. И даже толстый глушитель, накрученный на ствол пистолета, нацеленного мне в голову, совсем не отвлекал меня от процесса изучения уникального взаимодействия. Ни ствол, ни глушитель, ни яростное желание моего визави меня убить.

Ни Тра, на бегу выводящая энергобаланс организма в форсированный режим, готовясь открыть огонь сразу же, как ворвётся в медпункт, не отвлекала меня от изучения процессов, проходящих прямо передо мной.

Вот только в конструкции пистолета, ударник — заострённый с одной из сторон цилиндрик — от удара курка накалывающий капсюль и инициирующий выстрел, был, на мой взгляд, совершенно лишним. Не нужно мне тут стрельбы, грохота, запаха сгоревшего пороха. Не нужно мне тут попытки убийства на расстоянии. Вон, у тебя нож в левой руке, вот и тянись им ко мне. Ударник практически незаметно отправился в зону Шлейфа, делая огнестрельное оружие не опаснее обычного камня и заставляя Коня, атаковать меня ножом, а Тра получила команду «не спешить» и контролировать ситуацию не вмешиваясь.

Ну же! Тянись! Напрягайся! Задействуй весь резерв организма, а я пока полностью блокирую ток энергии в твоём организме, уберу влияние Королевы, нет её власти в зоне покрытия Шлейфа, тут только моя воля имеет значение.

Конь не подвёл. Я был поражён безумием, которое его охватило, но этот рывок в мою сторону едва не стоил ему жизни. Без энергии Королевы работа нервной системы в том же режиме его сразу же должна было скрутить в бублик. В туже секунду. Мгновенно!

Но он, вместо того, чтобы сразу же зарыться носом в пол, смог совершить рывок и почти достать меня длинным лезвием ножа, рухнув на пол буквально в нескольких сантиметрах от меня.

Псих!

Но, псих упёртый.

— Николай, это недоразумение! — отвлёк меня от изучения процессов разрушения травмированных клеток в организме Коня голос Сержанта, — не горячись, я всё объясню!

Чтобы осознать услышанное, мне потребовалась несколько секунд. Этого времени Блесне хватило, чтобы одним прыжком оказаться рядом с изломанной фигурой их командира, перевернуть сипящего, что-то силящегося сказать Коня на спину и попытаться влить ему в рот содержимое его же фляги, одновременно выворачивая из сведённых рук пистолет и нож.

— Охренеть, недоразумение! — я в полном обалдевании вытаращился на сидящего на кушетке Сержанта, частично упакованного в травмо-пластик, — попытка убийства хозяина дома в его же доме теперь называется «недоразумением»? Сразу после того, как строились планы по захвату этого дома с одновременным взятием в заложники жильцов и улаживанию «полюбовно» всего остального? Что ты тут собрался объяснять?!

— Всё не так! Мы ничего не делали! — с пола пискнула девушка, ни на секунду не отвлекаясь от попытки влить в горло командиру что-то, распространяющее мощный сивушный запах.

— Лерка, не отвлекайся, капитану сейчас очень плохо, — снова переключил внимание на себя сержант, — Николай, произошло чудовищное недоразумение! Мы не собирались вредить ни вам, ни вашим жильцам! Вы всё не так поняли! А то, что произошло сейчас — трагическая случайность!

И видя, что я собираюсь возразить, заторопился пояснить:

— Мы сами во всём виноваты! К вам никаких претензий! Просто мы настолько привыкли, что капитан — личность известная, что совершенно забыли, что вы нас не знаете! И забыли вас предупредить о его проклятье! Совсем из головы вылетело! Это полностью наша вина!

— Сержант! Ты что несёшь? Какая, к чертям, вина? Какие, нахрен, претензии? О каком недоразумении ты сейчас мне говоришь? Этот псих кинулся на меня с ножом и пистолетом!

— Это трагическая случайность! — снова сделал попытку всё объяснить Сержант, — он себя не контролировал, это проклятье, его переклинивает от прямой угрозы и он совершенно не может себя контролировать! Когда ты резко сюда ворвался и выхватил у него пулемёт, капитан принял это за прямое нападение, и его переклинило! Всё, что было дальше — это уже был не он! Тем более всё обошлось!

Я совсем по-другому посмотрел на Коня. Он продолжал сипеть, скорчившись на бетонном полу, в его руках уже не было оружия. Нож лежал чуть в стороне, вырванный из ладони и отброшенный в сторону, пистолет же аккуратно лежал рядом с бедром Блесны. На расстоянии, на котором его будет удобно схватить.

Ого! Пока Сержант парил мне мозги, девушка успела оказать командиру первую помощь и показательно обезоружила его. Вроде как действительно недоразумение. И не будь у меня Шлейфа с его объёмным восприятием, я бы не знал, что один из крюков девушки, закрытый от моего взгляда её приятным взгляду телом, уже извлечён из ножен и аккуратно зацеплен за пояс, готовый к бою. Не знал бы, что в пистолете капитана на один патрон стало меньше, и недостающий боеприпас лежит у Блесны в кармашке на бедре. Девушка успела передёрнуть затвор пистолета, выбросив, патрон, скорее всего считая, что он дал осечку, и приготовила к бою и это оружие.

А взгляд! Это что-то с чем-то! Страх за жизнь командира, искреннее возмущение происходящим и жгучая надежда на завершение глупого недоразумения.

И ведь во время боя с искажёнными тоже проскакивало что-то такое… Артистичное…

Вот тебе и боевики — застенники!

Я сбросил одним блоком всю эту информацию Тра, с просьбой следить за Блесной. Так будет надёжнее.

«Сучка!» — донеслось в ответ от Тра, и девушка мягко и бесшумно зашла в медпункт из коридора, — «я за ней присмотрю».

Взгляд Сержанта, метнувшийся на Тра, потом на меня, потом на внучку, выдал его с головой. Буквально на долю секунды маска простоватого дедка, переживающего за произошедшее треснула, показав то, что скрывалось за ней.

— А если бы не обошлось? — я ухмыльнулся, глядя, как взгляд Сержанта каменеет, — если бы я оказался именно таким, каким вы и рассчитывали? Мой труп валялся бы тут с дырой в башке и вам было бы искренне жаль, что всё так произошло?

— История не знает сослагательного наклонения, — буркнул Сержант, окончательно сбрасывая маску, — и давай всё-таки не будем рубить сплеча. Нам есть чем выкупить свои жизни. Мы признаём свою вину в нападении на главу убежища и готовы выплатить виру.

— Деда! — возмутилась Блесна, — ты что?!

— Заткнись, сучка! — Тра сделала шаг вперёд, одним движением ноги отпихнула лежащий на полу рядом с Блесной пистолет, схватила девушку за волосы, заставив пискнуть и чуть отклонить корпус в сторону, ловким слитным движением выдернула из-за пояса заранее освобождённый из перевязи ножен крюк, — а то я тебя на твоём же крюке подвешу!

— Николай, останови её, тебе выгоднее будет забрать виру и отпустить нас! — хоть Сержант и говорил уверенно, но глаза его выдавали.

За внучку он боялся очень сильно.

А у меня в памяти всплыл рассказ Семёна по поводу главы убежища, власти в новом мире и виры за нарушение законов.

В Снегирях, в убежище, в котором жил Семён, всё было до банальности отвратительно и предельно просто. Убежищем руководил некий Гора, по словам Семёна, бывший бандит, сразу после «вдоха» захвативший промышленные помещения завода. Пока простые люди пытались понять что происходит, жрали себе подобных и мерялись статями и достоинством, Гора, имеющий звериное чутьё, вместе со своей бандой захватил территорию старого завода, перебив арендаторов, и взялся вдумчиво и кропотливо её укреплять. Усилил внешний забор, восстановил стены, укрепил помещения, утеплил подвалы и постоянно в огромных количествах стаскивал на подконтрольную территорию всё, до чего дотягивались загребущие руки его и его подельников. И когда, совсем скоро, вокруг стало совершенно неуютно, он приветливо распахнул мощные, окованные толстыми листами железа двери своего убежища всем желающим, озвучив только одно: на территории убежища его слово — закон! Народ сначала зароптал и попытался выжить самостоятельно. Более мелкие группы пытались повторить деяние Горы, но, вставший первый, Гора склевал вообще всех червячков в ближайшей округе и остальным, кроме «неуютно», стало ещё и голодно. Ходить далеко было сложно и опасно, да и для местных это было «далеко», а в том «далеко» был свой Гора и ему подобные, поэтому свободный ресурс, доступный для простого употребления, быстро кончился.

На Гору попытались наехать, объединившиеся мелкие банды. Эти сначала получили по зубам от самого Горы и его банды, а позднее, с подачи того же Горы, пересрались вдрызг за власть внутри своего объединения.

В общем, в Снегирях люди живут теперь только в одном убежище. И на его территории слово Горы — закон.

Если верить Семёну, Гора не беспределит, но и благотворительностью не болеет. Хочешь жить в безопасности — плати. Цена одной ночёвки внутри стен убежища — одна суточная пайка. Или её эквивалент. День в стенах убежища — ещё один эквивалент пайки и обязательные работы, от которых ты тоже можешь откупиться, но это стоит дороже. Копать, строить, носить, укреплять стены, утеплять жилые помещения, расширять склады. Работа для свободных рук там есть всегда.

Все коэффициенты перевода ништяков в еду и обратно, для определения этих самых эквивалентов — открыто «опубликованы» краской на внешней стене административного здания и меняются не так часто. Кроме того, о датах очередной инфляционной правки становится известно всем проживающим в убежище за несколько дней.

Семён и его Семья дневали в стенах убежища редко, обычно пропадая в рейдах. Но у них был договор с администрацией Горы и проплаченный абонемент не несколько месяцев, на случай, если кто-нибудь из Семьи травмируется и придётся долго лечиться и отлёживаться. Стоимость медицинских услуг была просто астрономической, но выбора особого не было, не к изменённым же идти, чтобы заштопали. Тем более, Семья Семёна таскала очень неплохие вещи оттуда, куда многие боялись заходить. Средства у них были.

Основной закон Горы гласил — пока ты платишь, ты вольный человек и ты волен самостоятельно решать, жить тебе по законам Горы в убежище или игнорировать их где-то ещё. Если тебе нечем платить, то ты либо обязан сию же секунду покинуть убежище, либо становишься имуществом главы убежища. Рабом.

А раб самостоятельно ничего решать не может и делает то, что ему скажет хозяин. Живёт и работает за еду.

Правда, с рабами Гора обращается не слишком жёстко, не морит их голодом, не издевается. Как шутит его близкий круг — рабом Горы жить легче, чем вольным: не болит голова, где найти еду, не болит голова, где спать и всегда есть безопасная работа.

Сейчас примерно треть людей, проживающих на территории убежища в Снегирях — принадлежат Горе.

Ещё один путь стать рабом — выкупить себя у смерти. А смерть — наказание за любое нападение на представителя администрации убежища. И от тяжести намерений, от применённого при покушении оружия и от обратимости результатов нападения зависит только величина виры — выкупа, которым преступник может купить себе жизнь раба.

Такие рабы обычно шли на самые опасные направления. Они занимались переноской тяжестей за границами стен убежища, разгребали завалы на опасных направлениях. Они работали, подгоняемые стволами застенников и находились под постоянной угрозой быть сожранными искажёнными. Их жизнь была, обычно, тяжёлой, короткой и безрадостной. Но, это была жизнь.

Причём, если обычный раб, ставший имуществом добровольно или за неуплату, может стать вольным, если его кто-то выкупит, то раб, выкупивший себя вирой у смерти вольным стать не может.

Вообще, как рассказывал Семён, убежище в Снегирях славилось своей мягкостью к проживающим в нём людям. По слухам, в других местах жить было дороже, сложнее и опаснее.

Хотя, как говорил Семён, слухам он не верил, но слушал, анализировал и запоминал. Вдруг пригодится. Вот и пригодилось, когда отвечал на мои вопросы обо всех мелочах и жизни вокруг.

Прогоняя эту информацию в голове, я рассматривал Сержанта, напряжённо ожидающего мой ответ. Интересно, что у них там за сокровища такие, раз они считают, что могут откупиться от прямой попытки убийства? И с какого перепуга я должен их отпускать?

Стоп!

Мне это неинтересно! Мне не нужны никакие материальные ценности, никакая жратва, патроны и оружие. Всё, что для них является мерилом ценности, для меня лишь пустой звук. Самым ценным для меня сейчас являются люди.

Подойдут и нелояльно настроенные. Для начала.

Дальше — посмотрим.

На ком-то я должен осознанно провести процедуру переноса сознания в Бездну. Но, на лояльных было бы продуктивнее.

— Скажи мне, Сержант, ради чего вы всё это устроили? — я решился на последнюю попытку наладить с этими самоубийцами хоть какой-то контакт, — ради чего вы поставили свои жизни на кон? Что такого в этом убежище, что оно стоит риска сдохнуть?

— Тебе не понять, — буркнул в ответ Сержант.

— А ты попробуй объясни!

— Ты — одиночка, ты не поймёшь! — скривился как от боли Сержант, — твой поисковик, который забился куда-то в угол и дрожит от страха, он бы понял.

— Ты не прав, Сержант, я не одиночка, — догадаться, на что кивает старик, было несложно, — у меня есть те, о ком я забочусь.

— Тогда зачем глупые вопросы задаёшь?

— Потому что действительно хочу понять! — слегка повысил я голос. Препирания начали мне уже надоедать.

Старик устало выдохнул, закрыл глаза и откинул голову на стену. Молчал он недолго. Хрип лежащего на бетонном полу Коня и тяжёлое дыхание зажатой крепкой рукой Тра Блесны не способствовали философскому молчанию. Я же, дошёл до уроненного Конём стула, поднял его, поправил погнутую ножку, поставил напротив кушетки, на которой сидел Сержант и сел напротив.

— Безопасность, парень, — сдался старик, — чёртова безопасность! Путеводная звезда и грёбаный миф! Мы зубами выгрызаем у судьбы возможность пожить завтра, чтобы уже завтра снова с пеной и яростью выгрызать себе ещё один день. Мы пытаемся выжить под гнётом проклятья, которое сидит на наших плечах и превращает нас в искажённых. Всё просто: если мы окажемся слишком слабыми, мы умрём; если мы станем слишком сильными, мы превратимся в кровожадных монстров. Балансируя, борясь с миром, тварями и самим собой, мы деградируем, мы пожираем сами себя, и только надежда позволяет нам держаться! Надежда на то, что где-то есть место, где всё иначе. Где нет проклятья. Где не нужно выживать. Где можно просто жить, не боясь вдруг осознать себя, пожирающего мозг твоего самого близкого и любимого человека.

Сержант на минуту замолчал, с явно видимым сожалением окинул взглядом медпункт, задержал взгляд на внучке, чуть дольше и с какой-то болью посмотрел на капитана.

— У вас тут спокойно. Тихо. Ничего не давит на сознание. Не гонит в бой. Я даже подумать не мог, что мы несколько недель устраивали охоту в жалких сотнях метров от места, надежда найти которое позволяла нам жить, — в голосе Сержанта появилось злость, — не мудрено, что, найдя, но, не поняв, что именно нашли, у нас сорвало все тормоза!

— Тогда куда вы собирались идти, заплатив виру? — искренне удивился я.

— Никуда, — виновато улыбнулся Сержант, — думал найти место в аномалии, но подальше от вас и зарыться под землю. Жруны тут вялые, неопасные. Жить можно.

— Ясно! Ваша позиция мне понятна. Ваши надежды и чаяния услышаны, причину вашего нападения я понял. Не принял, ни в коем случае, но понял! А это уже немало! — подвёл я итог.

Что с ними делать я уже решил, осталось попытаться сделать это максимально добровольно или, хотя бы добиться того, чтобы хоть кто-то из них добровольно принял моё предложение. Чтобы было что и с чем сравнивать.

— Давайте теперь попытаемся найти выход, который бы устроил нас всех, а не вот это вот, — я чуть изменил голос, подражая интонациям Сержанта, — «вира и мы уходим». Ваша вира меня не интересует.

Блесна попыталась дёрнуться, но Тра не зевала, прижав её сильнее, зашипела в ухо: «не дёргайся, тварь!» и скрежетнула острым кончиком отобранного крюка о бетон рядом с головой пленницы.

Конь лежал неподвижно, всеми силами стараясь не отсвечивать. Ему было хреново, пульс и давление зашкаливали, тремор мышц не оставлял никаких шансов на какую-либо активность в ближайшее время. Но, слушал он жадно и, сам не заметив как, практически перестал хрипеть. Превратился в одно большое ухо.

— Хорошо, что ты хочешь? — спросил Сержант.

Ещё раз прикинул все «за» и «против», я махнул рукой на возможную утечку информации. Договоримся или нет — не будет никакой утечки!

— Мир во всём мире был бы неплох, — улыбнулся я, глядя в донельзя напряжённые глаза Сержанта, — но вы мне тут, пока, не помощники. От вас мне нужны вы сами. Ваше добровольное желание сделать шаг в направлении вашего будущего. Совсем запутал?

— Не то слово! Прямо сектой какой-то пахнуло, — отозвался Сержант.

— Скажи мне, Сержант, насколько вы команда? Насколько вы близки? Ты, Блесна, Конь, готовы ли вы отдать жизнь за то, чтобы хоть кто-то из вас пожил спокойно?

— Готовы! — ответ сержанта последовал мгновенно.

— Ты говоришь за себя или за всех?

— За всех! — хриплым голосом, сорвавшись в кашель, скрутивший его в позу эмбриона, в наш диалог вмешался Конь. Прокашлявшись и с сипением втянув воздух в лёгкие, он ещё раз подтвердил, — Сержант говорит за весь отряд! Его голос — мой голос!

— Отлично! — хлопнул я в ладоши, — тогда вот вам моё предложение! Виру — в задницу. Можете до конца своих дней хранить память о том, насколько вы богаты. Конь — платит за своё нападение жизнью. Собирался забрать чужую жизнь — будь готов отдать свою. Если повезёт, если ты, Конь, умрёшь красиво и удачно, то посмертие у тебя будет быстрое и интересное. Теперь ты, старик! Твоя душа принадлежит мне. Помнишь?

Я разложил монокристаллический кронштейн и совершил пару эволюций смонтированным на нём пулемётом. Сержант как загипнотизированный следил за его движениями.

— Когда я озвучил цену получения этого устройства, что ты сказал? — я кровожадно улыбнулся, выставляя напоказ немного более крупные клыки, и глядя на Сержанта, не отводящего взгляда от оружия, — Ты сказал: «забирай!». Публичная оферта, всё такое. Я бы взял для надёжности, в качестве предоплаты процентов тридцать, но, честно тебе скажу, не самый большой специалист в дроблении души. Поэтому обойдёмся без предоплаты, но, тут уж извини, из других договоров ты выпадаешь автоматически. Тебе больше нечем платить.

Я встал со стула, неспешно развернулся и поймал затравленный взгляд Блесны, замершей как кролик в объятьях удава. В качестве удава мы с Тра смотрелись великолепно. Даже стало немного неудобно.

— Теперь ты. Тебе я предлагаю жизнь в этом убежище. Выделяю комнату, доступ к основным коммуникациям, десятую часть складов с тем, что там хранится. Пока мы тоже живём тут, ты получаешь защиту. Когда мы закончим свои дела и уйдём, это убежище остаётся в твоём полном распоряжении и в том виде, в котором оно будет на момент расставания. Обещаю ничего не ломать и не вредить. Только свои вещи заберём. И всё это счастье оплачивает Конь, принимая добровольное участие в нескольких экспериментах перед смертью.

В медпункте сгустилась тишина. Вязкая, тяжёлая, практически осязаемая. Даже на секунду показалось, что стало темнее. Но, только показалось. Электрические лампы работали без сбоев, генератор, находящийся уровнем ниже, в зоне, очищенной от влияния энергии Королевы всё так же тихонько тарахтел, вырабатывая крохи такой редкой теперь электрической энергии.

— Конь, твоё слово? Ты готов оплатить спокойное будущее Блесны?

— Какие гарантии? — прохрипел он с пола.

— Какие к чертям гарантии? Ты совсем охренел, псих? — я в изумлении посмотрел на лежащее на холодном бетонном полу тело, натворившее кучу дел и ещё и что-то требующее, — если мы не договоримся, я вас просто всех грохну, а тела переработаю в биомассу!

Снова завозилась Блесна, уже не пытаясь вырваться, но яростно требуя хоть немного свободы.

— Капитан, нет! Не соглашайся! Я что-нибудь придумаю, — почти беззвучно прошептала девушка себе под нос, но мой усиленный слух донёс до меня каждую букву, — мы выкарабкаемся! Мы и не из таких передряг выбирались!

Сержант молчал, не считая вправе брать на себя ответственность за такое решение. Он хоть и был голосом командира группы, но судьбу самого капитана решать не взялся.

— Договорились! — после недолгого молчания яростно выплюнул из себя согласие Конь, — только поторопись, а то я в любой момент и без твоей помощи сдохну, а ты потом скажешь, что я тебя кинул…

— Ну вот и отлично! — я потёр руки в предвкушении, — Тра, отведи, пожалуйста, Леру Сергеевну в жилую часть, подбери ей комнату, покажи где тут у нас удобства и прочие важные места. Можешь попросить Семёна помочь, он тут уже обжился, разобрался.

И глядя, как Блесна покидает медпункт, двигаясь как деревянная кукла, неуклюже стараясь закрепить в ножнах отобранный ранее крюк, я добавил ей в спину:

— Лера Сергеевна, прошу запомнить! Агрессия в сторону любого из жильцов данного убежища автоматически расторгает наш договор. Помните это и не обесценивайте плату, которую внёс за вас ваш командир!

На душе было мерзковато, но я понимал, что по-другому нельзя. Эта группа показала себя опасным противником и ненадёжным союзником. А безобидный внешний вид Блесны вводил в заблуждение, заставляя выводить девушку из фокуса внимания, не воспринимая её как опасность. И это даже после того, как я собственными глазами видел, как она орудовала этими крючьями, как калечила искажённых и подставляла их под удары разделочного двуручного топора.

Тьфу ты, блин! Даже эта мантра не успокаивала и осадок оттого, что я так грубо и некрасиво обошёлся с девушкой плотной, вязкой и душной плёнкой повис на душе.

Надо развеяться! Пойду убивать Коня!

— Капитан, подъём! А тебе, Сержант, лучше остаться тут. Лечись, выздоравливай, — распорядился я, снимая блокировку циркуляции энергии и внимательно наблюдая за последствиями.

Получив такую вожделенную энергию, организм капитана воспрял, ударный коктейль гормонов впрыснулся в кровь, давление нормализовалось, пульс замедлился. Мгновенно исчез тремор, мышцы налились тяжестью и силой, готовые к ударным нагрузкам.

— Не дури, капитан! — окрикнул я замершего и готовящегося к броску смертника, — ты сейчас похеришь все договорённости и просто сдохнешь!

С явно слышимым свистом Конь выпустил воздух сквозь тесно сжатые зубы и встал. Подвигал руками, покрутил головой. Боли не было и капитана это напрягало. По его выражению лица было видно, что такой контраст ощущений ему ничерта не понравился.

— Пошли в «кассу». Пришло время оплаты. Не отставай и не дури. Не всё так плохо, как тебе кажется, — я хмыкнул, не став добавлять, что «всё ещё хуже», и двинулся в сторону тамбура. Поближе к кубику якоря Бездны. Уже успел заметить, что чем ближе к нему, тем манипуляции в режиме наложения ареалов проходят легче, качественнее и успешнее.

— Как он? — в десятый раз за текущие сутки поинтересовался Семён у Тра, дежурящей у медпункта.

— Без изменений, — в десятый раз за текущие сутки спокойным и тихим голосом ответила ему девушка, сама не отвлекаясь ни на мгновение от вслушивания в шторм, бушующий в Бездне.

— Посижу тут с тобой? — с надеждой спросил Семён и кивнул на деревянную скамейку, на краю которой сидела девушка.

— Не нужно, — мягко, но категорично ответила Тра, и, немого помолчав, всё-таки добавила, — ты будешь мешать. Сейчас Вождю совершенно не нужны волнения и переживания под боком. Иди, лучше, доставай Петра с Блесной.

— Не хочу, — мотнул головой поисковик, — у меня от Петра, после его возвращения, вся шерсть на теле дыбом стоит. Даже там, где её отродясь не было!

— В том и суть, — улыбнувшись, кивнула девушка, — ты же сам сказал, что тоже хочешь быть как мы и звать Вождя вождём. Вот и привыкай, пропитывайся духом семьи. А то от одного вида даже не самого опасного нашего представителя тебя уже с дерева снимать нужно.

Семён чуть не задохнулся воздухом от абсурдности такой претензии, но девушка не дала ему продолжать разговор:

— Иди уже отсюда! Вождю не нужны твои метания, перехлёсты эмоций и пустой страх. Иди, привыкай к Петьке, пока он снова не умудрился слиться, а то после следующего респа ты от одного его вида тут вообще всё кирпичами завалишь. Иди уже!

И когда Семён ушёл, Тра с улыбкой вздохнула. Забавный парень. Заботливый. Внимательный. Чуткий даже.

Девушку забавляли его хождения вокруг, попытки составить ей компанию, развлечь разговором. И ведь без всяких скрытых мыслей и дальних планов он это делает. Никакого влечения у него к ней нет, она прекрасно это ощущает. Просто инстинкт лидера группы, или, как он себя называл, главы Семьи, всего за какой-то год плотно впитавшийся в кровь поисковика, требовал от него поддерживать нормальную атмосферу в коллективе. Её же он считал стоящей немного в стороне и не получающей достаточно внимания и поддержки от остальных. Вот он и пытается всеми силами это компенсировать, не понимая, что представляет собой связь через Бездну. Не понимая и не слыша, что она не нуждается в компании, а если ей понадобится о чём-нибудь поговорить, то она сама подойдёт и заведёт разговор. И, крутясь вокруг, больше мешает ей слушать творящееся внутри Бездны и ждать, когда всё закончится. Слушать, ждать и переживать.

Но, к его оправданию, даже вот так назойливо ходя вокруг, мозоля девушке глаза и действуя на нервы, он не будил в ней внутреннего зверя, желающего в момент пробуждения только крови и охоты. В то время как Блесна, сучка блондинистая, теперь проживающая с ними под одной крышей, одним своим видом поднимала шерсть на загривке зверя дыбом и прямо просилась ему в пасть. Поэтому за ней, в основном, приглядывал Пётр. А Семёна Тра не спускала с лестницы ударами приклада своей винтовки.

Сама же девушка охраняла покой Вождя, погрузившегося в Бездну, чтобы перетащить сознание их, вполне возможно, новенького. Что-то у них там пошло не так и Вождь погрузился слишком сильно и, похоже, так и застрял там, где-то в бездонной тьме. Она сидела тут, рядом с медпунктом, куда они перенесли тело Вождя, уже после того, как Пётр смог добрать энергии для респа прямо из шторма, бушующего в Бездне, и смог самостоятельно занять приготовленное для него тело. Она терпеливо ждала, когда Вождь закончит свои дела и надеялась, что её эмоции через связь сквозь Бездну сработают маяком и Вождь почувствует её спокойствие и уверенность, и, ориентируясь на неё, как на якорь, вернётся в своё тело.

Шёл уже десятый день, как Вождь погрузился слишком глубоко и они перестали его слышать и воспринимать, но девушка верила, что всё будет хорошо.

Она переживала только о том, получится или нет у Вождя, приволочь новенького и надёжно и качественно прибить его за хобот к Бездне.

Тра никому не рассказывала, но её первые мгновения/годы/такты, которые она провела в этой, на самом деле уютной и мягкой тьме, были чудовищно тяжелы.

Вот она ведёт бой, отстреливаясь от наседающих на их Вестника Апокалипсиса шургов, машина маневрирует, вся группа занята делом. Все собраны. Всё идёт по плану. Неожиданно на неё сверху как будто выплёскивают звёздную плазму, тяжёлую и горячую настолько, что это даже осознать невозможно, и ей кажется, что тело уже испарилось и сгорают в прах не только кости и зубы, но и сама душа распадается жирными хлопьями пепла. В тот момент никакого выхода уже не было и девушке осталось только осыпаться на дно мироздания ещё одной незримой крупинкой, как в ярко пылающей и слепящей боли появилась чёрная воронка, в которую затягивало что-то знакомое, родное, прохладное и пахнущее домом. Ничего не соображая, желая лишь избавить себя от раздирающей на части боли, Тра уцепилась за этот образ и ушла в водоворот вместе с ним.

Ушла, чтобы почти раствориться в бездонной и равнодушной тьме. Только чудо или случай, позволили девушке выжить. Эмоции, чувства и желания, её и Варписа, как оказалось впоследствии прицепившись к которому она и попала сюда, наполнили эту тьму и уничтожили равнодушие, заменив чем-то иным. Любопытством, осторожным интересом, ленивым дозволением жить. Так как любое «быть» лучше, чем «не быть». Как оказалось, для Бездны это тоже работало.

Бездонная голодная тьма в первые мгновения/годы/такты чуть не выпила её до дна, лишив всех знаний, эмоций и желаний. Но чудо произошло, и в какой-то момент Тра поняла, что больше не распадается, наполняя Бездну жизнью.

С тех пор Бездна обрела что-то похожее на жизнь и сознание, переняв, как казалось девушке, некоторые её черты. Отчего казалась роднее и теплее, чем даже одеяло из верблюжьей шерсти и кружка горячего чая холодным зимним вечером.

Именно поэтому Тра переживала, как примет Бездна нового жильца, ведь на командира этой группы внутренний зверь Тра не просто просыпался и скалил зубы, он требовал его уничтожить немедленно. Вырвать сердце и сожрать его, пока оно бьётся!