«Адекватный абориген» был доставлен в моё убежище в плачевном состоянии. Обилие ран, кровопотеря, общая усталость хоть изменённого, но имеющего предел прочности организма, не дали возможности перекинуться даже парой слов. Гость был без сознания.
В небольшом, освещённом только тусклым зелёным светом химических светильников, медицинском кабинете убежища, запасливо напичканном лекарствами и медоборудованием, гостя подлатали. Варпис, под руководством Тра уверенно и спокойно вправил нашему пациенту открытые переломы, обработал закрытые, залил ноги и руки фиксирующим коллоидом, перебинтовал как мумию, воткнул капельницу с необходимыми для восстановления организма веществами. На этом забота о пациенте закончилась.
Сидеть над спящим и уверенно восстанавливающимся «адекватным аборигеном» ни Тра ни Варпис никакого желания не проявили и, видя, что я в целом не против, рванули «погулять». Заодно и притащили мне ещё один экземпляр отожравшегося «зомби». Один в один как тот, что когда-то был Полиной Лариной.
Её я уже разложил на компоненты, используя Бездну и Шлейф, наконец-то вернувшие себе большую часть возможностей и процесс показался мне интересным, так как разложенное тело имело микроскопическое количество активных компонентов, аналогов которых ещё не было в моей базе данных.
Что было логично. Шурги, невозможность прямого взаимодействия шуйрана с организмом и формирование в местах сопряжения переходного вещества и являющегося источником всех благ в виде экса. Того самого переходного вещества, которое даже нурны не классифицировали, настолько оно было вариативным и очень важным в эволюционной цепочке существования аватаров.
Настолько важным, что понятие экса было свято, его старались проводить всегда. На Айне тела шургов бросали не проводя экс, только в случае экстренной спешки.
А что такое экс? Процесс наноэкстрации, когда посредством клинка экстрактора в мёртвое тело поверженного в бою шурга вводятся определённые наниты, способные разрушать устойчивые соединения, а затем связывать определённые уникальные атомарные или молекулярные компоненты и доставлять их обратно владельцу экстрактора, после, уже в аватаре, применяя их для усиления и развития.
При этом нельзя забывать, что экс разрушает базовую структуру равновесного существования этих компонентов в теле их изначального носителя и делает изучение тела носителя, подвергнутого процедуре экса, занятием пустым и контрпродуктивным.
Осознал я эту, простую, на первый взгляд, истину случайно. Изучая живое тело, и пытаясь его сравнить с телом ранее изученным, подвергнутым процедуре экса.
Внутренняя структура «адекватного аборигена», которого я с любопытством анализировал через наложенные друг на друга Бездну и Шлейф, управляя ими прямо из свёрнутого пространства, нагружая вычислительный кластер и калибруя воздействия Шлейфа на реальность, выглядела очень похожей на таковую у совсем недавно разложенного на составляющие восставшего трупа. И очень похожей на аналогичную систему у второго зомби, которого притащил мне Варпис.
В попытках нащупать разницу, понять, что отличает безмозглых, роняющих слюну и рвущихся сожрать свою цель, зомби от того же «адекватного аборигена», опять же в шутку я добавил в список различий пункт о том, что зомби несут на себе следы применения «экстрактора», в то время как абориген, восстанавливающийся в мед. кабинете, пока нет.
И разогнанная мысль вильнула в странном направлении, пытаясь смоделировать изменения внутренней структуры аборигена, если и его тоже ткнуть в затылок экстрактором.
Вот этот крупный массив более ярких активных компонентов, расположенный в объёме головного мозга, будет разрушен в первую очередь, так как является самым доступным для воздействия нанитов и самым ёмким на содержание уникальных компонентов. Вот эти два узла, практически незаметные при моей текущей чувствительности, размазанные вдоль позвоночника, тоже скорее всего будут разрушены. Часть их содержимого будет связана нанитами и выведена в аватар проводящего экс. А вот эта россыпь точечных искажений, тянущаяся к конечностям, скорее всего, не пострадает, так и останется в мёртвом теле и будет утилизирована, не принеся никакой пользы. Доля потерь в этом случае будет значительна, но более совершенные системы наноэкстракции требуют более развитого аватара и пока не могут быть применены.
Для проверки адекватности модели я совершенно рефлекторно восстановил в памяти внутреннюю структуру первого разложенного тела и наложил на неё результат сканирования свежего трупа, притащенного Варписом буквально только что.
Результат заставил меня крепко задуматься.
«Вижу гайку — кручу гайку»?
Чтобы подтвердить или опровергнуть родившуюся у меня гипотезу, Варпису и Тра ушла новая задача. Мне нужны совсем другие материалы. Нечего тащить в убежище всякий мусор.
Ещё один труп, но без следов воздействия экстрактора был у меня уже через пол часа. Живого же зомби пришлось ждать почти сутки. Пояснив, что одиночку выследить довольно трудно, так как они тут в округе шляются группами по пять — десять особей, либо прячутся так, что найти его можно только наступив, Варпис и Тра притащили мне заказанное, плотно «обмотанное» арматурой.
Все три тела практически не имели отличий во внутренней структуре.
Дохлый, но не подвергнутый процедуре наноэкстракции зомби; живой зомби, безмозглый, скулящий и роняющий слюну, пытающийся перегрызть сковывающую его арматуру толщиной с палец; и живой «адекватный абориген», просыпающийся в мед. кабинете.
Все три тела имели схожие структуры распределения шуйрана и смежных с ним активных компонентов.
Чёрт!
Это не «адекватный абориген» отличался от трупа шурга, безумного, тупого, агрессивного и кидающегося на любое движение.
Это просто «адекватный абориген» ещё не подвергся процедуре наноэкстракции. А так, он такой же шург, по классификации нурнов, как и всё, что я успел «повидать» на Земле.
Шикарно!
Развернув воспоминания Тра и Варписа, привлечённые звуками стрельбы и успевшими вырвать этого счастливчика из лап довольно крупной стаи, я внимательно присмотрелся к поведению спасённого.
На первый взгляд, нормальный парень, которого за пятки хватает стая съехавших с катушек зомби-чудовищ. Адекватность реакции — я бы делал тоже самое, только при этом ещё и визжал как девчонка.
И это шург?
Да он больше человек, чем Тра, скалящаяся в момент выстрела по толпе зомби, уже готовых его сожрать. А Тра — точно не шург! Уж я то знаю. Сам собирал!
В этот момент спасённый проснулся, и я дал команду своим «охотникам» возвращаться. Самостоятельно побеседовать с «адекватным аборигеном» я пока был не в состоянии.
Но мысль, что шургов нужно изучать до экса, а не после него, я запомнил.
Год!
Грёбаный год прошёл с тех пор, как на Земле случился полный писец!
Я слушал спасённого из лап жрунов поисковика Семёна и испытывал полноценный когнитивный диссонанс. Или попросту, охреневал.
Не знаю, почему, но алгоритм атаки Королевы на Землю в корне отличался от атаки на Айну. Никаких нескольких лет на преодоление космических расстояний. Никакого медленного распространения тварей из единого центра. Никаких противостояний.
Один удар — и вот уже всё население Земли превращено в шургов. Пропитано шуйраном и ударными темпами, через боль и смерть, превращается во что-то иное.
Забыты все конфликты. Стёрты все границы. Стало наплевать на то, кому принадлежит то или иное месторождение углеводородов. Совершенно перестало иметь значение, что сосед на прошлой неделе устраивал концерты на перфораторе и ты поклялся отомстить ему на следующей неделе. Потеряло значение, что в следующем месяце на экраны должен был выйти фильм, который ты ждал последние три года. Вместе с валютой умерли и курсы валют, забрав с собой в могилу и экономику. Накрылись медным тазом планы, прогнозы, надежды.
Выжил один из двух? А то и один из трёх? Наплевать!
Общее число насильно трансформированных, по грубым прикидкам, было не меньше триллиона.
Люди, животные, птицы.
А если тут ещё и обитатели морей и океанов?
А если ещё, не дай бог, трансформацию прошли насекомые?
Хотя нет, если бы насекомые превратились в шургов, то Семён не промолчал бы об этом. Такое невозможно не заметить.
Варпис, уточнивший этот вопрос, успокоено кивнул. Насекомые действительно не пережили «Вдох». Хоть одна радость.
Уже год люди выживают на обломках своих прошлых достижений.
Венец эволюции совершает набеги на продуктовые магазины, сидит в засадах, ожидая, когда путь в магазин «охота и рыбалка» станет безопасным и с радостью сливает из бензобака ещё невыпотрошенной машины топливо в канистру, чтобы было чем заплатить за ночь на базе-убежище.
Я слушал рассказ Семёна о жизни за границами баз-убежищ, и мне становилось тошно и противно. О поисковиках-одиночках, которые в первые месяцы полной анархии и беспредела доказали, что выжить в одиночных рейдах невозможно. О том, как искажённые, ещё вчера такие же люди, ловили одиночек и устраивали засады на других поисковиков, нанося пойманному несмертельные увечья и заставляя кричать от боли сутками. О том, как медленно «искажались» те, кто пытался выжить и сохранить в себе остатки человечности. О том, что отбиться в одиночку от искажённого невозможно: они гораздо сильнее и выносливее, им практически не требуется сон, они могут преследовать свою добычу часами. Если поисковика в рейде обнаруживали, то спастись можно было только одним способом: успеть на остатках сил добраться до убежища, под прикрытие других людей.
Семён подробно, совершенно ничего не скрывая и изредка бросая опасливые взгляды на Тра, задающую уточняющие вопросы, рассказал, как зарождались первые семьи поисковиков в Снегирях. Про другие базы-убежища он не знал. Как объединялись первые пары или тройки в группы для совместных походов. Какие были сложности при попытках притереться друг к другу и как неудачи уничтожали такие группы изнутри. Очень сложно быть спокойным, собранным, внимательным и эффективным в рейде, когда рядом с тобой человек, который тебя раздражает даже на самую малую капельку. Если есть хоть чуть-чуть несовпадения темпераментов, характеров, взглядов на жизнь, метаболизмов, жизненных принципов и ещё сотни неизвестных параметров, то шансов пережить рейд, у таких людей нет. Повышенная агрессия, которую практически не удавалось сдержать, способна заставить поисковика пустить напарнику пулю в голову, уже после двух суток, проведённых рядом с человеком, который в самом начале раздражал совсем чуть-чуть.
И вишенкой на торте были искажённые, которые очень хорошо ощущали любую агрессию.
Поэтому семьи формировались медленно, аккуратно. Цена ошибки была одна — смерть. И не всегда смерть только того, кто ошибался. Обычно погибала вся семья. Но и тут, постепенно, медленно, но уверенно, ситуация наладилась. Помогло ещё то, что жруны, появившиеся примерно через полгода после «вдоха», выдавили практически все анклавы людей за границы города и заставили их объединиться на более крупных базах-убежищах, увеличив тем самым плотность населения этих самых баз. Появился более широкий выбор напарников, а также резко обострилась нужда. Цены на жизнь в одночасье выросли, и многим стало «не по карману» просто жить в безопасности.
Ещё одну кучу жизней, по рассказу Семёна, люди были вынуждены заплатить за информацию о том, что семьи, численностью больше десяти человек, вызывали огромный интерес у жрунов. Настолько огромный, что искажённые второй ступени эволюции для охоты на такую семью собирали в одну стаю больше пятидесяти особей первой ступени эволюции. Просто сгоняли обычных искажённых и заставляли их штурмовать схроны и укрытия таких семей. Остановить такую орду тварей могли только укрепления баз-убежищ.
С тех пор нормой стали семьи поисковиков в пять — восемь человек. Меньше — не эффективно, слишком мало различных способностей, больше — опасно. Риск привлечь смертельное внимание.
Разговор коснулся способностей. Проклятье и дар инсайта, по словам поисковика Семёна.
Выслушав известные нашему гостю вариации и того и другого, я, через Варписа попросил Семёна продемонстрировать его способность, сам в этот момент настраивая Шлейф на максимальную чувствительность.
Картинка, наблюдая через Шлейф, была интересной. Было прекрасно видно, как искажения, рождённые шуйраном, проходят через структуру активного вещества, вызывая изменения проводимости нервных волокон и кожного покрова поисковика и как энергетический дрейф, рождённый в ударно изменённых нервных окончаниях, гаснет, едва покинув тело спасённого.
Растерянное выражение на лице Семёна не требовало никаких уточнений, и я ослабил воздействие Шлейфа до минимума. Вторая попытка дала немного больше. Энергия, вырвавшаяся за границы тела, просуществовала от силы секунду. Но, пыльный воздух, тусклый химический свет и улучшенные органы чувств Варписа, не способствовали положительной работе способности Семёна. Никакого воздействия визуально обнаружить не удалось. Запас сил поисковика на этой попытке закончился. Было видно, что парень сильно удивлён и растерян.
И ответ на логично заданный вопрос всё сразу расставил по своим местам. Перед тем как его спасли, Семён растратил совершенно всю энергию организма. До самого донышка. Сверху навалились серьёзные раны. Обычно он восстанавливается быстрее, но наше убежище очень странное, воздух неожиданно тяжёлый и восстановление энергии идёт очень медленно. Что-то мешает энергии свободно течь и парню тут очень не по себе. Некомфортно. Неуютно. Страшновато. Способность же воздействует на воздух, а так как воздух тут непривычный, то и возможность воздействия работает странно. Чтобы показать, как просят, Семёну нужно больше энергии, а пока он не в состоянии выполнить нашу просьбу.
Дальше разговором рулил Варпис. Его интересовали системы защиты баз-убежищ, используемое вооружением, способы коммуникации между группами поисковиков, а также товарно-денежные отношения внутри групп. Меня эти вопросы пока не интересовали, на контакт так скоро идти я не собирался. Мне не давали покоя совсем другие вопросы.
Каким, чёрт возьми, образом, обычный парень по имени Семён, заслуженный поисковик, в недавнем прошлом простой офисный манагер, может воздействовать на шуйран? Каким, твою мать, волшебным колдунством, он заставляет шуйран совершать какие-то действия?
Каким образом происходит то, что признано не возможным расой, технические достижения которой ещё даже не описаны в нашей фантастике? Нурны, проведя кучу исследований и открыв большую часть тайн шургов, заявили, что воздействовать на шуйран невозможно. Он вообще инертен ко всему в нашей реальности и самостоятельно формирует на своих границах переходное вещество. Активный компонент. Тот самый дар, принятый нурнами и применённый для развития аватаров.
Нурны ошиблись с шуйраном? Или и здесь опять след обмана Контролёра?
Этот вопрос был бы нерешаемым, если бы моё сознание не зацепилось ещё за одну вещь, сказанную Семёном.
«Энергия».
Именно этим словом Семён называет это присутствие Королевы, которое по-прежнему ощущается практически везде вокруг: в воздухе, в камне, в железе, в бетоне. Это присутствие пронизывает окружающее пространство, воняет Королевой, но совершенно не содержит её воли и разума. Как будто Королева сдохла где-то в верхних слоях атмосферы и, лопнув, забрызгала всё-всё-всё вокруг. Пометила. Пропитала.
Именно эту «энергию» он впитывает всем своим телом, собирая и накапливая. Именно её расходует организм поисковика на применение своей способности. Эта энергия и позволяет управлять шуйраном простому парню Семёну.
Именно эта «энергия» и блокирует «все» наши человеческие технологии. Судя по всему, банально затрудняя движение свободных электронов. Она же заодно мешает мне выйти из свёрнутого пространства.
И я постепенно, очень медленно, но весьма целенаправленно и уверенно это воздействие нейтрализую, очищая пространство от этой самой «энергии». В большей мере, в зоне охвата Шлейфа, в меньшей — Бездны.
И если всё именно так, то возникают совершенно новые вопросы.
Во-первых, где сама Королева?
В то, что она могла сдохнуть, я не верю! Не того уровня тварь, чтобы вот так вот тупо сдохнуть сама по себе. Ага, излучение нашего Солнца для неё оказалось неожиданно губительным! Щаз!
Во-вторых, что именно вынудило Королеву поступить именно так? Я сомневаюсь, что данное действие сказалось на её здоровье положительно. И вообще, пошло ей на пользу. А значит, для такого действия должна была быть причина. Серьёзная и опасная. И нет никаких гарантий, что то, что опасно для Королевы шургов, не может быть опасно для нас.
В-третьих! Почему, чёрт возьми, Королева поступила именно так? Зачем всех превращать в шургов? Где в этом случае будет противостояние?
Все мои знания о шургах говорили, что они просто до трясучки охочи до достойных противников, которые во время бойни могут показать что-нибудь интересное. Новые технологии, новые тактические приёмы, да хотя бы непоколебимую силу духа! А какой противник из самих себя? Какая может быть сила духа у загнанных в пещеры людей? Про технологии я вообще молчу! Одно это «присутствие Королевы» напрочь убивает вообще все технологии человечества. Добиваем старые запасы и переходим на дымный порох, пищали и холодное оружие. Дали бы нам ещё время, добить эти запасы. Ведь запасли мы много! Как знали, что понадобится!
Я не понимал логики действий Королевы, и это меня дико напрягало.
Не бывает действий, в основе которых нет никакой логики. Даже шурги действуют логично, просто у них немного отличающееся от людей мышление, набор ценностей и это накладывает свой отпечаток. Но логика в их действиях есть. Существует какая-то причина, которая заставила Королеву поступить именно так.
Вспоминалась, почему-то, прочитанная в детстве статья о повадках крокодила: когда он плавает на поверхности рядом с берегом, он менее опасен, чем когда он недавно погрузился под воду. Вроде его не видно, но именно в этот момент он уже может стремительно всплывать, набирая скорость для мощной атаки.
Не получилось бы так и с Королевой.
И последнее по порядку, но далеко не последнее по важности, что не давало мне покоя, это сравнение встреченного на Айне и на Земле шуйрана.
На Айне в шургах его было на порядок меньше. Даже Шипоморд, самая крупная тварь, содержала шуйрана раз в десять меньше, чем встречается мне уже не в первом теле на Земле. Да даже Критул, хоть он и не блистал размерами, но его уровень оценивался системой как самый высокий, не мог похвастаться ТАКИМ количеством этого редкого компонента.
Да, тогда на Айне я не обладал настолько чувствительными перками, способными просто «обонять» шуйран во всём вокруг, но мне достаточно и косвенных параметров. Чем больше шуйрана — тем больше активного вещества, которое формируется в местах его взаимодействия с этой реальностью. А чем больше активного вещества, тем эффективнее экс из такой твари. Экс, проведённый Варписом с первого жруна, в которого эволюционировало тело Лариной, был до омерзения щедр. Даже притом, что система экстракции носителя у Варписа была свёрстана на коленке, упрощена до предела и предназначена вообще не для этого. Даже с учётом этого, с одного экса получить почти половину столба опыта для усовершенствования примитивного носителя, практически не способного на эволюцию…
Количество шуйрана в этой особи было просто чудовищным.
Аномалия? Случайность?
Азарт прояснить именно этот вопрос и толкнул Варписа и Тра на поверхность и результаты, которые я вижу по изменениям их носителей, меня пугают. Совершенно все твари, которых они встречают, убивают и пускают на экс — обладают просто чудовищным количеством шуйрана. Это никакая не аномалия и не случайность.
Ко всему этому стоит добавить, что шуйран — вещество, через которое Королева управляет шургами. И на Айне эта информация подтверждалась.
Здесь же, всё совсем не так. Такое количество шуйрана должно делать контроль Королевы прямым и железобетонным. Её присутствие должно быть постоянным. Её присмотр должен просто уничтожать базовую личность шурга. Самый примитивный искажённый должен быть тупее, чем самый тупой киношный зомби. Даже обычный, неискажённый человек, от содержащегося в нём шуйрана должен быть абсолютно туп. Но Семен это совершенно спокойно опровергает. И, по его словам, таких, как Семён, выжило ещё довольно много. Нормальных людей, правда обладающих способностями, предельно агрессивных и способных на убийство и ближнего и дальнего. И по оговоркам Семёна, способных полакомиться мозгами этих самых ближних.
Как же меня выводит из себя лавина вопросов, рождаемая из ответов!
Не может ли быть эта энергия тем самым разумом и волей Королевы, которые я совершенно не ощущаю?
Если это так, то зачем Королева выплеснула всю себя в пространство?
Исчезла? Пропала из поля зрения? А не всплывает ли уже этот «крокодил» разгоняясь для таранного сокрушающего удара?
Нужно присмотреться к этой «энергии» внимательнее.
Густав Нойманн спал и видел сон.
Сон, в котором исполняется его мечта. Сон о том, что теперь у него больше нет мечты.
Приятный сон, в котором его родная планета, окружённая странной, одновременно голубой и бордовой атмосферой, неслась сквозь бездну космоса, наматывая круги вокруг Солнца.
Круг за кругом.
Год за годом.
Когда-то раньше, задолго до того, как Густаву стали сниться эти сны, атмосфера планеты была другой. Какой именно, Густав не знал, так как тогда ещё не видел этих снов. Просто знал, что другой.
Раньше он видел фотографии планеты из космоса. На них была запечатлена Земля с совершенно разной атмосферой: голубой, зеленоватой, чистой, прозрачной, с белыми облаками и грязно-серыми разводами. И никогда на этих фотографиях Густав не видел такого глубокого бордового цвета. И не мог видеть.
То, что видел Густав во снах, было совсем не тем, что видели линзы аппаратуры, бесстрастно фиксирующей планету в видимом спектре. Сны показывали совсем другое. Сны показывали настоящую атмосферу его родной планеты. Её суть. Эволюцию Совершенства. Баланс Гармонии.
Наблюдая плавные переплетения двух цветов, сцепившихся друг с другом в смертельной схватке, победителей в которой быть не должно, Густав испытывал умиротворение. Если же где-то один из цветов одерживал верх, выдавливая своего противника слишком сильно и окрашивая большие территории либо в чистую лазурь, либо заливая цветом крови, раздражение, вырывающееся наружу, заставляло проигрывающий цвет мобилизоваться, собрать силы с соседних территорий и вернуть баланс в смертельную схватку.
Иногда же, очень редко, но красный цвет менял интенсивность, темнея и наливаясь угрозой, рождая на планете вторую точку бордовой тьмы. Такое изменение вызывало явно ощущаемое сожаление и, совершенно нехотя, Густав лишал такие зоны поддержки родного цвета, а чистая и незамутнённая лазурь медленно, но уверенно растворяла в себе черноту. Только одной черноте было разрешено существовать на этой планете. Только Густав мог видеть такие сны, управлять вечной схваткой и расти, становясь сильнее и опытнее, стремясь к чему-то великому, ждущему его в конце пути.
Пока же победителя в этой схватке быть не должно. Слишком рано.
И лишь тёмно-зелёная точка была непоколебимой константой в постоянно изменяющейся схватке, не смешиваясь ни с одним цветом и не вмешиваясь ни в одну битву. Она просто была.
Просыпаясь после таких снов, Густав не часто мог вспомнить, что именно ему снилось, не говоря уже о том, чтобы вспомнить детали, но такие сны всегда оставляли ощущение правильности происходящего. А ещё, каждое утро, с приливом сил он получал чувство направления на следующую жертву. Чёткую связь с единицей Совершенства, развившейся достаточно, чтобы стать достойной внимания Густава. Достойной прийти в его сон и связать себя узами жертвы, достойной внимания и достаточно сильной, чтобы Густав, одержав над ней победу, мог шагнуть на пути Гармонии ещё на шаг вперёд. НА следующую жертву, идеально подходящую именно Густаву, выбранную осознанно и способную усилить именно то, что в данный момент хочет усилить Густав.
Сколько их таких было за прошедшее время? Сотня? Две сотни? Густав не знал, бросив считать уже на пятом десятке. Просто каждую ночь он шёл/бежал/летел выбирая слабину связи и притягивая/притягиваясь к новой жертве.
Хорошо Густав помнил только первую охоту на самую первую жертву, пришедшую к нему во сне. Сильную, хитрую, подлую.
Куратор.
Холодный взгляд, полный власти и уверенности в своём абсолютном праве повелевать. Абсолютная жестокость. Беспринципность в достижении целей. Уверенность в своей непогрешимости.
Густав понимал, что своим положением и силой он обязан Куратору. Именно этот человек руководил огромным проектом, в одной из лабораторий которого сначала успешно, а затем не очень, трудился молодой и гениальный Густав. Именно Куратор своим распоряжением засунул Густава Нойманна, уникального специалиста, чистить вольеры с изменённым зверьём, собранным по всему свету. В качестве наказания за недостаточное рвение.
Именно там, в питомнике, в окружении сотен самых разных тварей и накрыл Густава «вдох». Странное русское слово, словно само просящееся на язык, когда он вспоминает произошедшее. Что именно произошло в выпавшие из памяти сутки, Густав не помнил и помнить не хотел. Ему хватило того, что он увидел, когда пришёл в себя.
Наверное, звери обезумели и, порвав высокопрочную сетку вольеров, разбив закалённое армированное стекло, напали на него, пытаясь загрызть. Наверное, он защищался. Вероятно, он понял, что просто так ему не спастись и был вынужден рвать тушки нападавших зубами. В ту ночь он лишился рук, половины лица, а его кишки были изрядно погрызены. Но, он выжил. Смог выйти победителем из страшной королевской битвы, где победителей быть просто не могло. Он победил, оказавшись единственным выжившим в исследовательском центре.
Какое-то время после этого он ютился в полуразрушенных землетрясениями помещениях исследовательского центра, восстанавливался, пытался выживать дальше, охотился на животных, заполонивших округу. Многому научился, стал сильнее.
А потом ему начали сниться сны. Приятные, успокаивающие, убеждающие, что всё происходит так, как должно. Поначалу редко, но постепенно всё чаще и чаще указывающие Густаву на новые сильные жертвы, победа над которыми делала его значительно сильнее. И быстрее. И открывала в нём новые способности.
Постепенно Густав научился управлять выбором жертв, ставя целью усиление своих способностей и всестороннее развитие при минимальном общем прогрессе. Постепенно Густав всё меньше и меньше стремился заглянуть в конец пути, стараясь наслаждаться самим путём и даруемыми им радостями.
Теперь Густав весит больше тонны. Достигает в высоту четырёх метров, если, конечно, ему не лень вставать на две задние конечности. Способен разгоняться до ста километров в час. Одним рывком может перепрыгнуть реку, шириной около десяти метров. Кожа Густава настолько прочная, что не пробивается даже из крупнокалиберного пулемёта, а когти способны распустить на полосы броню танка. При этом, он способен телепортироваться в пределах сотни метров, способен локально увеличивать гравитацию на порядок, ускорять и замедлять прохождение нервных импульсов в своём теле, а также перекачивать энергию из одной области в другую, вымораживая до абсолютного нуля область объёмом в десять кубометров.
А ещё гениальный и уникальный специалист может ощущать живых существ на расстоянии до пяти километров, способен взять под полный, хоть и временный контроль трёх сильных представителей бордового тумана или пятьдесят слабеньких. Если же необходимо, то, настроившись, Густав мог управлять и парой человечков из лазурных. Правда, недолго, неохотно, и с обязательной карой в виде двух-трёх суток выматывающей головной боли.
В целом, Густав был доволен новым собою, своей жизнью, интересами и времяпровождением. Всяко лучше, чем горбатиться на всяких Кураторов, терпеть тычки, выслушивать указания, что и как «правильно делать» и не быть способным послать их всех в самую глубокую и тёмную щель на планете.
Расстраивало его только отсутствие женской компании, но он был разумным существом, прекрасно понимая, что какая уж тут любовь. Ведь пока только одной черноте было разрешено существовать на этой планете.
Это «пока» грело Густава и надежда обзавестись партнёршей его не покидала. Ведь механизм взращивания черноты был очень прост и понятен. Достаточно не вмешиваться во снах в её рост, не мешать, не растворять в синеве, и подруга для него вырастет сама! Но, понимая и принимая запрет, он был готов подождать.
Самое же главное, что теперь никто не стоял над Густавом и не указывал, что ему делать. Последнего такого «указывателя» он съел, ещё когда был похож на человека. Сейчас даже Куратору не пришло бы в голову что-то указывать Густаву. И смотреть на него свысока тоже ни у кого бы не получилось. Только со страхом.
Так что, Куратору Густав должен был быть благодарен. Но, к этой сволочи, хотя о мёртвых плохо не говорят, никакой благодарности он не испытывал. Всё, что Куратор заслужил, своим отношением к окружающим его людям, Густав ему отдал — эта британская сволочь была употреблена заживо. Густав держал его под частичным контролем, живым и осознающим происходящее до самого последнего момента. Лишь необходимость употребить и головной мозг заставил Густава умертвить эту высокомерную тварь. Тот сон, когда Куратор пришёл к нему и связал себя цепями жертвы, был самым любимым у Густава. Самым памятным, тёплым, добрым и приятным.
Нечасто сны баловали его такими подарками. Да и не так и много было у Густава вещей, которым он бы обрадовался настолько сильно.
Вот тот же Куратор.
Съеден, и радостей в жизни Густава стало ровно на одну меньше. Иногда, коротая время в засаде или стремительно мчась куда-то, гениальный специалист задумывался, о том, насколько было бы лучше, если бы Куратор был ещё жив. Выходило по-разному. Иногда — лучше. Иногда — нет.
Последней же радостью Густава была большая тёмно-зелёная точка, которую он проверял каждый свой сон. Точка, которая не совершала никаких действий, игнорировала все эволюции лазурно-бордового тумана, совершаемые рядом с ней и просто бросала Густаву вызов, фоня нешуточной угрозой.
Все попытки Густава во сне хоть как-то воздействовать на эту точку заканчивались ничем. Молчаливым протестом, сопротивлением, осознанием, что пока не время, что рано и что лучше бы эта область так и осталась без движения/активности/мёртвой. Любопытство и азарт тянули Густава к этой зоне сильнее любого магнита. Именно наблюдение за этой точкой, совершенно незыблемой, неизменной в окружающем её тумане вечного противостояния, опасной, фонящей угрозой, от которой шкура на брюхе у Густава сжималась как от щекотки, была последней радостью в жизни.
Следить за ней, ждать изменений, ощущать опасность и угрозу. С трепетом засыпать, одновременно и надеясь, и боясь увидеть эти изменения. Предвкушая новый вызов и боясь потерять последнюю цель в жизни.
И это случилось.
Спектр излучения изменился. Не в один момент. Возможно, уже не первый сон эти изменения накапливались, но стали видимы только сейчас. Окружающий точку ровный бордовый цвет потерял яркость и насыщенность. Всего на тон, незначительно, и можно компенсировать это воздействие, просто сконцентрировав больше бордового тумана.
Можно. Но, не нужно.
Не спугнуть. Не насторожить.
Мечта исполнилась. Охотник дождался движения жертвы.
Тьма должна поглотить зелень, возвращая атмосфере планеты дуальность. Только тьма может управлять лазурно-бордовым туманом. Отклонения от текущего состояния недопустимы. Опасны. Угроза Совершенству. Угроза Гармонии.
Густав, радостно рыкнув рванул с места, стремительно набирая максимальную скорость. Связь с новой жертвой тянет его ровно в том же направлении, в котором расположена тёмно-зелёная точка. Каждый последующий сон, это он уже знал точно, будет подыскивать ему новую жертву совсем недалеко, буквально в полудне — дне пути, но каждый такой путь будет приближать его к далёкой цели.
Охота началась. Охота его мечты.
Его ждёт далёкая холодная Москва, в которой пробудилось к жизни что-то, несущее угрозу существованию Густава. С лёгким смешком Густав, вспомнив своего прадеда, которые точно также когда-то много лет назад ходил на эту далёкую холодную Москву. Вернулся живым, но битым.
Густаву стало смешно, он задрал морду и завыл, вкладывая в этот душераздирающий вой всю ярость вызова: «Жди меня, Москва, я иду и за себя и за прадеда».
Москва ждала, скрывая в себе что-то неизвестное. Опасное.