Искушение силой

Глава 4

Утро первого сентября было необычайно прекрасным. Рассвет, который я смог, в конце концов, увидеть своими глазами, делал столицу моей родины сказочно красивой.

Остовы полуразрушенных небоскрёбов, горы битого стекла и тронутые лишь временем завалы из стали и бетона, в утренней дымке казались сказочными богатырями, восседающими на своих богатырских скакунах и ведущих на поводу по нескольку подменных.

Сотнями богатырей и тысячами скакунов…

Сказочное воинство как будто собиралось на смертельную сечу, былинные воины перекрикивались гортанными фразами на незнакомом языке с угрожающими рычащими согласными и протяжными гласными.

— Уаа-грр-уу-рр-граа! — кричит какой-то из богатырей вдали и утренняя дымка разносит его клич, многократно отражая и искажая.

— Грааа!

— Рруу-груу-уу-ааа!

Вторят ему его «товарищи» и утро резко теряет сказочное очарование.

Ещё несколько минут мне удаётся удерживаться на грани грёз, не акцентируясь на мрачности и безысходности окружающей действительности, но и это состояние уходит. Солнце встало, начинается новый день.

По развалинам столицы неторопливо шарятся редкие искажённые, оживляя своим, на первый взгляд, хаотичным движением мёртвый город. Их взгляд тускл, движения вялы, перемещения бесцельны. Кажется, как будто они отрабатывают наполовину сломанный алгоритм, из которого выпали некоторые важные действия и вместо них тела искажённых просто ненадолго замирают. Но, это ощущение ошибочно. Кажущаяся медлительность, вялость и бесцельность — большая ловушка для обычных людей, могущих решить, что эти твари не опасны и есть шанс проскочить у них на виду в какой-нибудь ещё не разграбленный магазинчик.

Правда, обычных людей, которые бы купились на видимую слабость искажённых, после года полного песца, творящегося под лучами Солнца, уже не осталось. Всех съели. И убили.

Те же, кого ещё пока не съели, съеденными быть не стремятся и сюда, внутрь МКАДа, стараются не забираться. Так мне объяснял Семён и к таким же выводам пришёл я сам, ещё из стационарного кармана прощупывая территории Бездной, пока медленно и кропотливо выдавливал влияние Королевы из ближайшего охвата.

Прошедшие две недели были одновременно скучны и однообразны, и наполнены событиями.

Варпис, попросивший теперь называть его Петром, и Тра, решившая окончательно оставить себе игровое имя, поочередно снабжали меня трупами жрунов, которые я анализировал, снимая информационные матрицы и пытаясь найти новые шаблоны, раскладывал на составляющие и забивал «ёмкости» биоматериалом. Пока один охотился, второй служил моим ретранслятором в общении с поисковиком Семёном, медленно, но уверенно восстанавливающимся и даже адаптирующимся под бедную на «энергию» обстановку.

Заодно Семён обживал наше убежище, оказавшись первым его жильцом, кому требовалась вода, еда и место, куда можно было бы «сбросить» отходы жизнедеятельности. Без электричества у нас не работала кухня, санитарный блок и холодильники, но небольшой запас консервы: тушёнки и каш, был поисковику за счастье. Он так забавно млел и в предвкушении щурился, когда разогревал своей способностью банку, тратя на это все накопленные крохи энергии, и чуть не урчал, когда ложкой выскрёбывал последние крошки деликатеса.

Сбой в отлаженный ритм внёс Пётр, крупно облажавшись на очередном выходе. Понадеявшись на свои органы чувств, Пётр немного легкомысленнее, чем обычно, отнёсся к изучению обстановки. Мол, если никого не вижу и не ощущаю, значит, никого и нет. И нарвался на странного искажённого, способного, замирая, становиться не обнаружимым не только в видимом диапазоне. Как потом Пётр мне клялся и божился, даже бегло задействованное тепловое сканирование не показало в инфракрасном спектре никаких сигнатур, отличных по температуре от окружающего пространства. И никакая повышенная сила и скорость Петра уже не спасли, когда на него сзади навалилась эта туша, высотой за два с половиной метра и весом под три сотни килограмм. Да ещё и ближайшая стая уже спешила на шум драки.

В общем, Пётр потерял носителя, и его ядро было втянуто в Бездну, вернувшись в своё базовое состояние при этом полностью сбросив всё развитие, которое кровью и потом набиралось эксами со жрунов. Ни грамма усовершенствований не записалось в структуру его ядра и, кроме того, я ощутил даже небольшую просадку в его потенциале в случае следующего воплощения. С которым тоже оказалось не всё так просто.

Сразу же повторно воскресить Петра я не смог. Даже повторив носителя один в один как предыдущего. Ядро не шло на воскрешение. Сам Пётр зубами рвался в новое тело, чуть ли не с рыком и брызгая слюной, обещая убившему его жруну все казни египетские. И тусклый голубоватый цвет его ядра, сильно отличающийся от изначально насыщенного синего намекал, что тут не всё так просто.

С того момента прошла неделя, а ядро Петра свой изначальный цвет только-только начало восстанавливать.

После этого Тра стала предельно осторожной. Наружу почти перестала выходить и по большей части посвящала всё своё время общению с Семёном. У бедного поисковика, наверное, язык уже был готов отсохнуть и если в первые дни он очень опасался, что его выставят за дверь убежища, то теперь моё сообщение о скором выходе наружу, воспринял чуть ли не с ликованием.

И вот, первого сентября, этот знаменательный день настал.

Почему именно первого сентября? Потому что после информации о таком громадном временном лаге, когда по моему внутреннему календарю прошёл месяц, а на Земле миновал год, а Семён сказал, что календарь они не ведут вообще, довольствуясь временами года и, изредка, месяцами, я посчитал, что вполне могу позволить себе малюсенькую реформочку.

Для меня это был первый день, когда я смог взглянуть на реальность не через Бездну. Ощутил её собственными органами чувств. Начал её изучение и познание. Буквально несколько часов назад я смог продавить сопротивление реальности и шагнул из свёрнутого пространства стационарного кармана на пыльный бетон убежища, испытывая примерно те же ощущения, как когда-то давно, идя с мамой за руку в школу. Первый раз в первый класс.

Поэтому волевым решением я откалибровал календарь.

И вот, первого сентября, я, Тра и Семён, встречали рассвет на двадцать втором этаже полуразвалившейся высотки какого-то бизнес-центра, заворожено наблюдая за тем, как медленно просыпается ночная столица.

Место, выбранное для первой вылазки, было найдено и исследовано ещё Петром. Высотка бизнес-центра располагалась посреди крупного пустыря, заросшего деревьями и травой. Живые заросли были проходимы для обычных людей, ловких и некрупных, а вот жрунам пробиться через живую фортификацию было довольно сложно. По крайне мере быстро. И шум они при этом поднимали приличный. Самое то. И незаметно не подкрадутся и, если нужно быстро уйти, стремительно не догонят.

Обзор же с двадцать второго этажа, самой верхней точки, на которой можно безопасно устроить позицию для нескольких человек, был просто изумительный. Ни одного здания в ближайшей округе не закрывало виды, открывающиеся с нашей позиции. А если использовать хорошую оптику, то, в двух километрах на север, можно было увидеть знакомые маркеры, отмечающие вход в наше убежище.

Два километра — почти предельный осмысленный охват Бездны и дальше этого расстояния, ни я, ни Тра отходить от кубика якоря пока не стремились. Брать же кубик с собой, когда свёрнутое пространство стационарного кармана обитаемо и там проживает моя любимая сестрёнка — слишком большой риск.

Рисковать же сейчас я старался поменьше. Поэтому кубик так и лежал под защитой силового поля, а наш выход был ограничен двумя километрами охвата Бездны. Я старался не рисковать, оказавшись без возможности мгновенного переноса в стационарный карман. Тра не хотела рисковать потерей ядра. Смерть носителя в зоне охвата Бездны гарантировала возврат ядра и возможность повторного воскрешения, что, совершенно не собираясь, но абсолютно добровольно проверил Пётр. Смерть же за границами охвата Бездны — пугала что Тра, что Петра на инстинктивном уровне. Пока ни я, ни они не знали точно, вернётся ли ядро, если носитель погибнет дальше этой дистанции. Рисковать никто не хотел.

Поэтому и столицу изучали в двухкилометровом радиусе от нашего убежища. Медленно, не спеша.

Первый свой рассвет на Земле после всего произошедшего я встречал на этой позиции ещё и потому, что именно отсюда Петром была зафиксирована странная, периодически повторяющаяся активность, не вписывающаяся в картину мира, которую мы составили по информации, выжатой из Семёна.

Пётр в этом самом месте, раз в три, иногда четыре дня, рано утром, на рассвете, слышал тарахтение старенького раздолбанного двигателя. И даже иногда к тарахтению добавлялись нормальные такие русские маты и какие-то лязги. Всё это обычно сопровождалось повышенной активностью жрунов, а после того как все звуки стихали, удаляясь вместе с тарахтением куда-то на юг, жруны, как будто вымирали, на день два практически пропадая из окрестностей бизнес-центра.

И вот, на самой грани чувствительности, я услышал что-то действительно похожее. Ещё через десять минут его слышали уже и Тра и Семён. Низкий, грубый, натужно кашляющий, старый дизель, звук работы которого я неоднократно слышал, встречая отца с работы, когда по железнодорожным путям, проходящим сразу за высоким забором комбината, проходила старая дизельная дрезина.

Вытаращенные глаза Семёна заставили меня улыбнуться.

— Но машины же не заводятся! Электричества нет! — его шёпот был столь яростным, что, казалось, был слышен далеко вокруг.

Я только пожал плечами. Были, конечно, у меня опасения, что умельцы за год вполне в состоянии собрать паровик. Не такая это и большая проблема. Но тут всё оказалось проще и интереснее.

— Отсутствие электричества не мешает заводить некоторые типы машин, — тихим шёпотом ответил ему я, — дизелю вообще ровно на электричество.

— У нас в Снегирях тоже есть дизельные грузовики! — не унимался Семён, — ни один не завёлся!

— Значит, у вас только современные грузовики и нет нормальных механиков, — препираться с Семёном мне сейчас совершенно не хотелось, но парень слишком сильно впечатлился услышанным, — в новых машинах куча электронной начинки и без своих датчиков и анализаторов они даже дверь тебе не откроют. А вот старьё, особенно в деревнях, заводится с толкача и плевать хотело на то, есть электричество или нет. Солярку только нормальную заливай и грей перед тем, как с горки скатиться.

Звук работающего мотора услышали и искажённые. Большая часть бесцельно шарящихся жрунов повернулась на звук и обманчиво неспешно двинулась в сторону звуков.

— Сержант, баста! Тормози, дальше слишком опасно!

— Иди нахер, салага! Ещё полста метров, тогда и встанем. Место у меня там примечено, разворот удобный, и вам будет где помахать своими приблудами!

Лёгкий ветерок донёс до нас обрывок разговора, и мне сильно захотелось глянуть на тех, кто перемещается на работающей технике, имеет конкретную цель, приезжает сюда для её реализации явно не первый раз и ещё собирается помахать какими-то «приблудами». Машина, судя по звукам работающего на холостом ходу двигателя, не доехала до границы Бездны метров сто. Лезть туда было слишком рискованно, поэтому приходилось довольствоваться слухом, записывая происходящее для дальнейшего анализа. Бросаться удовлетворять своё любопытство, не заручившись безопасными путями отхода, я не спешил. Неизвестные приезжают сюда не первый раз, у меня ещё будет возможность посмотреть на них поближе. Пока же я пытался по звукам понять, что там происходит.

Лязг, удары, ругань, хруст…

— Они режут тварей и трофеи из них вырубают, — первым из нас собрал всё в одну кучу Семён.

— Какие такие трофеи? — откликнулась на версию поисковика Тра, опередив меня буквально на секунду.

Девушка лежала у самого пролома в стене, выставив ствол своего оружейного комплекса в сторону происходящего и, не отрываясь от оптики, пыталась увидеть хоть что-то из происходящего, скрытого за завалами.

Меня тоже удивило предположение Семёна. Какие трофеи местные могут брать с искажённых?

— в Снегирях ходят слухи, что есть места, где неплохо платят за мозги жрунов, — ответ Семёна заставил Тра в отвращении скривиться, а меня подавиться на вдохе, — Принимают голову с позвоночником, желательно одним цельным куском вырубленную из тела твари.

Предположение Семёна как будто сорвало пелену с моего «взгляда». Сразу стали понятны большинство звуков, доносящихся со стороны урчащего на холостых оборотах дизельного транспортного средства. И ещё сильнее захотелось глянуть на происходящее своими глазами.

— Зачем им это? — уточнил я у Семёна.

— Точно не знаю, но поговаривают, что из мозгов искажённых делают какую-то усиливающую настойку. Чем сильнее тварь, тем сильнее эффект настойки. Также ходят слухи, что некоторые семьи не брезгуют просто употреблять в пищу мозги жрунов, это тоже делает сильнее.

Как интересно!

Получается, местные умельцы за один-единственный год разработали эрзац-технологию, заменяющую им экс. С поправкой на доступный функционал, знания и возможности. Мне резко захотелось глянуть на всю технологическую цепочку получения этой самой «настойки», а также на результат её применения, желательно одновременно через Шлейф и Бездну и желательно с последующей разборкой на биомассу опытного образца.

— Больные каннибалы-мутанты! — в сердцах бросила Тра и экспрессивно добавила зубодробительную нецензурную тираду.

— Согласен с тобой до последней буквы, — поддержал я девушку, — совершенно больные ублюдки. Но хитрые и изобретательные. Если попадётся один такой, сразу не убивай, я хочу его изучить!

— Как жрунов? — уточнила Тра

— Угу.

— Не вопрос! Даже с радостью!

Семён, за которым я наблюдал краем глаза, был явно несогласен с нашей позицией, но своё мнение высказывать не спешил. Я же не спешил докапываться до истинных предпочтений поисковика. Он уже год как выживает на грани, ежеминутно рискуя сдохнуть, не имея никаких гарантий пережить ещё один день — думаю, он имеет право иметь собственное мнение, отличное от мнения тех, кто не прошёл его путь.

Сложно не измениться, когда вся среда, в которой ты существуешь, изменилась резко и кардинально. Когда, чтобы добиться успеха совершенно ненужно «выходить из зоны комфорта». Когда главным умением для выживания становится именно умение выживать. В самом прямом, мерзком и отвратительном значении этого слова.

Приспосабливайся или умри!

На Семёна у меня есть планы и мне очень важно понять, насколько адекватен этот поисковик, переживший «вдох» и уже целый год выживающий под гнётом чудовищных обстоятельств. Я пытаюсь прощупать, насколько гибко его сознание, готов ли он принять информацию о новом способе существования и готов ли он доверить мне свою жизнь. Ведь параметр: «Лояльность» в табличке описания ядра совершенства не зря выведен отдельной строкой. Снимая шаблоны для воплощения в носителей Тра и Петра, я чётко ощутил, что чем ниже лояльность, тем больше усилий, энергии и ресурсов необходимо, чтобы ядро было воплощено в носителя и выпнуто в реальность. Это притом, что при лояльности ниже тридцати процентов, новорожденный носитель и разговаривать со мной не будет. Хлопнет дверью и свалит в туман.

Поэтому с Семёном мы ведём себя помягче, ничего о себе не рассказываем, ни к чему не принуждаем и позволяем быть рядом, одновременно разрешая ему играть в игру «молчаливый угадайка». Хорошо видно, что поисковик заинтригован нашей группой, но, так как прямой угрозы нет и его интуиция молчит, от нас не сбегает, но и не идёт на более тесный контакт, пытаясь самостоятельно разобраться: кто мы и что мы такое.

Получается у него средне, и сейчас я жду, когда Пётр снова наберётся сил для воплощения в новом носителе. Вот когда поисковик снова увидит нашего товарища, погибшего, как он считает, во время вылазки, тогда и придёт время серьёзного разговора. А пока я изучаю окружающий нас мир, пользуясь опытом и чуйкой Семёна, заодно и вырабатываю в поисковике привычку, медленно, но верно приучаю его к Шлейфу. К Бездне он, вроде бы, уже привык.

Иметь всего два ядра совершенства — это чертовски мало. С двумя ядрами я просто никакой Носитель и если эту ситуацию не исправить, а под рукой у меня теперь ещё долго будут только «адекватные аборигены», то шансов набрать силу и поговорить с Королевой на равных у меня просто нет.

Последние изучения «энергии», своих перков и возможностей однозначно показали, что потенциал развития имеет только «Носитель». Каждое ядро, которое добровольно занимает своё место в Бездне, с каждым мгновением делает меня сильнее, расширяя Бездну, накапливая шаблоны и усиливая моё влияние на окружающую реальность. Но, чтобы это усиление стало хоть сколько-нибудь заметным, мне нужно очень много «адекватных аборигенов», готовых идти на контакт. А для этого нужно совершенно точно и в деталях понимать, что вокруг происходит, в чём местные нуждаются больше всего и за что они готовы будут продаться мне с потрохами. И контакт с теми, кто смог приспособиться к окружающей действительности и сохранил разум и адекватность — мне жизненно необходим.

И вот мы внимательно прислушиваемся к тем, кто уже нормально так приспособился к окружающей реальности. И если эти ребята, что сейчас кромсают искажённых пачками, вырубают им позвоночник не для того, чтобы самостоятельно сожрать их мозги, а чтобы продать тем, кто умеет чуть больше — это делает их интересным контактом, который владеет ещё капелькой жизненно важной информации.

Кстати, об информации.

— Семён, — тихо шепнул я поисковику, — слышал что-нибудь о способностях, которые могли бы хоть как-то влиять на искажённых?

Мне совершенно не нравилось то, как спокойно, размеренно и методично неизвестные обрабатывали довольно крупную пачку жрунов. Только тех тварей, которые ушли к ним со стороны нашего наблюдательного пункта, было не менее десятка. При этом ещё сколько-то к ним подтянулось с других сторон. Шли твари довольно кучно и, если взять во внимание рассказ Семёна о силе, скорости, умениях и агрессии среднего жруна, то получается, либо там, за завалами, просто дико матёрые убивцы тварей, либо там есть кто-то или что-то, способное этих самых тварей замедлять, глушить, или ими управлять.

— Не слышал ни о чём подобном, — после недолгого раздумья отозвался поисковик и немного нахмурившись добавил, — но! Если бы, к примеру, я имел такой дар, то ни в коем случае не стал бы про него рассказывать.

Мне осталось лишь кивнуть, внутренне усмехнувшись. Значит, такое вполне возможно. Значит, за этим нужно будет очень внимательно следить.

Примерно через час звуки разделки туш искажённых утихли, и ещё через четверть часа транспортное средство затарахтело куда-то на юг, забирая с собой своих неизвестных пассажиров и неизвестный груз.

Выбравшаяся на разведку Тра подтвердила наши подозрения, обнаружив на месте стоянки неизвестного транспортного средства гору трупов искажённых без голов и с вырубленными позвоночниками, а также повышенную активность крыс, которая объясняла, куда девается брошенное на месте разделки мясо, раз эти «охотники» прикатывают на одно и то же место каждые несколько дней.

Значит, действительно в столицу выбираются не только поисковики, собирающие жратву, амуницию и другие мелкие ништяки, но и группы посерьёзнее, охотящиеся на тварей как на зверей и, как и со зверей, собирающие с убитых тварей трофеи.

А также это значило, что совсем недалеко на юг расположена ещё одна база-убежище, население которой меня так заинтересовало. Вот к ним первыми и наведаемся. Само собой, когда будем готовы.

Мощные ворота, перекрывающие проём в высоченной стене, сложенной местами из каменных блоков, местами из железобетонных плит, а местами из стальных листов и затянутой по верху колючей проволокой, совершенно бесшумно скользнули в сторону по направляющим, открывая проезд старому, видавшему виды, транспортному средству. Знающий человек, после долгого изучения этого монстра, обшитого ржавыми листами железа, с трудом, но всё-таки признал бы старый добрый колёсный трактор «Кировец», снятый с производства уже больше двадцати лет назад.

Но как старичок изменился за прошедшее время!

Предельно защищённый, заклёпанный в сталь, оборудованный самодельным клиновидным ковшом. Просторная кабина водителя поднята повыше и обшита сеткой, порвать которую не по зубам никому, из тех, кто встречался на длинном и сложном пути этого чуда инженерной мысли. Два пулемётных гнезда, с установленными на вертлюгах крупнокалиберными пулемётами сразу давали понять, что этот старичок обшивался листами железа не просто так. Огромные колёса трактора, обтянутые цепями так плотно, что казались полностью стальными, неспешно дробили всё, что попадалось им на пути: мелкий щебень, стекло, куски дерева, кости известных и неизвестных животных. На части цепей были видны следы крови, но боковое бронирование трактора было чистым, а значит, рейд вышел спокойным.

На мощной сцепке трактор тащил закрытый наглухо четырёхколёсный прицеп, тоже упакованный в сталь. Этакую бронированную кибитку, оборудованную ещё одним пулемётным гнездом на высоко задранной треноге, намертво закреплённой на крыше прицепа. Бойницы прицепа были закрыты, в пулемётных гнёздах никого не было. Вся группа бойцов, все шесть человек и составляющих экипаж данного транспортного средства, плотно набились в кабину трактора и о чём-то оживлённо, но довольно тихо переговаривались.

Неспешно урча стареньким, но ухоженным дизельным двигателем, «Кировец» вкатился в тамбур и остановился перед закрытыми внутренними воротами.

Обязательный досмотр.

Цепи, приводящие в движение внешние ворота натянулись, и тяжёлая створка ворот также бесшумно и плавно закрылась, лишь сыто лязгнув металлом запоров, отсекая людей, от внешних угроз и бойцы, сидящие в кабине трактора ощутимо расслабились, сбрасывая напряжение прошедшего рейда. Шутка ли, почти двенадцать часов на враждебной территории, в постоянном напряжении.

— Не могло там никого быть, Сержант. Не могло! — продолжил ещё в дороге начатую перепалку командир группы, высокий темноволосый здоровяк, с грубыми чертами лица и уродливым шрамом, грубо делящим лицо на верхнюю и нижнюю половины чуть ниже линии глаз, — Ты же был, когда Броня полез в ту зону проверить обстановку. Помнишь, что с ним стало всего после получаса в той аномалии? Вот то-то же! А сколько мы были на месте? Почти полтора часа! И кто бы там смог нормально себя ощущать? Точно не человек! А ты говоришь, что чуял человека! Бред ведь! Почудилось тебе. А раз уже начала всякая муйня чудиться, то нужно передохнуть. Взять недельку паузы. Давай ещё пару ходок и отдыхаем?

Названный Сержантом водитель трактора, крепкий русый мужик лет пятидесяти, с рябым лицом, коротким ёжиком совершенно седых волос и взглядом матёрого дознавателя, одетый в выгоревшую военную форму с сержантскими погонами, всю обратную дорогу старавшийся не отвлекаться на спор, вспыхнувший сразу, как только он доложил командиру группы о присутствии чужого сознания, неторопливо потянулся, разминая затёкшие за время дороги конечности и с явно слышимым хрустом позвоночника распрямился, последним выбираясь из кабины его ласточки.

— Ничего мне не почудилось, Конь, — спокойным и уверенным басом ответил на претензию командира группы водитель, — там точно кто-то был. И не нужен мне отдых. Я, в отличие от вас, и не выкладываюсь. Так, по сторонам гляжу, баранку кручу и прислушиваюсь к округе. Ты командир, тебе и решать. Я свою тревогу до тебя довёл!

— Если там кто-то был, нормальный и адекватный, то почему никак себя не проявил? — вмешался в диалог высокий худощавый парень, с крысиными чертами лица, — почему не звал, не орал, не пытался к нам проскочить, мы же всех тварей к концу подвыбили.

— Ты, Салага, людей по себе не меряй! Это тебе повезло своими криками не привлечь никого опасного и дождаться помощи. Других таких торопыг уже давно сожрали.

Смешки, прокатившиеся по выстраивающейся возле своей машины группе, ясно дали понять, что эта история ещё свежа в памяти. Два месяца назад, в один из разведывательных выездов группы, Сержант дал знать командиру, что чует нормальное чистое сознание, не искажённое безумными страстями и желаниями. Они изменили маршрут и буквально за поворотом услышали истошные крики со стороны развалин одного из домов. Услышали одновременно с небольшой группой жрунов, отбить от которых выжившего, но истощённого счастливчика, прозванного потом Салагой, хоть и с трудом, но удалось. Разведка была, естественно, запорота, стрельбу из крупняка услышала, наверное, добрая половина Москвы, но они смогли сбросить с хвоста большую часть самых активных, а остальных отсекли от них пулемёты анклава, когда они завезли свой «хвост» в специально оборудованный «огневой мешок». Так в их группе появился шестой боец — Салага. Молодой, активный, торопливый и беспокойный парень, который совершенно не раздражал никого из группы, зачастую своим поведением и юмором разряжая обстановку, способность которого позволяла чуять искажённых и издалека определять их силу, агрессию и желание и готовность напасть. Благодаря этой способности он и выживал столько времени в одиночку.

— Всё равно, Сержант! Если там кто-то реально был, то он должен был услышать нашу красавицу, — Салага с любовью похлопал по цепям, плотно обхватывающих высокое колесо трактора, — услышать и понять, что мы нормальные люди! Твари на тракторах по Москве не рассекают! Логично же!

Ответить Салаге не успели, в этот момент дверь, врезанная в огромные внутренние ворота, распахнулась и в досмотровый тамбур шагнул низкий, плотно сбитый, крепыш, одетый в новенькую военную форму без знаков различия.

— К досмотру становись! Оружие убрать, руки держать на виду! — рявкнул он, и группа аккуратно, но быстро и чётко построилась.

Крепыш, подходя к краю куцей шеренги бойцов, выверенными и точными движениями расстегнул кобуру, извлёк из неё свой старый, потёртый, но ещё надёжный табельный ПМ, передёрнул затвор, щёлкнул предохранителем, приготовив оружие к бою. Руку с оружием крепыш убрал за спину, не для того, чтобы меньше нервировать матёрых бойцов, просто ему было так удобнее, а сам замер перед первым в шеренге, самым высоким, командиром группы.

— Конь! Наклонись, что ли, я же до тебя не допрыгну! — через несколько секунд молчаливой паузы крепыш, проводящий эту странную процедуру досмотра, не выдержал первым и, несмотря на улыбку и интонации, фраза несла в себе больше угрозы, чем шутки.

— Надоела эта муйня уже, Мальцев, чувствую себя школьником перед ликом сурового отца, обнюхивающего меня после дискотеки, — Конь недовольно бурча немного нагнулся и изо всех сил дыхнул в лицо прикрывшему глаза крепышу — Мальцеву.

— А то мне приятно нюхать вашу вонь! — не остался в долгу проводящий досмотр, на долгую секунду задержав дыхание и к чему-то прислушиваясь. Пауза и задумчивый вид Мальцева заставил людей напрячься, а стоящего вторым в шеренге инстинктивно и почти незаметно отклониться от командира.

Вердикт «Чист!» и шаг к следующему снял напряжение. Дальнейшее прошло быстро и чётко. Мальцев принюхивался к выдыхаемому каждым из бойцов группы воздуху, напрягая свой дар, доставшийся ему вместе с почти полной слепотой, отделяя крупицы посторонних запахов и различая полутона большинства процессов, протекающих в организмах людей, чётко зная какие маркеры можно встретить в воздухе, выдыхаемом даже совершенно свежайшим искажённым. Не найдя ни одного из них, выдавал вердикт «чист!» и смещался к следующему бойцу. Обнюхав всех, крепыш поставил ПМ на предохранитель и махнул рукой в сторону входа в убежище:

— Свободны! И Конь, если тебя так не устраивает стандартный досмотр, ты можешь подать заявку, и будешь проходить такой же стандартный четырёх суточный карантин.

— Иди ты, Мальцев! Я лучше тебя потерплю, чем терять столько времени. В нашем деле время — это жизнь!

— Это да, — кивнул крепыш, — Сколько, кстати, сегодня привезли?

— Тридцать четыре комплекта. Все полноценные двойки, все чистые, не повреждённые.

Мальцев только покачал головой, прикрыв полуслепые глаза.

— Не умрёшь ты своей смертью, Конь. Либо твари тебя схарчат, либо завистники грохнут. Ещё не созрел сдать хлебное место коменданту?

— Если меня грохнут завистники, Мальцев, анклав лишится охеренной прибыли! И за это комендант тебя и твою банду по головке не погладит, — В ярости развернулся к особисту Мальцеву Конь, — и даже если я сдам хлебное, как ты выражаешься, место, то вы лопнете, а нихрена оттуда не привезёте! Именно вас там сожрут, кабинетные вы ублюдки! Вы же даже не представляете уже, что и как происходит за этим пятиметровым забором, которым вы отгородились от остального мира и думаете что ТАМ всё решается так же как и ЗДЕСЬ! Что достаточно пригрозить жруну карантином и он покорно сложит лапки и даст себя завалить!

Под напором ненаигранной ярости одного из немногих командиров анклава, выходящих за безопасные границы и приносящих богатую добычу, Мальцев даже сделал шаг назад и попытался примирительно сменить тему:

— Капитан Конев, держи себя в руках! И извини. Я совсем не это имел ввиду. Я реально переживаю за будущее анклава. У нас мало таких удачливых и грамотных командиров и таких сильных групп. Возьмите паузу, передохните, оттянитесь. Вам и трактор ваш на обслуживание по-хорошему бы поставить, а то уже месяц как оглашённые таскаетесь, не дай бог, подведёт техника!

— Не лезь не в своё дело, Мальцев! — ярости в словах Конева немного поубавилось, но лишь немного, — я сдаю на склад анклава дважды в неделю от двадцати до тридцати полных комплектов! Этого достаточно! Комендант ссыт кипятком от радости и продаёт этим грёбаным психам-химикам всё нами привезённое, ещё до того, как твои люди успевают разгрузить нашу ласточку! А где мы берём такие качественные мозги, каким образом умудряемся спокойно и аккуратно, не повреждая ни одного позвонка, вырубать хребтины из тварей, которых ты даже в страшном сне не видел, кабинетный ублюдок, тебя вообще не должно волновать! Бери пример с коменданта! Он после первого нашего разговора даже не дышит в мою сторону, не рискуя спугнуть удачу! А то представь, что будет, если у нас навигатор забарахлит по дороге, и мы завернём в какой-нибудь другой анклав? Думаешь, вы тут одни такие, в Москве остались?

И оставив разевающего рот Мальцева ловить мух в тамбуре, бывший капитан специального отряда быстрого реагирования Конев отправился догонять своих ребят, оставив ласточку для разгрузки прямо в тамбуре, всё равно в их анклаве она единственная на ходу и никому не помешает, запаркованная прямо на входе в крепость. Заодно, в случае нападения, сможет выступить как дополнительная укреплённая огневая точка.

Вышагивая по двору, вокруг которого теснились жилые боксы, слушая перестук молотков, доносящийся из кузни и радостные крики ребятни, помогающей в мастерских, Конев думал о том, что его держит в этом анклаве. Почему он ещё не забрал свою группу, не сел в «Кировец» и не свалил куда-нибудь в другое место, которым бы руководил не сволочь-комендант с ублюдочными прихлебателями. Конь не был идеалистом и дураком и прекрасно понимал, что сейчас нет мест, где на вершине бы не стоял какой-нибудь сволочь-комендант со сворой прихлебателей. Здесь же были сильны законы. Да, драконовские. Да, выжимающие последние соки из людей. Но, законы! Понятные законы, следуй которым и всё будет нормально. Да, сложно. Да кроваво. Но, нормально!

И пока комендант и особист не нарушают свои же законы, Конев тоже будет их соблюдать. И не заберёт свою группу, трактор и никуда не уедет.

Пока же, перед Конём стояла другая проблема. Нужно было разобраться с тем, кого там почуял Сержант на их «хлебной полянке», ведь хоть он и делал вид, что не поверил в сказанное, но прекрасно понимал, что в этом вопросе Сержанту можно доверять. Он ещё ни разу не ошибся.

И была ещё одна деталь, которая напрягла Коня. Салага сегодня очень сильно чего-то испугался. Именно сегодня. Когда они подъезжали к их полянке, Салагу аж перекосило от ужаса. Что-то он там почуял, но ничего не сказал. Не был угрозы? Но только командиру группы решать, что может, а что не может быть угрозой. Новичок всеми силами старался, чтобы его состояние не заметили, но капитана не проведёшь.

И не может ли быть связано то, что почуял Сержант и то, что напугало Салагу? Хотя, Сержант чует только человеческие разумы, а Салага способен ощущать только искажённых. На первый взгляд, пересечений быть не должно.

Но, если бы Конь верил, что, если не должно, то и не будет, то он бы точно не дожил до своих седин.