Исправительная академия (Оболенский, том 1 и том 2)

Глава 11

Я поежился от неприятного предчувствия. Вообще все это попахивало грандиозным скандалом петербургского масштаба. А то и круче.

Пусть в своей семье Володя Оболенский был паршивой овцой, но дед-князь точно всех мехом внутрь вывернет, если узнает о покушении на внука. Дело даже не столько в том, что он мной дорожил как отпрыском рода — это был вопрос репутации.

Никто, а уж тем более влиятельный род, не станет сидеть сложа руки в таких обстоятельствах и поставит весь этот остров на уши. Бездействие приравняют к слабости. А слабость проявлять нельзя — сожрут.

— Так что, Владимир Андреевич, я оставляю вас в лазарете на ближайшие два-три дня, — сказал лекарь. — До получения уточнений по анализам, до выяснения обстоятельств… Сами понимаете, случай нетривиальный. И с учетом обстоятельств я буду настаивать на охране вашей палаты.

Я криво улыбнулся.

— Вы же понимаете, что если этот незнакомец снова попытается меня убить, охрана его не остановит. Он же умудрился как-то усыпить целый этаж…

— И все же не помешает, — настаивал Тимофей Викторович.

— Ладно, — пожал плечами я. — Если вам так спокойнее.

— В любом случае не вам это решать.

Лекарь поднялся, снова внимательно меня осмотрел, и этот его взгляд был странным. На несколько мгновений его глаза изменили цвет — стали золотистыми, и в радужке словно замелькали небольшие искорки.

— Пожалуйста, дайте мне руку.

Я протянул ему правую ладонь, с любопытством наблюдая за работой одаренного. Общаться с лекарями, будучи в полном сознании, мне еще не доводилось, и было интересно посмотреть на мастера в деле.

К моему удивлению, я не увидел ни ярких сияний, ни спецэффектов, ни прочих красивостей, как показывали в кино. Просто когда Тимофей Викторович дотронулся до моей ладони, она резко потеплела, и это приятное тепло начало медленно разливаться по всему телу.

Это не было компьютерной игрой, здесь магия почти не имела визуальных проявлений — по крайней мере, пока что она выглядела весьма скромно. Даже немного разочаровывало…

И все же от одного этого прикосновения мне стало гораздо лучше.

— Что вы такое сделали, Тимофей Викторович? — удивленно спросил я. — Я словно… Как будто очень хорошо выспался всего за несколько секунд…

Лекарь снисходительно улыбнулся.

— Провел быструю диагностику и немного укрепил ваши ткани для качественной регенерации. Вы принадлежите к роду воинов, Владимир Андреевич. Насколько мне известно, вам по статусу не положены особые способности, но даже те базовые, которыми обладает каждый член вашей семьи, внушают врагам трепет и уважение. Но за все дары нужно платить.

Я улыбнулся.

— Да. В моем случае — зверским аппетитом.

— Это совершенно логично. Сила позволяет вам концентрировать энергию на регенерации, укрепляет ваше тело и дает вам физическую силу и скорость, недоступные обыкновенным людям. Но ничего не появляется само по себе, и энергию нужно откуда-то брать. Вы ведь все еще человек, поэтому и потребности у вас человеческие. Разве что повышенные. К слову, у меня есть гипотеза о взаимосвязи вашего поведения и силы, которой вы располагаете…

Я поудобнее устроился на кровати.

— Будет сильно нагло попросить вас поделиться соображениями?

— Это всего лишь гипотеза, Владимир Андреевич. Чтобы превратить ее в теорию и уж тем более в заявление, требуется провести масштабное исследование. Пока что я основываюсь на своих наблюдениях.

— Так в чем же они заключаются?

— Дело в том, что каста воинов — с вашего позволения, я так назову роды, наделенные воинскими талантами — имеет ряд схожих черт. Каждый род уникален и несет в себе лишь ему доступные особые способности, но вот рядовые члены семей… Что Оболенские, что Кантемировы, что Владыкины… словом, вы похожи. Вы воины, но вы не солдаты.

— Боюсь, я не совсем вас понимаю.

— Характер, Оболенский. Нрав, темперамент. Воины все холерики. Со временем одним удается обуздать кипящие внутри страсти — и тогда они достигают больших высот, а другие так и остаются занозами для своих семей. Заметьте, у вас нрав тот еще. Кантемиров попал сюда из-за безрассудства и вспыльчивости. Среди воспитанников есть и другие выходцы из касты воинов, у кого наблюдается проблемы с самоконтролем, агрессия, склонность к насилию… Причем порой доходит до почти что животных проявлений. Я уже молчу о том, что именно потомки воинов составляют большинство среди воспитанников Академии.

Интересный факт, однако. Это, конечно, никого здесь не оправдывало, но совпадение и правда казалось любопытным.

— Это можно как-то объяснить? — спросил я. — Должна же быть причина такого явления.

Лекарь пожал плечами.

— Она мне неизвестна, Владимир Андреевич. Быть может, в тот момент, когда верные императору роды получили силу, от воинов требовалось бесстрашие и в какой-то мере даже безрассудство. В конце концов, ситуация тогда была тяжелая. Почти безвыходная. Стоило огромных усилий вернуть власть правящему дому. И воины, коих тогда было большинство среди сподвижников Ольги Николаевны и Константина Константиновича, зачастую должны были идти на верную смерть. Не удивлюсь, если это своего рода природный механизм — отсутствие страха и горячность, запрограммированная на уровне крови. Тогда это было актуально, а сейчас… Ну, против наследственности не попрешь. Гены — не аудиокассета. Не перезапишешь.

— Но мои отец, дед и старший брат производят впечатление уравновешенных людей, — возразил я. — Характеры у всех не сахар, согласен, но…

— Ваш дед — князь, ваш отец — его наследник, а ваш старший брат — наследник наследника. Вы говорите о прямой правящей линии. Это не рядовые члены семьи. Полагаю, разница кроется именно в этом. Вам же, Оболенский, достались типичные черты одаренного воина.

Ага. А еще печать Тьмы и дырка в пузе.

— Значит, нужно держать себя в руках, — улыбнулся я. — Самоконтроль — наше все.

— Именно, юноша.

Лекарь поднялся.

— Мне нужно доложить о вашем состоянии директору. Готовьтесь к тому, что в ближайшее время с вами захотят поговорить.

Он ушел, а я упал на подушку и уставился в потолок.

Ясное дело, директор Академии захочет меня допросить. Потому что нужно как-то объясняться с моим дедом. Этот скорее собственными руками меня придушит, но трогать внучка никому не позволит. Потому и отправил на остров — чтобы я не путался под ногами и не провоцировал на грех детоубийства.

А тут вот какая заварушка началась…

Я раз за разом прокручивал в голове воспоминания о нападении. И много чего не мог понять.

На что конкретно рассчитывал нападавший?

Вряд ли он хотел просто меня припугнуть. Для этого можно было выбрать и другие способы, не примешивая Темный дар и заточку. Но все указывало на то, что этот некто пытался меня убить. Возможно, даже обставить это как маргинальную разборку. Только кое-что пошло не так.

Что именно ему помешало? В какой момент?

Я вспомнил, как меня разбудил тот странный вопль. Трудно понять, что именно это было — интуиция, особая способность или вмешательство чего-то постороннего и неизвестного. Но это меня спасло. Так бы закололи во сне — и все. Утром все бы проснулись, обнаружили мой хладный труп…

Оболенские, конечно, в этом случае тоже бы устроили здесь невообразимое избиение младенцев. Но дело было бы сделано.

Только я все никак не мог взять в толк главное — кому вообще понадобилась моя смерть? Точнее, гибель Владимира Оболенского. Как по мне, пока что все выходки моего предшественника не тянули на смертный приговор. Я, конечно, мог многого не знать. И все же…

Володя Оболенский был известным человеком. Наверняка его лицо мелькало в светской хронике, его знали все мажоры города — и аристократы, и богатые простолюдины. Более того, происходил из древнего и очень влиятельного рода. Тот, кто намеревался меня убить, должен был понимать рискованность этой затеи.

И все равно это его не остановило. Так зачем? Зачем нужно было приносить меня, то есть Володю, в жертву?

Месть? Стремление навредить семье? Или Оболенский мог знать что-то такое, что могло бы опорочить кого-то очень влиятельного?

Мало информации. Слишком мало…

— Я принесла вам ужин. Подумала, еда из столовой будет вкуснее, чем каша и паровые котлетки без соли.

Я вздрогнул, когда в дверях появилась София Павловна с подносом в руках. Могла и не напрягаться — здесь все равно кормили.

Она медленно прошла между рядов пустых коек, освободила место на тумбе и водрузила туда поднос. Выглядело аппетитно: мясо с макаронами в каком-то дивно пахнувшем соусе. И булочка с кусочком масла. Румяная, горячая, только что из печи.

— Благодарю, — улыбнулся я. — Но с чего вы оказываете мне такие почести, София Павловна?

— Считаю себя виноватой перед вами, — ошарашила надзирательница.

— Кажется, вы считали меня врагом.

— Не врагом, Оболенский. Вы неверно меня поняли. Да, вы причинили мне зло. Да, в день вашего прибытия я не справилась с эмоциями — и это непростительно и непрофессионально. Но я в первую очередь ваш надзиратель. Моя задача — не только вести вас по пути исправления, но и обеспечивать вашу безопасность. И с этим я не справилась.

Кусок булки едва не застрял у меня в горле.

— С учетом обстоятельств вам не в чем себя винить, — прожевав, ответил я. — От вас ничего не зависело, София Павловна. Не думаю, что на курсах надзирателей учат противостоять дару Тьмы.

И все же мне было приятно. Сперва я подумал, что эта барышня слегка поехала кукушкой на почве вселенской обиды, но вроде нет. Взяла себя в руки, вспомнила о долге и изо всех сил пыталась относиться ко мне нейтрально.

— Значит, это правда? — побледнела София. — Про Тьму. Я в этой суматохе и с кучей объяснительных толком и не… Что вам известно, Оболенский?

— Боюсь, немного. Лекарь считает, что на острове есть незарегистрированный носитель Темного дара. И что он им воспользовался, чтобы меня убить. Но кое-чего не рассчитал.

Надзирательница помрачнела. Я видел, что она была в отчаянии, но старалась мне этого не показывать. Не хотела ронять лицо перед подопечным. Зря она так. Ситуация патовая, сейчас все будут бегать по потолку.

— Тогда без Ордена точно не обойдется, — вздохнула она. — Даже если есть хоть малейшее подозрение, директор обязан вызвать колдунов.

— А как они будут его искать? Проверять каждого на наличие метки Тьмы? Или у них есть другие инструменты?

— Я не знаю, Оболенский. Не знаю.

А ведь ей было страшно! Почему она так боялась Темного Ордена? Неприятный опыт взаимодействия или ей самой было что скрывать от них?

— Знаю только то, что если сюда заявятся колдуны из Ордена, дело перейдет под высочайший контроль.

— И что в этом такого? Ну, завалят проверками… Или вы здесь на своем острове так привыкли, что вам никто не хозяин, что начали по-своему распоряжаться государственным учреждением? — съязвил я.

— Я не этого опасаюсь, — сухо ответила София. — У этого учреждения есть свои тайны. Тайны, в которые не посвящают простых надзирателей вроде меня. И я не знаю, что будет, если эти тайны выйдут на свет.

— Не понял.

— Я служу здесь не так давно, но заметила кое-какие странности. Впрочем… Вам сейчас не до этого, Оболенский. Задача администрации — обеспечить вашу безопасность и предотвратить другие возможные покушения.

Вот зараза! Ведь почти начала говорить… А потом, видимо, вспомнила, с кем разговаривала, и снова закрылась. Ну ладно, давить пока что не буду. Пойду медленным, но многообещающим путем — покажу ей, что мне можно доверять.

— Позвольте личный вопрос, София Павловна. А почему вы пошли в надзиратели? Странно видеть здесь девушку из дворянской фамилии, да еще и с…

— С такой внешностью? — печально улыбнулась она.

— Да. Пожалуйста, считайте это комплиментом, лишенным всяческих намеков.

— Внешность — актив, который с годами утрачивается. А причины… Я просто хочу, чтобы сволочей в мире стало немного меньше. Если юные представители знати возьмутся за голову и вспомнят о чести и достоинстве, империя расцветет пуще прежнего. Ибо, по моему мнению, аристократическое происхождение — это высочайшая ответственность. За дары нужно платить. Одаренные получили силу после великой жертвы государя. И должны отплатить благодарностью и верной службой, а не прожигать жизнь в угаре сиюминутных удовольствий.

— И это — ваша жизненная цель?

— А что вас смущает, Оболенский?

— Просто получается, вы тоже жертвуете. Живете здесь на продуваемом всеми ветрами островке в окружении сомнительных личностей… А ведь могли бы удачно выйти замуж, обзавестись красивым домом и выращивать розы в саду. А вместо этого…

Ее лицо резко изменилось. Поджала губы, нахмурила брови, а в глазах застыла боль.

— Довольно, Оболенский. Описанное вами будущее мне более недоступно, — отрезала она и поднялась, чтобы уйти.

Стоять, Хруст. Ты сейчас, кажется, случайно наступил ей на больную мозоль.

— Прошу прощения, я не хотел, — сказал я, едва она сделала шаг. — Если задел чувства, знайте, что никакого злого умысла у меня не было. Просто хотел… Хотел немного сблизиться и показать, что я не такое уж и чудовище, каким меня все малюют. И, кроме того, у меня есть предложение, которое может вас заинтересовать.

Она обернулась. Все еще хмурая и одновременно печальная. Да уж, я точно своими вопросиками что-то разбередил в ее душе.

— Что за предложение, Оболенский?

Я отложил поднос и уставился на нее, жестом попросив закрыть дверь. Она кивнула и, сделав это, вернулась ко мне.

— Ну?

— Не знаю, чем именно вас страшит Орден, но можно попробовать разобраться неофициально, — сказал я. — Сестра моего деда состоит в Темном Ордене, и она могущественная колдунья. Я бы предпочел сперва обратиться к ней, чтобы выяснить, с чем мы вообще столкнулись.

— Да, — рассеянно кивнула София. — Я слышала, что у вас есть родня в Ордене. Но, насколько мне известно, им запрещено помогать кровной родне. Они отрекаются от рода, когда проходят посвящение.

Я улыбнулся.

— На словах — да, но кровь-то не водица. Даже если она не согласится со мной разговаривать, за спрос денег не берут. Я же могу подать прошение о встрече?

София кивнула.

— Конечно. Все воспитанники имеют на это право.

— Ну вот. Попрошу Темную мать — а там уже пусть сама решает, насколько ей это интересно. Но на ее месте я бы точно не оставил эту ситуацию без внимания. Кроме того, действительно мне нужен представитель Ордена, чтобы разъяснить один личный вопрос…

Надзирательница явно не была в восторге от этой идеи, но я поймал ее на крючок любопытства. Наверняка директор и остальные высшие руководители не станут распространяться о случившемся и о расследовании. Так что Софии вряд ли светило узнать, что к чему.

А я давал ей призрачный шанс выяснить, что творится на этом острове и почему по нему беспрепятственно перемещаются неизвестные опасные колдуны.

— Хорошо, Оболенский. Пишите прошение, я направлю его получателю. Можете сделать это сегодня, завтра утром свяжусь.

В дверь палаты постучали, и мы резко умолкли. Спустя мгновение вошла женщина в форме надзирательницы. Я уже видел ее, сопровождавшей девушек из третьей группы в столовую. Поскольку девчонок здесь было гораздо меньше, воспитанниц из разных отрядов одной группы могли поселить вместе.

— Софья Павловна, а я вас обыскалась, — улыбнулась надзирательница.

— Зашла проведать воспитанника, — отозвалась девушка. — Что-то срочное?

— На имя Владимира Андреевича поступил запрос о встрече. Я пришла предупредить воспитанника.

Мы с Софьей переглянулись. Девушка нахмурилась.

— Почему мне не сообщили?

— Боюсь, запрос поступил только что.

А вот это уже было интереснее. Как я понял, обычно сами воспитанники инициировали встречи. Они сильно регламентировались правилами, но общению с родней Академия не препятствовала. А тут кто-то сам пожелал со мной увидеться, да еще так быстро…

Неужели кто-то уже успел сообщить моей родне о покушении? Если так, то снимаю шляпу — отреагировали быстро.

— И кто желает видеть Оболенского? — спросила София.

— Господин Федор Долгоруков, — ответила женщина и замялась. — Дело в том, что… В общем, он уже здесь. Утверждает, что у него есть срочные новости для Владимира Андреевича.