Глава 5
Мне казалось, будто я плыву. Будто волны подхватили меня и плавно покачивая уносили вдаль. Неважно куда, неважно зачем. Неважно, что гребу не я, что течением управляю тоже не я. Неважно.
Мне хотелось этого покоя и я отдавалась ему.
Но, видимо, спокойствие найдёт меня не в этой жизни…
В ушах же стояло причиняющее дискомфорт шипение. Будто это самая вода уткнулась в электрические провода. Или просто я вынырнула…
Через пару мгновений сквозь этот шум стали доноситься голоса. Обеспокоенные чем-то, они звали меня по имени. Хоть это я не забыла, свое имя, едкий внутренний голос проснулся быстрее. По доносящимся словам я по цепочке вспоминала, что упала в обморок. Почему? Ох, нет, если вспомню и это, мне из мрака не выбраться.
Но как бы я не иронизировала, деваться было некуда.
— Как ты, — тут же поинтересовалась бабушка, которая сидела рядом со мной в…
А была я в своей старой комнате. Синие тяжелые шторы, светло-голубые обои, серый комод с круглым зеркалом, кровать в углу и исписанная карандашом стена. Почему ее не заклеили? Вялый мозг почему-то сосредоточился на ней, а не на гостях, находящиеся в комнате слишком большой компанией.
— Голова болит, — отозвалась я.
— Ты нас сильно испугала, — подал голос отец, который стоял за спиной бабушки и скрывал своими массивными плечами основную часть комнаты. — Тебе что-то нужно?
На секунду я прикрыла глаза, а после постаралась сказать уверенным голосом.
— Только если воды и тишины. Я сутки не спала и пережила напряженную неделю с экзаменами.
— Конечно, Анечка, отдыхай, — подала голос тетя Надя. Она стояла почти у выхода, но слова ее зазвенели в голове — она всегда имела высокий тембр голоса. Не зря они с мамой сестрами звались.
— Мы уже уходим, — поддакнула ей тетя Тамара.
Здесь что, собрались все кому не лень? Может они хотели увидеться, взмолилась единая семейная кровь. Они просто хотели представления, одернула себя.
— Мне тоже выйти? — спросил отец и взял меня за руку, сменив бабушку. Она ушла последней.
Кровать под его весом немного прогнулась. Его спина теперь ничего не скрывала, но лучше бы он продолжал стоять.
В комнате остались трое.
— Да, пап, я приму душ, отдохну и спущусь, если позволишь, — проговорила сипло. Голос заново отказывался мне поддаваться, но поборов слабость, я кашлянула и добавила отчетливо, даже немного зло. — Что он здесь делает?
Отец, кажется, даже растерялся. Он раскрыв рот, нахмурился. А потом глаза его посветлели и он обернулся туда, куда я неотрывно смотрела вот уже целую минуту.
— Максим? — удивился он, будто только сейчас его увидел. — Он зашел просто погреться по соседски, потом уедет. Он здесь ненадолго.
Ненадолго… погреться… просто… уедет…
Каждое слово, точно зубы хищника — вгрызались в мягкую плоть.
— У него здесь маленькое дело…
— Понятно, — прервала я поток боли, также как и неотрывный взгляд с другой стороны комнаты.
И усмехнулась про себя, закрыв глаза — чего ты сам молчишь? Слово боишься сказать. Тебе серьезно нечего сказать? Если нечего, почему стоишь здесь, держишь косяк своим плечом…
Никого не хочу видеть, подумала я, а вслух сказала:
— Я в порядке, пап, не переживай за меня. Нет ничего, что могло бы так сильно расстроить твою дочь. Ну, кроме дипломной работы, которая не за горами…
Максим дернулся и развернувшись ушел. В комнате воздуха стало вдвое больше.
Улыбка отца была знаком того, что он мне поверил.
Вот и хорошо.
— Бабушка сейчас принесет тебе воды.
Через секунду в комнате не осталось никого. В ней не было даже меня. Здесь находилась какая-то оболочка Анны Явницкой — пустая, лишенная эмоций и чувств. Сама она, дочь бывшего врача-хирурга, внучка профессионального дизайнера давно потерялась, распав на сотни кусочков. Лишь однажды она мелькнула тенью, слабым образом, попробовала вернуться единой и собранной совсем недавно, но необоснованная попытка далась наивному фарфору падением на асфальтовый бетон — никаких шансов.
Глубокие вдохи и выдохи восстановили дыхание, закрытые глаза доверились тишине и через несколько минут мне удалось изгнать из головы лишние мысли.
Я не буду интересоваться абсолютно ничем, что связано с нахождением здесь Максима. Ненадолго? Прекрасно. Погреться? Пусть.
Мой чемодан обнаружился в углу — кто-то поднял его в комнату. Взяв домашнюю одежду, я вышла в коридор, чтобы свернуть направо в ванную комнату. Хорошо, что их по одному на каждом этаже.
По левую же сторону меня ждал сюрприз. Или не ждал, а так, просто грелся… чтобы его… Я уже сомневалась в собственных глазах — они издеваются? Или Максим ждал пока все разбредутся по дому, чтобы остаться со мной наедине?
Не сказала бы, что мысль мне не понравилась. Но я ее отмела сразу же. Я не буду слепым котенком. Не буду принимать воображаемое за действительность. Если бы он хотел поговорить, сделал бы это еще в лесу. В глазах снова защипало, только уже от понимания.
“Дура ты, Ань, наивная дура. Мужчина выглядит на миллион, сдалась ему ты после стольких лет. Он уже и знать не знает, что было.”
“Но он не знает правды, он не знает главного…” словно сумасшедшая я спорила с сама собой, я пыталась оправдаться перед внутренним голосом, называемый реалистом.
*Если ему не нужна ты сама, ему не нужно и то другое!” Этим доводом голос разума меня полностью заткнул.
А в это время, Максим продолжал стоять напротив меня, спрятав руки в карманах брюк, холодно и невозмутимо, наблюдал из-под бровей и думал черте знает о чем. Когда я прервала контакт и направилась в нужную сторону, он не подал голоса.
Что ж, этот раунд я выиграла. У себя самой, но выиграла. Но если так, то пусть лучше поскорее уедет.
Встав под горячие струи воды, странная, но очень ощутимая мысль посетила меня внезапно. А где была все это время моя мама?
Высушилась, оделась и еще несколько минут стояла перед зеркалом неподвижно…
*******
На кухне работа откровенно стояла. Отец со своими двумя братьями кололи дрова на заднем дворе, который был виден через окно, а женщины без детей расположились за круглым тяжелым столом.
— Чаю хочешь?
Они тут же повернули головы, улыбнулись и предложили чай.
— Я бы что-то существеннее съела. Я же и обед пропустила, — плечи мои неловко дернулись. Находиться под столь изучающими взглядами было неудобно.
— Конечно, мы столько приготовили, холодильник уже ломиться от еды, а все из-за детей, — начала тетя Тамара, — Но они еще не проголодались. Они почему-то вообще стали есть мало.
И через минуту передо мной была тарелка грибного супа с фрикадельками.
Женщиной она была такой, которая выглядит намного моложе своих лет. Она была самой старшей, но выглядела наравне со всеми — русые, отличительные моей семьи, волосы, узкие миндалевидные глаза, хорошая фигура. Это не удивительно — редактор модного журнала и не могла по другому выглядеть. На пальцах она любила носить все что было в шкатулке: откуда такая цыганская привычка, я не знала. Моя мама в этом плане, да и не только, сама сдержанность.
А где она, кстати? — вопрос снова влез в мои мысли против моей воли.
— Да потому что они без присмотра заглядывают в холодильник. Вот и перекусывают на бегу, — ответила тетя Надя.
Она же полностью отличалась от своих сестер, разве что обладала таким же громким голосом и стальным характером. Черные волосы и стильные очки в современной оправе убирали ей внешне пару лет.
— А почему мы тогда готовим так много?
После этого вопроса я вся ушла в себя и в наслаждение, потому что ароматный запах супа ударил по слабому — отсутствию аппетита. Все лишние голоса исчезли, разговоры стихли и даже кухня стала свободнее, словно по мановению руки. Осталась я и ложка горячего, дымящегося супа, который попав в рот, возбудил все имеющиеся рецепторы. Как же вкусно…
— …а Максим что?
В сознание ударился вопрос, потому что в нем участвовало его имя. Против моей воли мой разум хотел как больше новостей, связанных непосредственно с ним. Если даже я зло шикнула на свою излишнюю любознательность.
— А что он. Нашего бывшего соседа и не узнаешь, так сильно вымахал за все годы.
— Ну конечно вымахал, — раздался мужской бас. Это наши мужчины вошли, внося в помещение свежий морозный воздух, немного сумбура и поленья для камина в гостинной. — Спецназовца видно по воспитанию, — с веселой улыбкой закончил отец.
Он выглядел довольным — улыбка не сходила с лица, и даже морщинки вокруг глаз и рта не могли испортить его воодушевленное настроение. Высокий мужчина с чёрными волосами и густыми бровями обладал яркой харизмой и сильно любил свою жену, и как обычный влюбленный человек, видел в своей любви только хорошее. Бывший хирург пару лет назад получил серьезную травму руки, после чего ему пришлось оставить любимую работу.
Чему он был рад?
И тут меня укусил червячок стыда — мне бы не хотелось, чтобы кто-то страдал из-за меня, но и поделать с сложившимися обстоятельствами я ничего не могла.
— Спецназ ведь предусматривает такие качества, как физические, психологические и в частности умственные способности. Там же нервяк еще тот, да и перегрузки никто не отменял, — поделился своим мнением дядя.
— Молодец, пацан, — раздался общий вздох.
Мужчины уже разделись, расслабились и дружной командой прошли к нашему особому стеллажу, откуда отец достал бутылку выдержанного коньяка. В закрытом теплом помещении разнесся его крепкий запах, достаточный, чтобы ударить по моим расшатавшимся нервам.
— Молодец, пацан, не каждый выбирает служить в таких войсках. Спецназ сплошной риск здоровьем и своей психикой, не считая опасность на операциях.
Так где же сам виновник таких разговоров? Суп был забыт тут же, а рот занялся совсем другим — никак не мог подобрать отвисшую челюсть. Максим выбрал горячие точки по своей инициативе? Навязанный выбор конечно же не предусматривает других вариантов. Молодец? По-моему это просто выработанная жизнеспособность.
Мне хотелось закричать, сорвать голос, но донести до всех кто именно решил тогда судьбу этого пацана. Жаль только, что женщина в своей природе коварна и хитра и может сделать все так, чтобы никто не знал о ее проделках.
Отец не знал о той ночи, не знал о моих чувствах, не знал итога пятилетней давности — он оправдывал мою холодность тем, что мама была слишком строга ко мне. Он не знал, что сейчас причиняет мне боль почти на физическом уровне.
— Служба службой, а обед по расписанию, как говорится, — улыбнулся дядя, глубоко вдохнув воздух после опрокинутой в себя стопки. — Надежда, где закуска? — пробасил он.
— Так давайте за стол, — встрепенулась тетя. — Мы здесь чаем перебились, а Анька, вон, от супа нос воротит, — ответила она, на секунду лишь сверкнув глазами. Не любили они, когда ими командуют, но мужчины на то мужчины — если бутылка открыта, будь добра хозяйка, подай закуску.
— Ну так, хозяйничайте…
— Так на то здесь есть хозяйка.
Речь зашла наконец о моей маме. И где она, черт побери, ходит? — возмутился внутренний голос.
Она что, вообще не скучала? Не ждала? Не искала?
Волна горечи вновь нахлынула исподтишка. Ну когда уже я привыкну? Я же обещала себе, что ничто мне не испортит настроения.
А потом он же заметил, что и бабушки нет
— И где она? — спросил отец.
— Так она пошла гостя проводить, — тетя Надя уверенно посмотрела в сторону входной двери.
Я подавилась воздухом, но увлеченные разговором не обратили на это внимания.
— Как проводить? Я же его лично пригласил поужинать с нами, — непонимающе выдал отец. — Я сейчас разберусь.
И он вышел с кухни, открыв дверь. На секунду послышался до боли родной голос — немного слабый и приглушенный из-за расстояния, но мои натянутые до предела нервы успели среагировать.
Может не надо разбираться, слабо подал голос комок нервов, стянутый в один сплошной нерв, пусть уйдет, прошептал он едва, но его тут же заткнула тоска — острая тоска по нему всему.
Пока я вела внутренний разговор в кухню зашли они — радостный отец, не пытающийся скрыть улыбку, такой же невозмутимый Максим и мама.