Испытание временем

Глава 7

Глава 7

— Что ты здесь делаешь? — хорошо прищурившись, я смогла увидеть, что я в комнате нахожусь уже не одна.

В темном углу, где находилось кресло, и куда не достигал свет полумесяца со стороны окна я отчетливо видела фигуру. Она принадлежала мужчине, который тихо расположился на мягкой мебели, а перед этим не удосужился постучаться в дверь прежде чем войти в чужую собственность или для начала подождать утра.

Нет, он наглым образом вторгся в мою спальню по непонятным для меня причинам.

Добить меня решил?

— Уже поздно…

Мои слова утонули в мужском полушепоте.

— Что именно?

И вопрос прозвучал настолько двусмысленно, что я просто не нашлась как ответить. Я забыла прикрыться одеялом, который сполз к ногам, пока я спала, я забыла слова, что хотела выставить ночного гостя за порог, что хотела возмутиться.

Действительно, что именно. То, что середина ночи не самое удобное время, чтобы принимать в личной комнате незваных гостей не пришла в голову этому самому наглому гостю.

А прикроватные часы показывали третий час.

В комнате воцарилась тишина. Такая, которая и должна быть глубокой ночью, когда жители дома уже крепко спят и слышен каждый вдох и выдох. В ней же сейчас слышался тандем — потревоженная я дышала часто, как и Максим, как после…

Мысль ударилась о еще полусонное сознание.

Такое тяжелое дыхание бывает после бега.

Максим бегал? В три часа ночи? В лесу? А потом решил навестить давнюю подругу, вторгшись в ее комнату пока она спит?

Тело покрылось мелкой дрожью.

Не маньяк ли он случаем?

— Ты бегал? — на два слова понадобился почти весь воздух в легких, и то, прозвучало сипло.

— Да, захотелось, — короткий ответ и снова тишина.

В ней ощущался дискомфорт.

После ужина я сразу поднялась в свою комнату, после чего ни разу из нее не выходила. Я больше ни с кем не виделась, а меня никто не тревожил. Кроме бабушки, которая принесла мне пару пирожков и стакан теплого молока. А вместо того, чтобы поблагодарить, я просто разревелась в ее уютных объятиях.

Бабушка гладила меня по волосам, тихо подпевала себе под нос детскую песенку и молча вытирала влажность с моих щек. А после не обронив ни слова просто вышла, оставив меня гореть в стыду от допущенной слабости. Не стало плакать взрослой женщине…

Даже если душа разрывается на части.

Даже если выть хочется.

И уехать…

Эта мысль не покидала меня весь остаток вечера, с ней же я и уснула. Как именно, я не помню. Я просто залезла под одеяло, лежала клубочком, слушала звуки подвывания морозного ветра на улице и хотела только одного — уехать отсюда подальше.

Уехать туда, где сейчас улыбается мое счастье, моя отрада и мой отколовшийся навсегда кусок души.

Меня задерживала понятная причина.

А потом я с грустной улыбкой просто отрубилась, пока в один момент не начала ворочаться в постели и вынужденно вылезать из сна из-за дискомфорта. Такое бывает, когда на тебя слишком пристально смотрят.

Максим, не стесняясь, расположился как у себя дома и довольно ощутимо меня рассматривал. Я аж вздрогнула, когда поняла в чем дело.

Дрожь усилилась. И я не знаю точно отчего — в комнате похолодало, но не так сильно, каким холодом меня обливал Максим. Тень не убавляла ни одного градуса

Дискомфорт никуда не делся. Тишина давила, а короткий ответ, брошенный будто из милости, просто злил.

— Что ты здесь делаешь, Максим? — наконец я пришла в себя и позволила этой злости вылиться в вопрос.

Как бы я не старалась выцепить хоть одно выражение лица, тёмный угол хорошо скрывал глаза моего гостя.

— А ты? — низкий тембр отозвался волной мурашек.

Я бы сказала, что вопрос был глупым, я в своей комнате вообще-то сплю, но не скажу, потому знала Максима. Он хоть и был, как говорят, своим пацаном с района, участвовал во всех драках и уличных боях, был хулиганом и бунтарем, хамом и тем еще занозой, но его никогда нельзя было назвать дураком. В школе он умудрялся и статус главного заводилу сохранять, всех бесить и злить, и одновременно получать похвалу. За хорошие оценки, за активность в спортивных турнирах, за здоровый образ жизни.

Но вопрос все равно тянул на глупость.

— Максим, — я устало вздохнула. — Что тебе надо?

А мысленно добавила, издеваешься?

— А тебе? — тут же последовал встречный вопрос.

— Мы играем в вопросы?

— А ты хочешь поиграть?

Как бы Максим не старался говорить шепотом, мне казалось, что его бас слышится аж на кухне. А я замолкла и уставилась в черный угол. Говорить то мне все равно нечего. И узнать что-либо мне тоже не позволят.

Это так было похоже на наши давние отношения, что сердце предательски екнуло. А женская гордость на нее тут же шикнула, нечего разводить здесь влажность.

— Значит пять лет? — после паузы раздалось в тени.

— Что именно? — настал мой черёд издеваться.

Мы всегда должны быть квиты, так мы привыкли — отвечать любой взаимностью.

— Значит Анна Явницкая вот уже пять лет как студент экономического факультета? Как ты умудрилась?

— Откуда ты знаешь? — поспешно спросила я. И пожалела. Что значит умудрилась? Ну я тебе дам. — Ты вроде не урод, чего скрываешься в тени?

И снова не то, что крутится в голове.

— Вот спасибо, значит ты считаешь меня красивым? — сарказм сочился из его уст точно сок перезрелого персика.

С этими словами Максим с ужасным скрипом, кажется даже специально, передвинул ножки кресел ко мне поближе и к свету от ночной луны.

Глаза глядели прямо, не скрывая азартного блеска. Не как в лесу. Тогда они горели злостью. Не как за столом. Тогда холод излучал каждый взмах ресниц.

— Зачем тебе меня видеть? Зачем тебе вообще это желание?

— Я привыкла смотреть в глаза человеку, с которым разговариваю, особенно когда он самый тайно проник в закрытые для него довери.

Максим засмеялся. Голосом полный презрения. Это вторглось в сознание ушатом воды. Этот тон не был похож ни на один другой, которым меня одаривали. Даже когда я в детстве сожгла его школьную форму. Тогда он получил по полной программе и от родителей, и от преподавателей, ведь школа не допускала к занятиям без формы. Кто же знал, что его родители уже тогда испытывали финансовые трудности. Но и тогда он себе не допускал лишнего.

— Ты боишься?

— Ты не ответил на мои вопросы, почему я должна отвечать на твои?

— Да, я что-то слышал о равноправии полов.

Во мне бурлил сумасшедший коктейль из разномастных чувств — растерянность, непонимание, злость, гнев, восторг.

Не обошлось и без последнего, и злость моя росла пропорционально восторгу. Как же, в моей комнате находится тот самый человек, который снился почти каждую ночь, который проник слишком глубоко, слишком сильно, который смог задеть фундамент.

Он смотрит на меня в одной сорочке… Гормоны бились о выставленную, но едва держащуюся стену невозмутимости. Мол, не хотим мы никого и грудь не наливается тяжестью. Восторг отвергал любые доводы рассудка. “Ему плевать, кричал здравый ум, Максим пришел только поразвлечь свое эго.”

Но как бы я не злилась на себя за это, радость вгрызала себе путь через боль, сквозь те ножи, которые так же накрепко торчат в моей груди.

Что из этих чувств сильнее, я не могла отметить. Я ощущала себя крайне уязвлено, и чтобы я не думала, коктейль не рассасывался. Казалось, что со мной играются, а я только и делаю что поддаюсь. Не зная ни правил, ни условий, ни игроков я тупо проигрывала. Это бесило неимоверно.

Что за наглость? Что за бесцеремонность? Откуда такой эгоизм и вседозволенность? Один факт, что Максим проник в мою спальню и наблюдал как я сплю вверг меня в ступор. Зачем? Почему?

Как бы я не хотела ответить на этот вопрос так, как хотелось мне, я обещала себе не быть наивной малолеткой, и поэтому я ждала хоть одного намека на ответ. Я спрашивала, я требовала. На что я получила лишь ухмылки и презрение.

Максим не оставлял мне даже возможность на ложь самой себе. Он отдирал их с моей груди с каждой брошенной фразой. А последняя просто добавила огня в мою пылающую душу.

Одеяло отлетело в сторону, а босые пятки почувствовали холодный пол. Тапки были утеряны для меня, как и чувство смущения и неловкости. Тонкая сорочка облепила мое дрожащее тело, волосы рассыпались по плечам, тонкое кружево на груди просвечивало тонкую кожу — все это я тоже не замечала. Пусть! Коктейль сменился на что-то более мощное. Он кипел. Он взрывался. Он требовал выхода.

— Вон, — процедила я сквозь зубы, стоя уже в полный рост, пылая одним ярким пламенем.

Восторг был задавлен, точно блоха. Радость растворилась в ядовитой обиде. Сжав кулаки, я выдала четче.

— Вон из моей комнаты, я сказала.

Для меня осталась лишь едкая злость, которая кипела во мне вовсю. И если сейчас же ничего не измениться, я взорвусь. А смотрела я на кресло напротив сверху вниз, где вальяжно расположился слишком наглый, слишком дерзкий и самонадеянный хам.

— Встал и бегу… — выдал тот самый хам, не шелохнувшись.

Его смешок только укрепил мои мысли. Что бы ни задумал этот мужчина в моей спальной, это не тот Максим, которого я бы приняла не только в комнате. Он полностью проигнорировал мою реакцию на его слова. Ему плевать на мои чувства. Ему безразлична я.

Спрятав обиду как можно глубже в себя, выдавая только холод в голосе и уверенность в позе, я повторила.

— Выйди немедленно.

Полный игнор.

— Жених значит против?

Очередной смешок и пренебрежительный тон.

— Не твоего ума дело, — процедила я, впиваясь ногтями в кожу ладоней.

Максим нервно дернулся. А через одно молниеносное движение он уже стоял на ногах и с напряженными плечами. О да, парень, не понравилась грубость?

С одной стороны я была благодарна — даже не знаю кому именно, может кому-то свыше? — праведный гнев не допустил мне растеряться. На самом деле, какая теперь разница есть ли жених или это глупая шутка подруги?

— Который по счету?

— Что?

— Я говорю который твой жених по счету…

— Как ты…

— Первый, ещё тот же? Третий? Пятый?

— Замолчи…

— А чего женишок не оберегает честь своей невесты?

— Хам.

— Может сам гуляет?

— Замолчи. Как ты смеешь? Какое ты имеешь право? Кто ты такой вообще?

Один короткий миг и дыхание Максима обжигает мое лицо.

— Кто я такой? — тихий рык раздается угрожающе.

Мужская рука обхватывает шею, где бешено бьется сонная артерия. Его близость заставляет нервничать. Его тяжелое дыхание обжигает щеку. Его захват вызывает трепет раненной лани — остались последние судорожные вздохи и понимание конца. Между нами всего сантиметр и между нами океан ненависти.

Добыча должна бороться за свою жизнь, я же заглядывала хищнику в рот. Кожа горела, а самое противное, я горела внизу. Я хотела своего мучителя. От одного его запаха — свежесть хвойного леса и запах мужского тела после бега — мои гормоны отвернулись ко мне спиной и радостно вздохнули “наконец-то”.

Тонкая шея теряется в большой ладони и кажется такой хрупкой, что мужчине понадобится лишь сила воли на то, чтобы ее сломать.

— Тебе напомнить какое у меня право?

Большой палец приоткрыл клетку из захвата и теперь блуждал, очерчивая линию моего подбородка.

— Ты не будешь меня целовать, — выдала я, заметив, куда смотрит черная бездна. Да что там, я сама не могла оторваться от разглядывания маленького шрама над верхней губой приоткрытого рта.

Я протестовала всему миру, бежала против ветра и гребла против течения. Да, бесполезно и абсолютно бессмысленно. Мир задавит своей силой, а течение просто затянет ко дну.

— Даже если бы хотел…

Я проглотила вырвавшиеся ядовитые пары внутреннего коктейля.

— Ты не будешь меня трогать. Ты не будешь меня обнимать.

Я вынесла приговор самой себе. Любви в углу подсудимых не хватило веских доказательств и реализм ее не пощадил, приговорив на пожизненное заточение в самом темном и тесном уголке души.

Хамское отношение Максима, его грязные слова, пошлые подтексты не оставили мне ни одной возможности на надежду — этот не тот человек, которому я впервые отдалась и сохранила его нежность через годы.

Но он об этом не узнает.

Он не узнает о главном.

— Как тебя не трогать? — спросил мой мучитель и переместил руку с шеи на волосы, собрал их ладонью и намотал на кулак.

— Ты уверена? — с этим вопросом меня заставили вскинуть голову чуть назад, затянув волосы в кулаке. Взгляд мой остался на прежнем месте — казалось, ничто не могло заставить зрительному контакту прерваться.

— Ты не сделаешь это. Я не допущу этого, — процедила я тихо.

Между нами сантиметр, который мог зафиксировать самую напряженную точку в земном шаре. Этот сантиметр мог заряжать устройства. Этот сантиметр мог возродить потухший вулкан. Но этот сантиметр не мог возродить наши чувства.

Это была игра слов.

Это был поединок взглядов.

И я не собиралась сдаваться.

Прежний Максим был честным, открытым. Раньше он делился воздухом, теперь же его лишал. Прежний мужчина не умел играть на чувствах, он их защищал. Раньше Максим был моим, а теперь он кто угодно, только не тот Максим.

Он не мой сосед, который тайно провожал каждый раз после школы. Это не тот парень, который оберегал мой каждый шаг. Это не тот мужчина, который называл меня бабочкой и клеймил свое имя на моих губах.

— Я не сделаю это, — согласился ночной гость.

Тихий вздох облегчения раздался из моих уст едва слышно. А громкий стон сдержать я не сумела. Мужская рука нагло проникла под сорочку, проигнорировала белье и раздвинула нежные складки.

— Да, девочка, — поймала я губами теплый воздух.

Широкий палец тут же нашел чувствительный бугорок. Мне пришлось вцепиться в мощные плечи напротив для устойчивости и закатить глаза.

Я говорила, что ничто не заставит прервать зрительный контакт?

Ох, как же я ошибалась.

— Не сдерживайся, не позволяй…

Ох, как же хорошо.

— Какая влажная…

Его голос проникал сквозь толщу воды и дойдя, действовал кипятком на оголенные провода — я не могла противиться.

— Я не буду тебя целовать, я дам тебе оргазм.

Пошлый шепот заставлял пускать мои ногти в мужские плечи все сильнее. Как и палец, выписывающий своеобразный рисунок, нетерпеливо проникал все глубже.

Казалось, мужчина хотел одним резким толчком заполнить меня всю.

Казалось, я не была против.

Все чувства внутри меня собрались воедино и быстрым темпом закручивались чуть ниже живота, там где сейчас жестко играл мужской палец.

— Я покажу тебе мое право. Ты дала мне его много лет назад.

Мужчина умел доводить до исступления, мне оставалось совсем немного, когда рука остановилась.

— Хочешь чтобы я тебя поцеловал?

— Маакс… — бессвязно протянула я.

— Ты на грани, — мимолетное касание и я всхлипываю.

— Не надо играться…

— Тебе осталось совсем немного.

— Макс…

Миг и целый палец проникает в меня до упора. Миг и я вспыхиваю миллионами свечей, чтобы тут же обмякнуть в руках Макса. В руках моего истязателя и моего ожившего сна. Я чувствовала его учащенное сердцебиение. Я чувствовала его запах тела, не духов, не одеколона, а запах его тела.

Еле держусь на ногах, когда Максим отодвигается, чтобы поднять тот самый палец вверх и голосом полный серьезности выдать.

— Вот мое право. Стоило тебе доказывать?