Испытательный срок

Глава 12

Она была не такой, как сородичи. Конечно, в ней жила та же жажда убийств, крови, страданий и разрушения. Но эту жажду сдерживал разум – подарок от создателей, из-за которого ее сестры получились очень слабыми. Точно невидимый поводок, он не позволял переступать грань.

Это приводило в ярость. Особенно в самом начале, когда сестры добрались, наконец, до двуногих тварей. Как хотелось ломать, рвать и калечить вместе с ними!..

Но у нее была задача.

Поэтому, подавив жгучее желание вступить в битву, она ускользнула. Предстояло найти укрытие – до поры, до времени. Приходилось спешить и вместе с тем быть осторожной. Она не могла позволить кому-нибудь из врагов заметить себя.

А потому торопилась, слушая позади крики этих двуногих и рев сестер.

Враги жили в очень странном мире. Совершенно не похожем на родину ее создателей. Здесь не было черных дымов, грохота, лязга и жара…

Укрытие нашлось довольно быстро. Скрежеща зубами от клокотавшей внутри злости – как хотелось убивать вместе с сестрами! – она стала ждать. Заросли, растянувшиеся вдоль ручья, служили ей домом долгие часы.

Стемнело. А затем опять стало светло. Тогда и появился он.

Этот двуногий был странным: гораздо меньше и слабее тех, что она успела увидеть, когда вместе с сестрами покинула облако черного дыма. И двигался он не так, как другие враги – на полусогнутых ногах и с трудом. Еще он строил гримасы, издавал странные звуки, а из глаз у него текла прозрачная жидкость. Уже потом, покопавшись в памяти двуногого, она узнала, что это слезы.

Враг подходил. Наступала пора выполнить еще одну часть задачи. И у нее получилось: как только двуногий оказался достаточно близко, все и произошло.

Было больно. Глаза жгло так, что она не выдержала – заревела. Двуногий тоже страдал – бился, кричал. Но это хорошо: враг должен мучиться.

Потом все кончилось. Она стала двуногим, вселилась в его тело.

Сначала было очень непривычно. Всего две руки и две ноги, причем неполноценные – это она поняла сразу. И сжала кулаки, заскрипела зубами, зашипела, с жалостью глядя на свое бывшее тело: большое, прекрасное, наделенное всем необходимым, чтобы сражаться.

А перед глазами проносились десятки образов – воспоминаний ее добычи. Она видела двуногих, или людей, как эти твари называли сами себя. В их взглядах читались жалость, досада, сочувствие, презрение, брезгливость, злость…

Она не выдержала и снова зашипела. Даже сородичи считали ущербным бывшего владельца ее нового тела. Она бы с радостью выбрала другую оболочку, побольше и посильнее, но создатели приказали вселиться в первого же попавшегося врага.

Пора было идти туда, где жили люди. Покопавшись в памяти жертвы, она узнала, что место это называлось деревней Чешуйка.

Первые шаги дались с трудом, она чуть не упала. Передвигаться всего на двух конечностях… Как глупо… Тем более, ноги оказались с изъяном: движения сопровождались болью и напряжением в недоразвитых мышцах.

Ее захлестнуло очередной волной злости. В горле заклокотало. Хотелось запрокинуть голову и зареветь – как прежде, громко и грозно. Но она сдержалась.

Пора отправляться…

Второй раз деревня показалась еще более странным местом. Повсюду большие короба из бревен, куда люди прятались, едва наступала ночь. Память жертвы подсказала, что короба назывались домами. В один и предстояло сейчас пройти. Теперь это ее жилище.

Людей на улицах было немного. Лишь человек семь стояли на открытом пространстве, окружив столб, на верхушке которого, натягивая цепи, рвались с жердей четыре крылатых твари. От двуногих врагов исходили недоумение, тревога, растерянность и страх.

– Матис!

Услышав крик, она повернулась. Матис… Память подсказала, что это не просто набор звуков. Это имя. Имя того, кто стал ее первой жертвой.

К ней спешил человек. Невысокий, толстый и грязный, с распухшим темным лицом. Разодранная рубаха открывала рыхлое волосатое пузо, которое тряслось при каждом шаге. Как только двуногий приблизился, она ощутила смесь мерзких запахов и брезгливо сморщилась.

Этого человека нужно было звать отцом. Он один из тех двоих, благодаря которым убогая оболочка, ставшая приютом для нее, появилась на свет. Второй, вернее – вторая, звалась матерью.

Перед мысленным взором возникло забитое существо, такое же неопрятное, как и отец. Оно жило в постоянном страхе и вызывало отвращение.

И ярость.

– Чего рожи корчишь?.. – прорычал отец, скалясь и тараща маленькие бесцветные глазки. – Где пропадал, гаденыш?!

Вновь воспоминания. Совсем свежие: несколько людей, похожих на Матиса – таких же мелких, только сильнее и без видимых изъянов, – стояли полукругом, усмехались, показывали пальцем. Потом один, бритый наголо, с лицом, покрытым странными светло-коричневыми точками, приблизился и толкнул Матиса. Тот пошатнулся и не удержал равновесия. Упал. А остальные повели себя странно – разинули рты, стали трястись, прыгать. Они смеялись. Над ним – Матисом. Точнее – над его уродством.

Подобное случалось уже не единожды. Дети – так в этом мире называли мелких двуногих – выслеживали Матиса, придумывали ему новые прозвища, одно обиднее другого, толкали и веселились, глядя, как тот изо всех сил старается не упасть, закидывали камнями и грязью, обливали вонючей дрянью, зовущейся рыбьим жиром…

Матис был слаб не только телом, но и духом. Он начинал плакать, что еще больше раззадоривало обидчиков, и убегал. Калека чувствовал себя хорошо только в одиночестве, а потому много времени проводил в зарослях у ручья. Там он слушал журчание воды, шелест листьев, голоса птиц. Там он успокаивался.

И там он встретил свою смерть.

…Боль выдернула из омута воспоминаний.

Она обнаружила себя на земле. Отец Матиса нависал над ней и злобно сопел.

– Отвечай, когда спрашивают, – прорычал он. – Кто позволил тебе уйти незнамо куда? Соображаешь, нет? Не видишь, что творится?

Отец Матиса выпрямился и указал на столб, к которому были прикованы четыре темные туши с крыльями. Они по-прежнему рвались, стремясь улететь, но цепи, прикрепленные к жердям, держали крепко.

– Послушай, Трамбр, – пророкотал крупный человек с гривой черных волос и круглым морщинистым лицом. У него были очень странные глаза – разноцветные. – Не смей так обращаться с мальчиком…

Он двинулся на отца Матиса. Тот ссутулился, глядя на великана со страхом и злостью, и стал пятиться.

– Простите, староста Тагр, – процедил он. – Не сдержался. От страха все, вы же понимаете. Вон, что делается, – грязный палец указал на столб. – А этот выро… Матис мой пропадает неизвестно где. На полчаса выпросился, воздухом подышать – и с концами. Жена, Райза, в слезы, ну я и кинулся искать. Всю деревню оббегал – нет его. У меня уж сердце отцовское заболело… И вот он объявляется, как ни в чем не бывало. Морщится, лицо воротит. Я и…

Не договорив, отец Матиса ухватил ее за плечи и рывком поставил на ноги.

– Домой пойдем, с вашего позволения, – он слегка наклонил плешивую голову.

– Идите, – пробормотал староста Тагр, пристально глядя на него.

…С тех пор небо темнело уже дважды. Сейчас близилось утро, и она лежала на лавке, слушая, как храпит отец Матиса.

В доме стоял тяжелый кислый запах пойла, к которому то и дело прикладывался грязный толстяк. Нескольких глотков этой дряни хватало, чтобы он начинал вести себя странно. Шатался, горланил песни, грохал кулаками по столу, лавкам или стенам, тянул руки к Райзе – матери Матиса. Та выворачивалась из потных объятий мужа, называла его «скотом», «мразью» и еще много как. Трамбр в ответ либо смеялся, либо тоже начинал ругаться, приходя в еще большее бешенство. Матиса он именовал «выродком».

Она сразу поняла, что Трамбр ненавидел сына-калеку. А Райза… Быть может, она и любила Матиса – когда-то. Сейчас этой забитой и неопрятной женщине было плевать на все: на зарастающий грязью дом, на мужа, что травился дешевой выпивкой и распускал руки, и на Матиса, которого жалели взрослые, а сверстники считали недочеловеком.

Близилось утро. Скоро солнечный свет заползет в давно не мытое окно, скользнет по покрытым копотью, облепленным паутиной стенам, заплеванному Трамбром полу, убогой мебели и посуде, в которой черствели и кисли остатки скудного ужина…

Наступит новый день. И быть может, именно сегодня она начнет. Понемногу, очень осторожно, чтобы никто не понял, что виной бедам мальчик-калека по имени Матис.

Однако пока она даже не представляла, что может сделать. Ей еще не удалось толком познакомиться с этим миром. Но это не страшно: она придумает, как превратить жизнь двуногих в кошмар. Их мучения напитают таящееся у нее внутри заклятье. Она выберет новую жертву и переселит часть себя в ее тело, обретет союзника. Вдвоем они смогут сделать гораздо больше. А потом их станет четверо. Затем – восемь… Шестнадцать…

И так далее…

С ростом их числа будет расти и кошмар, пожирающий этот мир.

Она не подведет создателей. Те будут довольны.

Но до этого еще очень далеко. Она едва-едва начала свой путь.

Проклятые твари с крыльями, прикованные к столбу!.. Это из-за них она теряет время!.. Крылуны чувствовали ее: в безголовых и безлапых тушах присутствовала часть той силы, что дала жизнь и ей. А двуногие глупцы тряслись, ожидая еще одно облако черного дыма. Сидели по домам, в обнимку со своими трусливыми детенышами. Она тоже вынуждена была торчать в загаженной комнатке и пялиться в окно. Но даже бездействие оказалось полезным: многое стало ясно из разговоров Трамбра и Райзы.

И эти знания помогут, когда она начнет.