Испытай меня

Глава 11

Холт

Переступаю по две ступеньки за раз. Кто-то неистово звонит в дверной звонок и стучит в мою входную дверь.

— Иду, — кричу я. Прежде чем открыть дверь, смотрю в глазок и вижу Эвелин на своем крыльце. Быстро открываю дверь, и она делает шаг назад. — Эвелин?

Я удивлен увидеть ее у своего дома.

Она нервно сжимает руки и глубоко вздыхает.

— Привет, Холт. Извини за это, но у тебя не будет минутки для разговора?

— Конечно. С Сейдж все в порядке? — Я отступаю и придерживаю дверь, когда она заходит в дом. Мое сердце все еще колотится от удивления. Так странно — увидеть кого-то у моей двери, но теперь я беспокоюсь, что что-то случилось с Сейдж.

— Сложный вопрос, — мямлит она. — И, твою ж… этот дом, Холт. — Она выглядит впечатленной, ненадолго отвлекшись.

— Спасибо, — бормочу я, закрывая дверь. Эвелин стоит с запрокинутой головой, рассматривая кессонные потолки. — Пройдем в гостиную, — предлагаю я и показываю дорогу. Она бросает свою сумку на небольшой диванчик и садится. Я сажусь напротив нее на другой диван. Эвелин вздыхает и смотрит на меня.

— Расскажи мне, что ты знаешь о Сейдж, — говорит она, удерживая зрительный контакт со мной. Она прямолинейна и не ходит вокруг да около. Я ценю это.

— Во-первых, пожалуйста, просто скажи мне, что все в порядке?

— С ней все нормально, — громко выдыхает она.

— Хорошо. Итак, что я знаю о Сейдж? — начинаю я. — Я знаю, что она работает на меня, — Наклоняю голову набок и смотрю на Эвелин, представляя, что она хочет узнать. — Знаю, что мне правда нравится проводить с ней время. — Слегка прищуриваюсь, чтобы посмотреть, в том ли направлении я двигаюсь, которое она хочет от меня услышать.

— Холт, что она рассказала тебе о себе? — Эвелин складывает руки на коленях.

— Ну, мы играли в двадцать вопросов…

— Господи! Мне наплевать на двадцать вопросов. Наплевать, если она сказала тебе, что ее любимый цвет — голубой. Личное, Холт, что она рассказала тебе о личном?

— Голубой — это личное, Эвелин, — усмехаюсь я.

Она поджимает губы и свирепо смотрит на меня.

— Я здесь не для того, чтобы развлекать тебя или слушать твои шуточки. Я здесь, потому что Сейдж больно — очень-очень больно — и она отталкивает от себя людей, когда ей больно. И прямо сейчас ты мне нравишься, поэтому я пытаюсь помочь ей, чтобы она не испортила то, что бы там ни происходило между вами двумя. Потому что впервые за очень-очень долгое время я вижу проблеск счастья в ней, и я знаю, что это из-за тебя. — Она резко выдыхает.

Я вздыхаю. Приятно знать, что Сейдж счастлива из-за меня, потому что ее практически невозможно прочесть. И мне нравится, что мое присутствие в ее жизни меняет ее, вероятно, но мысль, что ей больно, убивает меня… Упираюсь локтями в колени, на моем лице застывает серьезное выражение.

— Я не пытаюсь быть забавным. Я, честно говоря, не знаю, что делать. Она мне небезразлична… вообще-то, больше, чем просто небезразлична. — Я прерываю свое откровение. — Но она точно знает, как оттолкнуть меня. И знаешь, с чем я остался? Лишь с одними вопросами, — вздыхаю я и потираю виски.

Эвелин вскакивает с места, где сидела.

— Я почти уверена, что она не расскажет тебе, что происходит. Она будет продолжать отталкивать тебя и пойдет дальше.

— Пойдет дальше? — спрашиваю я. — Скажи мне, что происходит, Эвелин.

Ее глаза полны сочувствия, и она понижает свой голос, будто рассказывает мне секрет.

— Ее отец умер, когда ей было тринадцать.

Я киваю.

— Да, она говорила.

— Он совершил самоубийство. — Этого Сейдж мне не говорила, но я знаю из новостных статей и поисков, которые проделал. Я с трудом сглатываю и делаю глубокий вдох. Эвелин серьезно добавляет: — Она была там, когда это случилось, Холт.

Чувствую, как кровь отхлынула от лица. Этой части я не знал.

— Что ты имеешь в виду?

Эвелин выглядит огорченной, когда говорит:

— Был ее тринадцатый день рождения. Он выстрелил в себя в конюшне на их земле. Она услышала выстрел и нашла его на полу конюшни. Она все видела. Она была там, когда он перестал дышать. Он был для нее всем. Всем… и она видела, как он умирает.

Мое сердце уходит в пятки.

Эвелин заканчивает:

— Она боится полюбить кого-нибудь или что-нибудь, потому что боится потерять, как потеряла своего отца.

— Подожди, — требую я. — Она все это тебе рассказала?

Эвелин делает слегка обиженное лицо.

— Я ее лучшая подруга. Я единственный человек, который знает об этом, кроме ее семьи и терапевта из Северной Дакоты. — Она делает паузу и вздыхает. — Сейдж пытается справляться, Холт. Просто приближается годовщина со дня его смерти. Она в новом городе. Она не посещала терапевта с тех пор, как приехала сюда, и она начинает разваливаться на части.

— Тогда я снова ее соберу, — отвечаю я просто. Потому что я сделаю это. Сделаю что угодно для нее.

Эвелин грустно качает головой.

— Она тебе не позволит.

— У нее нет выбора, — говорю я, настроенный решительно. — Оттолкнуть меня не вариант.

Теперь Эвелин кивает.

— Она сделает все, что угодно, чтобы оттолкнуть тебя. Но она хороший человек, Холт. Правда. Просто Сейдж боится, и она даст тебе уйти.

— Ну, когда она отпустит, я буду крепче держаться. Я не отпущу ее так просто, Эвелин.

Слезы наполняют глаза Эвелин, а мое сердце сжимается, пока я проигрываю в голове снова и снова то, что она мне сказала — что Сейдж была свидетелем суицида ее отца.

— Она знает, что ты здесь? — спрашиваю я. Эвелин отрицательно качает головой, и я киваю. — Спасибо, что рассказала мне это.

— Холт. — Она делает глубокий вдох. — Сейдж — моя лучшая подруга. Она умна, красива, и она удивительный человек… но она такая потерянная сейчас. Снаружи она собрана, но внутри у нее кавардак. Я умоляю тебя, не обижай ее, потому что, боюсь, она не справится, и я обещала себе, что не позволю ничему плохому случиться с ней.

Я смотрю в глаза Эвелин.

— Ничего с ней не случится. Обещаю, что не причиню ей боль.

Она встает и проводит ладонями по джинсам.

— Спасибо, что поговорил со мной. Я знаю, ты не ожидал меня увидеть.

— Эвелин, — я расстроено качаю головой, — тебе здесь всегда рады.

— Спасибо, — говорит она, выдавливая улыбку, и бросает взгляд на время на экране мобильника. — Мне нужно успеть на поезд. Пожалуйста, не говори Сейдж, что я заходила. Она жутко разозлится.

— Не скажу ни слова. Подожди минуту. — Я поднимаю палец, останавливая ее. Взбегаю по лестнице и накидываю обувь и бейсболку. Встретив Эвелин у входной двери, хватаю ключи со столика. — Я тебя подвезу. Не люблю, когда вы, дамы, так поздно ездите на поезде.

— Я постоянно так делаю. — Она морщит лоб в раздражении.

Я не принимаю «нет» в качестве ответа.

— Не тогда, когда я могу подвезти тебя домой. Поехали.

Веду ее от двери к своей машине, которая припаркована на подъездной дорожке. Поездка по тихим улицам до дома Эвелин и Сейдж занимает всего несколько минут. С улицы их квартирка выглядит темной, только мерцание телевизора можно рассмотреть через большое окно. Представляю, как Сейдж смотрит телевизор или спит, и как бы сильно я ни хотел подняться и увидеть ее, отправляю Эвелин в одиночестве.

Я плохо сплю, думая обо всем, что рассказала Эвелин. Сейдж потеряла своего отца, я знал это. Я также знал о его суициде. Она нашла его… видела его… держала его — об этом я ничего не знал. Наконец, я бросаю попытки заснуть примерно в 4:30. Разочарованный, я скидываю одеяло, накидываю на себя штаны для бега и футболку, зашнуровываю теннисные туфли и выбегаю на улицу. Хочу много пробежать сегодня. Надеюсь, это прочистит мою голову.

На улице все еще темно и тихо до жути. Я всегда считал, что время между четырьмя и пятью тридцатью утра — самое безлюдное. Жизнь, кажется, буквально останавливается в эти девяносто минут. Ноги несут меня километр за километром по чикагской набережной. Я преодолеваю километры, чувствуя, как легкие горят от прохладного воздуха с озера Мичиган. За этот час я обогнал всего несколько других бегунов.

Развернувшись после восьмого километра, я заставляю себя бежать обратно быстрее. Хотя чувствую, как зарождается усталость внутри меня, адреналин от бега позволяет двигаться, и я возвращаюсь домой примерно в 5:45. Я пробежал каждый километр примерно за семь минут. Вместо того чтобы радоваться такому результату, я могу думать лишь о Сейдж. Мне нужно дать ей пространство, а также она должна знать, что у меня нет намерения куда-либо уходить.

Я принимаю душ и отправляюсь в офис, где довольно тихо в семь утра. Наверстываю работу, которую отложил вчера, совершив звонки нескольким нашим бывшим и будущим клиентам в Соединенное Королевство. К тому времени, когда со звонками покончено, офис бурлит энергией, и я прогуливаюсь по этажу, желая увидеть Сейдж.

Сердце замирает, когда я вижу, что ее стол пустует, но затем я бросаю взгляд на часы — восемь пятнадцать. Она с Роуэном покупает свой кофе. Я тут же успокаиваюсь, и небольшая улыбка появляется на моих губах.

На обратном пути в кабинет Джойс стреляет в меня раздраженным взглядом.

— Да, Джойс? — Я жду, пока она ответит.

Джойс работает на меня уже больше десяти лет. Я могу читать ее настроение, как раскрытую книгу, и сегодня она в серьезном настроении. Засовываю руки в передние карманы брюк и жду, когда она вывалит на меня свое недовольство. Мне даже любопытно, что приготовлено на сегодня. Вчера она сказала, что мне нужно подстричься. Позавчера — что я так и не перезвонил матери. На прошлой неделе — что мне нужно начать ходить на свидания. Если бы она не была таким хорошим секретарем, я бы уволил ее к чертям собачьим за то, что она ведет себя больше как мать, нежели наемный сотрудник.

— Мне нужно десять минут вашего времени, чтобы обсудить детали клиентской коктейльной вечеринки.

— Выкрой время в моем календаре.

В ее голосе растет волнение.

— Нет. Я уже пыталась. Вы слишком заняты. Вы мне нужны этим утром. Сейчас! Мне нужно доработать детали, и я не приму «нет» в качестве ответа.

Я посмеиваюсь. Она бойкая, потому мне и нравится. Она справляется со всеми сложностями, потому я и держу ее на работе.

— Ладно. Вперед. — Я киваю на свой кабинет. Когда занимаю место за конференц-столом, Джойс следует моему примеру с блокнотом и папкой в руках. Мы очень быстро решаем насчет приглашений, меню и бара. Я доверяю ей в принятии этих решений, но ей более комфортно верить, что это делаю я. Так что я спрашиваю ее мнение и соглашаюсь с ней. Вот как мы работаем.

Через пятнадцать минут она улыбается, довольная моими ответами, и собирается уходить. Но когда доходит до двери моего кабинета, быстро разворачивается.

— О, мистер Гамильтон, забыла вам сказать. Мистер Перез просил вас перезвонить ему, что-то насчет его встречи с мисс Филлипс на прошлой неделе. — Джойс приподнимает брови, на ее лице появляется обеспокоенное выражение, а затем она уходит и закрывает за собой дверь.

Я подавляю стон. Мистер Перез — самый взыскательный из наших клиентов, и именно поэтому я назначил Сейдж представлять его. Его желания и уровень требуемого внимания за гранью того, что я мог бы назвать нормальными, а Сейдж — единственный человек, который, я знаю, сможет осчастливить его. Раздраженный, делаю пометку позвонить ему позднее.

Нажимаю на программу для отправки внутренних корпоративных сообщений, чтобы попросить Сейдж зайти ко мне. Но когда открываю ее профиль, вижу, что она все еще офлайн. Хмурясь, бросаю взгляд на часы на экране. Уже больше десяти утра. Она всегда немедленно появляется в сети, когда возвращается с кофе. Звоню ей со своего рабочего телефона, но ответа нет. Достаю мобильник из кармана и набираю номер ее мобильного, нетерпеливо ожидая, пока идут гудки, но ответа все равно нет.

— Проклятье, — шиплю я под нос. Набираю ей короткое сообщение, в котором прошу перезвонить мне, как только сможет. Не тратя ни секунды на размышления, хватаю ключи от машины и выключаю компьютер.

— Джойс! Пожалуйста, очисть мое расписание до полудня. Возникло неожиданное дело, так что я должен уехать из офиса.

— Да, сэр, — спокойно отвечает она, отрываясь от компьютера. — С вашей мамой все в порядке? — Она смотрит на меня с любопытством над оправой своих очков. Она чертовски хорошо знает, что это из-за Сейдж.

Черт. Моя мать. Я все еще не перезвонил ей с прошлой недели, и она оставила мне множество голосовых сообщений. Я киваю.

— Да. С мамой все нормально. Это дело касается работы. — Я быстро ухожу, желая поскорее добраться до квартиры Сейдж.

Пробка — та еще сука, и я уже на пределе, пытаясь удерживать взгляд между дорогой и телефоном, надеясь, что Сейдж ответит на мое сообщение. Через тридцать минут паркуюсь на обочине у дома Сейдж. Входная дверь в здание снова приоткрыта, и я рычу из-за того, что жильцы здесь такие безответственные, но я также благодарен, ведь могу без труда зайти в дом.

Бегу по коридору к ее двери и стучу, переминаясь с ноги на ногу, пока жду ответа от нее или Эвелин. Снова стучу, нетерпение нарастает во мне с каждой проходящей секундой. Пытаюсь дозвониться до нее снова и снова, но ответа по-прежнему нет. Отчаянно провожу руками по лицу и ударяю по стене рядом с дверью.

Внезапно руку пронзает сильная боль, но звук голоса Сейдж притупляет ее.

— Что ты делаешь? — вздыхает она, направляясь ко мне по коридору. Я беру правую руку левой и разжимаю пальцы, наблюдая, как костяшки пальцев меняют оттенок с красного на светло-фиолетовый.

— Бью стену. Разве не видно, что я делаю? — язвительно отвечаю я.

— Холт… — Она берет мою руку в свою.

— Сейдж… — говорю я, вздыхая и убирая от нее свою ладонь. — Ты не пришла в офис, и я беспокоился…

Ее лицо смягчается, и она тихо говорит:

— Я была на приеме сегодня. Вернулась домой, чтобы переодеться и отправиться на работу. Я позвонила и предупредила своего руководителя, так что они знают, где я была… Я не думала, что должна была сказать тебе… — Она вдруг прерывается и прикусывает нижнюю губу. — Я имею в виду, что мы же не…

Мой желудок сжимается.

— Мы — что, Сейдж?

— Не знаю. — Она пожимает плечами, доставая ключи из сумки. — Я хочу сказать, что мы ничего, ну, знаешь…

Я смотрю на нее и вижу совершенно другую Сейдж, не ту, что зашла в «Джексон-Гамильтон» несколько месяцев назад. Ее уверенность пропала. Жизнь в ее глаза поблекла. Она уже не та уверенная в себе девушка, которая прошла через весь бар, чтобы пригласить меня выпить. За какие-то пару дней девушка, которую я знал, исчезла, но я знаю, что она все еще где-то там, и я готов умереть, чтобы добраться и отыскать ее… если она мне позволит.

— Сейдж, — бормочу я, прислонившись плечом к стене. — Впусти меня. Позволь мне помочь тебе. — Она закрывает глаза и медленно кивает. Я притягиваю ее в свои объятия и держу. — Крошечными шажками, — шепчу я.

— Крошечными шажками, — шепчет она в ответ.

Я вожусь возле кофеварки, делая нам две чашки, пока Сейдж переодевается и встречает меня в гостиной. Протягиваю ей чашку, и она вертит ее в руках, остужая напиток.

— Я не хочу, чтобы ты думал, что я сумасшедшая… — начинает она, но я ее перебиваю.

— Сейдж. Остановись. Я никогда так не думал, я не стану судить.

Она с трудом сглатывает и заправляет прядь волос за ухо.

— Я ходила сегодня к терапевту. — Сейдж смотрит на меня, будто я собираюсь что-то сказать, но я не говорю. В ее глазах грусть. Подбородок дрожит, а руки трясутся, но она прочищает горло и говорит: — Я рассказывала тебе, что мой отец погиб.

Я подтверждаю это кивком и ставлю чашку кофе на стол перед нами.

— Он не просто умер, — говорит Сейдж, ее голос ломается. Я тянусь к ее руке и беру в свою, нежно сжимая. — Многие люди теряют родителей, и знаю, что я не исключение. — Она делает еще один глубокий вдох. — Он застрелился в мой день рождения. — Слезы угрожают пролиться из ее прекрасных зеленых глаз. — Я была там, Холт. Я слышала выстрел. Я нашла его на полу нашей конюшни и охотничье ружье рядом с ним. Все еще можно было ощутить запах пороха, а половина его головы была отстрелена.

Мои глаза округляются от ужаса. Эвелин рассказала мне подробности, но, когда вижу эмоции на лице Сейдж, будто слышу это впервые.

Она с трудом сглатывает.

— Я четко помню каждую деталь. Футболка, в которой он был; часы на руке; то, как он поцеловал меня, прежде чем уйти в конюшню. Мне так грустно от того, что его больше нет рядом, но, в то же время, я чертовски зла на него. — В ее тоне появляется вспышка гнева. — Он был нужен мне, а он сдался. Он, черт возьми, просто сдался.

— Сейдж… — Я пытаюсь найти какие-нибудь слова, но она останавливает меня.

— Нет. — Она твердо качает головой. — Не говори, что суицид — это душевная болезнь. Он не был душевнобольным, Холт. Он потерял все наши деньги, все сбережения и всё, что у него было, в какой-то нелепой денежной схеме со своим коллегой. Этот человек должен был быть его другом, наставником, а он обокрал его до нитки и практически оставил нас бездомными. Отец совершил самоубийство, потому что считал, что подвел нас.

Я с трудом сглатываю из-за того, что в горле сухо. Видеть Сейдж, находящуюся между состоянием страдания и злости, убивает меня.

Тон ее голоса снова ужесточается.

— Мы переехали обратно в Северную Дакоту, потому что у нас буквально не было ни цента в кармане, а он выбрал легкий путь. Он застрелился… в мой день рождения. — Ее голос ломается, слезы текут по щекам. — Я скучаю по нему, и в то же время так зла на него. — Сейдж почти задыхается.

— Мне так жаль, — шепчу я, поглаживая ее ладонь. Я столько всего хочу ей сказать, но сейчас неподходящее время. Я просто должен быть здесь ради нее и слушать.

Она кривит лицо в отвращении и закрывает глаза, когда начинает говорить:

— Я видела его мозги, Холт. Я никогда этого не забуду… — Сейдж перестает говорить, когда ее накрывают эмоции.

— Иди сюда. — Тяну ее за руку к себе на колени, и она прижимается лицом к изгибу моей шеи. Ее тело сотрясается, пока она неудержимо рыдает, прильнув ко мне, как дитя. — Все хорошо, — повторяю я шепотом, успокаивая ее. Через некоторое время Сейдж, наконец, успокаивается и встает с моих колен.

Она садится рядом со мной на диване и берет мою руку в свои ладони.

— Я плохо сплю, потому что мне снится все то, что я видела на конюшне. Мой психотерапевт говорит, что это ПТСР, и что с помощью регулярной терапии я могу справиться с этим, но после переезда в Чикаго я не ходила к терапевту. До сегодняшнего дня.

— И утренний сеанс был?..

— Напряженным. — Сейдж громко выдыхает. — Я снова должна была копаться в каждой детали, которую помню, и пересказать всю историю новому психотерапевту.

Я понимающе киваю.

Она продолжает:

— Но сеанс был и хорошим тоже, я думаю. Чем больше я говорю об этом, тем больше виден прогресс. Надеюсь, однажды я смогу рассказать эту историю, и она не вгонит меня в истерику. — Она выдавливает небольшую улыбку и делает глоток кофе. — Я должна извиниться перед тобой за вчерашнее. Я приняла больше «Амбиена», чем следовало, потому что просто хотела заснуть. Я хотела отключиться от мыслей, но все вышло из-под контроля. А затем я проснулась, и ты был там, просто мне было больно, и еще стыдно, — Сейдж отводит от меня взгляд.

— Тебе никогда не должно быть стыдно рядом со мной, — говорю ей, поглаживая большим пальцем нежную кожу на щеке.

— Я знаю. Но это было унизительно. Я не должна была так с тобой обходиться, извини, — говорит она, сожаление наполняет ее глаза.

— Что я могу сделать, чтобы помочь тебе? — Я бы сделал что угодно, чтобы забрать ее боль, страхи и злость.

— Просто будь терпеливым со мной. Все это так ново для меня. Чикаго… работа… ты. — Сейдж смотрит на меня, и на ее лице отражается беспокойство, будто она только что задела мои чувства.

Я сжимаю ее ладонь.

— Я буду терпеливым столько, сколько потребуется, Сейдж. Я сделаю абсолютно все, что понадобится, чтобы ты была счастлива и здорова.

— И прекрати быть таким идеальным. — Она улыбается и легонько толкает меня ногой.

Я посмеиваюсь и запускаю ладонь в волосы.

— Я не идеальный.

— Холт. Ты воплощение идеальности. Ты владеешь собственной компанией, ты мог бы быть дублером Генри Кавилла и завтра же украсить обложку журнала «ДжиКью». Но несмотря на все это… — ее взгляд смягчается, а губы складываются в небольшое подобие улыбки. — Ты заботливый, добрый, удивительный… и сексуальный. — Ее глаза блестят, когда она это говорит.

— Скажи это еще раз. — Люблю моменты, когда она открывается.

— Что сказать?

— То, что ты только что сказала.

Она усмехается.

— Ты сексуальный.

— Иди сюда. — Беру ее за руку и тяну ближе к себе. — Поцелуй меня.

И она целует. Сейдж прижимает свои полные губы к моим и целует так, как меня еще никогда не целовали. Она делает это мягко и нежно, и все, что есть в Сейдж, превращается в этот идеальный поцелуй.

— Итак, Холт Гамильтон. Какие скелеты есть в твоем шкафу?

У меня перехватывает дыхание, когда она так говорит. Если бы Сейдж только знала о моем прошлом или моей биографии. Эти скелеты я никогда не намерен ей открывать.

Она мне подмигивает.

— Я ожидаю, что у тебя есть жена и трое детей, которых ты держишь в другом доме…

Я смеюсь.

— Нет. Ни жены, ни детей.

Она игриво смеется.

— Тогда что? Должно же быть с тобой что-то не так.

Я с трудом сглатываю.

— Сейдж. Что видишь, то и получаешь.

Если бы только это было правдой.

Но она не видит этого. Не видит лжи в моих глазах или в моей нерешительности. Она просто обхватывает ладонями мои щеки и покрывает мое лицо поцелуями.

После обеда я привез Сейдж к себе домой. Не было смысла ей идти на работу после утреннего приема у врача, а для меня было легче работать из дома, чем сидя на ее диване. Уже поздний вечер, и я набираю международный номер, нажав на кнопку вызова. Через три гудка голос Серджио Переза заполняет комнату.

— Мистер Гамильтон, — говорит он. — Спасибо, что перезвонили.

Его приветствие и тон сразу заставляют меня занервничать.

— Мистер Перез. Чем я могу вам помочь? — Я расхаживаю по деревянному полу своего кабинета и бросаю взгляд на окно, откуда открывается вид на задний двор.

— Я встречался с мисс Филлипс на прошлой неделе, — говорит он с сильным акцентом.

— Да, я слышал, что встреча прошла очень хорошо.

Он издает зловещий смешок.

— Да. Я наслаждался своей поездкой в Чикаго. Настолько сильно, что заинтересован в возвращении.

Я киваю. Ничего необычного.

— Полагаю, вы вернетесь к доставке вашего самолета. Я посмотрю по заказу, когда можно будет этого ожидать, но, как и большинство самолетов, это займет примерно три-четыре месяца.

— Через пару недель я должен буду посетить важный прием в Вашингтоне. Я бы хотел, чтобы мисс Филлипс сопровождала меня.

Мое сердце замирает. Серджио Перез хочет, чтобы моя Сейдж сопровождала его на мероприятии.

— Я не уверен, что могу вам как-то помочь с этим. — Я посмеиваюсь, зная, что Сейдж ни за что в жизни не согласится на это, или я не позволю ей сделать это.

Его голос твердеет, и все дружелюбие испаряется.

— Вот поэтому-то вы мне и нужны, мистер Гамильтон. Похоже, у меня есть пятьдесят два миллиона, которые заставят вас помочь мне добиться этого.

Ударяю кулаком по воздуху перед собой и чувствую, как подскакивает кровяное давление, а затем растираю заднюю часть шеи, пытаясь успокоить себя.

— Я оставил мисс Филлипс два голосовых сообщения, но она, должно быть, очень занята, чтобы перезвонить мне.

Я резко огрызаюсь.

— Она не появлялась несколько дней в офисе по состоянию здоровья. Как только вернется, я передам ей, чтобы она созвонилась с вами, — Слышу, как скрипят мои зубы, когда я крепко сжимаю челюсть.

— Хорошо, — говорит он со смехом. — Жду с нетерпением ее ответа и продолжения работы с «Джексон-Гамильтон Авиэйшн», мистер Гамильтон.

Слышу его низкий смех, когда он кладет трубку, даже не попрощавшись.

К счастью, я слышу гудки, потому что те проклятья, которые слетают с моих губ, абсолютно не профессиональны, так как я не очень хорошо реагирую на угрозы.

— Все нормально? — Голос Сейдж вырывает меня из моих убийственных мыслей. Она потирает глаза ладонями, ее прическа растрепалась после того, как она подремала.

Обхватываю ладонями лицо и глубоко вздыхаю.

— Я только что разговаривал с Серджио Перезом, — говорю я, отходя от рабочего стола.

Сейдж прижимается к дверному косяку, нахмурив брови.

— Ла-а-адно, — растягивает она.

— Он намерен получить кое-что, что мне очень дорого. — Пристально смотрю на Сейдж, которая стоит в дверном проеме.

— Он хочет твой самолет? — спрашивает она, приподняв брови.

Я оборачиваюсь и выглядываю в окно на серое небо.

— Нет. Кое-что более важное, чем мой самолет.

Она озадаченно хмурится.

— Холт, у тебя нет ничего важнее самолета. Этот дом должен быть на втором месте, но я сомневаюсь, что Серджио Перез переезжает в Чикаго и хочет заполучить твой дом, — хихикает она. Сейдж и понятия не имеет, что она и есть то, чего он хочет.

Я качаю головой.

— Не дом. Он хочет тебя.

— Меня? — Ее голос повышается на октаву, а в глазах вспыхивает страх.

— Да. Он хочет, чтобы ты сопровождала его на приеме, и хочет, чтобы я это устроил. Он вообще-то даже угрожал вывести свои деньги, если этого не случится.

Сейдж моргает, обдумывая. Она заходит в кабинет и подходит к столу.

— Тогда я пойду на этот дурацкий прием. Это всего один вечер. Он вкладывает миллионы каждый год, Холт. Я смогу справиться с этим козлом в течение одного вечера. — Она кладет ладонь на мое плечо и слегка сжимает. — Я сделаю это для тебя, для «Джексон-Гамильтон».

Я смеюсь.

— Этого не будет. Я ему не доверяю. И хоть мне приятно, что ты готова пожертвовать своим свободным временем, чтобы посетить прием с мистером Перезом, я тебе не разрешаю.

Она закатывает глаза. Ненавижу, когда она так делает.

— Холт…

Я качаю головой.

— Это не обсуждается, Сейдж. Он опасен.

— Он опасен в своей стране. Здесь… не так уж сильно. — Я все еще вижу страх в ее глазах, пускай она и притворяется, что это пустяк. Я вижу, что она ненавидит его.

— Все еще нет, — рявкаю я.

— Ладно. — Сейдж опускает плечи в знак поражения.

Глубоко вздыхаю и медленно выдыхаю.

— Но тебе придется ему позвонить.

— Я планировала позвонить завтра, когда вернусь в офис. Я проверила голосовую почту — он звонил дважды.

Смотрю на нее серьезно.

— Только держись как профессионал.

— Хорошо. Я всегда так делаю. — Она многозначительно смотрит на меня. — Но я все еще не вижу…

— Сейдж!

— Ладно… ладно. — Сейдж разворачивается и уходит, всплеснув руками в воздухе в знак разочарования.