Испытай меня

Глава 13

Холт

Сейдж не двигается с места, когда мы приземляемся в Нью-Йорке. Полет прошел гладко, и она успела подремать несколько минут во время полета. Она свернулась калачиком в кресле и положила голову мне на плечо, провалившись в глубокий сон. Могу сказать, что эта неделя выдалась для нее сложной. После срыва и разговоров с Серджио Перезом я был рад, что она согласилась выбраться со мной в Нью-Йорк. Это лучшее место в мире, где можно раствориться и отвлечься, и я уже не могу дождаться, когда проведу с ней все выходные.

Мы выруливаем к небольшому ангару, примыкающему к главному аэропорту, где размещаются частные самолеты. Нас уже ожидает припаркованный внедорожник. Как только самолет останавливается, нежно целую Сейдж в губы, пытаясь разбудить ее. Спросонья она резко вскакивает с кресла и хватает свою сумочку.

Мы высаживаемся, и Сейдж потягивается, когда, наконец, сходит с трапа — она вытягивает свои длинные руки вверх, выгибает спину и запрокидывает голову к небу.

— Не могу поверить, что мы так быстро добрались, — говорит она, зевая.

— Время летит незаметно, пока ты спишь, — легонько подталкиваю ее локтем.

Пока наш водитель загружает чемоданы в багажник автомобиля, я придерживаю дверь открытой, и Сейдж садится на заднее сиденье. Я присаживаюсь рядом, и мы выезжаем. Сейдж молчит всю дорогу, пока мы едем по оживленной нью-йоркской автомагистрали на Манхэттен. Даже в это время ночи пробки сумасшедшие.

— Холт, — Сейдж указывает на небоскребы Манхэттена, когда мы подбираемся ближе, — здесь потрясающе!

— Это еще ничего, — говорю ей. — Подожди, пока не доберемся до центра города. Хотя, честно говоря, Чикаго во многом напоминает мне Нью-Йорк.

Она поворачивается и смотрит на меня с гигантской улыбкой на лице.

— Но это же Нью-Йорк.

— Так и сеть, — откликаюсь я. Выражение восхищения на ее лице заставляет и меня улыбнуться.

У нас занимает примерно сорок минут, чтобы от аэропорта добраться до отеля «Четыре Сезона». Когда мы выбираемся из машины, Сейдж достает свой мобильник из сумочки и делает несколько фотографий города, пока я договариваюсь с посыльным, чтобы тот занес наши вещи в номер. Закончив с этим, я отправляю водителя отдыхать.

Нас встречают на входе, провожают в просторное лобби и тут же вручают мне конверт с нашими ключами. Сейдж крепче сжимает мою ладонь, пока мы пробираемся через отделанное камнем лобби, и тянет меня, побуждая замедлить шаг и насладиться красотой. Все сделано из камня и стекла — стиль классический, но современный.

— Это место потрясающее, — бормочет она, осматриваясь.

Я веду ее к лифту, на котором мы быстро добираемся до нашего этажа.

— Подожди, пока не увидишь номер, — говорю ей, шагая к концу коридора.

Она шумно хватает ртом воздух, когда я приоткрываю дверь, и мы входим в темный номер. Шторы задернуты, окна нашего номера почти от пола до потолка, из них открывается отличный вид на Центральный Парк.

— Черт возьми! — говорит Сейдж, бросая свою сумочку на огромный круглый столик в фойе внутри номера. — Это же Центральный Парк.

— Ага, — подтверждаю я. — Нам определенно нужно сходить туда прогуляться. Или можем прокатиться в карете, запряженной лошадьми, — говорю я, закрывая входную дверь.

— Ни за что. Эмери убьет меня. Она заставила меня пообещать, что мы не станем кататься в карете. Жестокое обращение с животными. — Сейдж пожимает плечами, а я смеюсь. Она оборачивается и смотрит на меня. — Эмери очень серьезна насчет этого.

— Я и не сомневаюсь, — отвечаю я. Эмери — наша маленькая счастливая хиппи в офисе. Я качаю головой и подавляю смешок.

Сейдж прижимает пальцы к окну, изучая город. Огни, здания, Центральный Парк. То, что должно быть ошеломляющим для фермерской девушки из Северной Дакоты, пленяет ее.

— Холт, это Статуя Свободы? — она указывает на огромное здание вдалеке.

— Ага. Прогуляемся к ней как-нибудь, пока мы здесь.

— Боюсь, нам не хватит двух дней, чтобы все осмотреть, — говорит она, отходя от окна.

— Тогда мы вернемся сюда, — обещаю я.

— Как самонадеянно, — ухмыляется она.

— Решительно, — возражаю я, ухмыляясь в ответ.

Она только начинает смеяться, когда раздается стук в дверь. Посыльный прибыл с нашим багажом, который он затаскивает в огромную гардеробную.

— Холт! — кричит Сейдж из ванной. Дверь широко раскрыта, свет включен, поэтому я с легкостью вхожу. — Это что, ванна? — спрашивает она изумленно. Сейдж стоит над встроенной в пол емкостью размером с гидромассажную ванну, которая может вместить в себя шесть человек.

— Ага. — Я изумлен тем, как все эти вещи восхищают ее.

— Пока мы здесь, я буду принимать ванну по три раза в день! — взвизгивает она.

— Лишь бы ты была счастлива, Сейдж.

Она поворачивается на пятках и обнимает меня за талию, прижимаясь губами к моей шее.

— Ты делаешь меня счастливой, — тихо произносит она.

Я с трудом сглатываю, прижимая ее к себе крепче.

— Я тоже счастлив с тобой.

— Я тут подумала, — говорит она, поднимая на меня свои сверкающие глаза. — Может, нам стоит заказать вино и отпраздновать нашу первую ночь в Нью-Йорке?

— Думаю, мне нравится этот план, — соглашаюсь я, выводя нас из ванной.

— Я также думаю, что мы должны наполнить ванну пеной и пить вино там.

— Думаю, этот план мне также нравится, — оставляю поцелуй на ее лбу, и она улыбается.

— А потом, когда закончим с ванной и вином, я подумала, что мы могли бы проверить, насколько удобна кровать. — Сейдж наклоняет голову в сторону комнаты, где расположена огромная кровать королевских размеров.

Чувствую, как мой член дергается от ее предложения.

— А ты действительно хороша во всей этой логистике, — бормочу ей в губы.

— Я знаю, — хихикает Сейдж. — А теперь иди и закажи вина. А я пока приготовлю ванну.

Спустя минут пятнадцать две бутылки вина, поднос с сыром и крекерами и тарелку антипасто доставляют в наш номер. Нахожу Сейдж, расслабленно лежащую в середине огромной ванны, ее волосы стянуты в неаккуратный пучок на затылке. Я протягиваю ей бокал белого вина. (Примеч.: Антипасто — традиционная горячая или холодная мясоовощная закуска в итальянской кухне).

— За Нью-Йорк, — произношу тост и поднимаю бокал.

— За Нью-Йорк, — повторяет она, поднимая свой.

Мы чокаемся бокалами, и я раздеваюсь и присоединяюсь к Сейдж в горячей воде. Опускаюсь в пузырьки и притягиваю Сейдж к себе. Она инстинктивно оборачивает свои длинные ноги вокруг моей талии, и когда потирается об меня своей сердцевиной, я немедленно твердею.

Я рычу, когда она прижимается ближе, располагаясь своим вдохом у стояка. Облизнув губы, она делает медленный долгий глоток вина, запрокидывая голову назад, глотая жидкость. Наблюдаю, как мышцы ее тонкой шеи сжимаются, когда она сглатывает, и немедленно хочу приложить свой член к этим полным розовым губкам, но вместо этого скольжу внутрь нее. Ее мышцы напрягаются и на мгновение борются с моим вторжением, пока она не расслабляется, и я уже легко продвигаюсь дальше в неё. Сейдж резко вдыхает, бокал вина трясется в ее руке, пока я полностью наполняю ее. Поставив бокал на край ванны, она прижимается губами к моим губам и медленно начинает двигать бедрами.

— Люблю, когда ты во мне, — шепчет она мне в ухо.

— Это мое самое любимое место в мире, — говорю ей, обхватив ее бедра и направляя медленно вверх и вниз. Пузырьки плавают на поверхности воды, плескаясь у краев ванны, когда Сейдж движется на мне сверху.

Всхлип срывается с ее губ, когда мы двигаемся в унисон.

— Я сейчас кончу, — бормочет она между резкими вздохами. От одного звука ее прерывистого дыхания можно кончить.

Я ускоряю темп и опускаю руку между нами, чтобы найти ее клитор.

— Холт! — шипит она, пока я работаю своими пальцами.

— Мне нравится, что мои прикосновения делают с тобой, — говорю ей, и она наклоняется ближе, прижимаясь своим лбом к моему. — Кончи для меня.

Сейдж кивает и закрывает глаза. Ее дыхание замирает, и я начинаю чувствовать приближение ее оргазма. Затем ее бедра дрожат, и она сжимается сильнее вокруг меня. Еще два судорожных вздоха, и она опускается на меня, пытаясь восстановить дыхание. Заведя руку за спину, обхватывает основание моего члена, нежно сжимая, пока я все еще двигаюсь внутри нее.

— Сейдж, — ворчу я, когда тут же достигаю освобождения. Крепко сжимаю ее бедра, изливаясь в нее, и слышу, как она хихикает мне в ухо.

— Мне нравится, что мои прикосновения делают с тобой. — Она использует мои же слова против меня.

Я смеюсь, выдыхая, и кладу голову на край ванны, расслабляясь от собственного освобождения.

— Что ты делаешь со мной?

— То же, что ты делаешь со мной, — тихо произносит она, обнимая меня. Я хочу прочитать в ее словах гораздо больше, чем она, скорее всего, имеет в виду, но вместо этого принимаю это как маленькую победу и обнимаю ее в ответ.

Мы не торопясь моем друг друга, затем, когда заканчиваем, я заворачиваю Сейдж в большой банный халат. Я вижу усталость в ее глазах, поэтому говорю:

— Как бы сильно мне ни хотелось повторить то, что мы только что сделали, нам нужно отдохнуть. Тебе предстоит завтра основательно пробежаться по магазинам, а мне нужно встретиться с мамой на обеде, — наклоняюсь к ней и целую ее в губы. — Можешь присоединиться к нам, если это не слишком скоро для тебя, — говорю ей и затягиваю пояс ее халата.

— Посмотрим, как завтра пройдет шопинг, — отвечает она, пробегая пальцами по своим длинным влажным волосам и укладывая голову на подушку. Пытаюсь сдержать свою улыбку, потому что я ожидал сомнений, но их нет. Сейдж прижимает ладонь к моей груди, и я, наконец, расслабляюсь и легко засыпаю, когда слышу звук ее размеренного дыхания, зная, что она тоже быстро заснула.

Приоткрываю глаза и, несмотря на темноту, вижу ее длинный статный силуэт на фоне окна. Даже на шестидесятом этаже огни Манхэттена все еще бросают свет через окна во всю стену. Правая рука и лоб Сейдж прижаты к стеклу, а глаза смотрят на улицы Нью-Йорка под нами.

На часах три часа сорок две минуты утра, а если Сейдж уже на ногах, то это означает только одно — кошмары. Я вылезаю из постели и иду по мягкому ковру туда, где она стоит. Обнимаю ее за талию сзади, прижимая к себе. Мягкий хлопковый халатик согревает мою кожу.

Сейдж напрягается, когда я сжимаю ее крепче в объятиях, но не двигается. Над ее плечом я вижу небольшие пятна света внизу от машин, которые медленно движутся по манхэттенским улицам ранним утром. После пары минут тишины я, наконец, чувствую, что Сейдж расслабляется и прислоняется ко мне.

— Ты в порядке? — целую ее в висок.

— Да, — отвечает она сонным и хриплым от эмоций голосом.

— Я надеялся, что от того, насколько уставшей ты была, ты проспишь всю ночь.

— Я тоже, — тихо отвечает она и обнимает руками мои руки, которые покоятся на ее животе. — Нью-Йорк — это действительно тот город, который никогда не спит, — говорит она. — Внизу уже целый час нескончаемые пробки.

— Манхэттен — это всегда зоопарк, — говорю ей, вспоминая годы, проведенные здесь в колледже.

— Мне интересно, каково было бы здесь жить одной, — произносит Сейдж. — Не одной, как будто бы совсем одна, потому что здесь живет более восьми миллионов человек, но каково бы это было — жить здесь и не знать никого. Просто существовать в городе, где никто тебя не знает. Просто бродить. Просто затеряться.

— Думаю, здесь было бы очень одиноко, — честно отвечаю я и задаюсь вопросом, откуда у нее появились такие мысли.

— Думаю, это было бы совершенством, — говорит она тихо и почти с тоской. — Чтобы никто не знал, кто ты такой. Чтобы никто не видел твоих шрамов, или недостатков, или переживаний.

— Ты этого хочешь, Сейдж? Скрывать то, кто ты на самом деле?

— Я не знаю, — честно признается она.

Прижимаюсь носом к ее волосам, вдыхая запах.

— Потому что я нахожу твои недостатки и шрамы прекрасными, и какие бы переживания у тебя ни были, я бы хотел их разрешить.

Если она позволит мне.

Чувствую, как гулко бьется ее сердце в груди, когда она медленно поворачивается в моих руках. Положив ладони мне на плечи, она смотрит на меня.

— Почему я, Холт? — Ее глаза просят у меня ответов — ответов, с которыми, боюсь, она не сможет справиться.

Я качаю головой.

— Я не знаю.

Потому что я, правда, не знаю. Я нанял ее на работу. Этого должно было быть достаточно, некий способ помочь ей. Это никогда не должно было вылиться во что-то большее. Но теперь все стало нечто большим, и я не могу позволить ей уйти.

Протягиваю руку и пробегаю пальцами по ее губам.

— Потому что, когда я думаю о жизни без тебя, это скучно и одиноко. А я не хочу быть одиноким, Сейдж.

— Я тоже больше не хочу быть одинокой, — шепчет она, целуя меня.

Тону в ощущении ее губ. Углубляя поцелуй, развязываю пояс халата и снимаю с ее плеч, позволяя ему растечься лужицей у наших ног. Я подталкиваю ее назад, и она ловит ртом воздух, когда теплая кожа ее спины прижимается к прохладному стеклянному окну.

Соски Сейдж напрягаются, когда я провожу подушечками больших пальцев по ее маленьким набухшим бутонам, а затем наклоняюсь и втягиваю один из них в рот. Она впивается ногтями мне в плечо, пока я сильнее посасываю, и стонет в ответ. Опуская руку, я скольжу пальцами между ее мягких складочек, находя ее влажность. Нежно поглаживаю и ввожу в нее палец. Она откидывает голову к стеклу и прикусывает губу.

— Повернись, — приказываю ей, и она подчиняется. — Положи ладони на стекло.

Сейдж кладет ладони на окно по обе стороны от своей головы. Схватив ее бедра, тяну на себя, слегка приподнимая попку в воздух. Ладонью поглаживаю нежную кожу ягодиц, так сильно желая взять ее в попку... но знаю, что она к этому пока еще не готова. Устраиваясь у ее входа, смазываю себя ее влажностью, а затем скольжу в нее одним сильным толчком. Она вскрикивает, но тут же начинает стонать от удовольствия, когда привыкает ко мне.

Накрываю ее ладони своими на стекле, переплетая наши пальцы.

— Я не буду нежничать, Сейдж, — предупреждаю ее, и она напрягается.

Поворачивает голову в сторону, и я вижу, что она ухмыляется.

— Я никогда и не просила тебя нежничать со мной, — говорит она, прижимаясь ко мне попкой, заставляя проникать в нее даже еще глубже. Господи Боже. Произнесенные ею слова возбуждают меня, и я еще сильнее твердею, если такое возможно.

Поднимаю руку, шлепаю ее по ягодицам, сильно, и чувствую тепло, разливающееся под моей рукой. Сейдж задыхается, но я не даю ей времени собраться, прежде чем начинаю трахать ее… сильно и глубоко, агрессивно и грубо. Я хочу вытрахать все чувства из нее. Хочу вытрахать все воспоминания о ее отце, убившем себя. Хочу вытрахать все воспоминания, которые она никогда не выбросит из головы, но больше всего хочу вытрахать всю ее боль. Хочу, чтобы я был ей нужен так же сильно, как она нужна мне. Чтобы она хотела меня так же сильно, как я хочу ее. Хочу, чтобы она любила меня так же, как я люблю ее.

— Холт! — кричит она.

— Скажи мне, чего ты хочешь, Сейдж, — выдыхаю ей в ухо, нежно прикусывая мочку.

— Я не знаю, — выкрикивает она, пока я вколачиваюсь в нее. Никогда в жизни я не был так заведен.

— Скажи мне, Сейдж.

— Холт. — Она выкрикивает мое имя, лбом снова прижимаясь к окну.

— Сейчас же, Сейдж! — кричу я, чувствуя, как член твердеет внутри нее. Убираю руки от ее рук и обхватываю ягодицы, впиваясь пальцами в мягкую плоть ее идеальной задницы. За всю свою жизнь я никогда не был так возбужден.

Лишь звуки опьяняющих стонов срываются с ее губ, а я злюсь, желая услышать, что она хочет меня. Трахаю ее сильнее, сердясь все больше с каждым толчком, пока, наконец, не освобождаюсь, изливая весь свой гнев в нее. Я громко рычу и изливаюсь в нее, а затем поспешно вынимаю член.

Повернувшись, молча направляюсь в ванную. Почему она не может этого сказать? Что сдерживает ее? Вздыхаю от разочарования, когда думаю, что, возможно, Сейдж никогда не захочет меня, не полюбит, не будет нуждаться во мне так, как она нужна мне.

Но как только дверь ванной захлопывается за мной, я слышу, как она тихим голосом бормочет те слова, которые я до смерти желал услышать.

— Тебя. Я хочу тебя, Холт.