Сейдж
Самолет приземляется с жестким ударом и быстро тормозит. Полет на небольшом местном самолете сильно отличается от полета на частном, на котором я летала с Холтом в Нью-Йорк. Когда мы подъезжаем к небольшому терминалу, я достаю сумочку из-под кресла впереди и запихиваю туда журнал, который купила, но так и не прочла.
Стюардесса открывает небольшую дверцу самолета, и я мелкими шажками спускаюсь в зал ожидания. Работники аэропорта сопровождают нас через небольшую дверь в здание аэропорта. Я прохожу через двери и жду в зоне выдачи багажа. В аэропорту всего одна лента выдачи багажа, потому что сюда прилетают от силы рейсов шесть в день.
Включаю мобильник, а затем присаживаюсь на край металлической ленты и упираю локти в колени. Мой телефон издает сигнал о входящих сообщениях от Эмери, Зэя, Роуэна и Кинсли. Они дружно написали мне, желая узнать о моем состоянии, но я не отвечаю им.
В последнем сообщении от Эмери говорится, что она заглянула в квартиру и поговорила с Эвелин, которая проинформировала ее, что я улетела домой в Северную Дакоту. Вздыхая, я снова выключаю телефон, не дочитав сообщение. На секунду я понимаю разочарование отца. Найти любимую работу в любимом городе, а потом наблюдать, как все рушится, — это опустошает.
— Поросенок, — зовет меня голос Брента, когда раздвигаются стеклянные двери.
Он подскакивает ко мне, одетый в джинсы и футболку с длинным рукавом, его фирменная бейсболка надета козырьком назад. Я подпрыгиваю и бегу к нему, чтобы обнять. Боже, как же я скучала по нему. Брент, моя мама и Северная Дакота всегда были моим безопасным местом, а это именно то, что мне сейчас нужно.
— Эй, эй, — говорит он, пока я плачу у него груди. — Все хорошо. Ты теперь дома. Давай заберем твой багаж и поговорим в машине. — Он отстраняет меня от своей груди и быстро чмокает в лоб, а затем направляется к ленте выдачи багажа за двумя огромными чемоданами.
— Господи, Сейдж. На сколько же ты остаешься? — Он выдавливает улыбку, когда тащит два больших чемодана.
Вытираю слезы со щек рукавом свитшота и вещаю сумку на плечо.
— На неопределенное время, — отвечаю ему.
Он останавливается.
— О, будет здорово, правда?
Я пожимаю плечами.
— Само собой.
Мы живем в Дир Крике, который расположен почти в ста сорока пяти километрах от Гранд-Форкса, города, в который я прилетела. Брент аккуратно едет по узким проселочным дорогам, а я рассказываю ему о том, что привело меня домой. Он говорит совсем немного, пока я описываю каждую деталь наших отношений с Холтом: и рабочих, и личных, с самого первого дня работы в «Джексон-Гамильтон» до вчерашнего вечера на коктейльной вечеринке.
Заехав на главную улицу Дир Крика, он сворачивает на парковку у местной закусочной. Центр Дир Крика — это городской квартал с небольшими кирпичными зданиями, в которых расположены продуктовый, хозяйственный магазины и единственная закусочная. Брент выключает двигатель и поворачивается ко мне, изображая подобие фирменной улыбки.
— Необходим пирог Марты.
Впервые за двадцать четыре часа я улыбаюсь в ответ.
— Думаю, это отличная идея.
Мы с Брентом съедаем по кусочку шоколадного пирога Марты, покрытого дополнительным слоем взбитых сливок, и пьем горячий кофе, обсуждая все, что относится к Дир Крику. Он рассказывает мне об урожае этого лета, о запланированных ремонтных работах на ферме и про Мерфи. Не могу дождаться встречи со своим любимцем. Больше всего я скучала по этому лабрадору палевого окраса.
На улице уже стемнело, когда мы сворачиваем с главной дороги на извилистую, покрытую гравием, которая ведет к нашей ферме. Я оглядываюсь по сторонам, отмечая, как все вокруг кажется другим с тех пор, как я уехала. Дом, который я привыкла считать обычным, выглядит очень красиво — он недавно перекрашен, а еще пристроено новое крыльцо. Деревья, растущие по обеим сторонам гравийной дороги, меняют цвет листьев. Повернув к дому, мы видим, что Мерфи спокойно лежит на травке перед дверью.
Как только Брент выключает зажигание, я выпрыгиваю из машины и обегаю ее сзади.
— Мерф! — окликаю я.
Старый пес подпрыгивает, виляет хвостом и двигает задней частью тела. Он запрыгивает мне на колени и начинает быстро облизывать мое лицо. Его негромкие повизгивания сменяются низким лаем, к которому я так привыкла.
— Похоже, кто-то так же рад встрече, как и ты, — смеется Брент. Он протягивает руку, чтобы помочь мне подняться, а затем Мерфи следует за нами в дом.
— Я схожу в душ и отправлюсь спать, — говорю Бренту. — Последние дни были длинными.
— Думаю, это неплохая идея. Я занесу твои вещи в комнату. — Он тепло мне улыбается.
Держась за старые деревянные перила, я оборачиваюсь.
— Брент?
— Да, Поросенок?
— Спасибо, что приехал за мной.
Его взгляд смягчается.
— Я сделаю для тебя что угодно, Сейдж. Ты же знаешь.
— Спасибо, — говорю я, превозмогая растущий ком в горле.
— Ступай, освежись и ложись спать, ребенок.
Прямо сейчас сон мне кажется раем.
— Доброй ночи, Би.
— Доброй, Поросенок.
Чувствую, как прогибается кровать, теплая ладонь убирает волосы с моего лба, и я пытаюсь заставить себя открыть глаза. Слышу ее хихиканье еще до того, как вижу.
— Мам, — говорю я хрипло.
— Я уже устала ждать, когда ты проснешься, — говорит она приглушенным голосом. — Уже почти полдень, Сейдж.
— Я устала. — Приподнимаюсь на локтях. Мерфи свернулся калачиком у изножья кровати. Ох, как же я скучала по нему.
— Не знаю, как он сюда забрался, — говорит мама, указывая на Мерфи. — Он не мог забраться по ступенькам уже несколько месяцев. — Мама поглаживает меня по голове, заправляя мои непослушные волосы за ухо. — Брент просветил меня, почему ты вернулась домой.
Ну, конечно же, он уже рассказал. Ни с того, ни с сего слезы начинают жечь глаза, и я ощущаю ком в горле. Я киваю, а подбородок начинает дрожать. Мама проводит пальцем по моим губам, и я снова откидываюсь на подушку.
— Я бы хотела поговорить с тобой об этом, когда ты будешь готова, — говорит она.
— А что, если я никогда не буду готова? — шепчу в ответ.
Она тихо вздыхает.
— Сейдж, ты должна начать жить. Я была так рада за тебя, когда ты приняла предложение о работе и переехала в Чикаго. Тогда я в первый раз почувствовала, что с тобой все будет хорошо. Я живу дальше, Брент живет дальше, и ты должна. Мы всегда будем любить твоего отца, Сейдж, но пора бы тебе уже отпустить прошлое.
Выдыхаю, обдумывая ее слова.
— Спускайся и поешь. Я взяла отгул, чтобы побыть с тобой.
Я улыбаюсь ей. В ее волосах теперь появились седые пряди, однако лицо по-прежнему так же прекрасно, как я и запомнила.
После завтрака Брент подкидывает мне работенку на ферме, как в прежние времена. Так как я все еще не могу заходить в конюшню, он приводит лошадей ко мне. Я чищу и седлаю их на небольшом безопасном пастбище. Мерфи сидит на травке около изгороди и наблюдает, как я разговариваю с Лолой и Майки. Обе лошади на четверть американского происхождения, они живут у нас еще с тех пор, как были жеребятами.
Брент подходит ко мне, когда я уже заканчиваю, и мы проводим день, катаясь на лошадях по периметру фермы и разговаривая. Мы останавливаемся у устья реки, которая пролегает через южную часть нашей земли, чтобы позволить лошадям ступить в мелководье, а я в это время наслаждаюсь закатом. Брент что-то притих, и я почти уверена, что-то его беспокоит.
— Скажи уже, наконец, — говорю я, нарушая неловкое молчание.
Он вздыхает и засовывает руки в карманы джинсов.
— Знаешь, я рад, что ты дома, Поросенок. Я скучал по тебе, но…
— Но что?
Брент снимает с головы свою бейсболку, проводит ладонями по коротким волосам, а затем снова надевает кепку. Его загорелое лицо смягчается, когда он начинает говорить.
— Здесь нет ничего для тебя. Ты так умна и талантлива, а возвращение сюда… ты просто не подходишь этому месту.
Я вздыхаю.
— А я и не говорила, что приехала насовсем.
Но могла бы.
— Знаю. Я просто не хочу, чтобы ты слишком привыкала к этому месту. Твоя жизнь в Чикаго.
Я качаю головой, ощущая те же эмоции, бурлящие в желудке.
— Нет. Я уволилась, Брент. Даже если и вернусь назад, мне придется подыскать что-то другое. — От одной лишь мысли, что я буду работать с Холтом, видеть его каждый день, мне уже становится плохо.
Брент подзывает лошадей, и они выходят из речки и мчатся к нам.
— Думаю, тебе стоит поговорить с ним, Сейдж.
Ни за что.
— Кажется, ты сошел с ума, — отвечаю я, подходя к Лоле. Он закатывает глаза, прежде чем я успеваю сдвинуться с места на лошади, а затем мы ведем лошадей назад в конюшню.
Последующие пару дней проходят в рутине. Я сплю допоздна, помогаю Бренту на ферме, готовлю ужин и читаю по ночам. Занимаюсь чем угодно, лишь бы не думать о Холте. Мама и Брент относятся уважительно к моему решению и больше не говорят о нем, но я вижу, как они оба посматривают на меня. Они хотят сказать гораздо больше, но сдерживаются.
Я сижу на старых деревянных качелях на крыльце, укутав ноги огромным пледом, а луна ярко освещает поле. Мерфи ковыляет ко мне через заднюю дверь и ложится под качелями.
— Привет, старина, — зову его. Тянусь вниз, поглаживаю его мягкую шерстку и почесываю за ушком. Он удовлетворенно вздыхает и кладет голову на лапы, и так мы сидим в тишине. Впервые за три дня мои мысли возвращаются к Холту.
Закрываю глаза и борюсь с воспоминаниями о его улыбке, глазах и прикосновениях. Отбрасываю свои эмоции и напоминаю себе, что все то, по чему скучаю, я считала правдой, а на деле же искренняя любовь оказалась сплошной ложью.