Истины. Будущее Америки в первую очередь

9 Факты — это не заговоры

К этому моменту в книге мы наблюдаем знакомую картину. В мире существует что-то плохое; левые используют это «плохое», чтобы отрицать существование чего-то другого, что является правдой; а если вы их за это осуждаете, то рискуете быть заклейменным карательными ярлыками. Это приводит к систематическому подавлению инакомыслия. Со временем это приводит к тому, что общественность принимает определенные ложные факты за истинные.

Эта схема повсеместна. То, что в мире много страданий, — факт; левые нигилисты используют этот факт как основу для отрицания существования Бога. Факт, что расизм существует; разбуженные левые используют его, чтобы отрицать существование равенства возможностей. Факт, что очень небольшое количество людей страдает от психического расстройства под названием гендерная дисфория; одержимые сексом левые используют этот факт, чтобы отрицать, что существует только два пола. Фактом является то, что в последние годы глобальная температура на поверхности Земли имеет тенденцию к незначительному повышению; одержимые климатом левые используют это, чтобы отрицать ценность ископаемого топлива. Если вы не согласны с их нарративом, на вас навесят ярлык расиста, трансфоба или отрицателя климата.

Эта глава посвящена другой теме, в которой я наблюдаю одну и ту же закономерность: использование ярлыка «теоретик заговора» для того, чтобы избежать столкновения с суровой правдой по вопросам, которые большинству людей кажутся глубоко неприятными. Но в данном случае виноваты не только левые.

Для ясности, чистые заговорщики существуют — так же, как и чистые расисты. Конспирологи — это отъявленные негодяи, которые выдвигают необоснованные обвинения с целью привлечь к себе внимание, посеяв в обществе сомнения. Они циничны, преследуют исключительно корыстные цели или и то, и другое. Возьмем, к примеру, утверждение о том, что высадка на Луну была подделкой. Конечно, в свободной стране можно выражать любое мнение, но нет ни малейшего убедительного доказательства того, что полеты «Аполлонов» были искусственно созданы или что тысячи людей, участвовавших в них, говорили гигантскую скоординированную ложь. Это неправдоподобно. Нет никакой фактической основы для ее поддержки. Это не полезный вклад в общественный дискурс.

Но тот факт, что существуют какие-то психи, не может служить основанием для того, чтобы считать законные вызовы правительству или СМИ «теорией заговора», так же как существование где-то злобного расиста не может быть основанием для того, чтобы закрывать законные вызовы мудрости позитивных действий. Однако именно это и происходит сегодня. И демократы, и республиканцы виновны в этом. В последние годы на меня навешивали множество недружелюбных ярлыков: расист, трансфоб, отрицатель климата, дядя Том — называйте как хотите, но ни один из них не был более разрушительным для моей кандидатуры на пост президента, чем обвинение в том, что я теоретик заговора.

Моя цель в этой главе — не оправдаться за конкретные дебаты, на которых я вступал в перепалку с прессой или другими кандидатами. И даже не в том, чтобы заново разбирать горстку предполагаемых «теорий заговора», о которых я упоминаю в этой главе. Скорее, моя цель — глубже понять современную тенденцию отвергать вероятные объяснения неудобных фактов как «теории заговора». Оказывается, решение этой проблемы такое же, как и решение всех проблем, которые мы исследуем в этой книге. Оно лежит в основе самой фундаментальной предпосылки основания Америки.

За четырнадцать дней до первых республиканских президентских дебатов в Милуоки, штат Висконсин, у меня взял интервью подкастер Алекс Стайн. Я понятия не имел, кто этот парень, кроме того, что он якобы является интернет-комиком. Со строптивым юмором он задавал мне вопросы в быстром темпе. Сразу после вопроса о том, была ли высадка на Луну реальной, он спросил меня, считаю ли я, что нападение на Соединенные Штаты 11 сентября 2001 года было «внутренней работой или именно так, как нам говорит правительство».

Я ответил прямо: «Я не верю, что правительство говорит нам правду. Я руководствуюсь доказательствами и данными. За последние несколько лет я убедился, что мы должны скептически относиться к тому, что говорит нам правительство. Я не видел доказательств обратного, но верю ли я всему, что правительство нам говорит? Абсолютно нет».

Очевидно, это нарушило третью грань американской политики.

Газета Wall Street Journal устроила целый день, понося меня за этот ответ. Редакция газеты, которая до этого относилась к моей кандидатуре уважительно (даже если и не дружелюбно), опубликовала расширенный материал под заголовком «Вивек Рамасвами ныряет в болото» с подзаголовком «Действительно ли кандидат в президенты так сказал о 9⁄11?». Ссылаясь на вопрос интервьюера, они заявили: «Мистеру Рамасвами следовало бы убежать от этого вопроса, если не выйти прямо из дверей интервью». В этом и заключалась суть критики — не в том, что мои слова были ложными, а в том, что они относились к категории тех вопросов, которые вообще не следовало задавать.

Анафилаксия была двухпартийной. Сенатор-демократ Крис Мерфи из Коннектикута написал в Твиттере: «Если вы хотите стать кандидатом в президенты от GOP, вы должны верить, что правительство взорвало башни-близнецы, а Усама бен Ладен — невиновный человек, живущий под псевдонимом в Майами». Бывший вице-президент Майк Пенс заявил, что он «глубоко оскорблен» тем, что я не доверяю отчету комиссии 9⁄11. The Wall Street Journal продолжает утверждать, что Комиссия 9⁄11 была «одной из лучших попыток подотчетности правительства за последнее время», чьи «выводы никогда не были дискредитированы кем-либо заслуживающим доверия».

Но это явная ложь, причем неопровержимая. В последние годы ФБР рассекретило документы, из которых следует, что Комиссия 9⁄11 откровенно лгала о причастности Саудовской Аравии к терактам. Шокирующие подробности того, насколько неправа была комиссия в этом вопросе, впервые были чрезвычайно подробно освещены изданием ProPublica, которое обычно не выходит далеко за рамки мейнстрима в таких вопросах, как этот. Перевес доказательств стал настолько значительным, что даже «Атлантик» — издание, с которым я спорил по этому поводу во время предвыборной кампании, — вынуждено было высказаться по этому поводу. В статье под заголовком «Новые доказательства 9⁄11 указывают на глубокую причастность Саудовской Аравии» Дэниел Бенджамин и Стивен Саймон пишут, что официальный отчет о событиях, представленный в докладе Комиссии 9⁄11, «теперь кажется неверным». И если наше понимание того, что произошло 9⁄11, окажется ошибочным, то дорогостоящая политика, которую Соединенные Штаты проводили на протяжении последней четверти века, была основана на ложной предпосылке. Глобальная война с террором была основана на ошибке.

Ключевой вопрос, с которым столкнулась Комиссия 9⁄11, заключался в том, было ли правительство Саудовской Аравии причастно к планированию терактов. В докладе был сделан вывод о непричастности ни правительства Саудовской Аравии, ни королевской семьи. В то время вопросы витали вокруг сорокадвухлетнего аспиранта, который принимал, размещал, открывал банковские счета и давал деньги на аренду первым двум угонщикам «Аль-Каиды» после их приземления в Лос-Анджелесе в январе 2000 года, и ФБР и Комиссия 9⁄11 категорически отвергали эти подозрения.

Саудовский студент Омар аль-Байуми утверждал, что познакомился с двумя террористами совершенно случайно. Это было смехотворное утверждение даже для того времени: сорокадвухлетний аспирант случайно встретил двух террористов в аэропорту и мгновенно подружился с ними до такой степени, что принял, поселил и открыл для них банковские счета. Террористы это или нет, но я не думаю, что хоть один путешественник в Соединенные Штаты когда-либо заводил такую непосредственную дружбу в результате случайной встречи в коммерческом аэропорту.

Однако доклад Комиссии 9⁄11 подтвердил, что альтруизм Байуми действительно был во имя гостеприимства, как он утверждал — сомнительного, не вызывающего никакого доверия. А сотрудник ФБР Жаклин Магуайр дала показания Комиссии 9⁄11 в 2004 году, что первая встреча Байуми в кафе с угонщиками выглядела «случайной». По сей день Байуми утверждает свою невиновность, и ему так и не было предъявлено официальное обвинение в совершении преступления.

Но правительство уже собрало доказательства того, что история Байоуми не была такой, какой казалась. Расследование, проведенное ФБР в 1998 году, показало, что вместо того, чтобы учиться в «аспирантуре», как он утверждал, Байоуми часто посещал местные мечети, раздавая деньги на различные цели и часто и заметно снимая посетителей на видео. По сообщениям, «аспирант» выложил 400 000 долларов на открытие мечети в Сан-Диего и все это время получал стипендию и оплачивал другие расходы в качестве призрачного сотрудника саудовской компании-подрядчика, сообщает ФБР. Несмотря на эти факты, и ФБР, и Комиссия 9⁄11 решительно поддержали рассказ Байуми о его связях с угонщиками.

Если вы слышите это впервые, то, вероятно, это звучит как плохая шутка. Любой, кто поверил рассказу Байуми о «случайной встрече» на фоне этих фактов, должен быть немедленно уволен с должности следователя в таком полицейском агентстве, как ФБР. Однако если вы публично подвергаете сомнению эту версию, вы становитесь теоретиком заговора в шапочке из фольги, как если бы вы сомневались в правдивости высадки на Луну. Это ничем не отличается от того, чтобы, скажем, публично выступить против позитивных действий летом 2020 года, но не иметь возможности провести дебаты по существу, потому что вас назвали расистом — за исключением того, что в этот раз и республиканцы, и демократы закричали бы на вас за то, что вы подвергли сомнению нарратив.

Версия о «случайной встрече» была официальной в течение двадцати лет, но в последние годы ФБР тихо изменило свою версию. В документах, рассекреченных в 2022 году, бюро подтвердило, что Байуми на самом деле был агентом саудовской разведки, который работал с саудовскими религиозными деятелями и отчитывался перед влиятельным послом королевства в Вашингтоне.

Эти откровения стали центральным элементом затянувшегося федерального иска в Нью-Йорке, в котором люди, пережившие теракты 9⁄11, и родственники 2 977 погибших пытаются привлечь правительство Саудовской Аравии к ответственности за терактов. Спасибо ProPublica за журналистские расследования, которые консервативная пресса предпочитает не трогать и с десятиметровым шестом. ProPublica часто считают леворадикальной, а Wall Street Journal — праворадикальной, но факты, о которых идет речь, совсем не ангажированы.

Есть основания полагать, что сменявшие друг друга американские администрации скрывали разоблачения Байуми — не потому, что 9⁄11 было «внутренним делом», а чтобы обеспечить ЦРУ публичное прикрытие критических провалов в подготовке к 9⁄11. Два саудовца, Халид аль-Михдар и Наваф аль-Хазми, были известны ЦРУ как оперативники «Аль-Каиды». ЦРУ следило за тем, как они участвовали в совещании по планированию «Аль-Каиды» в Малайзии в начале января 2000 года. Но, как сообщается, агентство потеряло их след, когда они вылетели в Бангкок, а затем в Лос-Анджелес 15 января. К своему стыду, ЦРУ не предупредило ФБР более чем через год после того, как узнало, что террористы въехали в США, используя свои настоящие имена и саудовские паспорта.

Учитывая сохраняющуюся загадку о том, как ЦРУ потеряло след Хазми и Михдара в Малайзии, бывшие следователи ФБР предположили, что Байуми могли попросить подойти к угонщикам в рамках операции американской или саудовской разведки по их вербовке. По словам бывших сотрудников, в то время ЦРУ отчаянно пыталось найти источники внутри «Аль-Каиды».

ЦРУ постоянно отрицает, что позволило угонщикам въехать в Соединенные Штаты в рамках неудачной попытки вербовки. Бывший координатор Белого дома по борьбе с терроризмом Ричард Кларк назвал это правдоподобным объяснением того, что ЦРУ не смогло отследить первых двух угонщиков и упорно отказывалось предупредить ФБР об их присутствии в Соединенных Штатах.

В свете этих новых сообщений стоит вернуться к тому факту, что в лихорадочные дни после терактов 9⁄11, когда большинство рейсов все еще было закрыто, десяткам хорошо связанных саудовцев, включая родственников лидера Аль-Каиды Усамы бен Ладена, было разрешено покинуть Соединенные Штаты на специально зафрахтованных рейсах.[176] Согласно отчету New York Times за 2005 год, ФБР предоставило персональное сопровождение в аэропорту двум видным саудовским семьям, способствуя их отъезду на фоне повышенных требований безопасности.[177] Когда эти факты впервые стали известны в 2005 году, Бюро отреагировало с яростью, настаивая на том, что их обращение с саудовскими семьями не свидетельствует о каком-либо преференциальном отношении к саудовцам. Любой, кто предполагал обратное, считался теоретиком заговора.

Важно отметить, что причина, по которой эти факты отвергаются как «теория заговора» в «болотной стране», заключается не в том, что эти данные ложны. Дело в том, что они правдивы, и именно это делает их столь неприятными для представителей истеблишмента как в СМИ, так и в правительстве. Примечательно, как быстро редакция Wall Street Journal осудила меня за то, что я затронул тему нечестности правительства в связи с 9⁄11, но при этом совершенно ничего не сказала о самой лжи правительства.

Это самый показательный случай злоупотребления термином «теория заговора»: использовать этот термин, чтобы похоронить набор фактов не потому, что они ложны, а потому, что они настолько очевидно и наглядно правдивы, что их неудобно признавать. В глазах широкой общественности вся тема воспринимается как нечто такое, что может сказать только сумасшедший. Это позволяет актерам, ответственным за мистификацию, сохранить свой собственный авторитет, не делая утверждений, которые можно фальсифицировать, а вместо этого создавая тень сомнения на всей дискуссии. Обратите внимание, что редакция журнала не критиковала приведенные мной факты или аргументы, а просто задала широкий саркастический вопрос: «Действительно ли кандидат в президенты сказал это».

Эта тактика стала повсеместной. Вспомните, как в 2020 году общественность рассказывала о происхождении вируса Covid-19. Глобальная пандемия возникла в Китае, в частности в городе Ухань. В этом городе находился один из самых чувствительных объектов биобезопасности в мире, где проводились исследования редких вирусов. Патоген с уникальными свойствами появился именно в этом городе в 2020 году. Когда международные исследователи попытались выяснить источник вируса, китайское правительство не позволило им продолжить работу. Однако СМИ и правительства всего мира публично поддержали версию о том, что вирус появился в результате контакта животных с людьми на открытом рынке, несмотря на то, что не было ни одного документально подтвержденного случая заражения животного вирусом.

Возможно, вы видели, как Джон Стюарт, бывший ведущий «Ежедневного шоу», поднял именно этот вопрос во время выступления на шоу «Поздняя ночь со Стивеном Колбертом». Выступая в июне 2021 года, Стюарт начал рассказывать о происхождении Covid-19, а его ведущий смотрел на это с нервным изумлением.

«Боже мой, — сказал он, — новый респираторный коронавирус настиг Ухань, Китай. Что нам делать? Знаете, у кого можно спросить? Лабораторию по изучению нового респираторного коронавируса в Ухане. Болезнь называется так же, как и лаборатория! Это слишком странно, вы не находите? Боже мой, в районе Херши, штат Пенсильвания, произошла вспышка шоколадной болезни; как вы думаете, что случилось?»

Это то, что раньше называлось здравым смыслом. Но когда вы используете здравый смысл слишком рано, вы рискуете прослыть теоретиком заговора. Поэтому, как только Стюарт закончил, Стивен Колберт, который недавно исполнил бродвейский танцевальный номер с иглами в человеческий рост в честь презентации новой вакцины Covid, спросил его, работает ли он на сенатора-республиканца Рона Джонсона. Подтекст был очевиден: придерживайтесь официальной версии правительства о «Ковиде», которая в то время опиралась на гораздо более странное (и гораздо более расистское, если подумать) предположение, что вирус возник на грязном рынке в Ухане, прямо по дороге от лаборатории коронавируса.

Выступая через несколько лет после этого инцидента, Стюарт рассказал о том, как его оттолкнули либеральные фанаты.

«Большая проблема всего этого, — сказал он, — заключается в неспособности обсуждать вещи, которые находятся в пределах возможного, не впадая в абсолют и не проверяя друг друга на политическую лояльность, как это вытекает из этого. Моя главная проблема в том, что я думал, что это был неплохой материал, который выражал мои чувства, а в результате получилось две вещи: я расист по отношению к азиатам и как я посмел присоединиться к альт-правым».[178]

Поводом для этой речи, прозвучавшей в подкасте Стюарта, послужил доклад Министерства энергетики, в котором делался вывод, что вирус, скорее всего, появился в результате непреднамеренной утечки из лаборатории в Китае. Это также было высмеяно на поздних вечерах: ведущие ошибочно утверждали, что Министерство энергетики не имеет права высказывать свое мнение по этому вопросу. (На самом деле министерство обладает наилучшими возможностями для расследования подобных случаев: оно управляет национальными лабораториями, которые обладают передовым научным и технологическим опытом, в том числе в области биобезопасности и генетического анализа).

Это было частью большого плана по дискредитации любого, кто задает вопросы. И эта схема началась сразу же, причем с самого верха. До февраля 2020 года, как отмечают Роберт Моффит и Мэри Макклоски в недавней статье для Heritage Foundation, несколько экспертов, в том числе доктор Кристен Андерсен, подняли вопрос о том, что Covid, похоже, обладает свойствами, позволяющими предположить, что он был «сконструирован». Другой эксперт также выразил сомнения в естественном происхождении вируса, указав на неправдоподобность того, что специфические мутации вируса происходят в природе без вмешательства человека. Однако сразу после решающей конференции 1 февраля эти же ученые публично отвергли теорию лабораторной утечки, которую они в частном порядке считали правдоподобной.

Каждый день появляются новые свидетельства того, что наиболее вероятным источником Covid-19 является утечка информации из лаборатории. В недавнем отчете в Times of London говорится, что «ученые в Ухане, работающие вместе с китайскими военными, объединили самые смертоносные коронавирусы в мире, чтобы создать новый мутантный вирус, как раз когда началась пандемия».[179] В отчете в Wall Street Journal говорится, что три исследователя Уханьского института вирусологии, включая финансируемого США ученого, заболели в ноябре 2019 года с симптомами, соответствующими Covid-19, что вызывает дополнительные подозрения в отношении теории утечки из лаборатории.[180]

Еще больше, несомненно, на подходе. Это всего лишь вопрос времени, когда известные издания почувствуют, что ситуация меняется, и начнут сообщать о фактах так, как будто они знали их всегда, как они сейчас делают с причастностью Саудовской Аравии к 9⁄11.

Это утверждение о происхождении Covid-19 в 2020 году было так же смехотворно, как в 2001 году утверждение о том, что Омар аль-Байуми был несовершеннолетним аспирантом, который случайно подружился с тремя террористами в международном аэропорту Лос-Анджелеса и сразу же полюбил их настолько, что помог им быстро получить жилье и банковские счета. В обоих случаях, если вы ставили под сомнение ту или иную версию, вас публично изгоняли в царство «теоретиков заговора». Компании социальных сетей почти повсеместно подвергали цензуре всех, кто утверждал, что вирус Covid-19 просочился из лаборатории в Китае.

Если бы 9⁄11 произошло в эпоху современных социальных сетей, можно не сомневаться, что Facebook, Twitter и YouTube поступили бы с теми, кто утверждал, что Омар аль-Байуми был оперативником саудовской разведки, работавшим с террористами 9⁄11, точно так же, как в 2020 году с теми, кто заявил об утечке Covid-19 из лаборатории.

Есть и контраргумент: Если это были действительно злонамеренные заговоры на высшем уровне с целью одурачить общественность, то зачем тем же правительственным деятелям позже публично раскрывать информацию, которая разоблачает их прежнюю ложь? В конце концов, то же самое правительство США, которое лгало о связях Байуми с Саудовской Аравией, позже рассекретило документы, доказывающие, что он был агентом саудовской разведки. Точно так же и правительство США, отрицавшее, что вирус Ковид-19 был создан в лаборатории в Китае, недавно признало, что — это вероятный источник пандемии. Это не имело бы смысла, если бы целью правительства было ввести общественность в заблуждение.

Ответ на эту загадку восходит к моей оценке мотивов «глубинного государства», приведенной в главе 5. Легко приписать бюрократическим деятелям злонамеренность, но это неверно. Правда гораздо страшнее: они делают это из благосклонности к общественности. Как правило, когда правительство скрывает от общественности, это не какой-то бюрократ, заботящийся о своих корыстных интересах. Это какой-то бюрократ, думающий, что он заботится о ваших интересах.

Это объясняет, почему они рассекретили документы двадцать лет спустя. Реальный риск в тот период заключался в том, что публичное знание о возможной причастности Саудовской Аравии к теракту 9⁄11 непродуктивно посеет хаос в ближневосточной политике. США необходимо иметь стабильные и продуктивные отношения с Саудовской Аравией, чтобы защитить свои интересы и уберечься от еще более серьезных долгосрочных угроз в регионе со стороны Ирана (по крайней мере, так гласит общепринятая точка зрения). Вред от правды почти наверняка перевесит выгоды от геополитической стабильности на Ближнем Востоке.

То же самое касается и управления глобальной пандемией. Если бы общественность знала, что пандемия Covid-19 началась в лаборатории в Ухане, и более того, что она финансировалась теми же американскими налогоплательщиками и государственными деятелями, которые также финансировали исследования вакцин Covid-19, созданных в рамках операции «Варп Спид», то общественность с большим сомнением отнеслась бы к использованию этих вакцин. Кроме того, дипломатическая нагрузка на американо-китайские отношения не стоила того в то время, когда люди, возглавлявшие США, считали, что стабильность важнее.

Но как только этот период срочности прошел, стало «безопасно» признать общественности то, что внимательные наблюдатели знали как правду. В нужный момент было сочтено безопасным публично признать, что высокопоставленный сотрудник саудовской разведки в США играл непосредственную роль в сотрудничестве и укрывательстве нескольких нападавших 9⁄11 — потому что, откровенно говоря, общественность не настолько волнует, чтобы позволить ей нарушить наши внешнеполитические цели на Ближнем Востоке. В нужный момент было сочтено безопасным публично признать, что Covid-19 действительно был создан в лаборатории в Китае — потому что политика, которая считалась необходимой для сдерживания пандемии Covid-19, уже была реализована. К тому же в это время отношения между США и Китаем ухудшились по другим причинам.

Однако ирония такого подхода заключается в том, что он способствует развитию конспирологии. Нет никаких доказательств утверждения, что 9⁄11 было «внутренней работой» — что американские правительственные чиновники были вовлечены в содействие атакам, — но это нелепое утверждение становится более привлекательным, когда становится очевидным, что американское правительство окончательно солгало о другой фундаментальной части атаки. Нет никаких доказательств утверждения, что китайская коммунистическая партия намеренно создала Covid-19 в лаборатории с целью выпустить его и устроить ад для остального мира, но когда правительственные структуры по всему миру систематически подавляют правду о том, что он вообще был получен из китайской лаборатории, естественно задать вопрос о том, что еще они подавляют. Это подпитывает безудержное недоверие общественности и наносит ущерб тем самым «благожелательным» намерениям, которые изначально послужили мотивом для благородной лжи.

В связи с этим возникает вопрос о том, какие неприкасаемые сегодня «теории заговора» будут подтверждены правительственными заключениями через двадцать лет. Этим вопросом задались бы большинство наших основателей, будь они живы. Возрождение нашей республики требует, чтобы бдительные граждане сделали то же самое.

Если двадцать лет могут изменить то, что мы называем «теорией заговора» о теракте 9⁄11, или если всего два года могут изменить то, что мы называем «теорией заговора» о происхождении Covid-19, или бесчисленное множество других тем, которые мы не обсуждали на этих страницах, от миража сговора между Трампом и Россией до того, что инцидент с Джусси Смоллеттом был инсценировкой, — то нам следует хотя бы поинтересоваться некоторыми точками зрения, которые сегодня яростно отвергаются как теории заговора, но которые основаны на законных фактических вопросах и могут быть таким образом подтверждены в будущем. Пожалуй, ни одна тема не занимает в этом списке такого места, как выяснение истины о том, что же на самом деле произошло 6 января 2021 года.

В великом пантеоне «теорий заговора» немногие сегодня так чувствительны, как те, кто осмеливается оспаривать официальное изложение так называемого «восстания 6 января». Хотя общественность заслуживает правды, какой бы трудной она ни была, можно, по крайней мере, понять чувствительность, связанную с ревностно охраняемой версией событий 9⁄11. В конце концов, 9⁄11 стало крупнейшим и самым травматичным нападением на американскую землю со времен Перл-Харбора, произошедшего за шестьдесят лет до этого. Террористические атаки 9⁄11 унесли жизни трех тысяч американцев и привели к страховым убыткам на сумму более 45 миллиардов долларов.[181] Для сравнения, 6 января 2021 года погибли четыре американца.[182] С точки зрения долларового ущерба, 6 января едва превысило 1,5 миллиона долларов за поврежденное имущество, что едва ли является ошибкой округления рядом с миллиардным ущербом, причиненным беспорядками BLM после смерти Джорджа Флойда в 2020 году.[183]

Тем не менее политические лидеры продолжают упоминать 6 января в самых зловещих и гиперболических выражениях, которые только можно себе представить. Вице-президент Камала Харрис сравнила 6 января с 9⁄11 и Перл-Харбором.[184] Президент Байден заявил, что 6 января было самым страшным нападением на «нашу демократию» со времен Гражданской войны.[185] Даже бывший президент Джордж Буш-младший использовал повод двадцатой годовщины 9⁄11, чтобы тонко намекнуть на сравнение с 6 января.

Какими бы абсурдными ни были подобные сравнения, в некоторых критических аспектах они непреднамеренно точны. Как 9⁄11 послужило катализатором и предлогом для создания огромного аппарата национальной безопасности для ведения войны с терроризмом, так и официальная версия событий 6 января послужила предлогом для политического использования этого аппарата национальной безопасности против тех, кто поддерживает президента Трампа. 6 января прошло почти три с половиной года, но идея о том, что это был мятеж, инспирированный Трампом, не только остается ключевой основой одного из главных уголовных дел против Трампа, но и является основой, на которой штаты пытаются убрать его имя из избирательных бюллетеней.[186] Учитывая все, что на этом стоит, не удивительно, что демократы обрушиваются на любого, кто ставит под сомнение официальную версию событий 6 января.

Проблема лишь в том, что официальная версия, даже в большей степени, чем 9⁄11, просто не сходится с реальностью.

Первое заблуждение, связанное с 6 января, заключается в том, что ФБР и другие соответствующие органы были просто застигнуты врасплох и не могли знать, что дополнительная безопасность может быть оправдана. Директор ФБР Кристофер Врэй сам поддержал это заблуждение в интересном разговоре с сенатором Эми Клобучар, которая спросила Врэя, не жалел ли он о том, что не смог внедриться в различные группы, которым вменяется в вину 6 января, чтобы иметь возможность предотвратить его.[187] Врэй овечьим поклоном обошел вопрос, так и не затронув напрямую тему проникновения ФБР в группы ополченцев, о которых идет речь. Однако, как выяснилось, это проникновение было более масштабным, чем кто-либо мог себе представить.

В сентябре 2021 года газета New York Times нехотя признала наличие в организации Proud Boys как минимум двух информаторов ФБР, подтвердив, что один из них переписывался со своими кураторами в режиме реального времени, находясь в Капитолии.[188] В последующем докладе было признано, что их могло быть «до восьми» и что «федеральные правоохранительные органы имели гораздо больше информации о нападении на Капитолий, даже когда оно происходило», чем было известно ранее.[189] Глава «Гордых парней» Энрике Таррио ранее был информатором ФБР (хотя продолжал ли он эти отношения 6 января, неизвестно).[190] Как и Джо Биггс, другой лидер «Гордых парней», осужденный за роль в первоначальном нападении.[191] А вице-президент Oath Keepers, другой основной группы ополченцев, которую обвиняют в случившемся 6 января, также был давним информатором ФБР.[192] В какой-то момент возникает вопрос, кто из этих групп не имел отношений с ФБР!

Информаторы были не единственным способом, с помощью которого правительство могло заранее предугадать, чем обернется 6 января. Они отслеживали сообщения в социальных сетях в режиме реального времени. Достаточно взглянуть на так называемую Норфолкскую памятку — оценку угроз, составленную 5 января аналитиками офиса ФБР в Норфолке, штат Вирджиния. В памятке рассматривались многочисленные угрозы, например, сообщение в Интернете с призывом «Будьте готовы к бою. Конгресс должен услышать, как бьют стекла, как выбивают двери… Идите туда, готовые к войне». Угрозы были настолько серьезными, что Донелл Харвин, глава разведывательного отдела вашингтонского центра национальной безопасности (так называется операция, в которой участвуют несколько агентств), призвал чиновников подготовиться к «событию с массовыми жертвами», призвав больницы округа Колумбия опустошить скорую помощь.[193] Согласно статье в Washington Post, тревожные звонки в многочисленных центрах разведки по всей стране сработали, и «дата, час и место, вызывающее беспокойство, были одинаковыми — 1:00 вечера, Капитолий США, 6 января».

Учитывая такую осведомленность, странно, что федеральным властям не пришло в голову вмешаться или даже ввести повышенные протоколы безопасности. Даже без такой предварительной информации можно было бы заподозрить повышенные меры безопасности вблизи Капитолия, учитывая, что там проходила спорная процедура сертификации. Вместо этого в тот день Капитолий, похоже, страдал от уникально слабой безопасности. Можно предположить, что власти были просто застигнуты врасплох. Конечно, если это так, то это ставит под сомнение эффективность сомнительных с точки зрения конституции методов, которые правительство использует для наблюдения за американскими гражданами и агрессивного проникновения в политически некорректные группы. Менее милосердное прочтение заключается в том, что власти, возможно, просто хотели, чтобы 6 января что-то произошло, чтобы оправдать массовые репрессии против сторонников Трампа. Еще менее милосердная точка зрения заключается в том, что элементы правительства могли активно помогать спровоцировать хаос 6 января.

Читателям, которых может напугать предположение о нечестной игре правительства 6 января, достаточно обратиться к долгой истории правительственных злоупотреблений, чтобы помочь своей интуиции. Мы могли бы вспомнить времена директора ФБР Дж. Эдгара Гувера, но в этом нет необходимости. Не далее как в октябре 2020 года проникновение ФБР в политически некорректные группы стало причиной судебных преследований их членов. Речь, конечно же, идет о заговоре с похищением Гретхен Уитмер. Как вы помните, незадолго до выборов 2020 года группа так называемых экстремистов-ополченцев была арестована за то, что якобы планировала похитить губернатора штата Мичиган Гретхен Уитмер.

Сразу же можно обнаружить поразительные параллели с 6 января. Хотя заговор Уитмера часто называют «заговором с похищением», он также включал в себя предполагаемые планы штурма здания капитолия штата Мичиган. Кроме того, многие из заговорщиков были вовлечены в ополчение «Три процента» — одну из трех основных групп ополченцев, на которые возлагается ответственность за 6 января. Однако поразительным является уровень участия правительства в этом предполагаемом заговоре. Из четырнадцати человек, первоначально вовлеченных в предполагаемый заговор, как минимум пятеро были агентами под прикрытием или информаторами.[194]

Еще более тревожным является тот факт, что каждый активный шаг в этом предполагаемом заговоре был инициирован и обеспечен одним из агентов или информаторов. Внимательное изучение аннотированного обвинительного заключения показывает, что оперативники ФБР играли самую важную руководящую роль на каждом этапе.[195] Эксперт по взрывчатым веществам, у которого заговорщики должны были купить взрывчатку, был агентом ФБР. Начальник транспортного отдела ополчения оказался агентом ФБР под прикрытием. Глава службы безопасности оказался тайным информатором ФБР. По меньшей мере три осведомителя ФБР под прикрытием принимали активное участие в первоначальном совещании, на котором якобы вынашивался план штурма Капитолия штата Мичиган, то есть ФБР внедрилось еще до начала заговора.

В показательном примере разведки дома Уитмер трое из пяти человек в фургоне были либо агентами ФБР, либо информаторами — 60 процентов, если кто следит. Хуже того, главарь, осведомленный ФБР, убедил остальных обвиняемых отправиться на разведку, сказав им, что они охотятся на педофилов, а не изучают место возможного похищения. Когда он сообщил своему куратору из ФБР, что поездка была основана на ложных предположениях, куратор пригрозил ему: «Если ты будешь придерживаться истории о том, что [ополченцы были] там на педофилов, ты станешь главным свидетелем защиты.[196] Для этого нет никаких вариантов».

К моменту судебного разбирательства два главных агента ФБР были вынуждены отказаться от участия в деле, которое было настолько грязным, что судья одобрил защиту от подкупа для нескольких обвиняемых, а первые судебные процессы над четырьмя ключевыми обвиняемыми не привели ни к одному обвинительному приговору — поразительный и позорный результат для правительства.

«В Америке ФБР не должно создавать внутренних террористов, чтобы ФБР могло их арестовать», — объяснил один из адвокатов во время заключительных аргументов.[197] Без шуток. В общей сложности правительству удалось добиться вынесения всего пяти обвинительных приговоров (пятеро были оправданы, а четверо заключили сделки о признании вины). Но даже они вызывают серьезные конституционные сомнения.[198] Например, обвиняемым не разрешили вызвать для дачи показаний главаря информаторов ФБР, потому что он отказался от дачи показаний.[199] ФБР, видите ли, никогда не хотело, чтобы он давал показания. Более того, они даже не хотели признавать, что он был информатором, — у него был послужной список длиннее, чем чек из CVS, включая секс с несовершеннолетними, продажу оружия и торговлю наркотиками. Поэтому ФБР решило назвать его в обвинительном заключении «другим человеком», а не конфиденциальным информатором, а затем пригрозило преследовать его по новым обвинениям в хранении оружия, если он переступит черту.[200] Но не волнуйтесь: «Правительству разрешено склонять кого-либо к совершению преступления, если он предрасположен к этому», — объяснил один профессор права изданию Wall Street Journal после вынесения приговора.[201]

Так случилось, что руководителем Детройтского отделения ФБР, курировавшим операцию Уитмера, был человек по имени Стивен Д'Антуоно. Всего через день после первых арестов предполагаемых заговорщиков Уитмера в октябре 2020 года директор ФБР Кристофер Врей назначил Д'Антуоно на желанную должность руководителя полевого офиса ФБР в Вашингтоне, округ Колумбия. На самом деле Д'Антуоно возглавлял расследование ФБР по делу о трубчатых бомбах, заложенных 6 января! Почему из всех агентов ФБР в стране Кристофер Врэй выбрал человека, который только что курировал заговор по захвату Уитмера, чтобы возглавить полевой офис в Вашингтоне в критические месяцы до и после 6 января, я оставляю на усмотрение читателя.[202]

Прежде чем основные СМИ поспешат отвергнуть вышеизложенные общедоступные факты как «теорию заговора», позвольте мне еще раз повторить: Основываясь на том, что мы знаем сегодня, есть ли у нас окончательные доказательства того, что события 6 января были срежиссированы агентами ФБР, которые подстрекали толпу к насилию, чтобы посадить сторонников Трампа в тюрьму? Нет, конечно, нет.

Но вопросы стоят того, чтобы их задать. И в свободном и открытом обществе мы могли бы их задавать. Сегодня, конечно, мы не можем. В хорошо функционирующей республике правительство должно быть прозрачным и делиться с общественностью всей информацией по вопросам, имеющим общественное значение. Сегодня, конечно, наше правительство ничего подобного не делает.

Шестнадцать членов Конгресса, которые пытались получить информацию и подвергли сомнению работу комитета 6 января, были отвергнуты как «теоретики заговора» или просто «сумасшедшие»; агент ФБР был лишен допуска просто за то, что поделился (даже не поддержал) статьей, ставящей под сомнение официальную версию.[203] Вместо того чтобы приветствовать прозрачность и открытые дебаты, в ответ просто осуждают любого, кто осмеливается задавать вопросы.

Как же сбалансировать противоречивые интересы, чтобы общественность была хорошо информирована и не впала в конспирологию, а также чтобы обвинение в конспирологии не использовалось для подавления неудобных фактов о правительственной и институциональной нечестности? Лучшее решение — восстановить, пожалуй, самый важный идеал основания нашей нации: свободу слова.

В последние годы общественная дискуссия о свободе слова часто теряется в мелочах, связанных с примерами нестандартных высказываний, которые не пользуются защитой Первой поправки. Пресловутый пример, который приводят так часто, что он уже приелся, — это ссылка на знаменитое высказывание судьи Оливера Уэнделла Холмса в деле «Шенк против Соединенных Штатов» о том, что нельзя кричать «FIRE!» в переполненном театре. Вы не имеете права угрожать кому-то, что убьете его; это незаконная угроза. Вы не имеете права говорить кому-то, что продаете ему бутылку лекарства, когда на самом деле это змеиное масло; это коммерческое мошенничество. Вы не имеете права сознательно говорить о другом человеке ложные и порочащие его сведения — это диффамация.

Но навязчивое внимание общественности в последние годы к тому, что нельзя говорить, исказило наше общее понимание того, что на самом деле представляет собой Первая поправка. Вот вкратце: Первая поправка защищает все мнения. Исключений из этого правила действительно нет.

Главная причина, по которой наши основатели закрепили свободу слова в Первой поправке к Конституции, — это защита свободы личности: вы не свободны, если у вас нет свободы говорить то, во что вы верите. Возможность выражать свое мнение — это, пожалуй, самое основное право человека. Как однажды объяснил судья Джон Маршалл, «Первая поправка служит не только потребностям государства, но и человеческому духу — духу, который требует самовыражения».[204] В Соединенных Штатах Америки это ваше право по праву рождения; так было всегда.

Но свобода личности — не единственная причина, по которой свобода слова важна. Свобода слова — это еще и путь к истине. Как пояснил Верховный суд, «теория нашей Конституции гласит, что лучшим критерием истины является способность мысли быть принятой в рыночной конкуренции».[205] Cредством от ложной речи является истинная речь; средством от иррациональной речи — рациональная речь. Как недавно написал президент Трамп в юридической записке по делу «Файлы Twitter», в котором он подал в суд на администрацию Байдена и компанию Twitter за цензуру его сообщений:

[Идеи-рэкпоты иногда оказываются правдой. Земля действительно вращается вокруг Солнца, и именно Хантер Байден, а не российские агенты по дезинформации, подбросил ноутбук, полный уличающих доказательств, в ремонтную мастерскую в Делавэре. Галилей провел свои оставшиеся дни под домашним арестом за распространение еретических идей, и тысячи диссидентов сегодня арестованы или убиты деспотическими правительствами, стремящимися подавить идеи, которые они не одобряют. Но это не американский путь. Мы верим, что путь к истине пролегает через противостояние, дебаты и обсуждения всех идей. Уверенные в мудрости американского народа, мы считаем, что идеи, которые выдержат испытание критикой, будут процветать, а те, которые не выдержат, канут в Лету. Теорема E=mc2 произвела революцию в физике не потому, что получила тысячи лайков на Facebook, а потому, что выдержала уничтожающую критику со стороны провозглашенных экспертов.

Сравнение Трампа с наукой вполне уместно. Научный метод, например, зависит от свободы слова и открытых дебатов: эмпирическая проверка требует в первую очередь гипотезы для проверки, а создание этих гипотез на самом деле является лишь упражнением в выражении мнений. Вы не сможете узнать, что является истиной, если у вас не будет свободы высказывать мнения, которые могут быть ошибочными, и исключать их с помощью других людей, которые также высказывают свои собственные конкурирующие мнения.

Свобода слова — важнейшее условие для привлечения правительства к ответственности. Возможность граждан критиковать свое правительство — это единственный способ, с помощью которого правительство может быть подотчетно своим гражданам. Конечно, выборы тоже имеют значение — граждане могут проголосовать за плохих представителей власти, если они плохо выполняют свою работу. Но узнать, что они работают плохо, можно только в том случае, если граждане могут свободно указывать на это и выражать свое мнение по этому поводу. Без этого голосование у избирательной урны не имеет смысла. Это просто прохождение через процедуру.

Мы, вероятно, не узнали бы, что Омар аль-Баюми был предполагаемым саудовским шпионом, или что Covid-19 действительно был создан в лаборатории в Китае, или что обвинения в сговоре между Трампом и Россией были ложными, или что история с ноутбуком Хантера Байдена, похоже, не была «дезинформацией», если бы у граждан не было свободы подвергать сомнению первоначальные нарративы, которыми их кормили. Иначе и быть не может, когда тема становится более неудобной или актуальной — как, например, выяснение истины о том, что произошло 6 января 2021 года. Вопросы, которые сегодня кажутся непозволительными, с точки зрения завтрашнего дня окажутся теми, которые были жизненно важны для установления истины.

Есть и другая практическая опасность, связанная с подавлением мнений. Если вы говорите людям, что они не могут говорить, они начинают кричать. Но если вы говорите людям, что они не могут кричать, они начинают все рушить. Ирония заключается в том, что общественное обсуждение вопросов, оставшихся без ответа после 6 января, подавляется, потому что именно систематическое подавление слова в 2020 году — по самым разным темам, от блокировки Ковида до происхождения вируса, от бунтов под руководством BLM до истории с ноутбуком Хантера Байдена — привело к событиям 6 января 2021 года. Если мы будем совершать те же ошибки, мы обречены на худшее в будущем.

Свобода. Истина. Мир. Оказывается, все три составляющие идут вместе, а свобода слова — это сквозная линия, которая их соединяет. Наши основатели глубоко понимали это. Сегодня нам было бы полезно понять это еще раз. И Конституция является самым большим защитником этого и многих других аспектов свободы личности за всю историю человечества. Однако, как и права, которые она гарантирует, сама Конституция сейчас находится под ударом.

Термин «теоретик заговора» теперь используется так же, как и термины «расист», «гомофоб» и «отрицатель климата» — как способ заставить замолчать законное инакомыслие, а не вступать с ним в прямой диалог.

Теперь мы точно знаем, что к терактам 9⁄11 причастны граждане и агенты разведки Саудовской Аравии, но утверждение этого остается за пределами «окна Овертона» приемлемых публичных дебатов в обеих партиях — не потому, что это ложь, а потому, что это считается разрушительным для современных целей внешней политики.

Правительственные структуры и другие учреждения целенаправленно отвергали теорию утечки из лабораторий о происхождении Covid-19 — не потому, что она была ложной, а потому, что считали ее подрывающей доверие и покорность общества на ранних стадиях пандемии.

Мы должны с полным правом задаться вопросом о том, что из того, что сегодня отвергается как «теория заговора», в будущем будет широко признано правдой. Время часто имеет значение: хотя сейчас совершенно безопасно и неоспоримо предполагать, что Covid-19 был получен из лаборатории в Китае, момент, когда это могло бы оказать наибольшее положительное влияние на политические решения, давно прошел.

Путь к истине лежит через свободу слова и открытые дебаты. Замалчивание инакомыслия способствует росту конспирологии, а не ее уменьшению.