Истины. Будущее Америки в первую очередь

3 «Открытая граница — это не граница»

Это фундаментальная истина: границы определяют нацию. В буквальном смысле они определяют территорию, граждан и суверенитет соседней страны. Нация без границ — это не нация. Это почти тавтология.

Вторая истина: людей, которые хотели бы приехать в Соединенные Штаты, больше, чем желают и могут принять их нынешние граждане.

Согласно анализу, проведенному Центром иммиграционных исследований, около 700 миллионов человек во всем мире хотели бы переехать в Соединенные Штаты, если бы у них была такая возможность. Если принять их всех, то число жителей США в одночасье утроится.[24] На каждого гражданина США приходилось бы два новых иммигранта, в основном из Африки, Центральной и Южной Америки. Это просто невозможно.

Эти цифры основаны на простом опросе Gallup, правда, и достаточно легко сказать телефонному интервьюеру, что вы готовы приехать, когда вас спросят. Но наша система лотереи грин-карт показывает похожую правду. В 2023 году почти 10 миллионов человек подали заявки всего на 55 000 мест. Жители некоторых стран находят США более привлекательными, чем другие. В 2020 году почти 12 процентов населения Сьерра-Леоне подали заявку на получение грин-карты, чтобы приехать в США, — около 950 000 заявок в стране с населением всего 8 миллионов человек.[25] Это большой интерес. Но учтите, что в рамках нашей системы лотереи грин-карт избранным разрешается взять с собой семью. Это означает, что каждая семья должна подать заявку только один раз. Средний размер семьи в Сьерра-Леоне составляет шесть человек.[26]

В совокупности эти цифры говорят о том, что почти каждый мужчина, женщина и ребенок в Сьерра-Леоне не только желает мигрировать в Соединенные Штаты, но и предпринимает активные шаги для того, чтобы это произошло. Практически каждый. Это такой уровень популярности, что Тейлор Свифт выглядит как Нэнси Пелоси.

Америка построила нечто особенное, то, чему завидует весь мир. Иногда мы считаем само собой разумеющимся то, как хорошо у нас все устроено. А люди из других стран — нет. Но если мы не готовы радикально распахнуть двери для всех желающих — а это буквально никто не поддерживает, — мы просто не сможем принять всех.

Это означает одно: мы должны выбирать.

Существует множество возможностей. Один из них — отбор людей на основе удачи. Это что-то вроде лотереи грин-карт, технически известной как «Программа многообразия виз», которую мы имеем сейчас. В этом есть свои плюсы. Это кажется справедливым. У всех примерно равные шансы. А кто бы не хотел, чтобы в стране было много счастливчиков? Но мы, вероятно, можем сделать лучше.

Другая возможность заключается в том, что, возможно, мы хотим отбирать людей, исходя из трудностей. В этом утверждении есть определенный смысл. С сугубо утилитарной точки зрения, открытие дверей американского процветания для людей, которые находятся в наихудшем положении, принесет наибольшую пользу. Это также соответствует духу обещания Леди Свободы привести к ней усталые, бедные, сгорбленные массы мира и все такое.

Этот принцип прослеживается в нашей нынешней иммиграционной системе. Один из них — гуманитарный статус временной защиты, который президент может предоставить мигрантам из стран, охваченных беспорядками. Как следует из названия, он должен быть временным, но (что удивительно) обычно это не так. Например, гаитяне, приехавшие в США после землетрясения 2010 года, до сих пор не вернулись домой. Когда президент Дональд Трамп решил не продлевать их «временный» статус в 2018 году, гаитяне подали в суд, утверждая, что он прекращает программу на основании расовой неприязни. Они проиграли дело, но не раньше, чем президент Джо Байден вступил в должность и снова продлил их статус. Но какими бы недостатками ни обладали программы гуманитарного переселения, они составляют лишь малую часть общей иммиграции.

Гораздо более масштабной версией этой политики выбора в пользу трудностей является убежище, которое мы предоставляем огромному количеству людей, появляющихся на нашей границе. Почти все они — экономические мигранты, надеющиеся приехать в Америку за лучшей жизнью. Но, по крайней мере на бумаге, наша система предоставления убежища предназначена не для этого. Наша система предназначена для беженцев. И это имеет очень конкретное значение в законе.

Чтобы получить право на убежище, иностранец должен доказать, что он спасается от преследований. Это означает, что если они будут вынуждены вернуться домой, у них есть вполне обоснованные опасения, что они будут преследоваться — то есть пострадают от телесных повреждений или умрут — по причине расы, религии, национальности, политических взглядов или принадлежности к определенной социальной группе. Что это значит? Ну, это значит, что если вы тутси, изнасилованный хуту по причине своей этнической принадлежности, то вам можно; если вы женщина, изнасилованная пьяным солдатом, потому что она выглядит как легкая добыча, то это не считается.[27] Если вас преследуют и избивают за то, что вы христианин в мусульманской стране, вы можете получить убежище; если вас избивают за то, что вы отказываетесь вступить в мексиканский картель или платить им деньги за защиту, вы не можете. Нет нужды говорить о том, что просто быть бедным и терпеть плохие условия жизни — не значит преодолеть барьер.

Если эти стандарты звучат экстремально, то так оно и есть. Режим восстал из пепла Второй мировой войны. Он был призван предотвратить ситуацию, когда евреям нужно было куда-то бежать от нацистской Германии, а их встречали вооруженные силы, отправлявшие их обратно. Она призвана предотвратить еще одно плавание «Сент-Луиса», когда в 1939 году Америка отвергла 937 еврейских беженцев, которые наконец достигли берегов Флориды; после их возвращения в Европу 254 погибли во время войны, большинство — в концентрационных лагерях.[28] Мы не можем допустить, чтобы это повторилось. Но сострадание Америки — это не приглашение к злоупотреблениям. Положение просителя убежища должно быть тяжелым.

Именно поэтому правила также требуют, чтобы не было возможности переселиться в страну, из которой вы бежите. Если женщина из Тихуаны (Мексика) может спастись от домашнего насилия, переехав в Леон, или гватемальский подросток, отказавшийся вступить в городскую банду, может сбежать в отдаленный горный городок и зарабатывать на жизнь разведением коз, то это их выход. Возможно, им это не понравится, но если они захотят приехать в США за более благополучной жизнью, они могут принять участие в лотерее грин-карт, как и все остальные. Наши законы о предоставлении убежища призваны обеспечить безопасное убежище для беженцев только в самых крайних случаях политического преследования по всей стране, когда преследуемым буквально некуда больше идти. Когда приезд в Америку — это вопрос жизни и смерти.

Сегодня большинство мигрантов находятся не в такой ситуации.

Многие из нынешних мигрантов даже не являются самыми обездоленными. Они приезжают в Соединенные Штаты, чтобы подняться на следующую ступеньку лестницы, а не для того, чтобы спастись от голодной смерти.

Casas de remesas, или «дома для денежных переводов», привлекают большое внимание.[29] Это большие особняки в американском стиле, которые появились по всей Гватемале и Мексике, олицетворяя богатство и успех, которые можно заработать, если отправиться на север. «Многие люди начали видеть, как многие люди, отправляющиеся в США по адресу, начинают строить большие дома, и мы захотели того же», — объясняет гватемалец Франсиско Сантисо.[30] Они работают в США в течение нескольких сезонов, а затем уходят на пенсию в роскоши в Центральной Америке. В одном из городов из 1500 жителей уехали все, кроме 300. Там нет банд. Нет насилия. «Преступность настолько низкая, что нам даже не нужен полицейский», — объясняет один из жителей. Эти люди не бегут от преследований. Они даже не бегут от бедности. А если учесть их намерение вернуться, то они и вовсе не бегут.

Не то чтобы это имело значение. В Америке, если вы произнесете на границе слово «убежище», вас пропустят через дверь, и вы получите годы свободы в Соединенных Штатах, пока ваше дело будет проходить через иммиграционную систему. Этого более чем достаточно, чтобы раскошелиться на крыльцо и апартаменты с шестью спальнями. И это при условии, что вы вообще решите явиться в суд.

Новости пестрят историями о караванах, переполненных отчаянно беднеющими женщинами и детьми, совершающими опасный поход по суше на тысячи миль. Казалось бы, кто может отправиться в такое опасное путешествие, если у него нет другого выбора? Забудьте о том, что подавляющее большинство нелегалов — одинокие взрослые, в основном мужчины трудоспособного возраста.[31]

И в любом случае, прибытие караваном быстро выходит из моды. У многих так называемых беженцев появился новый способ попасть в Америку, хотя они редко признаются в этом после пересечения границы: предоплаченный отпуск, включающий перелет, гостиницу и, возможно, несколько дней на пляже. Facebook и Instagram пестрят объявлениями «туристических агентств», предлагающих чартерные поездки.[32] Агентства даже предоставляют гида для помощи на последних этапах путешествия, советуя отдыхающим выбросить свои паспорта и придумать более страшную историю. Но если стоимость билета составляет 8-10 тысяч долларов, неужели вы думаете, что в эти туры едут самые бедные жители Колумбии или Западной Африки?

Более предприимчивые путешественники, конечно, могут забронировать рейсы самостоятельно. Одна колумбийка восторженно рассказывала, что провела две ночи на курорте в Канкуне, а затем перелетела в аэропорт, расположенный ближе к границе, и перешла ее пешком, сдавшись пограничникам средь бела дня.[33] Другая венесуэлка прилетела в Мексикали, взяла такси до границы, перешла ее и вскоре была на пути в аэропорт, чтобы успеть на другой рейс в Делавэр. Она могла бы попытаться пересечь границу по суше, но зачем ей это? «Так гораздо проще», — объяснила она.[34] Конечно, так и есть.

Но когда они приходят на слушание по вопросу предоставления убежища, история часто меняется. Это становится соревнованием в том, кто расскажет самую страшную историю, сохранив при этом все детали.

Газета New York Times рассказала об одной женщине, русской мигрантке, которая попросила убежища в Бруклине.[35] Лесбиянка, бежавшая от деспотичного и ненавистного путинского режима. Место, где ни один представитель ЛГБТК+ сообщества не мог чувствовать себя в безопасности. Адвокат начал допытываться у нее о ее романтической истории, чтобы убедиться, что она расскажет все подробности, когда ее спросит иммиграционный судья. Наконец женщина сломалась. «Я совсем не лесбиянка», — сказала она. «Мне даже не нравятся геи».[36]

Вот во что превратилась наша система: в Олимпиаду жертв, где побеждают даже не те, кто больше всех пострадал, а те, кто больше всех готов обманывать.

Но на самом деле наша нынешняя иммиграционная система не справляется даже с этим. Важнейшим фактором, определяющим, получит ли проситель убежище, является не то, сколько он страдал и насколько хорошую историю он может рассказать.

Дело совсем в другом: в том, каким судьей их назначили.

В Сан-Франциско один иммиграционный судья удовлетворяет 98,5 % всех рассмотренных им ходатайств о предоставлении убежища.[37] А другой судья в том же суде удовлетворяет всего 4,6 %.[38] Прошения, надо отметить, распределяются случайным образом. Сан-Франциско не одинок. В Хьюстоне есть судья, который отклонил все прошения о предоставлении убежища, рассмотренные им за последние пять лет; ни один проситель не смог пройти. Однако его коллеги из Нью-Йорка гораздо щедрее: дюжина судей удовлетворяет прошения о предоставлении убежища с частотой 80 и более процентов.

Это хаос. Столь разительные различия в показателях успеха свидетельствуют о серьезном неуважении к верховенству закона. Люди иногда жалуются, что Верховный суд — это партийный трибунал, разделенный по партийному признаку, но правда в том, что решение 9:0 встречается гораздо чаще, чем 5:4. Закон есть закон. В большинстве случаев все с ним согласны. И что очень важно, Верховный суд сам выбирает, какие дела он будет рассматривать. Естественно, он выбирает близкие дела, те, где в нижестоящих судах царит путаница, где судьи наиболее склонны к разногласиям. В апелляционных судах низшей инстанции судьи всех политических взглядов почти всегда приходят к единодушным решениям. Не имеет значения, какой состав судей выберет коллегия. Большинство дел решается легко. Все, как правило, соглашаются. Но иммиграционный суд — это другое. Очень сильно отличается.

Вывод напрашивается сам собой: Когда речь идет об иммиграционной системе, никто не соблюдает закон. Даже сами судьи.

Шаг первый очевиден: запечатать границу. Принятие новых законов не имеет значения, если мы не выполняем то, что говорим. Это означает усиление контроля за соблюдением законов, сокращение приема беженцев, увеличение числа депортаций. Больше никаких «поймал-отпустил». Мы призываем вас просить убежища за пределами Соединенных Штатов. Если вы явитесь на нашу границу без предупреждения, вас задержат. Если вы не соответствуете критериям для получения убежища, вас выдворят.

Вот как это делается в Австралии. Почти каждый, кто прибывает без приглашения, задерживается до рассмотрения его прошения о предоставлении убежища. И знаете что? Это работает. Люди не пытаются приехать, если знают, что их не пустят. В результате всего 20 процентов австралийских просителей убежища оказываются мошенниками.

Потребуется ли для этого больше ресурсов на границе? Больше мест содержания под стражей? Больше физических барьеров? Больше пограничников? В краткосрочной перспективе — безусловно. Но в долгосрочной перспективе мы потратим гораздо меньше. Если мы вложим деньги в охрану границы сейчас, то приедет меньше людей.

Есть и другие способы изменить стимулы. Мы могли бы внимательно изучить политику «безопасной третьей страны». Идея заключается в том, что беженцы имеют право на убежище где угодно, но не обязательно в выбранной ими стране. В конце концов, евреи, бежавшие из нацистской Германии, были не слишком разборчивы. По этой причине наши иммиграционные законы позволяют президенту определять другие страны, в которые просители убежища должны обращаться в первую очередь. Сейчас в этом списке только Канада, а это значит, что просители убежища, которые пытаются въехать через нашу северную границу, должны объяснить, почему они не попросили убежища сначала в Канаде. Но для этого нет никаких причин. Мигранты, которым удалось бежать из своих стран, должны быть обязаны просить убежища в первой же иностранной стране, в которую они ступили, независимо от того, предпочитает ли мигрант жить в другом месте.

Идея не так уж и необычна. Посмотрите на Великобританию. Они пошли еще дальше, приняв новую политику, согласно которой просители убежища будут ждать рассмотрения своих заявлений в Руанде. Экономические соображения сами по себе убедительны. По подсчетам Великобритании, она потратит 12 000 долларов на билет в один конец для каждого беженца (что, честно говоря, кажется завышенным; Expedia предлагает перелеты из Хитроу в Кигали примерно за 300 долларов) и заплатит еще 25 000 долларов Руанде за их прием, предоставление комнаты и питания и т. д. Итого 37 000 долларов. Конечно, стоит отметить, что на данный момент Великобритания почти никого не перевезла в Руанду, так что эта схема может и не сработать.

Сравните это с тем, что мы тратим сейчас. По оценкам Иммиграционной и таможенной службы США (ICE), задержание прыгунов с границы обходится примерно в 150 долларов в день; по оценкам низовых организаций, скорее в 200 долларов. Так что давайте назовем эту сумму 175 долларов.

Теперь нам нужно выяснить, как долго обычно задерживают человека. В официальных документах ICE говорится, что среднее время ожидания составило 55 дней в 2019 году. Но эта цифра искажена, потому что многие люди, которых поймали и задержали, сразу же сдаются и возвращаются домой. (Те же, кто не сдается, задерживаются дольше. Насколько дольше, точно не известно, но судебный процесс 2013 года показал, что типичный калифорнийский задержанный ICE, добивающийся освобождения от высылки, находился в заключении 421 день.[39]

Согласно этим цифрам — а это, конечно, расчет на глазок — США тратят в среднем около 74 000 долларов на каждого задержанного иностранца.

Тридцать семь тысяч долларов за поездку в Руанду, по сравнению с этим, — очень выгодная сделка.

Почему налогоплательщики должны тратить дополнительные 40 000 долларов на каждого иностранца, чтобы содержать их в камере с четырьмя стенами, которая, как оказалось, находится в Техасе, а не в Руанде, Мексике или где-то еще? Наверняка мы можем придумать, как лучше потратить деньги налогоплательщиков.

Но бывает и лучше. Согласно британскому плану, мигрантов, чьи заявления будут отклонены, отправят обратно домой. Ничего нового. Но мигрантам, чьи заявления удовлетворяются, предлагается безопасное проживание в Руанде. Другими словами, выиграв, проиграв или сыграв вничью, незваные мигранты, появившиеся у берегов Великобритании, в ней не останутся.

«Если люди знают, что им там нет места, они не приедут», — сетует один афганский мигрант в Великобритании.[40] В этом-то и дело.

Критики прав человека пытаются закрыть программу, утверждая, что Руанда небезопасна. Это всего лишь их фанатизм. На самом деле уровень убийств в Руанде примерно вдвое ниже, чем в Соединенных Штатах, и на одну десятую ниже, чем в Чикаго. Выпускать мигрантов в Юму, штат Аризона, или перевозить их автобусами в Город ветров гораздо опаснее.

Мы также должны отменить гражданство по праву рождения. Это приглашение к злоупотреблениям. Или возможность для начинающих предпринимателей, в зависимости от того, как вы на это посмотрите. За 30-100 тысяч долларов богатые женщины из Китая, России, Нигерии и других стран могут прилететь в США, остановиться в частных особняках на Беверли-Хиллз и бутиках в Майами, родить ребенка в США и вернуться домой, зная, что у их ребенка теперь есть американское гражданство.[41] Это как «остановиться в хорошем отеле», объяснила одна мать.[42] Это еще и своего рода страховой полис. Теперь у их детей есть возможность жить здесь в любое время; со временем они смогут перевезти сюда и своих родителей.

Многие люди, включая сегодняшний Госдепартамент, считают, что мы мало что можем сделать для борьбы с туризмом по рождению. По их мнению, Конституция автоматически наделяет гражданством любого, кто родился здесь. Но на самом деле в Конституции ничего подобного не сказано. Вместо этого в Четырнадцатой поправке говорится, что гражданство распространяется на «всех лиц, родившихся или натурализованных в Соединенных Штатах и подпадающих под их юрисдикцию».

Это необычная фраза. Но ее присутствие не случайно. По словам основных авторов клаузулы, сенаторов Лаймана Трамбалла из Иллинойса и Джейкоба Ховарда из Огайо, фраза означает «не должен быть предан никому другому». Так же считает и Верховный суд. В деле «Бойни» 1873 года Верховный суд заявил, что фраза была предназначена для «исключения из [права гражданства по рождению] детей министров, консулов, граждан или подданных иностранных государств, родившихся на территории Соединенных Штатов». А в деле 1884 года «Лоси против Уилкина» суд постановил, что дети, родившиеся у членов индейских племен, не имеют гражданства по праву рождения, поскольку на них распространяется юрисдикция племени, а не Соединенных Штатов. Только после принятия Закона о гражданстве индейцев в 1924 году коренные американцы получили гражданство по праву рождения. Согласно нашей Конституции, даже гражданство по праву рождения доступно только тем, кто подчинился нашей юрисдикции, а это включает в себя соблюдение правил, которых требует гражданство.

«Опечатать границу» означает нечто большее, чем просто построить стену в прямом смысле слова. Речь идет о стимулах. И о последствиях. Как только мы повесим на дверь табличку «Мы закрыты» и обеспечим ее соблюдение, люди поймут, что к чему.

Но когда закрывается одна дверь, открывается другая. Это второй шаг: принятие осознанных решений о легальной иммиграции. Кого мы действительно хотим принять. Это значит критически осмыслить, кого мы хотим видеть нашими будущими друзьями и соседями и почему.

Одна из возможностей — отбор по заслугам. Принимать самых лучших и талантливых. Канада приняла такую политику, где большинство грин-карт выдается по 100-балльной шкале, причем баллы присуждаются заявителям с высшим образованием или специальными знаниями. Другие страны тоже. Следуя примеру Канады, в 2000-х годах Австралия, Дания, Япония и Великобритания приняли свою версию этой политики.[43]

Самое замечательное в балльной системе — это то, что вам не нужно отбирать исключительно по «заслугам» в смысле самого умного, самого талантливого, самого образованного, самого трудолюбивого, самого «достойного» кандидата (хотя, конечно, и это можно использовать для отбора). Система, основанная на баллах, может отбирать и по другим признакам, таким как трудолюбие и готовность внести свой вклад туда, где он больше всего нужен Америке. Это означает, что нужно внимательно изучить экономику и потребности рынка труда нашей страны. В Австралии доктора наук получают дополнительные баллы, да, но и люди с опытом работы в востребованных областях, например, автомеханики. В США мы могли бы начислять баллы людям, готовым работать помощниками по уходу за больными на дому или сезонными работниками на фермах. И мы могли бы вносить коррективы по мере изменения нашего рынка труда, когда больше или меньше американских работников хотят и могут выполнять определенные работы.

Другой вариант: мы можем отбирать по способности к акклиматизации. Это означает такие вещи, как владение английским языком или демонстрация понимания и уважения к нашей общей американской истории и культуре, включая сдачу теста по гражданскому праву. Это также может означать, что мы будем отдавать предпочтение или не отдавать предпочтение кандидатам из стран, которые либо принимают, либо открыто враждебны американским ценностям, таким как отношение к женщинам как к равным гражданам, свобода слова и другие западные идеалы.

Еще одно соображение: мы могли бы использовать иммиграцию как инструмент внешней политики. Чтобы поделиться нашими ценностями, распространить добродетели капитализма и демократии, нашу любовь к свободе в остальном мире. Наши программы обмена студентами признают это. Как и наша программа au pair, которая позволяет иностранцу жить в принимающей семье до двух лет, чтобы обеспечить недорогой уход за ребенком до возвращения домой.

Жить в Америке — это привилегия. Это самый настоящий пряник. Есть много стран, которые хотели бы, чтобы их студенты обучались здесь, проводили передовые исследования, учились у лучших врачей, ученых и инженеров мира и привозили эти знания домой. Но привилегия — это не право. Если Китай отказывается остановить поток фентанила китайского производства, приливающего к нашим берегам и убивающего бесчисленное количество молодых американцев, то наши двери должны быть закрыты для молодых китайцев, ищущих студенческие визы, чтобы учиться здесь. Если колумбийское правительство хочет заработать миллионы, направляя южноамериканских мигрантов на север, к нашему порогу, тогда его следует отрезать от свободной торговли с Соединенными Штатами.[44] Если Венесуэла не хочет вернуть своих преступников, тогда ее руководители не должны больше иметь возможности отдыхать в Аспене или покупать дома в Майами.[45]

Все не так уж сложно. Как отдельные люди не должны иметь права пренебрегать нашими иммиграционными законами, когда им это удобно, так и правительства не должны иметь такой возможности. Это и есть Америка прежде всего.

Прогрессисты могут возразить, что такой образ мышления учитывает только американские интересы, в отличие от интересов мигрантов или всего мира в целом. Они могут даже утверждать, что подобная концепция превращает мигрантов в товар, дегуманизирует их и игнорирует их бедственное положение.

На это я предлагаю несколько ответов. Во-первых, обязательства нации распространяются не только в первую очередь, но и исключительно на ее граждан. Именно это делает нацию нацией. Это то, что отличает нацию от империи или авторитарного режима, стремящегося к мировому господству. Наше руководство — это правительство Соединенных Штатов, а не Организация Объединенных Наций и не Всемирный комитет доброты.

Кроме того, утверждения о том, что организованная, дисциплинированная, ограниченная по численности система легальной иммиграции повредит нашему положению на мировой арене, не только неуместны, но и чрезмерно раздуты. Япония и Южная Корея практически не допускают иммиграции; в случае роста безработицы Япония даже платит мигрантам, чтобы те возвращались домой. Подобная практика может быть отмечена на последних страницах New York Times, но, похоже, больше никто этого не замечает, а тем более не беспокоится. Турция, в свою очередь, заслужила похвалу за размещение десятков тысяч сирийских беженцев в контейнерных лагерях с медицинским обслуживанием, продуктовыми магазинами и даже парикмахерскими, но мысль о том, чтобы разрешить этим беженцам свободно въезжать в страну и постоянно интегрироваться с ее гражданами, не обсуждается.[46] И все же от Америки почему-то ожидают, что на границе каждому мигранту вручат карточку социального страхования и теплое полотенце для рук.

Двойные стандарты были бы ужасающими, но, по правде говоря, на самом деле никаких стандартов нет. Разные страны и разные люди внутри этих стран имеют совершенно разные взгляды на то, обязано ли государство по закону или этике принимать мигрантов и на каких условиях. Универсального решения не существует. И в любом случае, мы не в средней школе. Мы не должны принимать политические решения, исходя из того, насколько популярными они будут в глазах других людей.

Но даже если бы Соединенные Штаты были морально обязаны улучшить положение каждого мужчины, женщины и ребенка на земле, независимо от гражданства, места жительства или связи с Америкой, открытие границ не было бы способом сделать это. Это как всеобщий базовый доход. На бумаге это может звучать сострадательно: помогать самым нуждающимся, выдавая каждому определенную сумму денег, но как только у каждого появится дополнительные 500 долларов в месяц, никто не будет их получать. Инфляция развивается по спирали. Цены на аренду и продукты растут больше, чем чек на 500 долларов. Доллар стоит на меньше. Всем стало хуже. То же самое произойдет, если мы станем страной без границ.

А как же дети? Конечно, они заслуживают безопасного места, чтобы жить, расти, ходить в школу? И, конечно, мы, американцы, можем найти в себе щедрость, чтобы разделить процветание нашей великой нации с самыми маленькими, самыми невинными, самыми уязвимыми иностранцами?

Я согласен с тем, что в нашей иммиграционной политике, безусловно, есть место для того, чтобы граждане открывали свои дома для облегчения страданий детей за рубежом. Один из способов — продолжать разрешать любящим американским семьям усыновлять иностранных сирот — хотя мы должны быть постоянно бдительны, чтобы не создавать стимулов для фабрик по производству детей, торговли людьми и т. д.[47] Другой способ — поощрять частную благотворительность для помощи детям в развивающихся странах. Иногда люди забывают, что американцы — самые щедрые люди в мире. Мы дарим всем другим странам на планете, причем не только в сырых цифрах, но и в процентах от валового внутреннего продукта (ВВП), с перевесом более чем в два раза к одному.

Но то, как наша нынешняя пограничная политика пытается «помочь» детям, не приносит ничего, кроме вреда. Дети стали для пересекающих границу «бесплатной картой», гарантирующей, что их не задержат. И койоты, контрабандисты, знают об этом. Потому что в 2015 году прогрессивный калифорнийский судья постановил, что дети не могут быть задержаны более чем на двадцать дней.[48]

Логично, что остается один из двух вариантов: либо родители освобождаются вместе с ребенком, либо родители задерживаются, пока ребенок освобождается.

Президент Трамп, конечно же, выбрал вторую дверь — так называемую политику «разделения детей». Загадайте мне вот что: Если американскую гражданку поймают за совершением преступления с ее малышом на руках, что произойдет? Говорит ли офицер, производящий арест: «Мне очень жаль, мисс. Я не знал, что у вас есть ребенок. Естественно, я не могу разлучить мать с ребенком, поэтому вы можете идти»? Ни за что на свете. Она арестована. А ее ребенок будет помещен в семью или в приемную семью до тех пор, пока ее дело не будет рассмотрено и она не отсидит свой срок. В Соединенных Штатах более 150 000 матерей находятся в тюрьме. Ни один из их детей не находится в тюрьме вместе с ними. Однако когда ICE следует точно такому же протоколу в отношении нелегала, пойманного при пересечении нашей границы, левые осуждают это как нарушение прав человека.

Если отбросить лицемерие, эта политика не принесла ничего, кроме превращения детей в живой щит. С 2015 по 2021 год число взрослых, пересекающих границу с несовершеннолетними детьми, увеличилось в десять раз. Это не случайное совпадение. Матери сдают своих детей в аренду, чтобы сопровождать одиноких мужчин через границу.[49] Пограничный патруль борется за то, чтобы не отставать.[50] В 2019 году они начали использовать экспресс-тесты ДНК, чтобы проверить, действительно ли эти дети являются родственниками. В 8,5-30 процентах случаев генетическое родство не было обнаружено.[51]

Ответ левых? Кровь не делает семью. Существуют и другие виды семей — приемные семьи, семьи усыновителей, избранные семьи, полиаморные семьи — которые имеют равную силу. Тесты ДНК — это инструмент, который привилегированный класс использует, чтобы возвысить один гетеронормативный тип семьи над другими.

Другими словами, когда левые сталкиваются с неопровержимыми доказательствами торговли детьми, их реакция заключается в том, чтобы заявить о «культурной бесчувственности».

Должно быть, они забыли о здравом смысле за дверью. В Канаде лучше не рисковать даже тем, что один из родителей скрывается с ребенком без согласия обоих законных родителей. Но согласно политике, которую предпочитают левые, если двадцатилетний одинокий мужчина-мигрант приезжает в Игл-Пасс, штат Техас, с ребенком, пристегнутым к спине, утверждает, что ребенок его, а потом ДНК опровергает это утверждение, мы должны выпроводить этот дуэт «отец-сын» через международную границу, в идеале извинившись за то, что заставили его пройти тест.

К счастью, администрация Байдена недавно решила прекратить эту чехарду: отменить тестирование. Именно так. Точно так же, как если бы обнаружил, что американцы азиатского происхождения показывают более высокие баллы по математике, решение было бы не в том, чтобы решить основную проблему, а в том, чтобы прекратить использование теста. Вините посланника, в двадцати трех парах хромосом или меньше.

Тем не менее, я сочувствую людям, которые хотят приехать сюда, как детям, так и взрослым. В роли кандидата в президенты моей высшей и единственной целью было помочь американским гражданам. Народу нашей страны.

Но как частное лицо, как человек, я понимаю глубокое желание стремиться к лучшей жизни и готовность идти на большой риск ради этого.

Иммиграция — это глубоко личный вопрос для меня. Я — ребенок иммигрантов. Легальных иммигрантов. Это не просто тезис, не просто пуля на моей странице в Википедии. Это моя жизнь. Эта страна так много дала моим родителям. Мне. Но именно поэтому так важно все сделать правильно. Быть продуманным. Создать систему, которая будет справедливой. Прозрачную. Честной. Отражающую ценности Америки. Чтобы следующее поколение американцев — и тех, кто родился здесь, и тех, кто не родился, — могло полноценно участвовать в демократической жизни и продолжать воплощать в жизнь обещания нашей нации.

Границы определяют территорию, гражданство и суверенитет государства; без них оно просто не может существовать.

Учитывая, что 700 миллионов человек по всему миру хотят мигрировать в США, очевидно, что мы не сможем принять всех, не перегружая наши ресурсы и инфраструктуру.

Система предоставления убежища в США предназначена именно для тех, кто спасается от преследований по признаку расы, религии, национальности, политических взглядов или принадлежности к социальной группе, а не для тех, кто ищет экономические возможности или спасается от общих трудностей.

Показатели одобрения убежища варьируются в зависимости от судьи: от почти 100 процентов до всего лишь 4,6 процента, что свидетельствует о том, что в иммиграционных судах отсутствует последовательность и уважение к верховенству закона.

Усиление пограничного контроля и реформирование политики предоставления убежища, как, например, в Австралии, где задерживают почти всех незваных просителей убежища, значительно сокращает количество мошеннических заявлений и более эффективно регулирует потоки мигрантов.