В городе Ф. среди школьных предметов наряду с математикой, литературой и биологией стояло вполне привычное название — алхимия.
Никто не удивлялся, что в расписании на четверг в 6-Б стоит: «Алхимия, кабинет 314». Как не удивлялись и родители, когда дети возвращались домой с блестящими глазами и новыми знаниями: как превратить соль в кристаллы, как сделать чернила невидимыми, как нагреть вещество до того момента, когда оно начинает петь.
Кабинет алхимии был особенным. Стены там были темно-синие, с медными полочками, на которых стояли колбы, реторты, сушеные травы и камешки с этикетками: «дымчатая слеза», «лепесток времени», «шёпот сумерек».
На уроках дети учились совмещать обычное с необычным. Конечно, иногда что-то взрывалось (и частенько!). Иногда парта становилась фиолетовой на два дня. А однажды мальчик Тимка, случайно смешав два не тех элемента, до конца дня говорил только в рифму.
Но все знали: алхимия не про эффектные фокусы. Это о понимании сущности вещей. О том, как из незаметного рождается важное. Как обычная вода может хранить воспоминания, а лепесток – вызывать сны.
Поэтому в городе Ф. никто не удивился, когда осенью один из фонтанов начал течь горячим шоколадом (временно это был эксперимент учеников 9-А). А весной — когда в парке зацвел светящийся ночью куст (учительница алхимии оставила там кусочек «светотравы»).
Люди привыкли, что магия – это не трюкачество. Это наука про сердце человеческое, из которого и происходит всё волшебство.
И потому, когда кто-то замечал, что дверная ручка вдруг становится теплой, будто обнимает, или что чай имеет привкус воспоминаний о бабушкиной кухне, все просто слегка улыбались и говорили:
– Ну что ж, алхимия.
В городе Ф., где алхимия преподавалась в школах как обычный предмет, чудеса не ограничивались только кабинетом 314. Они начали постепенно проникать в другие части городской жизни. И не потому, что кто-то к этому стремился — а потому, что магия умеет проникать сквозь щели обыденности.
Вот, например, в школьной столовой.
В один январский день, когда окна были запотевшими, а очереди в буфет — длинными, в меню был борщ. Горячий, красный, со сметаной – как положено. Но когда Тоня из 6-В села за стол и посмотрела в свою тарелку, то увидела клубнику. Настоящую, свежую, душистую, с блеском сока по бокам.
— Это… кто так шутит? – спросила она.
Но случайно проходившая мимо учительница алхимии лишь подмигнула: — Клубника в январе? Это, должно быть, твоя душа нуждалась в лете.
И тарелка снова стала борщом. Но аромат клубники еще долго витал в воздухе, и кто-то из детей начал мечтать о теплом море. И не только мечтать, а составлять план, как на каникулах заработать на путешествие.
А еще — подснежники среди зимы.
У школы, за спортивной площадкой, была клумба. Обычно она спала до марта. Но этой зимой, в день, когда в 9-Б изучали «формулу восстановления живого», там проросли подснежники.
Прямо сквозь снег, маленькие белые и голубые колокольчики, как кроткие доказательства: жизнь не подчиняется календарю.
— Вы вызвали весну? – спросили учителя старшеклассников.
— Нет, – отвечали те. — Мы только напомнили природе, что она может выбирать.
В городе Ф. начали привыкать к таким вещам. Люди только ласково улыбались, когда на тротуаре расцветал папоротник, а на подоконнике в библиотеке появлялся мандарин с надписью: «Спасибо, что верите».
И алхимия – хоть и оставалась предметом в расписании – становилась главным предметом жизни: видеть красоту, изменять мир, не забывать о мечте даже среди обыденности.
Вот, например, летучие рыбы.
Как-то после дождя, когда облака еще не успели совсем развеяться, а воздух был свеж и полон отпечатков неба в лужах, по городу вдруг начали появляться... рыбы.
Не просто рыбы, а летучие – с полупрозрачными плавниками, похожими на крылья бабочек. Они скользили над крышами, летали между балконами, иногда останавливались в воздухе и смотрели на людей своими круглыми глазами.
— Это проект 10-А, — объясняли ученики. — Мы изучали свойства воздушной лёгкости и случайно дали форму мечты страничке учебника по зоологии.
И никто не испугался. Пожилые дамы улыбались, подставляя им ладонь. Дети бежали с сачками (которые ничего не ловили), а некоторые даже пытались накормить их облачками из сахарной ваты.
А еще в городе появились шуточные зонтики.
Эти зонтики начали менять цвет сами по себе. Выйдешь из дома с черным — а через минуту она уже изумрудный. Зашел в кафе – стал в крапинку. Кто-то заплакал — зонтик его тут же расцвёл розовыми маками.
Иногда они даже бормотали что-то под нос, словно комментируя погоду или настроение хозяина.
— Опять ты забыл ключи, – мог сказать зонтик, вздохнув и став фиолетовым с лимонно-жёлтыми молниями.
Но самое интересное – все эти вещи не пугали, не удивляли – они открывали сердце. И становились обыденными напоминаниями: мир меняется, когда мы на него смотрим с добротой.
С этого времени в городе Ф. никто не спрашивал: "Это правда или магия?" — потому что ответ был один:
— А какая разница, если это делает день лучше?
В городе Ф., где алхимию преподавали в школе так же привычно, как математику или язык, чудеса перестали быть чудесами — они стали частью реальности. Но что интересно – это никогда не делало их обыденными.