История Израиля. Том 2 : От зарождениения сионизма до наших дней : 1952-1978

Эпитафия Партии труда

Как показал дальнейший ход событий, соглашение о разъединении с Египтом (подписанное в 1975 г.) и вошедшая в историю операция “Энтеббе” (1976 г.) ознаменовали пик популярности и политического господства Партии труда в общественной жизни Израиля. Однако проблема контролируемых территорий практически парализовала эффективность правительства Рабина. Сразу после победы в июне 1967 г. в стране господствовало мнение, что надо будет отдать основную часть оккупированных территорий в обмен на мир. Но время шло, израильские руководители напрасно ждали “телефонного звонка” из арабских столиц, и тогда правительство, все еще пребывая в состоянии неопределенности, стало мало-помалу поощрять поселенческую деятельность евреев, поначалу в ограниченных масштабах, на Западном берегу, на Голанских высотах, и даже в секторе Газа, придерживаясь “плана Алона”.

Постепенно, к концу 1970-х гг., процесс начал принимать необратимый характер ввиду целого ряда экономических факторов. Взаимодействие между Израилем и территориями стало структурно напоминать общий рынок, причем его аграрная составляющая, представленная в основном палестинской стороной, оказалась фактически включенной в высокоразвитую израильскую экономику. И в самом деле, практически 16 % всего израильского “экспорта” находило сбыт на территориях, которые вскоре стали крупнейшим рынком для реализации израильских товаров, превзойдя по объему рынки Великобритании и Германии, вместе взятых, и составив половину рынка израильских товаров в США (Гл. XXII. Израильский “общий рынок” на контролируемых территориях). В 1976 г. арабы, как израильские, так и проживающие на территориях, составляли четвертую часть рабочей силы на промышленных предприятиях Израиля и более половины всей рабочей силы, занятой в строительстве и сфере услуг (гостиничное дело, автосервис, коммунальные службы). Именно дешевые трудовые ресурсы не только способствовали снижению инфляции в стране, но и уменьшили потребности в экстенсивных капиталовложениях.

Поэтому неудивительно, что будущее Западного берега и сектора Газа было тем вопросом, который вызывал самые острые споры среди членов Блока. Ицхак Рабин, представляя меньшинство Блока, в основном разделял взгляды своего наставника Игаля Алона, то есть относился к числу сторонников раздела. При этом, однако, будучи всецело занятым задачей уменьшения напряженности на египетском фронте и мобилизацией национальной поддержки дополнительного отступления на Синае, премьер-министр просто не мог себе сейчас позволить перейти к такому чувствительному вопросу, как палестинский. Национальная религиозная партия, в ходе переговоров относительно присоединения к правительственной коалиции, настаивала на том, чтобы любое предложение относительно вывода израильских войск из Иудеи и Самарии было представлено на общенациональный референдум. Для Рабина сама идея проведения голосования по этому вопросу представлялась неприемлемой.

Нерешительность Партии труда по территориальному вопросу проявилась еще в апреле 1968 г. в Хевроне, маленьком городе на Западном берегу. Именно там, как уже было сказано (Гл. XXII. Израиль закручивает гайки), группа еврейских религиозных активистов провозгласила себя авангардом возрожденного еврейского поселенческого движения. Вместо того чтобы выселить самовольных поселенцев, правительство Эшколя согласилось построить “альтернативное” поселение, Кирьят-Арба, на окраине Хеврона. Эта “альтернатива” стала чем-то большим, чем временный форпост. В последующие годы число поселенцев продолжало расти, достигнув к середине 1970-х гг. 2 тыс. человек. Подъездные пути к поселению и коммунальные сооружения были фактически созданы за государственный счет. Собственно говоря, религиозные жители поселения Кирьят-Арба являлись, по большей части, сторонниками поселенческого движения Гуш Эмуним (“Союз верных”[279]). Члены движения Гуш Эмуним были в основном выпускниками государственных религиозных школ и принадлежали к молодежному движению Бней Акива. Многие из них всегда являлись ревностными сторонниками поселения в Хевроне; другую часть составляли выпускники иерусалимской ешивы раввина Кука, известные своей бескомпромиссностью. Все они считали, что права еврейского народа на Иудею и Самарию очевидны и не подлежат обсуждению.

Члены движения Гуш Эмуним обретали все большую решимость по мере того, как все нерешительнее становилась политика социалистического правительства. В 1974–1975 гг. они основали несколько новых поселений на Западном берегу, в центре арабских анклавов. В одном из районов Самарии, где плотность арабского населения была особенно велика, возникло поселение Элон-Море. И опять, как и в случае с хевронскими поселенцами, реакция правительства была непоследовательной. В это время как раз Перес и Рабин вступили в соперничество за лидерство в партии, и у каждого из них в окружении были влиятельные члены движения Гуш Эмуним. По указанию Переса подразделение инженерных войск провело в Элон-Море электричество и воду. Что касается Рабина, то он, несмотря на свое возмущение агрессивностью Гуш Эмуним, счел целесообразным одобрительно отозваться о “присущем им энтузиазме первопоселенцев” и в конечном итоге вынужден был признать возникновение Элон-Море свершившимся фактом. Первоначально поселенцы обосновались в бывшем армейском лагере Кдумим. К началу 1977 г., таким образом, на Западном берегу уже существовало пять поселений движения Гуш Эмуним, и трудно было сказать, кто испытывает более негативные чувства по отношению к кабинету Рабина — “голуби”, выступавшие за отход из районов с многочисленным арабским населением, или “ястребы”, безошибочно предугадавшие отсутствие у социалистического правительства не только согласованной позиции, но хотя бы самого общего представления о планах, связанных с будущим Иудеи и Самарии.

Результаты экономической политики правительства были еще менее впечатляющими, чем достижения на территориях. Правда, следует признать, что целый ряд бюджетных затрат был вызван исключительными обстоятельствами. Правительству пришлось удвоить оборонный бюджет страны, чтобы компенсировать поставки советского и французского оружия в Египет и Сирию после Войны Судного дня. Десятки тысяч израильтян, будучи призванными на воинские сборы, срок которых по необходимости пришлось увеличить, тем самым оказывались выведенными из сферы экономической деятельности. В целом, доля расходов на оборону в израильском ВНП резко возросла — с 21 % в 1972 г. до 47 % в 1976 г.; к тому же рост мировых цен на нефть и другие предметы израильского импорта способствовали росту бюджетного дефицита страны, который к 1976 г. превысил 4 млрд долларов. Основную долю этого дефицита приходилось покрывать за счет займов из американских и других источников; затраты на обслуживание и покрытие этих долгов способствовали росту инфляции, которая составила в 1973 г. 30 %, а в 1974 и 1975 гг. — 40 %. Ко всему прочему, именно в это время деятельность предприятий коммунальных услуг была парализована забастовками, которые, одну за другой, объявляли находящиеся на государственной службе и входящие в Гистадрут инженерно-технические работники, врачи, учителя. Правительство, как правило, удовлетворяло требования бастующих.

Отдельно следует сказать о негативном воздействии на израильскую экономику коррупции, которая разъедала не только сферу бизнеса и профессиональных сообществ, но также проникала и в высшие эшелоны государственной власти. Один из самых грандиозных скандалов был связан с деятельностью корпорации “Израиль”, основанной в 1968 г. правительством Эшколя, в финансировании которой принимали участие евреи со всего мира. В 1975 г. бывший директор-распорядитель корпорации был обвинен (и затем признан виновным) по делу о присвоении средств корпорации на сумму в миллионы долларов. Год спустя директор таможенной службы был осужден за то, что незаконно освобождал товары, ввозимые в страну его приятелями, от пошлин и сборов. В 1976 г. высокопоставленный чиновник Банка Израиля был арестован за то, что пользовался служебной информацией в целях обогащения. Бывший управляющий израильской нефтедобывающей корпорации на Синае был осужден за использование в личных целях фондов, которыми он распоряжался в служебном порядке. Генеральный директор страховых программ Гистадрута был признан виновным в получении взяток от поставщиков. Министр жилищного строительства покончил жизнь самоубийством после того, как началось следствие по делу о присвоении им фондов Партии труда. Общая атмосфера казнокрадства и злоупотребления служебным положением, казалось, становилась более и более характерной для всей партийной иерархии.

И сам премьер-министр не избежал обвинений. К концу 1976 г. политическое соперничество и личная неприязнь между Рабином и Пересом настолько обострились, что это проявлялось даже в ходе заседаний кабинета министров. Собственно говоря, Перес уже принял решение вступить в борьбу с Рабином за власть в партии еще до выборов, назначенных на ноябрь 1977 г. Рабин, в свою очередь, решил, что у него имеется возможность обойти своего соперника. В декабре 1976 г. он присутствовал на церемонии в аэропорту по поводу прибытия в Израиль новых американских истребителей, и этот день пришелся на субботу. Узнав о таком “нарушении святости субботы”, ультраортодоксальная партия Агудат Исраэль объявила правительству вотум недоверия. Большинство в кне-сете не поддержало это предложение, однако несколько членов Национальной религиозной партии, партнеры Рабина по коалиции, нарушили фракционную дисциплину и воздержались при голосовании. Рабин счел это подходящим поводом для того, чтобы объявить об отставке правительства и перенести выборы с ноября 1977 г. на май. Он рассчитывал, что кризис и назначение выборов на более ранний срок приведут к тому, что центральный комитет Партии труда теснее сплотится вокруг своего теперешнего лидера. Действительно, Рабин получил поддержку — но лишь незначительным большинством голосов, и почувствовал себя публично униженным.

В начале года, уже в ходе избирательной кампании, разразилось несколько финансовых скандалов, один из которых, как уже было сказано, закончился самоубийством министра жилищного строительства. А в марте 1977 г. одна израильская газета опубликовала результаты своего журналистского расследования: оказалось, жена Рабина имела два тайных долларовых счета в вашингтонском банке, что было запрещено израильским законодательством. Будучи совладельцем счета, Рабин также подвергся общественному осуждению и в начале апреля подал в отставку с поста как премьер-министра, так и главы партии. Вскоре после этого центральный комитет Партии труда выдвинул Переса в качестве кандидата на пост премьера. К этому времени в стране царило замешательство, моральное состояние народа Израиля было подорвано в ходе расследования итогов Войны Судного дня, арабские страны продолжали уверенно наращивать свой военный потенциал, а существование израильской экономики зависело от американских подачек, как жизнь больного — от аппарата искусственного дыхания. Создавалось впечатление, что эрозия, разъедавшая основы общественной морали, не только загнала израильских руководителей в болото коррупции, но и лишила их возможности управлять страной.

Электоральный переворот

При всей запутанности избирательной кампании соперничающие партии, как и на предыдущих выборах, образовали традиционный треугольник: блок Израильская партия труда — Мапам, затем Ликуд (коалиция, в которую входили Херут, Либеральная партия и еще несколько небольших партий) и все религиозные партии (в диапазоне от центристской Национальной религиозной партии и до фундаменталистской Агудат Исраэль). Весной 1977 г., по мере обострения предвыборных политических страстей, Израильская партия труда выступила со своим давним предупреждением относительно того, что победа Ликуда несет в себе угрозу демократии и правам трудящихся. Предвыборная же кампания Ликуда, которой руководил Эзер Вейцман, бывший командующий ВВС Израиля, была организована много лучше и изобретательнее. Подчеркивая свое твердое намерение не идти на территориальные уступки арабам, Ликуд при этом уделял меньше внимания вопросам внешней политики, а сосредоточился на коррупционных скандалах в Израильской партии труда и на слабостях ее экономической программы. Опросы общественного мнения, предсказывавшие очередную победу Израильской партии труда, оказались ошибочными. После окончательного подсчета голосов оказалось, что Ликуд увеличил свое представительство в кнесете с 39 до 43 мандатов, а Национальная религиозная партия — с 10 до 12 мандатов (Агудат Исраэль сохранила свои 5 мандатов). Однако подлинной сенсацией выборов стал не успех правых партий, а сокрушительное поражение блока левых: имея 51 мандат в 1973 г., теперь он получил всего 32 мандата — то есть Блок потерял голоса более трети своих приверженцев. Столь же впечатляюще выглядели и потери других, менее крупных, левых партий.

Ключевую роль в этом электоральном перевороте сыграла новая центристская группа, Демократическое движение за перемены (ивритская аббревиатура — Даш). Группа Даш сформировалась в ходе демонстраций протеста, волна которых захлестнула Израиль после Войны Судного дня. В числе как демобилизованных солдат, так и гражданских лиц, которые выступали с резкими протестами в адрес Даяна и всего правительства Голды Меир, критикуя их за грубые ошибки, было немало осознававших, что основная проблема Израиля заключается в политической системе страны — а именно в давно устаревшей системе выборов, при которой приходится голосовать за партийные списки, во главе которых неизбежно стоят олигархические центральные комитеты. Недовольные таким положением дел критики системы (в массе своей лица с достаточно высоким образовательным уровнем, представители верхушки среднего класса, выходцы из европейских стран) были решительно настроены голосовать как против инерции Израильской партии труда, так и против шовинизма Ликуда.

Такая возможность представилась в 1976 г., когда Даш возглавил профессор Игаэль Ядин, известный археолог и военачальник времен Войны за независимость. Сопредседателем партии Даш стал Амнон Рубинштейн[280], декан юридической школы Тель-Авивского университета и основатель партии Шинуй[281] (“Перемена”), вошедшей в состав Даш; в числе других руководителей новой партии были пользующиеся всеобщим уважением бывшие лидеры Партии труда, военные, представители интеллигенции и промышленных кругов — все они выступали за проведение реформ. И сами кандидаты, и их программа произвели большое впечатление на избирателей. Даш получила 15 мандатов, став третьей по численности партией кнесета, при этом следует особо подчеркнуть, что две трети голосовавших за нее были в 1973 г. сторонниками Блока.

Впрочем, весьма впечатляющей была и победа правого лагеря сама по себе — к такому волеизъявлению народа следовало отнестись со всей серьезностью. Ясно было, что личность Менахема Бегина уже не вызывала у избирателей прежних опасений. Входя в состав правительства национального единства в период 1967–1970 гг., Бегин смог избавиться от закрепившегося за ним образа демагога и политикана. Собственно говоря, его позиция по вопросу аннексии территорий, по крайней мере внешне, не очень отличалась от тщательным образом сбалансированных предложений, выдвигавшихся многими членами Израильской партии труда. Можно сказать, что Бегин выражал свое восприятие “неделимой Эрец-Исраэль” историкомистическим языком библейских аналогий. Как бы то ни было, но значительное ослабление позиций Израильской партии труда говорило не столько о переменах в настроении электората относительно территориальных уступок, сколько представляло собой социальный протест, свидетельствовавший об изменении политической лояльности сотен тысяч евреев — выходцев из мусульманских стран. На протяжении всего периода 1960-х гг. сефарды, выходцы из стран Востока, в подавляющем большинстве голосовали за Израильскую партию труда, и даже в конце 1960-х гг. Блок получил 55 % их голосов. Затем, в 1973 г., эта величина уменьшилась до 38 %. И вот теперь, в 1977 г., она упала до непредставимого ранее уровня в 32 %. Несомненно, налицо была социальная революция.

Причиной того, что израильтяне неевропейского происхождения отошли от Израильской партии труда, стало чувство негодования и обиды по отношению к ашкеназской элите. Несмотря на то что к 1977 г. благосостояние израильтян из восточных общин возросло в весьма значительной степени, их доля в категории “белых воротничков” не составляла и половины числа ашкеназских евреев. То же самое можно было сказать и о положении дел в правительственных учреждениях, Гистадруте, высших учебных заведениях, аппарате политических партий, в офицерском составе вооруженных сил. На протяжении эры Бен-Гуриона Партия труда делала достаточно много для того, чтобы обеспечить рост благосостояния евреев из восточных общин и тем самым гарантировать их электоральную поддержку. Однако к 1970-м гг. стало выясняться, что патернализм и чисто символические действия ашкеназов по обеспечению социального равенства более не гарантируют лояльности сефардов. К тому же негативные чувства, испытываемые сефардами по отношению к ашкеназам, сопровождались также и глубоким подсознательным недоверием к арабам — ведь предки сефардов еще в давние времена испытали на себе все тяготы жизни в мусульманских странах. Расширение контактов со своими старинными гонителями на территории Израиля после Шестидневной войны лишь способствовало пробуждению старинной обиды. Таким образом, сефарды в значительно большей степени, чем остальные израильтяне, оказались восприимчивыми к харизматическому стилю выступлений и националистической риторике Бегина. Выборы 1977 г. стали для них долгожданной возможностью самоутвердиться и отомстить европейскому истеблишменту.

Израиль уходит вправо

Однако еще более долгожданными стали выборы 1977 г. для Менахема Бегина. Человек 64 лет, неприметной наружности, в очках, слабого телосложения, не очень здоровый физически, Бегин как политик был движим не столько честолюбием или стремлением к славе, сколько не оставлявшим его всю жизнь видением единого Израиля. Это было видение, присущее Владимиру Жаботинскому. В 1925 г., будучи студентом юридического факультета Варшавского университета, Бегин впервые встретился с “великим ревизионистом” и был потрясен этой встречей. Одинаково сильное впечатление на него произвели как стиль и манера поведения Жаботинского, так и его внутренняя сущность, его динамизм, выдающееся ораторское искусство и блестящее владение демагогическими приемами. Бегин многое почерпнул у Жаботинского, пользуясь всем перенятым на протяжении своего жизненного пути, — сначала как лидер польского Бетара, молодежного ревизионистского движения, затем как командир подпольной еврейской военной организации Эцель, действовавшей на территории подмандатной Палестины, и, наконец, как председатель партии Херут в Государстве Израиль (Глава XIV. Кризис израильской демократии).

И все-таки к 1960-м гг. Бегин стал более умеренным. Будучи не в состоянии провозглашать старые ревизионистские лозунги в годы мира и сравнительного спокойствия, он изменил свой прежний облик настолько эффективно, что ему удалось привлечь в общий блок с партией Херут Либеральную партию. А в кризисные дни мая-июня 1967 г. Бегин продемонстрировал истинную широту души, выступив с предложением, чтобы его старый соперник Бен-Гурион был приглашен занять пост премьер-министра. Однако по окончании военных действий, завершившихся победой Израиля, Бегин снова стал говорить не о национальном выживании, а о присоединении территорий. Он оставался членом правительства национального единства на широкой основе лишь потому, что это правительство, где основные посты занимали члены Израильской партии труда, присоединило Иерусалим и занималось строительством поселений на Западном берегу. Бегин также установил удовлетворительные рабочие отношения с Моше Даяном, и в рамках кабинета они составляли ядро союза “ястребов”, стоявшего над межпартийными границами.

В августе 1970 г. израильское правительство приняло план Роджерса, предусматривавший соблюдение требований Резолюции Совета Безопасности ООН № 242 относительно отвода войск “с территорий, оккупированных в ходе настоящего конфликта”, после чего Бегин вывел свою партию из правящей коалиции. Он не намеревался идти на компромисс по вопросу, связанному с Эрец-Исраэль, — ни тогда, ни когда бы то ни было. В ходе подготовки к выборам весной 1977 г. Бегин и его партия сформулировали жесткие положения своей внешней политики. “Права еврейского народа на Эрец-Исраэль являются вечными и неотъемлемыми, — гласило их заявление. — Вся земля от моря до Иордана принадлежит исключительно евреям”. И вот, под знаменем этого непреклонного заявления, Менахем Бегин после победы на майских (1977 г.) выборах приступил к формированию своего правительства.

Новый кабинет министров был приведен к присяге 10 июня. Помимо депутатов кнесета от Ликуда, правительство поддерживали два депутата от партии Ариэля Шарона Шломцион, а также Моше Даян, вышедший из Партии труда и провозгласивший себя “независимым”, двенадцать депутатов Национальной религиозной партии и пять депутатов правой партии Агудат Исраэль. Однако это минимальное большинство было недостаточным для принятия значительных политических решений, и потому Бегин обратился к Игаэлю Ядину, лидеру Демократического движения за перемены (Даш) которое имело 15 мандатов. Премьер-министр пока не был готов согласиться на основное требование Ядина — относительно отмены выборов в кнесет по партийным спискам. Тем не менее в знак доверия Бегину руководство Даш согласилось пойти на риск и принять его предложение. Четыре члена Даш получили министерские портфели, а сам Ядин — пост заместителя премьер-министра.

В рамках блока Ликуд всегда существовало согласие относительно того, что основные экономические посты получает Либеральная партия. Председатель партии Симха Эрлих[282] взял портфель министра финансов, другие члены этой партии получили, помимо поста министра торговли и промышленности, еще директорские посты в ряде государственных корпораций. Опытные бизнесмены, они приступили к реализации “Новой экономической политики”, основанной на таких принципах, как поощрение инвестиций, борьба с инфляцией и коррупцией, снижение национального долга, введение автоматической прибавки к заработной плате с учетом роста стоимости жизни, ограничение бюрократических вмешательств в рыночную деятельность. Эти меры действительно доказали свою эффективность, и благодаря им прекратил свое существование пресловутый израильский долларовый черный рынок. Однако, по ходу дела, они породили ряд других, довольно неожиданных, проблем. Одной из них стало получение непредвиденных прибылей лицами, располагающими иностранной валютой — в первую очередь 100 тыс. получателей платежей по немецким реституциям. Более того, разрешив свободное конвертирование иностранной валюты, Эрлих невольно поощрил неконтролируемый обмен долларовых займов на шекели (новую израильскую валюту), что подстегнуло инфляцию, доведя ее до угрожающих размеров.

Еще один важный пункт экономической программы Эрлиха заключался в создании свободных предприятий путем продажи с аукциона государственных корпораций частным инвесторам. Этот план также был обречен на провал. Со времен образования Государства Израиль государственные компании доминировали в таких областях, как энергетика, банковское дело, транспорт, добывающая промышленность, водоснабжение и туризм. Главной задачей первых лет существования Израиля считалось укрепление государственных структур, а отнюдь не получение прибылей. При этом, однако, такие компании, с их переходящими из года в год пассивными балансами, вряд ли представляли интерес для частных инвесторов. За время пребывания Эрлиха на министерском посту удалось продать лишь одну-единственную структуру — ипотечный банк. Аналогичным образом оказалось нереализованным обещание Ликуда национализировать систему здравоохранения, отобрав у Гистадрута медицинское страхование — все попытки сделать это были похоронены в соответствующей комиссии. А когда правительство начало уменьшать традиционные субсидии на продукты питания, транспорт и жилье, цены на соответствующие товары и услуги настолько возросли за двадцать месяцев, что началась волна протестов и демонстраций. Все эти экономические меры привели только к одному: бедные стали еще беднее.

Пагубность результатов Новой экономической политики, рост цен и углубление социального неравенства вынудили Эрлиха в 1980 г. уйти в отставку. Его сменил на министерском посту Игаль Горвиц[283], бизнесмен с большим стажем, который начал с того, что выдвинул требование относительно сокращения как субсидий, так и доходов от прироста капитала, причем повсеместно и без исключений. Он не получил согласия на такие меры и продержался на своем посту немногим более года, постоянно угрожая уйти в отставку. В январе 1981 г. в стране началась общенациональная забастовка учителей, требовавших значительного повышения заработной платы — что противоречило одному из ключевых предвыборных обязательств Ликуда ввести обязательный арбитраж трудовых конфликтов в основных отраслях национальной экономики. Несколько ранее правительству удалось прекратить неофициальную (то есть не получившую одобрения профсоюза) забастовку персонала авиакомпании Эль-Аль, но в данном случае, когда учителя не вышли на работу, кабинет высказался против позиции Горвица и согласился на увеличение заработной платы бастующим. Тогда Горвиц подал в отставку, которая была принята.

Следует, однако, особо отметить, что правительство провело в жизнь ряд популистских решений, ориентированных на малоимущие слои населения и на выходцев из стран Востока, составлявших важную категорию электората Ликуда, Бегин проявлял личную заботу об этих людях — ведь они привели его к власти. Он пообещал “революцию” в строительстве жилья для молодых пар, предоставив финансовые гарантии частным подрядчикам, строившим многоквартирные дома для сдачи жилья в наем. Благодаря настойчивости министра жилищного строительства Давида Леви[284] соответствующий закон был принят правительством, и его претворение в жизнь оказалось достаточно успешным. В ходе предвыборной кампании Ликуд обещал три года бесплатного образования в старших классах средней школы, и это обещание также было выполнено. Несмотря на то что реализация этих двух начинаний нанесла немалый ущерб государственной казне, они относятся к числу немногих мероприятий эры Бегина, получивших искреннее одобрение в народе.

То же можно сказать и о мерах по реконструкции районов городских трущоб. Для оказания помощи этому заброшенному сектору премьер-министр решил обратиться к евреям диаспоры и попросить, чтобы они приняли участие в “Проекте обновления”. В рамках детального плана социального обновления трущобных районов, разработанного при активном содействии Еврейского агентства, каждому из 82 таких районов в Израиле была подобрана зарубежная община-спонсор; проект (в реализации которого приняли участие 32 зарубежные общины) предусматривал перестройку обветшалого жилищного фонда, создание фондов для предоставления займов и ипотечных ссуд, ремонт и реставрацию общинных центров, школ, детских и медицинских учреждений. По состоянию на ноябрь 1983 г. общие расходы по “Проекту обновления” составили порядка 130 млн долларов. Хотя значительная доля этих фондов была растрачена впустую — из-за инфляции, неэффективности и политических конфликтов, тем не менее в целом проект был реализован успешно. Следует только подчеркнуть, что “Проект обновления”, равно как и строительство жилья на съем, и увеличение срока бесплатного школьного образования были абсолютной противоположностью самой сути Новой экономической политики. Ведь нельзя не признать, что реализация экономической политики, в полной мере отвечающей принципам правого лагеря, была в принципе невозможна в государстве, чьей основной миссией является “возвращение евреев в страну отцов”.

“Внутренний враг”

В начале 1970-х гг. большинство израильских арабов еще продолжали голосовать за списки, “связанные” с Партией труда. Однако в 1977 г. “арабский” список Блока получил лишь один мандат в кнесете. Причины таких перемен в значительной степени были связаны со сменой поколений. В ранние годы существования Государства Израиль по спискам Израильской партии труда избирались уважаемые и пожилые члены арабской общины, главы кланов, зачастую даже мухтары. Теперь же молодые и разочарованные арабы отдавали свои симпатии и голоса партии Раках[285], коммунистам. Раках., официально все еще оставаясь израильской политической партией, чье руководство было по-прежнему в основном еврейским, в 1970-х гг. обращалась в основном к арабскому электорату, для которого она была единственным — из числа законных — средством выражения протеста против сионистского правления. Так, в 1965 г. Раках получила 24 % арабских голосов, в 1969 г. — 30 %, в 1973 г. — 37 % (Гл. XXV. Цена неокончательной победы). В 1977 г. Раках получила 50 % арабских голосов.

В целом численность арабского населения в 1977 г. уже превысила 600 тыс. человек. Если учитывать еще 130 тыс. арабов Иерусалима, то общее число составляло 730 тыс. человек (через 20 лет оно превысит 800 тыс. человек), то есть более чем одна шестая всего четырехмиллионного населения Израиля. Несмотря на то что “объективно” уровень жизни арабского населения непрестанно повышался, столь же неуклонно и постоянно увеличивался экономический разрыв между ними и евреями. Даже к концу 1970-х гг. арабы в основном оставались группой населения, занятой исключительно сельскохозяйственным трудом, тогда как евреи были заняты главным образом в промышленности и торговле. При этом, однако, объем сельскохозяйственной продукции израильских арабов в 1977 г. снизился до 4 % от общенационального объема сельскохозяйственного производства. Такой разрыв объяснялся в первую очередь неравным объемом получаемых коммунальных услуг. Помощь правительственных структур и Еврейского агентства арабскому сельскохозяйственному сектору была явно недостаточной. Не имея (до 1985 г.) доступа к Гистадруту сельскохозяйственных работников, арабские фермеры были вынуждены пользоваться услугами своих (зачастую малоэффективных) кооперативов по сбыту. Помимо всего прочего, арабская молодежь не желала оставаться на земле. Еще в 1955 г. в сельском хозяйстве было занято 59 % всей арабской рабочей силы; к 1977 г. эта величина уменьшилась до 11 %. И хотя тысячи арабов продолжали заниматься обработкой земли, делали они это в качестве наемных работников на фермах и плантациях, принадлежавших евреям.

В то же время примерно четвертая часть всей арабской рабочей силы была занята на арабских предприятиях, главным образом в каменоломнях и в текстильных и швейных мастерских. Впрочем, в плане эффективности и рентабельности арабские предприятия тоже не могли сравниться с еврейскими. Таким образом, к началу 1980-х гг. около 160 тыс. израильских арабов работали на еврейских фабриках и предприятиях сферы обслуживания, и к этому времени они составляли третью часть всей малоквалифицированной и низкооплачиваемой рабочей силы страны (еще четвертую часть составляли арабские рабочие, проживавшие на территориях и приезжавшие на работу в Израиль). Половина этих работников была вынуждена, ко всему прочему, совершать ежедневные длительные и утомительные поездки из своих деревень к месту работы. Мало кому удавалось оставаться на ночлег в городе — домовладельцы неохотно сдавали жилье арабам. Неравенство положения этих двух народов было очевидно во многих сферах. Даже в 1977 г. детская смертность в среде израильских арабов все еще оставалась вдвое более высокой, чем среди еврейского населения. Качество школьного образования в арабском секторе страдало от неудовлетворительного состояния школьных зданий в арабских деревнях и от изменений в учебных программах. На протяжении целого ряда лет в школах уделялось больше внимания ивриту и иудаике, чем арабскому языку и арабистике. То же самое можно было сказать и относительно экзаменов на аттестат зрелости. К 1977 г. не более 2 тыс. арабов были студентами израильских высших учебных заведений. Получив высшее образование, мало кто из них — даже из числа принадлежавших к арабской элите — мог найти работу в еврейском экономическом секторе (Гл. XIV. Общинная структура в иностранном государстве).

С учетом всего сказанного, неудивительно, что недовольство израильских арабов, начавшее заметно расти после 1967 г., резко усилилось после Войны Судного дня. С неслыханной до сих пор страстностью арабские газеты вновь принялись перечислять обиды: конфискация арабских земель, прекращение деятельности арабских структур, сокращение возможностей арабской экономической деятельности. Надо отметить, что форма выражения этих обид и протестов на газетных страницах явно свидетельствовала о качественном повышении уровня арабской журналистики и литературы — что, несомненно, стало следствием культурных контактов израильских арабов с остальным арабским миром, начавшихся после 1967 г. Вскоре большинство старых арабских авторов ушло в небытие. Такие поэты, как Михаэль Хадад, Махмуд Дервиш и Сами аль-Оазим, (Гл. XX. Становление арабской интеллигенции) в значительной степени обновили и оживили свой поэтический язык, который еще в недавнем прошлом был — как и у многих из числа их предшественников — не более чем плоским журналистским жаргоном. Тематика политической скорби осталась неизменной, но теперь для ее выражения авторы прибегали к новым аллюзиям и метафорам — взять хотя бы стихотворение Михаэля Хадада “Дефект речи”:

При всем обновлении и оживлении стиля и формы, литература израильских арабов сохранила свойственные периоду до 1967 г. больные темы: утраченный язык, утерянная родина, положение беженцев, страдания, вызываемые социальной и экономической дискриминацией, и главное — утрата национального самосознания. В стихотворении “Поэт-узник” Сами аль-Оазим, со всей страстью и прямотой, взывал к своим скорбящим соотечественникам:

Однако эмоциональный накал “новой” арабской литературы и ее настойчивый протестный дух в наибольшей степени нашли свое отражение в прозаическом произведении — в романе “Необыкновенные записки Саида-оптипессимиста”, опубликованном в 1972 г. Его автор — Эмиль Хабиби[286], депутат кнесета трех созывов, главный редактор издаваемого партией Раках журнала “Аль-Иттихад” (“Единство”); по форме роман — это письма недавно умершего журналиста Саида, которые он пишет с того света своему коллеге. Саид, изливая всю свою горечь, рассказывает о том, как евреи оскорбляют и унижают национальную гордость арабов; вместе с тем он призывает проклятия и на головы своих соотечественников-арабов за их пассивность и безразличие. При этом он не питает никаких иллюзий по поводу того, какой резонанс получат его протесты. Саид заканчивает свои письма печальным признанием, что все обвинения, выходящие “из-под его усов”, будут услышаны не в большей степени, чем “кошачье мяуканье”. “Саид-оптипессимист”, весьма удачный образец прозы такого рода, был признан выдающимся литературным произведением — сначала во всем арабском мире, а потом и в израильских литературных кругах. За этот роман, ставший делом всей его жизни, Хабиби был удостоен Премии Израиля за 1992 г.

Протесты израильских арабов, выражаемые как на журнальных страницах, так и в ходе частных разговоров, служили для них своего рода отдушиной, поскольку другого выхода у них не было. Община не имела ни своих финансовых или коммерческих структур, ни банков, ни независимых профсоюзов, ни телевидения, ни радиовещания, ни даже периодических изданий, которые не были бы связаны с израильскими политическими партиями (Раках “формально” не являлась арабской партией). Ее антисионистский настрой делал невозможным коалиционное партнерство с еврейскими партиями и тем самым лишал ее какого-либо значительного влияния в кнесете. С первых дней существования Государства Израиль советниками “по арабским делам” израильского премьер-министра неизменно были ответственные сотрудники государственной секретной службы Шин-Бет (Шабак). Вряд ли требовалось какое-нибудь иное доказательство недоверия, существовавшего на государственном уровне.

И все-таки самым решающим фактором, коренным образом изменившим арабо-еврейские политические взаимоотношения, стала Война Судного дня. Впервые в истории государства израильская неуязвимость оказалась под вопросом, причем по обе стороны государственной границы. Забастовки, демонстрации, волнения, вспыхнувшие на Западном берегу (Гл. XXVIII. Новые палестинцы), вызвали похожую, правда, несколько более умеренную, реакцию и израильских арабов. Не следует забывать и о выступлении Ясира Арафата перед Генеральной Ассамблеей ООН в 1974 г. В том же году в Израиле был сформирован Национальный совет руководителей арабских органов самоуправления, который должен был возглавить борьбу за равные права; затем был создан Национальный совет учащихся средней школы, а затем, по инициативе партии Раках, Национальный совет охраны арабских земель. Свою роль в обострении кризисной ситуации сыграло и неразумное поведение государственных структур. Как уже говорилось, Галилея была тем районом, где значительное арабское большинство являлось, в долгосрочной перспективе, фактором демографического риска для израильской безопасности. В годы, когда Рабин занимал пост премьер-министра, продолжалась практика экспроприации арабских участков земли для оборонных нужд. Наконец, в 1976 г., отреагировав на эти действия, Национальный совет охраны арабских земель объявил в “День земли”, 30 марта, всеобщую забастовку, в которой приняла участие, по оценкам, десятая часть всего арабского самодеятельного населения страны; в таких городах, как Нацрат и Шфарам, численность вышедших на улицы участников оценивалась в 50 тыс. человек. Когда выступавшие спровоцировали толпу на беспорядки, пришлось вызывать войска. При разгоне демонстрантов шесть человек были убиты, десятки ранены. С этого дня слова “умеренность” и “спокойствие” вышли из употребления израильских арабов.

Как и в других случаях, связанных с беспорядками на этнической почве, в первых рядах арабского националистического лагеря выступали студенты высших учебных заведений. В 1975 г. арабские студенты Еврейского университета в Иерусалиме с негодованием отказались выполнять распоряжение администрации относительно дежурств в общежитии. В 1978 г. арабский студенческий комитет университета Хайфы провел акцию против мирной инициативы Садата, которая, с их точки зрения, воспрепятствовала решению палестинского вопроса (Гл. XXVIII. Новые палестинцы). Полицейские преследования и аресты не могли сдержать этих молодых активистов — ни на территории университетов, ни за ее пределами. На всеобщих выборах 1973 г. 23 % кандидатов в арабские органы местного самоуправления были моложе 40 лет. Доля кандидатов этой возрастной группы на выборах 1977 г. практически удвоилась, причем большинство новичков были сторонниками партии Раках.

На протяжении всего срока пребывания у власти правительство Рабина проявляло нерешительность в случаях как арабского неповиновения, так и еврейской непримиримости. После событий “Дня земли” в марте 1976 г. кабинет министров подверг коренному пересмотру политику в отношении национальных меньшинств. Вскоре после принятия соответствующего решения в руки прессы попал один документ, предназначенный исключительно для служебного пользования; в нем шла речь о принятии политики “кнута и пряника” по отношению к арабской элите. Занимающие лояльную позицию мухтары, равно как и жители их деревень, могли рассчитывать на благосклонное отношение и предоставление всего спектра коммунальных услуг; что касается деятелей партии Раках и “всех негативно настроенных по отношению к Израилю активистов”, распространяющих клеветнические и подстрекательские заявления, то к ним должны быть приняты соответствующие меры. Этот документ вызвал столь сильные протесты и негодование, как среди арабов, так и среди евреев, что правительство сочло целесообразным выступить с опровержением газетных публикаций. Тем не менее эти публикации были встречены с вниманием и настороженностью. С одной стороны, многие еврейские интеллектуалы говорили о чувстве вины по отношению к палестинским беженцам (Гл. XX. Духовный кризис), с другой стороны, большинство евреев продолжали относиться с неизменным подозрением к арабам, проживающим в их среде. Не желая вступать в более тесные отношения со своими старинными врагами, они полагали, что будет лучше, если правительство возьмет это “в свои руки”.

Менахем Бегин был готов взять все это на себя. По вступлении в должность Бегин и его советники категорически отвергли смесь поощрений и наказаний, предложенных Партией труда. Новый подход Ликуда был прямым и бескомпромиссным. Основной архитектор этой политики, Амнон Линн, заведовал в свое время арабским отделом Партии труда, но затем перешел в Ликуд. Согласно новым и жестким установкам Линна, все субсидии на развитие арабских деревень подлежали незамедлительному сокращению, и все арабские общины Израиля, вне зависимости от лояльности их позиций, должны быть подвергнуты более значительному налогообложению. Арабской молодежи, известной своими “радикальными” взглядами, должно быть отказано в приеме в высшие учебные заведения Израиля; арабские учителя, поддерживающие Раках, должны быть подвергнуты “административному аресту”; все арабские демонстрации должны немедленно и бескомпромиссно разгоняться с использованием силы. Кабинет министров назначил Ариэля Шарона ответственным за практическую реализацию подхода Линна. Отставной генерал, занимавший в это время пост министра сельского хозяйства и возглавлявший межминистерский комитет по вопросам сельскохозяйственных поселений, стал центральной фигурой в правительстве, ответственной за контакты с арабами — по большей части людьми, занятыми в сельском хозяйстве, — как в самом Израиле, так и на оккупированных территориях.

В самом Израиле Шарон выбрал в качестве “испытательного полигона” Галилею. Для того чтобы сделать этот стратегически важный северный район “более еврейским”, он, не медля, приступил к созданию на холмах, доминирующих над ключевыми арабскими деревнями, тридцати небольших еврейских поселений. На реализацию такого проекта ушло три года. Хотя к 1981 г. число жителей этих еврейских форпостов было невелико, они успешно выполняли возложенную на них функцию, препятствуя развитию соседних арабских общин. Наряду с этим, чтобы не дать возможности растущему населению арабских деревень расселиться в округе, Шарон запретил строительство новых жилых домов за пределами административных границ их деревень. Нельзя сказать, что арабы безропотно восприняли все эти ограничения. Их реакция была такой же, как и в 1976 г.: они встретили ликудовские ограничения демонстрациями, которые сопровождались столкновениями с полицией. В январе 1979 г. руководители ООП в Ливане призвали израильских арабов играть ключевую роль в деле борьбы палестинского народа. Вслед за этим 28 глав местных органов арабского самоуправления, то есть более половины арабских мэров Израиля, а также почти сто ведущих активистов партии Раках подписали воззвание, приветствовавшее “борьбу палестинского народа под руководством ООП за создание независимого палестинского государства”. На декабрь 1980 г. руководители Раках наметили созыв съезда в поддержку ООП, который должен был пройти в Северном Негеве.

Реакция израильского премьер-министра не заставила себя ждать. Запретив, безо всяких объяснений, намеченное мероприятие, Бегин пригрозил объявить вне закона любую партию или организацию, которая посмеет заявить о созыве аналогичного собрания в будущем. Ни одно израильское правительство не объявляло такого безоговорочного и всеобъемлющего запрета — с тех пор, как была распущена военная администрация на арабских территориях тринадцать лет тому назад. Но и ни одно израильское правительство до сих пор не возглавлял такой человек, как Менахем Бегин. Идеологический наследник Владимира Жаботинского, Бегин почувствовал, что настало время бросить вызов арабам на всех фронтах. К востоку ли, к западу от бывшей линии перемирия, еврейскому народу предстояло вернуть себе землю, которая составляла его неотъемлемое наследие. Заполучив наконец в свои руки все рычаги власти, Бегин полагал немыслимым, что какая бы то ни было сила в арабском мире в состоянии противостоять столь долгожданному воплощению этой вечной мечты ревизионистов.