История Израиля. Том 2 : От зарождениения сионизма до наших дней : 1952-1978

Объединенная столица

Народ Израиля словно вышел из тьмы на свет. Даже семьи погибших были охвачены всепоглощающим чувством восторга и потрясены колоссальным масштабом победы — особенно чудом объединенного Иерусалима. О значительности июньской победы свидетельствовала не только эйфория израильтян, но растерянность и испуг арабского населения, чьи города и деревни оказались под израильским контролем. На всех карнизах каменных домиков, разбросанных по территории, занятой Израилем, были вывешены трепещущие белые тряпочки, а арабские обитатели этих домиков сидели, растерянные и онемевшие, терзаемые страхами: чего можно ждать от новой власти чужаков, что будет с работой и сбережениями, какой будет ситуация на рынке, в том числе и на валютном рынке? На территории в 28 тыс. квадратных миль, нежданно-негаданно оказавшейся в израильском владении, проживало не менее 1 млн этих “нечаянных граждан”, в том числе 670 тыс. арабов на Западном берегу и в Восточном Иерусалиме, 356 тыс. в секторе Газа, 33 тыс. в Синае и 6 тыс. (в основном друзы) на Голанских высотах.

В первую очередь израильтянам необходимо было разобраться с арабами на близлежащей территории, то есть с теми, кто жил по ту сторону барьера, разделявшего Иерусалим на протяжении последних девятнадцати лет. Тедди Колек[196], коренастый, крепко сбитый, энергичный мэр израильского Иерусалима, обнаружил, что в его ведении теперь находится столичная территория, по площади вдвое превышающая еврейский Новый город, с арабским населением, насчитывающим 67 тыс. человек, и что арабы Восточного Иерусалима стали, в буквальном смысле этого слова, согражданами, а точнее, “согорожанами” евреев-иерусалимцев. Правда, юридический статус этих новых сограждан был пока еще не вполне ясен — как, впрочем, и обязанности израильской администрации по отношению к ним в рамках международного законодательства. Следовало учитывать также и то обстоятельство, что еврейские святые места и кладбища в зоне, находившейся под арабским контролем, были разорены и осквернены — при явном попустительстве иорданских властей и в нарушение Родосского соглашения о перемирии. Тем не менее с первого же дня израильское правительство приняло решение относительно того, что все жители Иерусалима, как евреи, так и арабы, имеют равные права на жизнь в условиях закона и порядка, на свободу отправления религиозных обрядов, а также на все услуги коммунальных служб. Таким образом, даже еще до официального объявления о прекращении огня, работники коммунальных служб Нового города выезжали в Восточный Иерусалим для ремонта городского водопровода и линий электропередачи, для разборки дорожных заграждений и вывоза мусора. Электрическая и телефонная сети арабской и еврейской частей города были объединены в общую систему. Арабский Иерусалим, хронически испытывавший нужду в воде, был подсоединен к системе водоснабжения Западного Иерусалима. Благодаря всем этим мерам качество жизни в арабском Иерусалиме резко возросло, по сравнению с довоенным уровнем.

Впрочем, действия израильтян по восстановлению и расширению системы коммунальных услуг объяснялись не только гуманитарными соображениями. Делалось все возможное, чтобы ни у кого не оставалось сомнений: евреи вернулись в объединенный город с тем, чтобы никогда больше не покидать его. Об этом свидетельствовал не только тот энтузиазм, с которым мэр Иерусалима Колек предоставлял арабским жителям города необходимую помощь и муниципальные услуги, но также и то, что он принял сотни арабских рабочих и служащих на различные должности в объединенной городской администрации. Доказательством тому послужило и распоряжение Колека убрать несколько десятков арабских жилых строений в Еврейском квартале Старого города, а также напротив Западной стены, чтобы там можно было расчистить место у Стены для евреев, приходящих на молитву. При этом, разумеется, арабским владельцам была предложена компенсация и альтернативное жилье, но вместе с тем принятие таких мер не оставляло сомнений относительно планов городской администрации. Собственно говоря, речь шла не только о действиях в городских масштабах: 27 июня 1967 г. кнесет принял три закона, подготовленных правительством сразу же после того, как израильские войска вошли в Старый город.

Первый документ, дополнение к Закону об административном управлении от 1948 г., гласил: “Закон, юрисдикция и административные правила Государства Израиль распространяются на любую территорию Государства Израиль, определенную правительством в установленном порядке”. Это постановление сопровождалось указом, датированным тем же числом и определяющим Восточный Иерусалим и его пригороды с этого же дня как находящиеся “под израильским законом, юрисдикцией и административными правилами”. Иными словами, согласно этому заявлению Иерусалим включался в состав Государства Израиль. Во втором документе, принятом кнесетом, Министерству внутренних дел было дано разрешение “в рамках своих полномочий и без консультаций с иными инстанциями”, путем официального объявления о своем решении “расширять границы населенных пунктов, включая в них [выбранные ими] территории” в рамках Закона об административном управлении от 1948 г. После этого министр внутренних дел немедленно расширил границы Иерусалима путем включения в них прилегающих к городу территорий. И наконец, с целью предупреждения какой-либо негативной реакции за рубежом кнесет принял третий документ, обеспечивающий святым местам защиту “от осквернения, а также от любых попыток нарушить свободу доступа верующих к святым для них местам либо как-либо оскорбить чувства верующих”.

Официальная позиция Израиля формулировалась следующим образом: формальная аннексия Восточного Иерусалима, в том числе и Старого города, никогда не имела места — иными словами, вновь включенные территории ни по закону, ни в судебном порядке не являлись частью Израиля. Суть этой утонченной софистики стала ясна после не замедлившей себя ждать реакции ООН. Генеральная Ассамблея ООН 4 июля 1967 г. приняла 99 голосами, без единого голоса против, резолюцию, объявляющую незаконными любые изменения статуса Иерусалима, с призывом к Израилю отказаться от своих действий. В ответ на эту — равно как и на последующую резолюцию аналогичного содержания — Эвен заявил, что “термин “аннексия” в данном случае является неприменимым” и что “речь идет о мерах по интеграции Иерусалима в административную и муниципальную сферы, равно как и об охране святых мест Иерусалима”. То, что Абдаллах захватил в 1948 г., причем не в рамках международного законодательства, а силой оружия, и включил в состав своего королевства, теперь было возвращено Израилем в рамках самообороны. Такая аргументация была более понятна международной общественности, и к ней отнеслись с заметным уважением.

Итак, с момента, когда ворота Восточного Иерусалима были открыты для всех желающих, всего через несколько дней после объявления о прекращении огня, местные арабы обнаружили, что они являются хашимитскими подданными, живущими в израильском городе. В качестве жителей Иерусалима они пользовались теми же благами и имели те же обязанности, что и другие иерусалимцы. Они просто не получили статуса граждан Израиля. Впрочем, после того, как иерусалимские арабы смирились с мыслью о переходе города в руки израильтян, такой двойственный статус не очень их и беспокоил. После девятнадцатилетнего перерыва жители восточной и западной частей города впервые обрели возможность свободно общаться друг с другом. Стали возобновляться старые знакомства, арабы посещали дома, оставленные ими два десятилетия тому назад, а 30 июня мэр Иерусалима Колек присутствовал на пятничной молитве. Нельзя не признать, что жизнь в новом качестве далеко не во всем стала райским блаженством для арабских иерусалимцев. Им пришлось привыкать к новой городской бюрократии и к всевластию израильских гражданских служащих. При этом, однако, они не могли не отметить повышения уровня безопасности на улицах города, а также заметного улучшения качества коммунальных услуг. Помимо всего прочего, к декабрю 1967 г. было заасфальтировано 15 миль городских улиц, установлено 1200 новых уличных фонарей, в городских Парках посажены тысячи саженцев, еженедельно в среднем 50 арабских домов подключалось к городской водопроводной сети, и начала действовать новая система вывоза мусора. При Колеке муниципальный бюджет Восточного Иерусалима был увеличен втрое. Нельзя не заметить также, что сотни тысяч израильтян заполнили улицы Старого города — это были дружелюбные люди, они интересовались городскими достопримечательностями и были готовы скупить практически все, что выставляли на продажу арабские торговцы и ремесленники. Возможно, израильская власть не была идеальной, но в целом израильтяне оказались людьми, отнюдь не настолько вселяющими ужас, как их рисовала арабская пропаганда.

Западный берег

Из примерно 1 млн арабов, оказавшихся под властью Израиля, не менее 340 тыс. были беженцами, покинувшими родные места после военных действий 1948 г. Из них 220 тыс. жили в тесноте и убожестве лагерей Газы, а 120 тыс. — на Западном берегу, в Иордании. Во время войны 1967 г. 150 тыс. бежали с Западного берега на Восточный берег или в Сирию, и в их числе не только давние обитатели этих мест, но и около 80 тыс. человек, живших в лагерях беженцев Западного берега. Большинство из беженцев 1967 г. пошли на это по собственному желанию — никто не принуждал их оставить старые места. Но израильский закон, принятый кнесетом в начале 1950-х гг. по отношению к беженцам 1948 г. (Гл. XVI), запрещал их возвращение.

В данной ситуации, однако, на Израиль был оказан сильный нажим со стороны ООН, сразу же после июня 1967 г., с тем, чтобы такое решение было аннулировано. Вследствие этого кабинет Эшколя согласился на репатриацию первоначально 40 тыс. арабов. Казалось бы, что после этого возвращение беженцев начнется буквально на следующий день. Однако они не получили такой возможности из-за странного поведения иорданских властей, которые отказались признавать документы с израильскими печатями. Когда наконец совместными усилиями была одобрена новая форма документа, иорданские власти по-прежнему с неохотой соглашались на возвращение. Таким образом, к концу августа не более 14 тыс. арабов с Западного берега пересекли Иордан в обратном направлении, и тогда израильская сторона временно приостановила репатриацию. Но все-таки израильтяне не были склонны проявлять излишний догматизм по этому вопросу, и на протяжении последующих шести лет постепенно репатриировалось еще 40 тыс. беженцев. По возвращении они нашли в сохранности свои дома, имущество и земельные участки.

Тем временем арабы на оккупированных территориях жили в условиях военного правления. Все было организовано быстро и эффективно, в течение буквально нескольких дней после окончания войны. Общую структуру правления определил все тот же Моше Даян, бывший тогда министром обороны, — и проделал он это с размахом и воображением, отличавшим его военные планы. Первым делом он настоял на прямом диалоге с арабами; собрав несколько сот мухтаров и глав арабских родов, он предпринял попытку убедить их в том, что сотрудничество с израильскими властями станет единственной возможностью предотвратить крах всей системы коммунального обслуживания. Такое заявление отнюдь не было преувеличением. Арабское население находилось в изоляции от своих традиционных административных центров к востоку от Иордана. Банковская система была парализована. Сельское хозяйство и промышленность были оторваны от своих привычных рынков сбыта, а туризм фактически прекратил свое существование. “Мы не требуем от вас любви, — объяснял Даян мухтарам, стараясь рассеять их беспокойство. — Мы просим, чтобы вы позаботились о своем народе и сотрудничали с нами в ходе возвращения к нормальной жизни”.

Со своей стороны, боевой генерал искренне верил, что израильский оккупационный режим должен быть мягким и ненавязчивым в максимально возможной степени. Он давно был убежден в том, что Бен-Гурион в свое время вел по отношению к арабам слишком жесткую политику. Эта ошибка не должна была повториться на оккупированных территориях. Соответственно, Даян распорядился, чтобы все армейские командные центры были благоразумно размещены вне основных транспортных магистралей. Политика “невидимости”, действенная в теории, на практике оказалась не столь эффективной. Как только военное присутствие Израиля в Восточном Иерусалиме было сведено к минимуму, немедленно оживилась деятельность федаинов в районе Западного берега (Гл. XXII. Усиление арабского сопротивления), что не могло не потребовать более жестких ответных мер. К 1969 г. все израильские военные лагеря были перенесены на оккупированные территории, и отряды вооруженных израильских солдат постоянно маршировали, соблюдая необходимые меры предосторожности, по улицам Наблуса, Рамаллы, Иерихона и других основных городов Западного берега. Впрочем, исходя из предложения Даяна, израильское правительство согласилось на сохранение иорданского законодательства на всей территории Западного берега, причем соблюдение закона и порядка было возложено в значительной степени на довоенную арабскую администрацию; в секторе Газа гражданские власти также состояли в основном из местных официальных лиц. Контроль за деятельностью местной администрации осуществляло в конечном итоге менее 220 израильтян, как военных, так и гражданских чиновников. Даян надеялся, что арабские жители оккупированных территорий смогут осуществлять самоуправление, практически не видя израильских официальных лиц, а уж тем более израильских военных. Израильтяне, разумеется, оставили за собой ненавязчивый контроль, главным образом благодаря своей физической близости к контролируемым территориям (как они именовались на языке военной администрации). Действительно, главные города Израиля были ближе к Западному берегу и сектору Газа, чем к Центральному Негеву. Через несколько недель специальная комиссия израильского правительства подобрала представителей для каждого из центров военной администрации (в Иудее, Самарии, Газе, Синае и на Голанах); эти представители были сотрудниками ряда министерств, в первую очередь сельского хозяйства, здравоохранения, юстиции, образования, и все они, стараясь не привлекать особого внимания, сотрудничали с арабской гражданской администрацией. Когда местные налоговые сборы или иорданские субсидии оказывались недостаточными для финансирования муниципальных и прочих бюджетов, военная администрация покрывала недостающее из правительственного бюджета. Если не считать первоначальных расходов на устройство израильских военных лагерей на Западном берегу, суммарные затраты не превышали 35 млн долларов в год, что можно было считать умеренной ценой за мирные отношения.

В числе других неотложно принятых мер было бесперебойное обеспечение территорий товарами и услугами. В августе 1967 г. было разрешено свободное обращение израильской валюты наряду с иорданской. В секторе Газа и на Голанах местные деньги (египетские и сирийские) принимались по курсу Цюрихского банка, хотя официальной валютой также была объявлена израильская лира. После того как были установлены все эти правила, восстановилось функционирование банковской системы и возобновился приток денежных средств из-за рубежа. Но главным новшеством было обеспечение свободы передвижения, что оживило экономическую деятельность на оккупированных территориях. Политика свободы передвижения была введена сначала на Западном берегу, где Даян распорядился убрать все дорожные заслоны через несколько дней после окончания военных действий, а вскоре отменил и комендантский час. Последние ограничения на поездки по Израилю были отменены в августе, и тогда же было разрешено сообщение между Западным берегом и сектором Газа через территорию еврейского государства. Лавина израильтян немедленно захлестнула базары арабских городов. Несколько месяцев спустя правительственные органы приступили к выдаче разрешений на дневные поездки в Израиль для жителей Западного берега и сектора Газа. К лету 1970 г. Даян полностью отменил все ограничения, и жители Западного берега стали свободно ездить по всей территории Израиля. Десятки тысяч арабов смогли пересекать “зеленую черту” — установленную в 1949 г. старую границу перемирия — и посещать израильские города, пляжи и места отдыха. Последствия политики свободного передвижения немедленно сказались на рынке рабочей силы. Жители Восточного Иерусалима могли работать в Новом городе практически со времени окончания военных действий. Затем возможности трудоустройства открылись по всему Израилю для арабов Западного берега и сектора Газа; число работающих в Израиле достигло 15 тыс. к июню 1968 г. и продолжало расти быстрыми темпами (Гл. XXII. Экономические итоги израильской оккупации).

Но все-таки жизнеспособность территорий была в конечном итоге обеспечена благодаря свободе передвижения в другом направлении, между Западным берегом и иорданским Восточным берегом. Поскольку арабская экономика основана в первую очередь на сельском хозяйстве, то прекращение доступа на традиционный рынок Восточного берега могло иметь катастрофические последствия для всего населения. Вот почему через два дня после окончания военных действий подполковник Исраэль Эйтан, только что назначенный военным губернатором Самарии, принял — по собственной инициативе — решение относительно того, что арабским фермерам следует разрешить поездки на тот берег Иордана для продажи там своей продукции. Даян, узнав об этом решении с некоторым опозданием, немедленно одобрил его. Хашимитское правительство выступило со встречной инициативой, предложив соорудить мосты через Иордан. Такое сотрудничество на правительственном уровне позволило спасти урожай, выращенный фермерами Западного берега. В дальнейшем, по обоюдной договоренности Иерусалима и Аммана, политика “открытых мостов” была распространена и на прочие виды продукции, как сельскохозяйственной, так и промышленной, что способствовало росту товарооборота между Западным и Восточным берегами. Благодаря успеху этой политики “открытых мостов” на следующее лето значительно увеличилось число арабов Восточного берега, а потом даже и арабов из Иордании, приезжавших на Западный берег, в сектор Газа, и затем в Иерусалим и другие районы Израиля, на срок до трех месяцев (Гл. XXII. Израильский “общий рынок” на контролируемых территориях).

Хотя правительства других арабских стран на протяжении ряда лет оказывали давление на Иорданию, требуя свести к минимуму этот поток товаров и людей, Хусейн неизменно отвергал их требования. Причины его поведения были не только гуманитарными, но и политическими — он не собирался терять связи со своими бывшими подданными. В Израиле также хорошо понимали политическую пользу этого двустороннего движения, которое обеспечивало арабскому населению на контролируемых территориях связь с остальным арабским миром, выводя его из того “гетто”, в котором находилось арабское меньшинство Израиля предыдущие девятнадцать лет. Более того, Даян, и не он один, по достоинству оценивал то обстоятельство, что Западный берег дал Израилю первую реальную возможность наладить контакты, пусть даже непрямые и не широко афишируемые, с соседними враждебными государствами. Тем временем арабы контролируемых территорий по-прежнему принимали радио- и телепрограммы арабских стран, покупали арабские книги и газеты, доставляемые из-за рубежа. Их дети даже учились в арабских университетах. Все они могли совершенно свободно обсуждать свой статус и политическое будущее, без каких-либо ограничений и цензуры, если только они не занимались подстрекательством к насилию. Ничто не мешало им пересекать Иордан по мосту и встречаться с Хусейном и членами его кабинета министров. Большинство их племенных вождей по-прежнему получало жалованье в динарах от хашимитского правительства, а некоторые даже принимали участие — пусть и в неявном виде — в политической жизни Иордании. Были и такие, кто поддерживал контакты с Насером, или с сирийскими бааси-стами, или с целым рядом арабских партий, структур и организаций в соседних странах.

Свобода вероисповедания на оккупированных территориях, разумеется, соблюдалась в самой полной мере. То же самое можно было сказать и о свободе системы образования. Единственное изменение, внесенное в учебники, состояло в исключении подстрекательских антиизраильских призывов; единственное изменение в учебной программе заключалось во введении иврита как обязательного иностранного языка. Были, разумеется, различного рода психологические, а порой и физические трудности, связанные с жизнью под управлением израильской администрации. Но если значительная часть жителей Восточного берега и Газы принимала существующее положение вещей, это объяснялось не только тем, что их губернатором был Даян — саид[197], вождь и полководец, чью власть можно было признавать, не теряя при этом своего лица. В еще более значительной степени поведение арабов объяснялось тем, что материальные блага новой жизни оказались более значительными, чем они могли себе представить (Гл. XXII. Израильский “общий рынок” на контролируемых территориях). И при получении этих благ не возникало опасности утратить свои культурные и социальные ценности, как было в случае израильских арабов.

Израиль ждет “телефонного звонка”

Для израильтян значимость июньской победы превзошла даже чудо освобождения. Речь могла идти о беспрецедентной возможности заключения окончательного, достигнутого в ходе переговоров, соглашения с арабами.

Выступая в кнесете 12 июня, Эшколь дал ясно понять, что враги его страны теперь имеют дело не с маленьким Израилем, стиснутым в границах до 5 июня:

Израильское правительство было исполнено решимости не только приступить к прямым переговорам с арабскими странами, не уходя с завоеванных территорий до тех пор, пока не настанет прочный мир, но и с самого начала довести до всеобщего сведения, что определенные территории в принципе не могут быть предметом переговоров. Даян недвусмысленно заявил по окончании военных действий: “В Соглашении о перемирии от 1949 г. нет ничего незыблемого. Это Соглашение, и перемирие, достигнутое при его подписании, — перемирие, а не мир, — и границы, и прочие условия, все это было определено по результатам войны 1948 года. Сегодня положение дел определяется итогами войны 1967 года. Ничто не дает результатам войны 1948 года каких бы то ни было преимуществ по отношению к результатам последней войны. Условия, определенные в 1949 году, теперь нас больше не связывают”.

Очевидно было, что предметом переговоров не может быть восстановленное единство Иерусалима. Когда Даян вошел в Святой город сразу же по окончании боев, он не счел нужным советоваться с кем-либо в правительстве, прежде чем заявить: “Мы вернулись в самое святое для всех живущих в этой стране место. Мы вернулись сюда с тем, чтобы никогда больше не покидать этот город”. Эшколь, прибыв в Старый город ближе к вечеру того же дня, только подтвердил слова Даяна: “Я нахожусь здесь как представитель всего нашего народа и еще многих предыдущих поколений нашего народа, которые в глубине души своей стремились в Иерусалим, к его святости”. Значимость этих заявлений была немедленно подчеркнута тремя принятыми кнесетом законами, которые “административно” присоединили Иерусалим к Израилю. Вскоре израильские строители приступили к ремонту и перестройке зданий Еврейского университета на горе Скопус, а также сооружению жилого комплекса на склонах холмов, господствующих над Восточным Иерусалимом. Кроме того, Западный берег реки Иордан был библейским сердцем Эрец-Исраэль: Самария и Шхем (Наблус), Хеврон и Иерихон; именно поэтому правительство Израиля недвусмысленно дало понять, что должны быть приняты во внимание связи страны с ее историческим прошлым. Да и в любом смысле нельзя было представить, что на склонах Иудейских гор снова будет расположена иорданская артиллерия, грозя смертельной опасностью населению еврейских городов и деревень, расположенных в пределах дальности боя ее орудий.

С учетом всего сказанного, 24 сентября Эшколь объявил о планах создания израильского поселения в районе Гуш-Эциона, на месте четырех кибуцев в районе Бейт-Лехем—Хеврон, основанных еще до провозглашения независимости Израиля (Гл. XXII. Противоречивые мнения относительно территориального будущего Израиля). Через три дня туда прибыла группа молодых людей из подразделения Нахаль, многие из которых были детьми первопоселенцев кибуца Кфар-Эцион, погибших в 1948 г. в боях с местными арабами и силами Арабского легиона. Еще ранее премьер-министр сообщил о планах Израиля создать кибуцы в северном секторе Голанских высот, в районе Баниаса, и несколько подразделений Нахаль направились туда для начала строительных работ. А в Шарм-аш-Шейхе, месте расположения бывшей египетской военной базы в Восточном Синае, гарнизон которой контролировал проход судов через Тиранский пролив, израильские бульдозеры начали расчистку площадки для строительства туристических сооружений. По мере дальнейшего развития процесса колонизации Эшколь неоднократно обращался к евреям диаспоры с призывом репатриироваться и оказать помощь в заселении “большого Израиля”. А 3 августа, выступая на Масличной горе во время церемонии перезахоронения солдат, павших в боях за Иерусалим в 1948 г., Моше Даян сказал:

Все заявления такого рода и тем более действия поселенцев не вполне соответствовали постоянно повторяющимся заверениям Эвена, которые он давал в ходе бесед с арабскими лидерами, относительно того, что “все может стать предметом переговоров” и что “в процессе мирных переговоров мы готовы пойти на большие уступки”.

Основные условия Израиля неоднократно объявлялись в кнесете, в ООН, в ходе переговоров с иностранными политическими и государственными деятелями и на многочисленных пресс-конференциях. Эти условия формулировались следующим образом: мир должен быть заключен в ходе прямых переговоров, которые должны завершиться подписанием формального мирного договора; израильские суда должны иметь право свободного прохода через Суэцкий канал и Тиранский пролив; проблема беженцев должна быть решена в рамках мирного урегулирования и регионального сотрудничества на Ближнем Востоке. На этих же условиях правительство Израиля согласилось начать переговоры с д-ром Гуннаром Яррингом, послом Швеции в Москве, который был назначен представителем У Тана на Ближнем Востоке, в рамках мандата, определенного Резолюцией Совета Безопасности ООН № 242 (Гл. XXI). Ярринг приступил к выполнению своей миссии, посетив в декабре 1967 г. Ливан, Израиль, Иорданию и Египет. Многое теперь зависело от реакции арабских стран на израильские предложения. Возможно, израильтяне ожидали “телефонного звонка” от своих побежденных противников, однако действия арабских правительств носили иной, и вовсе не примирительный, характер.

Иордания, судя по всему, являлась самым вероятным кандидатом на участие в посреднической миссии д-ра Ярринга. Из всех участников военных действий маленькое Хашимитское Королевство понесло наибольшие потери, лишившись практически половины своей территории, Восточного Иерусалима, трех четвертей святых мест и практически всех доходов от туристической деятельности. Уже 18 июня 1967 г. Хусейн обратился с призывом к арабским лидерам признать поражение как поворотный пункт в ожидании лучших времен. Надеясь вернуть свои потери, он дал понять, что изменил свою позицию по отношению к Израилю и готов признать его право на существование в рамках всеобъемлющего ближневосточного мирного урегулирования. Однако Хусейн был слабым партнером для переговоров. Монарх Хашимитской династии, он не обладал статусом и полномочиями всенародно избранного лидера. Большинство палестинцев в Иордании, да и некоторые министры его собственного правительства, больше прислушивались к “Голосу Каира”, чем к “Голосу Аммана”. По любому вопросу относительно контактов с Израилем ему было необходимо согласие Насера, пусть хотя бы и молчаливое. В этой связи важно отметить, что Насер предупредил Хусейна: “Иерусалим — это не только иорданское дело, это дело всех арабов и всех мусульман”. Но еще более зловещими стали претензии соседних арабских стран на иорданскую территорию. Ирак расположил целую дивизию на иорданской территории, у границы; сирийцы также сконцентрировали войска вдоль своей границы с Иорданией. В такой ситуации Хусейн не мог игнорировать возможную реакцию этих агрессивных правительств левой ориентации. А поскольку Египет и Сирия считали себя находящимися в состоянии войны с Израилем, то израильско-иорданский договор не гарантировал бы мира ни Израилю, ни Иордании.

Что касается Дамаска, то сирийцы, из всех врагов Израиля, проявляли минимальный интерес к миру. Несмотря на сокрушительное поражение, нанесенное им израильтянами, они отнюдь не считали свое положение безнадежным. Правда, Голанские высоты перешли в руки Израиля и около 80 тыс. жителей этого района вынуждены были бежать в центр страны, но в экономическом плане — в отличие от стратегического — Голаны никогда не имели для Сирии особого значения. За многие годы своего там присутствия сирийская армия превратила Голанские высоты в один огромный военный лагерь, пожертвовав сельскохозяйственным потенциалом этого района. Более того, практически все круги сирийского общества сохраняли верность арабскому делу, столь же неколебимую, как и во времена зарождения арабского национализма, в годы после Первой мировой войны. Само существование Израиля было для них оскорблением. Таким образом, партия Баас, и так держащаяся у власти из последних сил, не могла рисковать, позволив себе публичные заявления о победе Израиля в войне или о самом его праве на существование. Президент Сирии Атасси отказался даже принять посредника ООН Гуннара Ярринга в ходе его декабрьского визита на Ближний Восток.

Из всех арабских лидеров самое большое унижение от поражения в войне с Израилем испытал Насер, и его личный престиж пострадал самым серьезным образом. Да и материальные потери Египта оказались весьма значительными. Утрата Синая, возможно, и не нанесла экономике сокрушительного удара — даже принимая во внимание наличие неразведанных нефтяных месторождений. Но закрытие Суэцкого канала оказалось значительно более болезненным. Демонстративно отрицая все общепринятые нормы, египтяне затопили ряд судов, находившихся в то время в Суэцком канале, и запретили четырнадцати иностранным судам выход из Большого Горького озера. Эта блокада обходилась Египту более чем в 30 млн долларов в месяц, что составляло существенную долю национального дохода. Но и в такой ситуации Насер продемонстрировал свой достойный изумления талант по части политического выживания. Оценив ситуацию, он сумел убедить богатые нефтедобывающие страны Персидского залива выплачивать Египту ежегодную субсидию в размере 225 млн долларов — фактически дань Насеру за его согласие не вмешиваться в их дела. В военном отношении египетский диктатор также мог рассчитывать на возврат к недавно существовавшему положению дел. Решив восстановить свое влияние в регионе после позора Шестидневной войны, Советский Союз в конце июня приступил к реализации беспрецедентного по масштабам воздушного моста в Египет и Сирию. На протяжении июля советские транспортные самолеты перебросили в эти страны значительное количество новых вооружений; часть грузов была также доставлена морским путем.

Обретя прежнюю самоуверенность, Насер выступил 23 июля, в годовщину “Революции полковников”, и заявил, что он готовит свою армию к продолжению битвы с Израилем. “Мы никогда не сдадимся и никогда не согласимся на мирные предложения, означающие капитуляцию, — заверил он еще не пришедших в себя египтян. — Мы постоим за права палестинского народа”. Ранее, 17 июня, в Кувейте собрались министры иностранных дел тринадцати арабских стран, чтобы определить совместную политическую стратегию. Было достигнуто согласие по таким вопросам, как “осуждение израильской агрессии” и необходимость “восстановления арабской чести” — последнее заявление Израиль и другие страны, как выяснилось со временем, в значительной степени недооценили. А состоявшаяся 15 июля конференция с участием глав пяти арабских стран завершилась публикацией коммюнике о принятии “необходимых эффективных мер по ликвидации последствий империалистической агрессии Израиля”. С 29 августа по 1 сентября в Хартуме прошла конференция на высшем уровне тринадцати арабских стран, участники которой приняли решение о продолжении борьбы с Израилем. Под влиянием Насера были определены следующие принципы: никакого мира с Израилем, никаких переговоров с Израилем, никакого признания Израиля и плюс к этому необходимость “защиты прав палестинского народа на свою национальную независимость”. Хартумская декларация стала первым серьезным предупреждением Израилю о тщетности его надежд дождаться от арабских стран “телефонного звонка” в ближайшем будущем.

Пессимистические настроения в Израиле усилились после провала миссии Ярринга в ноябре-декабре 1967 г. Как уже было сказано, в Дамаске с самого начала отказались принять посланника Генерального секретаря ООН. В других арабских столицах первый раунд переговоров Ярринга не дал никаких положительных результатов — арабские лидеры отказались брать на себя какие-либо обязательства. Шведский дипломат открыл свою штаб-квартиру на Кипре — в надежде, что ему удастся собрать там арабских и израильских представителей, но из этого ничего не вышло. Несколько месяцев спустя Ярринг поднял вопрос о проведении двусторонних арабо-израильских переговоров в Нью-Йорке, с участием представителей этих стран при ООН. И снова арабы отвергли это предложение. К концу 1968 г. Ярринг предложил проведение переговоров по принципу “каждая делегация заседает в своем помещении”; Египет в резких выражениях отказался от такого плана. Тем временем Эвен дал понять, что Израиль может рассмотреть возможность открытия судоходства по Суэцкому каналу, при условии обсуждения этого вопроса в ходе прямых переговоров с Египтом. Насер отверг эту идею.

Хотя враждебный настрой арабских стран по-прежнему оставался самой серьезной внешней проблемой Израиля, однако при этом не следует упускать из виду и другой фактор: общеизвестную нестабильность арабского мира. Внутренние раздоры в арабском мире не только не давали арабам возможности развязать войну — они точно так же не позволяли и заключить мир. Зловещий призрак государственного переворота витал над головой каждого ближневосточного арабского правителя. В июле 1968 г. правительство Арефа в Ираке было свергнуто, и страну возглавил кровавый генерал Ахмед Хасан аль-Бакр. Через полтора года был свергнут режим Хафеза-Атасси в Дамаске, и к власти пришла группа армейских офицеров во главе с генералом Хафезом Асадом, учредившая правление ультралевых воинственных алавитов. Иорданию сотрясали непрерывные выступления палестинских боевиков, которые фактически образовали государство в государстве. И даже абсолютная власть Насера казалась не столь уж стабильной из-за выступлений радикальных студентов и представителей левого крыла в его собственном правительстве, возглавляемых вице-президентом страны Али Сабри. Следствием этой арабской непримиримости и нестабильности стало ужесточение настроений в израильском обществе. Все большее число израильтян проникалось убежденностью, что единственная разумная политика, обеспечивающая безопасность страны, заключается в том, чтобы не отступать за линии прекращения огня и укреплять свою обороноспособность. Партия труда выступила 3 августа 1969 г. с декларацией, в которой было заявлено, что район Мерхав Шломо — вся юго-восточная часть Синайского полуострова — должен “составить единое территориальное целое с Израилем”. Эта декларация была подписана не только Моше Даяном и Исраэлем Галили, известными своими “ястребиными” взглядами, но и значительно более умеренным Абой Эвеном.

Израиль закручивает гайки

Немаловажно отметить, что в 1968 г. лишь немногие сотрудники израильской военной администрации на территориях полагали, что их работа носит временный характер. В апреле этого года начальник Генштаба Армии обороны Израиля генерал-лейтенант Хаим Бар-Лев сказал в одном из интервью, что “на протяжении следующего года мы продолжим строительство поселений на всех территориях. Это представляется очень важным с точки зрения нашей нынешней безопасности и в плане надежности наших границ…”. Некоторое время спустя делегатам Сионистского конгресса, проходившего в Иерусалиме, была продемонстрирована карта, на которой были показаны 35 новых, как уже строящихся, так и проектируемых, поселений в Израиле и на территориях — в том числе три на Синае, четыре на Западном берегу и девять на Голанах. Форпосты на Голанах строились в основном силами отрядов Нахаля, но из информации, полученной на основе генерального плана, выяснилось, что на Голанских высотах намечается организовать по меньшей мере 25 поселений, и в каждом для начала поселится около 500 человек. Действительно, к 1969 г. значительные площади на Голанах были засеяны пшеницей, а на пастбища привезли несколько тысяч голов крупного рогатого скота. С самых первых дней не было никаких сомнений также и относительно намерений Израиля в связи со статусом Восточного Иерусалима.

В то же время на Западном берегу израильские власти столкнулись со следующей проблемой: экономическое и политическое развитие проживавших там арабов на протяжении многих лет упорно тормозилось усилиями хашимитского правительства, относившегося к ним с нескрываемым недоверием. Население, жившее к западу от реки Иордан, было лишено административной автономии, даже в самой минимальной степени. Не существовало никакого правительственного агентства, которое ведало бы делами Западного берега. Все иорданские государственные учреждения находились к востоку от Иордана, а управление тремя районами — Хеврон, Иерусалим и Самария — осуществлялось из Аммана посредством королевских декретов. Таким образом, израильский режим военного правления на Западном берегу стал для местных арабов, по сути дела, первой реальной палестинской администрацией. При содействии израильтян были образованы управления Западного берега по делам сельского хозяйства, образования, почты и телеграфа, торговли и промышленности. Сами израильтяне работали напрямую с местными государственными служащими, в основном с назначенными иорданскими чиновниками и местными избранными мэрами. Армейские власти просто-напросто стерли гриф Хашимитского Королевства с административных правил, оттиснув вместо него слова “Израильская военная администрация Западного берега”.

Кроме всего прочего, такая форма правления предоставляла Израилю уникальную возможность рассмотреть возможность заключения сепаратного мирного соглашения — пусть не с другими арабскими государствами, так хотя бы с палестинцами Западного берега. В конце концов, они представляли собой немаловажный фактор арабского мира. Мирное соглашение могло принять разные формы: соглашение с палестинцами Западного берега, которые при этом не порывают связей с Амманом, федерация Израиля и Западного берега или же, что было наименее вероятно, двустороннее соглашение между Израилем и независимым палестинским государством. Соответственно, в июле 1967 г. Эшколь предпринял попытку начать переговоры с главами различных палестинских кланов.

Первые шаги были сделаны через посредство небольшого межминистерского комитета, а затем с участием Моше Сассона, пользовавшегося всеобщим уважением сотрудника Министерства иностранных дел, сефарда, имевшего тесные довоенные контакты в арабском мире. Однако премьер-министру суждено было вскоре разочароваться, осознав, что все эти арабские шейхи, эфенди и прочие официальные лица были абсолютно не готовы к обсуждению будущего своей страны. К тому же они, по всей видимости, хорошо помнили ситуацию в секторе Газа, где лидеры местных арабов в 1957 г. согласились на сотрудничество с израильскими властями, за что потом были жестоко наказаны после возвращения египтян. Жители Западного берега предпочитали дождаться, пока израильское правительство первым объявит, причем самым недвусмысленным образом, о своих намерениях. Однако именно такого рода заявлений правительство Эшколя не собиралось делать с самого начала. Одновременно с этим израильтяне прощупывали возможности заключения договора о взаимопонимании с королем Хусейном. Сначала напрямую, в ходе секретной встречи Эвена и Хусейна в Лондоне, а затем через арабских посредников они известили хашимитского монарха о своей готовности отвести войска со значительной части оккупированных территорий; взамен они требовали сохранения за собой Восточного Иерусалима и узкой полосы вдоль Иордана, причем точные границы этой территории еще подлежали определению.

Такие параллельные переговоры были вовсе не столь нелогичными, как это могло представляться со стороны. Арабы Западного берега никак не могли договариваться о чем-либо с Израилем, не получив на это согласия Хусейна. Вообще-то говоря, мало кто из них имел повод быть ему благодарным за ту дискриминационную политику, которую он проводил в отношении жителей Западного берега. Но все-таки в течение этих девятнадцати лет иорданского правления большинство из них сохраняли, пусть и без особого восторга, лояльность хашимитскому правителю. При всех его недостатках, он выступил союзником Египта в последней войне, хотя это и дорого ему стоило. Разумеется, в идеале арабы Западного берега предпочли бы жить в отдельном и автономном анклаве, но под иорданским флагом, поскольку в большинстве своем они не намеревались полностью отделяться от Хусейна. Именно эта все еще существовавшая лояльность послужила причиной арабского выступления против израильских властей в 1967–1968 гг. Все началось с того, что восемь бывших судей Западного берега, по-прежнему получавших жалованье из Аммана, отказались служить новым властям. Их непримиримость побудила арабских учителей Восточного Иерусалима объявить забастовку; затем последовали выступления арабских студентов, затем — иерусалимских торговцев и так далее. Вне пределов Иерусалима эпизодически имели место случаи насилия: перестрелка с израильскими солдатами, взрывы в жилых кварталах Хадеры, Омеза, Гиват-Хавивы, а потом и в Новом городе Иерусалима. В ответ израильская армия разрушила 800 домов в деревне Ифтлик на Западном берегу, известной базе арабских боевиков. Десятки арабов были арестованы, несколько человек посажены в тюрьму, а остальные депортированы на Восточный берег. К 1969 г. пик беспорядков был позади; оказалось, что политика обструкционизма не в интересах местного арабского населения. Ясно было, что сдержанные и рассудительные действия израильской администрации способствовали невиданному ранее росту благосостояния арабского населения. Впоследствии насилие оставалось уделом пришлых групп федаинов (Гл. XXII. Усиление арабского сопротивления).

К тому времени становилось все яснее, что Каир и Дамаск всячески мешают Хусейну достигнуть договоренности с Израилем. Таким образом, очевидной альтернативой для израильтян оставались, по всей видимости, контакты исключительно с местными лидерами. Однако к 1969 г. Эшколю и его советникам стало не менее очевидно, что речь не может идти об отдельной, автономной палестинской структуре. Во-первых, не существовало “палестинской структуры” как таковой. В годы иорданского правления Западный берег был разделен на отдельные районы. Центром одного района был Хеврон на юге, население которого было настроено настолько фундаменталистски, что там не имелось даже кинотеатра. Второй район, в центре, — Иерусалим, подверженный европейскому влиянию благодаря наличию там консульских учреждений европейских стран и миссионерских организаций. И наконец, Наблус на севере, где проживали радикальные националисты, ревностные сторонники Насера (Гл. IX. Накануне арабского восстания). Мировоззренческие позиции населения этих трех районов были весьма различны; очень мало общего было и между старшим поколением, палестинской аристократией, придерживавшейся умеренных взглядов, и молодыми людьми, вернувшимися после окончания университетов в Египте и других странах, чьи позиции были иными, то есть радикальными. Собственно говоря, так называемый “палестинский вопрос” в столь значительной степени определялся влиянием соседних арабских государств, что израильские попытки установить контакты с “подлинными палестинскими лидерами” с самого начала были обречены на неудачу. В лучшем случае можно было говорить о таких фигурах местного значения, как шейх Джабари, мэр Хеврона, или мэр Наблуса Хамди Канаан, и еще несколько человек более мелкого калибра. Но в то время, как Джабари был сторонником идеи палестинского государства, Канаан был непримиримым противником самой идеи отделения Западного берега от Иордании. В августе 1967 г. восемьдесят два представителя правящих семейств Западного берега подписали открытое воззвание, в котором все попытки создания независимого палестинского государства назывались “абсурдными”.

По прошествии трех лет со времени окончания войны израильское правительство аналогичным образом пришло к выводу, что все соображения относительно независимого палестинского государства являются нереалистичными, а в долгосрочной перспективе могут даже привести к беспорядкам и выступлениям на контролируемых территориях. Такое государство будет нежизнеспособным не только из-за своей политической раздробленности и экономических ограничений, но также и в свете стратегической реальности. Западный берег — это анклав, и поэтому его общение с миром зависит от Иордании или Израиля. Если государство будет создано вопреки воле Хашимитского Королевства, то Хусейн может отреагировать на это, запретив контакты между его гражданами и жителями других арабских государств, что, несомненно, приведет к самым катастрофическим экономическим и социальным последствиям. В такой ситуации у жителей Западного берега не останется другого выхода, кроме как полагаться на Израиль как на основной рынок сбыта и выход к морю — а это приведет их к полной изоляции от арабского мира.

Тем временем израильская политика сводилась к тому, чтобы не настаивать на заключении постоянных политических соглашений, а просто свести к минимуму вмешательство в жизнь населения на территориях, не упуская при этом ни одной возможности для улучшения “естественных” отношений между арабами и евреями. Но вот 20 августа 1971 г. Моше Даян выступил с речью в высшем военном колледже, заявив со всей прямотой, что Израилю следует рассматривать свои обязанности на оккупированных территориях как функции постоянного правительства, то есть “планировать и реализовывать свои планы, не размышляя о дне мира, который может настать совсем не скоро”. Правительству следует проводить политику “свершившихся фактов”, подчеркнул Даян, “а не ограничиваться программами развития для Израиля в старых границах. Если арабы не хотят заключать с нами мир, мы не можем бездействовать. Если они отказываются сотрудничать с нами, то мы будем действовать самостоятельно”. Эти заявления Даяна вызвали немедленную реакцию во всем ближневосточном регионе — и, разумеется, в самом Израиле. Даян со всей очевидностью поднял наконец тему формальной аннексии. Впрочем, на заседании кнесета министр обороны отказался признать, что его следовало понимать именно таким образом. Он при этом подчеркнул, что страна ничего не выигрывает от иллюзорных ожиданий окончательного мира, в то время как необходимо “создавать новую реальность” — а под этим подразумевалось строительство еврейских поселений на контролируемых территориях.

Никто из числа даже самых умеренных израильских лидеров не отрицал важности “свершившихся фактов” — на Голанских высотах, на Западном берегу или в Синае. Вскоре после окончания военных действий Игаль Алон, известный на протяжении длительного времени своими хорошими отношениями с израильскими арабами, стал инициатором плана, согласно которому Израиль должен создать защитный пояс еврейских сельскохозяйственных поселений вдоль Иордана. Реализация этого плана была призвана обеспечить безопасность страны в случае возвращения иорданских (или иракских) войск на Западный берег, избегая при этом израильского присутствия в местах со значительным арабским населением. Этот план встретил понимание правительства и особенно самого Эшколя, а также сменившей его на посту премьер-министра Голды Меир. Реализация “Плана Алона” началась со строительства одиннадцати кибуцев силами бойцов Нахаля вдоль Западного берега Иордана (см. карту). Однако предложения Даяна по сути своей шли еще дальше. И концепция “свершившихся фактов”, предложенная министром обороны, начала реализовываться как бы сама по себе, фактически вне зависимости от конкретной правительственной политики.

Самым ярким примером складывавшейся ситуации стало положение дел в Иерусалиме. Как уже отмечалось, восточная часть города просто-напросто была включена в состав столицы и разрослась, выйдя за пределы своих изначальных границ. Латрун также был включен в состав Израиля, из соображений чисто прагматических, поскольку это сразу сократило время езды из Тель-Авива в Иерусалим на полчаса. Еще один пример — это Хеврон, город, почитаемый и евреями, и мусульманами как предполагаемое место погребения Аврагама, Ицхака и Яакова, а также их жен. Мусульмане отметили место священного погребения, построив мечеть Ибрагима; евреи считают местом погребения склеп патриархов, пещеру Махпела. В начале 1968 г. многие религиозные евреи стали пробираться в пещеру и молиться там. После некоторых колебаний правительство решило не вступать в конфронтацию с ортодоксами; пещера Махпела была официально объявлена местом отправления еврейских религиозных обрядов, и было определено время входа для евреев и для мусульман. Как и можно было предположить, мусульманский мир с негодованием отозвался на такое решение. Однако еще худшей, с точки зрения мусульман, была израильская политика поощрения строительства еврейских поселений вблизи Хеврона, для чего без тени сомнения конфисковались земли по всей округе. Так, еврейское поселение Кирьят-Арба было построено в непосредственной близости от Хеврона. “Это противозаконно, — протестовал мэр Хеврона шейх Джабари, — это противоречит моральным нормам и международным законам”. Такие действия, возможно, и в самом деле были вне “морали” и “закона”, но зато вполне укладывались в нормы поведения победителей в побежденных странах. При отсутствии договоров с соседями Израиль пользовался любыми предлогами и отговорками, чтобы претворять в жизнь то, что Даян назвал “свершившимися фактами”.

Усиление арабского сопротивления

Палестинские арабы нашли свой способ реакции в отношении этих “свершившихся фактов”. Как уже отмечалось, практика проникновения арабских вооруженных групп на территорию Израиля возникла отнюдь не после Шестидневной войны (Гл. XXI). Еще до войны террористические акты в приграничных районах активно осуществлялись группами, принадлежавшими к организации ФАТХ. Теперь, после июньского разгрома арабских вооруженных сил, свои действия возобновили группы боевиков, которые довольно скоро обрели политическое влияние во всем арабском мире. Лидером этого обновленного движения стал Ясир Арафат, лысеющий человек неполных сорока лет, небольшого роста, плотного сложения, с редкой бородкой, постоянно носящий темные очки и куфию[198], которая из средства маскировки превратилась со временем в его “фирменный знак”. Надо признать, у него имелись известные основания для всяческого рода маскировки, поскольку ему было что скрывать. Настоящее и полное имя лидера ФАТХ было Мухаммед Абдель Рауф Арафат аль-Кудва аль-Хусейни, и он сократил его, чтобы замаскировать свое родство с семьей бывшего муфтия Иерусалима Хаджа Амина аль-Хусейни.

Арафат родился в Каире в семье палестинских беженцев. Он начал свою политическую карьеру в 1951 г., будучи студентом Каирского университета им. Фуада I. Ведя отнюдь не аскетический образ жизни, он сосредоточил свои усилия на создании группы активных борцов против Израиля из числа студентов-палестинцев. Впервые он участвовал в террористической операции в 1953 г. в составе группы федаинов, действовавших против английских войск, расположенных в зоне Суэцкого канала. После отъезда (или высылки) из Египта в 1957 г. Арафат и его сподвижники поселились в Кувейте, где они и создали движение ФАТХ. Основные принципы этого движения формулировались следующим образом: независимая палестинская политика, невмешательство во внутренние дела арабских государств и преданность идеологии насилия, разработанной алжирским психиатром Францем Фаионом[199]. В 1963–1966 гг. ФАТХ пользовался практически неограниченной поддержкой сирийских баасистов и сирийской армии, которая обучала и вооружала террористов для проведения антиизраильских рейдов. Именно ФАТХ способствовал росту напряженности на сирийско-израильской границе, что стало первым звеном в цепи событий, приведших к Шестидневной войне.

Разгром регулярных армий арабских стран в июньской войне подорвал веру палестинцев в арабских правителей и в возможность с их помощью добиться своих целей. Аналогичным образом были дискредитированы Ахмед Шукейри, а также возглавляемая им и находящаяся под египетским покровительством Организация освобождения Палестины. Шок от сокрушительного поражения на какое-то время парализовал даже действия ФАТХ. Лишь некоторое время спустя Арафат осознал уникальность возникшей ситуации, связанной с тем, что новые территории с многочисленным арабским населением попали под контроль Израиля. Теперь казалось, что можно использовать классическую модель восстания изнутри. Арафат и его последователи были убеждены, что израильский оккупационный режим на Западном берегу и в секторе Газа, подобно французскому режиму во Вьетнаме и Алжире, в конечном итоге падет в результате внутренней освободительной борьбы. И вот в сентябре 1967 г. ФАТХ осуществил первую из числа многочисленных операций, проводимых в городах Западного берега. Израильский военный патруль был забросан гранатами. Прогремело несколько взрывов на городских площадях, в торговых центрах и на междугородних автобусных станциях — с целью запугать арабов, ездящих работать на еврейские предприятия. Когда в феврале 1968 г. все большее число арабов Западного берега и сектора Газа стало получать разрешение на работу в центре страны, точно так же увеличилось и количество терактов, в том числе в еврейских городах, вскоре достигнув в среднем тридцати в месяц. В самом крупномасштабном теракте в Иерусалиме погибло одиннадцать и было ранено пятьдесят пять человек, исключительно из числа гражданского населения.

Несмотря на всю серьезность этих случаев, к концу 1968 г. Арафат и его окружение осознали, что им не удается достигнуть своей основной цели — разжечь “национально-освободительную” войну на оккупированных арабских территориях. Израильские силы безопасности эффективно противостояли любым попыткам спровоцировать народное вооруженное восстание на Западном берегу. Ответные меры были беспощадными. В октябре-ноябре 1967 г. израильские воинские подразделения в ходе вооруженных столкновений уничтожили значительное число боевиков. На протяжении последних двух недель ноября, как уже было сказано, израильская армия сровняла с землей сотни домов в деревне Ифтлик на Западном берегу, известной базе арабских боевиков. Разрушение домов производилось и в других местах по сходной модели — обычно без следствия, без суда и без выплат компенсации случайно пострадавшим невиновным. В результате действия израильских сил безопасности к концу 1968 г. только на территории Западного берега было захвачено 1400 членов ФАТХ. После того как основная часть сторонников ФАТХ на Западном берегу была уничтожена или посажена в тюрьму, Арафату ничего не оставалось, как скрыться у единомышленников в Наблусе, а оттуда бежать в Иорданию.

Изначальная эффективность израильских антитеррористических действий объяснялась частично тем, что боевикам не хватало уверенности в себе и твердости духа. Будучи захваченными на месте преступления, они немедленно сдавались — зная, что израильтяне не казнят пленных. Затем они без промедления начинали сотрудничать со следствием, выдавая своих соратников и единомышленников — после чего, в ходе последующих облав, членов ФАТХ на Западном берегу брали целыми группами. Но главной причиной неуспехов ФАТХ было нежелание жителей Западного берега иметь с ними дело, причем вне зависимости от формы сотрудничества. Жители, конечно, опасались при этом израильских мер наказания, но, помимо этого, срабатывало инстинктивное чувство осторожности: уж если армии всех арабских стран потерпели поражение, то куда там боевикам…

И к тому же требования ФАТХ относительно поддержки и пособничества шли вразрез с установками глав местных родовых кланов. Арабские мэры и старейшины не хотели иметь ничего общего с террористами, и израильтяне хорошо это понимали. Политика компромиссов по отношению к местным мэрам и деревенским мухтарам давала израильским оккупационным властям возможность отслеживать намечающиеся беспорядки и пресекать их в зародыше.

После того как к середине 1968 г. сеть боевиков ФАТХ на Западном берегу была, по сути дела, ликвидирована, эта организация оказалась отброшенной к уровню середины 1960-х гг. Террористы были вынуждены ограничить свои действия краткими вылазками с другого берега Иордана и налетами на еврейские поселения в долине Бейт-Шеана и в Иорданской долине к югу от озера Кинерет, где местность холмистая, а растительность полутропическая. Но хотя кибуцникам и горожанам приходилось довольно часто спускаться в убежища, действия ФАТХ не привели к уменьшению численности населения в этом регионе. С другой же стороны, тысячи жителей арабских деревень, расположенных по ту сторону Иордана, после ответных обстрелов израильской артиллерии бежали из своих домов, в лагеря беженцев на Восточном берегу. Пришлось также передислоцировать в глубь иорданской территории базы ФАТХ, поскольку израильская пограничная жандармерия смогла взять под более строгий контроль Иорданскую долину — путем патрулирования, устройства засад и установки заграждений под током. На даже переместив свои базы подальше от границы, боевики ФАТХ по-прежнему оставались в пределах досягаемости ударов израильской авиации. В ходе авианалета на главную штаб-квартиру ФАТХ в Ас-Салте в июне 1968 г. было уничтожено семьдесят боевиков и причинен значительный материальный ущерб. После этого налета федаины вынуждены были искать убежища в небольших, хорошо укрытых пещерах, разбросанных по значительной территории, и порой даже в лесах. Лишенные таким образом удобных подходов к приграничной полосе, они стали нести в ходе своих редких вылазок еще более серьезные потери.

Существовал, однако, один район, в котором боевики на первых порах добились ограниченных успехов. Это был сектор Газа, где находилось 220 тыс. беженцев и где накал злобы по отношению к Израилю не имел, по-видимому, себе равных в мире. Лишенные возможности работать, не имеющие достойных заработков вот уже в течение девятнадцати лет, беженцы сектора Газа были более кого бы то ни было восприимчивы к пропаганде ФАТХ. Боевикам для их целей в лагерях беженцев в Газе подходило все, начиная с самой планировки этих лагерей. Тысячи лачуг в восьми лагерях теснились вдоль узких проходов, что очень затрудняло доступ боевых машин израильской армии, а федаинам обеспечивало удобные укрытия. При этом нельзя не отметить, что боевики осуществляли значительное число нападений на тех арабов (а также членов их семей), которые осмеливались искать работу в Израиле. Так, на протяжении первого года после окончания Шестидневной войны более тысячи арабов — мужчин, женщин и детей — были ранены боевиками, а 219 человек убиты. Арафат любил повторять: “Израильтяне могут управлять Газой при свете дня. Но ночью там правлю я”. Его правление продолжалось без малого четыре года. В начале 1971 г. вопросы безопасности были переданы в руки генерала Ариэля Шарона. Этот неординарный десантник привык решать проблемы с присущей ему прямотой: он ввел в лагеря бригады военных строителей, и бульдозеры проложили дороги через самые густонаселенные лагеря беженцев. После этого дороги стали патрулировать бронетранспортеры и джипы, и число вылазок резко сократилось.

Начиная с 1968 г. ФАТХ и другие группировки террористов выбрали себе в качестве укрытия Иорданию — как деревни, так и лагеря беженцев, расположенные там. Для Хусейна они представляли угрозу значительно большую, чем для израильтян. Федаины немедленно установили свой порядок; они не подчинялись иорданским законам и объявили о своем праве на экстерриториальность. К 1969 г. они уже нагло раскатывали по всей стране, облаченные в свою униформу, со своими знаками различия, со своими номерными знаками на машинах. Они собирали введенные ими налоги не только с беженцев, но и с иорданцев и агитировали последних служить в своих рядах, а не в иорданской армии. Поначалу Хусейн опасался начинать ответные действия и только пытался оценить ситуацию. После ряда стычек и перестрелок иорданское правительство предпочло подписать с боевиками “соглашение” по разграничению сфер влияния, ставшее первым документом такого рода в серии многих других, условия которых неизменно нарушались. С каждым днем федаины захватывали все больше власти. Некоторые из них, из числа самых радикально настроенных, и в первую очередь Джордж Хабаш[200] и члены его Народного фронта освобождения Палестины” (Гл. XXII. Изменение тактики арабских боевиков), открыто высказывали свои сомнения относительно целесообразности существования Хашимитской династии. По мере роста напряженности в стране Хусейн запретил ношение оружия в пределах Аммана. Боевики в ответ расширили спектр своих требований, настаивая на устранении из иорданского правительства нескольких министров, негативно настроенных по отношению к ним. В июне, после ареста нескольких членов Народного фронта освобождения Палестины, обезумевшие от ярости толпы боевиков захватили несколько гостиниц в центре Аммана, взяли их постояльцев в качестве заложников, похитили и убили американского военного атташе, изнасиловали нескольких американок и нанесли ранения французскому дипломату. И снова Хусейн склонил голову и даже принял ультиматум боевиков относительно предоставления им права вето при назначении членов кабинета министров.

Затем, в августе 1970 г., правительства Египта и Израиля согласились принять американскую мирную инициативу. Было обговорено прекращение огня в зоне Суэцкого канала, и возобновила свою работу миссия Ярринга (Гл. XXII. Советский Союз наращивает свое присутствие). Немедленно начались трения между правительством Египта и боевиками по вопросу политического урегулирования, и взбешенный Насер распорядился закрыть радиостанцию ФАТХ в Каире. Лучшего момента для перехода в наступление Хусейну могло и не представиться. В начале сентября была предпринята попытка покушения на жизнь короля, а 6 сентября боевики Народного фронта освобождения Палестины захватили четыре лайнера западных авиакомпаний; тогда Хусейн направил иорданскую армию в центры боевиков, расположенные в лагерях беженцев. На протяжении последующих десяти дней гражданской войны — иначе это нельзя и назвать — почти 2 тыс. федаинов были уничтожены; при этом пострадали также несколько тысяч не причастных к террору палестинских беженцев. Эти события, известные под названием “Черный сентябрь”, едва не привели к международному кризису. На территории Иордании, еще со времени Шестидневной войны, была дислоцирована иракская бронетанковая дивизия, и багдадские правители выступили с угрозой направить ее на Амман. Сирийцы, при поощрении Советского Союза, также собрались направить танки к границе с Иорданией. Но Хусейн разрушил планы своих врагов, и его вооруженные силы одержали верх над противником. При этом, однако, на случай, если бы хашимитский монарх не смог одержать победу, США и Израиль достигли негласного соглашения относительно совместных скоординированных действий: израильские танки и авиация должны были нанести удар по сирийским силам, и Шестой флот США должен был не допустить возможных советских действий в зоне Суэцкого канала. Но реализовывать этот негласный договор не пришлось. События развивались таким образом, что концентрация израильских войск у иорданской границы, подкрепленная направленным американцами предупреждением Советскому Союзу, способствовала отводу сирийских войск от границы и остановила намечавшееся продвижение иракских танков (Гл. XXIV. Схватка покровителей).

После того как к концу сентября 1970 г. рассеялась сирийская военная угроза, Хусейн сконцентрировал свои ударные силы и приступил к уничтожению остававшихся в стране федаинов. Иорданская армия, усиленная благодаря 30 млн долларов американской военной помощи, начала в зимние месяцы 1970–1971 гг. наступательные действия, оттесняя боевиков на северо-запад, в холмистую часть страны. Наконец, в июле 1971 г., иорданские войска начали решительное наступление, подвергая укрепления федаинов артиллерийскому обстрелу и направив против оставшихся в живых танковые и пехотные соединения. Были уничтожены сотни террористов, а тысячи взяты в плен. Деморализованные, разгромленные отряды ООП уже не могли ни всерьез угрожать королевскому режиму, ни осуществлять вылазки с территории Иордании в Израиль. После всех этих событий они переместили свои базы на территорию Ливана и Сирии.

Экономические итоги израильской оккупации

Одним из факторов, подрывавших усилия Арафата на оккупированных территориях, было отсутствие у местного населения желания сотрудничать с его боевиками. И объяснялось это нежелание в немалой степени тем, что арабы достигли под властью Израиля значительного материального благосостояния. Это было особенно заметно в секторе Газа. Среди всех беженцев 1948 года палестинцы Газы были самыми нищими и озлобленными. Поначалу израильская оккупационная власть, установленная после Шестидневной войны, казалось, могла лишь усугубить их положение. Местный контрабандный рынок был ликвидирован. Население лишилось также услуг египетских учителей, врачей, администраторов. И неудивительно, что в первые годы израильской оккупации беженцы Газы, бравшие деньги ФАТХ за то, чтобы бросить гранату в израильский патруль или в арабских “коллаборационистов”, полагали, что терять им, в сущности, нечего.

Однако в 1968 г. несколько тысяч этих палестинцев получили работу в Израиле, и для них была организована подвозка на рабочие места. В конечном итоге к осени 1973 г. уже 25 тыс. палестинцев ездили из Газы на еврейские предприятия. Их заработки в немалой степени способствовали оживлению экономики Газы. Кроме того, 27 тыс. арабов получили работу непосредственно в секторе, занимаясь рыболовством и консервированием рыбы, причем материальная база была создана либо израильтянами, либо при частичном использовании израильского капитала. И наконец, несколько сот мелких предприятий Газы получили субподряды от израильских организаций. В результате к 1973 г. уровень занятости в совсем еще недавно разоренной Газе возрос во много раз. В 1969 г. Израиль учредил доверительный фонд экономического развития и трудоустройства беженцев, который распределял миллионы лир для улучшения условий жизни в лагерях беженцев — была сооружена новая канализационная система, установлено уличное освещение, а затем стали выдаваться кредиты для жилищного строительства. К концу 1973 г. в новые или переоборудованные дома въехало 36 тыс. беженцев. Надо заметить, что палестинцы не без колебаний соглашались участвовать во всех этих мероприятиях, но их нерешительность исчезла, как только их заверили, что они не лишатся ни своего статуса беженцев, ни продовольственной помощи, предоставляемой БАПОР (Ближневосточным агентством ООН для помощи палестинским беженцам и организации работ). Медленно, но систематично израильтяне приступили к расселению лагерей. Их действия напоминали те, что были отработаны в 1950-1960-х гг. применительно к еврейским репатриантам. Беженцам предлагалось новое жилье в тех местах (и в секторе Газа, и на Западном берегу), где строились новые предприятия. К 1973 г. началось постепенное переселение на Западный берег; для начала было переселено 12 тыс. палестинских семейств.

Ни одно из этих достижений в Газе не было бы возможным, не добейся израильская военная администрация к тому времени весьма заметных успехов в решении экономических проблем Западного берега. Канцелярия губернатора предпринимала значительные усилия для того, чтобы продемонстрировать материальные преимущества политики сотрудничества. Производители сельскохозяйственной продукции Западного берега получили доступ не только к рынкам Восточного берега, но и к израильским рынкам, включая даже систему израильского сельскохозяйственного экспорта. Им были предоставлены дешевые кредиты, а для некоторых отраслей сельского хозяйства также и субсидии; была оказана необходимая консультативная помощь. В дальнейшем были организованы ознакомительные поездки в еврейские деревни, созданы исследовательские центры на Западном берегу и образцово-показательные участки в большинстве деревень; приглашались также израильские лекторы и инструкторы. Арабское сельское хозяйство было реструктурировано фундаментальным образом, с привлечением израильских экспертов. Производителям было предложено выращивать меньше дешевых культур, например дынь, и увеличить площади под культуры, требующие больших трудовых затрат, — такие, как лен, табак и сезам. Результаты этой политики сказались очень скоро: к январю 1972 г. годичная стоимость сельскохозяйственной продукции Западного берега удвоилась по сравнению с 1968 г., составив 280 млн израильских лир.

Аналогичные темпы роста наблюдались в промышленности и торговле. На протяжении девятнадцати лет иорданского правления палестинским ремесленникам и предпринимателям было запрещено выходить за пределы надомного производства — Хусейн хотел, чтобы все значительные предприятия оставались на Восточном берегу. В таких условиях возможность обеспечения занятости была незначительной, что подталкивало население к эмиграции на Восточный берег и в другие арабские страны. Израильские власти пересмотрели эту политику, поощряя развитие местной промышленности. Предприятия и туристический бизнес получили ссуды и техническую помощь. Израильские фирмы выдавали субподряды палестинским мастерским по производству текстильных изделий, мебели, шин, обуви. Военная администрация поощряла выдачу кредитов арабским субподрядчикам, санкционируя расширение производства и увеличение численности рабочей силы. В результате такой политики в 1969 г. было открыто около 20 новых мастерских и расширено 24 производства. В 1973 г. там уже имелось в общей сложности более 200 предприятий, причем 36 предприятий принадлежало израильтянам. Число арабов Западного берега, занятых в промышленных мастерских и ремесленных цехах, увеличилось с 1,5 тыс. до 8 тыс., а в секторе Газа с 800 до 6 тыс.

Действительно, после Шестидневной войны проблема избытка арабской рабочей силы была решена не только благодаря небывалому росту числа рабочих мест на территориях, но и за счет того, что в Израиле наметилась нехватка рабочей силы. В сентябре 1967 г. Министерство труда Израиля открыло свои первые бюро по трудоустройству на Западном берегу и в Газе. Семь лет спустя число арабов Западного берега и Газы, работающих в Израиле, составляло 65 тыс. человек согласно официальным данным; в действительности же это число приближалось к 130–140 тыс. Арабы, приезжавшие на работу из Газы и с Западного берега, занимались неквалифицированным или непрестижным (для евреев) трудом — мытьем витрин, уборкой улиц, сбором мусора. В Иерусалиме строительный бум (в еврейском секторе) требовал постоянного привлечения арабской рабочей силы. Аналогичным образом арабы выполняли основную долю тяжелой работы в израильском сельском хозяйстве. В большинстве своем они не были оформлены официально, и их заработки были ниже установленных норм. С годами, однако, они начали требовать повышения оплаты своего труда, и работодатели шли им навстречу. Кроме того, в середине 1971 г. было принято решение на правительственном уровне, уравнивающее права арабов, работающих в Израиле, с правами их еврейских коллег при получении социальных пособий. Эти дополнительные выплаты включали пособия по болезни, оплату выходных и праздничных дней, отчисления в пенсионные фонды и бесплатную медицинскую помощь при несчастных случаях на производстве.

Новые возможности трудоустройства значительно снизили уровень безработицы на Западном берегу и увеличили доходы на душу населения только за период 1967–1973 гг. на 80 %. ВНП увеличивался на 15 % в год. Десятки тысяч семейств Западного берега получили наконец возможность приобрести телевизоры и холодильники. С учетом этого беспрецедентного роста изобилия, а также принимая во внимание сравнительную мягкость оккупационного режима, вовсе не удивительно, что подавляющему большинству арабского населения на контролируемых территориях в голову не приходила мысль о насильственных или подрывных действиях.

Война на истощение

Египетское правительство могло не беспокоиться по поводу подобного рода забот Израиля о благосостоянии населения на оккупированных территориях. Если не считать бедуинских племен, рассеянных по пустыне, то никто из египетских граждан не оказался под израильским правлением. Таким образом, когда на Хартумской конференции в августе-сентябре 1967 г. Насер призвал собравшихся глав арабских государств не поощрять идею переговоров с Израилем, он превосходно понимал, что ему не грозит неминуемая опасность израильских репрессий против находящихся в заложниках египетских граждан. Более того, для него существовала настоятельная необходимость спасать свою репутацию на поле боя. После поражения в Шестидневной войне по стране уже прошла волна беспорядков, а в октябре 1968 г. начались более активные действия, возглавляемые студенческими лидерами, “Мусульманскими братьями” и представителями экстремистских левых группировок. Для Насера было очевидно, что укрепить свое положение в стране возможно только путем новой войны.

Собственно говоря, положение Насера уже отчасти укрепил Советский Союз, для которого впечатляющая победа Израиля в Шестидневной войне стала вызовом, брошенным его господству на Ближнем Востоке. Кремль отнюдь не намеревался отказываться от своего престижа и влияния в этом регионе, завоеванного с такими усилиями и затратами. Кроме того, было известно, что определенные круги в Восточной Европе расценивают июньские события как доказательство того, что Москве можно продемонстрировать открытое неповиновение, причем безо всякого вреда для себя. Поэтому Советский Союз, сразу же после вступления в силу соглашения о прекращении огня, начал новые крупномасштабные поставки вооружений на Ближний Восток. В течение двух недель более двухсот истребителей “Миг”, упакованных в контейнеры, были переброшены по воздуху в Египет и Сирию, а затем, в течение всего остатка лета и на протяжении осени, два-три судна еженедельно вставали под разгрузку в порту Александрии, доставляя новые вооружения. Через пятнадцать месяцев после окончания войны число египетских танков возросло с 250 до 470 боевых машин, а ВВС получили 400 новых самолетов. Наряду с поставкой вооружений, соответствующим образом возросло и советское присутствие в регионе. К 1969 г. египетские вооруженные силы располагали 3 тыс. советских военных советников и технических специалистов, и еще тысяча советников была направлена в Сирию. Через год эти цифры увеличились вчетверо (Гл. XXII. Советский Союз наращивает свое присутствие). Уже в 1968 г. советские бомбардировщики “ТУ-16” наземного базирования, с опознавательными знаками египетских ВВС и с полностью советскими экипажами, вели разведку для нужд многочисленных советских военных судов, прибывших к берегам Египта и Сирии.

Несмотря на то что египетские вооруженные силы пополнились внушительным количеством новых советских вооружений и военных советников, а в регионе имелось значительное присутствие советских военных судов и авиации, с первого взгляда представлялось маловероятным, что египтяне в состоянии начать крупномасштабные военные действия против Израиля. До июня 1967 г. полетное время от аэродрома на севере Синайского полуострова до Тель-Авива составляло восемь минут. После даты прекращения огня полетное время даже с самых передовых египетских аэродромов увеличилось до двадцати минут. Что же касается Израиля, то его самолеты теперь, после войны, имели возможность долететь до египетской территории, потратив значительно меньше времени и при этом неся существенно более мощные средства поражения. Возможность египетского наземного наступления была еще менее реальной, чем воздушная атака. Суэцкий канал представляет собой ряд озер, соединенных сооруженными в дюнах водными проходами, и нигде на протяжении своих 110 миль не имеет мест, удобных для форсирования крупными силами. Помимо всего прочего, сам Синайский полуостров являлся достаточно труднопроходимой преградой — с его горными хребтами и незначительным количеством дорог; кроме того, вдоль средиземноморского берега полуострова шли сплошные солончаки. Не существовало также местностей по берегам Суэцкого и Акабского заливов, пригодных для широкомасштабного использования амфибийных десантно-высадочных средств.

В зоне Суэцкого канала продолжались боевые столкновения. Начальная фаза, со времени окончания войны и до апреля 1969 г., характеризовалась спорадическими перестрелками, интенсивность и частота которых увеличивались по мере того, как египтяне начали оправляться после разгрома. На каждую египетскую попытку “прощупать” оборону противника, открывая огонь с западного берега канала, израильтяне отвечали мощным контрударом. Одна из артиллерийских дуэлей с использованием тяжелой артиллерии привела к эвакуации десятков тысяч мирных жителей из городов Суэц и Исмаилия. Израильский эсминец “Эйлат” был потоплен 21 октября египетской ракетой вблизи Синайского полуострова, а через три дня израильтяне ответили артиллерийским обстрелом основных нефтяных сооружений в египетском портовом городе Суэц, уничтожив 80 % продукции. Египетские рейды пехотных подразделений через канал вызывали удары израильских аэромобильных подразделений в глубине территории противника.

Однако, если ответные израильские действия и наносили значительный ущерб египетской экономике, все равно они не удерживали египтян от проведения новых артиллерийских обстрелов и вылазок. Действительно, Суэцкий канал был для Израиля превосходным оборонительным заграждением, но аналогичную функцию он выполнял и для Египта, не позволяя Израилю осуществить сокрушительную наступательную операцию, аналогичную тем, что проводились в июне 1967 года. Таким образом, к осени 1968 г. было достигнуто состояние оперативной паузы, когда обе стороны, закрепившись на местности, ожидали развития событий. Как оказалось, октябрь 1968 г. стал поворотным моментом в развитии боевых действий в зоне канала. В одну из суббот, после полудня, египтяне в ходе массированного артобстрела убили 15 израильских военнослужащих, продемонстрировав, что на западном берегу канала они создали превосходство в живой силе и технике. После этого обстрела и до конца лета 1969 г. интенсивность действий египетской артиллерии постоянно увеличивалась. Возобновившиеся боевые действия перешли в “войну на истощение”. Каир объявил 23 апреля 1969 г., что он теперь рассматривает соглашение о прекращении огня как не имеющее силы ввиду “нежелания Израиля выполнять Резолюцию Совета Безопасности № 242 от ноября 1967 г.”. Через неделю Насер заявил, что Египет считает себя вправе атаковать израильские гражданские цели. Он стремился, несомненно, не допустить превращения Суэцкого канала в границу де-факто; а для этой цели требовалось нанести Израилю такой значительный урон, который вынудил бы его либо вернуться в Синай, либо согласиться на политическое урегулирование на условиях арабской стороны. Эта цель представлялась вполне достижимой, ввиду наличия у Египта огневого превосходства, притом что Израиль располагал лишь ограниченными людскими и экономическими ресурсами, не имея, таким образом, возможности вести наступательные операции в центральной части Египта.

Рассуждения Насера были по-своему логичными. Рассчитывая на подвижной резерв для отражения вылазок противника, израильский Генштаб первоначально развернул только две дивизии, каждая численностью в 10 тыс. человек, для удержания восточного берега Суэцкого канала. Кроме того, у израильских частей не имелось эффективной защиты от массированных артобстрелов. Артиллерийский обстрел в октябре 1968 г., принесший большие потери, явным образом потребовал новых подходов. Израильтяне приступили к сооружению бетонных и железобетонных бункеров и укрепленных позиций, получивших впоследствии название “линия Бар-Лева”, по имени тогдашнего начальника Генерального штаба Хаима Бар-Лева. После завершения фортификационных работ в марте 1969 г. израильский Генштаб мог рассчитывать на успешные действия в этой Войне на истощение (Гл. XXIV). Египтяне подвергли израильскую линию обороны проверке, нанося фронтальные удары с форсированием канала, сопровождаемые длительными и массированными обстрелами линии Бар-Лева. Хотя египетские попытки форсировать канал неизменно встречали адекватный ответ, но сама мощь египетской живой силы и артиллерии начала оказывать свое воздействие. В июле 1969 г. потери израильтян составили 70 человек, а снабжение переднего края становилось все более опасным. Московские советники Насера, в свою очередь, стали надеяться, что им удалось принудить Израиль вести войну по их правилам. Но их оптимизм снова оказался преждевременным. Для того чтобы переломить ход войны, в конце июля 1969 г. израильтяне начали непрерывные бомбардировки египетских артиллерийских позиций на западном берегу канала. На протяжении последующих трех месяцев израильские ВВС систематически бомбили позиции египтян вдоль Суэцкого канала, пока практически полностью не подавили их, после чего израильские потери значительно сократились.

Решительная демонстрация израильского военного превосходства сопровождалась ужесточением дипломатической позиции Израиля. Правительство неоднократно повторяло, что не намерено возвращаться к линии перемирия до 1967 г. и что вопросы Иерусалима и Голанских высот не могут быть предметом переговоров. Впрочем, несмотря на все эти заявления, сопровождающиеся к тому же постепенным присоединением Иорданской долины, израильские лидеры подчеркивали свое намерение проявить, по словам Абы Эвена, “невероятную щедрость” в ходе прямых переговоров с лидерами арабского мира. В частности, было сделано соответствующее предложение непосредственно королю Хусейну осенью 1970 г., сразу после победы иорданской армии над палестинскими боевиками и сирийской танковой группировкой. В октябре этого же года состоялась тайная встреча в Иорданской долине между иорданским королем и Игалем Алоном, заместителем премьер-министра Израиля. Участники встречи обменялись комплиментами: Алон похвалил короля за его мужество и поздравил с победой, а король поблагодарил израильтян за действия по концентрации сил в приграничном районе, что послужило средством устрашения для сирийцев. Затем Алон предложил хашимитскому монарху рассмотреть возможность заключения сепаратного договора с Израилем, который предусматривал бы создание на Западном берегу цепочки укрепленных поселений вдоль берега Иордана. Взамен на это ограниченное израильское военное присутствие Хусейну был предложен коридор к Газе и Средиземному морю. Со своей стороны, хашимитский монарх повторил свое прежнее заявление, сделанное им в ходе беседы с Эвеном в 1967 г., что он никогда не откажется от арабской земли. И тем не менее в его высказываниях прозвучала некоторая надежда на проведение дальнейших переговоров. Встреча прошла в сердечной обстановке, хотя и не дала особых результатов. Впрочем, нельзя сказать, что надежды были вовсе необоснованными. Выступая ранее, в апреле этого года, перед членами Национального пресс-клуба в Вашингтоне, Хусейн обрисовал план, основанный на готовности арабских стран признать Израиль и даже обеспечить ему право судоходства по Суэцкому каналу. Взамен Израиль должен будет отступить со всех территорий, включая и арабский Иерусалим, оккупированных в ходе Шестидневной войны. Несмотря на прозвучавший отказ от территориальных уступок, предложение Хусейна по духу своему находилось на расстоянии нескольких световых лет от агрессивной атмосферы Хартумской конференции.

Однако Насер отнюдь не разделял настроений и намерений Хусейна. В Каире немедленно подвергли план короля самой резкой критике: не могло и речи идти о каких-либо переговорах с Израилем, пока тот не освободит всю египетскую землю. С учетом ситуации в целом, включая и то обстоятельство, что ВВС Израиля имели полное превосходство в воздушном пространстве над Суэцким каналом, правительство Эшколя прямо заявило, что не намерено рассматривать саму идею каких-либо промежуточных соглашений или поэтапного отвода войск с арабских территорий прежде, чем будет подписан окончательный мирный договор. Эти позиции сторон также были высказаны и в ходе бесед с ооновским посредником Гуннаром Яррингом во время его визитов в ближневосточные столицы в 1968 и 1969 годах. Непримиримость позиций как Каира, так и Иерусалима давала мало надежд на плодотворное продолжение посреднической миссии.

Определенную уверенность израильтянам придавала не только их военная сила, но и отсутствие того международного давления, которое они в столь значительной степени испытывали в 1956 г., во время Синайской кампании. Позиция Москвы оставалась, разумеется, неизменно враждебной. Но, с другой стороны, большинство западных стран осознавало, что Израиль вряд ли возможно и далее принуждать к одностороннему отходу с оккупированных территорий. Даже новое британское правительство консерваторов, традиционно склонное к умиротворению арабских нефтяных режимов, не только сохраняло дипломатические и торговые отношения с Израилем, но и продолжало продавать ему танки и другие виды вооружений. Единственной западноевропейской страной, с которой у Израиля ухудшились отношения, стала Франция — в прошлом близкий союзник. Намереваясь восстановить французское влияние в арабском мире, де Голль ужесточил запреты на продажу Израилю военной техники, причем запрет был распространен и на поставку пятидесяти истребителей “Мираж-у”, за которые Израиль уже расплатился еще до начала войны. С января 1969 г. была прекращена даже поставка запчастей к ранее закупленному оборудованию. Отношения между странами не улучшились и после того, когда весной 1969 г. де Голль ушел в отставку. Его преемник Жорж Помпиду[201] пошел еще далее по пути укрепления добрых отношений с арабскими странами, продав сто “Миражей-у” Ливии, хотя не было никакого сомнения в том, что эти самолеты будут переданы Египту.

Впрочем, негативные последствия потери Франции как союзника компенсировались — хотя бы отчасти — укреплением связей с Соединенными Штатами. По окончании Шестидневной войны правительство Джонсона решительно поддержало настоятельное требование Израиля относительно прямых переговоров между всеми участниками конфликта и заключения формального мирного договора, в рамках которого еврейскому государству были бы гарантированы безопасные и легко обороняемые границы. В 1967 г. новая администрация Никсона[202] подтвердила принципы этой политики. Но хотя Вашингтон и продолжал поддерживать жизненно важные требования Израиля, связанные с обеспечением его безопасности, а также предоставлять Израилю значительную экономическую и военную помощь, случались, тем не менее, периоды тактического расхождения во взглядах между двумя странами. По прошествии зимы 1969 г. отношения между Египтом и Израилем по-прежнему оставались напряженными, а вспышки военных действий в зоне Суэцкого канала становились все более угрожающими; и в это время Вашингтон и Москва пришли к согласию относительно плана конференции “Большой четверки” по Ближнему Востоку. Несмотря на заверения Госдепартамента относительно того, что переговоры имели своей целью лишь привести “к выработке основополагающей структуры, в рамках которой заинтересованные стороны смогут приступить к диалогу”, израильтяне опасались, что американцы меняют свою позицию и готовы поддержать решение ближневосточной проблемы, навязываемое Великими державами.

Нимало не ободрил израильтян и предварительный вариант решения, представленный “Большой четверке” Госсекретарем США Уильямом Роджерсом. В рамках этого плана Роджерса Израиль должен был уйти со всех контролируемых территорий в обмен на заверения арабских стран о подписании мирного договора с Израилем, обязательного для договаривающихся сторон; Израилю была обещана свобода прохода судов через международные водные пути; палестинские беженцы должны были получить возможность выбирать между возвращением и компенсацией; Иордании и Израилю предстояло рассмотреть возможности заключения прямого договора относительно статуса Иерусалима, тогда как вопросы Шарм-аш-Шейха и Газы должны были быть оставлены для последующих переговоров между Египтом и Израилем. Все эти положения, по предложению США, должны быть выработаны в ходе переговоров, основанных на так называемой “формуле Родоса”. Использование этой “формулы”, первоначально предложенной д-ром Яррингом, имело, по сути дела, своей целью отвлечь внимание от основного вопроса: должны ли арабские государства и Израиль вести прямые, лицом к лицу, переговоры. Израильтяне немедленно высказали свою сильную обеспокоенность отходом Вашингтона от sine qua non[203], то есть от проблемы прямых переговоров — поскольку для Израиля это являлось пробным камнем, помогающим определить, насколько их арабские партнеры искренни и заслуживают доверия. Таким образом, в Иерусалиме вздохнули с облегчением, когда Насер в декабре 1969 г. отверг план Роджерса, назвав американские предложения “односторонними и произраильскими”. Как только египтяне высказали свою точку зрения, Советский Союз, в свою очередь, немедленно отказался поддержать этот план. В дальнейшем Госдепартамент отказался от идеи навязать Израилю решение ближневосточной проблемы.

Советский Союз наращивает свое присутствие

Одним из факторов, охладивших решимость Вашингтона разработать план действий Великих держав, стала новая, жесткая и агрессивная, позиция СССР относительно Войны на истощение. 22 января 1970 г. Насер неожиданно прилетел в Москву, чтобы проинформировать советское руководство о том, что израильтяне, для улучшения своего положения на “линии Бар-Лева”, приступили к регулярным бомбардировкам позиций египетской артиллерии на западном берегу Суэцкого канала, а также целей в долине Нила. Действия израильской авиации, заявил он, вынудили Египет эвакуировать около полумиллиона египетских гражданских лиц из зоны канала, а проникновение израильских самолетов в центральные районы страны не только является опасным с военной точки зрения, но и унизительным с точки зрения политической. Насер вынужден был признать, что треть египетских истребителей уже сбиты в ходе воздушных боев, и моральный дух египетских вооруженных сил в полном упадке. Египетский президент попросил предоставить его стране самолеты дальнего действия и советские экипажи для нанесения ответных ударов по израильским городам.

Не желая вступать в открытую конфронтацию с США, советские руководители отклонили эту просьбу. Вместе с тем они согласились принять более активное участие в защите египетских военных и гражданских объектов, и к середине февраля объем воздушных перевозок из СССР в Египет возрос в четыре раза. В течение полугода число советских “инструкторов” и “военных советников” в Египте составило, по разным оценкам, от 10 до 14 тыс. человек, а в египетских водах находилось 60 советских военных судов — что было сопоставимо с Шестым флотом США как по тоннажу, так и по огневой мощи. Советские летчики совершали разведывательные полеты с египетских аэродромов, истребители-перехватчики с советскими экипажами несли боевое дежурство на египетских авиабазах, и зенитно-ракетные комплексы обслуживались советскими боевыми расчетами. Столь значительное увеличение боевой техники и личного состава означало беспрецедентное и угрожающее советское присутствие на Ближнем Востоке.

Самой значимой для Израиля стала разведывательная информация относительно того, что противовоздушная оборона в районе долины Нила теперь будет осуществляться советскими летчиками. Соответственно, в апреле 1970 г. израильская авиация прекратила свои рейды в глубокий тыл противника. Египтяне, в свою очередь, приступили к передислокации новых зенитно-ракетных комплексов и артиллерийских батарей ближе к каналу. После этого израильские авиационные удары довольно скоро приблизились по масштабам к американским воздушным налетам в Индокитае, с аналогичными разрушительными последствиями; это, однако, не сказалось на темпах египетского продвижения. Более того, после каждого израильского воздушного налета советские военные расширяли масштабы своих защитных действий, и вот к концу июня 1970 г. советские пилоты уже осуществляли боевое воздушное патрулирование в районах северной и южной оконечностей Суэцкого канала и на расстоянии всего 50 миль от центральной зоны канала. Египетско-советская оборонительная система, благодаря использованию новейших модификаций зенитных управляемых ракет, стала едва ли ни самой плотной в мире (по степени плотности приближаясь к системе ПВО Москвы). Израильское командование 30 июня распознало эти новые ракеты, но прежде уже были сбиты два израильских “Фантома”. В начале июля над западным берегом Суэцкого канала было сбито еще пять “Фантомов”. При такой тактике залповых пусков ракет с короткими интервалами, да к тому же в условиях их практически неистощимого запаса, Израиль оказался перед лицом самого серьезного военного кризиса со времени кануна Шестидневной войны. Советские военные, судя по всему, действовали так, как если бы речь шла о престиже Советского Союза, и действия в районе западного берега Суэцкого канала буквально за ночь превратились в прямую конфронтацию СССР и Израиля. Премьер-министр Израиля Голда Меир заявила 7 июля: “Сегодня — именно сегодня, в этот день — Израиль ведет борьбу в ситуации, самой критической за все время существования нашей страны”. К концу июля (со времени окончания военных действий 1967 г.) потери израильтян составили более 3 тыс. человек. Если бы советские самолеты начали действовать непосредственно в зоне Суэцкого канала, эти потери могли катастрофически увеличиться.

Впрочем, не следовало забывать и о другой стороне медали. Потери египтян были несравненно более значительными. Только с апреля 1970 г. они потеряли более 10 тыс. человек в результате действий израильской авиации и артиллерии. Да и Советский Союз не питал иллюзий относительно возможностей египетских военных. Все то оружие, которое получал их союзник, само по себе вряд ли могло обеспечить египтянам успешное форсирование Суэцкого канала или гарантировать египетским ВВС военное превосходство в воздушном пространстве над каналом. Первое столкновение советских и израильских самолетов произошло 25 июля, когда два израильских легких бомбардировщика, сбрасывавших бомбы на египетские позиции, подверглись атаке советских “Мигов”. Тогда израильтяне уклонились от боя. Но через несколько дней, 30 июля, израильские летчики ввели советских пилотов в заблуждение, предприняв ложную атаку на цели в долине Нила, а затем неожиданно атаковав поднятые по тревоге “Миги” над Суэцким заливом. Четыре советских самолета были сбиты, остальные ушли, не приняв боя. Таким образом израильтяне дали понять, что они не считают советских военных непобедимыми и что Иерусалим готов устроить для Москвы “Вьетнам”, если та намерена пойти на такой риск.

В намерения Советского Союза, судя по всему, это отнюдь не входило. Незадолго до этого, 19 июня 1970 г., Вашингтон выступил с предложением “устроить передышку” на Ближнем Востоке. Американский план (“второй план Роджерса”) предусматривал прекращение огня на 90 дней и проведение на протяжении этого срока непрямых переговоров между Египтом и Израилем, через посредство д-ра Ярринга. 29 июня Насер вылетел в Москву для чрезвычайных консультаций. Там, признав, что Война на истощение наносит урон египетским вооруженным силам и, главное, их моральному духу, он получил одобрение Москвы на принятие американского предложения, и 23 июля официально объявил о своем согласии. У Израиля, однако, возникли серьезные опасения, что египтяне используют эту “передышку” для увеличения числа зенитно-ракетных комплексов вдоль западного берега Суэцкого канала. В конечном итоге Иерусалим принял этот план, но только после получения заверений от Египта и СССР, через посредство Роджерса, о временном прекращении переброски ракет в зону Суэцкого канала. Таким образом, соглашение о прекращении огня вступило в силу 7 августа. Однако буквально сразу же после этого в зоне прекращения огня были развернуты новые советские зенитно-ракетные комплексы, и сначала израильская, а затем, с некоторым запозданием, и американская разведка сообщили о нарушении договоренностей.

К этому времени накопление в Египте столь значительного количества вооружений и “военных советников”, наряду с беспрецедентным ростом числа советских военных судов в Средиземном море, убедило Соединенные Штаты, что Кремль намеревается использовать Египет в качестве постоянной базы для слежения за действиями Шестого флота США. После того как США и Израиль ощутили себя обманутыми и увидели все основания для беспокойства, общность их позиций еще более укрепилась. На протяжении нескольких последующих месяцев США поставили Израилю значительное количество самолетов и другого новейшего оружия. Ощутив более значительную поддержку Соединенных Штатов, израильтяне, в свою очередь, продемонстрировали склонность к большей дипломатической гибкости. Этому в немалой степени способствовала и смерть Насера в сентябре 1970 г. (от сердечного приступа). Вступление в должность Анвара Садата[204] (Гл. XXIV) дало Иерусалиму возможность надеяться на новую и более умеренную позицию Египта.

Когда Египет и Израиль приступили в начале 1971 г. к непрямым переговорам при посредничестве Ярринга, они практически с самого начала потерпели неудачу. Правительство Садата высказало намерение обсуждать перспективы мира с Израилем только при условии, что Израиль до начала переговоров согласится назначить крайний срок, когда будут осуществлены

Эти египетские условия представлялись совершенно неприемлемыми для премьер-министра Голды Меир и ее советников. Израильтяне были готовы к территориальным компромиссам, но лишь при условии, что египетские вооруженные силы будут выведены за пределы “безопасных, общепризнанных и согласованных границ, которые должны быть определены в рамках мирного договора”. Когда Египет признал неприемлемым это встречное предложение, миссия Ярринга прекратила свое существование.

В неофициальном порядке, однако, Даян дал понять, что его правительство готово обсудить, в качестве промежуточного варианта, взаимный отвод войск на расстояние 20 миль от соответствующих берегов Суэцкого канала. Отход израильских войск позволит египтянам возобновить работу канала; при этом проход судов и соображения безопасности египетских населенных пунктов в зоне канала будут препятствовать нарушению перемирия. Для обеих сторон такого рода договоренность послужит сдерживающим фактором и будет способствовать продолжению переговоров. Эта мысль понравилась Садату, и он высказал готовность принять ее — при условии, что Израиль рассмотрит возможности взаимного сокращения численности войск в зоне канала в качестве первого этапа на пути к “реализации остальных положений Резолюции Совета Безопасности № 242”. Однако Израиль снова отклонил идею принятия на себя обязательств вне рамок прямых переговоров. Несмотря на неустанные усилия Госсекретаря США Роджерса и д-ра Джозефа Сиско, заведующего ближневосточным отделом Госдепартамента, так и не удалось прийти к такому промежуточному соглашению.

Сколь бы ни было сильно американское недовольство позицией Израиля, оно значительно смягчилось 27 мая 1971 г., когда стал достоянием гласности новый и всеобъемлющий договор между Египтом и Советским Союзом. Согласно условиям этого документа, СССР выразил готовность обучать египетскую армию овладению новыми видами советских вооружений. Египет, в свою очередь, согласился координировать с Советским Союзом свою политику и дипломатическую деятельность. Общий дух договора был угрожающим, по мнению как США, так и Израиля, поскольку в документе официально провозглашался контроль Москвы над египетской внешней политикой. Помимо всего прочего, статья 2 договора определяла Египет как “страну, выбравшую для себя путь перестройки общества в духе социализма”. Не видя никакой возможности одержать верх над влиянием Советского Союза в ближайшем будущем, Вашингтон свел теперь свои усилия на Ближнем Востоке к тому, чтобы помочь Израилю действовать в духе максимального устрашения и таким образом сорвать агрессивные планы Египта. В начале 1972 г. было подписано соглашение о продолжении поставок Израилю американских “Фантомов” и сложного электронного оборудования. Благодаря этому весной того же года израильские ВВС наглядно продемонстрировали свое преимущество не только над египетской авиацией, но и над египетско-советской системой ПВО.

Это обстоятельство было особо отмечено египетской стороной и послужило основанием для роста недовольства в Каире, что привело в конечном итоге к кризису отношений между Садатом и кремлевским руководством. Египтяне настойчиво добивались вмешательства СССР, чтобы с его помощью оттеснить израильтян от Суэцкого канала и вынудить их принять египетские условия урегулирования. Москва же, напротив, намеревалась обосноваться в Египте, устроить там постоянную военную базу и использовать ее для своих стратегических целей и для решения региональных задач. В майском (1971 г.) договоре ничего не говорилось относительно прямого советского военного вмешательства в конфликт с Израилем. Ни Брежнев[205], ни Косыгин явно не хотели ни заполучить свой “ближневосточный Вьетнам”, ни тем более ввязаться в конфронтацию с Америкой. Садат же был возмущен тем, что его отношения с Советским Союзом явственно превращаются в улицу с односторонним движением. И его реакция последовала 13 июля 1972 г., когда он направил в Москву своего премьер-министра Азиза Сидки с ультимативным требованием отозвать советников и инструкторов. В ответ на этот демарш Советский Союз, к огромному удивлению и Вашингтона, и Иерусалима, действительно вывел основную часть своего персонала из Египта. Для израильтян эта трещина в отношениях между СССР и Египтом стала подтверждением верности своей твердой политике: не уступать ни в чем, противостоять непрекращающимся артиллерийским обстрелам и не поддаваться на египетские угрозы расширить масштабы военного конфликта.

Изменение тактики арабских боевиков

Бесславное завершение Войны на истощение и прекращение действий арабских боевиков на территории Хашимитского Королевства, произошедшие практически в одно время, нанесли самую настоящую психологическую травму руководству ФАТХ. Федаинов больше не видели ни по одну, ни по другую сторону Иордана, да и в секторе Газа почва была выбита из-под ног этого движения, объявленного вне закона. Для них оставался один выход: перебазироваться в Ливан. Однако на первых порах эта небольшая, мирная страна, финансовый центр Ближнего Востока, со смешанным христианско-мусульманским населением, представлялась не очень подходящим местом для базирования террористов. Мало кто из ее граждан был склонен проявлять интерес к военным действиям или военизированным организациям. К тому же граница Ливана — в отличие от границы по реке Иордан — не была ни достаточно протяженной, ни легко проходимой. Однако в действительности оказалось, что Ливан — вопреки первоначальным представлениям — представляет собой вполне подходящее место для боевиков. На юге Ливан граничил с Израилем. В лагерях беженцев, расположенных в Ливане, находилось не менее 100 тыс. палестинцев, и многие из них, несомненно, представляли собой подходящий материал для вербовки. Немаловажным было и то обстоятельство, что нестабильное правительство Ливана, пребывающее в постоянном страхе перед сирийской военной угрозой, было фактически беспомощным и вряд ли могло воспрепятствовать действиям федаинов.

Таким образом, к апрелю 1970 г. арабские боевики уже успели освоиться в Ливане и начали обстреливать израильские приграничные поселения с использованием установок реактивной артиллерии “Катюша”. 2 мая они обстреляли израильский школьный автобус на дороге вблизи границы, убив двенадцать детей и учителей и причинив серьезные ранения остальным пассажирам автобуса. Израильтяне были потрясены этой вылазкой, и реакция правительства была очень жесткой: армейские части на протяжении суток провели зачистку в “Стране ФАТХ” — лагерях палестинских беженцев и боевиков, расположенных у подножия горы Хермон с ливанской стороны. В ходе операции не только были уничтожены базы ФАТХ, но и установлено постоянное присутствие израильских сил в этом гористом приграничном районе Ливана. Затем израильтяне с использованием армейских бульдозеров расчистили дороги и оборудовали там укрепленные позиции для своих наблюдательных пунктов. В результате создания такого приграничного пояса безопасности на две мили в глубь ливанской территории в этом районе на какое-то время воцарилась тишина. Даже после повторного появления в Ливане сотен боевиков, изгнанных из Иордании в 1970 г., их проникновение на израильскую территорию пресекалось израильскими патрулями. Поскольку присутствие палестинских боевиков в Ливане являлось вопиющим нарушением суверенитета этой страны, все израильские действия совершались с молчаливого одобрения ливанского правительства, не говоря уж о тех ливанских христианах, жителях приграничных районов, которые открыто сообщали израильтянам о передвижениях боевиков, используя самые различные каналы. Впрочем, ракетные обстрелы ФАТХ полностью не прекратились, хотя федаины стали проникать из Ливана на территорию Израиля так же редко, как и из Иордании.

Явственно наметившийся к этому времени раскол в рядах палестинских боевиков требовал новых методов войны с Израилем. В большинстве своем палестинские группировки номинально принадлежали к единой зонтичной структуре — Организации освобождения Палестины (ООП). Правда, этой, еще довоенной, находящейся под египетским покровительством группе был нанесен очень серьезный ущерб в ходе Шестидневной войны, и ее лидер, Ахмед Шукейри, был вынужден уйти в отставку. После этого Организация освобождения Палестины не столько даже возродилась, сколько родилась заново под руководством Ясира Арафата. Хотя ООП в ее новом виде формально и состояла из представителей разных группировок, доминировал там ФАТХ, а сам Арафат занимал пост председателя исполнительного комитета ООП. В этом качестве его приглашали участвовать в работе Лиги арабских государств, и он получал значительные субсидии от нефтедобывающих стран — Саудовской Аравии, Кувейта, княжеств Персидского залива.

Репутация ФАТХ с самого начала существования этой организации определялась тем, насколько успешным является ее джихад против Израиля, а также насколько эффективно осуществляются проникновения ее боевиков на территорию Израиля. Как уже отмечалось, еще до “Черного сентября” 1970 г., когда террористы потерпели в Иордании сокрушительное поражение, израильская пограничная жандармерия неоднократно давала отпор ФАТХ и срывала его операции. Помимо ФАТХ, существовали и другие группировки федаинов, претендовавшие на лидерство, и в первую очередь Народный фронт освобождения Палестины. Его лидер, Джордж Хабаш, врач по специальности, родившийся в Палестине в христианской семье, до Шестидневной войны был активным сторонником Насера, а впоследствии стал леворадикальным марксистом, основав в 1967 г. НФОП, в состав которого первоначально входило несколько сот активистов, в основном, как и сам Хабаш, палестинцев-христиан, представителей среднего класса. Своей целью они ставили не только освобождение Палестины от израильской власти, но и освобождение всего арабского народа от гнета “реакционного империализма”. Однако через несколько месяцев после создания Народного фронта от него откололась небольшая группировка, известная под названием “Народный фронт освобождения Палестины — Главное командование”, со штаб-квартирой в Сирии, действовавшая под руководством Ахмеда Джибрила[206], бывшего заместителя Хабаша. В середине 1969 г. еще один боевик из числа бывших соратников Хабаша порвал с Джибрилом и образовал Арабский фронт освобождения[207]. В дальнейшем откалывались и объявляли о своей независимости еще несколько групп, все меньшей и меньшей численности. Единственный идеологический принцип, общий для всех этих группировок, — решительный отказ от каких бы то ни было мирных соглашений между Израилем и арабскими государствами, единственная общая цель — безусловное уничтожение Израиля. Их идеология была основана на культе насилия, а их теоретические документы обильно цитировали писания Франца Фанона.

Но как бы ни расходились эти группировки в организационных и идеологических тонкостях, общим у них оставалась техника борьбы, выработанная Джорджем Хабашем: если традиционные методы свержения сионистского режима не приносят желаемых результатов, то федаинам следует наносить удары вне границ еврейского государства или даже вне пределов ближневосточного региона. Эта идея была взята на вооружение малыми группировками. Когда они обратились к новым методам ведения военных действий, то стало ясно: эти люди одержимы прежде всего стремлением привлечь внимание всего мира к национальной идее палестинских арабов. А для достижения этой цели никакие средства не могли считаться ни недопустимыми, ни слишком жестокими — и в качестве новой тактики было выбрано воздушное пиратство, угон пассажирских самолетов. Несколько членов Народного фронта освобождения Палестины 18 июля 1968 г. захватили самолет компании Эль-Аль, следовавший рейсом из Рима в Израиль, и принудили пилотов приземлиться в Алжире, где пассажиры и экипаж были интернированы. После месяца переговоров израильтянам пришлось выпустить из тюрем нескольких боевиков, и террористы тогда освободили заложников. Федаины расценили этот акт пиратства как выдающийся успех. Похоже, что им удалось найти ахиллесову пяту израильтян — ведь не существует ничего более уязвимого, чем пассажирский самолет, когда он находится в воздухе. Более того, пиратские действия террористов доказали также, что свободный мир не спешит с нанесением ответного удара — путем прекращения транспортных связей с арабскими странами, укрывающими и даже прославляющими воздушных пиратов.

Этот угон запустил цепную реакцию террористических атак на самолеты Эль-Аль, затем на самолеты других авиакомпаний, летящих в Израиль, после чего террористы начали нападать на израильских гражданских лиц по всему миру. В декабре 1968 г. двое палестинских арабов обстреляли из автоматов самолет Эль-Аль на взлетно-посадочной полосе афинского аэропорта, убив одного пассажира-израильтянина. Террористы были схвачены греческой полицией, но впоследствии, под нажимом арабских дипломатов, правительство Греции способствовало тому, что убийцам вынесли очень легкий приговор, а затем им была предоставлена возможность “бежать” из заключения. На этот раз реакция Израиля была жесткой и решительной. Террористы, действовавшие в Алжире и в Афинах, были завербованы и прошли подготовку в Ливане, и потому 28 декабря израильтяне провели воздушноштурмовой рейд и уничтожили четырнадцать лайнеров ливанской и еще нескольких других арабских авиакомпаний, находившихся в бейрутском аэропорту. Через три дня Совет Безопасности ООН осудил действия Израиля, а Франция распространила свое эмбарго на все оборудование военного назначения и запчасти к нему, поставлявшиеся до этого времени в Израиль. И снова арабские террористы, похоже, оказались в выигрыше.

Результаты такой политики не заставили себя ждать. В феврале 1969 г. было совершено нападение на самолет Эль-Аль в аэропорту Цюриха, и два члена экипажа были ранены — один смертельно. В августе самолет американской авиакомпании, следовавший в Израиль, был захвачен в Дамаске, и четырех израильтян, пассажиров этого рейса, освободили лишь через четыре месяца — в обмен на сирийских заключенных из израильских тюрем. В ноябре того же года федаины забросали гранатами представительство Эль-Аль в Афинах, ранив четырнадцать человек, в основном греков, и убив грудного греческого ребенка. Впоследствии афинские власти отпустили убийц на свободу, чтобы обеспечить освобождение захваченного самолета греческой авиакомпании “Олимпик”. Вскоре после этого три арабских террориста открыли огонь по пассажирам Эль-Аль, ожидавшим выхода на посадку в аэропорту Мюнхена; один израильтянин был убит, и лишилась ступни Хана Мерой[208], одна из самых любимых израильских актрис. В феврале 1970 г. террористы Ахмеда Джибрила подложили взрывное устройство в самолет швейцарской авиакомпании, летевший в Тель-Авив; самолет взорвался в воздухе, и среди погибших было шестнадцать израильтян. В тот же день взорвалась бомба, подложенная в контейнер с авиапочтой; самолет австрийских авиалиний летел в Израиль, но взрыв произошел на пути между Веной и Франкфуртом, и пилоту удалось посадить машину.

Один из самых известных случаев воздушного пиратства произошел 8 сентября 1970 г., когда боевики Народного фронта освобождения Палестины напали одновременно на четыре самолета разных авиакомпаний — швейцарской, английской и двух американских. Одним коварным ударом террористы захватили 310 заложников, в их числе немало евреев и израильтян, и заставили пилотов сесть на взлетно-посадочной полосе в иорданской пустыне. Заложники с тревогой следили за ходом переговоров, которые должны были решить их судьбу (напомним, что после этих действий террористов король Хусейн отдал приказ об атаке на лагеря ФАТХ в Иордании). В конечном итоге пассажиры были отпущены, но не раньше, чем власти Великобритании, Западной Германии и Швейцарии согласились выпустить на свободу палестинцев, осужденных за теракты в аэропортах, совершенные против израильтян. Со временем стало известно, что западногерманская авиакомпания “Люфтганза” поддалась на шантаж и платила определенные суммы ряду арабских террористических организаций, чтобы обеспечить безопасность своих полетов, тогда как официальный Париж заключил с федаинами закулисную сделку, обязавшись и далее придерживаться своей антиизраильской политики.

Однако захваты самолетов и стрельба в аэропортах были лишь одной из сторон “экспортного терроризма” арабских боевиков. В Буэнос-Айресе был устроен взрыв на израильской торгово-промышленной выставке. В Лондоне, в офисе израильской судоходной компании Цим, было обнаружено и вовремя обезврежено взрывное устройство. В Асунсьоне, столице Парагвая, два федаина убили местную служащую израильского посольства. Бомбы были подложены в израильские посольства в Гааге и Бонне. В Брюсселе в офис Эль-Аль было брошено несколько гранат, и четыре бельгийца получили ранения. Атташе по вопросам сельского хозяйства израильского посольства в Лондоне погиб, открыв присланное по почте письмо, в котором было заложено взрывное устройство. Израильский военно-воздушный атташе в Вашингтоне был застрелен неподалеку от своего дома. Атаки террористов были направлены также и на еврейские общественные и частные учреждения. В Буэнос-Айресе сгорела еврейская школа, в Праге была подожжена синагога, в Кельне несколько пожилых евреев погибли во время пожара в доме престарелых. Ответственность за все эти случаи взял на себя Народный фронт освобождения Палестины.

При этом НФОП и прочие, даже менее значительные, группировки действовали не только своими силами, но и занимались вербовкой международных авантюристов, закоренелых уголовников и антиизраильски настроенных левых радикалов. Так, в мае 1970 г. НФОП завербовал некоего Рольфа Свенсона, шведского подданного, с целью убийства Бен-Гуриона в ЮАР, куда бывший премьер-министр приехал с циклом лекций; преступление было предотвращено буквально в последнюю минуту силами израильских сил безопасности. В июне того же года Бруно Баргит, швейцарский гражданин, был арестован в Хайфе, при нем была найдена взрывчатка и взрывное устройство. В июле Патрик Аргелло, американец, при попытке похищения самолета Эль-Аль был убит израильским охранником. Еще через месяц две сестры-француженки и пожилая французская пара были арестованы при попытке ввезти в Израиль взрывные устройства. Несколько европейских пассажиров Эль-Аль, по наивности откликнувшихся на просьбы арабов передать “подарки” в Израиль, получили бомбы, часовой механизм которых был установлен на взрыв во время рейса. Федаины весьма преуспели в установлении контактов с радикальными террористическими организациями других стран. Самые разные группы — “Красная армия Японии”[209], “Турецкая народная освободительная армия”, уругвайские тупамарос[210] — согласились сотрудничать с палестинцами, которые предложили им оружие, деньги и курс подготовки в своих лагерях. В конце мая 1972 г. трое членов японской “Красной армии” по прилете в аэропорт Лода, хладнокровно достав из ручного багажа гранаты и автоматы, учинили бойню в зале прилетов; при этом погибло 26 человек и 72 человека получили ранения.

Эта террористическая кампания была особенно тревожной для израильтян потому, что они ощущали свою уязвимость во время пребывания за рубежом. В известном смысле, каждый из них представлял собой живую мишень, едва они пересекали границу страны и оставались без защиты своей в высшей степени эффективной армии и пограничной полиции. Но хуже всего было то, что ни одна страна мира, похоже, не была готова к тому, чтобы наказать палестинских убийц самым строгим образом и тем самым предотвратить теракты в будущем. Израильтяне начали отчасти утрачивать чувство моральной уверенности, полученное ими после завоевания независимости; они снова становились такими же беззащитными, как и евреи былых времен. Нигде это не проявилось с такой беспощадной очевидностью, как во время Олимпийских игр 1972 г. в Мюнхене[211], когда одиннадцать израильских спортсменов погибло от рук арабских террористов, членов организации “Черный сентябрь” (фактически того же ФАТХ). Олимпийский комитет принял решение, несмотря ни на что, продолжить Игры. Те террористы, которые уцелели в перестрелке с немецкой полицией, в дальнейшем были, по сути дела, отпущены на свободу правительством Вилли Брандта[212], как бы в обмен за похищенный самолет компании “Люфтганза”.

Если говорить об израильской внутренней политике, то единственным реальным последствием всех терактов было укрепление общественного мнения относительно необходимости противостоять попыткам сближения с палестинцами. Влияние терактов на мировое общественное мнение было не столь однозначным. В странах Европы левые радикалы проявляли симпатию к федаинам, приравнивая их насильственные действия к борьбе стран третьего мира. В ряде французских и английских университетов ФАТХ стал пользоваться славой самого популярного освободительного движения, заняв в общественном сознании место Вьетконга (Национального фронта освобождения Южного Вьетнама). Революционно настроенные студенты присоединялись к активистам ФАТХ, которые организовывали кампании солидарности с борьбой палестинского народа. Да и в Соединенных Штатах влияние арабской пропаганды на зарождающееся движение Новых левых[213] было на удивление велико, особенно среди студентов-афроамериканцев. Так, в поддержку “арабского дела” выступал Координационный комитет ненасильственных студенческих действий, самая воинственная из всех американских студенческих организаций. Проходивший в Чикаго летом 1967 г. съезд сторонников “Новой политики” (то есть Новых левых), в работе которого приняли участие три с половиной тысячи делегатов и наблюдателей, требовал свободы не только для негритянского населения США и Африки, но и для арабов, страдающих от “империалистической сионистской войны”. “Нэшнл гардиан”, основной еженедельник Новых левых, в редакционной статье выступал за “десионизацию Израиля”. Радикальные негритянские активисты, решительно и твердо выступающие с антиизраильскими лозунгами, имелись не только среди студенческой молодежи. Сходные, хотя более умеренные и “объективные”, высказывания слышались и от профессоров американских университетов, занимающихся проблемами Ближнего Востока. Во многих случаях их позиция была основана на искреннем уважении к арабскому национальному делу; при этом зачастую они довольно резко реагировали на “попытки оказать сионистское давление на их академическую свободу”.

Наряду с ведением изобретательной и эффективной пропаганды в университетских кампусах и в среде Новых левых арабы уделяли особое внимание организованным структурам американского христианского движения, и в этом они тоже добивались немалых успехов. Кто-то из видных христианских деятелей был искренне тронут положением палестинских беженцев. Другие испытывали затруднения теологического характера, пытаясь осознать новый образ еврейского народа как независимой и победоносной нации, пришедший на смену стереотипу извечных мучеников. Таким образом, сторонникам арабов удавалось проводить среди как католиков, так и протестантов антиизраильские резолюции на церковных советах и ассамблеях, и даже организовывать бойкоты туров в Святую землю. “Американское общество друзей”, уважаемая филантропическая организация квакеров[214], публично критиковала Израиль за то, что он настаивал на прямых переговорах с арабскими странами, и за его отказ признать право палестинских беженцев на возвращение. В результате всех этих усилий к осени 1973 г. исчез прежний образ Израиля как бесстрашного и доблестного демократического государства, окруженного врагами; теперь это был безжалостный и непримиримый, а то и тиранический захватчик чужих земель и чужих народов. Террористические организации сыграли решающую роль в этой метаморфозе благодаря своей настойчивости и динамизму — свойствам, которые были им присущи в той же степени, что и жестокость.

Цена процветания

В области экономики Израиль после Шестидневной войны мало чем напоминал страну образца 1965–1967 гг., испытывавшую все тяготы рецессии. Разумеется, не следует забывать о расходах на мобилизацию и ведение военных действий, которые составили полмиллиарда долларов, но тем не менее к концу лета 1967 г. в Израиле началось экономическое процветание — в масштабах, не имевших прецедентов за всю короткую историю страны. Война дала мощный толчок всей экономике. Безработица исчезла буквально на следующий день после победы. Несмотря на рост импорта, запасы иностранной валюты увеличивались еще более быстрыми темпами — на 75 %, достигнув 840 млн долларов к концу года. На протяжении 1968 г. объем производства возрос на 10 %, экспорт на 17 % и капиталовложения на 25 %.

По иронии судьбы одним из факторов, способствовавших такому экономическому подъему, стал значительно увеличившийся уровень расходов на оборонные нужды, поскольку лишь таким образом можно было хоть как-то компенсировать огромные поставки советского оружия в Египет и Сирию. Затраты были очень велики — одни только закупки оружия за рубежом составили в 1967 г. ровно половину дефицита платежного баланса. В 1969–1970 гг. оборонный бюджет превысил 1 млрд долларов (в эту сумму входила стоимость строительства военных поселений на контролируемых территориях, а также расходы, связанные с увеличением срока военной службы мужчин с 30 до 36 месяцев). В 1971 г. военный бюджет достиг уже 1,5 млрд долларов, что составляло 23 % ВВП страны. К этому времени расходы Израиля, связанные с обороной, достигли 470 долларов на душу населения в год — в одиннадцать раз больше, чем соответствующий показатель у его арабских соседей, а в последующие годы эта цифра еще увеличились (Гл. XXV). Но в период сразу после Шестидневной войны эти военные расходы в значительной степени способствовали развитию отечественной промышленности, выпускавшей в большом количестве легкое стрелковое оружие и боеприпасы, сложные электронные устройства, ракетное топливо, а также тренажеры боевой техники и запчасти к различным видам вооружений. Наряду с этим, армия размещала на отечественных предприятиях заказы на транспортные средства, на консервы, обмундирование, медикаменты и различное техническое оборудование. К 1970 г. объем этих заказов втрое превысил довоенный уровень, в результате чего затянувшаяся безработица в стране могла быть ликвидирована благодаря одному только расширению производства, обслуживающего оборонные нужды. Научно-исследовательские разработки Министерства обороны также обеспечивали заказы для гражданских отраслей экономики — в первую очередь таких, как приборостроение, электроника и металлообработка.

Послевоенный экономический бум объяснялся также и рядом других факторов. Капиталовложения, связанные с развитием юга страны и пустыни Негев, начали приносить после 1967 г. значительные дивиденды. В первую очередь следует назвать нефтехимический комплекс в Араде, предприятия Мертвого моря и порт Эйлата. В рекордные сроки было завершено строительство автомагистрали, соединившей Ашдод с Эйлатом. Более того, даже блокада Суэцкого канала принесла еврейскому государству неожиданные выгоды благодаря транзитным перевозкам: грузы из стран Восточной Африки и Азии теперь перегружались в Эйлате на грузовики, переправлялись в Ашдод и там грузились на суда, направляющиеся в порты Средиземноморья. Объем этих “перегрузочных работ” в начале 1970 г. составлял 900 тонн в месяц. Кроме того, в конце 1969 г. Израиль завершил сооружение нового нефтепровода от Эйлата до Ашкелона. Это была лишь первая линия, строительство которой обошлось в 62 млн долларов, а завершение проекта в целом планировалось в 1975 г., и тогда его пропускная способность должна была составить 60 млн тонн в год — что равнялось примерно трети всех нефтеперевозок через Суэцкий канал в 1966 г. Все эти послевоенные капиталовложения значительно расширили возможности обеспечения занятости для населения Израиля, да к тому же ожидаемая выгода благодаря завершению этих проектов должна была в значительной степени увеличить государственные доходы.

Напомним также, что прибыли, получаемые на оккупированных территориях, в значительной степени превышали административные расходы, связанные с их содержанием. Так, например, наличие нефтяных скважин на Синае (Абу-Рудейс) дало Израилю возможность сэкономить к 1970 г. 60 млн долларов. Ликвидация сирийских огневых точек на Голанских высотах позволила Израилю беспрепятственно переправлять паводковые воды верхнего течения Иордана в озеро Кинерет, благодаря чему водные запасы увеличились почти на треть, и это дало возможность мелиорировать дополнительно 12 тыс. акров в долине Хулы. Победа в Шестидневной войне принесла еще и другие непредвиденные доходы — в частности, от туризма. Так, число туристов, прибывших в Израиль, составило 328 тыс. человек в 1967 г., 432 тыс. человек в 1968 г. и 650 тыс. человек в 1970 г. Потраченные ими деньги (почти 100 млн долларов в одном только 1968 г.), в свою очередь, обеспечили рост капиталовложений в гостиничное строительство и в расширение туристической инфраструктуры. Увеличение доли евреев среди туристов (от 38 % в 1966 г. до 53 % в 1968 г.) составило лишь малую часть того вклада, который мировое еврейство внесло в экономику Израиля. На протяжении полугода после окончания Шестидневной войны финансовая помощь евреев диаспоры, включая и приобретение ими израильских государственных облигаций, составила беспрецедентную сумму 600 млн долларов, что стало весьма значимым фактором послевоенного экономического процветания (Гл. XXIII).

Не менее важным стимулом процветания стал рост репатриации. Приток репатриантов неуклонно снижался все предвоенные годы, сократившись к июню 1967 г. до 18 тыс. человек в год. Однако на протяжении последующих полутора лет в Израиль прибыло 43 тыс. новых репатриантов, и 40 % от этого числа — из стран Запада. В 1969 г. прибыло еще 40 тыс. человек, причем впервые за всю историю многие приехали из Советского Союза (Гл. XXIII). К тому же — и это не менее важно — экономический бум побудил вернуться в Израиль многих израильтян-эмигрантов, так как бурное развитие экономики создало новые рабочие места для ученых и инженеров. Репатрианты и реэмигранты совместными усилиями способствовали созданию новых условий занятости. Мало кому из них — в отличие от репатриантов предыдущих волн — пришлось подолгу ожидать достойных рабочих мест. К 1970 г. уровень безработицы снизился до 3 %.

Совместное воздействие всех этих факторов способствовало росту израильского ВВП в 1970 и 1971 гг. на 7 % годовых. В 1971 г. экспорт товаров и услуг составил 1,8 млрд долларов, рост на 32 % по сравнению с 1970 г. и на 100 % по сравнению с 1968 г. Однако рост экспорта сопровождался также ростом импорта, причем это происходило более значительными темпами, и его объем в 1971 г. оценивался в 3 млрд долларов. Это произошло из-за роста государственных расходов, в первую очередь на оборону. Впрочем, и частное потребление возросло на 10 %, как в 1969 г., так и в 1970 г., составив основную долю пассивного сальдо торгового баланса. В результате к 1971 г. дефицит платежного баланса поднялся до 1,2 млрд долларов. Этот все увеличивающийся разрыв вскоре нашел отражение в соскальзывании в опасный инфляционный цикл. Индекс прожиточного минимума стал расти угрожающими темпами — только в 1971 г. на 12 %. 2 августа 1971 г., вслед за девальвацией доллара, Израиль также девальвировал свою лиру — от 3,50 до 4,20 за доллар. Однако дефицит платежного баланса продолжал расти наряду с инфляцией, и оба эти показателя оказывали совместное и крайне негативное воздействие на экономику. Задолго до Войны Судного дня (1973 г.) все более значительный рост цен дал явственно понять, что послевоенный бум не может длиться вечно, что приходят трудные времена и что настало в конце концов время платить по счетам.

Израильский “общий рынок” на контролируемых территориях

Несмотря на неудачные попытки стать ассоциированным членом Общего рынка (Гл. XIX), в Израиле осознавали, что после победы 1967 г. его экономические отношения с другими странами неожиданно стали развиваться значительными темпами. Строго говоря, это были в первую очередь отношения с контролируемыми территориями. Как уже отмечалось, торговые отношения и подвижность рабочей силы между израильтянами и арабами Западного берега и Газы развивались без какой-либо строгой системы или плана — считалось, что все договоренности и соглашения являются лишь временными, вплоть до наступления мира. Тем не менее, причем случилось это в достаточной степени неожиданно, эти отношения фактически привели к довольно прочной экономической интеграции. Например, до 1967 г. Западный берег служил своего рода центральной теплицей для поставок фруктов и овощей в Иорданию и другие арабские страны. После июньской победы, в рамках импровизированной политики “открытых мостов” Моше Даяна, производители сельскохозяйственной продукции Западного берега получили еще один новый рынок — Израиль, не теряя при этом все старые рынки в соседних арабских странах.

Но что еще более важно — Израиль постепенно превратился в основного поставщика продукции легкой промышленности для арабов Западного берега и даже стал для них основным поставщиком товаров для развития сельского хозяйства, включая химические удобрения, сельскохозяйственные орудия, ирригационное оборудование, семена, новые породы крупного рогатого скота и птицы. В результате к 1970 г. объем продаж израильской продукции на контролируемых территориях в десять раз превысил (в стоимостном выражении) объем продаж иорданской продукции. Таким образом, торговый баланс Израиля и Западного берега неуклонно возрастал в пользу Израиля. В 1972 г. на оккупированные территории было “экспортировано” израильских товаров на сумму 507 млн израильских лир; в Израиль было продано товаров на сумму 157 млн израильских лир. Закупив в этом году товаров и услуг на сумму, равную 8 % израильского промышленного “экспорта”, Западный берег и Газа стали самыми близлежащими и самыми естественными торговыми партнерами еврейского государства. Еще более впечатляющими выглядели их новые экономические отношения на рынке рабочей силы. Приток арабских рабочих в Израиль набирал силу по мере того, как сама израильская экономика приближалась в 1968 г. к состоянию полной занятости, а все большая часть израильтян находилась на воинской службе или была занята на предприятиях оборонной промышленности. Такое положение дел не только способствовало уменьшению дефицита рабочей силы в Израиле, но также и в значительной степени решало проблему арабской безработицы на контролируемых территориях.

При всем этом вопросы миграции рабочей силы стали предметом серьезных разногласий на заседаниях израильского правительства. Даян был склонен положительно относиться к трудоустройству арабских рабочих в Израиле. В отличие от него, Эвен и министр финансов Пинхас Сапир[215] расценивали это нововведение как угрозу еврейскому характеру и халуцианской сути Государства Израиль (Гл. XXII. Противоречивые мнения относительно территориального будущего Израиля). Соответственно, в июле 1968 г. был принят компромиссный документ, в котором правительство увязывало численность работников Западного берега и Газы с численностью рабочей силы Израиля, и установило при этом принцип равной оплаты за равный труд. В рамках нового положения было решено, что число арабских рабочих не может превышать 4 тыс. человек. Мы, однако, помним, что, по мере того как в Израиле продолжался экономический бум при одновременной нехватке рабочей силы, число арабских рабочих в Израиле в 1973 г. достигло 65 тыс. человек — и это только занятых в официальном порядке; фактически же, возможно, их было вдвое больше.

Таким образом, проводя переоценку ситуации в июле 1969 г., специальный комитет, созданный при кабинете министров, настоял на том, что необходимо решать проблему арабской безработицы путем поощрения экономического развития оккупированных арабских территорий. В числе основных путей решения было предложено поощрять выдачу израильскими предприятиями субконтрактов арабским мастерским в Газе и на Восточном берегу и даже строить там новые малые предприятия. В качестве другого предложения было названо возрождение арабского сельского хозяйства. Таким образом предполагалось повысить уровни жизни обоих народов и обеспечить им “достойное существование”. Рекомендации комитета были довольно быстро реализованы, и достигнутые результаты выглядели очень впечатляюще (Гл. XXII. Экономические итоги израильской оккупации). Надо отметить, правда, что приток арабской рабочей силы в Израиль так никогда и не уменьшился. Он даже возрос. На контролируемых территориях увеличились и доходы на душу населения. Не менее важным было не только увеличение этого дохода, но и несомненные доказательства развития израильско-палестинского общего рынка. Налицо были все признаки: свободная торговля, использование израильской валюты, крупномасштабные перемещения рабочей силы, значительные израильские капиталовложения и двусторонний туризм. Каково бы ни было политическое будущее территорий, все элементы экономической взаимозависимости по прошествии менее чем половины десятилетия со времени окончания Шестидневной войны представлялись в достаточной степени необратимыми.

Подобным же образом расширялись и укреплялись контакты и обмен мнениями между двумя народами. Как уже отмечалось, политика “открытых мостов” Даяна с самого начала допускала посещение Восточного берега жителями Западного берега. Более того, в тот же период (1967–1968 гг.) было достигнуто соглашение, позволяющее иорданским арабам (жителям Восточного берега) переходить на Западный берег. Сначала эти посещения Западного берега ограничивались летним сезоном, но после 1972 г. арабы Восточного берега получили разрешение переходить на другой берег в течение всего года и оставаться там на срок до трех месяцев. После получения такого разрешения число посетителей достигло (в 1972–1973 гг.) 153 тыс. человек, причем в их числе были не только иорданцы, жители Восточного берега. Порядка 40 % этих “туристов” являлись гражданами других арабских государств; их родственники или друзья на Западном берегу должны были получать соответствующие разрешения для них у представителей израильских военных властей. Такие разрешения выдавались с небывалой легкостью — особенно если принять во внимание то обстоятельство, что израильтяне выдавали их гражданам стран, с которыми они находились фактически в состоянии войны; однако еще более сюрреалистическим выглядело разрешение, получаемое арабскими жителями Западного берега (а впоследствии и других арабских стран) для посещения Израиля. Сначала для этого было необходимо израильское разрешение, но после июля 1970 г. жители Иордании получили возможность свободно приезжать в Израиль по собственному желанию, и они в полной мере пользовались такой возможностью. Вскоре среди жителей Западного берега вряд ли остались такие, кто ни разу не побывал в Израиле, не навестил своих родственников и друзей в арабских общинах, а в летние дни не съездил на пляжи Нагарии, Тель-Авива или Яфо. Арабы, не являвшиеся подданными Иордании, могли, как и в случае посещений Западного берега, получать специальное разрешение на поездку в Израиль; в 1973 г. такой возможностью воспользовалось порядка 20 тыс. человек.

Приезд этих людей в Израиль был эмоциональной травмой как для израильских арабов, которые принимали этих гостей, так и для самих посетителей. Первым в очередной раз напоминали, как много они теряют, живя в отрыве от всего арабского мира, будучи лишенными возможности участвовать в историческом процессе становления арабского национализма. Немалое число арабских интеллигентов, жителей Израиля, было склонно сетовать, что система образования “там, по ту сторону границы” лучше и что выпускники “тамошних” университетов безо всяких проблем могут найти высокооплачиваемую работу в странах арабского Ближнего Востока. Но среди них было немало и таких, кто утверждал, что экономические и даже политические преимущества, которые дает израильское гражданство, в конечном итоге перевешивают потери психологического характера, связанные с изоляцией на окраине арабского мира. “Раньше в деревнях на Западном берегу не было ни единого дома с водопроводом, никто знать не знал о сельскохозяйственных кооперативах, — писал арабский журналист на страницах газеты, выходящей в Израиле. — Крестьяне понятия не имели о том, что такое химические удобрения, — пока им не разъяснили их пользу”. Член совета самоуправления арабской деревни Западного берега заметил своим гостям из арабской страны: “Да вы понятия не имеете, что такое свобода! Если кто-нибудь на том берегу хоть слово скажет против Хусейна, то немедленно окажется в тюрьме. И никто не верит, что я могу выйти на площадь Дизенгофа в Тель-Авиве и кричать в полный голос все, что мне заблагорассудится, по поводу Голды Меир — а мне за это ничего не будет”.

Что касается арабов Западного берега, то для них общение с израильскими евреями и арабами привело к еще более радикальным переменам в сознании. По следам гражданских “беспорядков” 1936 г. и уж тем более после событий 1948 г. единственным выходом из создавшегося непростого положения для большинства арабов представлялась полная ликвидация как сионизма, так и Израиля. После 1967 г. однако, стала распространяться другая точка зрения. В плане идеологическом жители Западного берега сохранили свои антиизраильские настроения, но вместе с тем они, основываясь на собственном опыте, обрели более трезвое и взвешенное понимание того, насколько эффективно и устойчиво израильское правление. К этому пониманию добавилось и осознание негативных свойств иорданского режима. Вспоминая все невзгоды, которые им довелось пережить в Хашимитском Королевстве, и сопоставляя это с более благоприятной судьбой израильских арабов и с тем поистине удивительным либерализмом, которым отличалась израильская администрация на оккупированных территориях, они все меньше хотели возвращаться под власть Аммана. Было немало и таких, кто был согласен с определением хашимитского правления как “родового режима, который привел страну к поражению и предпринимал даже попытки уничтожить наших близких и наш народ”. Весной 1971 г. ливанский еженедельник “Аль-Хавадит” провел опрос жителей Западного берега, посетивших Бейрут, и указал, что многие из них заявляли: “Ничто не заставит нас вернуться под власть Иордании, и, если понадобится, мы будем силой сопротивляться этому возвращению”.

Возможно, что отвечавшие на вопросы “Аль-Хавадит” и не отражали точку зрения большинства (Гл. XXII. Израиль закручивает гайки), но подавление движения ФАТХ в Палестине и смерть Насера в 1970 г., несомненно, свели на нет надежды на освобождение от власти Израиля силой и уж тем более на его уничтожение. Отсутствие альтернативы израильской оккупации с достаточной очевидностью было показано в книге палестинского журналиста Мухаммеда Абу-Шалбайя “Нет мира без свободного палестинского государства” (сентябрь 1971 г.). Напрямую призывая к коренному пересмотру арабского отношения к еврейскому государству, Абу-Шалбайя утверждал:

После выхода этой книги в свет ее горячо обсуждали во всем арабском мире.

Абу-Шалбайя подошел к самой сути дела. На всех оккупированных территориях традиционная политика взаимного неприятия постепенно сходила на нет, уступая позитивному влиянию повседневных контактов. Хотя случаи выражения неприязни по-прежнему имели место, не говоря уж о единичных случаях бросания гранат в Наблусе и Хевроне, тем не менее как евреи, так и арабы все больше и больше осознавали блага совместной экономической деятельности. Следует упомянуть одно весьма важное в этом отношении обстоятельство: в период с января 1969 г. по ноябрь 1971 г. 18 тыс. арабов, живших в Иордании и ряде других стран, обратились к израильским властям с просьбой разрешить им поселиться на оккупированных территориях, и 4 тыс. из них получили положительный ответ на свои обращения. Такое молчаливое и вместе с тем рационалистичное признание положительных сторон израильского правления было ощутимым и в ходе местных выборов, проводившихся в 1972 г. на территории Западного берега — первых выборов со времени, предшествовавшего Шестидневной войне. Несмотря на безапелляционные предупреждения и угрозы Иордании, Египта и федаинов, в этих выборах приняло участие 84 % всего имеющего права голоса населения Самарии, а в некоторых городах Иудеи в выборах участвовало 93 % избирателей. Выборы продемонстрировали значительные политические перемены на Западном берегу. Из числа 23 избранных мэров 14 человек были новыми людьми на этой территории. Аналогичным образом, из 192 избранных членов советов самоуправления 102 человека были выбраны в первый раз. Многие из новых избранников принадлежали к числу тех, кто открыто заявлял о своих умеренных взглядах и утверждал, что налаживание отношений с Израилем — это путь будущего развития Ближнего Востока. Именно эти новые, более молодые и более умеренные люди — как, впрочем, и проголосовавшее за них большинство населения Западного берега — со всей очевидностью были сторонниками двустороннего сотрудничества. До 1973 г., во всяком случае, мало кто из жителей Западного берега видел альтернативу политике взаимного примирения.

Противоречивые мнения относительно территориального будущего Израиля

Ирония судьбы заключается в том, что состояние покоя на оккупированных территориях само по себе могло оказаться убаюкивающе опасным для евреев. Оно делало излишними какие-либо серьезные попытки со стороны израильских властей установить режим автономного правления на Западном Берегу и в секторе Газа. В сущности, в тщательно продуманных и смелых планах такого рода не было недостатка. Многие израильтяне, начиная еще с 1967 г., говорили о будущем этих территорий. Их мнения, однако, представляли собой столь широкий спектр альтернативных вариантов, что не могло идти речи не только о консенсусе, но даже о хотя бы предварительной политической категоризации. Наиболее крайний вариант аннексии территорий предлагался сторонниками идеи “неделимого Израиля”, которые обосновывали его, исходя из Божественных обещаний, содержащихся в библейских стихах: “В этот день заключил Господь завет с Аврагамом, сказав: потомству твоему даю Я землю сию, от реки Египетской до великой реки, реки Евфрата” (Берешит, 15:18). В числе наиболее известных членов этой шовинистически настроенной группы были поэт Ури-Цви Гринберг и журналист правых взглядов д-р Исраэль Эльдад (Гл. XIV), равно как и некоторые из ультраортодоксов.

Лишь несколько менее крайними в своих требованиях были члены Движения за неделимый Израиль, в состав которого входили как интеллектуалы, так и партийные активисты, принадлежавшие практически ко всем политическим секторам. В своем манифесте, опубликованном в сентябре 1967 г., лидеры этого движения заявляли, что никакое правительство Израиля не вправе отдать земли, захваченные в боях, и что следует, не откладывая, начать экономическое освоение завоеванных территорий. Как еврейский Нацрат-Илит был построен рядом с арабским Назаретом, говорили они, точно так же должны быть построены еврейские города рядом с Наблусом, Хевроном, Иерихоном и другими арабскими центрами на территории Западного берега. Аналогичным образом, пустоши и бросовые земли Синая и Голанских высот должны быть заново освоены, как в дни царя Шломо. Сторонниками Движения за неделимый Израиль были в значительной степени ортодоксы. Одним из самых красноречивых лидеров движения был д-р Гарольд Фиш[216], ректор Университета Бар-Илан, писавший: “… есть лишь один народ, которому эта земля принадлежит по праву, и это — еврейский народ. Никакие временные перемены демографического характера не могут изменить эту истину, которая является одним из принципов нашей веры. Подобно тому как у одной жены не может быть двух мужей, точно так же одна земля не может находиться в суверенном владении двух народов”.

Позиция фракции Гахаль очень напоминала взгляды Движения за неделимый Израиль, хотя в целом либеральные члены блока вовсе не были ястребами, но лишь следовали за своими партнерами из партии Херут. Менахем Бегин и Шмуэль Тамир, самые ревностные из числа максималистов, обнаружили, что их мнение разделяет находящаяся на грани исчезновения партия Бен-Гуриона Государственный список — правда, без самого Бен-Гуриона. Надо сказать, что сторонников экспансионизма было достаточно и среди левоцентристов, членов Партии труда и даже партии Мапам. Собственно говоря, основатель Движения за неделимый Израиль, Элиэзер Ливне, был одним из ветеранов и уважаемым теоретиком Мапай. Позиция Ливне навряд ли определялась религиозными традициями или ощущением исторической миссии народа Израиля; скорее имела место прагматичная убежденность в том, что безопасность Израиля может быть гарантирована только благодаря тому, что страна получила возможность обеспечить глубокую оборону, а не за счет мирных договоров, которые арабы, как известно, склонны нарушать — даже если договор заключен с другим арабским государством. Аналогичной точки зрения придерживался также видный писатель и член партии Мапам Моше Шамир. В 1973 г. он отмечал: “Мои нынешние взгляды не вполне совпадают с теми, что я разделял раньше, но шестьдесят седьмой год стал для меня потрясением”. Аннексия представлялась Шамиру кратчайшим путем к достижению мира, “единственным способом убедить арабов, что им необходим мир”. Шамир, Бегин, Тамир, Ливне и другие сторонники идеи Земли Израиля в новых границах воздерживались от прямых указаний на то, что опасная демографическая проблема, которая неизбежно возникнет в случае аннексии арабской Палестины, должна будет решаться в конечном итоге за счет массового исхода арабского населения в соседние страны — хотя такой вариант и подразумевался.

Из числа всех израильских сторонников идеи экспансии менее других руководствовался религиозными или историческими соображениями, разумеется, Моше Даян. В основе концепций, которые брал на вооружение министр обороны, всегда лежал прагматизм. Будучи военным губернатором контролируемых территорий, Даян один занимался осуществлением политики, которую он впоследствии обосновывал. Именно благодаря его поддержке создавался “общий рынок” двух частей Палестины. Вскоре Даян дал знать, что им задумано создание некоего образования, в рамках которого географические и демографические границы будут постепенно размываться. С этой целью он предложил правительству основать четыре еврейских города вдоль горного хребта, который тянется от Хеврона и Наблуса, и, таким образом, создать в арабском окружении острова еврейского присутствия. Район Хеврон — Беэр-Шева, по мнению Даяна, можно было подобным образом превратить в единый экономико-административный регион. Другой такого рода интегрированный регион на севере страны мог бы включать Афулу и Дженин. В августе 1971 г. Даян развил свои соображения в рамках известного выступления перед слушателями Высшего военного колледжа. Именно тогда он определил функции Израиля на контролируемых территориях как функции постоянного правительства, которые заключаются в том, чтобы “планировать, а затем реализовывать свои планы, не размышляя о дне мира, который может настать совсем не скоро”. Израиль обязан “создавать факты”, подчеркнул Даян.

Сильное впечатление, которое Даян произвел прямотой своего выступления, отчасти затмило еще более откровенное, пусть даже и менее радикальное, мнение, высказанное примерно через месяц после окончания Шестидневной войны другим человеком. Этим человеком был Игаль Алон, в прошлом герой Палмаха, лидер партии Ахдут га-авода и впоследствии заместитель премьер-министра во вновь созданном коалиционном кабинете Партии труда. До 1967 г. высказывания Алона по вопросам безопасности своей бескомпромиссностью во многом напоминали позицию Даяна. Даже по окончании Шестидневной войны он продолжал отстаивать свою жесткую линию с еще большей энергичностью. Известный “План Алона”, предложенный, как уже говорилось, на обсуждение кабинета министров вскоре после войны, предусматривал строительство, силами бойцов Нахаль, ряда полувоенных поселений на гористой местности вдоль излучины реки Иордан, цепочка которых огибала бы оккупированный Западный берег и охраняла территорию Израиля. Алон подчеркивал, что “мы предпочитаем безопасные границы, по которым не достигнуто соглашение, таким границам, относительно которых существует соглашение, но которые не обеспечивают безопасности”. Однако концепция Алона содержала еще один аспект, на который зачастую не обращали внимания, хотя он, несомненно, относился к категории примиряющих. Алон вырос среди арабов, свободно владел арабским языком — потому он с пониманием и симпатией относился к арабским традициям и знал, что значит для араба чувство чести. После 1967 г. подобного рода политика осмотрительной сдержанности стала популярной, и к этому следует добавить такой момент, как усиление политического соперничества между Алоном и Даяном в рамках Партии труда. Заместитель премьер-министра неоднократно говорил о своей готовности признать законность требований палестинского народа. Если палестинцы выразят намерение создать свое государство на территории Западного берега или иную политическую автономию в рамках иорданской конфедерации, Израиль должен проявить готовность к ее признанию, говорил Алон. При этом он демонстрировал твердость во всем, что касалось обеспечения безопасности израильской границы по реке Иордан, однако, в отличие от Даяна, выступал против мероприятий, поощряющих “ползучую аннексию”. Надо признать, что его взгляды вызывали негодование и голубей, и ястребов.

Позицию, характеризуемую большей терпимостью, занял Пинхас Сапир, очень энергичный и пользовавшийся всеобщим уважением министр финансов. Обеспокоенный программой “свершившихся фактов” на территории Западного берега и Газы, предложенной Даяном, Сапир в 1968 г. резко выступил против интеграции как самих территорий, так и их жителей, в израильскую экономическую систему. Он предостерег, что присоединение миллиона арабов контролируемых территорий к 400 тыс. израильских арабов, с учетом их значительно более высокого уровня рождаемости, способно, рано или поздно, превратить еврейское государство в арабскую страну. Напротив, возвратив территории, Израиль не потеряет ничего ценного, но при этом “освободит себя от ненужного груза”. Сапир неоднократно высказывал подобные мысли на протяжении ряда последующих лет, подчеркивая при этом, что “планы Даяна относительно “создания фактов” только свяжут нам руки, когда мы наконец сядем за стол переговоров”. Хотя дебаты относительно судьбы территорий и приостановились в феврале 1969 г. в связи со смертью Эшколя, они возобновились с новой силой летом того же года в рамках нового Блока (с участием партии Мапам), Накануне выборов в кнесет 7-го созыва необходимо было достигнуть согласия относительно таких пунктов программы Блока, как внешняя политика и безопасность, и тут действия умеренной группы противников аннексии возглавил уже не столько Сапир, сколько Эвен. Министр иностранных дел предостерег, что откровенно экспансионистская программа будет стоить Израилю поддержки извне, и особенно следует опасаться негативной реакции США. В плане идеологическом государство, гражданами которого станут сотни тысяч новых арабских граждан, будет, несомненно, испытывать трудности, причем, возможно, критические, при сохранении традиционных сионистских ценностей. Мнение Эвена получило безусловную поддержку руководства партии Мапам, а также извечных возмутителей спокойствия в кнесете Ури Авнери[217] и Шалома Когена. Столкнувшись со стратегической опасностью раскола слева и осознавая, наряду с этим, что переговоры с арабским правительством или с палестинской группой — это отнюдь не вопрос ближайшего будущего, кабинет Голды Меир выбрал тактику проволочек. Было принято решение не принимать никаких решений.

Такой подход был понятным и органичным для нового премьер-министра. Подобно Бен-Гуриону и многим другим ветеранам первых волн алии.) Голда Меир имела свою личную точку зрения по арабскому вопросу: она считала арабов непримиримыми врагами Израиля, и на нее не действовали призывы относительно необходимости примирительных жестов в их сторону, с целью их умиротворения. Выросшая в Америке, Голда Меерсон (урожденная Мабович) приехала в Палестину со своим мужем в 1921 г. и практически сразу же занялась политической деятельностью. В 1930-х гг., занимая посты в исполнительных органах Гистадрута и партии Мапай, она сблизилась с Бен-Гурионом и Эшколем. Будучи незадолго до провозглашения независимости Израиля исполнительным директором политического отдела Еврейского агентства, Голда Меир досконально ознакомилась с арабской политикой и политиками. Она и в то время не была склонна занимать примиренческую позицию — как это понял, к своему сожалению, иорданский король Абдаллах в ходе их тайных встреч в Иордании в 1947 и 1948 гг. (Гл. XIII). В дальнейшем, будучи первым послом Израиля в СССР, затем министром труда, затем министром иностранных дел и генеральным секретарем партии Мапай, Голда Меир последовательно придерживалась своей откровенной, прямой и отчасти резковатой манеры в общении как с израильтянами, так и с иностранцами.

Приземистая женщина с грубоватыми чертами лица, Голда Меир давно уже была бабушкой, когда в марте 1969 г., после смерти Эшколя, она стала премьер-министром Израиля. Ни ее характер, ни возраст не способствовали изменению ее мнения об арабах как об извечных врагах, отношения с которыми строятся не на доверии, а на основе политики силы. Тем не менее, будучи опытным политиком, она заняла компромиссную позицию, одобрив формулу Алона относительно сохранения безопасной границы по реке Иордан. Такая позиция оставляла правительству возможность либо вернуть, либо (к чему Израиль, похоже, склонялся все больше и больше) аннексировать Западный берег. Тем временем Голда Меир в неофициальном порядке поощряла строительство еврейских поселений в долине Иордана, в районе Хеврона, в секторе Газа, в коридоре Рафа, на севере Синайского полуострова, по берегу Красного моря от Эйлата до Шарм-аш-Шейха, на Голанских высотах. Экономика и рабочая сила оккупированных территорий постепенно объединялись в единое целое с экономической системой Израиля. Таким образом, действительность периода после 1967 г. вырисовывалась со всей отчетливостью и необратимостью.

Эти факты стали причиной душевных мук многих израильских интеллектуалов и общественных деятелей. Арье Элиав[218], в прошлом генеральный секретарь партии Мапай, расценивал складывающуюся ситуацию в контексте более широком, чем только лишь национальная безопасность, и он изложил свои мысли в опубликованной в 1970 г. книге Эрец га-цви (“Страна оленя”). Прилагая все усилия к тому, чтобы не допустить какого бы то ни было отрицания прав Израиля на контролируемые территории, Элиав просто отмечал, что права арабов неотъемлемы не в меньшей степени. “Что бы арабы ни сделали (или сделали) для создания своей страны — это их дело, а не наше (и ведь, в сущности, они смогли создать за 1300 лет великую культуру и многочисленную общину). Мы должны придерживаться тех же принципов, которые были выдвинуты в 1936–1937 гг., затем в 1947–1949 гг. и далее, вплоть до 1967 г. Мы должны признать, что в Палестине есть место для Государства Израиль и для палестино-иорданского арабского государства. В обмен на устойчивый и постоянный мир нам следует отказаться от реализации части наших исторических прав в этом арабском государстве”. Элиав призывает правительство объявить об этом принципе взаимного примирения, причем немедленно, еще до того, как палестинские арабы сообщат о своей готовности к переговорам или будет достигнуто соглашение относительно их представителя для ведения переговоров:

Этот крик души Элиава был понятен многим. Кое-кто — хотя бы тот же Амос Кенан, бывший член Лехи — брал на себя смелость поставить под сомнение даже такой священный символ, как объединенный Иерусалим. Кенан писал: “Никому не пришло в голову спросить у аннексированных арабов их мнение относительно судьбы Иерусалима. Относительно той косметической операции, которой был подвергнут Старый город, относительно тех строений, которые мы снесли на площади перед Стеной Плача. Да, город был объединен, но не воссоединен”. С сарказмом комментирует Кенан упоминание Даяном таких “драгоценных для памяти Израиля” мест, как Хеврон, Шилоах, Анатот, которые являются неотъемлемой частью библейской земли: “Никого не беспокоили эти святые места на протяжении последних девятнадцати лет. Мы превосходно обходились и без них. Что же касается живших там ортодоксальных поборников святости, то они все это время были слишком заняты борьбой с чиновниками налогового ведомства в попытках уменьшить ставку своего подоходного налога”.

Выдающийся писатель Амос Оз писал о трагедии населения контролируемых территорий, о дилемме Израиля и арабов, в своей статье, опубликованной в “Нью аутлук”, издании, известном своими умеренными взглядами:

Это ощущение душевных страданий хорошо передал историк Яаков Талмон[219], один из самых уважаемых израильских ученых и человек, заслуживший славу интеллектуальной совести еврейского народа. В своей жесткой пророческой статье “Может ли сила быть универсальным ответом?” Талмон определяет концепцию “свершившихся фактов” как бесчеловечную, наводящую на мысли об идее Муссолини относительно “священного эгоизма” или о более ранних европейских мечтаниях относительно “особой миссии” и “исторически сложившихся границ”. Все эти “миссии” были аналогичным образом основаны на древних притязаниях, отмечает Талмон, и каждая из них привела к катастрофе, поскольку игнорировала очевидный факт: на той же земле, в пределах тех же границ жили и другие народы. Талмон, равно как и Сапир, и Эвен, расценивали социальную и моральную опасность “ползучей аннексии” как не только гибельную для Израиля, но и таящую опасность проявления крайнего арабского национализма. Он писал:

Статья Талмона увидела свет летом 1973 г.

За шесть лет до этого, сразу после победы в Шестидневной войне, это пророчество историка было предугадано выдающимся государственным деятелем. На протяжении всего своего жизненного пути Давид Бен-Гурион считался воплощением беспощадной израильской воинственности. И вот теперь, беседуя с журналистами в своем пустынном уединении, в Сде-Бокер, бывший премьер-министр поразил присутствующих, спокойно поддержав идею отхода со всех оккупированных территорий, кроме Иерусалима и Голанских высот. Все остальное, сказал он с глубоким убеждением, повиснет мертвым грузом на шее Израиля и станет поводом для непрестанных провокаций всего арабского мира. Тогда реакцией на предупреждение Бен-Гуриона были насмешки с примесью легкой грусти. И едва ли не каждый подумал: “У старого льва притупились когти”.