История Израиля. Том 2 : От зарождениения сионизма до наших дней : 1952-1978

Становление государства

До Синайской кампании положение Израиля можно было сравнить с осажденным со всех сторон лагерем беженцев, жители которого, обитая в засушливом и бедном краю, предпринимают отчаянные попытки наладить свою жизнь, сталкиваясь при этом с тяжелейшими проблемами экономического, социального, внутриполитического и военного характера. Начиная с 1956 г. все это ушло в прошлое. Государственные границы стали достаточно безопасными. Израильская армия, которая до 1953 г. постоянно сталкивалась с организационными и кадровыми трудностями, была преобразована в эффективный военный механизм; кроме того, она одновременно сделалась еще и самым значимым фактором объединения общества. В известном смысле операция Кадеш явилась своеобразным завершением титанических усилий по интеграции страны. Освоение обширных земельных площадей, эффективное использование оставленной или секвестрованной (временно конфискованной) арабской собственности, увеличение экономической помощи, предоставляемой США, Германией и мировым еврейством, — все это наконец стало давать плоды. Иными словами, перед Израилем уже стояла не проблема выживания, но, скорее, вопрос выбора альтернативных путей развития.

Одним из самых очевидных следствий израильской победы стал стремительный и весьма впечатляющий рост числа репатриантов — достаточно назвать две цифры: 55 тыс. человек за 1956 г. и 70 тыс. человек за 1957 г. На первых порах большинство репатриантов прибывало из стран Северной Африки и Египта. К первой категории относились евреи, не решавшиеся на отъезд до конца 1956 г. из опасения набегов федаинов или египетской агрессии, постоянно угрожавшей безопасности Израиля. Обе угрозы, со всей очевидностью, остались в прошлом. Теперь предстояло сделать очевидный выбор между исламской ксенофобией в Марокко и гарантированной безопасностью в еврейском государстве. То же самое можно было сказать и относительно ситуации, в которой оказалось египетское еврейство. Правительство Насера, униженное своими военными поражениями, приняло целый ряд законов и постановлений, отрицательно сказавшихся на возможностях трудоустройства, жилищных условиях и даже личной безопасности “иностранцев”. Будучи наиболее уязвимым “национальным меньшинством” Египта, евреи (в количестве порядка 25 тыс. человек) выехали из страны зимой 1956–1957 гг., “оплатив” свой отъезд в Европу самым простым образом: их вынудили оставить в стране все свое имущество. Две трети этих беженцев были затем переправлены в Израиль усилиями Еврейского агентства. Владея иностранными языками и имея достаточный опыт деловой активности, они поселились по большей части в приморских городах, и многие из них нашли работу в банках, в туристическом и гостиничном бизнесе.

Жертвами политических потрясений стали не только североафриканские евреи, но и евреи, жившие в странах коммунистического блока. Около 40 тыс. европейских репатриантов, в основном из Польши и Венгрии, прибыли в Израиль в 1957 г. В период 1958–1960 гг. репатриировалось еще 43 тыс. восточноевропейских евреев, приехавших из Румынии. В основном эти репатрианты покинули страны исхода после народных волнений 1956 г. в Польше, восстания в Венгрии[26], а также после усиления антисталинских настроений в Румынии. В каждой из этих стран политические выступления сопровождались возобновлением спонтанных проявлений антисемитизма, и коммунистическое руководство предпочитало реагировать на это путем облегчения еврейской эмиграции. Многие из восточноевропейских репатриантов были людьми с высоким образовательным уровнем. Они оставались на своих рабочих местах в послевоенные годы главным образом потому, что коммунистическим правителям была необходима их квалификация и богатый опыт. Теперь, когда их вытеснили представители нового поколения, получившие соответствующее образование “коренные жители” страны, они уехали в Израиль, принеся с собой свои знания и опыт.

Еврейское агентство не было готово к такому потоку репатриантов. Тем не менее его реакция оказалась достаточно быстрой. Сотрудники Еврейского агентства наладили перевозку репатриантов, организовали в Европе транзитные лагеря, а в Израиле подготовили общежития и жилье для аренды. На этот раз никто даже не поднимал вопроса о размещении новых репатриантов в маабарот; не было речи и о возвращении к программе “с корабля в поселение”. Имеющие более высокую профессиональную подготовку, нежели их предшественники, восточноевропейские евреи удостаивались и соответствующего приема. Они получали ссуды на покупку жилья на очень выгодных условиях. Многим была предоставлена возможность изучать иврит на специальных пятимесячных курсах, по интенсивной программе и за государственный счет. Затем были предприняты значительные усилия по трудоустройству новых репатриантов, с учетом их квалификации и культурного уровня. Такую внимательность и заботу, проявленные Еврейским агентством, ни в коей мере не следует относить за счет намеренной или неосознанной дискриминации восточных евреев, но скорее надо объяснить осознанием того, насколько необходимо поощрять, причем практически любой ценой, репатриацию из-за “железного занавеса”[27], где экономические условия жизни евреев были все еще вполне приемлемыми. Страны коммунистической Европы оставались для Израиля фактически последним источником квалифицированных и образованных репатриантов.

В период 1961–1964 гг. население Израиля увеличилось за счет еще 194 тыс. еврейских репатриантов. Среди них было немало восточноевропейских евреев, но в основном они приехали из исламских стран — из Ирана и Северной Африки, в частности из Марокко, чье правительство, под влиянием Франции, согласилось дать разрешение на выезд остаткам своей еврейской общины. Среди репатриантов из стран Магриба было также 15 тыс. алжирских евреев, имевших статус граждан французской колонии, которые уехали после того, как де Голль предоставил Алжиру независимость. Израильское правительство встретило их прибытие со смешанными чувствами, поскольку нельзя было не отметить одно — и, несомненно, малоприятное — обстоятельство: основная доля алжирских евреев, 130 тыс. человек, предпочла отправиться во Францию. Шокирующим открытием стал для сионистского руководства тот факт, что, оказавшись в сложных обстоятельствах, еврейская община, и тем более община одной из стран Магриба, предпочла Израилю другое государство. Впрочем, алжирских евреев вряд ли можно было сравнивать с марокканскими евреями. Алжирцы, обладая всеми правами граждан Франции, считали себя принадлежащими к той же категории, что западноевропейские или американские евреи, а мало кто из последних выразил желание отказаться от покровительства властей сильной страны с демократическим строем, благожелательно относящейся к евреям. Во всяком случае, в период рецессии (1965–1967 гг.) численность алжирской алии выглядела впечатляющей на фоне общего (25 тыс. человек) достаточно скромного годичного числа репатриантов.

Несмотря на годичные колебания алии, численность еврейского населения Израиля демонстрировала стойкую тенденцию к росту: от 1667 тыс. человек в 1956 г. до 2384 тыс. человек в конце 1967 г.; одновременно с увеличением количества евреев имели место существенные “этнические” изменения в их составе. К 1965 г., впервые в истории страны, восточные и европейские евреи сравнялись по численности, а через три года восточные евреи составляли уже большинство еврейского населения, 55,5 %. Более того, количественное преимущество восточных евреев должно было и далее увеличиваться, поскольку рождаемость среди этой категории населения была вдвое больше, чем в семьях выходцев из Европы. Эти демографические перемены имели существенное значение для состояния еврейской культуры (Гл. XVIII. “Другая половина” израильского еврейства). В высшей степени важным фактором развития страны стал непрекращающийся рост численности людских ресурсов. Это не только позволило расширить диапазон экономической деятельности Израиля, но и положительно сказалось на заселении страны, а также на увеличении стратегической глубины ее обороноспособности. Существенно более значительным стало рассредоточение населения по территории страны. В 1948 г. всего 18 % населения жило в сельской местности, 52 % — в трех основных городах и 30 % — в остальных городах страны. Двадцать лет спустя — притом что доля сельского населения фактически уменьшилась (до 11,3 %) — в трех основных городах жило менее 35 % еврейского населения страны, а 54 % жило в остальных городах (правда, некоторые из них были спутниками больших городов). Так обстояли дела после окончания операции Кадеш — Израиль улучшил свое демографическое положение не менее эффективно, чем развил свои политические институты, укрепил экономику и повысил обороноспособность.

Покорение земли и воды

На протяжении второго десятилетия своей независимости израильтяне укрепили и даже распространили вширь свой контроль над земельными ресурсами. К концу 1966 г. евреи жили в 729 сельских поселениях страны (из общего числа 834 поселения), и численность еврейского населения, занятого в сельском хозяйстве, составляла 340 тыс. человек (общая численность сельскохозяйственного населения страны, включая евреев и арабов, составляла 616 тыс. человек). В сельскохозяйственных поселениях было занято 13 % всей еврейской рабочей силы страны, и они возделывали около 4,5 млн дунамов земли. Они производили всю основную сельскохозяйственную продукцию, необходимую для населения Израиля, и даже некоторый избыток овощей, яиц и молока. Наряду с этим некоторые культуры выращивались также и на экспорт, и к середине 1960-х гг. в эту категорию сельскохозяйственной продукции входили хлопок, арахис, а также ряд экзотических зимних фруктов (притом что раньше экспортировались практически только одни цитрусовые). В 1964 г. сельскохозяйственная продукция, включая цитрусовые, составляла третью часть всего израильского экспорта и обеспечивала 10 % национального дохода.

Основным источником сельскохозяйственной продукции (помимо цитрусовых плантаций) по-прежнему оставались мошавы и кибуцы. Соотношение между этими двумя основными формами организации сельскохозяйственной деятельности не изменилось и на протяжении следующего десятилетия. К 1956 г. в 229 кибуцах страны было занято 78 тыс. человек, а в 336 мошавах — 120 тыс. человек. В стране существовало еще 64 поселения с традиционными (“капиталистическими”) фермерскими хозяйствами и некоторое количество хозяйств смешанного типа. Напомним, что мошавы считались наиболее оптимальной формой сельскохозяйственной деятельности новых репатриантов — как с экономической, так и с социальной точки зрения. Впрочем, несмотря на общее уменьшение доли кибуцев, их производительность и рентабельность стремительно возрастали. Механизация, совершенствование системы сбыта продукции, накопление опыта работы и динамизм, присущий кибуцникам, людям в большинстве своем светским и имеющим в основном европейские корни, — все это способствовало преобразованию коллективных кибуцных хозяйств в эффективные сельскохозяйственные предприятия мирового класса, ставшие образцом для развивающихся стран. Хотя расходы кибуцев на общественные нужды и были весьма значительными, не меньшими были и связанные с этим выгоды. Так, среднее образование было бесплатным для детей всех членов кибуца, и потому по охвату (хотя, возможно, и не всегда по качеству) система кибуцного образования не знала равных в Израиле. То же можно было сказать и о культурном развитии взрослых. В кибуцах регулярно читались лекции на самые разные темы, имелись хоровые кружки, драматические коллективы, оркестры. Во всех трех национальных кибуцных движениях имелись свои учебные центры, услугами которых могли пользоваться все члены входящих в федерации кибуцев, а также издательства, выпускавшие ежеквартальные литературные журналы. Одаренным молодым членам кибуцев предоставлялась возможность заниматься музыкой или живописью, а особо талантливым — учиться в университетах, и все это за счет кибуца. Неудивительно, что из среды кибуцников вышло немало известных израильских писателей и художников (Глава XX).

Кибуцы сохраняли свои традиции общественного лидерства. К 1967 г. 30 % пилотов ВВС и 22 % армейских офицеров были кибуцниками по происхождению. Среди депутатов кнесета от рабочих партий 25 % (16 человек из 63) также были кибуцниками. Впрочем, их доля несколько снизилась к концу 1960-х — началу 1970-х гг. Уделяя внимание земным благам нового типа, включающим приобретение телевизоров, посещение салонов красоты и плавательных бассейнов, кибуцники меняли свои взгляды на жизнь, и в кибуцах также начиналось классовое расслоение общества, становившееся характерным для всей страны. К этому времени вера в идеалы социализма стала ослабевать — в Израиле точно так же, как и во всей Европе. Расцвет стран капитализма, стремление к экономическому благосостоянию, обеспечивающему решение социальных проблем в рамках капиталистической экономики, новый этап антисемитизма и антиизраильская политика Советского Союза — все это не могло не способствовать ослаблению многих исходных коллективистских предпосылок кибуцного движения. Кроме того, целый ряд функций и задач, выполнявшихся ранее кибуцниками на добровольных началах, теперь перешел в ведение правительственных учреждений и армии. В результате коллективизм, бывший в прошлом одним из основных сионистских идеалов, стал постепенно утрачивать свою привлекательность, вытесняемый честолюбивыми помыслами и стремлением к материальным благам — тенденциями, которые затронули в той или иной степени многие стороны израильской жизни (Гл. XX. Духовный кризис. Гл. XXIV).

Впрочем, сам по себе рост изобилия и благосостояния вряд ли был столь уж неприятным. Земля давала плоды в количествах, немыслимых во времена халуцим, да к тому же это изобилие достигалось отнюдь не ценой личного самопожертвования. Наконец-то в стране стало достаточно воды. С самых ранних времен еврейского поселения в Палестине ни у кого не было сомнений, что ирригация — это ключ к экономическому выживанию и росту. Дожди здесь шли только зимой и в основном на севере страны. В других районах годовая норма осадков была в диапазоне от сорока дюймов в Галилее до менее чем одного дюйма на юге Негева. В мандатный период специалисты Еврейского агентства всесторонне изучали возможности осуществления ирригационных проектов. Д-р Уолтер Лоудермилк, выдающийся американский специалист по охране и рациональному использованию природных ресурсов, в 1944 г. подготовил под эгидой Еврейского агентства доклад, в котором заложил основу всех дальнейших работ по использованию воды в Израиле. Лоудермилк утверждал, что освоение ресурсов реки Иордан, вкупе с рациональным использованием грунтовых вод, позволит труженикам сельского хозяйства Святой земли прокормить не менее 5 млн человек на протяжении последующих десятилетий. Эту оценку в дальнейшем подтвердили и уточнили другие специалисты, в частности американские инженеры Джеймс Хейс и Джон Коттон. И вот к началу 1960-х гг. Мекорот, национальное управление водного хозяйства страны, представило разработанный план национальной ирригационной системы. В числе основных направлений были названы: интенсивное использование грунтовых вод; утилизация ливневых стоков и сточных вод; использование ресурсов рек Яркой и Кишон; и, наконец, реализация проекта Иорданской долины.

Бюджет всего проекта составил более 175 млн долларов, и ни одна из комиссий кнесета не поставила под вопрос эту сумму, потому что для израильтян проблема воды не менее священна, чем проблема обороны страны. К тому же у государства имелись источники для финансирования этого проекта — немецкие репарации, американские займы, доходы от продажи израильских государственных облигаций. Имелись также квалифицированные инженеры и техники, в большинстве своем из числа репатриантов. Результаты реализации проекта были весьма впечатляющими. В 1948 г., например, Израиль использовал 240 млн кубометров грунтовых вод в год. К 1963 г. эта величина возросла до 850 млн, что составляло почти две трети от всех разведанных водных ресурсов страны. Кроме того, станции очистки сточных вод давали ежегодно 90 млн кубометров, что составляло еще 5 % всех водных ресурсов Израиля. За проектом очистки сточных вод последовали проекты “Яркон—Негев” и “Долина Кишона”. Река Яркой берет свое начало в районе Рош-га-Аин, затем, пройдя 24 километра по Приморской долине, впадает в море в районе Тель-Авива. Благодаря системе дамб, насосных станций и трубопроводов 100 млн кубометров воды удалось переправить в южном направлении, к Негеву, и распределить для нужд 65 сельскохозяйственных поселений — хотя это и привело к некоторым экологическим проблемам. В рамках проекта долины Кишона использование водосборных бассейнов и трубопроводов позволило собирать воды речушек и ручьев, текущих по склонам Галилейских гор, и направлять их в Изреэльскую долину. Таким образом, к 1957 г. удалось получить порядка 160 млн кубометров воды.

Последний этап этого плана, проект Иорданской долины, был ориентирован исключительно на орошение холмистых просторов Северного Негева, где — согласно почти мистическому видению Бен-Гуриона — должны были поселиться будущие репатрианты, вырасти новые города и промышленные предприятия. В качестве основы проекта рассматривался водосбор Галилеи. Поскольку основная часть воды оттуда попадает в Иордан, реку предполагалось отвести, забрать в трубу, устроить водовод через Изреэльскую долину в сторону приморской равнины, а оттуда в Негев. Масштабы проекта были беспрецедентными. Сама по себе система реки Иордан является уникальной. Как уже отмечалось выше, она течет не к западу, в сторону Средиземного моря, а на юг, впадая в Мертвое море. Более того, в отличие от прочих израильских рек, Иордан образуется путем слияния трех притоков, и в него впадают две реки, истоки которых находятся вне территории Израиля. Его верховье имеет вид перевернутой дельты, состоящей из ливанской реки Хасбани, реки Литани, начинающейся в Израиле неподалеку от сирийской границы, и реки Баниас, истоки которой находятся в Сирии. Все три сливаются в нескольких милях к северу от канала Хула, образуя Иордан. Оттуда Иордан (представляющий собой естественную границу между Израилем и Хашимитским Королевством) течет на протяжении десяти миль и, с перепадом высот в 820 футов, впадает в озеро Кинерет, после чего продолжает свое течение по иорданской территории и впадает в Мертвое море.

Внимание израильских разработчиков было сосредоточено на верхней части Иордана, впадающей в Кинерет. Однако планы разработчиков должны были учитывать то обстоятельство, что, к сожалению, любой отвод воды на этом участке Иордана не может не сказаться на состоянии того участка реки, который находится в пределах Иордании, а иорданцы заявили, что этого они не допустят. Многолетние усилия Эрика Джонстона по выработке соглашения, учитывающего интересы всех сторон, были сорваны буквально в последний момент, когда арабские страны в 1955 г. “отложили” принятие решения о подписании соглашения (Гл. XV!). Возмущенные израильтяне заявили, что продолжат реализацию проекта самостоятельно. Основываясь на положениях плана Джонстона, реализация которого была сорвана другой договаривающейся стороной, израильтяне выделили эту часть программы в самостоятельный проект, разработанный Хейсом и Коттоном, при участии израильских специалистов. С чисто технической точки зрения этот новый проект мог осуществляться как при участии арабской стороны, так и без такового. Израильское правительство приняло решение начать работы безотлагательно. Попытки, которые сирийцы предпринимали время от времени для блокирования истоков Иордана, пресекались Израилем с использованием артиллерии и авиации (Гл. XXI. Сирийский тигр вырвался на свободу). Работа израильских гидротехников продолжалась без перерыва.

На первой стадии проекта был сооружен водовод, пересекающий две трети страны, который собирал излишки воды в одних местах и пополнял ее нехватку в других. Озеро Кинерет, устье водовода, служило естественным водохранилищем, которое перекрывалось в теплое время года. Хотя и случалось, что заиливание слабоминерализованных подпочвенных соленых родников приводило к довольно значительному понижению уровня воды в озере, сток был достаточным для обеспечения выпуска воды в туннель, идущий в западном направлении, к Нижней Галилее. Далее, через мощный бетонный напорный трубопровод, вода перекачивалась по Изреэльской долине, проходя через массив Кармель по туннелю длиной в четыре мили, и потом, вдоль побережья, к границе Негева. Затем вода циркулировала по большим распределительным магистралям на территории северных секторов пустыни Негев, доходя на юге до широты Беэр-Шевы. Сооружение “Национального водовода” было завершено в 1964 г., и с тех пор страна получала, благодаря ему, дополнительные 320 млн кубометров воды ежегодно. Это на 25 % увеличило водообеспеченность страны (и на 75 % водообеспеченность Негева), позволив коренным образом преобразовать структуру промышленности и сельского хозяйства в северной части пустыни. Жители Ашдода, Ашкелона, Кирьят-Гата, Беэр-Шевы и Димоны впервые получили воду для промышленных предприятий и муниципальных служб в необходимом для них объеме. Для Израиля в целом завершение проекта Иорданской долины гарантировало обеспечение занятости по меньшей мере 5 млн человек.

Открытие пустыни, открытие морских путей

В первые годы независимости страны пустыня Негев оставалась для израильтян по большей части terra incognita. Английский геолог С. Г. Шоу начал проводить в пустыне предварительные изыскания в последние годы мандата. Когда англичане оставили Палестину, Шоу, вопреки распоряжению администрации, передал результаты своей работы представителям Гаганы. Евреи, со своей стороны, не стали ждать окончания военных действий и решили как можно скорее продолжить исследования Шоу. Израильтяне спешили, так как граф Фольке Бернадот, ооновский посредник, оказывал на них нажим, пытаясь вынудить уступить хотя бы часть Негева, и поэтому необходимо было, не теряя времени, выяснить, чего же в действительности стоят эти 6,5 тыс. квадратных миль, составляющие 60 % всей территории страны. И вот в декабре 1948 г. на юг отправилась геологическая экспедиция, возглавляемая д-ром Яаковом Бен-Тором из Еврейского университета в Иерусалиме. Геологи работали в поле тринадцать месяцев, в очень тяжелых условиях (один из них погиб от рук бедуинов), и к январю 1950 г. они завершили свою работу.

Первоначальные результаты оказались не очень обнадеживающими. Даже по краю пустыни “почва” на 80 % состояла из песка; остальные 20 % — это мергель (осадочные породы), соли и лёсс (рыхлая горная порода). Без воды перспективы сельскохозяйственной деятельности представлялись сомнительными. Возможность промышленного и коммерческого развития также была под вопросом — по крайней мере до тех пор, пока в Эйлате не будет открыт порт. Несколько кибуцев существовали вдоль побережья и плато Северного Негева еще до 1948 г., но эти форпосты были не столько фермерскими хозяйствами, сколько заявкой на право евреев владеть пустыней. Развитие сельского хозяйства в этом регионе было невозможным без совершенной ирригационной системы. И когда в 1964 г. вода пришла в пустыню, это привело к впечатляющим переменам. К 1967 г. здесь уже имелось не менее 57 кибуцев и мошавов, в которых проживало в целом 55 тыс. человек и которые не только занимались сельским хозяйством, но также блокировали проникновение арабов в эту западную часть Негева. К этому времени было освоено 140 тыс. акров бесплодных прежде земель, и регион обеспечивал своих жителей овощами, фруктами и молочными продуктами.

Никто, однако, не считал, что будущее Негева — как, впрочем, и всего Израиля — связано исключительно с сельскохозяйственной деятельностью. Изначально существовало мнение, что ключом к региональному развитию юга страны послужат полезные ископаемые и промышленность. Но рентабельность добычи полезных ископаемых зависела от доступа к мировым рынкам сбыта. По счастью, Синайская кампания положила конец блокаде Акабского залива, и эффективность свободы судоходства можно было теперь выразить языком математики. На протяжении первого года после завершения операции Кадеш тридцать судов доставили в порт Эйлата 24 тыс. тонн импортных грузов и 28 судов отправились с 20 тыс. тонн экспортных грузов. В 1967 г., благодаря совершенствованию технических средств порта, а также росту мощностей промышленных предприятий Негева, количество прибывших под разгрузку судов увеличилось до 36, и столько же судов отправилось с израильскими экспортными грузами для стран Африки и Востока. Значительно улучшилась транспортная инфраструктура Негева. Была закончена прокладка шоссе от Беэр-Шевы до Эйлата, а впоследствии и от предприятий Мертвого моря в Сдоме до Эйлата; завершена прокладка железной дороги от Беэр-Шевы до Димоны. Итак, наконец были созданы условия для добычи и реализации богатств Негева.

В Тимне, неподалеку от Эйлата, было разведано месторождение медной руды, и к 1967 г. ежегодная добыча руды составляла полмиллиона тонн. Поташ, основной ингредиент для производства удобрений, добывался на предприятиях Мертвого моря в количестве 600 тыс. тонн ежегодно; там же осуществлялась добыча соединений брома, хлорида магния и поваренной соли. Месторождение кремнезёмистой глины в кратере Махтеш Рамон давало 600 тыс. тонн каолина. Добывались также кварц и гипс, а кроме того, доломит и известняк — пусть в небольших, но вполне товарных количествах. Нефть была найдена в 1965 г. на юге прибрежной равнины, а немногим позже на севере, в Хелеце; через несколько лет ежегодная добыча нефти в объеме 188 тыс. тонн обеспечивала приблизительно 10 % внутренних потребностей страны. Кроме того, на севере Негева в месторождении Зогар были обнаружены довольно значительные запасы метана. Преисполненные энтузиазма правительственные эксперты даже стали утверждать, что природные богатства Мертвого моря и окружающей его пустыни могут дать Израилю за год столько же иностранной валюты, сколько страна получает от продажи цитрусовых. Быть может, они имели некоторые основания для таких утверждений. Однако валютные поступления от добывающей промышленности Негева не превышали 15 % от всего израильского экспорта на протяжении многих лет, тогда как для экспорта цитрусовых эта величина составляла 80 %. Таким образом, Негев не стал для Израиля ни Юконом, ни Клондайком. До активизации рынка поташа и фосфатов в 1972 г. продукция южной израильской пустыни составляла не более 7 % всего национального дохода.

Впрочем, полезность Негева увеличивалась за счет других факторов. Во-первых, был облегчен доступ к международным рынкам. Во-вторых, появилась возможность транспортировки нефти, добываемой в других странах. Для этой цели были проложены трубопроводы — сначала восьмидюймовые, затем шестнадцатидюймовые и, наконец, диаметром сорок два дюйма — для перекачки нефти с танкеров, приходивших в Эйлатский порт, в нефтехранилища или непосредственно в танкеры, отправлявшиеся затем в средиземноморский порт Ашкелон. Не менее важным было и то, что Негев предоставил возможность для расселения миллиона новых репатриантов и строительства целого комплекса промышленных объектов, на которых репатрианты получили рабочие места. Около 40 % всех созданных предприятий предназначалось для переработки местных ресурсов. Остальные — предприятия текстильной, химической и оборонной промышленности — были переведены в Негев из других городов страны.

Города развития обрели свой облик главным образом благодаря притоку новой рабочей силы. На ранней стадии репатриации, в 1949–1953 гг., из соображений безопасности и ввиду нехватки жилья, в стране было начато переселение жителей более старых городов со смешанным населением. По большей части это были города на севере страны, где до 1948 г. евреи жили рядом с арабами. В первые годы существования государства кварталы, оставленные арабами в Лоде, Рамле, Мигдаль-Ашкелоне, Беэр-Шеве, Цфате и Тверии, просто занимались еврейскими репатриантами; в последующие годы в этих городах были дополнительно построены жилые кварталы, а также сооружены промышленные предприятия. На следующей стадии, в 1955–1958 гг., началось строительство новых городов в ранее незаселенных районах страны — как на севере, так и на юге. Так появились Кирьят-Шмона, Хацор, Шломи, Маалот, Мигдаль-га-Эмек, Ор-Акива, Бейт-Шемеш, Кирьят-Гат, Димона и Мицпе-Рамон. Эти города строились с учетом соображений безопасности, а также удобства расселения репатриантов и их абсорбции; при этом на первых порах не уделялось особого внимания параллельному созданию промышленной инфраструктуры как основы успешного существования городов. Однако на третьей и последней стадии ориентация продолжающегося развития становилась все более индустриальной и все более южной, определяя собой израильское будущее.

В начале 1960-х гг. по краю пустыни выросла цепь городов развития. В основном они были очень небольшими; так, в городах Нетивот и Иерохам проживало не более чем по 5 тыс. человек, причем в немалой части это были жители временные — бурильщики, карьерные рабочие. И эти населенные пункты, и города с населением около 7 тыс. человек (Кирьят-Малахи, Сдерот, Офаким), и более крупные города, выросшие на границе с Негевом, — все они имели ряд общих черт. Большинство их населения (65 % в 1964 г.) составляли выходцы из стран Востока. Собственно говоря, в то время 37 % всего еврейского населения Израиля, репатриировавшегося из стран Востока, проживало в городах развития и поселениях. Большинство из них вряд ли выбрали такие места жительства по своей воле — их доставили сюда в рамках программы “с корабля в поселение”, точно так же, как репатриантов предыдущей волны направляли прямо в мошавы, хотя впоследствии индивидуальным пожеланиям новых репатриантов стали уделять больше внимания. Здесь следует особо отметить, что во всех этих городах планирование и управление общественной и коммунальной жизнью осуществлялось в высшей степени планово и централизованно — впервые за всю историю страны. Межминистерские комиссии заранее определяли все детали городского развития, организуя продуманную схему жилищного строительства, сооружая предприятия для обеспечения занятости населения, создавая сеть учреждений образования, здравоохранения, социального обеспечения. И лишь много лет спустя городская власть была передана в руки выборных советов самоуправления.

Наиболее впечатляющим примером стала история Беэр-Шевы, с самого начала относившейся к категории городов развития. До 1948 г. этот населенный пункт представлял собой бедуинский караван-сарай, однако правительство Израиля очень быстро оценило потенциальную значимость его местонахождения. Занимая господствующее положение по отношению ко всей сети коммуникаций Негева, Беэр-Шева не могла не стать административным центром этого южного региона, как только там началось развитие торговли и промышленности. Где бы ни закладывались новые добывающие и обрабатывающие предприятия Негева, их центральные офисы тут же открывались в Беэр-Шеве. В городе разместились региональные офисы правительственных учреждений и Еврейского агентства, а также армейские штабы. Численность населения города увеличивалась стремительными темпами, достигнув 100 тыс. человек к концу 1960-х гг., причем город мог похвастаться самым высоким уровнем занятости в стране. Аналогичной (хотя и в меньших масштабах) была история развития Кирьят-Гата, ставшего региональным центром благодаря плану Лахиша (Гл. XV). К 1967 г. численность населения Кирьят-Гата составила 18 тыс. человек; при этом город отличался развитой системой школьных и культурных учереждений и стремительным жилищным строительством.

Ашдод, расположенный в 11 милях к северу от Ашкелона, также стал одним из примеров успешного развития и самым ярким образцом планового становления городского хозяйства в стране. Ашдод был заложен в середине 1950-х гг. как израильский “порт будущего” и с первых дней стал предметом пристального внимания и заботы со стороны правительства. В Ашдод поступали более значительные капиталовложения, чем в любой другой из числа новых городов страны, — так, 120 млн долларов было затрачено только на портовые сооружения. Успех был достигнут ранее, чем ожидалось. Первая очередь порта начала функционировать уже в 1965 г., и сотни тысяч тонн полезных ископаемых из недр Негева доставлялись грузовиками на ожидающие у причалов суда. Два года спустя население Ашдода насчитывало уже 20 тыс. человек и должно было, согласно прогнозам (хотя и, как оказалось, излишне оптимистическим), увеличиться до 150, а то и до 350 тыс. человек через 25 лет. Эйлат, южные ворота Негева, также развивался на волне этого бума. Будучи в 1956 г. не более чем разросшейся в размерах рыбачьей деревушкой, Эйлат, по окончании Синайской кампании и с открытием грузовых перевозок в страны Африки и Дальнего Востока, стал крупным портом. К 1967 г. там обрабатывалось 700 тыс. тонн грузов в год; экспортировались в основном полезные ископаемые Негева — поташ, соединения брома, фосфаты магния, цементационная медь, а импортировалась главным образом иранская нефть, сотни миллионов тонн нефти, перекачиваемой по трубопроводам в Ашкелон, для загрузки в танкеры, или в Хайфу, на нефтеперерабатывающие предприятия, продукция которых использовалась для внутренних нужд. Кроме того, Эйлат стал крупным туристическим центром, и численность его населения увеличилась с 2 до 17 тыс. человек в 1967 г.; при этом правительственные эксперты прогнозировали (опять-таки с излишним оптимизмом) продолжение роста городского населения вплоть до 50 тыс. человек через пару десятилетий. Население Димоны, состоявшее в основном из выходцев из Индии и Марокко, к 1967 г. достигло 18 тыс. человек; часть жителей города были заняты на предприятиях Мертвого моря, рядом со Сдомом, но в основном они работали на городских текстильных фабриках. Арад (численность населения — 5 тыс. человек в 1970 г.), расположенный на расстоянии нескольких километров от Димоны, стал центром нефтехимической промышленности, использующей в качестве сырья газ Негева, а также соединения хлора и брома, добываемые в районе Мертвого моря.

Имелись все основания полагать, что эти города развития будут расти без каких-либо особых ограничений. Основной фактор, обычно препятствующий росту малых населенных пунктов, — нехватка земельных площадей — в данной ситуации не представлял собой проблемы: земля здесь была общественной собственностью, специально выделенной для городского строительства и развития, да к тому же и недорогой. С самого начала планировщики предусматривали широкие улицы, большие площади и много места для садов и парков. В каждом городском районе имелся свой общинный центр, а также торговый центр и места для отдыха. Не зря Ашкелон и Арад обычно называются в качестве классических моделей градостроительства, рекомендуемых для развивающихся стран. Во всяком случае, удалось без особого труда справиться со многими проблемами — архитектурными, функциональными и связанными с совместным проживанием представителей различных этнических групп, чего, правда, нельзя было сказать о проблеме культурной изоляции. За исключением Кирьят-Гата, Арада и отчасти Беэр-Шевы, города развития в плане культуры оказались, по сути дела, заброшенной территорией. На протяжении 1960-х и начала 1970-х гг. там крайне редко гастролировали небольшие, второстепенные труппы и музыкальные коллективы.

Вряд ли следует возлагать вину за подобную ситуацию исключительно на чиновников, ведавших вопросами культуры в стране. Ведь выходцы из стран Востока и по сей день составляют большинство населения городов развития, а их традиционная шкала ценностей ставит во главу угла первоочередное решение иных, значительно более материальных, вопросов. Чувство культурной изоляции и социального отчуждения было значительно менее важным для них по сравнению с такими критическими факторами, как климат, физическая безопасность или возможность найти работу. Наличие психологических проблем подобного рода следует отнести к числу весьма характерных для Израиля и до сих пор требующих самого неотложного решения.

Интересно заметить, что другой сферой, где Израиль добился впечатляющих результатов (после успешного покорения засушливого Негева), стало освоение открытого моря. Прогресс в этом направлении вряд ли можно было предугадать во времена британского мандата, когда суда, которыми владели евреи, были или рыбачьими лодками, выходившими на промысел тунца, или портовыми паромами. На владение другими типами судов евреи просто не могли получить разрешения британских властей. Необходимость доставки в Израиль европейских евреев, находившихся в лагерях перемещенных лиц, послужила толчком для появления израильского торгового флота. В первое время этот “флот” состоял из полуразвалившихся, наскоро отремонтированных устаревших пароходов европейского производства, ранее выполнявших нерегулярные рейсы. Тем не менее не было сомнений, что создание сильного торгового флота должно стать одной из приоритетных задач израильского правительства. Израиль был маленькой страной, с ограниченным сельскохозяйственным и промышленным потенциалом. Единственным районом, который можно было осваивать и который не был ограничен ни пространственно, ни (как в случае с Негевом) с точки зрения объема природных ресурсов, являлось море. Необходимость создания торгового флота диктовалась также политическими и военными соображениями. Дороги через сухопутные границы были наглухо блокированы арабами, и потому у Израиля не имелось торговых путей, проходящих по суше. Для поддержания контактов с внешним миром Израилю необходимо было использовать море.

Реальная возможность создать свой торговый флот появилась в 1952 г., после подписания с Бонном договора Шилумим о репарациях. Правительство сразу же разместило в ФРГ большой заказ на строительство западногерманскими фирмами грузовых и пассажирских судов (затем заказы были размещены и на других верфях). В конечном итоге к концу 1967 г. в состав израильского торгового флота входило 105 судов различного класса и размеров, суммарным водоизмещением 1,4 млн регистровых тонн. Средний возраст судов не превышал четырех лет, что делало Израиль обладателем самого современного торгового флота. Это был четвертый по численности флот Средиземноморского бассейна, превосходящий, в частности, флот Испании. В 1948 г. менее 1 % всех грузоперевозок страны осуществлялось судами под израильским флагом; к 1967 г. эта величина составила 45 %, причем 73 % из них приходилось на долю перевозок между Израилем и странами Средиземноморья. Израильские суда бросали якоря в сотнях портов всех пяти континентов.

Становление израильского флота проходило не без проблем. Израильские судоходные компании испытывали трудности при комплектовании экипажей. Евреи, народ, высоко ставящий семейные ценности, отрицательно относились к перспективе проводить вне дома недели и даже месяцы. На общем профессиональном уровне судовых экипажей отрицательно сказывалось то, что приходилось мириться с необходимостью и брать на борт случайных людей. Так, к 1967 г. около 40 % всего личного состава израильских судов составляли иностранцы, и в дальнейшем их доля продолжала увеличиваться. Кризис, поразивший пассажирские линии всего мира, затронул и Израиль, причем настолько, что в конечном итоге израильские компании были вынуждены отказаться от всех своих пассажирских лайнеров, в том числе и тех, что совершали некогда весьма выгодные в экономическом отношении трансатлантические рейсы. Несмотря на эти трудности и проблемы, новый торговый флот, несомненно, способствовал претворению в жизнь намерений Израиля обеспечить свои собственные торговые пути и утвердить свое независимое присутствие в портах и гаванях всего мира.

Точка взлета

Экономическое положение Израиля существенно улучшилось после Синайской кампании. Позади остался период суровой экономии, и страна начала продвигаться к состоянию достатка и даже относительного процветания. К 1965 г. ВНП Израиля увеличился в два с половиной раза по сравнению с 1952 г., причем средний прирост ВНП на душу населения составил за этот период 6,3 %, что поставило Израиль в ряды тридцати наиболее развитых стран мира. В 1950 г. Израиль импортировал более половины необходимых населению страны продуктов питания; к 1967 г. страна сама уже производила 85 % необходимых ей продуктов и, как было сказано, экспортировала излишки яиц, овощей, молочных продуктов и фруктов. И все-таки главных успехов Израиль достиг не в области сельского хозяйства вообще или, в частности, в производстве цитрусовых — основным его достижением стала индустриализация страны. Важно подчеркнуть, что этот промышленный рост был достигнут не за счет таких, считающихся традиционными, факторов, как богатые сырьевые ресурсы или дешевая рабочая сила, но благодаря потребительскому спросу новых жителей страны, численность которых увеличивалась значительными темпами. На протяжении десятилетия после окончания Синайской кампании промышленные предприятия работали сверхурочно, чтобы удовлетворить потребности внутреннего рынка, вследствие чего численность рабочих увеличилась на 90 тыс. человек, достигнув уровня 260 тыс. (25,4 % всего занятого населения). При этом названные показатели демонстрировали тенденцию к дальнейшему росту. В период 1950–1969 гг. объем промышленного производства увеличился в пять раз. Валовой доход промышленности в долларовом исчислении повысился с 18 млн долларов до 552 млн долларов (рост — 20 % в год). Следует подчеркнуть, что все это было достигнуто, несмотря на нехватку природных и энергетических ресурсов, а также вопреки таким негативным факторам, как недостаточные производственные мощности предприятий, необходимость дробления производственного цикла и переноса незавершенной продукции с предприятия на предприятие, а также значительные расстояния между производителями и “естественными” рынками, что приводило к существенному росту расходов на страхование и транспортировку.

Разумеется, в немалой степени эти успехи были достигнуты благодаря значительному притоку иностранного капитала (Гл. XV. Оживление экономики), но не следует оставлять без внимания и такой фактор, как высокий уровень государственного планирования и все более широкое его применение. К концу 1950-х гг. профессиональный уровень государственных служащих повысился в весьма значительной степени, а квалифицированные молодые экономисты наконец-то стали оказывать, пусть пока еще и ограниченное, воздействие на политическую элиту страны. Методы поощрения экономического роста стали более разнообразными. Все это позволило правительству на протяжении следующего десятилетия приступить к творческому претворению в жизнь долгосрочного экономического плана, сочетавшего предоставление под низкий процент ссуд из фондов бюджета развития, снижение прямых и косвенных налогов, государственную поддержку предприятий добывающей промышленности в Негеве, субсидии отдельным отраслям промышленности, создание картелей в отраслях, имеющих жизненно важное значение для национальной экономики, а также реализацию программ повышения эффективности производства. Кроме того, стало уделяться больше внимания стимулированию конкурентоспособности израильской продукции на мировых рынках путем постепенной отмены импортных квот и снижения тарифных ставок.

Меры по правительственному стимулированию и регулированию способствовали тому, что экспорт продукции промышленных предприятий стал стремительно расти для следующих основных отраслей: производство на основе местного сырья (полезные ископаемые Мертвого моря и недр Не-гева, хлопок-сырец и продукты его переработки); производство, основанное на использовании высококвалифицированной рабочей силы (электроника, фармацевтическая продукция, точные приборы и модные товары); производство с использованием такого сырья и полуфабрикатов, которые, благодаря своему небольшому объему и массе, позволяют сократить транспортные расходы (в частности, меха и алмазы). В конечном итоге наиболее рентабельными оказались два последних направления, в особенности огранка и шлифовка алмазов. Действительно, в 1966 г. только ограненные и отшлифованные бриллианты дали экономике страны 164,7 млн долларов, или 35,5 % общей суммы доходов от экспорта. Сама сумма (не говоря уж о добавленной стоимости, очень высокой при этом производственном процессе) превысила величину доходов в иностранной валюте от экспорта цитрусовых. Здесь, разумеется, особое значение имело наличие рабочей силы, обладающей специфическими профессиональными навыками. Развитие отрасли по шлифовке алмазов началось в 1939 г. с появлением в Палестине еврейских беженцев из Нидерландов и Бельгии, привезших с собой искусство гранения и шлифовки. Наличие в стране трехсот предприятий, занимающихся распиловкой, огранкой и шлифовкой алмазов, сделало Израиль вторым в мире (после Бельгии) поставщиком бриллиантов (30 % мирового объема производства).

“Невидимый” экспорт (доходы от туризма и предоставления транспортных услуг) также стал значительным источником иностранной валюты — в основном благодаря развитию торгового флота и авиации Израиля. Доходы в иностранной валюте от предоставления транспортных услуг возросли с 35 млн долларов в 1948 г. до 115 млн долларов в 1965 г.; доходы от туризма стали значительно увеличиваться после Синайской кампании, составив в 1966 г. 56 млн долларов. К 1967 г., после Шестидневной войны, туризм фактически стал вторым источником иностранной валюты, опередив даже шлифовку алмазов. В конечном итоге суммарный экспорт Израиля — транспортные услуги, туризм, сельскохозяйственные и промышленные товары — превысил в 1967 г. 1 млрд долларов. Это стало значительным достижением для окруженной врагами маленькой страны с засушливым климатом и ограниченными природными ресурсами — страны, которая могла рассчитывать только на квалифицированную рабочую силу и компетентное руководство.

Однако, несмотря на улучшение соотношения между импортом и экспортом, дефицит торгового баланса Израиля в абсолютном выражении продолжал постоянно увеличиваться. За период 1957–1960 гг. пассивное сальдо торгового баланса составляло относительно постоянную величину — порядка 330 млн долларов. Но по мере роста потребностей израильтян и их покупательной способности, а также увеличения расходов страны на оборону дефицит торгового баланса стал увеличиваться, достигнув в 1964 г. 570 млн долларов, в период после 1967 г. — почти 1 млрд долларов, а после Войны Судного дня он уже превысил 3,5 млрд долларов (Гл. XXIII, XXIV). К счастью для израильтян, их жизненный уровень неизменно продолжал расти вплоть до 1973 г., поскольку бюджетный дефицит сглаживался за счет стабильного притока иностранного капитала. Так, не менее 59 % шестимиллиардного пассивного сальдо торгового баланса за период 1949–1965 гг. было покрыто за счет помощи мирового еврейства (в основном благодаря содействию Объединенного еврейского призыва и распространению израильских государственных облигаций среди евреев диаспоры). Кроме того, выплачиваемые Западной Германией репарации и реституции составили в период 1953–1965 гг. 1,73 млрд долларов, то есть 39 % дефицита платежного баланса. Большую роль играла помощь правительства США, предоставлявшаяся в форме субсидий, займов (как в твердой, так и в неконвертируемой валюте), а также технической помощи — на общую сумму почти 850 млн долларов за период 1949–1965 гг., что компенсировало около одной седьмой дефицита торгового баланса Израиля. Ни одно независимое государство мира не получало такой, значительной иностранной помощи в расчете на душу населения. Но вместе с тем ни одно государство не использовало иностранную помощь столь разумно и эффективно, расходуя ее на абсорбцию репатриантов и увеличение своих производственных мощностей.

Наиболее серьезная экономическая проблема Израиля заключалась не столько в уменьшении бюджетного дефицита, сколько в трудностях, связанных с инфляцией. Не проходило и года, когда бы не наблюдался рост цен, причем зачастую весьма значительный. Эта инфляционная спираль объяснялась рядом факторов, в числе которых следует назвать полную занятость, приток капитала из-за рубежа, обмен поступлений иностранной валюты по заданному правительством курсу, займы из банковской системы. Кроме того, рост заработной платы значительно превышал рост производительности труда. Однако исправить эти диспропорции было весьма непросто, поскольку Гистадрут препятствовал всем усилиям, направленным как на замораживание заработной платы, так и на увольнение избыточной рабочей силы. Росту инфляции также способствовали многочисленные забастовки (аналогичная картина наблюдалась, кстати, и в ряде европейских стран). Забастовки, приведшие к наиболее серьезным негативным последствиям для национальной экономики, были — по иронии судьбы — объявлены не работниками физического труда, приверженцами идей социализма, а людьми интеллигентных профессий. Началось все в 1954 г. с забастовки врачей, находившихся на государственной службе; за ними последовали преподаватели средней школы, а в 1962 г. масштабную забастовку начали состоявшие на государственной службе инженерно-технические работники.

Эти акции протеста, организованные представителями привилегированного слоя наемных работников, свидетельствовали о глубоком чувстве негодования и обиды, возникшем из-за того, что их заработки были уравнены с заработками малоквалифицированных работников. Забастовки привели к лавинообразному росту государственных расходов, поскольку правительство немедленно столкнулось с аналогичными требованиями еще целого ряда соперничающих между собой профессиональных групп.

Существовал еще один, общий для всех, фактор, усугублявший процесс инфляции: постоянное увеличение бремени военных расходов. Годовые расходы на оборону в Израиле за период 1952–1966 гг. возросли в 16 раз и достигли (согласно официальным данным) почти 11 % государственных расходов. Фактически же они составляли еще большую величину, поскольку включали также издержки, связанные с отсутствием резервистов на рабочих местах во время ежегодных воинских сборов (непроизведенная продукция, расходы работодателей, расходы социальных служб на помощь семьям резервистов), а также издержки на содержание приграничных поселений, определяемые исходя из соображений национальной безопасности, а не экономической целесообразности. Вследствие всех этих инфляционных факторов в их совокупности уровень цен в период 1962–1965 гг. поднимался с такой стремительностью — на 18 % годовых, с тенденцией к дальнейшему росту, — что стала очевидной необходимость принятия радикальных экономических мер, чтобы не допустить истощения валютных резервов, а также вытеснения израильских товаров с мировых рынков по причине их нерентабельности. Леви Эшколь, тогдашний премьер-министр, предупредил кнесет весной 1965 г., что настало время для снижения темпов роста и развития и что необходимо вместо этого сосредоточить все усилия на консолидации. В стране была принята политика ограничений (митун), реализация которой осуществлялась при помощи различных мер, включая сокращение государственных расходов, ограничение кредитов, замораживание части немецких выплат по реституциям, попытку сохранить баланс между заработной платой и ценами, ограничение объема строительства.

Успеху политики ограничения способствовало также завершение работ по реализации проекта “Иорданская долина” и по сооружению портов в Эйлате и Ашдоде, а кроме того — значительное уменьшение потока репатриантов, что, соответственно, сократило потребности в жилье. Все эти ограничительные меры, а также впечатляющие экономические достижения способствовали постепенной приостановке раскручивания инфляционной спирали. В 1965–1967 гг. платежный баланс страны значительно улучшился, дефицит торгового баланса уменьшился на 30 %, сократилась доля потребления на душу населения и увеличились личные сбережения, а также укрепилась израильская валюта. Наблюдая за этими процессами из своего дома в Негеве, ушедший в отставку Бен-Гурион не мог не признать, что “рецессия была подобна глотку свежего воздуха; она отрезвила израильтян и заставила их посмотреть на происходящее новым взглядом”.

И все же за политику ограничения пришлось заплатить высокую цену. Темпы роста ВНП к 1966 г. снизились до опасной величины 1 %, а численность безработных составила, по разным оценкам, от 40 до 100 тыс. человек, причем в ряде городов развития было 20 % безработных; тяжелее же всего последствия сказались на многодетных семьях выходцев из стран Востока. Впрочем, экономический спад ощутили и выходцы из европейских стран, и уроженцы страны. Началась эмиграция, и в первую очередь стали уезжать молодые израильтяне — врачи, инженеры, ученые. В результате в 1966 г. число эмигрантов превысило число иммигрантов — во второй раз на протяжении всей истории страны.

Однако замедление темпов роста, притом что оно оказалось не очень долгосрочным (Гл. XXI), не давало полной картины экономического развития страны. В годы, последовавшие за Синайской кампанией, качество жизни израильтян постоянно возрастало, вселяя оптимизм и радужные надежды на будущее. В 1965 г. по величине доходов на душу населения Израиль занял место в ряду таких западноевропейских стран, как Австрия, Италия и Ирландия. К тому времени 93 % всех еврейских семей Израиля жили в домах с электричеством и 97 % — в домах с водопроводом. Плотность проживания в семьях снизилась до 2,1 человека на комнату. Доля расходов на питание, напитки и табачные изделия снизилась с 41 % в 1953 г. до 30 % в 1965 г. Число еврейских семейств, имеющих холодильники, увеличилось с 37 % в 1958 г. до 84 % в 1965 г.; число семейств, имеющих газовые плиты, за тот же период увеличилось с 38 % до 90 %, а число семейств, имеющих стиральные машины, — с 10 % до 31 %.

Следует при этом отметить, что условия жизни в Израиле нельзя было назвать ни великолепными, ни даже замечательными. Рабочий день, как правило, начинался в семь тридцать утра. Продолжительность рабочей недели составляла сорок семь часов. Приобретение одежды было связано с серьезными затратами, и в большинстве своем израильтяне одевались весьма непритязательно. Мебель, даже невысокого качества, была очень дорогой. Зарубежные поездки не поощрялись и потому облагались чрезвычайно высоким налогом. Кондиционеров в помещениях почти не было, что делало повседневную жизнь в этом неблагоприятном климате весьма нелегкой. С течением времени качество коммунальных удобств повышалось, но при этом общий уровень комфорта уже не был равнодоступен всему населению, в отличие от времен, предшествовавших созданию государства. К 1961 г., после периода массовой репатриации 1950-х гг., доходы наименее обеспеченных 20 % населения составляли примерно 5 % от общенационального дохода, тогда как наиболее обеспеченные 20 % населения — более 40 % национального дохода. В 1966 г. был опубликован отчет комиссии под председательством Давида Горовица, управляющего Государственным банком Израиля, в котором особое внимание уделялось увеличению разрыва между богатыми и бедными. К тому времени не менее 400 тыс. человек, то есть фактически шестая часть населения, жили ниже уровня бедности. Рост богатых кварталов сопровождался ростом трущоб.

Как ни странно, но израильские руководители на протяжении многих лет не обращали должного внимания на процесс социальной поляризации. В стране, где особое внимание приходилось уделять вопросам обороны, проблемы социального обеспечения продолжали оставаться на другом конце шкалы национальных приоритетов. Во всяком случае, считалось само собой разумеющимся, что другим странам Ближнего Востока бедность свойственна в значительно большей степени и что ситуация в Израиле намного благоприятнее, чем в соседних арабских странах. Существовала широко распространенная и весьма наивная точка зрения, согласно которой по мере завершения абсорбции репатриантов проблемы экономического развития начнут решаться сами собой. Собственно говоря, эти проблемы и в самом деле оказались решенными для большинства населения страны. “Мы сделали все, что было в наших силах, — особенно учитывая наше положение еще каких-то два десятилетия тому назад” — эта фраза повторялась всеми и повсюду. Однако восторги по поводу собственных успехов были явно преувеличенными. Во многих городах существовали целые кварталы, где нищета была глубоко укоренившейся и практически непреодолимой; одновременно пропасть между богатыми и бедными постоянно увеличивалась — и те, кто жил на нижней ступени социальной лестницы, ни в коей мере не собирались закрывать на это глаза и довольствоваться пустопорожними сравнениями с былыми временами или иными странами (Гл. XVIII. “Другая половина” израильского еврейства).

Арабское меньшинство

Ко всему прочему, не следовало забывать еще и о положении нееврейского населения — ведь его самовосприятие и умонастроение были не менее важными для прогресса и стабильности страны. Как уже было сказано, после окончания Войны за независимость порядка 156 тыс. арабов остались жить в пределах границ Государства Израиль. К 1966 г., вследствие естественного воспроизводства населения, а также благодаря снижению уровня младенческой и детской смертности, численность арабской общины достигла 301 тыс. человек, а к 1975 г. эта величина возросла до 411 тыс., благодаря чему арабы составили 12 % всего населения Государства Израиль — и это несмотря на непрекращающуюся репатриацию евреев. Примерно 75 % всего арабского населения страны проживало в 101 сельском поселении, которые располагались в Галилее, на отрогах массива Кармель и “Малом треугольнике”, вблизи границы с Иорданией. Остальные арабы жили в городах — в основном в Нацрате и Шфараме, а также в анклавах в шести крупных еврейских городах.

Так вышло, что еврейское государство стало оказывать особую поддержку друзам, арабскому меньшинству (30 тыс. человек), которые проживали в основном в труднодоступных и крайне бедных деревушках Галилеи и Кармеля. Будучи на протяжении долгого времени жертвами преследования арабов-мусульман, друзы приняли новую израильскую власть с благодарностью и заверениями в нерушимой верности. Израильская администрация, в свою очередь, всячески поддерживала с ними дружественные отношения, предоставив друзам официальный статус независимой религиозной общины, со своим собственным религиозным советом и судами и гарантировав главам друзских семейств свободу передвижения по стране. Государство интенсивно развивало инфраструктуру друзских деревень (дороги, водоводы), предоставляя им сельскохозяйственные кредиты и консультативную помощь. Друзы к тому же получили право служить в израильской армии, где они завоевали прекрасную репутацию как проводники-следопыты и бойцы пограничной охраны. Тем не менее после двух десятилетий израильского попечения члены этой малочисленной нации-секты, признающие только браки между своими, так и оставались изолированным по собственному желанию и замкнутым в кругу собственных интересов меньшинством.

Что касается основной части израильских арабов, их мусульманского большинства, то они значительно лучше вписались в процесс экономического развития. Арабы, занятые в сельском хозяйстве, начали приходить в себя, оправляясь от травмы военного времени и последствий секвестрования. После убедительного успеха Синайской кампании, вследствие значительного улучшения военного и экономического положения страны, израильские власти могли позволить себе продемонстрировать определенную щедрость по отношению к арабскому меньшинству. Так, в 1958 г. арабы, занятые в сельском хозяйстве, получили значительно более существенную компенсацию за земли, экспроприированные в “зоне безопасности”. Но более важные последствия имела деятельность Опекуна собственности отсутствующих землевладельцев, направленная на систематическое расшатывание старой полуфеодальной системы арабского землевладения. К 1960 г. ведомство Опекуна собственности сдало в аренду 100 тыс. дунамов лучших земель мелким арабским фермерам, обеспечив, таким образом, каждого из 30 тыс. феллахов в почти ста деревнях двадцатью и более дунамами арендуемой земли. Такая политика вызвала к жизни значительные перемены социального характера. В 1950-1960-х гг. израильское правительство предприняло дальнейшие усилия по повышению жизненного уровня арабского населения — как городского, так и сельского. Государственные капиталовложения на сумму более 120 млн израильских лир были направлены на финансирование ирригационных и мелиорационных проектов, а также на внедрение прогрессивной сельскохозяйственной техники. В результате к 1967 г. объем сельскохозяйственного производства в арабском секторе увеличился в шесть раз по сравнению с 1949 г., достигнув наивысших показателей на душу населения для всего арабского Ближнего Востока. Все это отразилось самым очевидным образом на уровне жизни как городского, так и сельского арабского населения. К 1967 г. в домах 80 % всего арабского населения Израиля имелось электричество, большинство арабских деревень было связано современными дорогами с основными национальными автомагистралями, да и в самих деревнях мощеные дороги пришли на смену узким, малопроходимым проездам. Одновременно с этим шло строительство новых мечетей и церквей, а также ремонт старых; в большинстве арабских деревень были сооружены молодежные и культурные центры, спортивные площадки, лечебные учреждения и даже торговые центры.

Два десятилетия израильского правления привели и к другим, столь же долгосрочным переменам в образе жизни арабской общины — хотя не все эти перемены были благоприятными. До того как часть арабского населения покинула Израиль в 1948 г., примерно 65–70 % арабов трудоспособного возраста работало на земле. Однако на протяжении последующих 19 лет общая площадь земель, обрабатываемых арабами, значительно уменьшилась — хотя одновременно с этим и было достигнуто более справедливое распределение земельных участков. Таким образом, к 1967 г. только 35 % занятого арабского населения зарабатывало на жизнь непосредственно в сельском хозяйстве; остальных можно было причислить в основном к категории рабочих, получающих заработную плату, и лишь незначительная доля имела свой бизнес либо принадлежала к категории лиц интеллигентного труда или свободной профессии. Такое изменение характера занятости объясняется рядом обстоятельств. Первое — это экспроприационная политика израильских властей в первые годы после провозглашения независимости, которая так и не была никогда полностью изменена, равно как и не были полностью ликвидированы ее последствия. Далее, это внедрение современных сельскохозяйственных технологий и оборудования, что оставило без работы тысячи человек. Следует также упомянуть арабские законы о порядке наследования, согласно которым земельные участки разрешается делить между всеми наследниками, тем самым дробя их до такой степени, что они фактически теряют свою ценность. В результате тысячи молодых арабов вынуждены были приступить к поискам работы за пределами своих деревень, что породило ранее не существовавшие социальные и политические проблемы.

Так, например, арабы, занятые на еврейских предприятиях, обычно выполняли более тяжелые и хуже оплачиваемые работы, а также часто подвергались дискриминации во всем, что касается начисления заработной платы и социальных пособий. Они тратили больше денег и времени на дорогу из дома по сравнению со своими еврейскими коллегами. Те же, кто не хотел жить в родной деревне и предпочитал арендовать жилье в городе (в частности, в Хайфе, Афуле или Реховоте), могли найти квартиру или комнату только в трущобах. Будучи оторванными от дома на долгое время, они были лишены достойного досуга и круга общения. Результаты были весьма плачевны, особенно для молодых людей.

Нельзя сказать, что Гистадрут проявлял полное безразличие к этим проблемам. Собственно говоря, арабские рабочие могли стать членами больничной кассы уже в 1953 г., и они также имели право прибегать к услугам профсоюзной системы взаимопомощи. Но лишь в 1959 г. руководство Гистадрута согласилось пересмотреть свою изначальную идеологическую платформу (“Еврейская федерация труда”) и дать арабам возможность стать его полноправными членами. С тех пор специально созданный Арабский отдел Гистадрута, сотрудниками которого были и арабы, и евреи, начал помогать арабским рабочим ориентироваться в лабиринтах израильской бюрократии. В арабских деревнях были организованы отделения Гистадрута, школы снабжались необходимым оборудованием, оказывалась организационная, а иногда и финансовая помощь при проведении культурных мероприятий. Основным вкладом Гистадрута стало создание в арабском секторе к 1967 г. 125 кооперативных обществ, которые по большей части занимались обеспечением водоснабжения. Для многих израильских арабов, таким образом, членство в Гистадруте означало прежде всего возможность избавиться от ощущения отчужденности в еврейском государстве и обрести реальные права гражданства, хотя бы на экономическом уровне.

Немало надежд в процессе налаживания межобщинных отношений возлагалось также на развитие образования. Как уже отмечалось, ни в какой иной сфере жизни арабской общины местные и центральные израильские власти не прилагали столько усилий, как в области образования — в том числе еще и потому, что здесь приходилось все начинать с самого начала. После 1948 г. в стране практически не осталось квалифицированных арабских учителей (Гл. XIV). В такой ситуации израильские власти в 1956 г. открыли колледж с двухгодичным сроком обучения для подготовки учителей арабских школ. Число преподавателей арабского языка значительно увеличилось с прибытием в страну репатриантов из Ирака, многие из которых получили хорошее образование на родине, а часть имела к тому же и опыт преподавания. Таким образом, к 1963 г. в стране имелось не менее 1500 достаточно квалифицированных учителей для работы в начальных классах арабских школ. После того как местные и муниципальные органы управления в арабском секторе продемонстрировали нежелание собирать налоги для строительства учебных заведений, правительственные органы страны предоставили им необходимые средства, назвав их “займами на образовательные нужды”. Благодаря всем этим усилиям к 1967 г. число учащихся в начальных классах арабских школ достигло 70 тыс. человек; таким образом, уровень посещаемости составил 80 % для мальчиков и 50 % для девочек — цифры, неслыханные для любой арабской страны региона.

С другой стороны, школьное образование само по себе, без четкой ориентации на общинные нужды, вряд ли могло эффективно содействовать снижению уровня напряженности в отношениях между двумя народами. Для израильских властей особое значение имела перспектива установления, в процессе реализации образовательных программ, взаимного понимания и контактов между арабами и евреями. На первых порах этого не удавалось достигнуть в достаточной степени, ввиду наличия географических и языковых барьеров. С этой целью несколько кибуцев, организованных партиями Мапам и Ахдут га-авода, включили арабский язык в программы своих школ и практиковали регулярные посещения арабских школ. В одном из кибуцев, Легавот-Хавива, был создан “Институт арабо-еврейских отношений”, проводивший годичный курс для совместного обучения арабов и евреев. По инициативе мэра Хайфы Абы Хуши[28], давнего сторонника арабо-еврейского сотрудничества, Хайфский муниципалитет основал программу взаимной деятельности, а затем в городе была открыта смешанная средняя школа, где имелись классы углубленного изучения арабского языка. В Ако имелся совместный детский центр и игровая площадка. В молодежной деревне Нурим, основанной по инициативе Молодежной алии, были открыты классы для арабских учащихся из соседних деревень, в то время как одна из еврейских школ деревни организовала в близлежащей арабской средней школе класс иврита и приглашала арабских школьников участвовать в субботних празднествах и спортивных соревнованиях. Можно назвать еще немало примеров арабо-еврейского сотрудничества, преимущественно на местном уровне. Однако, как бы то ни было, а изолированные усилия явно были недостаточны для того, чтобы рассеять недоверие между двумя народами.

Следует подчеркнуть то особое значение, которое имела образовательная система для женщин арабской общины. Сама по себе возможность получить образование, избавившись от участи неграмотного человека, оказала разительное воздействие на рост их социального статуса. Весьма важными стали также перемены юридического и политического характера. Положение арабских женщин до 1948 г. нельзя было назвать иначе как жалким. У них не было никаких закрепленных законом прав, их могли продать в замужество, причем зачастую в качестве младшей жены, а при процедуре развода у них вовсе не было права голоса. Правительство Израиля не только предоставило женщинам возможность учиться, но и коренным образом улучшило социальный статус арабских — равно как и еврейских — женщин, приняв в 1951 г. Закон о равенстве прав, который давал женщинам полное юридическое равноправие. Двоеженство было запрещено в законодательном порядке, равно как и детские браки. Женщину не могли выдать замуж или принудить к разводу без ее согласия. Что касается политических прав, то они были предоставлены всем женщинам с момента основания государства. Получив теперь юридическую защиту своих прав и добившись социальной свободы наравне с женщинами еврейской общины, арабские женщины обрели достоинство и ощутили новые возможности, которые давал им их новый социальный статус. Пусть даже эти возможности были отчасти умозрительными, принимая во внимание консервативную природу арабского общества, — тем не менее они существовали и охранялись законом.

Рост числа образованных арабов, как мужчин, так и женщин, стал основой одновременно для надежд и для беспокойства. Выпускники средних и даже начальных школ получали места чиновников в правительственных учреждениях (в арабском секторе), равно как и в других государственных организациях. Некоторые из них устраивались на предприятия пищевой промышленности, совместно финансируемые еврейскими и арабскими предпринимателями, или в Израильско-арабский банк. Но все большее число выпускников арабских средних школ, а то и учительских семинарий или университетов оставались без работы, потому что они не хотели быть чиновниками или учителями, либо потому, что не могли найти достойную работу. Следует признать, что всеобщее образование, предоставляемое израильскими властями, способствовало появлению нового поколения арабской интеллигенции, недовольной своим положением и вместе с тем осознающей наличие возможностей для беспрепятственной критики власти и государства. Именно тогда и начали возникать в арабской общине недовольные и враждебные элементы (Гл. XXI). Стало высказываться и недовольство, имеющее националистическую окраску.

Вряд ли можно было, например, предать забвению трагический случай в Кфар-Касеме. В день начала Синайской кампании, 29 октября 1956 г., в арабских деревнях вдоль границы с Иорданией был введен комендантский час от заката до рассвета. В этот день 43 жителя деревни Кфар-Касем возвращались с полевых работ уже после начала действия комендантского часа — либо они не знали о введении ограничений, либо просто не придали этому особого значения — и были расстреляны израильским патрулем. Израильская пресса отреагировала на это, выразив общее потрясение и смятение, охватившие страну. Ответственные за эти действия, два офицера и шесть рядовых (четверо из которых были полуграмотными репатриантами из мусульманских стран), предстали перед трибуналом. Офицеры были осуждены на длительные сроки заключения, однако впоследствии эти сроки были существенно сокращены. Само слово “Кфар-Касем” стало для арабов призывом к антиправительственным действиям. Их негодование не стихало на протяжении многих лет (Гл. XVIII. Арабское меньшинство).

Чувство единства арабского меньшинства усиливалось по мере роста численности их общины. К 1967 г. более половины арабского населения Израиля составляли родившиеся после образования государства. Точно так же, как и тысячи молодых израильтян иного, неарабского происхождения, они не могли помнить о временах британского мандата, и их политическая активность определялась динамикой израильской жизни. Они, естественно, сопоставляли свое положение не с тем, как жилось арабам при англичанах, а с тем, как живется сейчас их соседям-евреям. Усугублению их обид и недовольства способствовали условия скученного существования в деревнях Галилеи и “Малого треугольника”, а также радио- и телепередачи из Аммана, Рамаллы, Дамаска, Бейрута и Каира. Радио Израиля ничего не могло противопоставить потоку этой неприятельской пропаганды. Немало молодых арабов, будучи не в силах смириться со своим статусом меньшинства, поддавались призывам своих арабских соседей и бежали за границу; только в 1956 г. было более ста случаев такого бегства. Власти арабских стран уговаривали беженцев вернуться в Израиль с целью шпионажа; многие из тех, кто соглашался на эти уговоры, при попытке пересечения границы были убиты израильскими пограничными патрулями. Каждый такой случай только усиливал враждебные чувства арабского населения Израиля.

Принимая во внимание негативное отношение арабского населения страны, правительство Израиля решило в августе 1959 г. немного облегчить ограничения, налагаемые военным правлением. Действия военной администрации долгое время напоминали заколдованный круг: они вызывали чувства возмущения и обиды, а выступления арабов с выражением этих чувств служили поводом к введению дальнейших ограничений. Ввиду этого партии Мапам, Маки и даже некоторые лидеры Мапай выступали за полную отмену военного положения на территориях, где проживало арабское население. Именно под их нажимом кабинет министров принял решение об отмене статуса “запретных зон” для большинства районов на севере страны, а также избавил арабов от необходимости запрашивать разрешение на поездки по стране, связанные с деловыми и производственными нуждами. Однако по настоянию Бен-Гуриона военное положение в стране формальным образом пока не было отменено. В 1963 г. Бен-Гуриона на посту премьер-министра сменил Леви Эшколь. Стремясь вернуть Ах-дут га-авода в блок рабочих партий, Эшколь согласился на отмену положения Чрезвычайных правил, которое создавало наибольшие затруднения, ограничивая передвижение арабов по стране; запреты сохранились для лиц, представляющих “потенциальную опасность”, и для арабских деревень, расположенных в непосредственной близости к границе. В 1966 г. кнесет наконец принял решение окончательно отменить военное правление в стране. Чрезвычайные правила все еще оставались в силе, но было прекращено действие аппарата военного правления, не дававшего никому на протяжении многих лет забыть о наличии у арабского населения Израиля особого статуса.

Устранить все источники арабского недовольства было, разумеется, непросто, особенно с учетом того обстоятельства, что события в арабском мире по значимости превосходили происходящее в пределах Израиля. Создание в 1958 г. Объединенной Арабской Республики Египта и Сирии способствовало значительному росту популярности коммунистических идей среди израильских арабов. Чтобы сохранить свои позиции в арабском секторе, партия Мапай была вынуждена обещать арабскому электорату широкую программу социальных услуг по месту жительства. Однако на этот раз приманка не оказала своего привычного действия: на выборах 1959 г. в кнесет доля арабских голосов за Мапай упала до 52 % (по сравнению с 62,4 % в 1955 г.). Менее чем два года спустя, на выборах в кнесет пятого созыва, Мапай и связанные с нею арабские списки, вместе взятые, получили всего 50,8 % арабских голосов. С другой стороны, Маки, благодаря установлению тесных связей между режимом Насера и Советским Союзом, получила 4,1 % голосов, выйдя на второе место в арабской общине.

На протяжении последующих четырех лет, ко времени выборов в кнесет шестого созыва в 1965 г., в системе политических партий Израиля произошли значительные перемены (Гл. XIX). Сама Маки раскололась на две фракции — Маки и Раках. Маки выступила с осуждением антиизраильской политики Москвы, тогда как Раках поддержала эту политику и впоследствии стала первой подлинно арабской партией страны. Предвыборная кампания Раках была проведена с энергией, прежде неслыханной в арабском секторе, и достигнутые результаты оказались весьма убедительными. Мапай и связанные с нею арабские списки получили на этот раз всего 50,1 % голосов арабского электората. Маки, набрав жалкие 0,4 %, прекратила свое существование в глазах арабского сектора, тогда как Раках набрала 22,6 % — беспрецедентное количество голосов. Следует при этом подчеркнуть, что такие результаты голосования отнюдь не означали идеологической приверженности израильских арабов идеям коммунизма. Отчасти это было реакцией населения на ту поддержку, которую оказывало коммунистической партии Каирское радио. Еще более значимым фактором стала отмена военного правления незадолго до выборов, что дало возможность арабам высказать свои истинные взгляды, не опасаясь реакции властей. Ведь следует иметь в виду, что программа партии Раках предоставила израильским арабам первую в истории страны политическую возможность, под прикрытием коммунистической идеологии, поставить под сомнение само право Израиля на существование. Имел место, таким образом, явно выраженный сдвиг в сторону арабского национализма. Правда, после выборов 1965 г. большинство арабских депутатов кнесета, включая и двух представителей от партии Раках, старались избегать высказываний, связанных с внешней политикой, и выступали на заседаниях кнесета преимущественно по вопросам социально-экономического характера, затрагивающим интересы их электората. При этом ни для кого не оставались секретом их умонастроения, становившиеся все более и более воинственными. Откликаясь со все возрастающим энтузиазмом на притягательные и громкие лозунги Насера, они переходили на позиции националистических и социалистических освободительных движений, столь популярных во всем арабском мире, забывая про общепризнанные успехи в экономической сфере, достигнутые израильскими арабами.

Следует признать, что на протяжении почти двух десятилетий израильтяне, сознательно или неосознанно, предпринимали попытки изолировать арабское население Израиля от арабских ближневосточных стран, а на протяжении первых десяти лет со дня образования Израиля — также изолировать арабскую общину от всего израильского общества. Правительство так и не смогло сформулировать сколько-нибудь определенную, долгосрочную политику действий по отношению к арабскому меньшинству. Какой вариант был бы предпочтительнее для израильского руководства: чтобы арабы оставались жить в стране или покинули ее? Как должны евреи относиться к арабам: с симпатией или лишь с терпимостью? На протяжении первых двух десятилетий число вариантов политики в арабском секторе соответствовало числу официальных лиц, занятых реализацией этой политики. В первые годы существования страны одно министерство занималось экспроприацией арабских земельных участков, предлагая в качестве компенсации смехотворные суммы, тогда как другое министерство оказывало содействие арабским земледельцам в выращивании более богатых урожаев. Одно министерство развивало систему образования в арабском секторе, а другие министерства отказывались предоставлять арабам рабочие места, даже если те имели дипломы израильских университетов. С одной стороны, правительство предпочитало, чтобы арабы оставались жить в своих деревнях, а не перебирались в Тель-Авив или Иерусалим, и, соответственно, не поощряло строительства арабского жилья в больших городах. С другой стороны, министерства и ведомства, занимавшиеся экономическими вопросами, не проявляли заинтересованности в деле развития инфраструктуры арабских деревень, что могло бы обеспечить стабильную занятость и минимизировать миграцию арабских работников. В результате такого двойственного отношения арабское население пребывало в состоянии неопределенности, являясь жертвой неуверенности и неразберихи, испытываемых самими израильтянами, что усугублялось еще и непрофессионализмом израильских чиновников, работавших в арабском секторе. В такой ситуации арабское меньшинство демонстрировало прямо-таки удивительное терпение по отношению к своим еврейским правителям. В этой связи следует особо подчеркнуть слова Моше Даяна, сказанные им вскоре после окончания войны 1967 г., когда, формулируя политику сосуществования на оккупированных территориях, он счел необходимым заявить: “Мы не имеем права повторить ошибки, допущенные нами при общении с израильскими арабами” (Гл. XXII).

“Другая половина” израильского еврейства

Если говорить о других “пасынках” Израиля, то их следует искать не среди меньшинства, а среди большинства. Как уже было сказано, в 1967 г. численность евреев — выходцев из мусульманских стран превысила численность евреев европейского происхождения, и они составили 55 % всего еврейского населения страны. Глубоко затаив свои многочисленные обиды и ясно осознавая, что благодаря своей высокой рождаемости они скоро достигнут численного превосходства, восточные евреи ждали только случая, чтобы заявить о себе, — и такой случай им представился после инцидента в квартале Вади-Салиб в июле 1959 г. (Гл. XV). Неудовлетворенные результатами слушаний в специально созданной комиссии кнесета, многие выходцы из стран Востока предпочли отстаивать свои требования с помощью экстремистской и популистской Организации североафриканских репатриантов. Эта немногочисленная организация, никогда не имевшая сколько-нибудь значимой политической силы, отличалась воинственным настроем (подобно “Черным пантерам”[29] 1970-х гг., см. Гл. XXIV) и защищала свои интересы, проводя демонстрации протеста, выступая на страницах газет и подавая жалобы в кнесет. Во всяком случае, к тому времени ашкеназский “истеблишмент” уже достаточно хорошо оценил проблему расколотого на части общества, и такого рода осведомленность способствовала принятию важных политических решений в сфере экономики и образования.

Проблемы образования вызывали в стране наибольшую обеспокоенность. Несмотря на значительные усилия, предпринятые правительственными учреждениями в 1950-х гг., школьное образование в городах развития продолжало оставаться на постыдно низком уровне. По состоянию на 1959 г., коэффициент отсева учащихся в начальной школе достиг 10 % в мошавах и городах развития, население которых составляли в основном выходцы из стран Востока. Что еще хуже, всего 28 % учащихся в населенных пунктах, находившихся на периферии страны, продолжали посещение средней школы после первого года обучения. Министерство образования, глубоко обеспокоенное таким положением вещей, учредило в 1962 г. Центр образовательных учреждений, требующих особого внимания. Само название Центра указывало на то, что он создавался для оказания помощи школам, находящимся в районах трущоб и в городах развития — то есть в местах проживания выходцев из стран Востока. Школы, отнесенные к категории “требующих особого внимания”, переводились на особое положение — им предоставлялись субсидии на приобретение книг и аудиовизуального оборудования, выделялись фонды для организации продленного учебного дня и продленного учебного года; опытным и высококвалифицированным педагогам, соглашавшимся работать в таких школах, предоставлялись особые ссуды (которые зачастую получали статус безвозвратных).

Местные органы управления, со своей стороны, с целью стимулирования учебы, ввели программу “ступенчатых платежей”, в рамках которой учащиеся с более высокими баллами могли платить за продолжение учебы в средней школе меньше или вообще получать освобождение от оплаты (в зависимости от доходов их родителей). К 1965 г. под действие этой программы попадали 45 тыс. учащихся средней школы. Эта цифра могла быть и более значительной, если бы в семьях выходцев из восточных стран не существовала традиция, согласно которой дети начинали работать сразу же по окончании начальной школы. Но и в ситуациях подобного рода правительство, с тем чтобы поощрить способных детей продолжать учебу, в определенных случаях было готово выплачивать особые семейные стипендии, которые могли бы компенсировать детские заработки. В 1965 г. рассматривалась также возможность поэтапного увеличения на один год бесплатного обязательного школьного образования. Наряду с этими действиями, Министерство образования, Еврейское агентство и Армия обороны Израиля предпринимали также усилия по развитию программ обучения для взрослых. Так, по состоянию на 1963 г., Израиль расходовал на нужды образования 7 % своего ВНП (для сравнения: в Великобритании эта величина составляла 4,5 %, в США — около 5 %). Расходы Министерства образования в 1963 г. составляли 12 % национального бюджета — будучи вторыми по величине после расходов на оборону.

Нельзя сказать, что результаты этой программы были вовсе незаметными. В 1951/1952 учебном году только 42,8 % детей в возрастной группе 1417 лет продолжали учебу в средней школе, тогда как в 1964/1965 учебном году эта доля составила 63 %. Однако лишь 16 % из этого числа получили аттестаты зрелости с отметками, дающими право на продолжение учебы в высших учебных заведениях. Как и следовало ожидать, лишь 8 % детей из восточных семей вообще получили аттестаты зрелости. К 1966 г. выходцы из стран Востока составляли 51 % студентов израильских колледжей, но всего 13 % студентов университетов. Возможно, лучшим результатом энергичных усилий государства в области образования в 1960-х гг. следует считать стабилизацию разрыва между учащимися из восточных и европейских семейств и даже наметившуюся тенденцию к сокращению этого разрыва.

В области экономики также обозначился определенный прогресс. По инициативе правительственных учреждений обеспечивались — а иногда и искусственно создавались — рабочие места, в частности, для неквалифицированных работников из стран Востока (в рамках коммунальных проектов и в районах развития). К этому времени некоторое количество евреев — выходцев из восточных стран (главным образом, из Египта и Ирака) начало занимать должности в среднем управленческом звене. Никто из восточных евреев еще не достиг высших командных должностей в Армии обороны Израиля, однако к 1971 г. они уже составляли почти половину унтер-офицеров и успешно продвигались по службе вплоть до звания капитана. Но самое главное: экономический разрыв между восточными и ашкеназскими семьями стал уменьшаться. Действительно, средние доходы восточных семей все еще составляли 70 % от доходов ашкеназских семей, но реальные доходы самых бедных слоев населения увеличились на 35 %, тогда как рост доходов всего населения составил 26 %.

Эти обнадеживающие данные не отражали общей картины положения дел в национальной экономике. Хотя выходцы из стран Востока составляли 24 % всей рабочей силы страны, их доля (по состоянию на 1969 г.) в категории работников интеллигентного труда или свободных профессий составляла всего 16 %, а в категории служащих —19 %. Их семьи были более многочисленными, чем семьи европейских евреев, и потому доход на каждого члена семьи был ниже. Пропасть между этими двумя группами была особенно заметна при сравнении их жилищных условий. К 1967 г. 120 тыс. семейств, или 20 % еврейского населения страны, ютились в третьеразрядных жилищах, а то и просто в трущобах, — и 83 % из них были семьями репатриантов из стран Востока. В 1965 г., сознавая всю ту социальную опасность, которую несет с собой упадок городов, кнесет принял закон о расчистке и восстановлении городских районов, согласно которому трущобы трех основных городов страны подлежали сносу, а их обитателям предоставлялось либо альтернативное жилье, либо денежная компенсация. Однако реализация этой программы фактически не началась до Шестидневной войны, а впоследствии ее осуществление велось весьма медленными темпами, ввиду роста расходов на оборонные нужды. Так, в 1969 г. плотность проживания у 83 % ашкеназских семей была менее двух человек на комнату, и это при том что такой же уровень плотности проживания был достигнут лишь для 49 % восточных семей.

Разрыв между двумя общинами, хотя и уменьшавшийся в некоторых сферах, но, безусловно, так и не ликвидированный до конца, продолжал оставаться основным источником недовольства выходцев из восточных стран. К 1967 г. большинство из них жило в Израиле уже около 15 лет — то есть их вряд ли можно было назвать новичками или неопытными людьми. Подобно арабам, они оценивали свои достижения, исходя в первую очередь не из своего прежнего состояния, а сравнивая с достижениями других — в данном случае ашкеназов. Будучи не в состоянии достигнуть того же уровня, они пребывали в уверенности, что и сейчас, в 1960-х гг., точно так же, как в 1950-х гг., всему виной социальная дискриминация. Впрочем, нельзя сказать, что они были полностью неправы, делая такие выводы. Даже у видных лидеров страны порой невольно вырывались фразы, свидетельствующие о наличии этнических предубеждений. Аба Эвен, в бытность свою на посту министра просвещения, как-то сказал, что “половина населения Израиля происходит из стран, где — в силу увядания исламской культуры — отсутствуют как традиции, так и навыки деятельности в сфере образования”. Голда Меир как-то заявила, причем публично: “Сможем ли мы когда-нибудь поднять этих репатриантов до приемлемого уровня?” Президент Израиля Бен-Цви, специалист в области еврейской истории стран Востока, писал в своей книге “Изгнанные и вернувшиеся” о “потерянных и незадачливых коленах Израилевых”. Затяжная нелюбовь европейских евреев к восточным порой принимала крайние формы. Так, Калман Кацнельсон в своей книге “Ашкеназская революция” (1964 г.) позволил себе заметить, что “восточные сефарды” ненавидят ашкеназских евреев и нередко высказывают сожаления по поводу того, что Гитлер не покончил с ними со всеми раз и навсегда. До середины 1960-х гг. в израильских школьных программах говорилось в основном об ашкеназском культурном наследии, и учебные курсы были посвящены истории и литературе европейского еврейства.

С большим опозданием педагоги и социологи осознали, что интеграция с использованием навязшей в зубах методики “слияния общин” (эвфемизм, означающий ассимиляцию восточных евреев под воздействием европейских) — это тупиковый путь. В 1965 г. правительственные организации и руководители Еврейского агентства окончательно отказались от такого подхода в пользу “культурного плюрализма”. Залман Аран, один из лучших министров образования за всю историю страны, сформулировал принцип построения учебных программ, согласно которому израильская культура должна рассматриваться не как нечто цельное, но скорее как совокупность многочисленных субкультур, и восточных, и западных, каждая с присущими ей достоинствами и традициями. Поскольку выходцы из стран Востока стали большинством, то ашкеназское руководство Израиля признало, что они имеют право на престижную репутацию и на более активное участие в принятии государственных решений.

Однако в одной сфере восточные евреи, несомненно, не нуждались в “милостях” ашкеназов. В этой сфере — а именно в политике — численность населения имела определяющее значение. К началу 1960-х гг. лидеры многих политических партий уже осознали необходимость привлекать не одни только европейские голоса и принялись включать восточных евреев в списки кандидатов на выборы в кнесет — как правило, на “безопасные” места, то есть ближе к концу списка. Таким образом, число восточных евреев в кнесете шестого созыва практически удвоилось по сравнению с предыдущим. В 1965 г. восточные евреи составляли более 12 % всех членов кнесета, и один представитель сефардов получил министерский портфель. Но если на общенациональном уровне их успехи можно назвать не очень выдающимися, то следует отметить, что разительных успехов восточные евреи добились на выборах в органы местного самоуправления.

Их достижения стали заметными уже в 1963 г., когда несколько богатых евреев иракского происхождения, жители Рамат-Гана и Иерусалима, организовали общенациональное движение выходцев из стран Востока. Это движение сначала сосредоточило свои усилия на поддержке местного “этнического”, то есть восточного, списка в Беэр-Шеве. Отреагировав на эти действия, лидеры партии Мапай в Беэр-Шеве спешно подыскали для своего списка кандидата восточного происхождения. Им стал судья Элиягу Нави, иракский еврей, которого родители привезли в Палестину в тринадцатилетнем возрасте и который, происходя из рабочей семьи, самостоятельно сделал карьеру. В результате выборов в Беэр-Шеве пришла к власти коалиция, возглавляемая Нави, причем в городском совете доминировали члены партии Мапай, но несколько мест получили представители восточного списка. За неделю до этого выборы прошли в портовом городе Ашдоде, где большинство населения (16 тыс. человек) составляли выходцы из стран Северной Африки. Здесь победу также одержала коалиция, возглавляемая партией Мапай, причем мэром стал выходец из Египта Роберт Хаим, а его заместителем — тоже североафриканский еврей, Альберт Боскила. Таким образом, можно было говорить о намечающейся тенденции. В 1950 г. всего 13 % членов местных советов самоуправления были выходцами из стран Востока, но в дальнейшем эта цифра стремительно увеличивалась: 24 % в 1955 г., 37,5 % в 1959 г., 44 % в 1965 и в 1969 гг. К 1970 г. выходцы из стран Востока возглавили городские советы в 30 % еврейских населенных пунктов, и в 39 % населенных пунктов они занимали посты заместителей мэров. Становилось очевидным, что это постоянно увеличивающееся политическое влияние скоро проявится и на правительственном уровне — во всяком случае, при определении кандидатов на посты заместителей министров.

Итак, политика стала той областью, где выходцы из стран Востока наконец добились существенного успеха. Появились также признаки наличия определенных сдвигов и в такой области, как смешанные браки. Наглядным символом “нового” Израиля стала женитьба недавно избранного мэра Беэр-Шевы Элиягу Нави: сын говорящего по-арабски и носящего тюрбан иракского еврея, имевшего в Ираке двух жен, женился на дочери немецкого еврея, бывшего прусского офицера. Собственно говоря, еще в 1960-х гг. высокая степень эндогамных браков была характерна не только для ашкеназской и сефардской общин, но и для каждой из этнических составляющих этих общин. Так, выходцы из Ирака обычно вступали в брак с выходцами из Ирака, выходцы из Марокко — с выходцами из Марокко и т. д. И все же к 1969 г. доля смешанных браков между выходцами из европейских и восточных стран увеличилась, составив 17,4 % от всего числа еврейских брачных союзов в Израиле. А ведь именно “смешение колен Израилевых” только и могло обеспечить окончательную и решающую гарантию еврейского национального существования в рамках мультинационального и плюралистического еврейского государства.