История Израиля. Том 2 : От зарождениения сионизма до наших дней : 1952-1978

В тени Насера

Начиная с лета 1952 г. и до осени 1970 г., на протяжении практически двух десятилетий, история арабского мира в значительной степени зависела от Гамаля Абделя Насера, самой харизматичной фигуры Ближнего Востока со времен Мухаммеда Али[1], правившего Египтом за век с четвертью до времен Насера. Высокий, горбоносый, тридцати четырех лет от роду (в 1952 г.), полковник Насер был сыном почтового работника в Верхнем Египте. С молодых лет являлся активным противником британского режима и принадлежал к неофашистской организации “Зеленые рубашки”. В годы Второй мировой войны тщетно пытался наладить сотрудничество с нацистами. Ненависть к британскому режиму усугубилась позором военного поражения в Палестине, нанесенного евреями. Насер, как и другие офицеры его поколения, считал, что разгром палестинских сил стал следствием не стойкости и отваги еврейского народа, а бездарности и коррупции режима Фарука[2]. Решительные и далеко идущие политические перемены представлялись ему единственным способом решения проблем, стоящих перед страной. По возвращении в Египет Насер и его единомышленники — в том числе Анвар Садат[3], Абдель Хаким Амир, Салах Салим, Захария Мухи аль-Дин — пополнили свои ряды сторонниками из числа египетских офицеров, и 23 июля 1952 г. взяли власть в свои руки в результате бескровного переворота. Буквально в последний момент они пригласили к участию генерал-майора Мухаммеда Нагиба[4] — с тем, чтобы тот номинально возглавил восстание.

Король Фарук был отправлен в изгнание, и победившие офицеры принялись претворять в жизнь свои планы. Были отменены титулы “бей” и “паша”. Были экспроприированы земельные владения площадью более 200 акров (впрочем, этот декрет скорее существовал на бумаге, чем претворялся в жизнь). Из государственных учреждений были уволены коррумпированные и бесчестные чиновники. В июне 1953 г. Египет был провозглашен республикой. Впрочем, через несколько месяцев пришедшие к власти офицеры приступили к реализации более радикальных и, в конечном итоге, более репрессивных программ. Была отменена конституция, распущены политические партии, а аресты по политическим мотивам стали более частыми. На протяжении последующих полутора лет шла междоусобная война Насера с Нагибом, пока наконец, в марте 1954 г., Насер не вытеснил Нагиба с поста премьер-министра. Впоследствии Насер стал президентом страны.

С тех пор основными задачами Насера, помимо сохранения своего поста, стали освобождение от британской оккупации и борьба с бедностью и социальным застоем. Ранее и англичане, и египтяне предпочитали достигать своих целей путем взаимного согласия. Возобновились переговоры по Суэцу и по Судану, и в июле 1954 г. удалось достигнуть соглашения об отходе Великобритании из зоны Суэцкого канала; предполагалось, что процесс отхода завершится по прошествии следующих 12 месяцев. Соглашение о судьбе Суэцкого канала вызвало ликование в стране, а точнее говоря, во всем арабском мире — похоже было, что достигнута основная цель внешней политики Египта. Однако в начале 1955 г., будучи не в силах решить самые серьезные внутренние проблемы, Насер отошел от традиционной египетской политики антиколониализма. Создавая в стране все более строгий полицейский режим, он предложил народу, в качестве компенсации и для отвлечения внимания от трудностей, новую воинственную программу мирового лидерства. Насер начал заявлять в своих публичных выступлениях, что судьба Египта — возглавить борьбу против империализма по всему Ближнему Востоку, объединив для этого арабские страны в Панарабское содружество наций. Идеи Насера стали обретать форму, когда Ирак согласился на создание Багдадского пакта — обновленного варианта организации “Ближневосточный оборонительный союз”, идея создания которой была отвергнута Египтом в 1951 г. Поскольку Великобритания стала государством-членом Пакта, а США впоследствии стали членом военного комитета Пакта, у Насера не осталось сомнений, что западные страны, совсем недавно покинувшие Ближний Восток, возвращаются — через северный “черный ход”. Более того, Насер ощутил, что под угрозой оказалась его заветная мечта о лидерстве в арабском мире.

Молодой полковник принял этот вызов с присущими ему находчивостью и безжалостностью. Были использованы все возможные национальные ресурсы — дипломатия, подкуп, подрывная деятельность, а также личные качества самого Насера, его умение убеждать и воздействовать на собеседников, с тем чтобы возбудить националистические чувства арабских стран и настроить их против создаваемого Пакта. Именно в ходе этой кампании египетский правитель укрепился в своих намерениях стать главным поборником панарабизма, и с этой целью он принялся наращивать свой военный потенциал, заключать соглашения с другими арабскими странами, подрывать влияние стран Запада в средиземноморском регионе путем пропаганды и саботажа, а также расширять диверсионную войну против Израиля. Однако на первых порах Насеру не удалось приобрести современное оружие ни в США, ни в Великобритании, ни во Франции, поскольку эти страны продолжали придерживаться положений Трехсторонней декларации (май 1950 г.), предусматривавшей замораживание продажи оружия в ближневосточном регионе. Тем не менее вскоре ему представились новые возможности. В апреле 1955 г. Насер отправился в Бандунг на Афро-азиатскую конференцию, где увидел, какой престиж и влияние можно обрести среди “нейтральных” стран. Там же по рекомендации Чжоу Эньлая, премьера Государственного совета КНР, Насер принялся изучать возможности приобретения вооружений в странах советского блока.

Москва с готовностью откликнулась на просьбу. Стремясь отреагировать на создание Багдадского пакта, СССР был согласен рассмотреть любые возможности, которые могли бы подорвать влияние Запада на Ближнем Востоке. Вот при каких обстоятельствах Насеру удалось заключить в августе 1955 г. эту имеющую историческое значение сделку по приобретению оружия. Ему было позволено закупить в Чехословакии современные виды вооружений на сумму порядка 320 млн долларов. Платежи, на беспроцентной основе, распределялись на 12 лет и должны были осуществляться за счет поставок египетского хлопка. Ассортимент вооружений превосходил все принятые на Ближнем Востоке стандарты и не имел прецедентов: 200 танков, 150 артиллерийских орудий, 120 истребителей “Миг”, 50 бомбардировщиков, 20 транспортных самолетов, два эсминца, две подводные лодки, 15 тральщиков, а также сотни боевых машин и тысячи единиц современного стрелкового оружия и пулеметов. Доставка осуществлялась немедленно. В рамках заключенного одновременно с этим договора Сирия, партнер Египта по оборонительному альянсу, получала от государств советского блока дополнительно 100 танков, 100 истребителей “Миг”, сотни артиллерийских орудий и бронетранспортеров. Для подготовки египетского и сирийского личного состава командировались советские и чешские инструкторы. Существуют доказательства, что, вооружая Египет, советское руководство ставило задачу убедить его не присоединяться к Багдадскому пакту. Но фактически удалось добиться большего. Неожиданное нарушение баланса сил в регионе способствовало тому, что западные державы вскоре вообще покинули Ближний Восток.

Получив оружие и приобретя соответствующую репутацию, Насер продолжил реализацию своей концепции панарабизма. В октябре 1955 г. он подписал договор о взаимопомощи с Дамаском. К апрелю следующего года Саудовская Аравия и Йемен заключили пятилетний трехсторонний военный союз с Египтом. Если Насер не мог достичь чего-либо путем подписания официальных документов, он добивался этого подрывным путем. Когда король Иордании Хусейн высказал намерение присоединиться к Багдадскому пакту, то по наущению Насера в стране начались беспорядки, которые привели в декабре 1955 г. к отставке всего иорданского кабинета министров. Два месяца спустя король Хусейн был вынужден, не вдаваясь в объяснения, отправить в отставку генерала Глабба, командовавшего Арабским легионом, и приказал ему покинуть страну. Поставив задачу подорвать влияние Великобритании в Африке, Насер усилил радиопропаганду, поощряя мятежников племени мау-мау в Кении, а также исламские меньшинства в Эритрее и Эфиопском Сомали. Он также вел кампанию подстрекательства во французском Магрибе. В конце 1955 г. Египет финансировал Фронт национального освобождения Алжира, а также снабжал его советским оружием.

Израиль в списке амбиций Насера, разумеется, занимал одно из первых мест. Как ни странно это звучит, но через три недели после египетского “мятежа полковников” в июле 1952 г. Бен-Гурион решил протянуть новому режиму “руку помощи”, заявив во время своего выступления в кнесете, что Израиль хотел бы видеть “свободный, независимый и прогрессивный Египет”. В конфиденциальном порядке он предложил Каиру экономическую помощь и политическое содействие. Собственно говоря, поначалу египетская хунта положительно отозвалась на эти предложения. В марте 1953 г. Израиль принял к рассмотрению египетский ответ. Каир запросил 120 млн долларов в качестве компенсаций беженцам, внесение некоторых изменений вдоль линии израильско-египетской границы и доступ к Иордании через южную часть Негева. Израильтяне высказали согласие начать соответствующие переговоры, поставив условием прекращение арабского бойкота и блокады. Общение между сторонами осуществлялось через посредников, в числе которых были будущий министр финансов США Роберт Андерсон, члены британского парламента и журналисты. И все же к весне 1954 г.

Насер прекратил все контакты с еврейской стороной, и в декабре того же года Салах Салим, египетский министр по вопросам национальной координации, официально заявил, что Египет никогда не заключит мирный договор с Израилем, даже если евреи согласятся выполнить все резолюции Генеральной Ассамблеи ООН о разделе Палестины и о статусе беженцев. Это заявление было сделано в то время, когда в правительственных структурах Египта было занято много немцев — бывших нацистов и когда против Израиля начала разворачиваться новая, организованная Египтом кампания подрывной деятельности.

До недавнего времени основной базой для совершения бандитских вылазок на территорию Израиля служила хашимитская Иордания, но в 1954 г. руководство этих группировок переместилось в Египет. В мае—июле 1954 г. Израиль направил почти 400 жалоб в израильско-египетскую Смешанную комиссию по вопросам перемирия, подчеркивая, что интенсифицировались вылазки из Газы. К октябрю отряды федаинов, обученные и вооруженные на египетских военных базах, начали проникать в глубь территории Израиля. Они минировали дороги, мосты, водопроводы, похищали сельскохозяйственное оборудование и скот. Вскоре под угрозой оказалась вся израильская программа развития южных территорий пустыни Негев, и поселенцы начали покидать места жительства. В одном только феврале 1955 г. произошло 45 инцидентов, и тогда израильтяне провели 28 февраля в Газе ответную воинскую операцию (Гл. XVII. Даян создает боевые части). После недолгого перерыва отряды федаинов возобновили свои вылазки; они добирались уже до окраин Тель-Авива, ежемесячно причиняя ущерб десяткам мирных жителей. Канадский генерал Э. Л. М. Бернс, руководитель ОНВУП (Органа ООН по наблюдению за выполнением условий перемирия в Палестине) совершал регулярные поездки из Каира в Тель-Авив и обратно, изыскивая действенные способы немедленного прекращения этих нарушений. Все его усилия были тщетны. К лету 1955 г. египетские вооруженные силы получили в свое распоряжение первую партию чешского оружия, и Насер хвастливо заявил, что наконец-то у арабской страны имеются все возможности уничтожить Израиль. Как бы в преддверии этого момента истины Арабская лига объявила и октября, что “откладывает” принятие ирригационного плана Эрика Джонстона по распределению водных ресурсов реки Иордан.

Израиль в изоляции

У Израиля были все основания для беспокойства в начале 1953 г., когда Лондон и Вашингтон с особым рвением стали добиваться участия арабских стран в ближневосточном оборонительном пакте. О том, чтобы пригласить Израиль к участию в пакте, даже и речи не шло; более того, Госсекретарь США Даллес в телефонном разговоре от 1 июня поднял вопрос о репатриации определенного числа арабских беженцев “на территорию, находящуюся в настоящее время под израильским контролем”. Эта фраза была воспринята в Израиле как едва завуалированное сомнение относительно правомерности существующих границ. Тревогу вызывали также сделанные в Вашингтоне, во втором полугодии 1953 г., намеки на возможность продажи арабским странам оружия и все чаще высказываемое американцами осуждение ответных ударов израильских сил по базам федаинов. План Джонстона внес в начале 1954 г. элемент конструктивного сотрудничества в американо-израильские отношения; но в апреле и мае этого года израильтяне были потрясены высказываниями заместителя Государственного секретаря США Генри Байро-уда, который выступил с предложением ограничить еврейскую иммиграцию, сделав таким образом успокоительный жест в сторону арабов. Все это было свидетельством того негативного воздействия, которое не мог не оказывать на Израиль процесс активного формирования Багдадского пакта. Эта амбициозная структура, в рамках которой предполагалось объединить ближневосточные страны и страны западной демократии, со всей очевидностью основывалась на допущении, будто существует возможность исключения одной страны из общей системы — причем самой уязвимой страны региона.

А затем — как будто у израильтян к тому моменту было недостаточно поводов для тревоги — Лондон и Вашингтон решили оказать дополнительное давление на Израиль, потребовав от него территориальных уступок, чтобы таким образом воспрепятствовать совершению оружейной сделки Египта с советским блоком. В своей речи, произнесенной в августе 1955 г. и определявшей перспективы внешней политики США, Даллес подчеркнул, что указанные в ходе переговоров на Родосе в 1949 г. линии перемирия вовсе не должны были стать постоянными границами. “Проблема усугубляется тем обстоятельством, что ценность даже бесплодных земель приобрела значение, причем скорее духовное”, — добавил Государственный секретарь, явным образом намекая на пустыню Негев. А 9 ноября 1955 г. премьер-министр Великобритании Энтони Иден сказал — в отличие от Даллеса, прямым текстом, — что необходимо достижение “компромисса” между границами, определенными Резолюцией ООН от 1947 г., и предложенными в 1949 г. линиями перемирия. Позже Иден признал, что он, возможно, выбрал не лучший момент для произнесения этой речи. “В то время как русское оружие стало прибывать в Египет, — писал он в своих мемуарах, — по всей видимости, не следовало поднимать вопрос о границах”.

Вышло так, что осложнение отношений Израиля с Великобританией и США пришлось на то же время, когда Советский Союз стал увеличивать военную и дипломатическую поддержку, оказываемую Египту и Сирии. Выступая на сессии Верховного Совета СССР 29 декабря 1955 г., первый секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев[5] высказался по поводу Израиля с особой резкостью:

Возмущенные протесты Израиля не были приняты во внимание. Москва в дальнейшем даже не пыталась скрывать свое враждебное отношение, регулярно осуждая еврейское государство на сессиях Совета Безопасности ООН и обвиняя Бен-Гуриона в попытках развязать войну против арабских стран. Ясно, что ничего хорошего от Советского Союза Израилю ожидать не приходилось.

Впрочем, ничего хорошего не сулила также позиция, занятая Вашингтоном и Лондоном. Обе страны явно отходили от положений Трехсторонней декларации 1950 г. В начале зимы 1956 г. Иден и Эйзенхауэр выступили с совместным коммюнике относительно “[взаимных] дискуссий по поводу характера действий, которые должны быть предприняты [на Ближнем Востоке] в случае, если возникнут непредвиденные обстоятельства”. Этот документ представлял собой явный отход от первоначальной сути Декларации, которая гарантировала неприкосновенность границ. В феврале 1956 г. Энтони Наттинг, заместитель министра иностранных дел Великобритании, высказал несогласие по поводу территориальных уступок в ситуации, когда “границы еще не определены”. Трехстороннему соглашению был нанесен coup de grace (фр. “завершающий удар”) в апреле 1956 г., когда Вашингтон заявил, что в случае новой арабо-израильской войны США намерены действовать в основном в рамках Организации Объединенных Наций. Такой подход, вне всякого сомнения, означал согласие с тем, что любые решения Совета Безопасности будут заблокированы советским вето.

В складывающихся безрадостных обстоятельствах израильтянам лишний раз напомнили, что национальная безопасность зависит прежде всего от внутренних ресурсов страны, а в данной ситуации — от ее военного потенциала. К счастью для еврейского государства, отсутствие политического единства в арабском мире после 1948 г. дало Израилю пять драгоценных лет, на протяжении которых увеличилось его население, развилась экономика и — что также немаловажно — окрепли вооруженные силы. После подписания соглашений о перемирии в 1949 г. стало возможным рассматривать обоснованные и долгосрочные планы создания регулярной армии. Ограниченные людские ресурсы страны диктовали необходимость военного строительства, основанного на использовании резервистов. Игаль Ядин, занимавший командные посты во время Войны за независимость, в 1949 г. находился на отдыхе в Швейцарии, где получил известие о назначении его на пост начальника Генерального штаба Армии обороны Израиля. На него произвела большое впечатление организация швейцарской мобилизационной системы, и по возвращении домой Ядин убедил кабинет министров адаптировать швейцарский опыт к израильской действительности, используя при этом практику Гаганы, а также Великобритании, США и ряда европейских стран. В сентябре 1949 г. кнесет принял всеобъемлющий Закон о воинской службе, в котором были определены юридические основы существования Армии обороны Израиля.

Согласно этому Закону, личный состав вооруженных сил делился на две категории: проходящие действительную службу и резервисты. На действительной службе находилось ограниченное число офицеров и младшего командного состава, а также солдат-призывников. Призыву подлежали все мужчины и женщины, достигшие 18-летнего возраста. Срок службы для мужчин составлял 26 месяцев, для женщин — 20 месяцев. Мужчины проходили боевую подготовку, женщины выполняли обязанности канцелярских работников, машинисток, водителей, связистов, а также учителей и социальных работников в центрах абсорбции репатриантов. По окончании срока службы призывники переходили в резервные части; в резерве годные к военной службе мужчины оставались до 45 лет, незамужние женщины — до 35 лет. Мужчины в возрасте до 40 лет ежегодно призывались на воинские сборы продолжительностью не менее месяца (без перерыва), мужчины старше 40 лет — на двухнедельные сборы. Помимо этого, они должны были посвятить воинской службе 12 дней в году; офицеры резерва служили дополнительно в течение недели ежегодно. Согласно закону, принятому в июне 1953 г., все мужчины в возрасте 45–49 лет входили в состав гражданской обороны, и у них была своя система подготовки. В дальнейшем сроки службы как призывников, так и резервистов были увеличены. В 1950-х гг. воинская мобилизация стала неотъемлемой составляющей повседневной жизни Израиля. Каждый ребенок видел, как его отец надевает военную форму и отправляется на военную службу — один день ежемесячно и один месяц ежегодно. Его старший брат или сестра либо проходили действительную службу, либо состояли в резерве. Если ребенок жил в городе развития, то его учительницей могла быть солдатка действительной службы; служащие формирований, совмещавших военную службу с сельскохозяйственной деятельностью (формирования Нахаль[6]), могли быть его спортивными инструкторами, вожатыми или культурными работниками. Иными словами, практически каждый израильтянин состоял на военной службе — либо на действительной, либо в резерве.

С первых дней провозглашения независимости Бен-Гурион сам возглавил Министерство обороны, и отпечаток его волевого, целеустремленного характера лежал на всем, что было связано с процессом роста и развития вооруженных сил страны. Осадное положение, в котором существовал Израиль, дало Бен-Гуриону полную свободу действий, и он зачастую самостоятельно принимал важные решения, а только потом информировал правительство и кнесет. В данной ситуации он поставил перед собой задачу преобразовать израильскую добровольческую — и при этом весьма политизированную — оборонную структуру в единую, основанную на всеобщей воинской повинности, профессиональную и находящуюся вне политики военную машину. Занимая посты премьер-министра и министра обороны с 1947 по 1963 г. (с полуторагодичным перерывом в период 1953–1955 гг.), Бен-Гурион, по сути дела, выполнил эту задачу. Напомним (Гл. XIII), что он начал с запрета политических группировок в силах обороны, а также заменил систему политических назначений, существовавшую в других правительственных учреждениях, системой, которая учитывала заслуги и личные качества военнослужащих при всех назначениях и повышениях. Эти действия Бен-Гуриона не получили той оценки историков, какой они, безусловно, заслуживают. Ведь не будем забывать, что Палмах, как и большинство организаций ишува, был по сути своей социалистическим и его бойцы обладали значительной идеологической мотивацией, а его лидеры занимали видные посты в офицерском корпусе. Лишь такой волевой и сильной личности, как Бен-Гурион, удалось заставить этих людей подчиниться и согласиться с его решением о роспуске отрядов Палмах, и при этом Бен-Гурион сумел удержать их от политических выступлений. Таким образом, вооруженные силы страны стали первой в Израиле национализированной и формализованной структурой.

С другой стороны, Бен-Гурион вовсе не намеревался полностью отказаться от традиционной идеологии. Напротив, он нашел возможность сохранения всего лучшего, чем славились вооруженные силы, включая, в частности, присущие отрядам Палмах демократизм и сплоченность. Бен-Гурион писал в 1949 г.:

Эти пророческие слова Бен-Гуриона сбылись. Армия обороны стала академией гражданских ценностей, проводником народных традиций. Так, с целью сокращения образовательного разрыва между офицерами и солдатами-призывниками (а в 1950-х гг. последние в большинстве своем были выходцами из стран Востока) в армии открывались специальные классы для обучения ивриту и основам иудаизма. Служащие формирований Нахаль, сохраняя палмаховские традиции, сочетали воинскую службу с сельскохозяйственной деятельностью; они либо отправлялись в приграничные кибуцы, либо основывали в годы армейской службы свои кибуцы. Как и члены Палмах, солдаты Нахаль в массе своей были добровольцами, чьи семьи жили в кибуцах и мошавах, а также принадлежали к халуцианским социалистическим молодежным движениям. Идеалы самопожертвования и верности сионистскому государству были привиты им с детства, задолго до призыва в армию. Учащиеся старших классов, помимо принадлежности к молодежным движениям, были также членами клубов Гадна (аббревиатура от Гдудей ноар — “Молодежные отряды”), в которых они проходили общеобразовательную и военную подготовку, причем большое внимание уделялось физкультуре и спорту, физическому труду, ремеслам и хобби, а также морскому делу, системам связи и снайперской стрельбе. Таким образом, приходя в армию, эти молодые люди уже обладали всеми необходимыми навыками.

Даян создает боевые части

После подписания соглашений о перемирии 1949 г. качественные характеристики армейского персонала во многом снизились. В основном такое положение дел объясняется значительным притоком репатриантов, общекультурной отсталостью молодежи из стран Востока, плохим знанием иврита, свойственным всем репатриантам. Более того, поскольку все инструкции и вся техническая литература имелись только на иврите, то призывники, владевшие ивритом или бывшие в состоянии быстро его выучить, направлялись в технические части, а боевые части получали тех, кто остался. К тому времени, когда Моше Даян был назначен в 1953 г. начальником Генерального штаба, общий уровень личного состава Армии обороны Израиля был весьма низок. Оценив ситуацию в целом, этот энергичный молодой генерал, потерявший во время Второй мировой войны один глаз, немедленно принялся за перестройку всей системы: лучшие, наиболее образованные и интеллигентные солдаты и офицеры теперь направлялись в боевые части. Следующим шагом стало повышение боевой подготовки высших офицеров: Даян лично показывал пример, прыгая с парашютом и совершенствуя десантно-диверсионные навыки. При Даяне утвердилась практика, когда командир сам вел своих солдат в бой. К 1956 г. новая политика активных мер доказала свою эффективность, и израильская армия снова стала мощной и динамичной силой. Следует подчеркнуть, что доля служащих в боевых частях составляла 50 % от всего личного состава, и это был, по состоянию на то время, лучший показатель среди всех армий мира. В отличие от вооруженных сил с традиционной структурой, требующей многочисленных, самостоятельно действующих экспедиционных войск и приданных им частей обеспечения, концепция израильской армии исключала растянутость коммуникаций и была рассчитана на краткосрочные и интенсивные боевые действия.

Главным для Даяна стала способность армии наносить решительные удары. Слабость израильской экономики, ограниченные размеры территории страны и ее малая стратегическая глубина — все это диктовало стратегию наступления на территории противника. Планирование военных операций основывалось на нанесении внезапного упреждающего удара, на смелых, в известном смысле даже рискованных наступательных действиях, способных вызвать панику в рядах противника. Эта стратегия, кстати, идеально соответствовала темпераменту самого Даяна. Действия премьер-министра, упорного и динамичного выходца из Польши, во многом определялись испытаниями, выпавшими на долю евреев в годы Катастрофы, тогда как Даян, сабра[7], уроженец Израиля, основывал свою стратегию только на одном — на духе и высоких боевых качествах израильской армии. Он любил вспоминать, как “арабы разлетались, словно стайка испуганных птиц, от одного-единственного взрыва”. Несколько лет спустя он еще назовет Шестидневную войну (1967 г.) символом стремления еврейского народа вернуться на родину предков, а отнюдь не войной за выживание. Израиль способен на все — причем неважно, есть у него союзники или нет. Даян без особых промедлений применил на практике свою концепцию наступательного возмездия. При поддержке Бен-Гуриона он принял решение продемонстрировать арабам, какую цену они должны заплатить за вылазки на израильскую территорию и убийства израильтян. И вот в середине 1950-х гг. правительство приняло решение о проведении ряда скоротечных карательных операций, целью которых стали арабские деревни, где укрывались террористы, проникающие на израильскую территорию, а в некоторых случаях находились и опорные пункты арабских вооруженных сил. Эти операции оказали в высшей степени положительное воздействие на моральный дух израильских военных и были полезными для совершенствования их профессиональной подготовки. Они также обеспечили сдерживающий эффект — и для иорданцев, и даже для сирийцев. Надо, правда, признать, что за это Израилю пришлось заплатить высокую цену — если говорить о реакции мирового общественного мнения и решениях Совета Безопасности ООН.

Тогда, в ноябре 1953 г., Бен-Гурион, утомленный противодействием своих политических противников, подал в отставку. На место министра обороны он назначил Пинхаса Лавона[8], блестящего теоретика партии Мапай, прославившегося своими публичными выступлениями в начале 1950-х гг. Лавон хотя и не очень хорошо разбирался в вопросах обороны, но был верным сторонником Бен-Гуриона и, вступив в эту должность, рассчитывал даже превзойти своего предшественника, давая еще более бескомпромиссный отпор арабскому врагу. Ответные удары стали наноситься с еще большей решительностью. Вместе с тем Лавон решил взять на себя личные полномочия по руководству военными операциями, и это стало его ошибкой. Через несколько недель отношения между Даяном и министром обороны сделались напряженными. Дошло до того, что, согласно приказу начальника Генерального штаба, управление разведки перестало сообщать министру детали готовящихся операций. При этом неясно было, одобрил бы Лавон оперативные планы в каждом конкретном случае или нет, но такого рода отсутствие информации однажды не дало ему возможности составить свое мнение по одному критически важному делу, которое кончилось катастрофическим провалом израильской разведки в Египте.

Операция началась фактически за три года до этого времени, в 1951 г., когда офицер израильской разведки Аврагам Дар прибыл в Каир с британским паспортом. Там он вступил в контакт с группой молодых египетских евреев, которые тайным образом планировали эмигрировать из страны, и завербовал нескольких из них для прохождения секретной подготовки. В 1954 г. активизация этой небольшой группы оказалась в высшей степени необходимой. Именно тогда Великобритания объявила о своем намерении уйти из зоны Суэцкого канала в связи с истечением срока соответствующего договора. Эта информация очень встревожила израильтян, поскольку до сих пор англичане оказывали, пусть даже и незначительное, сдерживающее воздействие на египетскую политику по отношению к еврейскому государству. И тогда полковник Биньямин Джибли[9], глава военной разведки Израиля, предложил план, реализация которого могла бы воспрепятствовать выходу англичан из Египта. Суть плана заключалась в том, чтобы устроить взрывы в нескольких каирских зданиях, принадлежавших Великобритании и США, продемонстрировав таким образом “безответственность” режима Насера, невозможность положиться на него, и тем самым, как можно было надеяться, убедить англичан остаться в Египте еще какое-то время. Члены еврейской группы получили приказ начинать действия в Каире и Александрии.

После этого приказа в июле 1954 г. было взорвано несколько самодельных бомб в почтовых отделениях, камерах хранения, кинотеатрах, а также в американском информационном центре и консульствах в Каире и Александрии. Человеческих жертв не было, нанесенный ущерб оказался минимальным. Но однажды заряд случайно сработал в кармане одного из израильских агентов. Он получил ранения и был арестован; в его доме произвели обыск, в ходе которого власти обнаружили достаточное количество уличающих его доказательств, а также список имен его товарищей. Все они были арестованы и отданы под суд. В Израиле премьер-министр Шарет выступил с негодующим заявлением относительно “беспрецедентной клеветы, возводимой на египетских евреев с целью их запугивания” — и лишь после того, как заявление было опубликовано, военная разведка проинформировала его об истинном положении вещей. Тем временем процесс в Каире шел своим чередом, к вящей радости египетских властей. Ко времени его окончания, 27 января 1955 г., двое подсудимых покончили с собой, двое были приговорены к смертной казни и затем повешены, а все остальные обвиняемые, кроме двоих, получили разные сроки тюремного заключения, от семи лет до пожизненного. Все это не только нанесло огромный ущерб израильской агентурной сети в Египте, но и подорвало репутацию Израиля в глазах англичан и американцев.

Ко всему прочему, этот провал разведки стал причиной ожесточенной межведомственной борьбы между Лавоном и его коллегами. Когда ситуация привела к столь неприятным последствиям, премьер-министр Шарет потребовал объяснений от Лавона, который с негодованием заявил, что он не был поставлен в известность относительно этой операции. Ему возразил полковник Джибли, утверждавший, что план операции был согласован с министром обороны. Тогда для изучения ситуации Шарет назначил независимую комиссию в составе судьи Верховного суда Ицхака Олыпана и президента Техниона Яакова Дори[10]. Однако после тщательного расследования комиссия оказалась не в состоянии получить убедительные доказательства того, что Лавон дал Джибли разрешение на проведение операции. Тем временем Лавон предпринял попытку отстранить от должности Шимона Переса[11], бывшего тогда генеральным директором Министерства обороны, и Джибли, отдавшего формальный приказ о проведении египетской операции, заявив, что они виновны по меньшей мере в нарушении субординации, если вообще не в преступной халатности. Однако, если бы Шарет согласился в этот момент взять сторону министра обороны, это стоило бы ему нескольких высокопоставленных офицеров. Таким образом, Шарет принял решение поддержать Переса. Лавон, не медля, подал (в феврале 1955 г.) прошение об отставке. Как показала история, переполняющее Лавона чувство обиды привело несколько лет спустя к разительным переменам в политической жизни Израиля (Гл. XIX).

После того как Лавон ушел в отставку, Бен-Гурион вернулся из своей добровольной ссылки, чтобы занять свой прежний пост министра обороны. К этому времени “Старик” (прозвище Бен-Гуриона, полученное им в 1940-х годах, когда он был значительно старше своих соратников) был больше не намерен терпеть египетские военные провокации — в частности, запрет на проход через Суэцкий канал судов с грузами для Израиля, продолжающуюся блокаду Акабского залива и, самое главное, все более частые вылазки федаинов. И вот, всего через шесть дней после возвращения Бен-Гуриона к государственной деятельности, Армия обороны Израиля направила в Газу бригаду полного состава; в ходе операции был атакован египетский штаб, взорвано несколько зданий, и потери египтян составили 34 человека убитыми и 24 ранеными. Хотя израильтяне и назвали этот рейд ответом на многочисленные египетские провокации, его истинной целью было дать ясно почувствовать Каиру ощутимое военное превосходство Израиля. С другой стороны, для Насера эта атака стала идеальным предлогом, оправдывающим сделку с Чехословакией по приобретению оружия. “Двадцать восьмого февраля 1955 г. для нас настал поворотный момент, — заявил Насер позднее. — Это нападение прозвучало как сирена тревоги. Мы немедленно приступили к оценке баланса сил в нашем регионе”. Эту точку зрения поддержал и генерал Бернс, руководитель ОНВУП. В том же ключе высказался и целый ряд израильтян, включая Абу Эвена, который впоследствии сказал: “Я не верю, что [Газа] была единственной причиной, но, во всяком случае, в этом заключалось оправдание”. Это действительно было лишь оправданием, поскольку политика, основанная на блокаде и поощряющая регулярные вылазки федаинов, зародилась задолго до операции в Газе, равно как и Насер гораздо раньше принял решение приобрести значительное количество вооружений с целью подрыва Багдадского пакта.

К середине 1955 г. вылазки федаинов, поощряемых Египтом, резко участились. Бернс впоследствии признал, что “действия египтян, посылавших федаинов для нападения на мужчин, женщин и детей, были, вне всякого сомнения, военными преступлениями”. В ответ на эти действия Бен-Гурион и Даян предприняли несколько решительных операций против египетского гарнизона в Хан-Юнисе, в Аудже, в самой Газе и против баз федаинов в Иордании. К весне 1956 г. наблюдатели ООН рассматривали возможность нанесения Израилем мощного превентивного удара, прежде чем египетская армия сможет освоить все оружие, полученное ею от советского блока. Такие предположения нельзя было назвать совсем необоснованными. Блокада Акабского залива вызывала особое раздражение израильтян. С 1953 г. египетское подразделение береговой охраны в Рас-Нусрани блокировало проход израильских судов через Тиранский пролив, а в сентябре 1955 г. египтяне запретили также и проход судов под другими флагами, направлявшихся в израильский порт Эйлат. Авиакомпания Эль-Аль вынуждена была отменить свои рейсы в Южную Африку, поскольку их маршрут предусматривал пролет над водами пролива.

Терпение израильтян было истощено, и 22 октября 1955 г. Бен-Гурион отдал Даяну приказ подготовиться к операции по захвату Тиранского пролива, включая Шарм-аш-Шейх, Рас-Нусрани, а также островов Тиран и Санафир. Начальник Генштаба немедленно начал подготовку элитных частей парашютистов и сухопутных войск под командованием полковника Хаима Бар-Лева[12]. На заседании правительства Бен-Гурион (который в ноябре уже вернулся и на пост премьер-министра) официально поставил вопрос о превентивном ударе. Министры отвергли эту идею, но Даян обрушился на них с резкой критикой. Время работает против Израиля, настаивал генерал; поставки советского оружия в Египет принципиально меняют баланс сил на Ближнем Востоке. Бен-Гурион поддержал своего начальника Генштаба. Израильская атака должна быть предпринята, рано или поздно. Если стране чего-то не хватало, так это соответствующих видов вооружений.

В поисках союзника

В конце 1955 г. первые суда с советским оружием стали приходить в Египет, и поразительные масштабы этих поставок вызвали у израильтян психологическое ощущение безысходности. Десятки тысяч добровольцев, молодых и старых, взяв в руки кирки и лопаты, вышли копать траншеи и строить оборонительные сооружения. Израильтяне жертвовали деньги и даже драгоценности в фонд обороны; школьники отдавали свою карманную мелочь. Тем не менее оружия катастрофически не хватало. На протяжении ряда лет страна прилагала все возможные усилия для повышения своего оборонного потенциала. В период 1950–1956 гг. расходы страны на военные нужды составляли не менее одной трети суммарных правительственных издержек. Достигая в среднем 7,2 % ВНП, эти расходы фактически были выше (в пропорциональном отношении), чем расходы всех арабских стран, вместе взятых. И результаты этих усилий были заметны. К 1955 г. Израиль смог не только организовать свои вооруженные силы, но также и приобрести около 200 танков и 200 самолетов. Правда, в основном это была устаревшая боевая техника английского и американского производства, и результат нельзя было считать удовлетворительным — ни в количественном, ни в качественном отношении. Сделка по приобретению чешского оружия угрожала дать арабам преимущество примерно шесть к одному.

Поиски современных видов вооружений, предпринятые Израилем, были столь же малопродуктивны, как и попытки получить гарантии территориальной неприкосновенности. США не собирались продавать Израилю оружие в количествах, сопоставимых с чешскими поставками в Египет. Предпринятый 11 декабря (Гл. XVI) рейд в Сирию не улучшил израильской репутации в Вашингтоне, а Государственный секретарь США Даллес постоянно утверждал, что не считает, будто еврейскому государству грозит непосредственная опасность. Выступая 7 февраля 1956 г. перед группой конгрессменов, Госсекретарь заявил, что Израиль не может не проиграть арабским странам в гонке вооружений. При численности населения менее двух миллионов, объяснил он, стране лучше положиться на заступничество ООН. Полностью поддерживая мнение своего Госсекретаря, президент США Эйзенхауэр сказал в беседе с французским премьер-министром Ги Молле[13], что нет смысла продавать оружие Израилю, поскольку 1 млн 700 тыс. тысяч евреев никак не смогут выстоять против 40 млн арабов.

Неизвестно, что именно ответил ему Молле в ходе этой беседы, но Израиль обратился именно к Франции как к последней надежде, и это обращение дало определенные результаты. Разумеется, французское правительство по-прежнему предпочитало поддерживать хорошие отношения с мусульманскими странами Северной Африки и Леванта; однако израильтяне знали, что могут рассчитывать на традиционное понимание в определенных кругах. Французские левые сохраняли филосемитские настроения еще со времен дела Дрейфуса и вплоть до нынешнего времени, когда в обеих странах у власти находились социалисты. Французские правые разделяли с израильтянами опасения относительно усиления арабского национализма. Франко-израильские научные контакты начались еще в 1949 г., когда стало известно об изобретении израильским физиком д-ром Исраэлем Достровским[14] технологии производства тяжелой воды. Франция приобрела это изобретение в 1953 г., и французы открыли доступ израильским ученым на свои многочисленные ядерные объекты. В следующем году министр обороны Франции пригласил Моше Даяна посетить страну с официальным визитом. Лихой израильский генерал произвел в Париже большое впечатление, и его наградили орденом Почетного легиона “в знак признания его героизма во время Сирийской кампании 1941 г.”. Осенью 1954 г. отношения между Парижем и Каиром катастрофически ухудшились — после того, как египетское радио сообщило о той поддержке, которую Египет оказывает алжирскому Фронту национального освобождения. И в декабре французское правительство одобрило продажу Израилю двенадцати реактивных истребителей “Квадрон”.

Именно тогда Бен-Гурион, вернувшийся на пост министра обороны, согласился с позицией генерального директора министерства Шимона Переса относительно того, что все усилия теперь следует сосредоточить на укреплении отношений с Францией. Пересу, выходцу из Польши, в 1955 г. было всего 32 года; он буквально преобразовал Министерство обороны, включив в сферу его компетенции оборонную промышленность (и начав производство отечественных вооружений), а также развитие исследований и разработок в сфере ядерной технологии. Человек, обладающий творческим воображением и умеющий хорошо излагать свои мысли, Перес мастерски вел переговоры с представителями французских военных кругов. Немалую помощь в этом ему оказывал посол Израиля в Париже, красноречивый выпускник Сорбонны Яаков Цур. В январе 1955 г., когда вместо правительства Мендес-Франса к власти пришло правительство, возглавляемое Эдгаром Фором[15], Цур посоветовал Пересу приехать во Францию и установить личные контакты с официальными лицами Министерства обороны. Перес последовал совету, и результаты оказались весьма обнадеживающими. Перес, а затем Даян и другие израильские военные нашли понимание у своих французских коллег. Советско-египетское соглашение о поставках вооружений продемонстрировало необходимость безотлагательного начала переговоров между Францией и Израилем, и точно такое же воздействие оказала развернутая Насером кампания в поддержку алжирских мятежников. “Я всегда был другом Израиля, — заверил Фор премьер-министра Шарета во время визита последнего в Париж 25 октября 1955 г., — но сейчас мы говорим не только о дружественных отношениях. Причина, по которой Франция должна оказать вам помощь, — это прежде всего политический реализм”. Тем временем были завершены необходимые формальности для поставки Израилю еще двенадцати реактивных истребителей “Квадрон”, а также — впервые — двенадцати новейших истребителей-перехватчиков “Мистэ́р-4”, сходных по характеристикам с получаемыми Египтом советскими истребителями “Миг-175”.

Как оказалось, продажа истребителей “Мистэ́р-4” вызвала возражения США. Командование сил НАТО в Европе имело приоритетные права на получение этих истребителей-перехватчиков, и Даллес выступил против того, чтобы они отправлялись в Израиль. По его настоянию отгрузка этих самолетов была блокирована в портах Марсель и Тулон. И в этот критический момент Пересу улыбнулась удача. Незадолго до этого он познакомился и подружился с Морисом Бурже-Монури[16], министром внутренних дел Франции, и Абелем Томасом, генеральным директором министерства. Бурже-Монури и Томас, ветераны маки, французского партизанского движения времен Второй мировой войны, испытывали не только симпатию к Израилю, но и сильную антипатию к Насеру. На выборах в январе 1956 г. к власти во Франции снова пришло социалистическое правительство во главе с Ги Молле, ревностным сторонником социалистического Израиля. Одним из первых шагов нового премьер-министра стал перевод Бурже-Монури и Томаса в Министерство обороны. “Вот увидите, что я — это не Бевин”, — заверил Ги Молле Переса и Цура. Преисполненный стремления всеми способами противостоять растущей мощи Насера, Молле проинформировал Вашингтон, что перехватчики будут отправлены в Израиль — неважно, с согласия США или без такового. И в дальнейшем, по убеждению Ги Молле, сохранение французского влияния на Ближнем Востоке лучше всего может обеспечиваться путем поддержки Израиля. Разумеется, значительную роль тут сыграли общие интересы (в частности, все более активная поддержка Египтом алжирского Фронта национального освобождения[17]), хотя основа франко-израильской дружбы имела отчасти романтический характер. Французы испытывали своего рода духовный подъем, оказывая помощь “маленькому отважному Израилю”. И, помимо всего прочего, правительство социалистов, придерживаясь произраильского курса, создавало себе энергичный и решительный образ — выгодно контрастирующий с их политическими соперниками, коммунистами.

В марте 1956 г. группа израильских летчиков прибыла во Францию для освоения новых перехватчиков. Несколько недель спустя двенадцать самолетов приземлились на израильском военном аэродроме, где летчиков приветствовали лично Бен-Гурион и Даян (безумно довольный премьер-министр настоял на том, чтобы посидеть с молодыми пилотами за чайным столом). Получение новых самолетов стало началом военной помощи западных стран. К апрелю Даллес тоже осознал, что баланс сил в регионе изменяется опасным образом. Не желая, впрочем, чтобы Соединенные Штаты напрямую поставляли вооружения еврейскому государству, Госсекретарь поспособствовал тому, чтобы НАТО сняло свой запрет на дальнейшие поставки Израилю перехватчиков “Мистэр”. И более того — он обратился к канадскому правительству с просьбой о продаже Израилю эскадрильи реактивных истребителей, производимых по американской лицензии. Но все-таки основным поставщиком вооружений Израилю оставалась Франция. Антуан Пино[18], министр иностранных дел, 4 июля проинформировал поела Цура об отмене всех предшествовавших ограничений на поставки вооружений Израилю, вне зависимости от мнения США или Великобритании на этот счет. Париж, было сказано, намерен сохранять свободу действий в отношении поставок, необходимых “истинным друзьям” Франции.

Вызов Насера

В феврале 1956 г. министр иностранных дел Великобритании Селвин Ллойд прибыл в Каир — в надежде достинуть взаимопонимания с египетским президентом буквально в последний момент. Говоря об отходе арабского мира от Запада, Ллойд 1 марта предостерег Насера, заметив, что “Глабб и Арабский легион все еще в нашем распоряжении”. На это Насер с усмешкой сообщил Ллойду, что король Хусейн только что выдворил Глабба из Иордании. Ллойд вернулся в Лондон, разъяренный такими откровенно подрывными действиями Египта. Министр иностранных дел Франции Пино посетил Каир 14 марта, также надеясь нормализовать франко-египетские отношения. В ходе беседы Насер заверил Пино, что Египет прекращает оказание помощи Фронту национального освобождения Алжира. Лживость этого заверения выяснилась буквально на следующий день, когда в береговых водах Алжира было перехвачено египетское судно с большой партией оружия советского производства.

Следует, правда, подчеркнуть, что причиной окончательного разрыва Запада с Каиром стала проблема, связанная с внутренней египетской ситуацией чисто экономического характера. Насер придавал исключительное значение своему проекту строительства Асуанской высотной плотины на реке Нил. Стоимость проекта оценивалась в 1 млрд долларов. 9 января 1956 г. Всемирный банк согласился дать Египту заем в размере 200 млн долларов, при условии, что США предоставляют Египту заем на сумму 56 млн долларов, Великобритания — на сумму 14 млн долларов и сам Египет обязуется вложить 700 млн долларов. Однако к этому времени Соединенные Штаты практически вплотную подошли к участию в Багдадском пакте и фактически руководили его работой. В ответ Насер, под залог будущего урожая хлопка на сумму 200 млн долларов, закупил дополнительную партию оружия у стран советского блока, а 5 мая подписал соглашение о координации действий вооруженных сил Египта и Иордании. После того как обострилось противостояние и поляризация на Ближнем Востоке, а Египет сблизился с Советским Союзом, правительства США и Великобритании переменили свое отношение к Асуанскому проекту на крайне отрицательное. Ко всему прочему, 16 мая Министерство иностранных дел Египта объявило о дипломатическом признании коммунистического Китая. В июне министр иностранных дел Советского Союза Д. Т. Шепилов[19] прибыл в Каир, чтобы предложить Египту беспроцентный заем на сумму 120 млн долларов. Это переполнило чашу терпения Вашингтона; преследуя собственные цели, Насер последовательно стравливал друг с другом все стороны, вовлеченные в конфликт. Кроме того, очевидно было, что, приобретая очередную партию оружия на такую сумму, Египет вряд ли сможет вернуть, а тем более с процентами, столь значительные займы. С учетом всех этих обстоятельств, 19 июля Даллес официально известил египетского посла в Вашингтоне, что США отказываются от предоставления займа и что они не намерены потворствовать вымогательству. Два дня спустя Великобритания также отказала Египту в представлении займа, что, в свою очередь, привело к аналогичной реакции Всемирного банка.

Насер заранее подготовил свой следующий ход. Он предвидел подобный шаг со стороны Запада и намеревался использовать отказ от предоставления займов в качестве предлога для национализации Суэцкого канала. Эти планы он вынашивал уже с 1954 г., но только после июня 1956 г., когда из зоны канала были выведены последние английские войска, представилась возможность проделать это быстро и безболезненно. К тому же и баланс сил в ближневосточном регионе был изменен — благодаря вмешательству Советского Союза. И вот 26 июля, в рамках недельных торжеств по поводу четвертой годовщины “революции полковников”, Насер выступил перед огромной аудиторией в Александрии. Описав ход переговоров с Великобританией и США и заявив, что он желает американцам “захлебнуться своей злобой”, Насер сделал сообщение, произведшее эффект разорвавшейся бомбы: Суэцкий канал национализируется, и все доходы от его эксплуатации отныне будут использоваться для строительства Асуанской плотины.

После этой речи весь Египет впал в состояние радостного исступления. Насер был провозглашен национальным героем. Никогда его репутация не была столь прочна — ни в самом Египте, ни во всем арабском мире.

Получив сообщение о случившемся, Иден созвал экстренное заседание кабинета министров. Из всех стран Запада больше всего пострадала от национализации именно Великобритания. Правительству страны принадлежал контрольный пакет акций Суэцкой компании. Почти четвертая часть британского импорта шла через канал, и треть судов, проходивших по каналу, шли под британским флагом. На карту был также поставлен престиж Великобритании в арабском мире — и от этого Иден не мог отмахнуться. Требования принять самые решительные меры исходили не только от членов его партии, но и от многих лейбористов. Во всяком случае, премьер-министру вряд ли нужно было напоминать, к чему может привести политика умиротворения агрессора. То же самое можно сказать и о Ги Молле, чья антимюнхенская реакция была не менее сильной, чем у Идена, и кто давно уже называл Насера “Гитлер с Нила”. Все члены кабинета Ги Молле — и социалисты, и голлисты, и радикалы — одинаково ненавидели “насеризм” и все, что делал Насер в Магрибе. Первым шагом правительств обеих стран стало распоряжение об эвакуации соотечественников из Египта.

Что касается США, то 1956 год был годом президентских выборов. Избирательная кампания Эйзенхауэра велась под лозунгом “прочного мира”. Экономическая зависимость США от Суэцкого канала была существенно меньшей по сравнению с их европейскими союзниками. Не более 15 % всего нефтяного импорта США проходило через канал, а американская доля акций Суэцкой компании была весьма незначительной. Более того, воинственный настрой Лондона и Парижа несколько смутил Эйзенхауэра, который разделял точку зрения Даллеса, что не существует юридических оснований для применения силы. Поэтому Государственный секретарь США безотлагательно, 1 августа, отбыл в Лондон, имея указание президента любой ценой предотвратить вооруженное вмешательство. С большой неохотой Иден и Молле согласились на предложение Даллеса о созыве экстренной конференции ведущих морских держав. В ходе этой конференции, начавшейся в Лондоне 16 августа, большинством голосов было достигнуто согласованное решение — за менее чем недельный срок. Участники конференции выступили с Декларацией, признававшей суверенное право Египта на справедливую норму прибыли от эксплуатации канала, но требовавшей передать права судоходства под международный контроль. Все усилия решить кризис мирным путем оказались тщетными, поскольку 9 сентября Насер заявил о неприемлемости Лондонской декларации.

Теперь подготовка Великобритании и Франции к военной кампании стала набирать темпы. Уже 5 августа объединенная группа штабных офицеров приступила к планированию высадки в Египте. Штаб-квартира была расположена в Лондоне, с филиалами в Париже, на Мальте и на Кипре. Предстоящая операция получила кодовое название “Мушкетер”. Командовать операцией должен был генерал сэр Чарльз Кейтли, его заместителем был назначен французский вице-адмирал Баржо. Предполагалось, что Великобритания предоставит бомбардировщики и личный состав численностью 50 тыс. человек; Франция — несколько эскадрилий истребителей и 30 тыс. человек; объединенные морские силы должны составить более 100 британских боевых кораблей, 30 французских судов и несколько сот кораблей для высадки десанта. Планы включали использование не менее семи авианосцев и порядка 20 тыс. боевых машин. Первый эшелон десанта должны были составить несколько тысяч парашютистов, но основные десантные силы предполагалось доставить 15 сентября морем. Выброску английских и французских воздушных десантников решено было начать после 36 часов бомбардировок, в районе к югу от Александрии; морской десант должен был высадиться на побережье. После захвата Александрии объединенные союзные силы должны были войти в соприкосновение с основными египетскими силами и начать наступление на Каир. Операция планировалась почти столь же тщательно, как и высадка союзников в 1944 г. в Нормандии. Собственно говоря, французы не видели смысла в столь детальной подготовке. У них был опыт войны в Индокитае, их снаряжение было вполне пригодным для такого рода операций, и они предпочли бы покончить с режимом Насера, нанеся быстрый, ошеломляющий удар. И хотя на начальной стадии англичане настаивали на детальном планировании, впоследствии французы рассчитывали вернуться к своей тактике.

Сведения о подготовке скоро дошли до Вашингтона. Эйзенхауэр, сильно обеспокоенный происходящим, направил 2 сентября резкое послание Идену, протестуя против силового решения вопроса. Ответ Идена был выдержан в решительных тонах; он сравнил Насера с Гитлером и подчеркнул, что “если мы допустим свое поэтапное уничтожение, это будет бесславным концом нашей долгой истории”. Вашингтон продолжал настаивать на своем, и через два дня Даллес передал союзникам план создания Ассоциации стран, использующих Суэцкий канал, благодаря чему можно было бы хотя бы отчасти “упорядочить” судоходство по каналу. Иден отнесся к этому плану скептически, но, тем не менее, убедил свой кабинет и французскую сторону хотя бы рассмотреть предложенную идею. Скоро, однако, стало ясно, что у Даллеса не было намерений оказать на Египет какое бы то ни было давление, кроме словесного, чтобы заставить Насера принять этот план. Иден теперь не сомневался, что Даллес, “этот ужасный человек”, намеренно обманул его. Что еще хуже, египетские власти к этому времени успели привлечь своих и зарубежных лоцманов к проводке судов по каналу, и те вполне справлялись с этой работой. Полные негодования, но связанные по рукам и ногам американскими усилиями не допустить осуществления военной операции, Иден и Молле 23 сентября вынесли вопрос на обсуждение Совета Безопасности. Это обращение в ООН не имело успеха, поскольку Советский Союз накладывал вето на любую конструктивную резолюцию, направленную против интересов Египта. Теперь, по мнению Идена и Молле, все возможности мирного решения проблемы были исчерпаны. День начала военных действий был назначен на 8 октября. В план были внесены некоторые изменения — основным направлением атаки должен был стать Порт-Саид, и большее внимание предполагалось уделить нанесению бомбовых ударов, предшествующих высадке десанта. Внесение этих изменений и предоставило возможность для сотрудничества с Израилем (Гл. XVII. Израиль выходит на сцену).

Тем временем Насер, одновременно со своим вызывающим поведением по отношению к англичанам и французам, продолжал развертывание анти-израильской кампании. В марте 1956 г. начался очередной цикл вылазок на территорию Израиля и ответных ударов вдоль демилитаризованной зоны Газы. Так, 22 марта одиннадцать израильских поселенцев получили ранения в районе Гвулот; 3 апреля один израильский солдат был убит и трое ранены в ходе столкновений возле Нирим; 4 апреля трое израильских солдат погибли возле Кисуфим. На следующий день, после обстрела Газы с израильской стороны из тяжелых минометов, было убито 56 жителей города. Через несколько дней федаины совершили ряд вылазок, и к 11 апреля число жертв среди мирного населения составило 12 человек убитыми, не считая раненых; в числе жертв было пятеро детей из религиозной школы-интерната в Рамле. Все это время египетская пресса превозносила федаинов, именуя их “героями, вернувшимися с поля брани”.

В речи 19 июня Насер высказал свои намерения по отношению к Израилю: “Мы должны быть сильными, чтобы заставить врага вернуть палестинцам то, что принадлежит им по праву”. Абдель Хаким Амер, главнокомандующий египетской армией, заявил, выступая перед войсками 5 июля: “Близится час, когда мы окажемся в первых рядах бойцов против империалистов и их сионистских прихвостней”. Незадолго до этого Шукри Куватли, президент Сирии и союзник Насера, провозгласил: “Сегодняшняя ситуация требует мобилизации всех арабских сил, чтобы ликвидировать чужеродное государство, возникшее в нашем регионе”. Король Иордании Хусейн телеграфировал Насеру 26 июля: “Мы с нетерпением ждем того дня, когда арабское знамя взовьется над нашей великой похищенной родиной”. Насер находился тогда в зените своей силы. Оставалось только разрушить Израиль, чтобы получить право именоваться современным Салах ад-Дином. Между 29 июля и 25 сентября федаины, прошедшие подготовку в Египте, совершили вылазки на территорию Израиля с баз, расположенных в Газе, Иордании и Сирии, убив 19 и ранив 28 израильтян.

Примерно в это время произошли и последние столкновения между Бен-Гурионом и министром иностранных дел в его правительстве Моше Шаретом. Шарет был убежденным сторонником умеренных действий, истинным дипломатом старой школы, осознающим ограниченные возможности дипломатии малых государств и смертельно боящимся того, что мощные ответные удары Израиля могут вызвать негативную реакцию общественного мнения Запада. После антисирийской операции “Кинерет” (Гл. XVI) Шарет высказал опасения, что чрезмерная реакция Израиля свела на нет его усилия по приобретению оружия в США. Однако мнение всех критиков министра иностранных дел — самого Бен-Гуриона, Моше Даяна, многих членов партии Мапай, а также всей партии Херут — сводилось к тому, что все предыдущие и неоднократные усилия по сглаживанию ситуации не дали никаких результатов и, напротив, только усилили воинственные амбиции Насера. Когда Бен-Гурион в частном порядке сообщил Шарету о намерении рано или поздно применить силу для снятия блокады Акабского залива, то последний понял, что его дни в министерском кресле сочтены. Действительно, 18 июня 1956 г. Бен-Гурион попросил своего старого друга и соратника подать в отставку и назначил на его место Голду Меир, бывшую до этого времени министром труда. Так был заложен фундамент для решительных действий против главного врага Израиля. На выборах 1955 г. партия Херут почти удвоила число своих мест в кнесете, что стало еще одним показателем общественного мнения в стране. Теперь Бен-Гуриону оставалось только найти подходящий момент.

Израиль выходит на сцену

И в поисках такого момента помощь Израилю оказала Франция. В своих мемуарах о Суэцкой операции Андре Бофре, командующий ВВС Франции, писал: “Собственно говоря, наши обязательства по отношению к Израилю легко объяснить тем духом израильского динамизма — особенно по сравнению с британской нерешительностью, — которым буквально были пропитаны все офицеры, с кем нам доводилось общаться”. В первых числах августа 1956 г. Бурже-Монури пригласил к себе Переса, который совершал челночные полеты из Тель-Авива в Париж, занимаясь вопросами французских поставок, и задал ему прямой вопрос: “Если мы начнем войну с Египтом, согласится ли Израиль воевать вместе с нами?” Перес, не медля, дал ему утвердительный ответ. Ничего больше не было сказано, но этот разговор стал для Переса первым сигналом того, что перед страной открываются новые возможности. Через полторы недели ему осторожно намекнули, что против Египта готовится англо-французская операция. И наконец, в первых числах сентября Бурже-Монури напрямую спросил Переса, готов ли Израиль атаковать Египет 20 октября, во взаимодействии с английскими и французскими войсками? Было ясно, что французское руководство нуждается не только в предлоге для нанесения удара, но и в том, чтобы такой, тщательно скоординированный, удар против Египта был нанесен по двум направлениям. Израильское наступление наземных частей через Синайский полуостров позволит англичанам и французам не прибегать к широкомасштабной морской десантной операции — им достаточно будет выбросить парашютный десант непосредственно в зону Суэцкого канала.

Перес немедленно связался с Бен-Гурионом. Он направил ему две телеграммы, но не получил ответа. Тогда он прилетел в Израиль и обсудил этот вопрос лично с премьер-министром, в присутствии Даяна. И снова Бен-Гурион не дал точного ответа. В середине сентября Бурже-Монури объявил полковнику Нишри, израильскому военному атташе в Париже, что цена французской поддержки Израиля — это израильское участие в предстоящей операции; он добавил также, что выборы в США проходят в начале ноября и что поэтому у Эйзенхауэра, как они все надеются, вряд ли будет возможность вмешаться в происходящее. Перес вернулся в Париж и 23 сентября получил от Бен-Гуриона телеграмму: “Передай им, что дата нас устраивает”. Итак, Израиль взял на себя это обязательство.

Известив Бурже-Монури о согласии своей страны, Перес также выступил с запросом о дополнительных и неотложных поставках. Список необходимых вооружений доставили в Париж Голда Меир и Моше Даян, прилетевшие туда на французском бомбардировщике. Помимо ранее заказанного оружия и боевых самолетов, израильтяне попросили 100 средних танков, 300 полугусеничных вездеходов, 50 транспортеров для перевозки танков, 300 грузовиков, 1000 безоткатных орудий и эскадрилью транспортных самолетов “Норд-Атлас”. Начальник Генерального штаба Франции Поль Эли[20] тотчас же утвердил этот список. Поставки начались незамедлительно, и хотя они проходили в обстановке строгой секретности, многие были осведомлены, пусть в самых общих чертах, что французы возобновили поддержку Израиля, что способствовало возникновению чувства подъема и воодушевления во всем израильском обществе. Поэт Натан Альтерман, получивший разрешение присутствовать при ночной разгрузке французского десантно-транспортного корабля, описал свои впечатления словами возвышенно-поэтическими, но полными ликования:

2 сентября Даян собрал старших офицеров и ввел их в курс дела. Задача предстоящей операции, объяснил он, заключается в том, чтобы выбить египетскую армию из Синая, уничтожить базы федаинов в Газе и снять блокаду с Тиранского пролива. На подготовку дается 18 дней, поскольку дата начала операции — 20 сентября. Никому из штатских — ни слова.

Бен-Гуриона тем временем мучил вопрос: какой будет реакция англичан? И его беспокойство на этот счет было вполне оправданным. Когда 24 сентября информация о намеченном франко-израильском сотрудничестве была доведена французской стороной до Лондона, Иден высказал недовольство. Ему очень не понравился план в целом, поскольку он грозил внести напряженность в отношения Великобритании с арабским миром. К тому же отношения между Великобританией и Израилем до сих пор были не очень обнадеживающими. Вряд ли на них могли положительно сказаться израильские операции возмездия, направленные против Иордании, страны, связанной с Великобританией договором о сотрудничестве. Так, 11 сентября, в отместку за вылазку на территорию Израиля, унесшую жизни шести израильских солдат, Армия обороны Израиля нанесла мощный удар по иорданскому блокпосту в Карии, и было убито 16 бойцов Арабского легиона. Последовала очередная атака федаинов с иорданской территории, после чего израильская бригада 25 сентября атаковала иорданские позиции в Хусане, и число погибших там составило несколько десятков человек. Вылазки, одна за другой, сопровождались контратаками, пока, наконец, в ночь 11 октября израильтяне не нанесли массированный удар по укрепленному пункту иорданской полиции в Калькилии. В операции принимали участие танки, артиллерия и даже авиация — короче говоря, это были полномасштабные военные действия.

Хусейн был настолько потрясен реакцией Израиля, что призвал Великобританию выполнить условия англо-иорданского оборонного договора.

Таким образом, 12 октября поверенный в делах Соединенного Королевства в Тель-Авиве заявил Бен-Гуриону, что иракская дивизия может быть введена в Иорданию для “защиты этой малой страны”. В случае, если Израиль предпримет военные действия, Великобритания будет вынуждена, согласно своим обязательствам в рамках как англо-иорданского оборонного договора от 1948 г., так и Трехсторонней декларации от 1950 г., прийти на помощь Иордании. На это премьер-министр ответил, что его страна оставляет за собой право на свободу действий. В частном порядке Бен-Гурион, разумеется, выразил свое удивление поведением Лондона — накануне операции, направленной против врага Великобритании, Насера, в которой на стороне англичан намереваются участвовать Франция и Израиль. Что касается Даяна, то он был переполнен негодованием. “Должен признаться, — отмечал он в своих записках, посвященных Синайской кампании, — что, если не считать Всевышнего, лишь англичане в состоянии таким образом запутать все на свете”. В конечном итоге Иден и Ллойд встретились с Молле и Пино 16 октября в Париже, и в ходе длившейся пять часов конференции достигли наконец полного взаимопонимания относительно желательности израильского участия в военных действиях против Насера. После этой парижской встречи Лондон дал указания отменить все планы, связанные с действиями в Иордании. Пино направил Бен-Гуриону обнадеживающую телеграмму: “Вы можете в полной мере доверять англичанам”. И вот тогда израильский премьер-министр поднял вопрос о необходимости сдвинуть дату начала операции.

Больше всего Бен-Гуриона беспокоила проблема обеспечения авиационного прикрытия. Израильское наступление на Синае не могло не вызвать ответных бомбардировок израильских городов. Высока была вероятность того, что операция “Мушкетер” вовсе не начнется, если Израиль останется без прикрытия, а египтяне будут иметь господство в воздухе. Собственно говоря, союзники уже дали понять Израилю, что вносят изменения в свои изначальные планы — ввиду участия Израиля в операции — и вместо масштабного морского десанта намерены ограничиться выброской парашютного десанта непосредственно в зону Суэцкого канала. Кто знает, насколько еще союзники захотят минимизировать свои усилия? Разумеется, та роль, которую англичане отводили Израилю, представлялась неприемлемой для Бен-Гуриона и Даяна. Израильская армия должна была наступать в полном составе и широким фронтом, двигаясь по Синайскому полуострову и угрожая Каиру. Речь шла о полномасштабной войне, а у союзников при этом была возможность вмешаться и показать себя миротворцами. Селвин Ллойд, министр иностранных дел Великобритании, даже выступил с предложением подвергнуть бомбардировке силы как Египта, так и Израиля по обе стороны Суэцкого канала, чтобы продемонстрировать миру, что англичане в первую очередь думают о безопасности водных путей. Разумеется, Бен-Гурион не мог согласиться с такими планами. Задача Израиля, как ее видел премьер-министр, заключалась в том, чтобы выбить египтян из сектора Газа и снять блокаду с Тиранского пролива. Форсирование Суэцкого канала, не говоря уже о дальнейшем продвижении к Каиру, не входило в намерения израильского руководства. Необходимо было скорейшим образом внести ясность во все эти вопросы.

И вот 22 октября, на рассвете, самолет французских ВВС, на борту которого находились Бен-Гурион, Даян и Перес, коснулся колесами частной взлетно-посадочной полосы, расположенной к юго-западу от Парижа. Израильтян посадили в машину и немедленно доставили в близлежащий городок Севр, где и поселили в небольшом, неприметном домике. Через пару часов к ним приехал Пино в сопровождении Бурже-Монури и Томаса, а на следующее утро — Ги Молле. В ходе эмоциональной беседы Бен-Гурион обрисовал французскому премьеру, какая смертельная опасность грозит Израилю, насколько важно для страны разрушить базы федаинов и освободиться от удавки, накинутой Насером на горло израильской экономики. Если Израиль пойдет на немыслимый риск, связанный с вторжением в Синай, то израильским городам должна быть гарантирована надежная защита. “Мсье Молле, — сказал Бен-Гурион, — ведь вы боец Сопротивления, социалист и демократ. Вы же не дадите Израилю погибнуть”. Первоначально Ги Молле не намеревался принимать на себя обязательств, не имеющих непосредственного отношения к операции “Мушкетер”. Но, придя в ужас от перспективы массовой гибели мирного еврейского населения, французский лидер заверил Бен-Гуриона: “Я не допущу, чтобы такое случилось”. К полудню оба премьер-министра достигли официального соглашения относительно того, что французские ВВС обеспечат авиационное прикрытие основных израильских городов, а суда французских ВМС будут патрулировать побережье Израиля. Израиль проведет мобилизацию через три дня, то есть 26 октября; несколько эскадрилий истребителей-перехватчиков “Мистэр” с французскими экипажами прибудут в Израиль 27 и 28 октября, а французские боевые корабли займут свою позицию вдоль израильского побережья к 29 октября, то есть к предложенной Бен-Гурионом дате начала операции. Было также договорено, по предложению Абеля Томаса, что французские самолеты, базирующиеся на Кипре, будут выбрасывать боеприпасы, пайки, ГСМ (горюче-смазочные материалы) по маршруту продвижения израильских танков.

Однако израильские лидеры прибыли в Париж также и для того, чтобы достигнуть договоренности по еще одному важному вопросу. Им было известно, что, под нажимом Великобритании, их стране уготовлена весьма скромная роль во всей операции. И Даян предложил следующую формулу, которую следует считать компромиссной: Израиль будет осуществлять наступательную операцию ограниченного масштаба — “более чем рейд, менее чем военные действия”. Поскольку такую операцию можно будет расценить как угрожающую безопасности Суэцкого канала, это и оправдает вмешательство союзников, в чьи намерения входит защита канала. После обсуждения этого предложения, длившегося около двух часов, Бен-Гурион смог пожать плоды своего упорства. Французы одобрили идею Даяна, и его схема, оправдывавшая начало операции, была предложена вниманию Селвина Ллойда, когда министр иностранных дел Великобритании прибыл в Севр после полудня этого же дня, то есть 23 октября, в сопровождении Патрика Дина, ответственного сотрудника Министерства по делам Ближнего Востока. Англичане также приняли израильский план.

К вечеру, по окончании совместного совещания, были согласованы основные направления действий. Израиль нанесет первый удар 29 октября, выбросит парашютный десант к востоку от Суэцкого канала и объявит по радио о своих намерениях. Затем Великобритания и Франция выдвинут совместный ультиматум Израилю и Египту, потребовав прекратить военные действия. Израиль выскажет свое согласие, но полностью прекратит огонь, только выйдя на рубеж в десяти милях к востоку от канала. По сути дела, в распоряжении израильтян будет двенадцать часов для того, чтобы дойти до этого места. Египет, между тем, почти наверняка отвергнет “унизительные” условия союзников. После этого самолеты ВВС Великобритании и Франции подвергнут бомбардировке египетские аэродромы, уничтожая египетские самолеты на земле, что отведет угрозу бомбардировок от израильских городов, а также приведет в негодность взлетно-посадочные полосы. И наконец, силы союзников высадятся вдоль зоны Суэцкого канала и возьмут его под свой контроль. Предварительные франко-израильские соглашения относительно мер по защите израильских городов и снабжения израильских танковых колонн с воздуха не стали доводить до сведения английской стороны. На следующий день, 24 октября, черновой вариант трехстороннего Севрского договора был готов, причем в нем говорилось не только о вопросах военного характера. В частности, стороны согласились с тем, что Франция будет отстаивать интересы Израиля в ООН, а Великобритания не будет этого делать, поскольку это может негативно сказаться на ее репутации в глазах арабских стран. При этом, однако, Великобритания будет в неофициальном порядке защищать интересы Израиля и окажет поддержку израильским территориальным требованиям, если в ООН будет поднят вопрос о мирном урегулировании конфликта. Договор подписали Пино, Патрик Дин и Бен-Гурион, и при этом было достигнуто соглашение о том, что текст договора не подлежит публикации. После этого участники конференции разъехались по домам.

Вернувшись в Израиль 25 октября, Даян представил Генеральному штабу пересмотренный график операции Кадеш. Основное внимание теперь уделялось движению в сторону Суэцкого канала, и лишь затем операция должна была развиваться в сторону Шарм-аш-Шейха (с целью снятия блокады с Тиранского пролива), а затем также переключиться на уничтожение баз фе-даинов и разгром египетской армии. Через два дня, 27 октября, в израильских портах началась разгрузка французских десантно-транспортных судов, доставивших тяжелую боевую технику, и в израильских территориальных водах появились боевые корабли французских ВМС. Вечером 27 октября эскадрилья французских транспортных самолетов “Норд-Атлас” доставила с Кипра оборудование и технических специалистов. И наконец, на израильских военных аэродромах приземлились две эскадрильи истребителей “Мистэр” и “Тандерстрик” из состава французских сил НАТО, пилотируемых французскими летчиками, в задачу которых входило обеспечение безопасности израильских городов. Между этими самолетами и теми шестьюдесятью истребителями “Мистэр”, которые были ранее получены израильскими ВВС, не существовало тактической связи. Интересно также отметить, что эти шестьдесят истребителей, принадлежащие Израилю, никогда не были полностью введены в боевой состав ВВС страны. Израильские пилоты совершали боевые вылеты лишь на шестнадцати из этих машин во время операции Кадеш, и еще на двадцати летали французские летчики. Даян отнюдь не преувеличивал, подчеркивая в своих записках: “Если бы не англо-французская операция, вряд ли Израиль самостоятельно решился на эту кампанию”. В лучшем случае израильские усилия были бы направлены на снятие египетской блокады с Тиранского пролива, с целью обеспечить доступ своим судам в Эйлат.

Начало операции “Кадеш”

Буквально до самого последнего часа правительство Израиля искусно маскировало свои истинные намерения. Несмотря на все вылазки федаинов, несмотря на то, что все большее количество советского оружия поступало в распоряжение Насера, Бен-Гурион стойко противился требованиям партии Херут начать превентивную войну. В конце августа премьер-министр, выступая на съезде партии Мапай, заверил, что “основной принцип нашей внешней политики — сохранять мир, пускай даже худой мир, и мы намерены придерживаться этого принципа настолько, насколько это будет в наших силах”. 21 сентября, давая интервью по случаю своего семидесятилетия, Бен-Гурион сказал корреспонденту: “Если бы все дело было во мне, мы бы не стали воевать… Я никогда не начну войну. Никогда”. Во всяком случае, к октябрю наиболее опасной границей по-прежнему считалась иорданская. Самые решительные военные операции проводились в районе этого изрезанного восточного рубежа. 3 октября Министерство иностранных дел Израиля объявило, что выводит своих представителей из состава израильско-иорданской Смешанной комиссии по вопросам перемирия. Ночью 11 октября израильтяне нанесли массированный удар по укрепленному пункту иорданской полиции в Калькилии, что могло привести к дальнейшим непредсказуемым последствиям и, как уже говорилось, вызвало резкую реакцию Великобритании. К тому же в последних числах октября, когда уже началась подготовка к проведению операции Кадеш, израильская разведка стала распространять слухи о близкой войне с Иорданией. Убедительность этим слухам придавало подписанное 24 октября трехстороннее военное соглашение между Египтом, Сирией и Иорданией. Враждебное кольцо вокруг Израиля сжималось, и нанесение превентивного удара по слабейшему звену выглядело вполне логичным. Восприняв эти угрозы со всей серьезностью, Хашимитское Королевство начало лихорадочно принимать меры оборонительного характера. Когда 27 октября в Израиле началась мобилизация резервистов, генерал Бернс и персонал ОНВУП также уверились в том, что целью всех военных приготовлений является Иордания.

В этот же день Эйзенхауэр направил Бен-Гуриону личную телеграмму с выражением своей крайней обеспокоенности происходящим. Два дня спустя президент США направил премьер-министру Израиля еще одну телеграмму, заверяя его, что, согласно данным американской разведки, не имеется “никаких свидетельств ввода в Иорданию иракских сил”, и заявляя, что “хотелось бы надеяться, что со стороны вашего правительства не будет предпринято никаких силовых инициатив, которые могли бы нарушить мир и подорвать дружественные отношения между двумя нашими странами”. Но начавшееся в эти дни народное восстание в Венгрии и его подавление введенными в страну советскими войсками отвлекли внимание всей мировой общественности, и Бен-Гурион не сомневался, что бурные события в Восточной Европе полностью займут внимание и вашингтонской администрации, и Совета Безопасности ООН. Вряд ли можно было представить более благоприятный для Израиля момент. Итак, 27 октября премьер-министр сообщил наконец своему кабинету о планах операции Кадеш и получил его одобрение. Обращаясь к присутствующим министрам, Бен-Гурион сказал:

В ходе операции Кадеш необходимо было принимать во внимание целый ряд непредвиденных обстоятельств — как военного, так и дипломатического характера. Даян, разумеется, был готов выполнить свои обязательства в рамках Севрского договора, создав “угрозу” Суэцкому каналу и обеспечив тем самым возможность англо-французского вторжения, но он также понимал, что следует действовать с оглядкой — дабы быть готовым к тому, что египтяне могут использовать всю мощь своих ВВС и всю массу своих бронетанковых войск. В таких обстоятельствах ему пришлось не столько разрабатывать детальный оперативный план, сколько предугадывать последовательность краткосрочных тактических маневров противника как по восточным, так и по западным направлениям. Он считал, что быстрота и решительность позволят ему преодолеть тактические препятствия. А таких препятствий было достаточно. Прежде всего, это вселяющие тревогу размеры Синайского полуострова — 24 тыс. квадратных миль пустыни, где проживало примерно 40 тыс. кочевников-бедуинов, где не существовало ни оседлой жизни, ни чего бы то ни было хоть мало-мальски похожего на средства связи. Несколько небольших деревушек (Аль-Тамад, Аль-Кусейма, Нахл) на пересечении верблюжьих троп — и это все. В северной части полуострова местность была лучше — обычная пустыня, барханные пески; на юге много хуже — почти непроходимые горные цепи, с вершинами до 9 тыс. футов. Проход к Суэцкому каналу и далее, на территорию Египта, был доступен лишь по одному-единственному горному гребню, пересекающему Синай с севера на юг, и через перевалы Митла и Гиди.

Учитывая положение на местности, Даян спланировал первым делом выбросить 29 октября, в сумерках, батальон парашютистов поблизости от перевала Митла, в 40 милях от Суэцкого канала и в 180 милях по прямой от израильской границы. Остальные батальоны этой парашютно-десантной бригады должны были продвигаться вдоль южной оси полуострова и через 36 часов соединиться с десантом. Таким образом, одним маневром израильтяне “создавали угрозу каналу”, приводили в действие англо-французскую машину по уничтожению египетской авиатехники, а также путали карты египетскому командованию. Узнав о наличии израильской бригады в центральной части Синая и батальона около перевала Митла, египтяне будут вынуждены принимать решение о степени серьезности израильских намерений. Даян надеялся на то, что с египетской стороны не последует быстрой и решительной реакции. Но если для Израиля сложится неблагоприятная ситуация — либо на Синае, либо на международной арене, то можно будет отвести бригаду и представить всю операцию Кадеш как обычный ответный удар на вылазки федаинов.

Второй этап наступательной операции развивался по несколько более стандартной схеме. После перерыва продолжительностью в 24 часа вторая, более многочисленная группа израильских войск выходила из Негева и двигалась в направлении Исмаилии на берегу Суэцкого канала. Заключительный этап операции, осуществляемый в северной части полуострова, был достаточно традиционным и отчасти напоминал действия Алона на заключительном этапе Войны за независимость (Гл. XIII): стремительный короткий бросок в направлении Рафиаха для отсечения египетской береговой зоны. После взятия Рафиаха вторая бригада проводила зачистку сектора Газа. Одновременно еще одна бригада двигалась по незаселенному восточному берегу Синая в сторону Шарм-аш-Шейха, расположенного на южной оконечности полуострова. При этом Даян исходил из предположения, что египтяне будут уже полностью деморализованы и лишены способности к сопротивлению. Таким образом, боевой дух и престиж египетской армии оказывался подорванным, а также ликвидировалась угроза, которую представляли федаины в Газе, и снималась блокада с Акабского залива.

Следующее препятствие, которое предстояло преодолеть израильтянам, — это заново оснащенные египетская армия и ВВС. Даян не был склонен преувеличивать эту угрозу. Неудовлетворительные профессиональные качества египетских летчиков и технического персонала были общеизвестны. Что касается армии, то, несомненно, численность ее мобилизационного контингента к 1956 г. значительно увеличилась, составив порядка 100 тыс. человек, в основном вооруженных современным оружием. Но и в этой “новой” египетской армии существовали прежние, времен короля Фарука, классовые различия между офицерским корпусом и рядовыми. Известно было, что феллахи-рекруты легко поддаются панике и, будучи захваченными врасплох, тотчас же обращаются в бегство. Израильскому Генеральному штабу было также хорошо известно, что дислокация войск противника на Синайском полуострове была в высшей степени уязвимой. Немецкие советники египетской армии настаивали на преимуществах оборонительной позиции вдоль линии “север—юг” посредине Синая. Однако Насер не помышлял об обороне. Ему хотелось, чтобы его блистательная вновь созданная армия наводила страх на границе с Израилем, поддерживала и снабжала базы федаинов в секторе Газа. Вот почему основные силы египтян были дислоцированы не в глубине Синая, а по линии Эль-Ариш—Рафиах—Газа, вдоль побережья, а также южнее, вокруг Абу-Агейлы. Такое расположение было легко уязвимым в случае внезапного нападения израильтян. Привязанные к статичным береговым заграждениям, находящиеся на самом конце длинного и уязвимого маршрута снабжения, египетские части были подобны бронированному кулаку — но сама рука была слабой и незащищенной. Кроме того, следует заметить, что, когда возникла кризисная ситуация вокруг Суэцкого канала в конце июля 1956 г., египетское высшее командование сосредоточило в зоне канала лучшие дивизии, чтобы защитить его от англо-французского вторжения. Таким образом, помимо этих частей, египетская армия на Синайском полуострове и в полосе Газы состояла из двух недоукомплектованных пехотных дивизий, частей Национальной гвардии (боеспособность которых была невелика) и формирований пограничной охраны. В целом численность египетских сил в Синае не превышала 40 тыс. человек.

Людские ресурсы израильских вооруженных сил были, по всей видимости, еще менее значительными. Регулярная армия существовала в сокращенном составе, и для полного ее укомплектования необходимо было поставить под ружье фактически всю страну. Тем не менее система мобилизации сработала эффективно. Когда 25 октября было объявлено чрезвычайное военное положение, все состоявшие в запасе прибыли в свои части, включая и тех, кто по каким-либо причинам не получил повестки. Почти 90 % от 100 тыс. человек, находившихся в запасе и подлежавших мобилизации, явилось по месту прохождения службы — то есть существенно больше ожидавшегося, и на такое количество людей просто не было заготовлено соответствующего обмундирования и снаряжения. Действительно, касок и обуви не хватало даже для тех 32 тыс. человек, которые по плану должны были участвовать в Синайской операции. Требовалось 13 тыс. автотранспортных средств для перевозки военнослужащих в Негев, но лишь 60 % грузовиков и фургонов оказались в рабочем состоянии. Доставленные в Израиль, пусть и с опозданием, несколько сот французских бронетранспортеров буквально спасли ситуацию. Далее, явившись в свои части, резервисты, в основном люди старше тридцати, должны были в течение трех дней пройти ускоренный курс обучения, чтобы освоить французскую технику, и их подготовка шла с переменным успехом. И до самого последнего дня все были уверены, что их направляют на Иорданский фронт.

Наконец, 29 октября 1956 г., в три часа тридцать минут пополудни, эскадрилья израильских транспортных самолетов пересекла границу Негева и на предельно малой высоте 500 футов пронеслась на Синай, не попав в поле зрения египетских радаров. Затем “Дакоты” и “Норды” набрали высоту 1500 футов в районе находящегося менее чем в шести милях от прохода Митла Мемориала Паркера, который был задан в качестве ориентира, и там был выброшен парашютный десант (батальон). Этим же вечером, в семь тридцать, батальон достиг заданной позиции на расстоянии одной мили к востоку от перевала Митла. Даян отдал приказ окопаться в этом месте, чтобы предотвратить возможность обнаружения с воздуха — перевал Митла находился буквально в двух минутах летного времени от ближайшего египетского аэродрома. Тем временем основная часть 202-й парашютной бригады под командованием полковника Ариэля Шарона[21] продвигалась по Синаю; перед ней была поставлена задача соединиться с подразделением, уже находившимся у перевала Митла. Значительная часть транспортных средств бригады и почти вся артиллерия увязли в песке, и Шарон велел их оставить. Не было времени ожидать прибытия подкреплений; основная задача заключалась в том, чтобы не позднее чем через двадцать четыре часа добраться до места выброски первого батальона их бригады. Две первые цели, деревни Аль-Кунтилла и Аль-Тамад, удалось взять без особого труда. Но к этому времени колонна Шарона уже выбилась из графика.

Даже к полуночи 29 октября египетское командование все еще не могло должным образом оценить ситуацию. Хотя их и удивила выброска десанта возле перевала Митла, в сорока милях от канала, но они все еще были склонны считать происходящее диверсионной акцией, полагая, что после нанесения запланированного удара израильтяне начнут продвигаться к своей границе. Однако, когда израильские силы под командованием Шарона продолжили продвижение в глубь полуострова, пересекая Синай, Насер начал опасаться, что происходит нечто более серьезное, и отдал приказ перебросить подкрепление через канал. К полуночи египетская танковая бригада пересекла канал в районе Исмаилии и двинулась в направлении перевала Митла. Тут же Насер вступил в контакт с главами других арабских государств и призвал их объявить войну Израилю. Этот призыв не имел под собой реальной почвы. Сирия и Иордания могли подвергнуть территорию Израиля артиллерийскому обстрелу, но вряд ли были в состоянии начать полномасштабные военные действия в течение двадцати четырех часов. Тем не менее фактор времени становился критическим для израильтян. Шарон продвигался к перевалу Митла с максимальной быстротой. Его бригада взяла Нахл, не потеряв ни единого человека, и 30 октября, в половине одиннадцатого вечера, вышла к перевалу Митла, где их радостно встретили бойцы первого десантного батальона. Через некоторое время французские самолеты сбросили им боеприпасы, пайки и ГСМ.

По мере того как операция Кадеш продолжала разворачиваться, израильское правительство должно было рассекретить свои действия и сделать официальное заявление. Больной гриппом Бен-Гурион, лежа в постели с температурой за тридцать девять, одобрил текст заявления, направленного на то, чтобы ввести в заблуждение египетские власти. В этом заявлении, зачитанном по радио утром 30 октября, была сказано, что “Армия обороны Израиля вошла в соприкосновение и ведет бои с подразделениями фе-даинов в Рас-ан-Накб и Аль-Кунтилла, а также захватила позиции к западу от перекрестка Нахл, в направлении Суэцкого канала. Эта операция является ответом на неоднократные нападения египетских сил на израильские транспортные средства на море и на суше, целью которых было нанесение ущерба и создание помех мирной жизни граждан Израиля”. Сказанного было достаточно для того, чтобы правительства Великобритании и Франции могли приступить к выполнению своей части сценария.

“Разъединение участников боевых действий”

Сразу же после этого израильского заявления Молле и Пино вылетели в Лондон, и днем 30 октября Пино и сэр Айвон Киркпатрик из Министерства иностранных дел Великобритании вручили ноты послам Израиля и Египта с требованием отвода их войск на расстояние в десять миль, соответственно, к западу и востоку от Суэцкого канала. В ультиматуме, направленном Египту, было сказано:

Ультиматум, по сути дела, представлял собой то, что в фехтовании называют “ложным выпадом”, поскольку “разъединение участников боевых действий”, если следовать буквально тексту документа, предусматривало следующее: войска государства, подвергшегося нападению (Египта), должны были отступить из Синая на другую сторону Суэцкого канала, тогда как войскам агрессора (Израиля), чтобы оказаться на расстоянии в 10 миль от канала, надо было еще продолжить наступление. Никого не ввела в заблуждение и фраза относительно “гарантирования свободы прохода через канал для судов всех наций”. Страны Азии и Африки немедленно заговорили о возврате к временам “политики канонерок”[22]. В Вашингтоне англо-французское вмешательство было расценено как предательство интересов атлантического сотрудничества. Американцам было суждено пережить еще один шок — когда Великобритания и Франция совместно использовали свое право вето при рассмотрении в Совете Безопасности резолюции, требующей проявления сдержанности в ближневосточном регионе.

В полночь 30 октября министр иностранных дел Израиля Голда Меир направила официальные ответы в Лондон и Париж. Сообщалось, что Израиль принимает ультиматум, но при этом отмечалось: “Как мы понимаем, положительный ответ имеет силу при условии, что такой же ответ будет дан и противной стороной”. Речь шла именно об этом: ответ из Каира был точно таким, как его представляли себе Израиль и его западные союзники. Не обращая внимания на панические мольбы своего генералитета, Насер отверг ультиматум. При этом египетский правитель подчеркнул, что сам по себе этот документ — уловка, имеющая своей целью обеспечить израильтянам легкую победу в Синае, заставив египетские силы отступить на другую сторону Суэцкого канала. После чего он отдал распоряжение немедленно вернуть на Синайский полуостров все те силы, которые по его указанию были отведены оттуда за три месяца до того.

На протяжении двух последних дней октября действия египетской авиации против продолжающих свое движение израильских сил были незначительными. Во-первых, сказывался недостаток летно-тактической подготовки египетских пилотов. Боеспособность египетской авиации была минимальной; в ходе воздушных боев им не удалось повредить ни одного израильского самолета. Тем временем израильская авиация уделяла основное внимание поддержке наземных войск, атакуя с бреющего полета колонны египетской бронетехники, движущиеся с запада. Все это время израильское командование напряженно ожидало обещанной союзниками бомбардировки египетских аэродромов. Даяна к тому же беспокоило состояние десантников в районе перевала Митла. Действия в этом районе были задуманы как отвлекающий маневр в рамках основной операции по снятию блокады в Тиранском проливе. Однако бойцы 202-й парашютной бригады не хотели ограничиваться участием в отвлекающем маневре, и командир бригады полковник Шарон добился у Даяна разрешения выслать танковую колонну для проведения разведки на перевале Митла. Получив такое разрешение, Шарон истолковал его в довольно широком смысле и включил столько техники в “разведывательную” колонну, что она выросла до размеров боевой группы. Эта группа, под командованием майора Мордехая Гура, вошла на перевал Митла — и оказалась в гибельной ловушке. Машины попали под прицельный огонь египтян, прячущихся в пещерах и укрытиях, оборудованных в стенах прохода. Прошло несколько часов, прежде чем пехота Шарона смогла войти в проход, прорвать оборону и, шаг за шагом, завладеть проходом. В этой злосчастной “разведке” бригада понесла тяжелые потери ранеными и убитыми. Выйдя, наконец, из Митлы, десантники заняли позиции у восточного конца прохода и там стали ожидать приказа о продвижении на юг, в сторону Шарм-аш-Шейха. Принятие решения об этом продвижении последовало после начала англо-французской операции в зоне канала.

В семь утра 31 октября авиация союзников наконец нанесла первые бомбовые удары по египетским аэродромам в районе Суэца. Две сотни английских и французских истребителей-бомбардировщиков, базирующихся на авианосцах и на базах Мальты и Кипра, атаковали и разрушили аэродромы в дельте Нила и в районе Суэцкого канала, уничтожив основную часть египетской авиации на земле. Пока Насер пытался оценить масштабы постигшей его катастрофы, пришла телеграмма от Хрущева, в которой советский лидер напрямую объявил ему, что Советский Союз не намерен идти на риск третьей мировой войны ради Суэцкого канала. Было заверено, что Москва обеспечит Египту широкую моральную поддержку, но что касается всего остального, то Хрущев порекомендовал Насеру как можно скорее заключить мир с Великобританией и Францией. Реакция арабских союзников Египта была еще менее обнадеживающей. Правительства Сирии и Иордании отвергли просьбу Насера о военной поддержке. Таким образом, египетскому президенту пришлось коренным образом пересмотреть свою стратегию. Ночью 31 октября он отдал приказ о полном отступлении с Синайского полуострова. Были отменены все ранее запланированные воздушные операции, и пилотам было велено уводить свои машины на базы, расположенные в верхнем течении Нила или в братских арабских странах. Все усилия египетской армии должны были сосредоточиться на защите от грозящего стране англо-французского вторжения. Перед израильтянами такая смена египетских приоритетов открывала широкие возможности для выполнения оперативного плана Даяна в самой полной мере.

Завершение операции “Кадеш”

В полдень 30 октября командующий южным фронтом бригадный генерал Асаф Симхони[23]дал команду Седьмой бронетанковой бригаде начать наступление в глубь Синайского полуострова, и колонна танков направилась к мощному египетскому оборонительному укреплению в Умм-Катафе, блокируя подходы к Абу-Агейле (см. карту). Овладев укреплениями в Абу-Агейле, израильские силы обеспечивали себе возможность продвижения по центральной оси полуострова, а также получали альтернативный подход к Митле. Но когда бригада Симхони достигла на рассвете 31 октября Умм-Катафа, египтяне отразили израильскую атаку, и Седьмая бригада понесла тяжелые потери в технике. Тогда было решено временно оставить это укрепление в тылу. Колонне танков под командованием полковника Ури Бен-Ари было приказано обойти Умм-Катаф и продвигаться дальше. Это решение оказалось верным. Насер распорядился начать всеобщее отступление с Синая, и танкисты Бен-Ари, продолжая движение, блокировали египетские базы Бир-Хасна и Бир-Гафгафа. Вскоре передовые части Бен-Ари на высоких скоростях вступили в скоротечный бой, предприняв попытку отсечь хвост египетской колонны, отступающей из Бир-Гафгафы. Наконец, Бен-Ари дал команду остановиться, поскольку его танки оказались уже в десяти милях от Суэцкого канала. Тем временем египетский гарнизон Абу-Агейлы также принял решение об отступлении — они оказались в окружении, и у них кончились запасы воды. Египетский старший офицер объявил своему гарнизону численностью в 3 тыс. человек, что “с этого момента — каждый сам за себя”, и рекомендовал пробираться через пески в сторону Эль-Ариша. Расстояние между этими пунктами составляло 52 мили, и с самого начала это был безумный план. Когда на рассвете 1 ноября израильские танки подошли к укреплению в Умм-Катафе, то обнаружили, что оно покинуто гарнизоном. Многих египтян потом нашли в пустыне, погибших ужасной смертью от рук бедуинов: с перерезанным горлом и ограбленных до нитки.

И наконец, на севере Синайского полуострова под командованием бригадного генерала Хаима Ласкова была проведена операция, имевшая целью взятие Рафиаха, ключевого города на шоссе к Эль-Аришу, по которому осуществлялось снабжение сектора Газа. Рафиах был надежно укреплен, и там была расположена ударная Пятая египетская бригада, имевшая мощную артиллерию и противотанковые подразделения. Здесь нельзя было рассчитывать на фактор неожиданности или преимущество маневренности — предстояло нанести фронтальный удар. Операция началась ночью 30 октября. Обе стороны несли большие потери. Египтяне держались до утра 31 октября, но потом они подверглись бомбовому удару и обстрелу с французских военных кораблей. К половине восьмого вечера превращенный в руины город был взят, и израильские танки вышли на шоссе, двигаясь по направлению к Эль-Аришу. По пути завязывались мелкие стычки, но к полудню 1 ноября в действие вступил приказ египетского командования об общем отступлении. И когда танки Ласкова вошли в Эль-Ариш к шести утра на следующий день, в городе уже не было египетских солдат.

Танковая колонна под командованием бригадного генерала Хаима Бар-Лева двинулась по открытому приморскому шоссе на Суэц. Через десять миль их продвижение было остановлено — но не из-за сопротивления египтян. Оказалось, что дорога буквально запружена техникой; там насчитывалось не меньше 385 самых различных машин, включая 40 тяжелых танков советского производства — все это было брошено египтянами, разбежавшимися кто куда под огнем израильской авиации, обстреливавшей египетские силы с бреющего полета. Тысячи египетских солдат ринулись к шоссе, увидев израильские танки: они бежали сдаваться в плен. Все они были отправлены в лагеря для интернированных. Танки Бар-Лева тем временем продолжили свое стремительное движение по приморскому шоссе. К пяти после полудня они прошли Румани и оказались в 20 милях от Суэцкого канала, на расстоянии прямой видимости. Примерно в это же время танки Бен-Ари также вышли к каналу, завершив свой 80-мильный путь по центральной оси полуострова. Обочины дорог были завалены брошенным египтянами снаряжением и военной техникой, а египетские солдаты в отчаянии бродили вокруг, ожидая, чтобы их взяли в плен и дали воды и еды. Как только был взят комплекс в Рафиахе, египетские войска к северу от города и в секторе Газа также оказались в ловушке. Едва израильские танки вошли в саму Газу, как защитники города немедленно сдались. Прочесыванием северо-восточной части сектора Газа занялись кибуцники из Яд-Мордехая. К наступлению ночи 2 ноября израильские силы полностью овладели тремя коммуникациями, пересекающими полуостров с востока на запад, и принялись систематически уничтожать базы федаинов, которых арестовывали и, согласно заранее заготовленным спискам, расстреливали на месте.

Бен-Гурион и Даян, однако, полагали самой важной частью Синайской операции проникновение на юго-восточную оконечность полуострова. В известном смысле это была основная цель кампании. Сухопутный марш от восточной границы до оконечности Синайского клина был доверен 1800 резервистам-мошавникам Девятой бригады под командованием полковника Аврагама Иоффе[24]. Это была необыкновенно трудная операция, потому что юг Синая похож на лунную поверхность, с зазубренными вершинами, непроходимыми горными хребтами и разбросанными по склонам камнями. Иоффе согласился на то, чтобы в максимальной степени сократить численный состав своей бригады, и отказался от танков и артиллерии в пользу грузовиков, транспортеров для оружия и джипов. На рассвете 31 октября бригада прошла Аль-Кунтиллу (уже взятую десантниками 202-й бригады) и вышла в Синай. К полудню 2 ноября они были в Эйн-аль-Фуртаге, в 12 милях от побережья Акабского залива. Как бы ни был труден поход до этого пункта, дальше он стал еще труднее; приходилось преодолевать целые скопления огромных каменных глыб, причем некоторые надо было взрывать. Грузовики и джипы в некоторых местах приходилось буквально переносить на руках. Когда стало ясно, что бригада Иоффе отстает от графика уже на три дня, Даян решил перебросить по воздуху одну роту 202-й бригады в район Ат-Тура (две трети всей протяженности полуострова от перевала Митла, в южном направлении, по западному побережью Синая). Оттуда десантники пешим переходом добрались до Шарм-аш-Шейха, усилив таким образом бригаду Иоффе, продвигающуюся по восточному побережью.

Девятая бригада продолжала свое движение в южном направлении, буквально шаг за шагом. Первое соприкосновение с египтянами пришлось на 4 ноября и состоялось в районе Дахаба, и израильтяне одержали легкую победу. Скоро дорога стала получше, и наконец в пределах видимости появился Рас-Нусрани, мощное египетское оборонительное сооружение, доминирующее над узким морским проходом между Синайским полуостровом и островом Тиран. Однако Рас-Нусрани был оставлен гарнизоном — командование, осознав, что противник уже приближается к этому месту, имеющему естественную труднопреодолимую защиту, приняло решение перебазироваться непосредственно в Шарм-аш-Шейх. Там, в Шарм-аш-Шейхе, египтяне оказали сопротивление. Иоффе запросил авиационную поддержку, после чего наступление было продолжено. К половине десятого вечера 4 октября сопротивление гарнизона было полностью подавлено, и комендант Шарм-аш-Шейха объявил о капитуляции. Бойцы Девятой бригады были практически немедленно демобилизованы и успели вернуться домой как раз к сбору урожая. На протяжении менее чем недели они преодолели расстояние в 1400 миль до Шарм-аш-Шейха и обратно.

Синайская операция завершилась. На ее начальной стадии численность противостоящих войск была практически одинаковой, однако в качественном отношении израильтяне намного превосходили своего противника. Офицерский состав проявил в ходе боевых действий инициативу, находчивость и несомненное мужество — достаточно сказать, что на офицеров пришлась половина потерь израильской армии. Цена победы Израиля в этой кампании, длившейся, по сути дела, сто часов, составила 180 человек убитыми, четверо пленными, 20 сбитых самолетов и около 2 тыс. выведенных из строя боевых машин. При этом Израиль захватил весь Синайский полуостров и сектор Газа, разбил три египетские дивизии, уничтожил 2 тыс. солдат противника и взял около 6 тыс. пленных (их могло быть и много больше). Кроме того, Армия обороны Израиля захватила трофеев на сумму более 50 млн долларов — в том числе семь тонн боеприпасов, полмиллиона галлонов ГСМ, 100 транспортеров, 200 артиллерийских орудий, 100 танков и более тысячи других боевых машин, а также египетское сторожевое судно, которое в районе Хайфы заманил в ловушку французский эсминец, а израильские летчики принудили к сдаче.

Мир вне себя

Разумеется, Израиль с глубоким волнением и радостным возбуждением встретил весть о разгроме Египта — однако реакция во всем мире, в том числе и реакция тех стран, которые традиционно относились к числу сторонников Израиля, была совершенно иной. В Нью-Йорке разгневанные члены ООН обошли вето, наложенное в Совете Безопасности Великобританией и Францией, перенеся вопрос о ближневосточном кризисе на обсуждение Генеральной Ассамблеи ООН. В Вашингтоне Эйзенхауэр был вне себя от “двойного предательства” двух старейших американских партнеров по НАТО — всего лишь за неделю до президентских выборов. Президент США позвонил Идену 30 октября и высказал свое возмущение, не стесняя себя в выражениях. На следующий день он направил Бен-Гуриону телеграмму, где говорилось, что “несмотря на сегодняшнее временное совпадение интересов Израиля с интересами Франции и Великобритании, Вам бы не следовало забывать, что и жизнеспособность, и будущее Израиля неразрывно связаны с США. И я ожидаю от Вас незамедлительного ответа”. Ответ этот он получил через Эвена, который встретился с Даллесом утром 1 ноября, накануне чрезвычайной сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Посол Израиля подробно разъяснил то значение, которое имеет израильская победа в Синае. “После всего, чего добился Израиль, — сказал Эвен, — Насер, несомненно, потеряет авторитет в своей стране, и ему на смену придет более умеренный правитель. Тогда, возможно, у Израиля появится шанс заключить долгожданный мир со своими соседями. И еще одно немаловажное обстоятельство: влияние Советского Союза в Египте уменьшится. Наша победа может привести к глобальным изменениям в мировой расстановке политических сил”. Даллес какое-то время расхаживал по своему кабинету, не говоря ни слова. Наконец он нарушил молчание:

2 ноября подавляющим большинством голосов — шестьдесят пять против пяти — Генеральная Ассамблея приняла предложенную США резолюцию о немедленном прекращении огня и выводе всех оккупационных сил с территории Египта. Разумеется, ситуация была затруднительной для Израиля — но куда более затруднительной она была для Великобритании и Франции. На следующий день, 3 ноября, Даян отдал приказ об отводе войск с Синайского полуострова. Но операция “Мушкетер” на этом вовсе не заканчивалась — сто военных судов находились всего в 500 милях от египетского побережья, и части ВДВ на Кипре ждали соответствующего приказа. В ООН предпринимались лихорадочные усилия для того, чтобы найти решение вопроса — прежде чем Великобритания и Франция высадят морской десант. Атмосфера была, несомненно, кризисной. В Венгрии советские танки шли на Будапешт, и ясно было, что Москве как воздух необходима возможность отвлекающего маневра на Ближнем Востоке. Американские политики чувствовали, что балансируют на грани ядерной катастрофы. И вот 4 ноября Генеральная Ассамблея ООН подавляющим большинством голосов приняла решение о создании Чрезвычайных вооруженных сил ООН, которые смогут опередить войска Великобритании и Франции в деле “разъединения участников боевых действий” в зоне Суэцкого канала и в других районах Синайского полуострова. Союзники сами загнали себя в ловушку: обосновав именно таким образом цель своей операции “Мушкетер”, они уже не имели возможности выступать против того, чтобы эта цель была достигнута международными усилиями.

Накануне голосования на Генеральной Ассамблее Пино прилетел в Лондон с тем, чтобы убедить английских союзников немедленно выбросить парашютный десант в зону Суэцкого канала. Он сказал, что израильтяне смогут обеспечить фланговую поддержку в течение трех дней, то есть на протяжении того времени, которое необходимо для подхода судов с морскими десантниками к берегам Египта. Такую идею, одобренную Бен-Гурионом, высказал накануне Даян: израильские силы захватывают Кантару на восточном берегу канала, чтобы защитить зону предполагаемой выброски французских парашютистов. Но теперь Лондон отказался от этого плана, поскольку эти действия могли только продемонстрировать, что союзники пытались ввести международную общественность в заблуждение, выдвигая в качестве обоснования своей операции необходимость “разъединить участников боевых действий”. После того как израильское предложение было отвергнуто союзниками, правительство Израиля заявило 4 ноября о своей готовности принять резолюцию Генеральной Ассамблеи ООН о прекращении огня “при условии, что на это согласится также и Египет”. Англичане и французы немедленно высказали свой протест израильской стороне. Как же можно будет обосновать их вторжение в зону канала, спрашивали они, если решение о прекращении огня войдет в силу? Французская сторона обратилась к Бен-Гуриону с убедительной просьбой взять назад свое заявление. Премьер-министр Израиля, прекрасно осознавая, что это еще сильнее накалит ситуацию и подтвердит репутацию Израиля как воинственного государства, тем не менее согласился помочь союзникам. В тот же день Эвен заявил, выступая на Генеральной Ассамблее, что правительство его страны высказало свое согласие лишь при условии, что Египет также проявит добрую волю, а именно: примет резолюцию о прекращении огня, заявит об окончании состояния войны с Израилем, прекратит поддержку всех террористических операций против Израиля, начнет мирные переговоры с его страной и положит конец экономической блокаде Израиля, а также обеспечит свободный проход израильских судов через Суэцкий канал. И тут, вместо благодарности, правительство Великобритании нанесло Израилю очередной удар наотмашь: по наущению англичан, в ответ союзников на Резолюцию Генеральной Ассамблеи ООН от 4 ноября была включена следующая фраза:

Такое заявление потрясло израильтян и привело их в смятение.

Наконец, на рассвете 5 ноября, англичане и французы выбросили воздушный десант в районе Порт-Саида. В середине дня высадился второй эшелон десанта. Этой же ночью первые корабли союзников подошли к Порт-Саиду и в шесть часов утра открыли огонь по городу из судовых орудий. В шестнадцать пятьдесят началась высадка морского десанта союзников, завершившаяся без инцидентов, и город был взят после полудня. Сразу же после высадки танковая колонна двинулась на Суэц. Разведывательные подразделения англичан были уже на расстоянии всего 25 миль от этого города, находящегося на южной оконечности Суэцкого канала, когда, в восемнадцать часов, Лондон неожиданно объявил о том, что принимает резолюцию ООН о прекращении огня, со вступлением ее в силу в полночь.

Отказ правительства Великобритании от своих планов на самом пороге успеха отчасти объяснялся резким предостережением, полученным от Советского Союза. Собственно говоря, уже с 29 октября, когда началась операция Кадеш, гнев СССР был направлен против Израиля. К тому времени Советский Союз был полностью втянут в круг проблем, связанных с восстанием в Венгрии. Поэтому в последующие дни советская пресса и радио развернули кампанию против Израиля, а затем и против Великобритании и Франции, используя ближневосточные события как удобную дымовую завесу, скрывающую их позорные действия в Будапеште. 4 ноября Москва направила разъяренную ноту, обвиняя правительство Израиля в том, что оно

Ответ Бен-Гуриона был поразительно твердым и непреклонным. “Наша внешняя политика диктуется нашими жизненными интересами, равно как и нашим желанием жить в мире, и никакое воздействие извне не может и не сможет определять наш курс”.

Однако после начала англо-французских боевых действий тон посланий Москвы, адресованных Великобритании и Франции, стал вовсе неумолимым. Вечером 5 ноября, когда были выброшены десанты на Порт-Саид и Порт-Фуад, Председатель Совета Министров СССР Н. А. Булганин направил Идену и Молле ноты, беспрецедентные по своей жесткости, в которых подчеркивалось, что Советский Союз готов сокрушить “поджигателей войны”, используя “всю силу современного оружия”. Начались разговоры о том, что СССР и КНР приступили к записи “добровольцев” для участия в военных действиях на Ближнем Востоке. Командование Вооруженных сил Великобритании и Франции подозревало, что военные специалисты стран коммунистического блока уже действуют в этом регионе. Легкий бомбардировщик британских ВВС “Канберра” был мастерски перехвачен “Мигами” на высоте 45 тыс. футов над Дамаском и поврежден; очевидно, что в Сирии работала очень эффективная радарная система. Согласно сведениям, поступавшим из штаб-квартиры НАТО, радиообмен по военным каналам связи стран — участниц Варшавского договора увеличился втрое по сравнению с обычным.

Однако на решение Великобритании отказаться от завершения операции “Мушкетер” повлиял не только советский нажим. 6 ноября Иден получил сообщение из Вашингтона о том, что ответ на просьбу Великобритании о предоставлении ей Международным валютным фондом срочного кредита на сумму в 1 млрд долларов будет обусловлен ее реакцией на требование о прекращении огня. Будучи и без того человеком не очень здоровым, Иден в такой ситуации полностью обессилел и упал духом. Он позвонил Молле и сказал: “Меня загнали в угол. У меня нет сил выносить все это. Все меня бросили. Мой верный соратник Энтони Наттинг, государственный министр, ушел в отставку. Я не могу даже рассчитывать на единодушную поддержку своей Консервативной партии… Все против меня! Содружество грозит развалом. Неру заявляет, что он выйдет из Содружества. Эйзенхауэр постоянно звонит мне — и мы не сможем существовать без Америки… Нет, это невозможно”. Молле едва упросил Идена подождать еще немного — пока войска не овладеют полностью Суэцким каналом, и тот согласился отложить прекращение огня до полуночи 6 ноября. Вскоре, однако, стало ясно, что французам в одиночку не удастся завершить операцию — слишком многое, на всех уровнях и командных постах, было связано с англичанами. Разочарованный и удрученный, чувствуя, что для победы не хватило буквально нескольких часов, Молле согласился принять позицию англичан. Суэцкая операция должна была прекратиться в полночь.

Израильтяне сохраняли твердость своих намерений. Во всяком случае, главной цели в ходе Синайской кампании они добились. 7 ноября, в состоянии упоения одержанной победой, Бен-Гурион довел до сведения кне-сета о наличии у него самых серьезных намерений аннексировать Синайский полуостров. “Ведь, в конце концов, Синай никогда не был египетской территорией”, — задумчиво сказал он. На волне победной эйфории большинство израильтян сочло эту мысль отнюдь не столь уж необоснованной. Один из участников операции Кадеш, Шломо Барер, вспоминал:

Но премьер-министру недолго довелось наслаждаться своим несомненным триумфом. Все торжество было сведено на нет посланием Эйзенхауэра, содержавшим угрозу возможного прекращения “дружественных связей между двумя нашими странами”. Нахум Гольдман предостерег Бен-Гуриона, что даже еврейская община США может оказаться не в состоянии поддержать Израиль, если он силой захочет удержать завоеванные территории. Тогда премьер-министр решил сменить тональность разговора с Америкой. В ответном послании Эйзенхауэру, написанном на следующий день, он заверял, что выведет войска из Западного Синая, как только силы ООН войдут в зону Суэцкого канала. Но президент США не дал себя уговорить. В следующем послании он предупредил, что в случае нападения на Израиль при поддержке Советского Союза израильскому правительству не следует рассчитывать на американскую помощь.

К вящему смятению Бен-Гуриона, Великобритания пошла еще дальше Соединенных Штатов. Министр иностранных дел Соединенного Королевства Селвин Ллойд в неофициальном порядке потребовал от Израиля вывода войск — правда, под определенные гарантии: подписание мирного договора, соблюдение которого будет гарантировано Великими державами (пятью постоянными членами Совета Безопасности ООН — США, СССР, Великобританией, Францией и Китаем), обеспечение неприкосновенности границы, а также свобода прохода через Суэцкий канал и Акабский пролив. Высказывая эти условия в беседе с послом Израиля в Лондоне, Ллойд, несомненно, рассчитывал успокоить Нури Саида, премьер-министра Ирака, спасая тем самым уже изрядно пошатнувшееся партнерство в рамках Багдадского пакта. Все эти меры насильственного воздействия способствовали мучительному пересмотру ориентиров и партнерских связей в израильском кабинете. Даже Франция и та оказалась ненадежной опорой. Пино проинформировал израильского посла Цура, что “Франция готова поделиться с Израилем всем, что у нее есть, но даже наши объединенные ресурсы недостаточны для того, чтобы противостоять всей мощи советской угрозы. В складывающихся обстоятельствах мы можем лишь посоветовать вам вывести свои войска”.

Тем не менее израильским силам удалось пробыть на своих новых позициях в Синае некоторое время сверх ожидаемого. На протяжении ноября и начала декабря основные усилия ООН были сосредоточены на выводе английских и французских войск из Египта и возобновлении судоходства по Суэцкому каналу для танкеров с арабской нефтью. Но к 10 ноября ооновский контингент численностью 700 военнослужащих из “нейтральных” стран под командованием генерала Бернса уже был расположен в Египте, и еще 3 тыс. военнослужащих были на подходе. Соответственно, 22 ноября исполняющий обязанности премьер-министра Великобритании Р. О. Батлер (Иден отбыл лечиться на Ямайку) объявил о намечаемом начале отвода английских войск. Отвод откладывался до этого времени по просьбе Парижа — главным образом для того, чтобы дать Израилю достаточно времени для переправки к себе всего трофейного оружия советского и чешского производства. Наконец 22 декабря последние английские и французские военнослужащие оставили Порт-Саид. Для союзников Суэцкая кампания закончилась.

Израиль добивается гарантий безопасности

В документах ООН, требующих вывода войск вторжения из Египта, Израиль определялся как агрессор. В то же время страны Запада не могли не осознавать, каким провокациям подвергалось еврейское государство. Рассчитывая в силу этого хотя бы на некоторое участие и понимание, израильское правительство пыталось выиграть время, надеясь, что по мере смягчения остроты ситуации Израиль сможет постепенно обрести международную поддержку. Бен-Гурион писал в своей автобиографии:

Эта политическая кампания, проходившая в рамках ООН и за ее пределами, продолжалась с начала ноября 1956 г. до начала марта 1957 г.

На первой стадии кампании, до и февраля, велась тяжелая непрестанная борьба. Генеральная Ассамблея ООН целиком и полностью посвятила себя обеспечению вывода всех оккупационных войск, с их заменой экспедиционными войсками ООН, и позиция, занимаемая по этому вопросу Генеральным секретарем ООН Дагом Хаммаршельдом[25], была непреклонной. Собственно говоря, он отказывался даже рассматривать израильские требования относительно гарантий безопасности, пока израильские части не будут выведены из Синая и Газы и отведены за линию перемирия, определенную в рамках соглашений, заключенных на Родосе. Эту же точку зрения разделяли — хотя из соображений скорее политических, нежели этических, — и страны афро-азиатского блока, испытывавшие ненависть к “империализму” во всех его проявлениях. Эту позицию поддерживало и большинство стран Запада, экономическое положение которых зависело от транспортировки нефти через Суэцкий канал, — Насер, будучи прагматичным политиком, не давал разрешения на расчистку фарватера канала до полного отхода израильтян. Таким образом, когда принималась новая резолюция Генеральной Ассамблеи ООН от 7 января 1957 г., требующая вывода израильских войск с египетской территории, то “за” проголосовали 74 страны, и только две — “против”. Верность Израилю сохранила лишь Франция.

Итак, израильтяне вынуждены были начать отвод войск, и 3 декабря 1956 г. израильские войска отступили на 30 миль от зоны Суэцкого канала. Чрезвычайные силы ООН сразу же заняли их позиции вдоль берега канала. 8 января 1957 г. израильские войска отступили еще дальше, до широты Эль-Ариша в Восточном Синае, и наконец 15 января 1957 г. Бен-Гурион объявил о решении своего правительства к 22 января эвакуировать израильские силы со всей территории Синая, за исключением зоны Шарм-аш-Шейха. Что касается сектора Газа, то, будучи неотъемлемой частью Палестины, она должна оставаться под израильским контролем. Голда Меир разъяснила эту позицию своего правительства на сессии Генеральной Ассамблеи ООН:

Министр иностранных дел Израиля столь же ярко и выразительно рассказала о годах египетской блокады судоходства через Тиранский пролив, осуществлявшейся гарнизонами в Шарм-аш-Шейхе и Рас-Нусрани. “Ввод в эту зону Чрезвычайных сил ООН, даже если на них будет возложена конкретная миссия предупреждения военных действий, все равно не в состоянии решить проблему, — продолжала настаивать Голда Меир. — Необходимы более действенные международные гарантии свободы судоходства”.

Такая аргументация не осталась без внимания международной общественности, тем более что угроза широкомасштабного международного конфликта к этому времени значительно уменьшилась. И 2 февраля 1957 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла две резолюции. В первой от Израиля требовалось немедленно и в полной мере завершить вывод войск. Однако во второй резолюции утверждалось, что вывод войск должен сопровождаться созданием предпосылок, гарантирующих обеспечение условий для мирного решения проблемы. Позиция же вашингтонской администрации пока еще не отличалась подобной гибкостью. У американцев существовали долгосрочные интересы в арабском мире, и они опасались подорвать их. В частности, у США имелась авиабаза в районе Дахрана (Саудовская Аравия), и саудовский король заявил, что право пользования этой базой будет продлено еще на пять лет лишь при условии, что американская администрация окажет давление на Израиль, заставив его вывести войска из Синая и сектора Газа. К концу декабря 1956 г. отношения между США и Израилем ухудшились до предела. Генри Кэбот Лодж, посол США в ООН, с гневом заявил на заседании Совета Безопасности: “Я не в состоянии предсказать, какими могут быть последствия, если Израиль не выполнит положений принятой нами резолюции”. Даллес на открытой пресс-конференции уже не в первый раз предупредил, что если Израиль не выведет свои войска “немедленно”, то США вынуждены будут серьезно пересмотреть свои отношения с этой страной. Эйзенхауэр крайне враждебно воспринимал израильскую позицию. С его едва ли не мистической верой в то, что ООН является последней надеждой для человечества, президент США возмущался нежеланием Израиля следовать решениям ООН, расценивая такое поведение как “наглое и бессовестное”. “Постоянное игнорирование резолюций ООН, — писал он Бен-Гуриону 4 февраля, — несомненно будет способствовать ухудшению отношений между Израилем и государствами-членами ООН, включая и США”. Это послание стало предвестником возможных санкций против Израиля, о которых напрямую говорил Даллес. Бен-Гурион ответил Эйзенхауэру длинным письмом, в котором в очередной раз напомнил президенту о тех испытаниях, которым подвергался Израиль, будучи жертвой враждебной политики арабских стран и особенно Египта, но оно не произвело на президента никакого впечатления.

Даллес, однако, начал осознавать желательность хотя бы каких-то жестов в пользу Израиля — для того, чтобы добиться одобрения ближневосточной правительственной политики в сенате. К январю 1957 г. и пресса, и друзья Израиля в конгрессе США стали все активнее подчеркивать неприемлемость двойных стандартов во внешней политике страны: Советский Союз не понес никакого наказания за венгерские события, тогда как Израиль, имея все законные основания для оказания сопротивления, был, тем не менее, наказан за свои действия в Синае. Формирование этого произраильского консенсуса знаменовало собой начало второй, значительно более действенной, стадии борьбы Бен-Гуриона за “сохранение территорий”. Линдон Джонсон, лидер демократов в сенате, звонил Эвену по нескольку раз в неделю, чтобы выразить свое возмущение политикой Белого дома. “Ни черта они не получат от конгресса, пока не начнут обращаться с вами по справедливости”, — заверял Джонсон израильского посла. И он был не единственным политическим деятелем, который высказывал симпатии Израилю.

В начале февраля Даллес наконец дал понять Израилю, каковы возможные пути разрешения проблемы. Совместно с Эвеном они подготовили компромиссную aide-mémoire (фр. “памятная записка”) по Акабскому проливу и сектору Газа. Отмечая, что Газа была в течение продолжительного времени источником проникновения вооруженных враждебных группировок на территорию Израиля, документ указывал, что, по мнению правительства США, Генеральный секретарь ООН должен ввести Чрезвычайные силы ООН в сектор Газа с целью их расположения на границе между Израилем и зоной, представляющей для него опасность. От имени своего правительства Государственный секретарь США выражал убеждение в том, что Акабский залив является международным водным путем и что никакое государство не вправе препятствовать “свободному и мирному проходу” через Акабский залив и Тиранский пролив. Соединенные Штаты “выражают свою готовность пользоваться правом свободного и мирного прохода, а также, совместно с другими государствами, обеспечивать всеобщее признание этого права”.

При рассмотрении памятной записки в Иерусалиме кабинет министров отметил, что само по себе признание права Израиля на свободный проход через Акабский залив не гарантирует соблюдения этого права — об этом свидетельствуют, в частности, принятые ранее резолюции ООН по Суэцкому каналу. Именно поэтому, настаивали израильские министры, столь важно пребывание Чрезвычайных сил ООН в Шарм-аш-Шейхе без ограничения срока их мандата, вплоть до заключения мирного договора. Аналогичные условия были сформулированы и по вопросу о секторе Газа. Этот ответ израильского правительства был передан не только Даллесу, но и (что было сильным ходом) лидерам конгресса США. Таким образом, по инициативе Линдона Джонсона 19 февраля Политический комитет Демократической партии единогласно высказал свое несогласие с угрозой применения санкций против Израиля. Такая конфронтация явно застала Эйзенхауэра врасплох. На следующий день он, прервав свой отпуск, прибыл в Вашингтон для обсуждения чрезвычайной ситуации на Ближнем Востоке с 26-ю лидерами конгресса.

В ходе трехчасового совещания президент подчеркнул, что его настоятельные требования безусловного отвода израильских войск пойдут “на пользу самому Израилю”. Израилю может грозить опасный финансовый кризис, объяснил Эйзенхауэр, и у него возникнет необходимость в обращении к США с целью получения правительственного займа. Однако рассчитывать на получение денег Израиль сможет лишь тогда, когда наладятся его отношения с Египтом. Надо сказать, что конгрессмены остались неудовлетворенными такой аргументацией. Вечером этого дня президент выступил по общенациональной сети радио и телевидения с разъяснением своей политики. Он еще раз подчеркнул, что Израиль должен вывести свои войска без каких-либо условий, положившись на Объединенные Нации и Соединенные Штаты, которые и могут стать его гарантами — уже после вывода войск. Израиль, подчеркнул Эйзенхауэр, просит предоставления ему “твердых гарантий” в качестве предварительного условия для вывода войск. Разве вправе страна, применившая силу против другой страны, требовать таких гарантий, спрашивал Эйзенхауэр. Это выступление также вызвало неодобрение видных конгрессменов, и еще большее неодобрение лидеров еврейской общины США, которые на следующий день встретились с Даллесом, чтобы выразить ему свое неудовлетворение.

Формулировка найдена

Собственно говоря, признаки более гибкого подхода в выступлении Эйзенхауэра обнаружил сам Бен-Гурион. Утром 21 февраля 1957 г. он обсуждал этот вопрос с членами своего кабинета. Эвен, только что вернувшийся из США, выразил свое мнение, сказав, что, по всей видимости, большего от США вряд ли можно будет ожидать. Тогда Бен-Гурион и Голда Меир направили Эвена обратно в Вашингтон со списком вопросов, который был тщательным образом подготовлен экспертами Министерства иностранных дел. Посол Израиля представил этот список Даллесу 23 февраля. Первым в списке был вопрос относительно того, какие действия могли бы предпринять Соединенные Штаты, если бы египтяне силой воспрепятствовали мирному проходу судна под американским флагом через Акабский пролив. Оценив меткость и колкость вопроса, Даллес ответил, не задумываясь: “Господин посол, политика США предусматривает защиту прав судоходства для американских судов во всем мире”. Сразу придя, таким образом, к взаимопониманию, Государственный секретарь и посол Израиля поручили своим советникам заняться детальной разработкой вопроса, и через полтора дня, 24 февраля после полудня, к торжеству Даллеса, удалось достигнуть консенсуса. Американская сторона дала ответы в письменном виде на представленные Эвеном вопросы:

Теперь препятствием на пути к достижению окончательного понимания стал не Даллес, а Хаммаршельд. Генеральный секретарь ООН отказался направить судно под флагом Чрезвычайных сил ООН через Акабский пролив, мотивируя это тем, что ООН не намерена играть в сложившейся ситуации роль провокатора. Хаммаршельд дал также ясно понять, что он против введения административного режима ООН в Газе, поскольку ООН — это миротворческая организация, а не суверенное правительство. Как Даллес, так и Эвен негативно отреагировали на такое упорное следование букве закона вопреки его духу. В поисках выхода из тупика посол Канады в ООН Лестер Пирсон выдвинул свое компромиссное предложение, которое он сформулировал за несколько недель до этого, а потом, обсудив его с Молле, Пино и Хаммаршельдом, внес соответствующие уточнения. Согласно этому предложению, США, Франция, Великобритания и другие основные морские державы возьмут на себя защиту прав всех стран на свободу судоходства в Тиранском проливе, а также особо подчеркнут признание права Израиля, согласно статье 51 Устава ООН, на защиту этой свободы от любых посягательств. Таким образом, хотя права Израиля и не удается защитить большинством в две трети голосов Генеральной Ассамблеи ООН (принимая во внимание позиции стран коммунистического блока и “нейтральных стран” афро-азиатского блока), они будут в значительной степени защищены усилиями форума наиболее влиятельных морских держав.

Решение проблемы Газы было еще более сложным, но все же вполне обнадеживающим. По предложению Пирсона Хаммаршельд в середине февраля 1957 г. обсудил в неофициальном порядке канадскую инициативу с министром иностранных дел Египта Махмудом Фавзи. Эта инициатива могла содействовать не только спасению престижа Насера, но, строго говоря, и сохранению лица самой ООН в целом. Было договорено, что, во-первых, Газа представляет собой идеальное место для расположения штаб-квартиры Чрезвычайных сил ООН, а также подразделений Чрезвычайных сил, выполняющих патрулирование вдоль демаркационных линий. Однако, поскольку на этой территории находится большое количество беженцев, то там вряд ли остается достаточно места и для подразделений египетской армии, и для Чрезвычайных сил ООН. При этом, если Чрезвычайные силы действительно разместят свои подразделения в секторе Газа, то отпадает необходимость в нахождении там еще и египетских войск. Таким образом, речь не шла о подписании какого-либо официального соглашения, а всего лишь о способе решения проблемы практического характера, вроде бы не имеющей принципиального значения.

Такой подход понравился Хаммаршельду, поскольку позволял Чрезвычайным силам ООН наилучшим образом поддерживать “мир и порядок” после ухода израильских войск. Затем Генеральный секретарь ООН распространил этот план и на Шарм-аш-Шейх. Даллес одобрил эту формулу с не меньшим энтузиазмом и взял на себя задачу убедить израильтян в том, что лучшего компромисса для их отхода без формальных гарантий не найти (поскольку ООН все равно не согласится на предоставление таких гарантий). Предлагая этот план Эвену, он убедительно рекомендовал израильскому послу довериться доброй воле ООН и США. Эвен, со своей стороны, тоже положительно воспринял канадскую инициативу и передал ее своему правительству, которое также одобрило ее. Тем временем и Фавзи согласился на подобный компромисс, который позволял Египту избежать публичного унижения, связанного с отводом войск из Газы и Шарм-аш-Шейха. В этой связи Фавзи сказал Хаммаршельду: “Если они [израильтяне] готовы не открывать рты, то и мы согласны закрыть глаза”. На протяжении последующих нескольких дней Хаммаршельд провел консультации с послами других стран, и стало ясно, что имеется консенсус Генеральной Ассамблеи (делающий ненужным формальное “принятие резолюции”) по вопросу о направлении Чрезвычайных сил ООН как в Газу, так и в Шарм-аш-Шейх.

Израильтяне также проявили осторожный оптимизм. Их, однако, по-прежнему беспокоила угроза возможного внезапного отвода Чрезвычайных сил ООН, чреватого прекращением судоходства и возобновлением враждебных действий. С этой целью они предпринимали усилия по получению от Хаммаршельда гарантий того, что любое предложение относительно отвода Чрезвычайных сил из Шарм-аш-Шейха и Газы будет предварительно рассматриваться в специальном комитете Генеральной Ассамблеи — такая процедура способна предупредить принятие поспешных шагов, которые могут привести к новым враждебным действиям. Хаммаршельд подтвердил подобного рода гарантии в специальной памятной записке от 26 февраля, и затем этот документ скрепил своей подписью Даллес. Два этих заверения, за подписью Генерального секретаря ООН и Государственного секретаря США, успокоили израильтян и в первую очередь Голду Меир, которая прибыла в Вашингтон для того, чтобы лично наблюдать за ходом переговоров на каждом из этапов. Консультируясь с Даллесом и его советниками, министр иностранных дел Израиля и ее советники подготовили текст выступления Голды Меир на сессии Генеральной Ассамблеи ООН, состоявшейся 1 марта.

Голда Меир начала свое выступление в три часа дня и довела до сведения Генеральной Ассамблеи, что Израиль намерен вывести свои войска из Шарм-аш-Шейха и сектора Газа. Вывод войск, однако, был сопряжен с рядом “предпосылок и допущений”, которые она изложила собравшимся. Прежде всего, предполагается, что гарнизон как в Газе, так и в Шарм-аш-Шейхе будет с этого момента состоять исключительно из военнослужащих Чрезвычайных сил ООН, что Чрезвычайные силы возьмут на себя ответственность за охрану жизни и собственности в этих двух местах, а также разработают конкретные планы для решения проблем беженцев и что Чрезвычайные силы ООН останутся в Газе и Шарм-аш-Шейхе столько времени, сколько потребуется для достижения постоянного соглашения между Египтом и Израилем. Министр иностранных дел Израиля предупредила, что если ситуация в секторе Газа снова окажется на грани возобновления беспорядков и насилия, то Израиль сохраняет за собой право на действия, необходимые для защиты своих интересов. Аналогичным образом, добавила она, Израиль исходит из предположения, что у него имеются как права на свободное судоходство через Тиранский пролив, так и право защищать эти свои права — если понадобится, то с применением силы. Наконец, Голда Меир заявила о надежде ее правительства на то, что любое предложение относительно отвода Чрезвычайных сил из района Акабского залива будет предварительно рассматриваться в Консультативном комитете Генеральной Ассамблеи — такая процедура сможет воспрепятствовать “любым неожиданным переменам, которые способны увеличить риск агрессивных действий…

В рамках достигнутой предварительной договоренности, “предпосылки и допущения”, высказанные израильским министром иностранных дел относительно Шарм-аш-Шейха, были одобрены на протяжении нескольких последующих дней основными морскими державами — членами Генеральной Ассамблеи ООН — в общей сложности шестнадцатью странами, включая, что особенно важно, Соединенные Штаты. “Наша основная цель достигнута, — указал Бен-Гурион на заседании кабинета министров. — Мы обеспечили себе свободу прохода через Тиранский пролив, свободу судоходства в Красном море и Индийском океане, а также разместили силы ООН вне нашей территории, с целью обеспечения свободы судоходства, а также порядка в секторе Газа”. 4 марта израильские силы оставили свои позиции в Газе и Шарм-аш-Шейхе, и немедленно им на смену пришли “голубые каски” ООН — шесть батальонов под командованием генерала Бернса. Тогда же, в знак благодарности за содействие еврейского государства в деле выхода из этого неприятного дипломатического тупика, США одобрили предоставление Израилю щедрого займа Всемирного банка, за которым последовали и другие займы. А 7 апреля в Эйлатском порту встал на разгрузку танкер под американским флагом — таким образом Соединенные Штаты дали понять всем мировым перевозчикам, что они поддерживают принцип свободы судоходства в Акабском заливе и Тиранском проливе.

Итак, каковы были результаты операции Кадеш для Израиля? Выступая в кнесете у марта, Бен-Гурион признал: не существует гарантий, что египтяне не вернутся в сектор Газа. И в самом деле, дурные предчувствия премьер-министра оправдались даже скорее, чем он ожидал. Не прошло и двух дней после отхода израильских войск и ввода Чрезвычайных сил ООН, как местное палестинское население выступило с “настоятельными требованиями” вернуть им египетскую администрацию. Из соображений престижа Насер решил, даже под угрозой израильского ответного удара, согласиться на “требования народа”. Он назначил гражданского губернатора сектора и отправил его в Газу, сопроводив соответствующим штатом. Правда, он не рискнул направить туда еще и воинские части. Правительство Израиля выступило с резким протестом, но вынуждено было согласиться с Даллесом, что вряд ли такие действия Египта стоят еще одной войны. К тому времени уже стало ясно, что израильтянам не удалось достигнуть одной из самых заветных целей операции Кадет — свержения режима Насера. Престиж египетского диктатора, несмотря на все провалы, постигшие его на полях сражений, практически не пострадал. Он сумел представить события таким образом, что якобы его армия была разгромлена не израильскими войсками, и объяснил основные потери за счет англо-французских бомбардировок и высадки десанта. Путями скорее дипломатическими, нежели военными, Насер добился того, что противник принужден был отступить с египетской земли — до самого последнего солдата. Его так и не заставили взять на себя обязательства никогда не возвращать египетские войска в Газу или не перехватывать израильские суда по пути в Эйлат. Напротив, он продолжал вести себя как воюющая сторона, на словах и на деле, не отменяя запрета на провоз принадлежащих Израилю грузов по Суэцкому каналу.

Назовем еще ряд негативных последствий операции Кадет. Страны афро-азиатского блока стали расценивать Израиль как одну из самых безжалостных стран западного империалистического лагеря. Кстати, в самом Израиле нашлось немало политических деятелей, которые задним числом утверждали, что у них имелись самые дурные предчувствия, вызванные сотрудничеством их страны с Великобританией и Францией. Такую обеспокоенность разделял Моше Шарет, кратко упомянувший в своем дневнике наличие у него убежденности, что “невозможно склонить к миру путем принуждения”. Годами позже, в своей автобиографии, написанной совместно с журналистом Робертом Сен-Джоном, Аба Эвен дал следующую оценку операции Кадеш:

Заметим, правда, что в этих рассуждениях Эвена ничего не сказано о тех потерях, которые, несомненно, понесли бы израильтяне, если бы они начали эту операцию без французской авиационной поддержки, а союзная авиация не уничтожила бы египетские ВВС и аэродромы.

С другой стороны, вряд ли можно поставить под сомнение тот факт, что эта военная кампания продолжительностью в сто часов решила основную задачу обеспечения израильской безопасности. Прежде всего, Синайская кампания в весьма значительной мере подняла моральный дух израильтян. Весь народ освободился от чувства неуверенности и неверия в собственные силы; все израильтяне, и уроженцы страны, и репатрианты, убедились в том, что страна в состоянии добиться победы благодаря душевному подъему, организованности, техническому мастерству и боевым навыкам — и это несмотря на нехватку физических ресурсов, недостаточную численность населения и размеры территории. Что же касается чисто военных уроков кампании, продемонстрировавшей наглядные преимущества упреждающих ударов, то они оказались просто бесценными (Гл. XXI). Не менее важным оказалось и то упорство, с которым израильтяне противостояли требованиям о выводе своих войск, выдвигая встречные требования обеспечения гарантий — поскольку это способствовало прекращению нажима на Израиль со стороны Великих держав, в первую очередь США и Великобритании, прежде настаивавших на политическом урегулировании конфликта за счет безопасности Израиля. После Синайской кампании в Вашингтоне и Лондоне прекратились разговоры об израильских территориальных уступках. Действительно, Синайская кампания не принесла Израилю мира. Выступая в кнесете у марта 1957 г., Бен-Гурион прямо сказал, что “мы не вели эту войну для того, чтобы захватить Синай или заставить Насера подписать с нами мирный договор, да и теперь, после этой войны, у меня по-прежнему нет надежды на скорый мир”. Он предупредил депутатов, что прочный мир в секторе Газа в любом случае невозможен, пока там находятся десятки тысяч беженцев. Хотя договоренности, достигнутые относительно ситуации в Газе и Шарм-аш-Шейхе, были, по сути своей, временными, это было лучшим решением проблемы на тот момент, и Бен-Гурион высоко оценивал их значимость.

Премьер-министр знал, что говорил. Вылазки федаинов из Газы практически прекратились. Израильтяне, жившие в приграничных поселениях, получили возможность спокойно работать и мирно спать — впервые за последние семь лет. Акабский пролив был открыт для судоходства и оставался открытым на протяжении одиннадцати лет. Разумеется, официально признаваемая полная свобода судоходства, которой добивался Бен-Гурион для своей страны, достигнута не была. Однако за эти одиннадцать лет Израиль смог установить торговые связи со странами Востока, проложить несколько трубопроводов, наличие которых превратило эту маленькую страну в один из самых значительных центров транзитной торговли между Ираном и странами Европы, а также развить промышленную инфраструктуру, благодаря которой в Израиле начался рост экономики, сопровождавшийся ростом его международного влияния и признания. Начиная с ноября 1956 г. еврейское государство зарекомендовало себя, по всеобщему мнению, как страна, с которой следует считаться, как суверенное государство, заслужившее осторожно-уважительное отношение в международном сообществе.