История Израиля. Том 2 : От зарождениения сионизма до наших дней : 1952-1978

Садат в поисках мира

Перемены в политическом и экономическом курсе Израиля в 1977 г. поразительным образом совпали с подобного же рода переориентацией, произошедшей в Египте. Египетские перемены были спланированы и осуществлены лично Анваром Садатом. Значительно укрепив свою репутацию после октября 1973 г., президент Египта счел свое положение достаточно надежным, чтобы приступить к совокупности далеко идущих мероприятий по “либерализации” национальной экономики. Тем более что имелись все подтверждения неотложности подобных действий. Население Египта составляло 42 млн человек, и его численность увеличивалась на 750 тыс. человек в год. Критический дефицит продуктов питания и нехватка жилья стали причиной многочисленных демонстраций протеста, доходивших порой до массовых беспорядков. Садату все яснее становилось, что спасение Египта заключается в том, чтобы порвать с арабским социализмом Насера и согласиться на капитализм западного образца. Для перехода на капиталистический курс стране был необходим мир.

Президент осознавал, что его народ устал от войны. Общая численность убитых и раненых во всех войнах с Израилем превысила, согласно оценкам, 100 тыс. человек. Это были очень серьезные потери для страны, в которой семейные ценности занимают высокое место на шкале общенациональных приоритетов. Садат так вспоминал о военных действиях 1973 г.: “Мой младший брат, который был мне как сын, погиб буквально через пять минут после начала октябрьской войны. А сколько я повидал молодых людей, обреченных всю жизнь быть прикованными к инвалидному креслу”. Может, это и странно звучит, но успешное форсирование Суэцкого канала, по всей видимости, способствовало усилению мирных настроений в Египте. Садат так объяснял этот феномен в своей автобиографической книге “Поиски национального самосознания”:

Тем временем в Белом доме появился новый президент — Картер[287], и стремление к миру обрело новый импульс. Картер, знаток Библии, считал себя добрым другом еврейского народа и Израиля. В июне 1977 г., в первое лето своего пребывания у власти, он с энтузиазмом поддержал прохождение через конгресс закона Уильямса-Проксмайера, благодаря которому, наконец, американские компании обрели защиту от последствий бойкота, объявляемого им арабскими деловыми кругами за связи с израильскими предприятиями или с прочими американскими (либо еврейскими) компаниями, попавшими в арабский “черный список”. Вместе с тем Картер был убежден, что поэтапный подход Киссинджера к разрешению арабо-израильского конфликта утратил свою эффективность. Положение дел на Ближнем Востоке требовало заключения нового, более широкого мирного соглашения, которое могло быть достигнуто лишь в рамках возобновленной Женевской конференции. Общие направления действий были разработаны для Картера группой экспертов Брукингского института[288]. Согласно этим рекомендациям, израильтяне должны были заранее дать обязательство относительно ухода с оккупированных территорий, а арабская сторона (включая представителей ООП) должна также заранее согласиться на подписание официального мирного договора с еврейским государством.

Первоначально Картер ознакомил с этими рекомендациями Ицхака Рабина, который в марте 1977 г. прибыл в Вашингтон с официальным визитом. Реакция израильского премьер-министра была прохладной; он предупредил, что Израиль никогда не согласится вернуться к линии перемирия, существовавшей до 1967 г., и не откажется от “контроля безопасности” над Западным берегом; что же касается участия представителей ООП в Женевской конференции, то Рабин категорически отверг такую мысль. Последующее избрание Менахема Бегина оказалось и вовсе холодным душем для американского президента и его советников. Прибыв в Вашингтон в июле 1977 г., Бегин особо подчеркнул, что все участники Женевской конференции изначально должны согласиться на соблюдение Резолюций ООН № 242 (Гл. XXI. Объединение дипломатических усилий) и № 338 (Гл. XXIV. В СССР проявляют беспокойство), предусматривающих наличие у всех сторон конфликта права жить в мире и безопасности. Добиться такого согласия от арабских стран, и особенно от Сирии, представлялось невероятным.

Если на Джимми Картера наличие препятствий на пути к возобновлению переговоров произвело отрезвляющее впечатление, то Садат отнюдь не утратил надежду. Египетский президент уже продемонстрировал свое намерение достигнуть мирного modus vivendi с Израилем. Он принял условия соглашения 1974–1975 гг. и в июне 1976 г. возобновил, в одностороннем порядке, судоходство по Суэцкому каналу. Однако, согласившись на все сказанное, Садат вряд ли был готов к тому, чтобы его усилия утонули в процедурной трясине Женевской конференции. Подобно Бегину, он не испытывал никаких иллюзий относительно той обструкционистской роли, которую СССР намеревался сыграть в Женеве, загнав Египет в угол и заставив его плясать под дудку Сирии и арабских стран, которые впоследствии составили Фронт отказа[289]. Ранее Москва уже была, усилиями Киссинджера и самого Садата, исключена из переговоров о разъединении. И вот теперь, в октябре, американский президент продемонстрировал свою доверчивость, пригласив Кремль опубликовать совместное с Белым домом коммюнике, которое призывало бы стороны конфликта вернуться в течение трех месяцев к прерванным в 1973 г. женевским переговорам. Собственно говоря, сделав такое предложение, с неизбежностью ведущее к провалу контактов, Картер — сам того, быть может, не желая — подтолкнул Садата к конкретным действиям. У египетского президента теперь не оставалось иного выхода, кроме как действовать самостоятельно, на свое усмотрение.

Определяя курс страны на будущее, Садат не мог не воспользоваться неожиданной благоприятной возможностью, которую предоставили израильтяне. Формируя свой кабинет, Менахем Бегин буквально поразил коллег выбором министра иностранных дел. Им стал Моше Даян. Отставной генерал не был членом правящего блока во главе с Ликудом (он предпочитал называть себя “независимым”). Тем не менее он пользовался полным доверием Бегина. Во-первых, Даян был самым бескомпромиссным ястребом во всем лейбористском лагере и убежденным сторонником удержания Западного берега под израильским контролем. Вместе с тем будучи в высшей степени прагматичным политиком, он не придавал никакой мистической значимости Синаю. Действительно, в период 1967–1973 гг. Даян был единственным членом кабинета министров, возглавляемого Партией труда, который не считал безусловно необходимым удерживать захваченные территории на Синайском полуострове. И до Войны на истощение, и в ее ходе он давал понять, что согласился бы на отход из зоны Суэцкого канала в обмен на обязательство Египта придерживаться мирного подхода к разрешению всех споров и конфликтов между двумя странами. Заняв пост премьер-министра, Бегин также проявил интерес к такого рода компромиссу. Однако новый премьер-министр намеревался получить взамен не столько обязательство Египта относительно его мирной политики в целом, сколько согласие на свободу действий Израиля в Иудее и Самарии, что являлось своего рода идеологическим наваждением Бегина на протяжении всей его жизни. Даян, с его репутацией “голубя” в Синае и “ястреба” на Западном берегу, был в этом смысле незаменимым политиком, который мог бы склонить к такой мысли сначала египтян, а затем и израильтян. Таким образом, премьер-министр изложил свою стратегию Даяну, и тот выразил свое согласие. После этого Бегин выдвинул кандидатуру Даяна на пост министра иностранных дел и затем приложил немало усилий, убеждая кнесет одобрить свое предложение.

Таким образом, уже в первые недели своего пребывания на посту премьер-министра Бегин начал подавать сигналы Каиру о своей готовности к переговорам. Одним из шагов в этом направлении стал четырехдневный визит израильского премьер-министра в Бухарест в конце августа 1977 г. Президент Румынии Николае Чаушеску[290], стремившийся обрести репутацию видного деятеля Движения неприсоединения, не скрывал своих намерений принять участие в урегулировании ближневосточного конфликта, взяв на себя роль посредника. С этой целью Чаушеску организовал в Бухаресте тайную встречу Бегина с Саидом Мерей, членом национального собрания Египта. В ходе этой встречи, как и ранее в беседах с Чаушеску, Бегин заявил о своей готовности решить Синайский вопрос к “полному удовлетворению” Египта и даже рассмотреть возможность создания некоторой структуры для Газы и Западного берега, которая имела бы статус органа арабского самоуправления. Мерей, в свою очередь, пообещал передать Садату предложения Бегина. Следующий шаг в этом направлении сделал Даян. В начале сентября он дал указание Мейру Розену, юридическому советнику Министерства иностранных дел, подготовить черновой вариант мирного договора между Египтом и Израилем. Розен составил документ из 46 пунктов на основе тех общих принципов, которые Бегин изложил в Румынии; этот документ был немедленно отправлен в Вашингтон Государственному секретарю Сайрусу Вэнсу[291] и произвел на него благоприятное впечатление. Затем документ был представлен Картеру, который и переправил его в Каир. Вместе с черновиком мирного договора Картер направил личное послание Садату, содержащее убедительную просьбу оценить искренность позиции Бегина, согласившись на скорейшее возобновление работы Женевской конференции (похоже, что этот форум сделался для Картера чем-то вроде навязчивой идеи).

Хиджра[292] в Иерусалим

Реакция Садата на эту инициативу была обусловлена, помимо всего прочего, еще рядом событий в регионе. Начиная с 1975 г. ливийский диктатор Муамар Каддафи прилагал регулярные усилия к тому, чтобы вывести Египет из-под американского влияния и вернуть его на прежние антиизраиль-ские позиции. У Садата были к тому времени уже другие планы, и потому призывы Каддафи оставались без внимания. Взбешенный таким безразличием, ливийский правитель начал сосредоточивать свои войска у границы с Египтом. И вот в это время, в мае 1977 г., израильской разведке стали известны детали ливийского плана покушения на жизнь Садата. Группа террористов, на которую была возложена реализация этого заговора, состояла из палестинских боевиков, давно и хорошо известных израильским спецслужбам. Когда генерал Ицхак Хофи, глава Мосада, сообщил об этом Бегину, тот выступил с нетривиальным предложением: поделиться информацией с египтянами. “Это может способствовать улучшению наших отношений”, — заметил премьер-министр.

В качестве наиболее подходящего посредника для передачи информации египтянам был выбран король Марокко Хасан. Относясь с большим уважением к “еврейскому гению”, Хасан проводил в своей стране политику хорошего отношения к марокканским евреям. Более того, он негласно прибегал к помощи Израиля в борьбе с членами Фронта Полисарио, действовавшими в Западной Сахаре и пользовавшимися поддержкой Алжира. Начиная с 1975 г. король Марокко лелеял план создания регионального антирадикального блока, с участием Египта и Израиля. Время от времени он даже приглашал видных израильтян североафриканского происхождения в Марокко в качестве личных гостей; в 1975 г. в Марокко побывал с тайным визитом сам Рабин, чтобы обратиться к Хасану за содействием в установлении контактов с Садатом. Но тогда, видимо, время еще не было подходящим. Теперь же, в июне 1977 г., по просьбе Израиля, Хасан устроил в Касабланке встречу между главой Мосада генералом Хофи и шефом египетской военной разведки генералом Камалем Хасаном Али. Хасан Али был потрясен информацией о заговоре с целью убийства Садата, тем более что израильтяне предоставили ему все детали, включая имена и каирские адреса террористов. Действуя на основе полученных данных, египетская полиция арестовала заговорщиков; затем, в июле, египетские вооруженные силы нанесли мощный превентивный удар по основной ливийской военной базе, расположенной в 22 милях от западной границы Египта.

Садат был искренне благодарен израильтянам. На него произвела крайне неблагоприятное впечатление недавняя победа Бегина на выборах, равно как и то обстоятельство, что он включил в свой кабинет таких “ястребов”, как генералы Даян, Шарон и Вейцман. Однако он отреагировал соответствующим образом и на информацию, полученную в Касабланке, и на израильские обращения, переданные через Чаушеску и Саида Мерей. Вот почему египетский президент ответил, через посредство Марокко, что готов выслушать серьезные израильские предложения. В начале сентября 1977 г. Даян отправился с секретной миссией в Фес (через Париж) на личном самолете короля Марокко. Хасан проинформировал своего израильского гостя, что Садат и в самом деле заинтересован в заключении двустороннего соглашения. Через две недели, 16 сентября, Даян снова вылетел в Марокко. Там, в Рабате, его ждал заместитель премьер-министра Египта Хассан аль-Тохами.

Тохами сообщил Даяну о готовности Садата, вместо нежелательной для обеих сторон Женевской конференции, начать секретные двусторонние переговоры о разрешении израильско-египетского конфликта мирным путем. Однако Израиль должен будет, в качестве предварительного условия, вернуть Египту весь Синайский полуостров, а также достигнуть “договоренности” по палестинскому вопросу, в рамках которой Западный берег и Газа будут связаны с Иорданией. Со своей стороны, Садат готов предоставить Израилю любые возможные гарантии безопасности, включая даже размещение контингентов ООН по обе стороны границы в Синае. Даян отреагировал на это предложение с присущей ему прямотой. Израиль, разъяснил он, готов к восстановлению полного египетского суверенитета над Синаем, за исключением ключевых авиабаз у Акабского залива и поселений на Синае, в северо-восточной части полуострова. Кроме того, Израиль не намерен эвакуировать свои поселения, расположенные на Западном берегу. При этом Даян заметил, что эти и другие вопросы могут быть “уточнены” в будущем. Реакция Тохами на это была уклончивой. Во всяком случае, перед отъездом по домам они договорились через две недели вернуться в Марокко с более конкретными предложениями.

На следующий день, уже в Иерусалиме, Даян сообщил Бегину о результатах встречи. Премьер-министр выразил свое несомненное удовлетворение. Теперь он мог позволить себе прекратить разговоры о столь ожидаемой Картером Женевской конференции. Ответ из Каира прозвучал более чем внятно, свидетельствуя о появлении новых — и лучших — возможностей. Так оно и было. Садат со всей очевидностью проявлял готовность к новому курсу отношений между двумя странами. Позже он писал: “Именно тогда я, едва ли не бессознательно, обратился к внутреннему источнику своей силы, которую я обнаружил в себе, еще будучи узником камеры № 54 в Центральной тюрьме Каира [при англичанах], — силы, которую можно назвать талантом, или способностью, к осуществлению перемен”. Он решил принять новую стратегию, которая должна рассеять все сомнения Израиля. И вот 30 октября египетский президент вылетел в Бухарест, чтобы обсудить ситуацию в частном порядке с Чаушеску. “Я спросил Чаушеску, какое впечатление на него произвел Бегин. Он ответил мне: “Бегин хочет найти решение””. Как Даян дал понять Тохами, израильский премьер-министр мог и смягчить свою позицию по Синаю. На следующий день Садат вылетел из Бухареста в Тегеран. Шах Ирана Мухаммед Реза Пехлеви[293], сторонник умеренной позиции в арабо-израильском конфликте (Гл. XXXII. Иран — контрас: израильский след), также настоятельно рекомендовал Садату вступить в прямые переговоры с Бегином. Именно в ходе этой своей поездки Садат принял эпохальное решение: он отправится с визитом в Израиль.

Это действительно стало решением огромной важности — и притом полностью в духе Садата. Стремление к эффектным ходам было у него в крови — взять хотя бы его шпионские действия в пользу нацистской Германии, участие в покушениях на английских и египетских официальных лиц, не говоря уж о высылке советских военных специалистов из Египта и решении открыть в 1975 г. судоходство по Суэцкому каналу. Но эта, последняя, инициатива Садата была поистине ни с чем не сравнимой. Он вознамерился предложить всем арабским лидерам отправиться вместе с ним в израильский кнесет. Правда, дальше намерения дело не пошло. От своей инициативы в полном объеме Садату пришлось отказаться уже после первых ее обсуждений с королем Саудовской Аравии Халедом[294] и королем Иордании Хусейном. Тем не менее Садат решил не отступать от задуманного и отправиться в Иерусалим в одиночку. И вот 9 ноября, выступая перед Народным собранием Египта, Садат сказал: “Я готов отправиться в израильский парламент и там обсудить с ними этот вопрос [израильского отвода войск]”.

Эффект этого заявления был ошеломляющим. Исмаил Фахми[295], министр иностранных дел Египта, немедленно подал в отставку. Джимми Картер смешался и не нашел что сказать. Первая реакция Белого дома, выразившаяся в несколько растерянной поддержке инициативы Садата, последовала лишь несколько дней спустя. Впрочем, не меньшую растерянность проявил и Бегин — хотя он-то как раз сумел собраться и тут же направил (через посольство США в Тель-Авиве) официальное приглашение египетскому лидеру посетить Израиль и выступить в кнесете, назначив дату 20 ноября. Садат немедленно ответил согласием (через посольство США в Каире). Правда, перед этим, 16 ноября, он посетил Дамаск, чтобы разъяснить ситуацию Хафезу Асаду, но это была пустая трата времени. Сирийский лидер объявил по этому поводу день национального траура, и его чувства разделяли во всех странах арабского мира. В Израиле же, на фоне всеобщего естественного возбуждения, началась подготовка к визиту. Была приглашена первая группа египетских представителей, чтобы незамедлительно приступить к работе по обеспечению мер безопасности. Десять тысяч израильских полицейских были приведены в состояние полной готовности. Врачи в больницах дежурили в режиме неотложной помощи, и были сделаны запасы крови для переливания — с учетом групп крови Садата и его сопровождающих. Военные оркестры срочно разучивали египетский национальный гимн.

И наконец, 19 ноября 1977 г., в субботу к вечеру, Садат отбыл в Израиль. После того как президентский самолет вошел в воздушное пространство Израиля, почетный эскорт из четырех израильских истребителей сопровождал его до аэропорта имени Бен-Гуриона. Миллионы израильтян у телеэкранов смотрели, как египетский президент и его сопровождающие шли по красному ковру, под звуки артиллерийского салюта наций, обмениваясь рукопожатиями с израильскими государственными деятелями. Потом президентский кортеж направился в иерусалимскую гостиницу “Царь Давид”. На следующее утро египетская делегация молилась в мечети Аль-Акса, где их тепло приветствовали видные представители иерусалимской арабской общины, а затем прибыла в Яд ва-Шем[296], Мемориал Катастрофы европейского еврейства (который, согласно протоколу, посещают все высокие гости Государства Израиль). Наконец, вскоре после полудня, президент Египта торжественно прибыл в кнесет — под звуки фанфар, приветствуемый долгими, несмолкающими аплодисментами.

В ходе своей сорокаминутной речи Садат подчеркнул широту задач своей миссии. Мы говорим не о начале переговоров относительно заключения сепаратного мира между Израилем и Египтом, уточнил он, но о мире между Израилем и всеми его арабскими соседями. При этом Садат особо отметил важность полного отвода израильских сил с контролируемых территорий. Закончил он свое выступление предложением, которое народ Израиля хотел услышать в течение тридцати лет: “Со всей искренностью я говорю: мы хотим, чтобы вы жили здесь в безопасности… Я заявляю всему миру, что мы хотим жить с вами в постоянном мире, основанном на справедливости”. После продолжительных аплодисментов на трибуну поднялся Бегин, который тепло поблагодарил гостя, но при этом подчеркнул, что Иерусалим никогда больше не будет разделен, как не будет Западный берег превращен в государство Организации освобождения Палестины. Премьер-министр также пригласил всех “законных” выразителей чаяний арабского народа, живущих в “Земле Израиля”, встретиться с ним и президентом Садатом для свободной дискуссии. Нельзя сказать, что Садат был потрясен таким ответным словом. Впрочем, вечером этого дня, в ходе доверительной беседы, они с Бегином достигли согласия по как минимум двум ключевым позициям: война “исключается” как средство решения спорных вопросов, а Египет восстанавливает свой суверенитет над Синайским полуостровом. Заверив друг друга в том, что их встречи продолжатся в ближайшее время, Садат и Бегин на этом закончили беседу. На следующий день, 21 ноября после полудня, Садат вернулся домой.

Холодный свет зари

В Каире около миллиона человек встречали Садата по пути из аэропорта. На волне всенародной поддержки он собрался было созвать свой международный форум — имея при этом в виду, чтобы он мог бы стать альтернативой Женевской конференции. С этой целью он разослал приглашения арабским странам, а также Израилю, Советскому Союзу и Соединенным Штатам. Бегин оценил важность этого приглашения и немедленно ответил согласием. Однако СССР, арабские страны и ООП ответили отказом. Более того, арабские лидеры, собравшись на чрезвычайной сессии в Триполи, столице Ливии, осудили инициативу Садата и приняли решение заморозить дипломатические отношения с Каиром. И Садат был вынужден признать реальность ситуации: переговоры теперь будут вестись только между Египтом, Израилем и (надо надеяться) США. Без особого энтузиазма президент Картер был вынужден согласиться на эту трехстороннюю формулу.

Тем временем, в декабре 1977 г. Моше Даян и заместитель премьер-министра Египта Тохами снова встретились в Марокко. В ходе этой встречи Даян ознакомил собеседника с деталями предложений его правительства по Синаю. Речь шла о возвращении полуострова Египту на основе предлагаемого израильтянами графика, причем отвод войск предполагалось завершить в 2000 г. Тохами высказал свое возмущение таким предложением и холодно поинтересовался, уж не считают ли израильтяне, что ради такого растянутого графика отступления Садату стоило навлекать на себя проклятия всего арабского мира. И еще один аспект: соглашение по Синаю не может быть достигнуто без параллельного решения палестинского вопроса. Участники встречи вернулись домой в мрачном настроении; Бегин и его советники принялись за разработку предложений по Западному берегу и Газе, которые были бы в большей степени приемлемыми для обеих сторон. Однако новый план, сформулированный юридическим советником премьер-министра Агароном Бараком[297], оказался еще менее приемлемым, чем изначальный план Даяна—Розена (Гл. XXVII. Садат в поисках мира). Согласно этому документу, Палестинская автономия получала в свое ведение только такие вопросы, как культурная и религиозная деятельность, а также здравоохранение, социальное обеспечение, торговля и туризм. Вопросы безопасности и поддержания общественного порядка — что, в сущности, означало также землепользование и землеустройство — оставались в ведении Израиля. Жителям-арабам предоставлялся выбор: израильское гражданство или иорданское подданство, но речи не могло идти о “палестинском” гражданстве. Единственная уступка Бегина Садату сводилась к тому, что он согласился “временно” отложить решение вопроса о суверенитете. Что же касается Синайского полуострова, то израильские предложения по-прежнему предусматривали отвод войск в два этапа, причем эвакуация поселений в Рафиахе (Ямит) и ключевых авиабаз у Акабского залива откладывалась до конца столетия.

Прежде чем предложить эту формулу Садату, Бегин решил опробовать ее на Джимми Картере, и с этой целью он вылетел в Вашингтон в середине декабря, чтобы ознакомить с документом президента США и Государственного секретаря Вэнса. Американская реакция на документ была как минимум сдержанной, и общая оценка была сформулирована следующим образом: “Документ представляет собой приемлемую основу для дальнейших переговоров”. Интересно, что резкий отпор Бегин получил не в Вашингтоне, а в Иерусалиме. Многие члены его кабинета восприняли этот план как откровенную рекомендацию к созданию, в конечном итоге, Палестинского государства. Бегин и Агарон Барак, находясь в полной растерянности, немедленно пересмотрели формулу, указав, что Израиль оставляет за собой не только вопросы публичного права и поддержания общественного порядка на Западном берегу, но также и обеспечение “постоянной безопасности” границ региона. Беженцы, покинувшие свои дома после Шестидневной войны, получат разрешение вернуться лишь в “разумных” количествах и на основе единогласного решения совместной израильско-иорданско-палестинской комиссии. Такое же единогласное решение будет необходимо и для передачи властных полномочий совету Западного берега. И этот, пересмотренный и переработанный, план Бегин взял с собой на встречу с Садатом в Исмаилии, которая была намечена на 25 декабря 1977 г.

До сих пор встречи между египтянами и израильтянами проходили в дружественной обстановке. Встреча в Исмаилии стала первым исключением из правила. Садат холодно проинформировал своего гостя, что план по Синаю не годится даже как основа для обсуждения; что же касается палестинской формулы, то ее следует “изучить”. Отнюдь не обескураженный, Бегин по пути домой в самолете все еще пребывал в уверенности, что примирение между двумя странами является вполне возможным. Следовало только выделить в самом процессе проведения переговоров два направления — военное и политическое. Вопросы, связанные с первым направлением, будут обсуждаться израильской и египетской переговорными группами в Каире, а по второму направлению аналогичные группы будут работать в Иерусалиме. Израильскую военную делегацию первоначально возглавил министр обороны Эзер Вейцман. Живой и общительный человек, Вейцман буквально с первого взгляда достиг взаимопонимания с Садатом. Именно ему египетский президент и высказал свое крайнее удивление позицией, занятой Израилем по вопросу Синайского полуострова. В Бухаресте он, Садат, получил заверения, что Синайский полуостров будет возвращен под египетский суверенитет. Но, удивился президент, о каком же суверенитете сейчас идет речь? На это Вейцман ответил, что авиабазы в Синае обеспечивают защиту внутренних районов Израиля, причем не столько от египетской опасности, сколько от угрозы со стороны Ирака и Саудовской Аравии, а также что только Синайский полуостров дает израильским ВВС необходимое пространство для развертывания подразделений боевых самолетов. Но на Садата вся эта аргументация не произвела ровным счетом никакого впечатления. В середине января 1978 г. заседания египетско-израильской переговорной группы по военным вопросам были временно приостановлены.

Переговорная группа по политическим вопросам начала свою работу в Иерусалиме на четыре дня позже, при участии Государственного секретаря Сайруса Вэнса. Египетскую делегацию возглавлял министр иностранных дел Ибрагим Камил. Обе стороны заранее договорились не тратить времени на пустую риторику и воздерживаться от взаимных обвинений. Эта договоренность, однако, не помешала Бегину на банкете, устроенном в честь начала переговоров, посвятить свою речь восхвалению положительных сторон объединенного Иерусалима, а также Иудее и Самарии, навсегда вошедшим в состав Эрец-Исраэль. Вечером этого дня Камил позвонил Садату и сказал, что Бегин своим выступлением предрешил неудачный исход переговоров. Президент согласился с мнением своего министра иностранных дел и отозвал египетскую делегацию через 48 часов после ее прибытия в Израиль. Садат буквально впал в отчаяние, однако в июне 1978 г. он обратился к Эзеру Вейцману как к человеку, с которым у него сложились хорошие отношения. Оба политика договорились о встрече в Австрии, где у Садата в Зальцбурге была зимняя резиденция. Египетский президент предупредил своего собеседника, что если к октябрю не удастся достигнуть положительных результатов, то он будет вынужден уйти в отставку. Затем Садат повторил, что рассчитывает на полный отвод израильских сил с Синайского полуострова; что же касается Западного берега, то он готов принять более скромную программу для палестинской квазиавтономии. Во всяком случае, в качестве предварительного и одностороннего жеста доброй воли он хотел бы получить от израильтян Эль-Ариш или гору Синай. Вейцман внимательно выслушал своего собеседника; по возвращении же домой на следующий день министр обороны объявил своим коллегам по кабинету, что Садат просит всего лишь “большой фиговый листок” для прикрытия палестинской проблемы — неужели правительство не может пойти ему навстречу? Однако пять дней спустя, пока Бегин обдумывал пути удовлетворения этой “необременительной” просьбы, Даян встретился в Великобритании с египетским министром иностранных дел Камилом, и тот не выразил никакого энтузиазма по поводу прикрытия “фиговым листком” ни синайской проблемы, ни проблемы Западного берега. Тогда Бегин дал единственный, по его мнению, возможный ответ. “Ничего в обмен на ничто”, — заявил он на пресс-конференции. Как непреклонная суть, так и бесцеремонная форма ответа вызвали возмущение Садата, и он прекратил переговоры с израильской военной делегацией в Каире. После этого все контакты должны были осуществляться при американском посредничестве.

Тем временем прошло уже восемь месяцев со дня памятного визита Садата в Иерусалим. Египетский президент поставил на карту свою репутацию в арабском мире ради того, чтобы добиться скорейших результатов. Но и потом, когда прямые переговоры явно стали терпеть неудачу, он не терял надежды, рассчитывая на сторонников мирного курса в Израиле. В марте 1978 г. около 350 старших офицеров запаса подписали открытое письмо Бегину, пытаясь убедить его в целесообразности принятия идеи “территории в обмен на мир”. Этим письмом заявило о своем создании движение “Мир сейчас” (Шалом ахшав[298]), которое поддержали университетские профессора, руководители кибуцного движения и многие видные общественные деятели, принадлежавшие к среднему классу, с высоким образовательным уровнем, преимущественно ашкеназы по происхождению; кроме того, в поддержку идей движения высказались 30 членов кнесета, представлявшие шесть партий, и шесть видных генералов запаса (в том числе Хаим Бар-Лев и Узи Нар-кис). Следует отметить, что именно генералы ставили под сомнение мнимые военные преимущества сохранения Западного берега под израильским контролем. В случае возникновения критической ситуации, подчеркивали они, может возникнуть необходимость в разделении воинских подразделений с тем, чтобы обеспечить защиту каждого из разрозненных поселений. Более того, рост еврейского присутствия на территории с высокой плотностью арабского населения увеличивал опасность террора, что, в свою очередь, требовало введения еще более многочисленных воинских контингентов. И, ко всему прочему, сторонники движения “Мир сейчас” боялись, что Бегин, находясь в плену своих ревизионистских догм, способен принести в жертву уникальную возможность положить конец тридцатилетнему периоду насилия и кровопролития. Именно опасения такого исхода делали выступления сторонников движения необыкновенно бурными; в некоторых из демонстраций Шалом ахшав принимало участие до 30 тыс. человек.

Известия о растущем давлении на Бегина внутри страны, возможно, действовали на Садата ободряюще. Впрочем, он понимал, что подписывать соглашение ему предстоит все-таки с правительством Бегина — а это правительство по-прежнему пользовалось поддержкой большинства израильтян, которые, памятуя долгие годы жизни под угрозой уничтожения, сохраняли недоверие к враждебно настроенным арабским соседям. Даже Соединенные Штаты были не в состоянии развеять это недоверие. К лету 1978 г. администрация Картера выдвинула целый ряд предложений относительно решения проблем Синая и Палестины, включая представляющий интерес план пятилетнего переходного периода для Западного берега и Газы, который не произвел на Бегина и его советников никакого впечатления.

С другой стороны, именно отсутствие значимых успехов в переговорах способствовало достижению, буквально в последнюю минуту, процедурного соглашения между израильтянами, египтянами и американцами. Садат и Бегин 8 августа 1978 г. публично ответили согласием на приглашение Джимми Картера прибыть в США 5 сентября и совместно обсудить остающиеся разногласия в президентской резиденции Кэмп-Дэвид. И такая спешка была вполне оправданной. Средства массовой информации превратили взаимные упреки, которыми обменивались Иерусалим и Каир, в бурю обвинений и контробвинений. Картер, Садат и Бегин одновременно осознали, что движение к миру может быть восстановлено лишь благодаря решительному дипломатическому вмешательству самой сильной державы мира.

Отход и прорыв

Итак, 5 сентября 1978 г. делегации Египта и Израиля, возглавляемые Садатом и Бегином, прибыли порознь в Кэмп-Дэвид (штат Мэриленд). Несмотря на то что устроители встречи всячески поощряли атмосферу неформальности (в частности, всем участникам было предложено носить спортивную одежду), вскоре стало очевидным, что переговоры будут нелегкими. На следующий день, после обеда, Садат зачитал вслух Картеру и Бегину свой меморандум. Документ содержал все те жесткие требования, которые арабская сторона когда-либо предъявляла Израилю — от возвращения беженцев 1948 г. и до отхода Израиля к “Зеленой черте” 1967 г. и отмены объединения Иерусалима. Бегин пришел в ярость и вознамерился немедленно покинуть Кэмп-Дэвид. Моше Даяну едва удалось его успокоить. Однако две последующие встречи, полные разногласий и прошедшие в тяжелой обстановке, отнюдь не способствовали сближению позиций, занимаемых сторонами. Не улучшили положения и последующие четыре дня трехсторонних встреч между членами делегаций. В ходе частных бесед Картера с гостями Бегин проявлял такую же неуступчивость, как и Садат. Не может быть и речи, сказал он, об эвакуации израильских авиабаз или израильского анклава на Синае, а также израильских поселений в Иудее и Самарии. Будучи не в силах выносить его упрямство, Картер предостерег Бегина, что отношения между Вашингтоном и Иерусалимом могут “стать напряженными”. “Я попрошу вас, господин президент, воздержаться от угроз”, — не без резкости ответил Бегин.

Картер и его советники настойчиво предлагали один вариант за другим. Все возможные сферы соглашений были пересмотрены и уточнены при участии Агарона Барака и д-ра Осамы аль-База, ближайшего советника Садата. Наконец 12 сентября, в ходе частной беседы с Садатом, Даян наметил выход из непростой ситуации. Вернувшись к себе, он изложил свои соображения группе советников: “Надо сосредоточиться на проблемах Синая, — сказал им министр иностранных дел. — Я уверен, что Садат хочет именно этого”. И в самом деле, инстинкт в свое время не подвел Эзера Вейцмана: египтяне действительно были готовы согласиться на “большой фиговый листок” для прикрытия палестинской проблемы в обмен на гибкий подход Израиля к проблемам Синайского полуострова. Картер, в свою очередь, заметив перемены в позиции Даяна, пошел на разделение этих двух проблем и сосредоточил свое внимание на достижении двух разных соглашений: мирного договора между Египтом и Израилем и имеющей более общий характер договоренности об урегулировании палестинского вопроса.

Со своей стороны, Бегин продолжал настаивать на сохранении как синайских авиабаз, так и поселений. Картер, однако, дал ему понять (через Даяна), что в том случае, если результатом продолжающейся израильской оккупации Синая станет новая война, Израилю не следует рассчитывать на американскую поддержку. В ходе встречи с глазу на глаз с Даяном Садат также высказался в ультимативном тоне. Утомленный, на грани нервного срыва, египетский президент уже попросил, чтобы приготовили вертолет, — он не намеревался оставаться в Кэмп-Дэвиде, если не наметится выход из тупика. “И будьте добры, передайте от меня Бегину, — перешел он на крик, — что я никогда не соглашусь на сохранение поселений! Зачем вы говорите о вещах, на которые, как вам хорошо известно, я не соглашусь? Зачем нам и дальше мучить президента Картера?” И тут Садат неожиданно подсластил пилюлю. Если Израиль согласится полностью уйти с Синайского полуострова, то через девять месяцев после подписания мирного договора можно будет установить дипломатические отношения в полном объеме между двумя странами. И при этом — ни слова о Палестине. Даян поспешил к премьер-министру с этими новостями, и Бегин внимательно его выслушал.

Во время следующей встречи с Картером Бегин продолжил упорствовать, и тогда президент США усилил нажим. Если не будет достигнуто никакого прогресса на следующий день, предупредил Картер, он прекратит работу конференции и представит полный отчет конгрессу — возложив всю вину за ее срыв на Израиль. Однако вслед за угрозой прозвучало и стимулирующее предложение. Если Израиль согласится демонтировать авиабазы на Синайском полуострове, то Соединенные Штаты готовы взамен соорудить в пустыне Негев, полностью за свой счет, две авиабазы “значительных размеров и оборудованные по последнему слову техники”. В этот вечер, под нажимом Даяна, Вейцмана и Шарона (которого Вейцман специально попросил позвонить Бегину из Иерусалима), премьер-министр Израиля сдался. Он не только смягчил свою позицию относительно Синайского полуострова, но и согласился удовлетворить просьбу Садата подписать соглашение о палестинском урегулировании до соглашения о Синайском полуострове — чтобы не сложилось впечатления, будто сепаратная израильско-египетская сделка совершена за счет палестинцев. Что касается Бегина и его советников, то для них главное было — суть, а не форма.

Основы соглашений

Два предназначенных к подписанию документа были названы “Принципы мира на Ближнем Востоке” и “Принципы для подписания мирного договора между Египтом и Израилем”. При всем сходстве названий, второй документ рассматривал исключительно египетско-израильские отношения, и в нем шла речь о поэтапной эвакуации всех израильских баз и поселений из Синая. Египет, в свою очередь, признавал право Израиля на свободный проход через Суэцкий канал, Тиранский пролив и Акабский залив. Отдельные параграфы определяли вывод израильских войск с Синайского полуострова на протяжении трехлетнего периода; ограниченное присутствие египетских подразделений в некоторых ключевых местах, а также сил ООН в других, конкретно определенных, точках; установление дипломатических отношений между Египтом и Израилем по истечении девятимесячного периода. Это было соглашение, учитывающее интересы обеих сторон. Египтянам гарантировалось возвращение всех их земель. Израильтяне получали возможность на протяжении трех лет после ратификации договора сохранять 40 % территории Синайского полуострова, что давало им возможность оценить серьезность египетских обязательств.

Однако перед подписанием израильско-египетского договора предстояло разобраться со значительно более сложным документом, подразделяющимся на три части и регламентирующим ситуацию на Западном берегу и в секторе Газа. Для начала Египет, Израиль и Иордания (если последняя согласится принять в этом участие) должны будут приступить к переговорам относительно основополагающих правил формирования “органов самоуправления” на территориях. После того как они начнут функционировать, Израиль, на протяжении переходного периода продолжительностью в пять лет, должен будет ликвидировать систему военного правления и отвести войска в конкретные места, определяемые соображениями своей безопасности. Тем временем, не позднее чем через год после начала переходного периода, должны будут начаться переговоры между Израилем, Египтом, Иорданией и выбранным местным органом палестинского самоуправления, в ходе которых будет определен постоянный статус территорий и обсуждены условия мирного договора между Израилем и Иорданией.

Для Садата и Бегина Кэмп-Дэвидские соглашения стали личным дипломатическим триумфом. Возвращение Синайского полуострова в полной мере восстанавливало репутацию египетского президента. Впрочем, Садат был склонен интерпретировать и соглашение по Западному берегу и сектору Газа как значительную израильскую уступку палестинцам. Разве документ не обещал “полную автономию” и уважение “законных прав палестинского народа”? Тем более что Израиль до сих пор упорно воздерживался от официального употребления таких формулировок. В документе также говорилось, что аналогичные мирные соглашения должны быть заключены между Израилем и другими арабскими государствами, бывшими противниками Израиля, — что, в свою очередь, предупреждало какие-либо обвинения в адрес Египта относительно того, что он будто бы вернул себе Синайский полуостров, не позаботившись об интересах Иордании и Сирии.

И все-таки, если рассматривать ситуацию в истинном свете, то вряд ли можно было утверждать, будто Садат достиг (или, как настойчиво повторял Вейцман, “рассчитывал достичь”)чего-то большего, чем “фиговый листок” для прикрытия палестинской проблемы. Он согласился на весьма запутанную — предложенную, главным образом, израильской стороной — формулу, согласно которой вопрос об отводе израильских войск откладывался до последующих переговоров. Характер и рамки палестинского самоуправления также предстояло определить в ходе переговоров между Египтом, Иорданией и Израилем. Каждая из стран, по сути дела, сохраняла за собой право вето относительно определения тех полномочий, которые могли быть предоставлены палестинскому “органу самоуправления”. Бегин вряд ли был склонен к чрезмерному расширению таких полномочий. То же самое можно было с уверенностью сказать и относительно иорданской позиции. Помимо всего прочего, было зафиксировано право Израиля принимать “все необходимые меры” для обеспечения “своей безопасности на протяжении всего переходного периода и за его пределами”. Что значит — за его пределами? Сверх пятилетнего периода? Бегин, несомненно, был склонен настаивать на праве Израиля размещать свои войска на постоянной основе в ключевых с точки зрения безопасности пунктах как на территории Западного берега, так и в секторе Газа, тем самым ограничивая возможность маневра для будущих органов палестинского самоуправления. И наконец, требующий особой осмотрительности вопрос относительно статуса Иерусалима практически не нашел отражения в основном тексте документа. По настоянию Даяна этот вопрос рассматривался в специальных посланиях Садата и Бегина Картеру, причем израильский премьер-министр настаивал на том, что объединенный Иерусалим является столицей Израиля, тогда как египетский президент высказывался в пользу арабского правления в восточной части города.

Хотя Садат и ограничился, по сути дела, “фиговым листком” для Палестины, его-то страна, несомненно, получила благодаря Кэмп-Дэвидским соглашениям конкретную и вполне ощутимую пользу. Теперь он мог позволить себе по меньшей мере вдвое сократить численность египетской регулярной армии. Кроме того, Соединенные Штаты выразили свою готовность создать западный экономический консорциум для осуществления значительных капиталовложений в экономику Египта. Вот какие блага ожидали Садата и весь народ Египта после Кэмп-Дэвида: мир и уверенность в том, что уровень жизни в стране, впервые за долгие годы, станет нормальным. Не было, следовательно, ничего удивительного в том, что 17 сентября 1978 г., после двенадцатидневных переговоров, проходивших в непростой обстановке, постоянно на грани срыва, Садат все же предстал, вместе с Картером и Бегином, перед телекамерами на процедуре подписания договора в Белом доме. На следующий день трое лидеров выступили на совместном заседании сената и палаты представителей США, и тогда телезрители, смотревшие эту передачу, удостоились незабываемого зрелища: Бегин и Садат, обнимающиеся перед аудиторией аплодирующих конгрессменов. Теперь путь к миру стал, по всей видимости, значительно более близким.

Бегин сразу же сделал первый шаг в этом направлении, представив привезенные из Америки документы кнесету. Законодатели, после семнадцатичасового обсуждения, одобрили соглашения — 84 голосами против 19. При этом, однако, из числа 43 членов кнесета от Ликуда “за” проголосовали лишь 29 человек. Именно таким образом ликудовцы наиболее правых взглядов высказали неодобрение своему лидеру; итак, становится понятным, почему Бегин действовал с особой осторожностью, обсуждая эти документы в Кэмп-Дэвиде. Собственно говоря, и у Садата в Кэмп-Дэвиде имелись отнюдь не безосновательные дурные предчувствия. Больше всего он опасался недоброжелательной реакции арабского мира. Даже Хасан, король Марокко, бывший его самым искренним и верным сторонником, на этот раз отреагировал более чем сдержанно и уклончиво. То же самое можно сказать и о короле Иордании Хусейне. Что же касается Халеда, короля Саудовской Аравии, то он вовсе никак не отреагировал, и это молчание было весьма зловещим. Однако в Каире вернувшегося из США Садата встретили восторженные толпы, и народное ликование было сравнимо с тем днем, когда Садат прилетел из Иерусалима. Несомненно, народ разделял точку зрения своего лидера: их всех ожидают мир и благосостояние. Надежды на благополучный исход получили особое подтверждение, когда Садат и Бегин были удостоены Нобелевской премии мира за 1978 г.

В своем стремлении укрепить эти надежды Садат решительно взялся за искоренение антиизраильской кампании, активно проводимой в египетских средствах массовой информации и учебных заведениях. Сразу же после заключения Кэмп-Дэвидских соглашений в Египет стали приглашать израильских журналистов, преподавателей высшей школы, ученых и прочих лиц интеллигентного труда. Там они встречали самый сердечный прием со стороны не только своих египетских коллег, но и простых египтян. В Израиле тоже явственно ощущалось освобождение от гнета военной опасности, от бесконечных потерь и утрат. Правда, хорошо помнившие горький опыт разочарований после Шестидневной войны и Войны Судного дня, израильтяне были более сдержанными в проявлении своих эмоций. Никто не решался искушать судьбу.

Садат маневрирует, Картер играет свою игру

Согласно условиям Кэмп-Дэвидских соглашений, Египет и Израиль обязались в течение трех месяцев завершить обсуждение последних деталей мирного договора. В середине октября 1978 г. переговорные группы обеих стран собрались в Вашингтоне. Египетскую делегацию возглавляли министр обороны Хасан Али и исполняющий обязанности министра иностранных дел Бутрос Бутрос-Гали[299], израильскую делегацию — Даян и Вейцман; в переговорах, как обычно, принимал участие Государственный секретарь США Сайрус Вэнс. Изначально атмосфера переговоров была многообещающей. Однако по мере того, как один черновой вариант документа за другим отвергались участниками, все яснее становилось, что серьезным препятствием является не ситуация на Синайском полуострове, а поселения на Западном берегу. Перед подписанием рамочного соглашения 17 сентября Картер исходил из предположения, что Бегин прекратит строительство новых поселений до тех пор, пока палестинцы не закончат формирование своего “органа самоуправления”. Однако буквально через несколько дней после Кэмп-Дэвида израильский премьер-министр, стараясь сохранить лояльность по отношению к сторонникам твердой линии в своем кабинете, выступил с “уточнением” своей позиции. Замораживание строительства поселений, разъяснил он, распространяется лишь на трехмесячный (или даже меньший) период, необходимый для окончания работы над текстом египетско-израильского мирного договора. Такое заявление привело Картера в сильнейшее замешательство, и он направил Бегину частное послание, содержавшее убедительную просьбу не чинить препятствий мирному процессу. Израильский премьер-министр, однако, продолжал стоять на своем.

Впрочем, у Садата оснований для беспокойства было еще больше, чем у Бегина. В Египте начала сгущаться атмосфера недовольства. И сторонники линии Насера, и религиозные фанатики, включая остававшихся на свободе “Братьев-мусульман” (чья группировка была объявлена в стране вне закона) начали выступать против Кэмп-Дэвидского рамочного соглашения. Недовольство зрело и в дипломатических кругах; министр иностранных дел Камил ушел в отставку в знак протеста. В начале ноября 1978 г. посланцы арабских стран снова собрались на совещание в Багдаде. Реагируя на давление, оказываемое палестинскими террористическими группировками, собравшиеся арабские лидеры подготовили список санкций, которые они намеревались наложить на Египет в случае, если тот подпишет мирный договор с Израилем. На Садата эти угрозы произвели впечатление; он осознал, что все-таки следовало настоять на том, чтобы заключение египетско-израильского мирного договора и выборы в палестинский “орган самоуправления” были взаимообусловлены в тексте соглашения. Хотя договаривающиеся стороны и видели здесь наличие несомненной внутренней связи, тем не менее в ходе рассмотрения результатов Кэмп-Дэвидского договора как израильтяне, так и египтяне признавали, что оба соглашения — палестинское и синайское — являются независимыми документами. Теперь же Садат ощутил насущную необходимость внести соответствующие изменения, и вот 2 ноября исполняющий обязанности министра иностранных дел Египта Бутрос-Гали выступил с требованием определить строгий временной график палестинских выборов еще до официального подписания мирного договора с Израилем; кроме того, он заявил, что дипломатические отношения в полном объеме между двумя странами могут быть установлены только через месяц после выборов.

Бегин и члены его кабинета отвергли новое предложение без колебаний. Взаимосвязь синайского и палестинского соглашений никак не входила в их планы. Ко всему прочему, Каир начал выдвигать дополнительные требования о внесении изменений в черновой вариант договора. Для начала египтяне поставили вопрос о “пересмотре” мер по обеспечению безопасности на Синайском полуострове через пять лет после заключения договора. Далее, они обратились к Израилю с просьбой, в качестве жеста доброй воли, начать промежуточный отвод войск с Синайского полуострова не через девять, а через шесть месяцев после подписания договора. Затем они потребовали, чтобы египетские представители “присутствовали” в Газе во время выборов в палестинский “орган самоуправления”. На каждую из этих просьб Израиль отвечал категорическим отказом. Кроме того, ощутив растущее недоверие к Садату, кабинет Бегина, со своей стороны, выступил с новыми требованиями. В Кэмп-Дэвиде было достигнуто понимание того, что египетско-израильский договор никак не будет связываться с теми договорами о взаимной обороне, которые Египет ранее заключил с другими арабскими странами (и которые были направлены против Израиля). Теперь же египетское правительство выступило с утверждением, что заключенные ранее межарабские договора будут иметь приоритетную силу по отношению к договору с Израилем. Придя в смятение, Бегин выдвинул встречное требование: внести в текст договора положение о приоритетной значимости настоящего договора по отношению ко всем прочим обязательствам Египта. Второе израильское требование было связано с синайской нефтью. С учетом неблагоприятных событий, происходивших в Иране[300], стране, обеспечивавшей 40 % израильского потребления нефти, правительство Бегина хотело получить гарантии, что Израиль и в дальнейшем сможет покупать нефть из синайских скважин — собственно говоря, тех скважин, которые израильские инженеры пробурили, реконструировали и эксплуатировали на протяжении одиннадцати лет, пока Синайский полуостров был в руках Израиля. На оба свои требования Израиль получил отрицательный ответ.

К декабрю 1978 г. вероятность заключения мирного договора по-прежнему была невелика, а между тем истекал трехмесячный срок, определенный в Кэмп-Дэвиде для окончательной выработки текста. И тогда, 11 декабря, Госсекретарь Вэнс и его советники начали раунд усиленной челночной дипломатии продолжительностью в месяц, предложив в Каире и Иерусалиме не менее десяти вариантов договора. Однако выход из тупика так и не обозначился. Решение остававшихся проблем не было найдено и в ходе второй встречи министров иностранных дел, состоявшейся в конце февраля 1979 г. в Кэмп-Дэвиде. К этому времени редакционные статьи египетских и израильских газет были полны неутешительных прогнозов. Неужели визит Садата в Иерусалим стал всего лишь краткой передышкой в ряду бесчисленных дипломатических неудач: перемирие, достигнутое на Родосе в 1949 г., переговоры, организованные Согласительной комиссией ООН по Палестине, проходившие в апреле—сентябре 1949., заседания Смешанной комиссии по вопросам перемирия в 1950-х гг., Резолюции Совета Безопасности ООН № 242 и № 338, соглашения о разъединении войск в 1974–1975 гг.? Не стал ли Кэмп-Дэвид всего лишь очередной вехой на пути поисков недостижимого мира, которой также суждено забвение?

Паломничество на Ближний Восток

В марте 1979 г. Джимми Картер неожиданно объявил о новой запланированной инициативе — впоследствии он признает, что это было “актом отчаяния”. Президент США сам отправился в Египет и Израиль с целью достижения прорыва в мирном процессе. Как выяснилось, Картер намеревался предложить решение двух проблем, представлявшихся до сего времени неразрешимыми. Что касается проблемы “увязки” двух соглашений, то американцы порекомендовали добавить к тексту договора “дополнительный документ”, в рамках которого Израиль должен был просто согласиться на завершение “переговоров” по вопросу о выборах на Западном берегу и в секторе Газа в течение одного года после подписания договора. Если же выборы будут отложены вследствие отказа от сотрудничества с иорданской или палестинской стороны, то Израиль в таком случае не будет нести за это никакой ответственности. Были также внесены уточнения в положение относительно приоритетности египетских договоров с Израилем и с другими странами. Договор между Египтом и Израилем будет считаться имеющим обязательную силу, но при этом не будет указываться его приоритетная значимость по отношению к договорным обязательствам с другими арабскими странами. Израильтяне положительно отреагировали на эти американские предложения. Египтяне также их не отвергли.

Итак, 7 марта Картер и сопровождающие его лица отправились на Ближний Восток и на следующий день прибыли в Каир. Египтяне оказали им теплый прием, а сам Садат проявил полную сговорчивость. “Садат положительно отреагировал на предложенные нами изменения, — писал впоследствии Картер, — и в течение часа мы с ним решили все [остававшиеся] вопросы”. В приподнятом настроении американцы вылетели 10 марта в Израиль. Однако в Иерусалиме их ожидал значительно менее воодушевленный прием. Толпы встречающих были настроены не очень восторженно. Президенту и его советникам было указано, что ключевые проблемы по-прежнему остаются нерешенными, и в их числе вопрос гарантированных прав на закупки синайской нефти и график обмена послами, причем израильская сторона настаивала на соблюдении первоначального плана, то есть это должно было произойти по прошествии примерно половины срока с момента начала вывода израильских сил из Синая. Даже обещание Картера о строительстве двух авиабаз для израильских ВВС в Негеве не смягчило позиций Бегина. Ему требовались дополнительные доказательства американской поддержки. Здесь Госсекретарь Вэнс увидел возможность для маневра. Бегину был представлен список боевой техники, предназначавшейся Израилю, а также обещана дополнительная военная и экономическая помощь на сумму порядка 3 млрд долларов в год (Египту было обещано 2 млрд долларов). На следующий день Бегин заявил о своем предварительном согласии. Картер немедленно отбыл в обратный путь, совершив незапланированную остановку в Каире, где прямо в аэропорту они с Садатом обсудили новейшие израильские уступки. Признает ли Садат их приемлемыми? Несмотря на оговорки своих советников, египетский президент дал утвердительный ответ.

Соглашение, достигнутое на протяжении этих пяти изматывающих дней в Каире и Иерусалиме, включало два пересмотренных текста договоров, три дополнения, одно приложение, протоколы и шесть посланий. Как и в Кэмп-Дэвиде, второй документ представлял собой собственно египетско-израильский мирный договор. Что же касается первого документа, то он, имея формально вид “дополнительного документа”, содержал всеобъемлющие положения о мире с палестинцами; согласно его условиям, оба лидера соглашались начать переговоры по вопросу арабского самоуправления через месяц после ратификации египетско-израильского договора и сделать все зависящее от них, чтобы добиться в течение года соглашения о создании независимого палестинского государства (хотя при этом и не брали на себя формальных обязательств достигнуть этой цели). В случае достижения взаимопонимания по этому вопросу и после проведения выборов в палестинский “орган самоуправления” Израиль соглашался, через месяц после выборов, объявить о прекращении полномочий военной администрации на территориях и вывести свои войска в заранее оговоренные зоны. Затем, согласно Кэмп-Дэвидским соглашениям, должен был начаться пятилетний переходный период. Что касается статуса Иерусалима, то этому вопросу в новом варианте соглашения особого внимания не уделялось.

После того как проблема “увязки” двух соглашений была решена, открылись пути для достижения компромисса относительно египетско-израильского договора. Статья VI договора в новой редакции выглядела следующим образом: “Настоящий договор не оказывает никакого воздействия… на права и обязательства сторон в рамках Устава ООН”. Эта формула позволяла Садату заявить о своей обязанности соблюдать ранее принятые обязательства в рамках региональных оборонительных договоров — в случае, если бы Израиль напал на какую-либо арабскую страну. Соответственно, Израиль получал заверения, что “в случае конфликта между обязательствами сторон в рамках настоящего договора и какими-либо [иными] их обязательствами, обязательства настоящего договора считаются имеющими приоритетное значение”. Далее, был подтвержден трехлетний график поэтапного отхода израильских сил, составленный еще в Кэмп-Дэвиде. Согласно строго определенной последовательности, израильские силы предполагалось отвести в течение девяти месяцев после ратификации договора к линии Эль-Ариш—Рас-Мухаммед. Собственно говоря, следуя предложенной Картером инициативе, Бегин выразил готовность пойти на большее: израильский премьер-министр объявил, что армия Израиля завершит отход к этой промежуточной линии в течение двух месяцев, то есть на семь месяцев раньше графика. После этого Садат “в неофициальном порядке” заверил Картера, что согласится на обмен послами через месяц после завершения израильского промежуточного отступления.

Нефтяной вопрос был разрешен буквально накануне церемонии подписания договора. В прилагаемом к договору протоколе египтяне выразили согласие продавать Израилю нефть “в рамках обычных коммерческих операций” на тех же условиях, что и другим потребителям. Это согласие было подкреплено американским меморандумом, который обещал обеспечивать израильские потребности в нефти (в случае объявления нефтяного бойкота) на протяжении не менее чем 15 лет. В этом же меморандуме Соединенные Штаты брали на себя еще более значительные обязательства, подтверждая свою готовность — в случае, если нарушение договора поставит под угрозу безопасность Израиля — рассмотреть “такие меры, как усиление присутствия США в регионе, предоставление Израилю чрезвычайной [военной] помощи и использование Военно-морских сил США для обеспечения безопасности, которая оказалась поставленной под угрозу в результате нарушения договора”.

Меморандум также содержал обязательство Вашингтона как накладывать вето на любые действия ООН, которые могли бы содержать угрозу мирному договору, так и блокировать поставки американских вооружений третьей стороне, если они могут быть использованы против Израиля (речь со всей очевидностью шла о Саудовской Аравии и Иордании). Этот меморандум представлял собой, в сущности, односторонние оборонные обязательства по защите Израиля.

Кнесет проголосовал за ратификацию мирного договора 22 марта, 95 голосами против 18. Четыре дня спустя, на церемонии в Белом доме, проходившей под председательством Джимми Картера, Бегин и Садат скрепили своими подписями мирный договор между Израилем и Египтом. Израиль вывел все свои воинские части и гражданские поселения с Синайского полуострова. Египет дал обязательство использовать оставленные израильтянами аэродромы исключительно в мирных целях. Договаривающиеся стороны обязались взаимно уважать суверенитет друг друга, территориальную целостность и право жить в мире, в пределах “безопасных и признанных границ” (еще одна дипломатическая победа Израиля: эту формулировку можно будет использовать при переговорах о восточных границах). Каждая из сторон взяла на себя обязательства установить и поддерживать нормальные дипломатические, экономические и культурные отношения с другой стороной, устраняя при этом все дискриминационные барьеры, препятствующие свободному передвижению людей и товаров. В рамках мирного договора были определены четыре постоянные зоны дислокации ограниченного воинского контингента на Синайском полуострове и в узкой полосе на территории пустыни Негев, пограничной с Синаем (благодаря уступке Израиля), а также разрешено размещение контингента и наблюдателей ООН в двух восточных зонах С и Б (см. карту) Следует особо подчеркнуть, что ооновские силы теперь можно было эвакуировать только при единодушном согласии всех стран — членов Совета Безопасности ООН. Ситуация накануне Шестидневной войны 1967 г. не должна была больше повториться. Израильским судам и грузам был гарантирован беспрепятственный проход через Суэцкий канал и другие морские пути в египетских территориальных водах. Чтобы избежать инцидентов и недоразумений, между египетским Бюро по связям в Эль-Арише и израильским Бюро по связям в Беэр-Шеве была установлена прямая телефонная связь.

Не позднее чем через полгода после промежуточного отвода израильских войск между обеими странами должны были начаться деловые и торговые отношения, сопровождаемые свободным передвижением населения через границы, установлением почтовой и телефонной связи; кроме того, проектировалось сооружение шоссе в районе Эйлата, которое соединяло бы Египет, Израиль и Иорданию. И наконец, в особых посланиях Бегина и Садата Картеру подчеркивалось, что ближневосточные лидеры ожидают от американского президента активного участия США в переговорах, связанных с образованием Палестинской автономии, равно как и в процессе слежения за претворением в жизнь египетско-израильского договора. Картер подтвердил свое согласие, пообещав контролировать работу средств связи в зоне Синайского полуострова на протяжении трехлетнего периода вывода израильских войск. Также, в случае, если Совету Безопасности не удастся сформировать контингент ООН для размещения на Синайском полуострове, Вашингтон пообещал оказать содействие в формировании “альтернативных”, то есть в основе своей американских, многонациональных сил. Американские обязательства, предоставленные как Израилю, так и Египту — экономические, военные и дипломатические — в своей совокупности лишь подчеркивали, какое большое значение придают Иерусалим и Каир роли, которую играет Вашингтон в организации ближневосточного мирного процесса.

И вот 26 марта 1979 г., на устроенной в Белом доме церемонии, с участием израильской и египетской делегаций, Генерального секретаря ООН Курта Вальдхайма, видных американских государственных и общественных деятелей и почетных гостей (среди которых был Генри Киссинджер), Садат и Бегин скрепили своими подписями официальный мирный договор между своими странами.

Через неделю после подписания мирного договора Менахем Бегин нанес свой первый официальный визит в столицу бывшего враждебного государства. В аэропорту Каира его встретил вице-президент Египта Хосни Мубарак[301]. Торжественная церемония длилась не более десяти минут, а собравшиеся на каирских бульварах приветствовали Бегина со значительно меньшим энтузиазмом, чем израильтяне приветствовали Садата 17 месяцев тому назад. Впрочем, премьер-министр выглядел совершенно невозмутимым. Большую часть своего первого каирского дня, 3 апреля 1979 г., Бегин провел, осматривая основные туристические достопримечательности.

В синагоге Шаарей Шамаим его ждала трогательная встреча с менее чем двумястами пожилыми каирскими евреями — никого больше не осталось из некогда многочисленной еврейской общины. Вечером Бегин присутствовал на официальном обеде, данном в его честь Садатом. Собравшиеся, видные государственные и общественные деятели, приветствовали Бегина учтиво, но сдержанно. В речи, с которой Бегин обратился к присутствующим, прозвучали явные нотки примирения. Он воздал хвалу египетскому народу, отваге и доблести египетских солдат. Его слова были встречены продолжительными аплодисментами. Садат в своей ответной речи проявил больше сердечности к Израилю (и к самому Бегину), чем за все время со дня своего визита в Иерусалим.

В ходе этого визита продолжительностью в двадцать восемь часов оба государственных деятеля публично подтвердили свою прежнюю “неофициальную” договоренность относительно того, что Израиль освободит Эль-Ариш 26 мая 1979 г., то есть на семь месяцев раньше согласованного графика. В совместном коммюнике было также заявлено, что Садат и Бегин встретятся в этот день в Эль-Арише, а оттуда вместе отправятся в Беэр-Шеву. Тогда же они торжественно объявят египетско-израильскую границу открытой и еще сообщат о начале действия воздушного коридора между Каиром и Тель-Авивом. Оба лидера также договорились провести в Эль-Арише торжественную арабскую церемонию сулха[302], знаменующую подлинное примирение. С этой целью министры обороны Вейцман и Хасан Али организовали символическую встречу ветеранов обеих армий, привезя 27 мая в этот приморский город сто египтян и израильтян, получивших ранения в ходе военных действий. В этой трогательной церемонии приняли участие Садат, Бегин и Госсекретарь Вэнс. Садат, обратившись к собравшимся, сказал: “Премьер-министр Бегин и я решили сделать все возможное для того, чтобы побудить народы нашего региона к мирной жизни, чтобы прекратились мучения всех здесь живущих… Ваши страдания не были напрасными. Путь к миру открыт”. Ответ Бегина был выдержан в том же ключе; он призвал свой народ к миру и прочел молитву Ше-гехеяну. “Благословен Ты, Господь, Бог наш… что защитил нас и дал нам дожить до этого дня…”