История костюма

IX. XVII век и начало XVIII (до 1715 г.)[36]

XVII век наступил, когда вся Европа была поглощена Тридцатилетней войной. Естественно, что господином в это время был солдат, и он задавал тон в смысле моды. Камзол, кожаная безрукавка, полотняный или даже кружевной воротник, широкая войлочная шляпа со страусовым пером, которое свешивалось сзади в виде лисьего хвоста, высокие ботфорты с гигантскими шпорами, перевязь, широкий кушак в виде шарфа, длинный палаш или шпага в ножнах — вот составные части солдатского костюма того времени. Законодатель мод, солдат держится с одинаковой развязностью и в доме скромного горожанина, и в салонах знати, не говоря уже о лагере, где он обыкновенно проводит все свое свободное время за стаканом вина и хвастливо повествует о своих похождениях, сопровождая рассказ энергичными ругательствами. Большинство зеленой молодежи подражает ему в смысле моды даже в том случае, когда не разделяет его воинственного настроения. Чем дольше тянется война, тем ярче обнаруживается воинственный характер костюма, и, наконец, в 1630―1640 годах мода à la Валленштейн становится господствующей. Ее распространенность не ограничивается Германией; она встречается почти во всей Европе, включая Скандинавию, Данию, Нидерланды, Францию и Англию.

Под влиянием солдатской моды одежда знати утрачивает мало-помалу тяжеловесный характер, свойственный испанскому костюму. Эта перемена резко бросается в глаза на картинах художников того времени: Рубенса, Ван Дейка, Якоба Иорденса, Корнелиуса де Фосса, Кристофа Паудиса, Филиппа де Шампень, Пьера Миньяр и др. Даже костюмы высшей аристократии становятся легче. Чтобы смягчить воинственный характер костюма, приходилось прибегать к кружевам. Широким кружевом отделывался ворот, отвороты на рукавах и внутренние края ботфортов, а узкими — камзол и панталоны. Впоследствии страсть к кружевам превратилась в манию; на них тратились целые состояния.

Волосы опять стали носить длинные, и поэтому прежний тугой воротник в виде мельничного жернова оказался неудобным. Тогда из него вынули проволоку, благодаря чему он сделался тоньше и эластичнее. Позднее дамы стали отделывать вырез платья кружевами, и с этих пор брыжи вышли из моды окончательно. Скоро кружевные воротники стали носить все, причем наиболее распространенным был широкий отложной воротник, покрывавший плечи и делавшийся обыкновенно из полотна, а в исключительных случаях из брюссельских, венецианских и генуэзских кружев. Мужчины носили эти широкие зубчатые воротники еще чаще, чем дамы. При этом они обыкновенно клали воротник на темный бархат или сукно, чтобы выделить рисунок кружев. Кружевной воротник носили даже поверх панциря при неполном боевом вооружении. В таком воротнике изображен принц Савойский на портрете, писанном Ван Дейком и хранящемся в картинной галерее Королевского музея в Берлине. Качество воротников было различно, но лучшие из них стоили не дешевле двухсот пятидесяти — трехсот рублей на современные деньги. В Венеции нарядные воротники делались преимущественно из особых кружев, рисунок которых состоял из мелких роз с тонкими листочками. Этот рисунок придает особую ценность венецианским кружевам. Генуэзцы щеголяли в воротниках из тканых кружев, которые тоже славились изящным рисунком. И те и другие кружева особенно привились во Франции с легкой руки Марии Медичи. Наряду с итальянскими употреблялись прозрачные брюссельские кружева, по которым были вышиты тончайшими нитками едва заметные цветы. Впоследствии, когда во Францию стали привозить невероятные количества иностранных кружев, Мазарэн счел нужным ограничить их ввоз. Но во всех других странах итальянские кружева продолжали употребляться в таком же количестве, как и прежде. Кроме того, в большом употреблении были золотые и серебряные испанские кружева, служившие для отделки не только платьев, но и камзолов из брабантского сукна.

Качество материи, из которой делались камзол, плащ и панталоны, не уступало достоинству кружев. Для этой цели употреблялось тончайшее сукно, бархат и шелк. Особы королевского происхождения носили так называемый золотой муар, затканный золотыми и серебряными цветочками, хотя в общем мелкие узоры давно уж перестали вышиваться золотом. Особенным модником считался датский король Христиан IV. Многие из его платьев до сих пор хранятся в замке Розенберг в Копенгагене. По этим платьям можно составить себе ясное представление об общем характере костюма той эпохи. Камзол с высокой широкой талией и довольно длинной баской снабжен стоячим воротником; сильно суживающийся книзу рукав образует на плече колпачок или узенький напуск. Рукава снабжаются на внутренней стороне короткими разрезами. Стоячий воротник и самый камзол застегиваются при помощи конусообразных пуговиц и воздушных или прометанных петель. Панталоны сильно суживаются книзу и кончаются ниже колена. На ноги надеваются ботфорты из некрашеной кожи с тупыми носками; голенища их сначала плотно прилегают к ноге, затем расширяются и оканчиваются немного выше колена более или менее широкими раструбами. К подъему пристегивается кожаная пряжка, под которую продевается ремень, придерживающий шпору. Шпора состоит из узкого изогнутого прута и крупного зубчатого колесика. На черной войлочной шляпе с широкими полями развеваются два страусовых пера. С правого плеча тянется поперек груди к левому бедру шелковая перевязь, спускающаяся чуть ли не до полу. Шпага, согласно обычаю того времени, свешивается назад. На руки надеваются перчатки с отворотами из мягкой светлой кожи. Кроме того, надевают еще широкий воротник из брюссельских кружев, широкие кружевные манжеты, такие же отвороты у ботфортов и серебряное шитье в виде пальметт вдоль разрезов рукавов и по бокам панталон. Поверх всего набрасывается подбитый шелком плащ без рукавов с широким, четырехугольным отложным воротником, скрепляющийся наверху золотым шнуром с кистями. В Париже этот костюм приобрел еще более элегантный вид. Тамошние франты живописно драпировали перевязь, тщательно подбирали кружева и еще ниже опускали голенища ботфортов для того, чтобы выставить напоказ кружевную отделку на панталонах. Камзол они отделывали пестрыми бантами или розетками, которые им дарили обыкновенно разные дамы; волосы они завивали локонами, спускавшимися до плеч. Такие messieurs à la mode, как называли подобных франтов, щеголяли в своих воинственных костюмах по парижским улицам, лихо прищелкивали шпорами, беззастенчиво хвастались вымышленными подвигами и считались законодателями мод для все стран.

Париж в это время был идеалом знатнейших людей Европы. Мария Медичи покровительствовала наукам и искусствам и, благодаря ей, французский двор был, действительно, просвещеннейшим двором в Европе. Людовик XIII, предоставив правление страною Ришелье, сам заботился только о том, как бы лучше согласовать изящество костюмов и придворной жизни с утонченным эпикурейством. Все восторгались грацией француженок, галантностью их кавалеров и редкой общительностью, господствовавшей во французских салонах. Все современники преклонялись перед французской лирикой, во главе которой стоял тогда Малерб, и перед классическим направлением, царившим во Французской академии и заставившим ее признать александрийский стих единственной приемлемой формой как для поэзии, так и для драмы. Книги, исходившие из Франции, читались без разбора. И ко всему этому присоединялось преклонение перед дипломатическим гением Ришелье и Мазарэна. Франции не трудно было позавидовать. Иностранные дворяне пользовались первой возможностью, чтобы отправить своих сыновей в Париж, где те, под руководством опытного ментора, получали высшее образование и культурный лоск. Везде господствовала французская речь, французская мода, французские нравы; все старались уподобиться французам.

Впоследствии число messieurs à la mode увеличилось. Влияние Парижа в смысле моды возрастало с каждым днем. Французские школьники начиная с десятилетнего возраста бегали в школу в кружевных воротниках и широких ботфортах со шпорами, а иностранцы не замедлили перенять эту нелепую моду. Несмотря на то что мода à la Валленштейн была немецкого происхождения, она вернулась из Франции в неузнаваемом виде.

Наряду с ботфортами и другими особенностями тогдашнего костюма появляется другая, более изящная одежда, на которой заметно влияние Испании. Она тоже состоит из камзола, широкополой шляпы, кружевного воротника и манжет, но нижняя часть ее носит совершенно иной характер: широкие панталоны доходят до колен, на ноги надеваются длинные черные чулки, которые прикрепляются к панталонам особыми подвязками, отделанными кружевом, и шелковые башмаки с бантами или розетками из кружев или цветного шелка. Так одеваются все те, кому не нравится воинственный характер общепринятого костюма. К числу таких людей принадлежали, между прочим, Рубенс и Ван Дейк, которые любили этот удобный и просторный костюм. Причем Рубенс предпочитал обыкновенно темные цвета, не исключая черного (мода на черные костюмы, под влиянием Испании, проникла в XVII веке и во Фландрию). Чтобы убедиться, как изящно и в то же время живописно одевался Рубенс, достаточно взглянуть на один из его автопортретов. Он был аристократом среди художников своего времени, и это сказывалось во всем, начиная с внешности и кончая образом его жизни.

Воинственное настроение той эпохи отразилось и на дамской одежде. Знатные дамы бросили берет и стали носить широкополую войлочную шляпу с развевающимися страусовыми перьями, совершенно не считаясь с тем, что этот головной убор сравнительно недавно носили только крестьяне. Прически тоже приобрели более смелый характер: волосы разделялись посредине пробором и спускались по обеим сторонам лица в виде коротких локонов, а сзади заплетались в косы и закручивались в узел, окруженный ниткой жемчуга. Многие дамы делали спереди поперечный пробор, от которого спускались на лоб короткие локоны. Некоторые носили исключительно локоны. Все такие прически не громоздились наверх, а, напротив, спускались вниз, что очень шло к лицу. Короткие локоны вместе с широкополой войлочной шляпой и развевающимися страусовыми перьями придавали женщинам несколько задорный вид.

Мыс лифа удлинялся, при помощи китового уса и планшеток до тех пор, пока он не дошел до конца животы. Тогда этот лиф бросили, подобно кринолину, и заменили его совершенно коротким. Затем этот лиф превратился в жакет с короткой баской и несколько напоминал мужской камзол, тем более что перехватывался узким поясом и не зашнуровывался, а застегивался. Спина и плечи покрывались гладким батистовым воротником, отделанным широким кружевом; декольте обыкновенно тоже закрывалось кружевом. Высокие кружевные воротники, какие мы встречаем на портрете второй жены Рубенса, Елены Фурман, были в моде только до 1640 года. Пышные рукава украшались разрезом, сквозь который проглядывала цветная подкладка или тончайший батист; разрез этот тянулся от локтя до запястья. Отсюда возникла необходимость перехватывать рукав лентами внизу и посредине, благодаря чему на нем образовались две пышные буфы. Женщины носили также кружевные манжеты, а впоследствии гладкие отвороты, обшитые кружевом. Юбка из гладкой, какой она была во времена кринолина, превратилась в пышную, что давало возможность приподнимать левой рукой край подола, чтобы блеснуть изяществом нижней юбки. Наряду с сукном, шелком и бархатом употреблялось полотно. Очевидно, оно считалось довольно ценным, потому что один голландский купец, предлагая курфюрсту бранденбургскому свой товар, пишет между прочим следующее: «Таким образом у вас будет хорошее, тонкое полотно вроде индийского; оно сделано из хлопчатой бумаги и очень приятно на ощупь; аршин его стоит 6, 7, 8 зильбергрошей и дороже». Драгоценные каменья и жемчуг употреблялись в меньшем количестве, чем прежде. Обычай вышивать платья драгоценными каменьями, особенно распространенный при дворе Елизаветы английской, постепенно исчез. Дамы довольствовались ожерельем, брошью в форме подвески, браслетами, представлявшими собою обыкновенно тройную нитку жемчуга, и кольцами. Жемчуг частью привозился с Востока, частью добывался в Эльстере, после чего обыкновенно отправлялся в Лейпциг. Между тем во Франции попытались шлифовать драгоценные каменья. Кардинал Мазарэн поддержал эту попытку, и в результате на свет появился во всем своем блеске и великолепии первый бриллиант. В большой моде был веер. Веер этот состоял обыкновенно из пучка цветных страусовых перьев или даже из одного пышного пера с богато украшенной ручкой и привешивался к поясу на тонкой золотой цепочке. Впоследствии среди денежной и родовой аристократии распространился складной веер азиатского происхождения, вытеснивший все остальные веера. В общем, мода того времени доказывает, что вкус женщин значительно изменился к лучшему. Дамы à la mode одеваются много изящнее, чем messieurs à la mod. Но в 40-х годах XVII века заботы об изяществе костюмов отходят на задний план, благодаря политическим событиям. В Германии свирепствует кровавая распря; Франция ведет войну со Швецией; Англия и Шотландия восстают против своего короля Карла I и в 1649 году приговаривают его к казни за деспотизм; могущество Испании колеблется. Общая паника отражается отчасти даже на Париже, и там с воцарением Анны Австрийской прекращаются придворные празднества и умолкает шум веселья. А трудолюбивая, разбогатевшая Голландия по-прежнему тяготеет к испанской моде и продолжает считать идеалом красоты черный костюм и гигантские брыжи. В области моды — застой.

В пятидесятых годах мода несколько изменяется, но эти изменения не имеют большого значения. Между прочим, на головах мужчин появляется громадный парик.

С воцарением Людовика Великого блеск французского двора затмил блеск всех европейских дворов. Версаль, с его парками и бесконечными увеселениями, служил образцом царственной роскоши. Правила вкуса, господствовавшие там, считались откровением. Это относится главным образом к Германии, где рабское подражание достигло невероятных размеров, особенно по окончании Тридцатилетней войны. Сотни мелких немецких князьков надевали парик и щеголяли в башмаках на высоких красных каблуках. Всякий, кто хотел прослыть важной персоной, старался подражать французскому монарху. Эта эпоха ознаменовалась небывалым расцветом деспотизма, выразившимся в словах Людовика XIV: «Государство — это я».

Поводом к появлению парика послужили длинные локоны, бывшие в моде в эпоху Тридцатилетней войны. Всякий, кто не обладал пышной шевелюрой, старался возместить этот недостаток при помощи парика. Поэтому парики (белокурые) начали входить в моду еще при Людовике XIII, а в царствование Людовика XIV они уже сделались общим достоянием. К числу первых преобразований молодого короля относится, между прочим, учреждение громадного штата придворных парикмахеров. Уже в шестидесятых годах XVII века число таких парикмахеров возросло до пятисот человек, а впоследствии еще увеличилось. И в других резиденциях Европы появляется множество парикмахеров, благодаря рабскому подражанию Франции. Никогда они не играли такой выдающейся роли, как в те времена, когда украшали голову простых смертных олимпийской шевелюрой. Парикмахер «христианнейшего короля» Biroit был весьма влиятельной персоной, благосклонности которой добивались многие почтенные люди. Чтобы соорудить достойную шевелюру для его величества, Бируа был готов, по его же словам, обрить наголо всех французов.

Борода в середине XVII века исчезает; усы носили до 1670 года, причем они подбривались над верхней губой и шли узкими полосками от ноздрей к углам рта. К концу столетия исчезли совершенно и усы, и борода. Они встречаются только у военных и духовных лиц.

Согласно моде, лоб должен был быть высоким, поэтому волосы спереди сбривали, иногда обривали и всю голову для того, чтобы было удобнее носить парик.

Парики делались обыкновенно из женских волос, вследствие чего последние являлись предметом оживленной торговли. Но кроме того, для этой цели употреблялась козья шерсть и конский волос. Особенно дорогими париками считались белокурые, из которых каждый стоил не менее 3000 франков. Так как белокурые волосы были сравнительной редкостью, то многие стали осыпать темные парики рисовой пудрой, чтобы придать им более светлый оттенок. Парик разделялся посредине пробором, образуя по обеим сторонам два пышных напуска, а сзади спускался густыми локонами на плечи и спину. Кроме этой чудовищной прически, существовало множество других, причем каждое сословие носило особую. Так называемый аббатский парик был принадлежностью духовного сана; испанский являлся особенностью юристов; четырехугольный был достоянием членов магистрата и других почетных представителей города; бригадирский был привилегией кавалеристов и т. д. Вообще, в это время более чем когда-либо была заметна тенденция навязывать каждому сословию определенный костюм.

Даже Фенелон считал необходимым подобное разграничение, потому что в своей знаменитой книге «Приключения Телемака», появление которой относится к 1695–1696 году, он предлагает разделить всех граждан на семь классов и создать для каждого такого класса соответствующую одежду. Согласно этому распределению, высшим классам предоставляется двухфунтовый официальный парик. Между прочим, тогдашняя действительность была очень недалека от идеала Фенелона.

Людовик XIV царствовал с 1643 до 1715 года, и его царствование отмечено в истории костюма небывалой ни до этого времени, ни после него роскошью. Во время малолетства короля моду создавали щеголи, называвшиеся, по тем бесчисленным бантам (galands), которым и они украшали свои платья, — galants. Когда же Людовик XIV вышел из детского возраста, то он сам стал законодателем мод, и взгляды всех модников обратились на него.

Сначала король одевался очень скромно. Издавались даже эдикты против роскоши, лент и галунов. Этому способствовал преимущественно Мазарэн. В 18 лет Людовик носил гладкий бархатный камзол, на котором не было ни вышивок, ни лент. Но ни эдикты, возобновляемые и подтверждаемые, ни пример короля не имели влияния на модников. Они заимствовали форму королевского костюма, а отделывали его по-прежнему необычайно богато.

Около 1650 года все начинают носить, по примеру Людовика, укороченный камзол, нечто вроде кофты или фигаро, кончающейся у пояса, с короткими, не доходящими до локтя рукавами, из-под которых была видна рубашка; на груди из-под расходящегося камзола тоже выступала рубашка; вместе с этой одеждой носили обыкновенно длинный или короткий плащ, который накидывался только на левое плечо; широкие панталоны стали опускать на бедра, между ними и камзолом выступала буфой рубашка.

После 1664 года король (26 лет) начинает сам франтить; Мазарэн умер, эдикты забываются, и французам не только снова разрешается открывать кружевные фабрики, но даже выписываются в Париж сотни кружевниц из Фландрии и Венеции.

Костюм становится женственным; камзол еще более укорачивается, рукава почти исчезают, рубашка становится все более и более богатой, появляется из Местрихта (Голландия) юбкообразная одежда — рингравы, о которых речь будет ниже. Швы одежды отделываются кружевами, лентами, воротник (отложной), rabat — тоже; лентами и кружевами отделывается все, до сапог с отворотами включительно. Такой костюм характерен для первого периода царствования Людовика XIV.

В комедии Мольера «Дон-Жуан» крестьянин Пьерро так описывает костюм знатных людей 1665 года: «У них и волосы на голове сами не держатся, а надевают они их на себя разом, точно колпак из мочалки. У рубашки рукава такие просторные, что мы с тобой оба могли бы в них влезть. Вместо штанов какой-то широчайший передник; вместо камзола — коротенькая курточка; вместо воротника — большой сквозной платок с огромными кистями из полотна, которые болтаются на брюхе. На руках у него множество маленьких воротничков, а на ногах сапоги с большущими раструбами; и на всем этом столько лент, столько лент, что просто жалко становится! Даже сапоги унизаны бантами вдоль и поперек!».

Около 1670 года в гражданском костюме появились две главные составные части: veste и казакин, называемый теперь полукафтаном (justaucorps). Старинный длинный камзол носили еще довольно долго; буржуазия носила его до самого конца XVII столетия, о нем упоминается у всех классических авторов этого века, хотя он больше и не считается модным костюмом и совершенно изъят из употребления при дворе.

Полукафтан (justaucorps) и короткий камзол (veste) представляли собой две скроенных по фигуре одежды без пояса; они застегивались и надевались одна на другую; кроились они из дорогого и прочного сукна, выделываемого на фабриках, некогда закрытых Мазарэном и восстановленных Кольбером.

Вначале камзол носился под полукафтаном в виде жилета. В 1670 году он приобретает полы, длинные рукава и карманы, и его начинают носить как домашнее платье, а полукафтан надевают поверх, только когда выходят из дома. Он унаследовал от камзола часть его украшений из лент, кружев, вышивок и т. п. Полукафтан (justaucorps) имел вначале вид просторного доходящего до колена камзола, застегивающегося спереди; с боков на бедрах к нему были пришиты большие карманы с клапанами, застегивавшимися на пуговицы; его рукава на цветной подкладке отворачивались выше локтя кверху и пристегивались на пуговицы; позднее эти обшлага стали делать фальшивыми, а пуговицы и петлицы пришивались как украшение; наконец, обшлага стали кроить с разрезом на наружной стороне. Вместе с изменением камзола (veste) изменился покрой и полукафтана; его стали кроить так, что нижняя часть (ниже талии) приобрела вид юбки в складках, расходящихся от талии в стороны, а на бедрах были сделаны разрезы; в начале XVIII века эта юбка получила почти кринолинообразную форму. Рукава полукафтана с течением времени все удлинялись и, наконец, в самом конце XVII века почти достигли кисти руки; снизу они делались гораздо шире, чем сверху, и кончались очень широкими и высокими обшлагами.

Плащи с 1670 года стали кроиться длинными и из очень тяжелой и плотной ткани. Вместо прежнего верхнего платья, казакина, ставшего обычным нижним костюмом, начали носить так называемые рединготы, имевшие ту же форму, что и полукафтан, но только более просторные и с широким воротником.

Парадное платье (l’habit) украшалось лентами или эполетом на правом плече. Но и это украшение вышло из употребления в конце столетия.

Всем известно классическое парадное платье расцвета царствования Людовика XIV; оно облегает корпус до талии и затем падает складками, подобно юбке, до колен; шилось оно с рукавами, похожими на наши, с той разницей, что они были шире, а ниже локтя образовывали раструбы с богатой отделкой. Широкая портупея, в которую была продета шпага, пересекала этот строгий костюм, сшитый из материй более или менее темных цветов.

Широкие панталоны в конце века тоже оканчивали свое существование. Только лакеи и буржуа-реакционеры соглашались их носить. В середине царствования Людовика XIV появилась мода, как мы уже говорили, на rhingraves. Это была широкая юбка, падавшая прямыми складками; ее подкладка была разделена на две широкие штанины, которые привязывались к коленам; эта мода продержалась до 1680 года, причем рингравы все более и более укорачивались и приближались по форме к коротким штанам (culotte). В конце столетия рингравы исчезли вместе с коротким камзолом.

Чулки сделались очень важной составной частью изысканного костюма; было принято носить их такого же цвета, как и весь костюм. Появление первых нитяных чулок, заменивших собою шелковые, привозимые из Милана и Англии, относится к последним годам XVII столетия; их прикрепляли подвязкой выше колена.

Наколенники (canons) должны были соединять панталоны и чулки. Это были настоящие ножные манжеты, отделанные лентами и двумя или тремя рядами генуэзских кружев (point de Gênes); они делались из сложенного вдвое голландского полотна, ниспадали на сапоги и придерживались той же подвязкой, которой придерживались rhingrav’ы и штаны. Эти манжеты исчезают, когда входит в употребление более воинственный костюм 1670 года.

Новая мода — носить короткие, узкие штаны (culottes) — вытеснила наколенники, потому что при длинных чулках они оказались совершенно излишними. Такие же перемены замечаются и в истории воротника (collet). Сначала была мода на отложной воротник (rabat); его носили вместе с коротким камзолом; затем стали завязывать этот воротник кружевным галстуком, спускающимся на грудь широкой волной кружев. Наконец, когда вошли в употребление полукафтан (justaucorps) и жилет (veste), воротник уступил место галстуку. Красивая волна наложенных друг на друга рядами кружев прикреплялась к шее лентой. В 1693 году появляется, под названием chaconne, лента, не имеющая ничего общего с галстуком; она спускается вниз по расстегнутому верхнему платью или по жабо (jabot).

Словом «жабо» обозначалась часть рубашки, выпущенная на животе «из-под расстегнутой одежды»; как вся рубашка, так и жабо, — говорится в одном сочинении, — всегда была украшена кружевами, «потому что только старые волокиты застегиваются наглухо». Жабо делалось из голландского полотна и генуэзских кружев; оно вышло из употребления только тогда, когда стали застегиваться наглухо.

Для защиты от непогоды при Людовике XIV носили полудлинные плащи с рукавами, застегивающиеся наглухо и известные под названием брандебургов (brandebourgs). Название брандебургов они получили благодаря отделке шнурами немецкого происхождения, как показывает само название. Длинные плащи в это время уже вышли из употребления, исключение составляют только парадные плащи, плащи пэров, рыцарей Св. Духа, высоких сановников и траурные.

Нужно отметить чрезвычайное обилие лент на всех частях костюма того времени. Плечо, борт камзола (pourpoint), наколенники (canons), даже пояса rhingrav’ов, подвязки панталон — все это украшалось лентами вместо вышедшего из употребления шнура. После того как король заявил, что он не любит тех больших фетровых шляп, которые были в ходу при его отце, и после того как он надел в 1673 году парик, все стали носить шляпы с узкими полями. Многие носили их уже с 1660 года. Мы называем эти поля узкими, в сравнении с полями модников 1620 года; сами же по себе они были настолько широки, что к ним можно было прикреплять большие перья. В конце царствования стали загибать эти поля с трех сторон, а отделка перьями была уничтожена. Таким образом создалась новая, всем известная форма шляпы — треуголка, с которой мы встретимся и позднее.

Сапоги были в моде как при Людовике XIII, так и при Людовике XIV, и не только военные, но и светские, на которых было «столько же лент и кружев, сколько и кожи»; они раскрывались на середине ноги раструбом (grenouillère), сильно затруднявшим ходьбу. В конце царствования чаще носили военные сапоги и делали их очень крепкими и тяжелыми. Вместе с первыми штанами (culottes) и обтягивающими ногу чулками вошли в употребление высокие башмаки à la cavalière, закрывавшие весь подъем. Как сапоги, так и башмаки были с четырехугольными носками.

Женский костюм. Во время молодости Людовика XIV женщины носили платья (робы) из собранных впереди в густую складку тонких материй. Мода того времени требовала, чтобы бюст был возможно ниже открыт, потому вырезы делались очень глубокими, что позволяло видеть обнаженной большую часть груди. При г-же де Монтеспан декольте увеличивается, а г-жа де Ментенон в конце царствования Людовика XIV вывела из моды низкие декольте, которые снова вошли в моду при Людовике XV. Вместо шейной косынки иногда надевали большой отложной воротник в форме пелерины, часто с богатой отделкой. Корсажи кончались острым мысом с шишкой. С 1650 года женщины стали отдавать предпочтение полукафтану, который по покрою нисколько не отличался от мужского камзола.

С 1660 до 1680 года у всякой модницы из-под отворотов верхней юбки (modeste), робы, должна была виднеться узкая нижняя юбка, называемая friponne. Верхняя юбка, драпировавшаяся расходящимися складками, делалась с большим шлейфом и называлась мантией (manteau de la cour).

В последнее десятилетие царствования Людовика XIV узость корсажа и ширина надевавшихся одна на другую юбок дошла до чудовищных размеров; под юбки стали подшивать обручи, и снова входит в моду давно забытый кринолин (vertugade). Мантия стала драпироваться только с одной стороны, к корсажу прибавились полы; корсаж делался иногда открытым, иногда закрытым. Когда платье было открытым, то бюст, как пишет хроникер того времени, был «offert en ètalage», выставлялся напоказ, и не только на балах, на улицах и на прогулках, но даже «у подножия алтарей», где женщины «стояли в нескромных, а иногда даже бесстыдных и развратных позах». Рукава оставались все время полукороткими.

Шапочка (le chaperon) стала достоянием улицы и головным убором исключительно простых женщин.

Во время Фронды прическа имела вид конуса, несколько наклоненного назад и обвитого лентой.

Всем известны локоны мадам де Севинье. В них продевали ленты, а поверх всего надевался небольшой чепчик (bonnet), или бархатный ток с пером, или кружевной платок, или наколка (coiffe) из газа, завязывавшаяся под подбородком.

Чепчик (cornette) был накладной из густо собранного газа или кружев на каркасе, расположенных двумя (или более) рядами; он пришпиливался на макушке и торчал кверху; задние концы его расходились лучеобразно и, падая вниз, достигали шеи. Все это сооружение съезжало назад, вследствие массы локонов и завитушек на передней части головы. Такова была прическа госпожи де Ментенон и герцогини дю Мэн. В конце XVII столетия для защиты головы от непогоды начинает употребляться шарф, называвшийся cape, mante или couvrechef. Госпожа де Фонтанж окрестила своим именем очень высокую и сложную прическу, для которой волосы собирались со лба назад и из них воздвигалось целое сооружение; всякая прядь этой прически имела свое особое название в лексиконе парикмахеров того времени. В 1714 году эта прическа уже выходит из моды, и снова входят в употребление низкие и плоские прически.

Все дамы общества носили на улице черные полумаски (le loup). Мода носить эти полумаски сохранилась до второго десятилетия XVIII века. Нередко эти маски носили и мужчины, когда отправлялись на любовные похождения.

В половине XVII столетия входят в употребление мушки, носившие разные названия: la baiseuse — в углу рта, la galante — на щеке, la passionée — в углу глаза, под носом, на груди и т. п.

Некоторые более смелые женщины носили мушки даже на грудях, и тогда они назывались assassins. Выдающееся место в женской жизни занимала всякая косметика. Врачи, аптекари, старые цыганки и всякие шарлатаны — колдуны и колдуньи, бывшие в то время в большой моде, изобретали помады, притирания и т. п. вещи, с помощью которых «всякая потаскушка может быть принята за самую невинную девушку в мире»; знаменитая Вуазен обладала множеством маленьких секретов, необходимых для женщины: она «уменьшала рты, увеличивала соски, груди» и т. д.

Все дамы того времени заимствовали свои моды у любовниц короля. Этих фавориток было у Людовика XIV много, но три из них дольше всего пользовались его вниманием, и эти три имели наибольшее влияние на моды данной эпохи. Поэтому историю женского костюма в царствование Людовика XIV можно разделить на период любовницы короля, г-жи де Монтеспан, период мадемуазель де Фонтанж и период фавора мадам де Ментенон. При первой — моды отличаются пышностью; при второй — своеобразной кокетливостью; при третьей — строгостью. Как мы уже говорили, версальский двор давал тон всей Европе, и все следовали модам, созданным этими тремя женщинами. Однако трудность характеристики костюма данной эпохи состоит в том, что личная инициатива принимала все большее и большее участие в создании моды, и формы дамских костюмов были очень разнообразны и часто менялись.

Если какая-нибудь смелая дама показывалась в новом оригинальном, изобретенном ею костюме, то ей сейчас же подражали все дамы ее круга.

Иногда это подражание знатным дамам и фавориткам доходило до курьеза; так, например, когда де Монтеспан забеременела, то, чтобы скрыть полноту своего живота, она придумала носить юбку спущенной на бедра, а на животе между юбкой и коротким лифом выпускала буфами рубашку; такие платья получили название robes battantes, и их носили вместе с Монтеспан все модницы.

В течение всего XVII века поэты и прозаики моралисты возмущаются и осуждают роскошные женские костюмы. Из некоторых источников и стихотворений мы узнаем, что женщины того времени были готовы на все, лишь бы быть роскошно одетыми. В «Сатирическом веере» (за 1628 год) мы читаем: