Неласковый зверь / Искусство и культура / Художественный дневник / Театр


Неласковый зверь

/ Искусство и культура / Художественный дневник / Театр

«Драма на охоте» — премьера в театре «Et Cetera»

Меньше всего этот спектакль напоминает драму. Местами, если хотите, это фарс, местами — триллер, порой — жестокий романс. Честно говоря, я так до конца для себя не уяснила, зачем Антон Яковлев решил поставить эту повесть, подписанную Чехонте, о которой Чехов вспоминать не любил. Сам режиссер уверяет, что в этой ранней, незрелой вещи проглядывают мотивы и персонажи будущих пьес. Если и проглядывают, то едва-едва. В России «Драму на охоте» не инсценировали (был, кажется, венгерский спектакль), зато, правда, несколько раз экранизировали. И публика, вряд ли повесть читавшая, знает сюжет по фильму Эмиля Лотяну «Мой ласковый и нежный зверь». И, конечно, помнит исполнителей главных ролей — Олега Янковского и Галину Беляеву. Даже по названию видно, как далеко ушли от автора и кинорежиссер, и композитор Евгений Дога, написавший знаменитый вальс, в вихре которого зарождается страстный роман Ольги и Камышева. Чистейшей слезы мелодрама, не имеющая ничего общего с ироничным и жестким текстом. Правда, Янковский и здесь каким-то одному ему известным способом передавал опустошенность своего героя, намечал те свойства характера, которые ярко проявятся в «Полетах во сне и наяву».

В отличие от Лотяну Антон Яковлев смотрит на персонажей повести отнюдь не через розовые очки. У него-то они как раз звери и зверьки разных пород, но нежных и ласковых среди них нет. Выстраивая действие на деревянном помосте, напоминающем крест, он пытается вести рассказ о человеке, «потерявшем ориентиры в пространстве своей жизни» и бегущем «от любви, от Бога, от самого себя». Этот же помост еще и сцена, а люди на ней — актеры. И все мизансцены откровенно выстраиваются на зрительный зал. Никакой вам четвертой стены и прочих мхатовско-чеховских штампов. Современно и беспощадно, что, впрочем, теперь уже тоже штамп.

Главного героя, того самого, потерявшего ориентиры, играет Даниил Страхов. Мы увидим, что его Камышев презирает людей, не способен на сострадание, что Ольгу убивает не от любви, не от страсти, не от ревности. Может быть, действительно в помутнении рассудка, как потом напишет в своей повести, которую принесет в редакцию вместо чистосердечного признания. У Чехова в этом образе (и не только в нем) много пародийного, в частности на не очень почитаемого им Достоевского. А актер по воле режиссера от сцены к сцене все больше тянет на подмостки достоевщину. Именно достоевщину, потому что мотивировать внутренне поступки Камышева нечем. Надо только верить, причем напрямую словам. А их очень много. Спектакль непомерно длинен, уже все ходы отыграны, а монологам нет конца. И деревянное ружье уже выстрелило, и красное платье, украшавшее героиню при первом свидании, уже кровавыми пятнами разукрасило сценическое пространство, болтаясь на тряпичных куклах, и воздушные шары взлетели над большим гробом, а Камышев все объясняет и объясняет нам, что он дрянь.

Однако есть в спектакле места пронзительные в сценах графа и Урбенина, которых играют Владимир Скворцов и Вячеслав Захаров, первый с удалью героев Островского, второй — наследуя «маленьким людям» Гоголя.

В финале повести редактор, дочитав историю Камышева до конца, признался: «Мне было душно». В этом «душно» и есть прозрение будущего классика, почувствовавшего время и мотивы поступков своих персонажей. В спектакле есть много разных состояний, но духоты — нет.

Загрузка...