Итоги № 19 (2012)

На поле танки грохотали / Искусство и культура / Кино

На поле танки грохотали

/ Искусство и культура / Кино

Мистический «Белый тигр» Карена Шахназарова сломал классические стереотипы окопной правды

Странно, что почти все издания проигнорировали выход в прокат «Белого тигра» Карена Шахназарова. Конечно, причиной тому могут быть и весенние каникулы, которые у нас, как и зимние, принято отмечать, бросив страну на произвол судьбы ради теплых берегов и дачных грядок. Возможно, многие не увидели смысла разговаривать с пустотой. Ведь очевидно, что отечественный фильм, выходящий к некруглой «победной» дате будет задавлен тотальным нашествием комиксовых «Мстителей» и вампирской готики Тима Бертона. Прокатчикам никто больше не указ, кроме бокс-офиса, а патриотизм нынче не в тренде. Так что они выбирают именно то, что может привлечь праздношатающуюся молодежь в кинотеатры. Впрочем, кое-кто обвиняет Никиту Михалкова в том, что нынешняя аудитория равнодушна к военной тематике. Дескать маэстро два года подряд терзал рецепторы зрителей, в том числе и молодых, агрессивной рекламной кампанией «Утомленных солнцем 2», чем исчерпал ресурс доверия к «великому кино о великой войне», как теперь принято говорить, на 146 процентов. Однако при всей неоднозначности моего отношения к михалковской дилогии, я бы как раз взглянула на нее сегодня как на переломную работу. И если бы ее автор не сочетал свою режиссерскую деятельность с имиджем одиозной общественной фигуры, она могла обозначить второе рождение военного киножанра. Но отныне пальма первенства у Карена Шахназарова. Его «Белый тигр» ломает классические каноны окопной правды, чтобы не только рассказать о войне языком притчи, но едва ли не перевести регистр в область фантасмагории.

Вначале было слово. Несколько лет назад военная повесть Ильи Бояшова «Танкист, или «Белый тигр» очень ярко описала метафизику войны. Но там было все-таки слишком много слов и натуралистических деталей — от жутковатого вида главного героя до хруста раздавленных костей. Шахназаров и его постоянный соавтор драматург Александр Бородянский, превращая повесть в сценарий, очистили зерно сюжета — противостояние сгоревшего танкиста и одушевленного танка. Да хоть бы и михалковское «Предстояние» тут подошло, потому что есть и устремленность действия в будущее, и молитвенный смысл мистической дуэли. Сам Шахназаров любит проводить параллель с «Моби Диком», где кита-убийцу преследует одержимый капитан-китобой.

Механик Иван Найденов (Алексей Вертков) вернулся с того света, а говорящее имя ему дали в госпитале. Его танк был подбит и сгорел во время боя. Сам танкист превратился в головешку. Но случилось чудо — раны стали заживать, солдат вернулся в строй. Память ему оставила только одно воспоминание — германский танк «Белый тигр». Легенда о секретном оружии Третьего рейха распространяется по фронту: чертов танк неуловим, непобедим и непонятен. Сладить с ним может только равнозначный ему феномен — то ли безумец, то ли провидец Найденов, который молится танковому богу и разговаривает с подбитыми боевыми машинами. Его командиру майору Федотову (Виталий Кищенко) тоже полшага осталось до агента Малдера из «Секретных материалов»: бравый майор устраивает фотоохоту на «Белого тигра», хотя танк-призрак на пленке не проявляется.

Все происходящее на экране невероятно освежает взгляд на военное кино. Прежде всего хочется отметить неординарные актерские работы. Алексей Вертков («Палата № 6», «Утомленные солнцем 2», «Счастье мое») напоминает разом молодых Малколма Макдауэлла и Алексея Серебрякова. Почти балетная природная пластика Виталия Кищенко («Отрыв», «Изгнание», «Мишень») завораживает. Это действительно отличный от других актерский дуэт. Режиссерский подход, с одной стороны, вовсе не отвергает классическую окопную правду, которую мы помним по фильмам от «Баллады о солдате» до «Они сражались за Родину». Здесь много реалистичной достоверности — и в лицах, которые отбирались штучно даже для массовых сцен, и в неопоэтизированных сценах танковых боев, которые снимались на натуре, без компьютерных дорисовок, и в сценках мирных передышек, где достаточно не только психологической точности, но и юмора. С другой стороны, никогда еще (если не считать попытки Михалкова) в нашем кино та далекая уже война не представала мистической битвой добра со злом. Причем в совершенно современном виде — когда для понимания образной структуры фильма неплохо бы разбираться в мифологических мотивах и философском фэнтези. Но достигается это без привлечения в сюжет сказочных чудовищ и супергероев. Я не большой спец в компьютерных стрелялках, однако понятно и то, что основной сюжет дуэли двух танков можно уложить в структуру игр-аркад и симуляторов. Так что любой толковый маркетолог мог бы сделать на основе «Белого тигра» вполне коммерческий продукт для подростков.

Понятное дело, что операторы Александр Кузнецов и Алик Тагиров придумали для этого фильма какие-то особые фишки. На моей памяти никто еще танковые сражения не показывал столь крупными, иногда портретными планами. И я точно впервые видела, как бронированная громадина, снятая субъективной камерой, стремительно рвется через лес, подминая под себя деревья, — это невероятно страшно, это неотвратимо, это инфернально. Или как тяжелые неповоротливые машины, абсолютно реалистичные, снятые в подлинной грязи военного полигона, вдруг предстают мобильными трансформерами, наделенными антропоморфными качествами. Сцена игры в кошки-мышки двух танков в подробной декорации сгоревшей деревни — просто образцовый сплав технологичного экшн-триллера и традиционного военного кино. Да и выбор в качестве музыкального сопровождения именно вагнеровской увертюры к «Тангейзеру» выглядит концептуальной штукой автора — тут явно важно еще и созвучие имени легендарного менестреля со словом «танк».

Впрочем, кроме истории про дуэль танков, тут есть еще два обобщающих финала — патриотический и философский. Они-то и поставили в тупик прокатчиков, смотревших «Белого тигра» на весеннем Кинорынке. В первом документально, по архивным записям воспроизведена сцена подписания акта о капитуляции Германии 8 мая. Не лишний, кстати, урок истории в наши дни, когда школьники легко могут сморозить, что фашистскую Германию одолел Спилберг, спасший рядового Райана. Это настоящая правда о Дне Победы: торжествующий и непреклонный маршал Жуков (Валерий Гришко) и потерявший от брезгливости к самому себе аппетит фельдмаршал Кейтель (Кристиан Редль). Однако эта правда как бы опровергает рассказанную в фильме историю, превращая ее в фэнтези.

В финале философском появляется Гитлер (Карл Кранцковски), но документальность тут отброшена. В отличие от известных по хронике спартанских интерьеров кабинет фюрера представляет собой нечто фантастическое — кривящиеся линии ар-нуво, которое Гитлер терпеть не мог, мозаики с танцующими золотыми одалисками, гигантские фрески, смешивающие мотивы антивоенных офортов Гойи с декадентскими восточными сюжетами. Художники-постановщики Сергей Февралев и Ирина Очина для этой сцены выложились по полной, и эта роскошная декорация даже будет сохранена как часть музейного комплекса «Мосфильма». Но на экране режиссер погрузил ее в полумрак, где в резном кресле у камина старенький, тихий Гитлер из своего небытия рассуждает об истоках фашизма и природе войны — он не изобрел фашизм, а только воспользовался модными европейскими идеями своего времени, и мировая война вовсе не окончилась в 45-м, а продолжает быть главным соблазном рода человеческого. Весь монолог скомпонован из реальных высказываний фюрера. Их молча выслушивает некто, чье лицо погружено во тьму. Кто это, примерно понятно. В конце концов, и к повести Бояшова эпиграфом стоят слова булгаковского Воланда о необходимости зла для существования добра. Но Шахназаров не хочет уточнять, предпочитая, чтобы каждый сам искал ответ. Причем на более важный вопрос: а разве сегодня фашизм не стремится стать трендом и расцвести в «зигах» спортивных фанатов, в маршах латвийских «легионеров», в «манифестах» Брейвика и ему подобных? Так что все разговоры о ненужности фильмов о той войне явно преждевременны.

Честно говоря, даже обидно, что все шахназаровское новаторство брошено в заранее проигранную битву с примитивным комиксом. Впрочем, проблема куда глубже. В последние годы среди либеральной интеллигенции возникло мнение, что любое напоминание о «той войне» — от фильмов до георгиевских ленточек — есть элемент официальной пропаганды, эдакая мантра для промывки мозгов. И это при том, что поверх нынешних барьеров, разделивших нас на «болотных» и «поклонных», на «нижнетагильских» и «белое кольцо», День Победы остался по сути последней скрепой для нации. Исчезни она — кому нужны будут все эти примитивные «мстители» и прочие вампиры?