Иван Змеевич и Краса Ненаглядная

Глава 8

Афнандил жил не на отшибе, как представлялось Ване. Его избёнка притулилась к зажиточной усадьбе купца с говорящей кличкой Боров. А сама усадьба и была хутором, немало земельки захапал себе купец.

Встречать гостя вышел он сам, расплывшийся такой сахарной улыбкой, что было удивительно, как к его рту мухи не приклеиваются. Обширный живот Борова колыхался под алой шёлковой рубашкой, плотная стеганая жилетка, расшитая непохожим на другие орнаментом, говорила, что её обладатель бывал в восточных землях.

— Рад лицезреть Ивана, царского сына, в своей скромной обители!

Боров хотел поклониться, но ему мешало брюхо, и потому пришлось широко расставить ноги.

Ваня снисходительно кивнул, привыкший к почестям и разной обходительности.

— Пожалте, пожалте в дом.

Ваня поднялся по высокому фигурному крыльцу в терем и удивился, что он не хуже того, который был построен для князя Дмитрия. Хозяин повёл гостей в гридницу, откуда не выносили стол, лавки и прочее убранство для пиров и застолий. Точно всегда Боров ждал, что его навестит сосед, дружинник князя или даже сам князь. Девки расставили миски, плошки и блюда. Появились пироги и пирожки, мочёные яблоки, клюква, рассыпчатая каша, жареные перепела. У Вани слюнки потекли, но он твердо решил, что засиживаться у Борова не стоит, ведь приехал он по делу и совсем не к купцу. Боров же, масляно улыбаясь, начал спрашивать о здоровьичке князя Дмитрия, о прошедшей соколиной охоте, о том, как в столице нынче погода и как поживает государь с государыней.

Ваня отвечал неохотно, конфузясь и не понимая, о чём можно говорить, а о чём нельзя. Видя, как смущён его высокий гость, Боров шепнул что-то шустрому слуге, и вскоре в гридницу вошла волоокая и пышнотелая красавица.

— Дочь моя, Весняна.

Весняна стала прислуживать за столом, бросая на Ивана-царевича призывные взгляды, от которых у него окончательно образовался туман в голове. Подвигая то моченые грузди, то жареные куриные ножки, Боров потихоньку выведал, что Ваня приехал к брату погостить ненадолго, а имеет цель путешествовать. Мир посмотреть и себя показать. Весняна сразу скуксилась, а Боров хмыкнул.

— Я через месяц буду обоз собирать. Поеду за солью в северные земли. На варницах уже заждались, да и мех скупить по дешёвке можно. Коли хочется на мир посмотреть, да и без опаски проехать в дальние края — милости прошу.

— Благодарствую, — сказал Ваня, понимая, что так долго ждать он не может, и осмелился вопрос задать, — вы вот в разных краях бывали, а случалось ли вам на остров Буян попадать?

— Упаси Род, — замахал на него толстыми ладонями Боров, — я только слыхал об таком месте, да ничего доброго о нём и не сказывали. Да и зачем в такую даль ехать, из которой назад и хода нет?

— За чудесами, — упрямо ответил Ваня.

— По мне так нет ничего чудеснее добротного терема с кружевной резьбой, с уютными светлицами и горницами, в которых бегают ребятишки малые, и ждёт тебя жена любимая.

Весняна в ответ широко улыбнулась, её белые зубки блеснули, а на щеках разлился румянец.

— Успеется мне… — молвил Ваня.

— Всяк думает, что торопиться не стоит, что впереди у него и семья, и дети, да только годы бегут, что не оглянешься. И уже не молодой дубок во садочке, а старая колода на задворках.

Ваня перевел дух, и чтобы не грубить гостеприимному, но уж очень навязчивому хозяину, спросил:

— Люди говорят, что покровительствуешь ты старику Афтандилу, и будто бы живёт он у тебя под крылом, как у родного батюшки.

— Батюшка наш щедрый и заботливый, — вставила Весняна, перебирая пальцами черную косу. Голос у неё был певучий и ласковый.

— Много приживалок и нахлебников в моем дому, но уж такой я добрый человек, привык всем помогать, — самодовольно подтвердил Боров, — а старик Афтандил ещё при моём отце жил. Гусляры — что юродивые, потому сто грехов с человека снимается, если он гусляру кров и хлеб даёт.

Старика-гусляра привели в гридницу под руки, усадили на низкий стул с резной спинкой. Длинная жидкая борода была совсем белой, ровно расчёсанной, лысый череп был усыпан тёмными пятнами, а из ворота косоворотки торчала длинная гусиная шея. На обоих глазах старика были бельма, и он беспорядочно перебирал крючковатыми пальцами воздух, точно искал что-то. Мальчишка-слуга положил на колени старика гусли, и пальцы гусляра нащупали знакомые струны и успокоились.

— Спой нам, Афтандил, про остров Буян, — попросил Боров, — сам царский сын приехал твою былину послушать.

Афтандил кивнул, погладил бороду и запел трескучим, голосом. Походил старик на сухой расколотый пень, но цену своим былинам явно знал, слова тянул, точно через тряпицу цедил. Иной раз останавливался, словно в раздумье, потом брал несколько аккордов и продолжал завывание:

'Как на море-окияне да на острове Буяне

Стоит камень Алатырь, мира здешнего пупырь.

Там цветут левкои, розы, там родятся в мае грозы,

Громы, ветры, бури, штормы, духу вольно и просторно.

С медным клювом чёрный ворон облетает край дозором,

Охраняет Змеев терем, там живут лесные звери.

Пчёлы мёд творят небесный, птица Сирин тихой песней

Озаряет воздух чистый, плачет влагою росистой.

В центре острова, как стержень, древо мир корнями держит,

В облаках оно ветвится, а в коре течёт живица

И питает плод заветный, от любой беды целебный.

Всё там дивно, всё там чудно, но дорога многотрудна.

Змей поганый обитает, остров кругом облетает,

А устанет — спать ложится, у корней тот змей таится.

Победить его неможно, даже если осторожно.

Он закружит и обманет, всякий витязь в воду канет.

Нет проверенного средства, чтобы отобрать наследство.

Я бывал там и вернулся, не скорёхонько очнулся'.

После такого невразумительного и путаного рассказа Ваня и вовсе пригорюнился. Если раньше и надеялся он на то, что Афтандил знает верную дорогу к Змееву царству, то теперь увидел, что поёт гусляр для услады ушей, наводит туману, а правды не говорит. Даже не понятно, то ли был старик на острове Буяне, то ли выдумал всю эту историю на потеху публике.

Вернулся он ни с чем к брату, и такая тоска взяла, что стал Ваня напрямки у Дмитрия спрашивать, даст ли он коня в дальнюю дорогу.

— Не передумал? — нахмурился брат, — Ох, и упорный ты, младшой брат.

— Отец с матушкой на меня надеются.

Дмитрий подошёл к Ване вплотную и положил обе длани на его плечи, всмотрелся в простодушные глаза и вздохнул.

— Знаю я, что ты ходил басни Афтандила слушать. Старик жив остался, да ослеп от красоты острова Буяна. И потому его Змей оставил в назидание людям. Чтобы меж дворов бродил, песни на гуслях играл, всем о славе Змея рассказывал. А тебя ворог не пощадит. Афтандил простым вором на Буян прокрался, а ты идёшь с мечом.

Ваня отпрянул и помотал головой. Разве такое возможно? Разве отец отправил бы его на верную смерть? Ваня — богатырь, надежа государя!

— Что же я, княже, должен в твоём терему отсиживаться? Посрамление на себя принять добровольное? А как я матушке с отцом в глаза взгляну?

— Скоро и взглянуть в очи будет некому, — вздохнул Дмитрий, — Змеево проклятье ничем не снять. Им уже не помочь, да и сам сгинешь.

Ваня сжал кулаки, но тут же спохватился и опустил руки, но его движение от Дмитрия не укрылось. Брат похлопал Ваню по плечу и сказал, погрозив пальцем.

— Коня не дам. Не проси.