Из жизни звезд

Глава двадцать пятая

«Графиня» сияла огнями, благоухала ароматами тропических цветов и наполняла просторы океана музыкой. Она скользила по заливу, оставляя за собой пенящийся след. Даже днем нельзя было обнаружить на ней следы ее прежнего названия — «Шенна».

Для Моники этот праздничный круиз под луной, который, по ее замыслу, должен был дать возможность набраться сил для предстоящих напряженных многодневных съемок, превратился в плавание на «Титанике».

Куда к черту подевались Ана Кейтс и Джон Фаррелл?

Шофер, который должен был привезти их из аэропорта, доложил, что на самолет они не садились и в списках пассажиров не значились. Моника сказала чтобы он дожидался следующего рейса. Он остался ждать следующего, затем еще одного.

Ана Кейтс и Джон Фаррелл в этот день так и не появились.

Моника тщетно звонила на материк. В Лос-Анджелесе ей ответил автоответчик Аны. В доме фамильной резиденции сенатора Фаррелла в Род-Айленде без всяких пояснений сказали, что сенатор не отвечает на звонки.

— Тогда мисс Кейтс?

— Мисс Кейтс отсутствует, — последовал невразумительный ответ.

— Я предъявлю иск этим типам, — раздраженно сказала Моника, бросая трубку. А тем временем «Графиня» продолжала скользить по освещенной луной поверхности залива.

«Что, если они вообще не приедут? Что делать тогда?»

Она попыталась успокоить себя.

«Все образуется. Они непременно будут здесь утром и объяснят, почему вынуждены были задержаться. Ну, а если нет…

Никаких «если нет»! Они должны быть здесь! Гарантировано!»

— Кто готов еще выпить шампанского? — с напускной веселостью предложила она, выходя на слабо освещенную палубу, где находились Ева, Нико, Тери, Брайен, Мими и другие участники съемочной группы.

— Ты связалась с ними? — спросила Ева.

— Пока нет, — безмятежным тоном ответила Моника и юркнула вниз по спиральной лестнице, чтобы повидать Ричарда и других гостей.

Ричард находился в салоне, где были также Антонио и его давний друг Фил. Вместе с тремя телохранителями Евы они восхищались уловом Ричарда.

— Если вы серьезные рыбаки, вам нужно отправиться в рыболовный круиз после того, как закончатся съемки, — предложил Ричард.

— Может быть, в другой раз. — Тамбурелли бросил взгляд на палубу, где Ева кормила Нико ананасом. — Сейчас у нас поездка сугубо деловая.

Ричард вопросительно посмотрел на Монику.

— Какие успехи?

— Успехи себе я создаю сама, — весело сказала она.

Ричард взял Монику за руку и отвел ее в сторону.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, Мо. Ты дозвонилась до них?

— Мы поговорим об этом позже, — быстро ответила она и изобразила приветливую улыбку, поскольку в каюту вошла Тери.

— Кто-нибудь догадался захватить драмамин? — с надеждой спросила она.

Лицо девушки было зеленым, как долларовая купюра. При свете ламп, которые зажгли после того, как солнце погрузилось в мерцающую топазовую воду, было видно, что ее может вырвать.

Полная сочувствия Моника направилась к ней.

Она понимала, каково сейчас Тери Метьюз.

Драмамин не помогал.

Несколькими часами позже, лежа на широкой кровати в объятиях Брайена, Тери чувствовала себя щепкой в штормовом море.

— Брайен, не шевелись, иначе меня вырвет, — простонала она.

Брайен вздохнул, окончательно простившись с надеждами на то, что они романтично проведут эту ночь. Дела шли не вполне так, как планировалось.

«Ты думал, что ночь с шампанским, гирляндами цветов, с обедом при луне на роскошной яхте, какой тебе и не снилось, принесет обжигающую страсть.

Увы!»

Вместо этого Тери на весь вечер заперлась в гальюне. Этот идиот, новый телохранитель Эверетт, разлил красное вино на белый обеденный костюм Брайена, в котором он собирался завтра сниматься. А Ричард Ивз и Моника Д’Арси тихо ссорились в течение всего обеда из пяти блюд, который происходил в роскошной столовой яхты.

Вот такая идиллия.

Он хотел пива.

Он хотел устойчивости.

Он хотел спать с Тери.

С того сочельника, когда Тери вернулась из Питтсбурга, она была какой-то отчужденной. Теперь, когда он знал, чего хочет, похоже, она все еще не определилась.

Что произошло в Питтсбурге? Чем объяснить ее сдержанность и холодность? Брайен готов был биться об заклад, что причиной был Эндрю Леонетти.

«Если я не в состоянии заставить ее забыть о нем даже здесь, то, значит, я самый настоящий идиот».

Вилла, на которой они жили вдвоем, была настоящей сказкой. Роскошь не поддавалась описанию. Рядом находился купальный бассейн, в который низвергался водопад, благоухали цветники. От посторонних глаз двор был защищен высокой стеной. Под ветерком покачивались и шевелились пальмы. Неподалеку находилась специальная яма для персонального праздничного костра. Они могли заниматься любовью под звездами, и обитатели соседней виллы не будут знать об этом.

Внутри было пять огромных совершенно удивительных комнат, обставленных мебелью, обитой японскими тканями пастельных тонов, устланных толстыми коврами, украшенных произведениями искусства аборигенов, корзинами с живыми цветами и живописными фруктами. Огромные во всю стену окна открывали вид на океан и казались ожившими почтовыми открытками.

Брайен не мог даже вообразить, что есть люди, которые живут в таких условиях.

Свет включался автоматически, когда он или Тери входили в комнату. Телефоны были оборудованы автоответчиком. В гостиной и спальне стояли широкоэкранные телевизоры.

Но Брайен не был намерен тратить время на телевизор.

— Тери, я могу что-нибудь сделать для тебя? — прошептал он в темноте, коснувшись ее плеча.

— Новый желудок, новую голову и десять часов сна в придачу, — простонала она. — О, Боже, завтра утром я не перенесу езду в джипе по горам к месту съемок.

Даже мысль об этом заставляла Тери содрогаться. Она никогда не чувствовала себя до такой степени разбитой и несчастной. Утренняя слабость не шла ни в какое сравнение с ее теперешним состоянием.

Она думала об Эндрю и Адаме. В этот момент они в Диснейленде. Эта поездка была рождественским подарком Эндрю мальчику.

«Я могла бы сейчас пожимать руки Микки Маусу на твердой земле вместо того, чтобы всю ночь блевать на яхте», — подумала она, зажмурившись.

Ей было жалко Брайена. Он действительно старался изо всех сил. Однако стоило ей подумать о том, кто будет воспитывать вместе с ней ребенка, и перед ней возникало лицо Эндрю. Она вспомнила, как он обнимал Адама, съезжая на санках с горы в последний день их пребывания в Аликвиппе. Ей не забыть их смех и восторг на лицах, чувства все возрастающей близости между всеми троими.

Тери спрятала лицо в подушку. Она должна принять решение. Она была несправедлива к Брайену. Она была несправедлива к Эндрю.

И это убивало ее.

— Застрели меня, Брайен. Избавь меня от этого мерзкого состояния.

Он поцеловал ее в бровь.

— Ш-ш-ш, завтра утром тебе станет лучше.

Так он думал.

А ей хотелось умереть.

— Не надо отчаиваться, — успокаивал Нико. — Пойди ляг на кровать.

Ева шагала, словно лев в клетке, по толстому ковру. На минуту остановившись, она посмотрела через стеклянную дверь на обсаженную пальмами дорожку, ведущую к бассейну.

— Он был в моей спальне, Нико! Он разбил мою статуэтку и смял твое фото… Ты слышал Максин — она назвала это эскалацией… Он сумасшедший! Если бы я была там, он убил бы меня!

— Но тебя там не было. Bambina, ты здесь со мной в этом раю, и тебя день и ночь охраняют добрые ангелы — три телохранителя. А этот лунатик сейчас за тысячи миль в Нью-Йорке. Он не может тронуть тебя здесь… Но ведь есть и хорошие вести. — Нико взбил позади себя подушку и откинулся назад. — На этот раз они обнаружили четкие отпечатки его пальцев. Он уже допустил несколько ошибок. И кто-то, я не знаю кто именно, может, сосед, — но кто-то обязательно заметит что-то необычное. И они задержат этого бандита еще до нашего возвращения. Половина нью-йоркской полиции сейчас этим занята.

— Я надеюсь, что Максин убедила прессу не шуметь по этому поводу, — с досадой сказала Ева. Она подошла к холодильнику и налила себе в стакан мангового сока. — Меньше всего нам нужна сейчас шумиха в газетах. — Она со стуком поставила стакан на холодильник. Аквамариновые глаза ее застилали слезы.

— Нико, я боюсь, боюсь до умопомрачения!

Он отбросил покрывало и подошел к ней.

— Bambina, я никому не дам тебя в обиду.

Ева зарылась лицом в его пахнущий одеколоном шелковый халат.

— Обещай мне, — прошептала Ева, и, хотя он произнес ей слова обещания, она понимала, что это ей не поможет.

Только поимка Билли Шиэрза избавит ее от страха.

— Надеюсь, он не знает о младенце, — пробормотала она, уткнувшись лицом в плечо Нико. Она содрогнулась. — Это меня больше всего пугает.

— Меня пугает то, что эти твои страхи отразятся на ребенке. И на тебе. Постарайся, Ева, во время пребывания на Мауи забыть про эти кошмары… Мы можем оставаться здесь столько, сколько тебе захочется. Мы можем не возвращаться в Нью-Йорк, пока его не поймают.

— А наши свадебные планы… — начала она.

— До свадьбы еще целых пять месяцев, — решительно сказал Нико. Он взял ее за руку и подвел к широкой кровати. — Давай лучше прорепетируем, как мы будем проводить свадебную ночь. Это ведь очень ответственная часть, что ни говори. А у нас для практики осталось всего каких-нибудь пять месяцев.

Неожиданно для себя Ева улыбнулась. Ну могла ли она отказать Нико, если он так смотрел на нее, улыбался такой ослепительной, такой призывной улыбкой?

В конце концов, он был прав. Разве здесь не рай? Красивый, пьянящий, сладостный рай. И здесь с ней не произойдет ничего плохого.

Ева приняла решение. Она не намерена позволять Билли Шиэрзу вторгаться в этот Эдем. Она посмотрела Нико в глаза и позволила ему спустить ночную рубашку. Она облаком легла на пол у ее ног. Ева стояла нагая и соблазнительная, словно нимфа, и итальянский золотой амулет, подаренный ей Нико, поблескивал у нее на шее. Нико оглядел ее с ног до головы, остановил свой взгляд на пышноволосом треугольнике между бедер и широко улыбнулся.

— Знаешь, что говорят? — Ева увлекла его на кровать. — Совершенство достигается практикой.

Ева сунула палец в узел его пояса, ослабила его и стала шаловливо заглядывать под полы халата, откуда вскоре показался возбужденный член.

Теперь пришла ее очередь для улыбки. Лукаво взглянув на Нико, она скользнула рукой между его ног.

Только ее шепот и нарушал тишину на вилле.

— Чудесно!..

— Отчеты на конец месяца по «Идеальной невесте» есть? И как выглядят? Ага, тираж так солидно вырос? Понятно… Это интересно.

И вот что: не забудьте заменить цифры в копии отчета для мисс Д’Арси. Закодируйте подлинный файл таким способом, как я вам говорил… Как всегда, ценю вашу лояльность.

Помните: никто, тем более мисс Д’Арси, не должен знать…

— Хорошо если бы утром они появились здесь.

Сидя на плетеном стуле, Ричард взглянул на освещенную торшером веранду, и на Монику, которая несла два бокала коньяка.

«Ричард, ты ведь знаешь, как поднять настроение», — подумала она, видя, что дымок от его трубки идет вверх, в то время как уголки его рта опущены вниз.

— Они будут здесь, — повторила Моника уже в двадцатый раз, отбрасывая прочь свои страхи.

Если они не появятся к восьми часам, когда должна начинаться съемка, весь график сразу же полетит к чертовой матери. Ей надо решить, начинать ли съемки без Джона и Аны, исключив их из выпуска, или же ввести их в съемки позже, что потребует дополнительного времени и затрат.

Моника никогда не считала Ану Кейтс капризной голливудской примадонной. У Аны была репутация профессиональной актрисы. Что могло с ней произойти? Почему ей никто не смог дозвониться?

Если они не появятся в течение тридцати шести часов, то пропустят съемки восхода солнца в кратере Халеакала, а этого уже никак нельзя допустить.

— Я очень надеюсь, что у тебя в запасе есть план Б. И похоже, что надо уже ориентироваться на него. Иначе ты себя совсем загонишь в угол.

Ричард встал, хмуро посмотрел во тьму и сердито взял предложенный бокал с коньяком. Ничего не говоря, он прошел в гостиную.

— Спасибо за поддержку, — бросила Моника, и ее слова потонули в шуме прибоя.

Она смотрела на небо, а в ее ушах звучали его последние слова.

«Загонишь себя в угол…»

Ей вспомнился угол, с которого начиналась окраска стены, и ей показалось, что от шелестящих освещенной луной пальм потянуло запахом краски. Она вспомнила окрашенный в белый с розовым оттенком цвет стену в комнате, стремянку, лучи солнца, пробивавшиеся сквозь огромные окна, из которых виднелись занесенные снегом холмы. Вспомнила улыбку Пита, угощавшего ее пиццей во флигеле. Вспомнила, как он поцеловал ее и как она отпрянула от него.

«Ты лучше вспомни про то, что над твоей задницей навис кнут, — разозлилась она на себя. — Брось все эти безумные мечты и работай над планом Б.

А также В, Г, и Д».

Она вошла в дом за сигаретами. Предстояла долгая ночь.