Из жизни звезд

Глава восьмая

Они встретились на одном из приемов. Это было шумное, безалаберное мероприятие с играми, пальмами, попугаями, макао и джунглями из тропических цветов. Воздух был пропитан запахами духов, дыма, пряным ароматом цыплят под острым соусом. Моника вышла на террасу, чтобы прийти в себя от шума голосов, пытающихся перекричать гром карибского оркестра. Удары барабанов, пьяный смех отдавались в ее голове, рождая боль в висках.

У нее был тяжелый день, и она не была настроена развлекаться в этот вечер. К тому же голова болела нещадно…

Она увидела высокого мужчину в черном смокинге. Он дымил трубкой и смотрел на огни вечернего города. Пахло весной, воздух казался сырым и прохладным.

— Еще один беглец от шума и суеты? — спросил он с отрешенной улыбкой, заметив неподалеку от себя Монику.

— Головная боль и самбо плохо сочетаются. Не возражаете, если я нарушу ваше уединение?

— Ради Бога.

Моника прижала руки к вискам и вдохнула свежего весеннего воздуха. Открыв глаза, она увидела, что незнакомец смотрит на нее, скользя взглядом по ее черному платью с блестками. Серьги из горного хрусталя сверкнули при лунном свете и отразились в его глазах. Моника, в свою очередь, окинула его изучающим взглядом.

Она решила, что ему под пятьдесят, если судить по проблескам седины на висках. Ей понравился его профиль с мужественным подбородком и исходящая от него уверенность, которая была для него столь же естественной, как и безупречного покроя смокинг. Он производил впечатление богатого, сильного и уверенного в себе человека.

— Может быть, вам достать аспирин? — спросил он, вытряхивая табак из трубки в каменную урну.

— Нет, благодарю, мне сейчас станет легче.

Он сунул трубку в карман и приблизился на шаг. От него пахло табаком, тонкой кожей и каким-то экзотическим соусом. Взглянув на него, Моника почувствовала, что между ними пробежал электрический разряд.

Когда он дотронулся пальцами до ее затылка, раздвинув пряди волос, она напряглась, не поняв его намерений.

— Иногда это помогает, — пробормотал он и начал пальцами растирать напряженные мышцы ее шеи. По ней пробежала дрожь, причиной которой мог быть либо прохладный воздух, либо теплые пальцы, снимающие с нее напряжение.

— Лучше?

— Гм… гм… — Моника на мгновение откинула голову назад, прижавшись к массирующим пальцам, затем заставила себя снова выпрямиться. — Благодарю вас… Мне уже значительно легче.

— Куда, по-вашему, вы идете? — спросил он, когда она направилась к застекленной двери. Его голос ласкал, подобно его уверенным и волшебным пальцам. — Хотите уже превратиться в тыкву? До полуночи еще далеко.

Моника посмотрела на него — красивого, уверенного в себе мужчину, в глазах которого читался призыв. Она позволила себе изобразить улыбку.

— Боюсь, пора спешить к моей золотой карете. Эти хрустальные башмачки с каждой минутой становятся все теснее.

Его темные глаза оценивающе скользнули по ее стройным ногам, к элегантным туфлям на высоких шпильках.

— Может быть, я помогу вам в этом, — медленно сказал он. — Что вы скажете, если мы воспользуемся моей каретой и сбежим отсюда? В кафе Данго готовят великолепный кофе со сливками… Немного кофе, немного беседы… Вы сможете сбросить ваши башмачки. Я могу даже помассировать ваши ступни.

— Вы настоящий принц.

— Какого и заслуживает настоящая принцесса.

Моника засмеялась.

— Близко к истине. Я графиня Моника Д’Арси — графиня де Шевалье. А вы?

— Ричард Ивз. Рад познакомиться, графиня. — Он поцеловал ей руку.

Именно в этот момент она поняла, что этот чертовски привлекательный мужчина, флиртующий с ней на затемненном балконе, — муж Шенны Мальгрю.

Ричард Ивз. Это имя прозвучало, как свист ветра. Ричард Ивз. Магнат — миллиардер. Глава издательской империи. Он был в состоянии купить и продать королеву Англии. У него имелись филиалы во всех частях света. И он был женат на женщине, которая была ее единственным настоящим врагом.

Начал накрапывать дождь.

— Так как насчет кофе со сливками? — спросил он, не выпуская ее ладонь. Он так и не выпустил ее: сунул под свою прижатую руку и повел в сторону карибского оркестра.

Она позволила ему вести себя, испытывая целую бурю эмоций. К черту Шенну Мальгрю — ее влекло к этому человеку. Она последует за ним и посмотрит, куда это ее приведет.

Дрова потрескивали в камине. Моника потянулась к шоколадному ликеру, который стоял на низком кофейном столике. Ликер приятно согрел и пощекотал ей горло. Согрел и пощекотал. Именно так чувствовала она себя в тот вечер, когда встретилась с Ричардом. И к чему это привело? К новой работе, к новому дому, к замужеству.

На ее губах блуждала улыбка. Ветер бросал листья в окна. Она слышала негромкие шаги Дороти. Согретая ликером и камином, она испытывала удовлетворение от жизни. В ту первую ночь у нее и в мыслях не было заменить Шенну Мальгрю Ивз в постели или в зале заседаний совета директоров. Моника даже не могла точно определить, когда поставила себе такую цель. Она с уверенностью могла сказать лишь то, что ее с самого начала влекло к нему, так же как и его к ней. Ее чувство к Ричарду и желание отомстить Шенне тесно переплелись.

Они с Ричардом были очень похожи: оба были деятельные и энергичные. Сплав их индивидуальностей, их страсти, любви к жизни и к власти оказался настолько прочным, что его невозможно было разрушить. Через шесть месяцев после первой ночи Ричард попросил Шенну дать развод и переехал в собственные апартаменты. Позже, после шумного бракоразводного процесса, он сместил ее с поста главного редактора «Идеальной невесты» и назначил на ее место Монику.

Замечательно, решила Моника. И думала она сейчас вовсе не о ликере. Да, она смаковала каждую деталь падения Шенны. Она отняла у нее работу, мужа и ее самодовольную уверенность в себе. Но окончательный удар еще впереди. День свадьбы Моники и Ричарда будет вершиной ее триумфа над Шенной Мальгрю. Какая красивая месть! Можно считать, что теперь Шенне полностью воздастся за те страдания, которые она когда-то причинила Монике.

После еще одного глотка ликера ее мысли сосредоточились на событиях еще большей давности. Она вспомнила обстоятельства, при которых впервые встретилась с Шенной Мальгрю.

— Где эти платья?

Мирей Д’Арси стояла, трепеща от ужаса, перед разъяренной Шенной Мальгрю.

— Я тебя спрашиваю, идиотка! Миссис Эмерсон ждет. Где ее платья?

— Я их не видела, мисс Мальгрю. — От волнения ее французский акцент стал еще заметнее, что еще более раздражало Шенну. — А вы не спрашивали Деллу? Может быть, она…

— На карточке твое имя. — Шенна швырнула в лицо Мирей желтую карточку. — И ты должна была исполнить заказ сегодня! Миссис Эмерсон утром отбывает в Европу, и я пообещала, что ее платья будут сегодня готовы.

Трясясь от страха, Мирей смотрела в белые от гнева глаза руководительницы отдела. Шенне Мальгрю было всего двадцать пять, но она уже выдвинулась в руководство фирмы. Высокая и худая, словно манекенщица, с густыми подстриженными светлокаштановыми волосами, она отличалась исключительной самоуверенностью, своеобразным стилем одежды и широким энергичным шагом. Из-под густо накрашенных век смотрели глубоко посаженные и зоркие глаза, не упускающие ни малейшей детали, которая имеет отношение к ее маленькому царству. У нее был вздернутый носик и маленький, в форме дуги, рот, что делало ее больше похожей на принцессу из спектакля какого-нибудь загородного клуба, чем на энергичную, делающую карьеру женщину. Тем не менее, она, видимо, родилась с амбициями и неукротимым желанием добиться своей цели, занять такое место в жизни, чтобы никто не посмел встать у нее на пути.

Сегодня она особенно разозлилась. Она прямо-таки заходилась от гнева и ярости, — и все это выплеснулось на миниатюрную белошвейку-француженку, стоявшую перед ней.

Мирей лихорадочно пыталась вспомнить, видела ли она когда-нибудь эти злосчастные платья. Когда Мирей бросила испуганный взгляд на злую матрону, выряженную в одежду фирмы Шанель и курившую у прилавка, она почувствовала спазм в желудке. Она беспомощно взглянула на молодую продавщицу.

— Мисс Данбар, какого цвета были платья?..

— Я не верю тебе! — взвизгнула Шенна. — Никогда не встречалась с такой бестолочью! — Она резко повернулась к продавщице и сунула ей в руки желтую карточку — Мисс Данбар, разыщите эти платья… Сию же минуту! — Она направилась к клиентке, маскируя свою ярость напускным спокойствием. — Миссис Эмерсон, приношу извинения за этот возмутительный инцидент. Уверяю вас, что я лично разберусь с этим и доставлю вам платья к пяти часам вечера. Лично гарантирую вам это.

Миссис Эмерсон сверкнула глазами.

— Поскольку до сих пор у меня не было претензий к вашему сервису, я не стану ничего предпринимать. Однако если я не получу платья к пяти часам, обещаю, что ваш управляющий… нет, президент компании — узнает об этом, — предупредила она.

Мирей направилась к вешалкам готового платья, за ней двинулась Керри Данбар.

— Мирей, я думаю, что она отдала переделывать эти платья Делле, — шепнула Керри. — Посмотри на дату на карточке. По-моему, в этот день Моника заболела ветрянкой, и тебя здесь вообще не было.

Мирей прекратила свои бесплодные поиски платьев… А ведь сегодня день начался так радостно. Утром она поцеловала Монику и принесла ей в постель французские тосты по случаю своего дня рождения. Однако, после возникшего скандала с платьями, все развеялось, как дым. Мирей чувствовала, что судьба ее предрешена.

Ссутилившись, она отрешенно посмотрела Керри в лицо.

— Это не имеет значения, Керри, — тихо сказала она. — Шенна настроена уволить меня в любом случае.

Уже несколько месяцев Мирей не зря опасалась этого. Однажды задержавшись допоздна, она невольно стала свидетелем телефонного разговора Шенны и Уэйна Кингсфорда, главного заказчика готового платья для мужчин, когда они договаривались о совместном обеде.

Уэйн Кингсфорд был отцом двух маленьких детей, жена была беременна. Его беседа с Шенной не оставляла сомнений: обед будет с продолжением. По возникающим паузам Мирей поняла, что их отношения не ограничивались только разговорами.

Она продолжала молча работать, моля Бога о том, чтобы Шенна ушла, не обнаружив ее присутствия. В конце концов это не ее забота, чем занимается Шенна Мальгрю.

«Кто я такая, чтобы быть им судьей?» — подумала Миррей, пожав плечами. Конечно, им будет весьма неприятно узнать, что она слышала их разговор…

Словно нарочно, в тот день Шенна оставила свой плащ на вешалке в отделе… Мирей никогда не забудет выражения ее лица, когда она проходила мимо комнатки Мирей и увидела ее.

— Что вы здесь делаете? Мы закрылись пятнадцать минут назад.

— Заканчиваю работу, мисс Мальгрю. Я не люблю останавливаться на середине, когда подрубаю платье, — стежок будет отличаться. Джо Нестор обычно открывает дверь и выпускает меня, когда я задерживаюсь. — Она старалась справиться с волнением, говорить ровным голосом, не поднимая глаз, но нутром чувствовала гневный сверлящий взгляд Шенны.

— Я никогда не подозревала, что у нас такие старательные сотрудники, — отчеканила Шенна. — На ее верхней губе выступили мелкие бисеринки пота. — Впредь, Мирей, будь добра ставить меня в известность, если ты снова не успеешь сделать работу за отведенное время.

— Она схватила свой плащ и удалилась. Но с тех пор Мирей постоянно ощущала ее враждебность. Она понимала, что Шенна думает, будто Мирей будет разносить сплетни по всем отделам. Мирей же не сказала об этом никому. Она была гордой женщиной, не любила, когда вторгаются в ее душу и не пыталась вторгаться в души других.

— Эта сучка все время ждала предлога, чтобы отделаться от тебя, — сочувственно сказала Керри, сжимая желтую карточку в руке. — Она многие месяцы придиралась к тебе, не могу понять почему. Ты бы знала, как она выходила из себя, когда Моника заболела и ты не вышла на работу.

Мирей устало опустилась на складной стул.

— Я знала, что это разозлит ее, но у дочки был сильный жар… Доктор сказал, что дети в старшем возрасте тяжелее переносят ветряную оспу, чем маленькие. У нее сыпь была с головы до пят… Ну как я могла ее оставить? — прошептала она.

Керри не успела ответить. — К ним ворвалась Шенна.

— Мирей, убирайся отсюда! Немедленно! Керри, почему ты не ищешь платья? Кто-нибудь, кроме меня, здесь что-нибудь делает?

Керри увидела, как побледнело лицо Мирей.

— Мисс Мальгрю, — в отчаянии заговорила Керри, — здесь произошла ошибка. Мирей не было на работе в тот день, когда миссис Эмерсон принесла эти платья… Именно в тот день у нее дочка заболела ветрянкой. Я думаю…

— Я плачу тебе не за то, что ты думаешь. Иди и немедленно найди платья, если ты не хочешь оказаться в очереди безработных вслед за своей подружкой.

Мирей положила ладонь на руку Керри.

— Иди, — сказала она твердо, глядя в лицо подруги большими, печальными глазами.

Когда Керри удалилась, Мирей встала.

— Пожалуйста, поймите, мисс Мальгрю, — произнесла Мирей, смиряя свою гордость при мысли о Монике, о необходимости платить за квартиру и о счете доктору, который она еще не оплатила, — мне сейчас никак нельзя терять работу. — Она подкрепила просьбу типичным французским жестом. — Поверьте, меня не было на работе, когда поступил заказ на эти платья… Я впервые слышу о них. И вам известно, что на мою работу никогда не было жалоб… А многие постоянные клиенты специально просят, чтобы я выполняла их заказы.

— Больше они не будут просить об этом, — холодно ответила Шенна. — Она круто повернулась. — Получите расчет в конце недели. — И ушла, стуча каблуками по плиткам пола, обдав запахом дорогих резких духов.

Из стереомагнитофона доносился томный голос Элтона Джона, когда через некоторое время Мирей вошла в свою маленькую квартирку. Она заблаговременно осушила слезы. Перед Моникой она не должна плакать.

Окна были открыты, но ветерок едва шевелил шторы и почти не проникал в тесное помещение, которое Мирей изо всех сил старалась сделать уютным. Недавно она сшила новый чехол из ситца для старенького потертого дивана, купленного некогда по случаю. Белое макраме, украшенное розовыми и желтыми бусами, которое Моника подарила ей на Рождество, висело рядом со шкафом бледно-желтого цвета. На его полках стояло несколько дорогих книг, множество цветов в горшках и свечи. И хотя в моде были спокойные темные тона, Мирей и Моника окрасили холодильник и плиту в белый цвет, нанесли сверху легкие пастельные узоры, что зрительно увеличивало их размеры. Кроме гостиной и кухни, у них была общая маленькая спальня, которая благодаря их стараниям, подушечкам, зеркалам и пушистому светлому коврику на сияющем чистотой полу выглядела очень уютной.

Моника сидела в кухне за деревянным столом, корпя над учебником по алгебре. Она спешила наверстать упущенное за неделю болезни и настолько погрузилась в формулы, что не слышала, как мать ключом открыла дверь. Мирей некоторое время молча смотрела на сосредоточенное лицо дочери, с гордостью отметив, что Моника очень красива. Даже еще не вполне сошедшие следы только что перенесенной ветрянки на ее лице и шее не портили исходящего от нее очарования. Нельзя было не залюбоваться экзотическим разрезом ее глаз или тонким оригинальным профилем. Черные густые волосы отчасти скрывали черты лица четырнадцатилетней девочки-подростка, которая на глазах, превращалась в роскошную женщину.

Мирей вздохнула и посмотрела на сияющую чистотой кухню. Моника неукоснительно следила за тем, чтобы посуда была вымыта и вытерта до ухода в школу. Когда Мирей возвращалась вечером после работы домой, она неизменно видела чистый пол, блестящую раковину, свежее сухое посудное полотенце. Моника, видимо, сегодня уже успела отнести белье в прачечную, потому что корзины, которую Мирей оставила утром в углу гостиной, не было видно.

«Замечательная у меня дочь», — подумала Мирей, чувствуя, как любовь к Монике переполняет ее грудь. — Как жестоко будет с моей стороны расстроить ее!»

Услышав невольный вздох Мирей, Моника резко подняла голову.

— Maman, почему ты пришла так рано? Ты не заболела ли? — Она шумно отодвинула стул и бросилась к ней со всей непринужденностью подростка.

Мирей смогла лишь отрицательно покачать головой, говорить она была не в состоянии. Она опустилась на диван и сбросила туфли, пытаясь взять себя в руки. Она боялась напугать Монику.

— Maman! — В голосе Моники прозвучала тревога. Она заметила неестественную бледность в лице матери. В ее обычно живых глазах, казалось; потух огонь. — Что случилось?

— Пожалуйста, родная, выключи музыку. Я хочу поговорить с тобой…

Спустя час Моника стояла перед величественным зданием Ронуит Теллер. Она обязана сделать это. Она не может смириться с тем, чтобы мать потеряла работу, тем более сегодня, в день своего рождения. Она не боится Шенны Мальгрю или кого бы то ни было, внушала она себе, отводя волосы за уши. Универмаг был для нее родимым домом. Они с Мирей приходили сюда по крайней мере раз в месяц в субботу полюбоваться элегантной одеждой, выставленными под стеклом украшениями, модельной обувью и кожаными сумочками, понаслаждаться запахом духов и косметики. Они медленно проходили по всем отделам, внимательно разглядывая товары, выставленные для продажи.

Мирей изучала фасоны, приглянувшиеся Монике, и затем дома терпеливо показывала ей, как сшить такое же платье из подобной ткани, которую можно купить в другом месте по более низкой цене. Благодаря матери Моника приобрела вкус к элегантной одежде и имела возможность прикасаться к модным платьям и костюмам, когда мать приносила их домой, чтобы поработать над срочным заказом ночью.

Однако сегодня, войдя в этот сверкающий рай, Моника не испытала обычной эйфории. Взявшись за латунную ручку, она увидела свое отображение в застекленной двери — худую, длинноногую девчонку в красном мини-платье. Она тяжело вздохнула, вспомнив, как в эту минуту мама мерит комнату шагами, и толкнула массивную дверь.

«Ты должна это сделать, — сказала она себе, проходя мимо сверкающих витрин и прилавков к эскалатору. — Ты должна объяснить мисс Мальгрю, что мама не виновата».

Моника никогда раньше не видела Шенну Мальгрю, но как-то случайно она подслушала жалобы маминой подруги Деллы на ее бесконечные придирки и грубость. Что касается мамы, то она никогда не жаловалась. Моника понимала, что мать просто оберегала ее. Им уже немало пришлось пережить. Непросто было оплачивать ежемесячные счета за жилье, не говоря уже об уроках игры на фортепиано, которые брала Моника по настоянию мамы.

Моника всячески старалась помочь матери. Она приглядывала за соседскими детьми, выполняла роль посыльного у престарелой миссис Девейн, которой трудно было преодолевать лестницу. Она понимала, что потеря даже недельного жалованья матери чревата серьезными осложнениями. К тому же мама любила свою работу. Она была лучшей белошвейкой фирмы. Клиентам импонировала ее европейская школа, они неизменно отмечали высокое качество ее работы. Гордость не позволяла Мирей Д’Арси представить клиенту плохую работу.

«Возможно, мисс Мальгрю уже жалеет, что уволила маму, — подумала Моника, поднимаясь по эскалатору на второй этаж. Несмотря на свою решимость довести дело до конца, она почувствовала, как вспотели ее ладони, когда взялась за перила. — Вероятно, мисс Мальгрю уже нашла платья, и вопрос закрыт… Все будет хорошо», — сказала себе Моника.

Мирей просила ее не ходить, но Моника настояла на своем.

Разве могла она оставить в беде maman, которая принесла столько жертв ради нее? Она подумала о сюрпризе для мамы — праздничном вечере по случаю дня ее рождения, безнадежно испорченном, если маму не вернут на работу. Этого никак нельзя допустить.

У Мирей Д’Арси была трудная жизнь. Она родилась в маленькой деревеньке во Франции и в раннем детстве осиротела. Много лет она работала в женском монастыре, где шила одежду для священников, вышивала скатерти и мантии, чинила одежду монашек. Моника не могла себе представить более скучного занятия. Мирей удалось вырваться из этой рутины, выйти замуж и стать работницей состоятельного графа и графини де Шевалье. Она была их личной белошвейкой, и ей хорошо платили. Ее мастерство было замечено, и часто по ночам она выполняла сторонние заказы. В течение какого-то времени она была счастлива. Но заветной мечтой Мирей было уехать в Америку и открыть собственное ателье. Она жила очень экономно, копила деньги и через год или два могла отправиться в путешествие. Однако безвременная гибель графа и графини Шевалье в автомобильной катастрофе вынудила ее предпринять этот шаг раньше, чем она планировала.

Моника никогда не знала своего отца — он умер, когда она еще не помнила себя. Мать рассказывала, что это был добрый и благородный человек, довольно красивый, но бедный. Моника иногда задавала себя вопрос, как бы сложилась их жизнь, если бы отец не умер. Но она настолько привыкла жить с матерью, что не могла этого представить. Сколько она себя помнила, ее опорой была maman, которая никогда не жаловалась и не выказывала сомнений, никогда на рассказывала дочери о трудностях, какие бы материальные и финансовые коллизии ни возникали на их жизненном пути.

Теперь настала очередь Моники защитить мать.

Она сошла с эскалатора, полная решимости довести дело до благоприятного исхода. Войдя в отдел, где работала мать, она узнала Керри Данбар, которую видела в одну из суббот.

— Мисс Данбар, вы не могли бы мне сказать, где я могу найти мисс Мальгрю.

Монике показалось, что огромные голубые глаза на круглом симпатичном лице Керри Данбар стали еще больше.

— О, Моника, я не думаю, что тебе стоит подходить к ней ближе чем на десять футов. Она в кошмарном настроении… Мы до сих пор не нашли эти злополучные платья.

— Где она?

Керри указала в сторону стола, у которого высокая блондинка нервно рылась в груде квитанций.

— Но, Моника…

Моника не дослушала ее фразу до конца. Выпрямившись и ступая вымеренными шагами, она приблизилась к женщине, которая ластиком переворачивала квитанции. Моника кашлянула.

— Да, — сказала Шенна, — чем могу помочь?

— Мисс Мальгрю?

Кукольные глаза Шенны прищурились. Она бросила карандаш на стопку квитанций и, выпрямившись, уставилась на стоящую перед ней девочку-подростка.

Шенна оказалась высокой, стройной, молодой женщиной, в белом льняном платье без рукавов. Золотая цепочка на шее гармонировала со свисающими кружками сережек и часами фирмы Ложин, украшенными бриллиантами. Ногти ее были покрыты светло-розовым лаком. Этой женщине нельзя было отказать в привлекательности. Но она явно злоупотребляет духами, и запах у них очень резкий, раздражающий. Может быть, именно это последнее и подстегнуло Монику и она бросилась в омут.

— Я Моника Д’Арси, дочь Мирей, и хотела бы поговорить о своей матери, — решительно начала она.

Шенна недовольно фыркнула и снова уткнулась в квитанции.

— Здесь говорить не о чем.

— Но, мисс Мальгрю, вы меня не совсем поняли. Моя мать нуждается в работе. И она не сделала ничего плохого. Кто-то другой допустил ошибку, но мама в этом не виновата. Вы должны дать ей шанс.

— Я ничего не должна.

Сердце Моники упало. Она увидела презрение в глазах женщины. Шенна Мальгрю смотрела на нее как на букашку. «Она не способна испытывать сострадание, ей глубоко наплевать на нас», — подумала Моника, и почувствовала, что ее охватывает паника. Но она должна убедить Шенну.

— Но, мисс Мальгрю, моя мать отличная работница и эта работа для нее все. Она берет ее даже на дом.

— Ах, на дом! — саркастически воскликнула Шенна.

Моника помолчала, не понимая, почему Шенна с таким интересом смотрит на ее платье.

— Где ты взяла его? — внезапно спросила Шенна, показав на платье.

— Его сшила моя мать.

— Ты врешь! Это платье продается вон там! Оно стоит сто семьдесят пять долларов. Каким образом ты могла раскошелиться на него?

— Я не вру! — Щеки Моники вспыхнули и приобрели цвет платья. — Моя мать сшила его. Она его скопировала. Надеюсь, в этом нет ничего дурного.

— В том случае, если это правда.

Моника сделала новую отчаянную попытку вернуть разговор в нужное русло.

— Я уверена, что ваши клиенты были довольны работой моей мамы.

— В таком случае ей не составит труда найти работу в другом месте. Разве не так?

Моника почувствовала, что холодеет, несмотря на кондиционер, ее подмышки стали липкими от пота.

Она оперлась ладонями о прилавок и наклонилась вперед, ненавидя эту женщину за то, что та вынуждает ее опуститься до унизительных просьб.

— Но она любит свою работу, мисс Мальгрю. Пожалуйста, дайте ей шанс. Ей всего два года до пенсии, ей трудно начинать все сначала где-то в другом месте?

Шенна собрала все свои бумаги и отвернулась.

— Это не мои проблемы. Моя проблема — миссис Эмерсон и эти платья, которые я обещала доставить ей готовыми сегодня, хотя мы, кажется, вообще их не найдем.

Моника побежала вслед за удаляющейся Шенной. Керри Данбар сочувственно следила за ней уголком глаза…

— Но, мисс Мальгрю, это несправедливо!

Глаза Шенны зловеще сверкнули.

— Я и без того потратила слишком много времени на тебя и твою идиотку-мать! Освободи помещение немедленно, пока я не позвала охрану! Ты слышишь, безмозглая тупица?! Вон из моего магазина!

На них смотрели люди. Моника застыла в шоке. Тем временем Шенна удалилась, оставив после себя тошнотворный запах духов. Слезы брызнули из глаз Моники.

— Сука смердящая, дерьмо вонючее, — прошептала она, — больше ты никто…

Моника не помнила, как выбралась из магазина и добралась домой.

А вечером она изо всех сил старалась сохранять улыбку на лице, когда соседи один за другим пододвигали стулья к празднично накрытому кухонному столу.

Моника зачарованно смотрела на горящие свечи по краям шоколадного торта.

— Maman, загадай желание, — сказала она, обняв Мирей за худенькие плечи.

Миссис Скапарелли сунула салфетку в вырез тенниски Джо и сказала:

— Только вслух не произносите, иначе ваше желание не исполнится.

Едва Мирей задула свечи и попыталась придать своему лицу веселое выражение, раздался громкий стук в дверь.

— Кто бы это мог быть? Вы еще кого-то ждете? — престарелая миссис Девейн оглядела кухню. Здесь были все: Ида Скапарелли и ее два скандальных малыша, Джо и крошка Ева, миссис Витковски, занятая как всегда, своим слуховым аппаратом; даже мистер Гуммер со своей женой, принесший по случаю события галлон неаполитанского мороженого.

Моника посмотрела в глазок двери и увидела двух полицейских в униформе.

— Добрый вечер, мисс. Мы хотели бы поговорить с Мирей Дарси. Она дома? — Старший по возрасту офицер, дородный мужчина с рыжими волосами, выбивающимися из-под фуражки, с ошибкой прочитал фамилию матери, глядя на казенный бланк.

Сердце Моники, казалось, выскочит из груди. Она отступила в узкий коридор, прикрыв дверь.

— Да, а в чем дело?

— Нам нужно задать миссис Дарси несколько вопросов. Она дома?

— Но у нас праздник по случаю ее дня рождения. Вы не могли бы прийти завтра?

Они, естественно, не могли, и Моника вынуждена была вызвать мать в переднюю. Она отчетливо представила себе, какое любопытство у гостей вызывает тот факт, что полицейские задают вопросы Мирей в связи с пропажей платьев. Они объяснили, что у них есть ордер на обыск. Мирей устало привалилась к стене, ее лицо побледнело.

Моника кипела от ярости, щеки ее полыхали. «Как они смеют даже в мыслях допустить, что maman может украсть? Сама Шенна Мальгрю не верит в это! Впрочем, не исключено, что именно она и затеяла все это дело…»

Когда полицейские стали осматривать кладовки и ящики с одеждой, заглядывая даже под кровати, гости в смущении один за другим покинули квартиру… Наконец Мирей и Моника остались вдвоем. Едва начатый торт, растаявшее мороженое, разбросанные смятые флажки и спущенные воздушные шары казались немыми свидетелями беды, пришедшей в их дом. Моника обняла мать и разрыдалась.

— Я ненавижу Шенну Мальгрю! Я готова убить ее!

— Тихо, моя дорогая! — Мирей пригладила волосы дочери, отведя их от заплаканного лица, и в свою очередь прижала Монику к себе. — Это не имеет значения.

Но Моника знала, что это имеет значение. Ее мать обладала обостренным чувством собственного достоинства, и с ней так несправедливо обошлись. Как ни старалась Мирей казаться спокойной, она испытала глубокое потрясение, лицо ее осунулось и приобрело землистый цвет.

В Монике все клокотало от ненависти и бессилия. «Как можно быть такой жестокой!» — думала она о Шенне.

Ночью она внезапно проснулась и поняла, что одна в душной спальне, — кровать матери пуста. Не видно было света и в ванной. Моника на цыпочках подкралась к двери и услышала звуки, похожие на стоны раненого животного. Обхватив себя руками, мать стояла, покачиваясь, перед открытым окном, пытаясь справиться с рыданиями, вырывавшимися из ее груди.

Моника бросилась на постель и зарылась лицом в подушку. Здесь она дала волю слезам, испытывая мучительную боль за мать. Когда наконец она выплакалась и вытерла в темноте слезы наволочкой, она поклялась, что заставит Шенну Мальгрю сполна заплатить за все их обиды и унижения. Когда-нибудь она так или иначе отомстит этой твари.

Моника допила остатки ликера, смакуя сладкие густые капли с таким удовольствием, с каким смаковала свою победу над Шенной. Конечно, Шенна не имела понятия, что женщина, которая обворожила ее мужа и отняла у нее работу, когда-то, будучи четырнадцатилетней девчонкой, стояла перед ней в красном мини-платье, тщетно пытаясь защитить мать. Шенна никогда не узнает, что та «безмозглая тупица», с которой она так жестоко обошлась двадцать лет тому назад, явилась причиной ее теперешних несчастий.

Ранним утром, возвращаясь в город, Моника удовлетворенно подумала, что если спокойную обеспеченную жизнь maman можно считать достойным реваншем, то она расквиталась с Шенной.

Если сегодня совет директоров пройдет по плану и бюджет для июньского выпуска будет утвержден, то она окажется дома свободной. И тогда, если не разразится на Мауи ураган, или Джон Фаррелл не передумает в последний момент, или эта маленькая маникюрша Тери не окажется какой-нибудь убийцей или чем-то вроде того, то — в этом Моника была уверена — успех выпуска обеспечен. Тираж должен подскочить, причем подскочить здорово, в противном случае совет директоров потребует ее крови. Если продажа от журнала резко не увеличится, Дрю Макартур, президент отдела распространения станет добиваться ее отставки и немедленного возвращения на должность Шенны.

«Но раньше я убью ее», — поклялась Моника, еле двигаясь в потоке автомашин, поскольку начался час пик. Нажимая на тормоз, она всякий раз ощущала, как болит ушибленный палец, и с раздражением вспоминала ухмылку Пита Ламберта. Очень мило, что мама решила застеклить террасу для нее. Жаль только, что она не наняла профессионального мастера вместо этого тупоголового типа. Конечно, она не могла отрицать, что при всем том Пит Ламберт производил впечатление человека, который знает, что делает.

Посмотрим, подумала она. Если он не справится, она встретится с ним в суде. В другом месте она не намерена с ним встречаться.