Из поэзии 20-х годов

Есть на Черном жуткий остров Березань,

Оковала его моря бирюза.

Око вала поглядело и назад,

Потемневшее, хотело убежать.

Но туман, опережая, задрожал,

Дрожь и слезы синю валу передал:

«Ты хотела, ты просила, моря даль,

Показать тебе казнимого в глаза?»

Снялся стаей серых чаек злой туман.

День сказал ему: «Гляди теперь туда,

Где за далью прогремела даль дрожа:

Там стоят четыре мачты мятежа…»

Не гремит барабан ему в спину,

Не звенят поясные кандалы,—

На расстрел на рассвете выводили:

Залп за залпом замер за морем вдали…

Залп за залпом простучали и опять

Повторились где-то в море миль за пять.

Иль могилу волнам на море копать

Стала бухта, как могила глубока.

Чтобы век над нею плакать морякам,

Облака теперь в глаза тебе летят!

Облака глаза в слезах обледенят

Над могилою твоею, лейтенант…

Градом грохнет ряд зарядов

раз-за-раз,

Барабаня: «Где вы взяли тот наряд?»

Зарядили, отступили шаг назад,

Скулы сжали — ничего не говорят…

Вот уж солнце побежало по столбам,

Поспешало на пальбу не опоздать,

Злой туман ему ресницы застилал,

Горю с морем распрощаться не давал.

Свежий ветер гнал на море вал на вал

И сорочку, словно парус, надувал.

Взмаха ждал он, моря запахом дышал, —

Запах моря буйну душу волновал.

Скоро, скоро там лопаты отзвенят,

И сольется с бурей на море душа,

С неба канет в море ранняя звезда —

И не встанет лейтенант уж никогда.

Даже волны повязали алый бант,

Даже волны волновались за тебя,

Даже волны заливали берега,

Даже волны в Черном звали тебя «брат!»

«Где вождь бури? Или умер ты за нас,

Красногрудый черноморский лейтенант?..»

Каждой полночью вздымаются моря,

Над пучиною качая якоря.

«Подо мною, — отвечает Березань, —

Сквозь песок горят расстрелянных глаза,

Ночью в море за звездой летит звезда,

Ясных глаз им не посмели завязать…»

А в потемках шел «Потемкин» на Дунай,

Залпов слава за Дунаем отдана,

И за залпом откатился алый вал,

Лавой бросив синегубых запевал.

И теперь не разыскать, не рассказать:

Был привязан за столбами лейтенант.

Сто солдат столбы срубали и ушли,

И на острове не стало ни души.

Он положен, по-морскому, под брезент,

Чтоб песок морской очей бы не сгрызал,

И «Очаков» выплывает по ночам,

Чтоб в могиле лейтенант о нем молчал.

Он молчит: не воскресают люди вновь.

Смерть легла кольцом полярных красных

льдов.

И в арктическом затворе тихо спит

Черным морем откомандовавший Шмидт.