Нэйтен опрометью выбежал из дома. Чесс не было нужды спрашивать, в чем дело. Пронзительный голос мисс Мэри проник через деревянную дверь, как через марлю.
Чесс заступила ему дорогу. Он поднял было руку, чтобы оттолкнуть ее в сторону, потом с видимым усилием опустил.
— Отойди, Чесс. Я должен пойти и уволить Джима Монро, чтобы он мог уйти, пока еще не стемнело.
— Если ты уволишь его пятью минутами позже, это ничего не изменит. Пойдем в сарай, где «фабрика». Я прошу тебя, Нэйтен. Если мы подумаем над этим вместе, то, может быть, и найдем решение.
Это заняло немного больше пяти минут, но они нашли решение. Вернее, его нашла Чесс. Она убедила Нэйтена, что ему нет надобности оставаться, потому что она и Сюзан вдвоем смогут выполнять работу мужчины, ту работу, для которой был нужен Джим.
Когда Нэйтен наконец согласился, что стоит попробовать, они быстро обговорили все детали. Он отведет Джима к Ливви Олдербрук, где тот затаится, пока Нэйт не будет готов к отъезду. Тогда Джим поедет вместе с ним строить мельницу.
А Чесс станет каждую неделю ездить в Плезент-Гроув с письмом о состоянии дел на ферме. Если она напишет, что необходимо присутствие Нэйта, он вернется.
— И ты тоже каждую неделю пиши, как идут дела. Ты сможешь отправлять свое письмо, когда будешь брать мое.
Она молча смотрела на него, пока он не согласился.
«Глядя на него, никак не подумаешь, что нас ждет грандиозный скандал, — думала Чесс. — Да, Нэйтену нужно быть настороже. Когда речь зашла о Джиме Монро, его мать вопила так, что и мертвый бы проснулся. Что же она сделает, когда Нэйтен объявит, что уезжает с фермы навсегда? Да и остальное тоже…» Она была уверена, что в гневе Джош будет ужасен.
Но Нэйтен только улыбался и даже смеялся над возмущенными попытками маленькой Сэлли разорвать тряпичный поводок, которым она была привязана к дереву близка — но не слишком близко — от участка, где была посеяна рассада.
С севом Нэйтен уже закончил. Чесс поразило это зрелище. Табачные семена были такие маленькие: как же может такое крохотное семечко превратиться в растение, у которого каждый лист больше, чем блюдо?
— Из столовой ложки семян может вырасти десять тысяч растений, — сказала Сюзан, гордясь тем, что и она может кое-чему научить свою учительницу.
Ловкие движения Нэйтена завораживали. Семена, смешанные с песком, находились в суме, подвешенной к его поясу. Рука Нэйтена погружалась в суму, затем описывала в воздухе дугу. Он проходил участок из конца в конец, затем возвращался параллельно своему предыдущему маршруту, затем шел обратно и снова поворачивал, то и дело запуская руку в суму и разбрасывая семена. Это было прекрасно. Когда он закончил, ей захотелось от восхищения захлопать в ладоши.
У Джоша тоже висела на поясе сума с семенами. Несмотря на свою деревянную ногу, он исполнял тот же изящный ритуал, пересекая участок для рассады в направлении перпендикулярном тому, которым двигался Нэйт.
Чесс вместе с остальными встала в ряд на краю участка. Медленно, очень медленно они пошли вперед, вдоль участка, держась бок о бок и осторожно переставляя ноги, так, чтобы носок упирался в пятку. Потом обратно по той же тропе, потом поворот, снова утаптывание, поворот, утаптывание, поворот…
Нэйтен смеялся над потугами Сэлли. Они все смеялись. От этого их требующая особого тщания работа казалась менее утомительной.
Когда все было закончено, ноги Чесс под ситцевым платьем дрожали, и ей хотелось сесть прямо там, где она стояла, хотя вокруг участка для рассады земля еще не оттаяла. Она посмотрела на Нэйтена, надеясь, что он ее похвалит. Разве она только что не доказала, что может управляться с работой не хуже, чем Джим Монро?
— Отвяжи этого бедного ребенка, сказал он ей, — отведи ее в дом и свари нам кофе в большом кофейнике. После того, как мы унавозим почву, мы его точно заслужим.
Джош и Элва уже взваливали на плечи пахучие джутовые мешки. Чесс возвратилась с кофейником, чашками, чайной ложкой, сахаром и сливками, неся все это в лохани для мытья посуды. Сэлли семенила сзади с корзинкой, полной ломтиков хлеба, толсто намазанных маслом и посыпанных сахаром.
Мисс Мэри, Элва, Сюзан, Джош и Нэйтен шли по участку, разбрасывая сухой, рассыпающийся в пыль конский навоз. Чесс снова привязала Сэлли к дереву, пока девочка была поглощена поеданием обсахаренного хлеба. Слава Богу, что ей не пришлось разбрасывать навоз вместе с другими. Его запах не был ей противен. В Хэрфилдсе часто пахло навозом. Но тогда ей пришлось бы надеть перчатки, а отмыть их потом было бы ох как трудно…
Нет, она не должна так думать. Ведь она твердо решила работать наравне с остальными.
Она побежала в дом и, надев перчатки, бегом вернулась обратно.
— Можно, я помогу? — закричала она.
— Ты только напортишь, — крикнула в ответ мисс Мэри.
Подавленная, Чесс села рядом с Сэлли.
— Если она злится на меня уже сейчас, то совсем выйдет из себя, когда услышит то, что ей скажет Нэйтен, — сказала она ничего не понимающей девчушке.
— Надеюсь, что сегодня у тебя будет особенно вкусный обед, — сказал Нэйт.
Он сидел с Сэлли на коленях, давая ей откусывать от своего ломтика хлеба и с удовольствием потягивая горячий ароматный кофе. Все Ричардсоны сидели вместе на краю участка для рассады.
— Горячий кофе — это как раз то, что нам нужно, Чесс, — сказала Элва, улыбаясь одной из своих редких улыбок. С тех пор как Чесс начала учить Сюзан читать, она стала относиться к ней намного дружелюбнее.
Сюзан придвинулась к Чесс вплотную.
— Ты печешь хлеб лучше всех, — шепнула она.
Последнее время Чесс стала предметом ее пылкого обожания. Чесс это нравилось. До сих пор ее еще никто не обожал.
Чтобы Сюзан его не услышала, Нэйту пришлось шептать Чесс в самое ухо. Это ей тоже понравилось. Она с наслаждением ощущала на щеке его теплое дыхание, прикосновение его плеча к своему.
— Накорми сегодня Джоша получше, — прошептал он. — После обеда у нас с ним будет небольшая стычка, и я хочу, чтобы он был в духе, насколько это возможно.
— Но почему нельзя пообедать прямо сейчас? — удивилась Чесс.
Она говорила вслух, не видя надобности в шепоте. Все набросились на принесенный ею хлеб так жадно, что было ясно, что они очень голодны.
— Потому что работа еще не закончена. — Нэйт расправил натруженные плечи. — Пошли, мисс Сэлли, пора тебе обратно к твоему дереву.
Как оказалось, Чесс все-таки пригодились ее перчатки. Вся семья, кроме орущей во все горло Сэлли, принялась наваливать на участке футовые кучи из срезанных веток колючего сухого кустарника.
— Это чтобы отпугнуть диких зверей, — объяснила Элва, когда Чесс спросила, зачем это делается.
— В лесу полно лис, оленей, енотов и опоссумов. А по ночам они выходят из леса и бродят повсюду.
После того, как было съедено сочное тушеное мясо, которое Чесс начала готовить еще с утра, выяснилось, что кучи веток нужны и для другой цели.
— В дерхэмской газете я вычитал про одну новую штуку — небрежно сказал Нэйт. — И я хочу ее испробовать. Надо растянуть над участком для рассады большие рулоны миткаля и прицепить его к тем кучам колючих веток, чтобы не снес ветер. В газете это названо «защитным брезентом». Не знаю почему, но там говорится, что так на рассаду не попадут мухи.
— Чушь собачья, — тут же отозвался Джош. — Мухи все равно изведут четверть рассады, и ничего ты с этим не поделаешь. Так всегда было и всегда будет. Можно побрызгать землю керосином, это, может, чуток и поможет. Но все равно, как только появятся первые ростки, мухи будут тут как тут.
— Я купил миткаль, и мы его растянем. — Нэйт положил ложку на стол.
— Если твой миткаль от чего и прикроет рассаду, так только от одного — от дождя. Тогда вместо четверти пропадет весь урожай.
Джош бросил ложку на стол и достал нож из нагрудного кармана комбинезона. Он откинулся на стуле, так что тот встал на две задние ножки, вынул из брючного кармана пачку жевательного табака, отрезал кусок и положил его себе в рот. Когда его челюсти задвигалась, он оттолкнул от себя тарелку. Тушеное мясо на ней было съедено только наполовину. Его глаза не отрываясь смотрели на Нэйта.
— По-моему… — начал Майка.
Джош поднял руку, и мальчик тут же замолчал. Он закончил обед, не поднимая глаз от тарелки, точно так же, как это сделали женщины. Чесс кусок не лез в горло. Она хотела поднять взгляд, но воцарившееся за столом напряжение удержало ее. После долгого молчания, когда подливка на тарелке Джоша уже застыла и загустела, Нэйт отодвинул свой стул от стола.
— Пошли, — сказал он.
Чесс посмотрела на него, потом на Сюзан, потом на Элву. Обе они не сводили глаз с Нэйтена.
— Пойдем, а посуду я вымою потом, — сказала она.
Она встала и улыбнулась Нэйту. Он направился к двери, и она последовала за ним, сдернув с крючка свою шаль.
Еще до заката участок с рассадой был покрыт брезентом. Все помогали натягивать его, даже Джош. Нэйтен шутил над акробатическими трюками, которые выделывала Сэлли, стараясь освободиться от привязи, и все смеялись. Все было так, будто столкновения за обедом не было вовсе.
Но Чесс знала, что, когда Нэйт уедет, отстаивать брезент над рассадой придется именно ей. А вообще-то, если судить по тому, как благополучно все обошлось сегодня, может, дело обернется и не так уж плохо, когда он наконец объявит им о своем отъезде? Она все еще чувствовала ту силу, которая исходила от него, когда он разговаривал с Джошем, силу и непреклонную решимость. Она уже ощущала их раньше, в тот первый вечер на железнодорожной станции в Уэлдоне. Тогда это взволновало ее до глубины души, а сейчас ее охватило еще более острое волнение. Он ничему и никому не позволит встать на его пути. Какая же увлекательная у них будет жизнь!
— Сегодня за обедом ты была мне настоящим компаньоном, — сказал он, когда они легли в постель.
Эти слова наполнили ее сердце счастьем. Ей даже показалось, что этой ночью он немного по-другому обошелся с ее телом, хотя их совокупление было таким же кратким, как и всегда. После того, как он заснул, она еще долго улыбалась в темноте.
Он разбудил ее еще до света.
— Тише, — прошептал он, — все нормально. Мне нужно кое-что сделать, и я хочу, чтобы мы сделали это вместе. Оденься потеплее и выходи на цыпочках. Я буду ждать тебя за дверью.
Они направились к сараю-«фабрике». Белесый свет заходящей луны казался зловещим и враждебным, а холод пробирал до костей. Войдя внутрь, Нэйт зажег керосиновую лампу, отдал ее Чесс и из самого темного угла вытащил на середину комнаты древний, окованный железом сундук.
— Подыми лампу, — сказал он.
Чесс услышала скрежет ключа, поворачиваемого в замке. Затем Нэйтен откинул тяжелую крышку. Внизу, отсвечивая золотом, лежал полированный сосновый ящик Огастеса Стэндиша. Нэйт любовно провел по нему ладонями.
— Какой красивый, — прошептал он.
Он сделал глубокий вдох, потом вынул из сундука блестящий полировкой куб и поставил его на пол.
— Знать, что он все время здесь, и не иметь возможности увидеть его — я уже стал бояться, что мне все померещилось, а на самом деле его здесь и вовсе нет. Я все дни мечтал об этой минуте.
Он отпер медные задвижки и снял с ящика крышку. Показалась модель машины, изобретенной Огастесом. Нэйт испустил восхищенный вздох, такой сильный, что от него закрутилась одна из крошечных деревянных шестеренок и тонкий деревянный стерженек задвигался вверх-вниз.
— Это как волшебство! — выдохнул Нэйт. — Настоящее волшебство!
Пламя в лампе отражалось в его глазах, преломляясь в непролитых слезах волнения. Чесс затаила дыхание. Никогда в жизни не видела она на лице человека выражения такого ликования и любви. Для нее модель была просто еще одним увлечением деда, которое он воплотил во что-то вроде игрушки. Нэйтен же смотрел на нее совсем другими глазами. Теперь она понимала, почему он прятал модель от всех и настаивал, чтобы она никому о ней не говорила. Он не смог бы сказать своему дяде: «Это как волшебство». Джош не верил в идеи Нэйта, он не ставил их ни во что. Остальные думали так же. Они верили только в то, во что привыкли верить, в то, что они, по их разумению, хорошо знали. Они бы не поняли его замыслов, его мечты о волшебстве, которое ждет, чтобы его применили, они бы вообще ничего не поняли, а потому подняли бы его на смех или отвергли все с порога.
— Я позабочусь о ней, Нэйтен, — сказала она.
От звука ее голоса он вздрогнул, настолько далеко унесся он в мыслях от этого тесного сарая. Он заставил себя вернуться на землю.
— Здесь есть еще кое-что, — вдруг заметил он.
Его большая рука осторожно просунулась между моделью и стенкой ящика и вытащила оттуда большой плоский футляр из полированной древесины. Когда он открыл его, Чесс едва не вскрикнула.
— Это мое, — проговорила она. — Дедушка вырезал их специально для меня. Подержи лампу, Нэйтен, и я покажу тебе.
Это были шахматные фигурки и доска. Чесс одну за другой поднимала к свету фигуры, поворачивая их то одной стороной, то другой.
— У короля — лицо моего отца. А королева — это моя мама.
От подступивших слез у нее в горле стоял комок.
— Рыцари на конях — это мои братья, а вот это — я, изображенная на туре. Девушка, выглядывающая из окна башни. Мне было только десять, когда дедушка смастерил для меня эти шахматы. Слоны — их еще называют офицерами или епископами, и здесь они вырезаны именно в виде епископов — это мистер Бондьюрант, священник из нашей церкви — ты наверняка его помнишь. А пешкам дедушка придал форму зайцев из-за названия нашей плантации — Хэрфилдс[15].
Я и не знала, что он положил их сюда. И не поблагодарила его. Мой милый, заботливый старый Цезарь!
— Да погоди ты, — сказал Нэйт. Ему явно было не до ее сантиментов. — Оставь у себя свои игрушки; я сейчас запру все опять, и ты должна будешь позаботиться, чтобы никто, понимаешь, никто не добрался до модели.
Он был так зол, что руки у него тряслись и пальцы с трудом справлялись с запорами. Когда он выронил ключ от сундука, собственная неловкость разозлила его еще больше. Как Чесс может быть такой ребячливой! Будущее со всеми его возможностями и риском было воплощено в этой модели, а ее только и интересует, что какая-то там заумная, тонкая игра, которой она увлекалась в прошлом. Ее глупые воспоминания грубо вторглись в его мечты и как раз тогда, когда он держал в руках средство для их осуществления. Он так долго ждал этого, все время помня о драгоценной модели, ждал и ждал той минуты, когда сможет наконец дотронуться до нее, разглядеть замысловатые механизмы, насладиться торжеством обладания. А она взяла и все испортила. Она разрушила сладкое очарование этой минуты, и на одно жгучее, ослепляющее мгновение он почувствовал, что ненавидит ее.
Но Нэйт отбросил свой гнев: чувства мешали делу.
— Запомни, куда я положу ключ, — велел он Чесс. — На случай какой-нибудь крайней нужды в сундуке есть еще и деньги.
Он закрыл и запер крышку соснового ящика, потом — крышку сундука. Его грезам придется подождать. Он хотел, чтобы это мгновение было совершенным, но сегодня Чесс его испортила.
Чесс сделала над собой усилие и запомнила потайное место, куда он положил ключ, но это затронуло лишь поверхность ее сознания. Сейчас она удалилась в себя, в мир воспоминаний и мифов, мир, где ее красивые отец и мать были королем и королевой на пышных многодневных приемах, где ее удалые братья скакали на своих любимых конях, выбранных из четырех десятков горячих чистокровных скакунов, что стояли в конюшне, а всеми любимая и балуемая маленькая девочка училась рассуждать, играя в старинную игру со своим строгим, но снисходительным дедушкой.
Тоска по дому чугунной тяжестью легла на ее сердце. «Полно, ты тоскуешь по тому дому, который был у тебя двадцать лет назад, а не по каторжному труду на пришедшей в упадок плантации, поделенной на участки, где хозяйничают арендаторы. Того, что минуло, уже не вернуть.
Я живу сегодня, я замужем за человеком, которого люблю, и у нас впереди миллионы завтрашних дней, о которых и нужно думать».
Она улыбнулась Нэйтену:
— Не беспокойся, я присмотрю за ней, пока тебя не будет.
Как жаль, что он ничего ей не ответил. Должно быть, он думает о том шуме, который подымет его мать.
Но вопреки ее ожиданиям никакого шума заявление Нэйта о том, что он уходит из дома, не наделало. Все были слишком ошеломлены.
Он объявил о своем намерении и ушел. Пешком, с мешком за плечами. Лошади понадобятся Джошу и Майке для работы на ферме.
Чесс проводила его до дороги. Может быть, здесь, где их никто не увидит, он поцелует ее на прощание…
На дороге, поджидая Нэйта, стоял Джим Монро. Она помахала вслед им обоим.
Одно хорошо — на растущих у дороги кустах гамамелиса появились бледно-зеленые почки. Значит, зима кончилась, хотя пока все еще стоят холода.