Из золотых полей

Глава 34

Мисс Луиза Фернклиф была вся какая-то очень кругленькая. У нее было круглое лицо с превосходной белой кожей и круглыми розовыми щечками. Ярко-синие глаза ее тоже были круглыми, и над ними нависала короткая челка из мелких, круглых седых кудряшек. На мисс Фернклиф была шарообразная шляпка и давно вышедший из моды турнюр, образующий сзади округлую выпуклость, увенчанную бантом. Туго затянутый корсет нисколько не скрывал ее полноты. Она была маленького роста и не доходила Чесс даже до плеча.

«Какой милый колобок, — подумала Чесс, пока мисс Фернклиф представлялась. — Надеюсь, что она не имеет привычки болтать, а если все-таки имеет, то придется напомнить, что я наняла ее, чтобы она делала то, что нужно мне, и притом без болтовни».

— Я внимательно изучила путеводитель, — начала Чесс, — и думаю, что нам надо начать с начала — с собора Святого Павла. До него недалеко, так что нас ждет приятная пешая прогулка.

— До собора и впрямь недалеко, миссис Ричардсон, и именно поэтому мы пока отложим его посещение, — красивые синие глаза мисс Фернклиф смотрели твердо, как у человека, привыкшего, чтобы его слушались.

Чесс глубоко вздохнула. Сейчас она раз и навсегда объяснит мисс Фернклиф, кто здесь главный.

— Наши лондонские извозчики, — невозмутимо продолжала мисс Фернклиф, — грозят объявить забастовку. Об этом говорит весь город. Если они осуществят свою угрозу, то добираться до мест, которые находятся более или менее далеко, станет крайне затруднительно. Поэтому мы разработаем свои собственные маршруты. Я предлагаю начать с Тауэра. Тем более что это самая старинная из достопримечательностей Лондона, и с нею связано больше всего знаменательных исторических событий. Там, как вы помните, в молодости была заключена королева Елизавета, до того, как унаследовала престол. Разумеется, все эти обезглавливания тоже вызывают непреходящий интерес. И вы, несомненно, с удовольствием осмотрите выставку драгоценностей Короны.

«Да, — подумала Чесс, — говорит она, конечно, много, но это едва ли можно назвать болтовней».

— Вы совершенно правы, мисс Фернклиф, — сказала она. — Давайте начнем с Тауэра. Я жажду его увидеть. У нас в Америке мало древностей.

У мисс Фернклиф была очаровательная улыбка. Когда она улыбалась, ее щеки становились похожи на румяные яблоки.

В кэбе мисс Фернклиф сидела молча. Чесс поминутно вертела головой, глядя то в свое окошко, то в противоположное, и восхищалась всем, что видела. Улица была заполнена всевозможными повозками и экипажами, тротуары запружены разношерстным народом, витрины магазинов пестрели соблазнами. К тому времени, когда кэб остановился, у Чесс было такое чувство, что ее мозг перегрузился и страдает своего рода умственным несварением.

Мисс Фернклиф сунула извозчику несколько монеток через специальное отверстие в крыше.

— У ворот для посетителей есть кафе, — сказала она. — Думаю, перед осмотром Тауэра нам следует немного подкрепиться и лучше узнать друг друга.

Чесс кивнула.

— Вы очень внимательны, мисс Фернклиф. И, как я вижу, очень опытны. Это прекрасная мысль.

Она с удивлением осознала, что голодна. После завтрака уже прошло немало времени. Пока Чесс поедала сдобные лепешки, сидя за столиком кафе, мисс Фернклиф, прихлебывая чай, рассказывала ей свою историю.

— Насколько я понимаю, — сказала она, — американцы не стесняют себя той церемонностью, которая разъединяет нас, англичан. Мои американские клиенты чувствуют себя более непринужденно, если знают все о человеке, с которым им предстоит провести много времени.

Затем она с улыбкой заметила, что жизнь у нее всегда была весьма интересной. Она была дочерью армейского офицера, полковника гвардейских драгун. Его убили на Крымской войне в сражении под Балаклавой.

— В своем знаменитом стихотворении лорд Теннисон прославил бригаду легкой кавалерии, — заметила мисс Фернклиф, презрительно фыркнув. — Мой же отец служил в бригаде тяжелой кавалерии, о которой теперь никто не помнит. Но именно они заставили русских отступить. А легкая кавалерия только и умела, что глупо мчаться навстречу своей погибели.

Мисс Фернклиф была помолвлена с молодым лейтенантом, который служил под началом ее отца. День свадьбы был уже назначен, приданое готово. Но его тоже убили в Крыму.

— Я так и не встретила мужчины, который мог бы сравниться с ним, — будничным тоном продолжала мисс Фернклиф, — поэтому я не вышла замуж.

Полк ее отца выплачивал ей небольшую пенсию, так что нужда ей не грозила.

Она училась у мисс Флоренс Найтингейл[35] в школе медицинских сестер, которую та организовала при больнице Святого Фомы, а потом работала там много лет. Недавно она решила, что уже слишком стара для такого занятия. Иногда она соглашается поработать домашней сиделкой при каком-нибудь выздоравливающем пациенте, но ей куда больше нравится работать гидом. Комнаты больных все похожи одна на другую, а достопримечательности Лондона все разные и никогда не приедаются.

Мисс Фернклиф отсчитала монеты, чтобы заплатить по счету. Чесс была рада, что ей не нужно возиться с английскими деньгами: всеми этими фунтами, шиллингами и пенсами, в которых так трудно разобраться. Счет за услуги мисс Фернклиф будет включать в себя все расходы, банк Кутта оплатит его из денег Нэйтена. Хорошо, что пожилая леди взяла все заботы на себя; она, Чесс, будет охотно ее слушаться. Подумать только — эта старушка была знакома с самой Флоренс Найтингейл!

— А потом мы съели ленч в очень нарядном кафе-кондитерской, после чего я прошагала миль триста по залам Британского музея, едва поспевая за этой симпатичной седой дамой. Я не уставала так сильно с тех самых пор, как работала на табачном поле.

Нэйт засмеялся.

— У тебя хватит сил, чтобы пойти на концерт оркестра? Сможешь доковылять?

— Если не смогу доковылять, то доползу. Я без ума от Лондона и ни за что не соглашусь что-нибудь пропустить.

Нэйтен улыбнулся, прикрыв рот салфеткой. Чесс была сейчас похожа на ребенка, дорвавшегося до сладостей и желающего перепробовать их все. Впервые за все годы, что они провели вместе, он почувствовал себя старше, чем она.

Ее энтузиазм был ему понятен, хотя он не мог взять в толк, как можно так увлекаться музеями и рассказами про давно умерших королей и королев. Сам Лондон — это, конечно, другое дело. Он никогда еще не видел таких многолюдных, вечно шумных улиц, а как далеко здесь шагнула инженерная мысль! Взять хотя бы эту внутригородскую железную дорогу с битком набитыми поездами, которые ездят быстрее, чем скачет самая быстрая скаковая лошадь. И большая часть путей проходит под землей, притом высота туннелей так велика, что в них мог бы поместиться большой дом в несколько этажей. Это так удивительно, что кажется, будто попал в будущее.

А механики в гостинице! До чего башковитые ребята, он таких еще не встречал. Они рассказывали ему о чудесах прогресса, пока небрежно, будто что-то обыденное, показывали необыкновенные устройства, работающие в подземной части здания. Их послушать — так и впрямь подумаешь, что нет ничего особенного ни в большом, как амбар, генераторе, ни в машинах, которые приводят в движение гигантские лифты, ни в оборудовании, которое каждый день производит — да, да, именно производит, а не просто сохраняет — сотни тонн льда. Все это казалось Нэйту едва ли не волшебством, механики же только небрежно пожимали плечами в ответ на его восхищенные замечания. Для них это был уже пройденный этап. Они толковали о другом — о том дне, по их мнению близком, когда люди на противоположных берегах океана смогут говорить друг с другом по телефону и когда человечество научится летать.

Бог ты мой, до чего же интересно жить в такое время!

Приятель, с которым Нэйт подружился на пароходе, сказал ему, что, когда ведешь переговоры с президентами английских компаний, главное — не деловая хватка, а хорошо сшитый костюм. Поэтому 2 мая, в среду, он отправился в рекомендованное ему пошивочное ателье.

Чесс тоже поехала за покупками, однако и цель, и настрой у нее были совершенно другие. Ей не терпелось вкусить от соблазнов по-настоящему большого города. Мисс Фернклиф сказала, что с удовольствием ей поможет.

— Перекресток Риджент-стрит и Пикадилли, — сказала она кэбмену.

Лондонские магазины ошеломили Чесс. Она накупила подарков всем родным и друзьям, это было нетрудно, но когда ее взору предстал ассортимент декоративных тканей и мебели для ее нового Хэрфилдса, она была так потрясена богатством выбора, что даже растерялась.

— Я не знаю, что выбрать, — сказала она, вздохнув. — Здесь нет ничего старинного. Я собиралась начать с мебели, старинной мебели. Но здесь все новое.

— Моя дорогая миссис Ричардсон, мы живем в эпоху прогресса. Скоро начнется двадцатый век. В наше время никому не хочется иметь в своем доме неудобную старомодную обстановку.

— Мне нужна мебель старых мастеров: Хепплуайта и Чиппендейла, — упрямо сказала Чесс. — Они делали ее в Лондоне, и здесь наверняка что-то еще осталось, надо только поискать.

Мисс Фернклиф постаралась не показать своего неодобрения, но недовольно поджатые губы выдали ее. Она считала себя современной женщиной и твердо придерживалась современных взглядов.

Чесс стало ее жалко.

— Завтра мне хотелось бы пойти в картинную галерею, — сказала она.

Это решение оказалось как нельзя более удачным. Следующий день, четверг, выдался дождливым, и низко нависшее небо как бы придавило дым из тысяч труб, выпускавших его даже летом. Он стелился понизу, пронизывая сырой, тяжелый воздух своим едким запахом; в такой день не тянуло на улицу.

У входа в громадное здание Национальной галереи Чесс купила путеводитель и глубоко вздохнула. По сравнению с этим грандиозным дворцом даже Британский музей казался маленьким.

Она вошла и остановилась как вкопанная. Никогда — она никогда и вообразить не могла, что на свете существуют такие огромные, такие великолепные, такие красивые залы. Мраморные стены, мраморные колонны — зеленые, розовые, желтые Лестницы, широкие, как дом, и высокие, как самое высокое дерево. Чесс стояла, преисполненная благоговения.

— Это Гейнсборо, — заученно прощебетала мисс Фернклиф. — Это Рейберн… Лоренс… Рейнолдс[36]…

До сих пор Чесс не доводилось видеть великих картин. В Хэрфилдсе было множество фамильных портретов, пейзажей, гравюр, изображающих римские развалины и мифологические сцены. Все они были приятны для глаз, но среди них не было ни одного шедевра. Опустив руку с вмиг позабытым путеводителем, Чесс переходила из одного зала в другой. Она не слушала объяснений мисс Фернклиф, а только смотрела, смотрела и не могла насмотреться.

Шедевры великих итальянских мастеров потрясли ее. Она смотрела на нежных мадонн, и у нее щемило сердце, а выразительные завораживающие лица на картинах возбуждали ее любопытство.

— А это коллекция фламандской живописи, — сказала мисс Фернклиф. — Эксперты считают, что это самая ценная часть экспозиции.

Чесс в изумлении вгляделась в висящую перед ней картину, потом, будто притянутая магнитом, приблизилась к ней. На картине были изображены мужчина и женщина. В комнате, где они находились, было так много света, что Чесс невольно подняла взгляд, чтобы увидеть, откуда он льется. Но свет был только на картине. В самой галерее было сумрачно, по оконным стеклам сбегали струйки дождя.

Мисс Фернклиф что-то громко сказала, будто позвала кого-то. Чесс повернула голову, чтобы узнать, чего она хочет. Но румяная улыбчивая толстушка звала не ее.

— Лорд Рэндал, — воскликнула она опять. — Доброе утро.

Мужчина, стоявший недалеко от Чесс и разглядывавший одну из картин, снял с головы цилиндр и повернулся, чтобы ответить на приветствие мисс Фернклиф.

Чесс тряхнула головой. Ох, нет, не может быть! Какой ужас… Это был тот самый мужчина, с которым она заговорила в вестибюле гостиницы «Савой».

— Я так рада видеть вас, лорд Рэндал, — прощебетала мисс Фернклиф. — Как себя чувствует леди Хермиона? Помните, я была у нее сиделкой, когда она поправлялась после гриппа?

Лорд Рэндал улыбнулся, и его холодное лицо сделалось чуть приветливее. Но Чесс это не ободрило. На другом конце зала виднелся выход. Она начала тихонько пододвигаться к нему.

— Вы мисс… Фернклиф, не так ли? Вы просто пышете здоровьем, мисс Фернклиф. Счастлив сообщить вам, что моя невестка тоже здорова. Это результат вашего прекрасного ухода. Я расскажу ей о нашей встрече. Уверен, она хотела бы, чтобы я еще раз поблагодарил вас от ее имени.

— Она была очень приятной пациенткой, — сказала мисс Фернклиф. — Лорд Рэндал, я заговорила с вами, поскольку полагаю, что дама, которую я сейчас сопровождаю, приходится вам сродни. Миссис Ричардсон рассказала мне, что ее девичья фамилия была Стэндиш и усадьба ее семьи носила название Хэрфилдс.

— В самом деле? — лорд Рэндал посмотрел на Чесс. Она стояла к нему спиной.

— Мисс Фернклиф? — обратился он за помощью к пожилой даме.

Спасения не было. Чесс приготовилась к тому, что сейчас мисс Фернклиф тронет ее за рукав или позовет, и ей придется обернуться. «Если Господь смилуется надо мной, — подумала она, — то пол разверзнется, и я провалюсь сквозь него».

Луиза Фернклиф похлопала ее по локтю:

— Позвольте мне представить вам лорда Рэндала Стэндиша.

Чесс обернулась, ожидая увидеть на его лице насмешку. Но оно было совершенно спокойно и выражало смесь вежливого любопытства и столь же вежливого безразличия, естественную при первом знакомстве. Может быть, он и впрямь не запомнил ее.

Когда мисс Фернклиф представила ее, он поклонился и произнес: «Миссис Ричардсон». Он действительно очень походил на ее отца. Глаза у него были орехового цвета; в тусклом освещении они казались почти бронзовыми. И его темные волосы так же закручивались колечками в сырую погоду — Чесс помнила, как мать подтрунивала над отцом по этому поводу. А вот похожи ли губы, трудно сказать: усы лорда Рэндала закрывали половину его верхней губы. Возможно, его подбородок был таким же квадратным, как у ее отца, но его очертания были скрыты аккуратно подстриженной бородкой.

Чесс вдруг осознала, что пялит на него глаза и, смутившись, быстро отвела взгляд.

«Бог ты мой, она опять краснеет, — подумал Стэндиш. — Должно быть, у нее какое-то нарушение кровообращения». Однако приличия обязывают его оказать этой даме определенные знаки внимания.

— Я сочту за честь, если вы позволите мне нанести визит вам и мистеру Ричардсону, — сказал он. — Где вы остановились?

Возможно ли? Неужели он в самом деле ее не помнит?

— Мы будем очень рады видеть вас, — ответила она. — Мы остановились в гостинице «Савой».

Стэндиш взял ее руку и склонился над ней.

— До скорого свидания, миссис Ричардсон.

Кивнув на прощание мисс Фернклиф, он удалился.

— Какой он элегантный, — заметила бывшая сестра милосердия. — Не то что его брат. Но тот унаследует титул, а значит, может прекрасно обойтись и без элегантного вида.

Отвечая на расспросы Чесс, она пустилась рассказывать о семействе Стэндишей: о брате Рэндала Дэвиде, его жене Хермионе, их детях… Система титулов и званий высшей английской знати показалась Чесс настолько запутанной, что она засомневалась, удастся ли ей когда-нибудь во всем этом разобраться. Лорд Рэндал был вторым сыном Эдгара Стэндиша, маркиза Хэрфилда, к которому обращались «лорд Хэрфилд» или — если вы были его другом — Хэрфилд. Старший брат лорда Рэндала, Дэвид Стэндиш, носил титул виконта Уилбрука. К нему следовало обращаться «лорд Уилбрук» или — если вы были его другом — просто Уилбрук. Так будет до тех пор, пока он не унаследует титул своего отца. Тогда он станет Хэрфилдом, а его старший сын — Уилбруком. Младший сын маркиза, лорд Рэндал Стэндиш, носит «титул учтивости», то есть именуется лордом по обычаю и не является членом палаты лордов. Те, кто занимает более низкое положение в обществе, и те, кто с ним незнаком, обращаясь к нему, называют его «лорд Рэндал», а те, кто ему ровня и друзья, — Стэндиш.

— А кто-нибудь зовет его просто Рэндалом? — спросила Чесс, отчаявшись что-либо понять. Похоже, среди этих людей давать ребенку имя при крещении — пустая трата времени.

Мисс Фернклиф улыбнулась с видом человека, посвященного в самые сокровенные семейные тайны.

— Так его называют члены семьи и еще его любовницы. Он никогда не был женат.

Ее голос понизился до шепота.

— Говорят, что самые близкие друзья называют его Мефистофелем из-за его сходства с дьяволом. Надеюсь, что это сходство ограничивается его темной шевелюрой и остроконечной бородкой.

Чесс попыталась растолковать Нэйтену, как кого зовут в семействе Стэндишей, но тут же безнадежно запуталась. Но одно она помнила твердо — когда ее кузен явится к ним с визитом, его следует называть лордом Рэндалом.

Нэйтен расхохотался.

— Уж лучше я буду называть его Дьяволом — по крайней мере просто и ясно… Не беспокойся ты так, Чесс, я пошутил. Эх, жаль, что мы не можем предложить ему «подсластителя» старой Ливви. Ма всегда называла его «дьявольским варевом». Кстати, Элва рассказала мне, что поминки по Ливви превратились в самую долгую и шумную вечеринку, какую кто-либо видел. Она оставила целый бочонок своего домашнего пива специально для этого случая.

Лорд Рэндал Стэндиш нанес визит мистеру и миссис Ричардсон на следующий день, как того требовал и приличия. Он уже давно понял, что светские обязательства лучше исполнять не откладывая; после этого о них можно тут же забыть.

Он ответил учтивым отказом, когда Чесс предложила ему выпить чаю, а Нэйт — чего-нибудь покрепче.

Неписаные правила лондонского света гласили, что на визит вполне достаточно пятнадцати минут, однако если визитер соглашается что-то съесть или выпить, то он должен остаться по меньшей мере на три четверти часа.

Нэйт заинтересовал Стэндиша. У англичанина было несколько друзей и знакомых среди американцев, но ни один из них не был предпринимателем. Нэйт представлял собой неизученную разновидность.

Однако Стэндиш помнил, что его привел сюда семейный долг, и потому обращался преимущественно к Чесс. После посещения галереи, сказал он ей, он вспомнил, какую сенсацию произвел в Хэрфилде визит ее родителей.

— Мой отец — которого называют Стэндишем из Хэрфилда — впоследствии рассказывал мне о нем.

Чесс почувствовала, как ее лицо заливается краской. Значит, он все-таки помнит ту сцену в вестибюле. Ей захотелось убежать в другую комнату и запереться на ключ. Однако кузен улыбался ей, словно у них двоих имелся восхитительный общий секрет. Он даже подмигнул ей правым глазом. Он явно не считал, что она совершила нечто постыдное. Возможно, он прав. Во всяком случае, она надеется, что это именно так. Как замечательно, что она встретила его — самого настоящего английского кузена. Как чудесно, что можно поговорить с ним о семье, о ее семье, ее родителях.

— Я тогда был в университете и не встретился с ними, — продолжал лорд Рэндал. — Потом я узнал, что мой отец и старший брат безнадежно влюбились в вашу мать.

Чесс рассмеялась. Беседовать с английским кузеном было таким удовольствием, что она перестала корить себя за ту первую ошибку.

— Это похоже на маму, — сказала она. — Когда янки явились грабить Хэрфилде, она так их околдовала, что они оставили нас в покое.

Стэндиш был очарован мурлыкающим, воркующим смехом своей американской кузины. Такого удивительного смеха он еще никогда не слышал, а новизна была в его жизни редкостью. Он был продуктом и пленником узкой привилегированной касты, и хотя у него был более широкий круг интересов и занятий, чем у большинства представителей его класса, он, как и они, был вынужден постоянно бороться со скукой.

— Мистер Ричардсон, я передумал, — сказал он. — Я, пожалуй, выпью, если ваше предложение еще остается в силе.

— Отлично. — Нэйт подошел к переговорной трубке. — Знаете, я с удовольствием пользуюсь этой штукой. Один из здешних инженеров обещал достать мне ее описание и инструкцию по эксплуатации, чтобы я мог установить эти трубки в нашем новом доме. Что вы будете пить?

— Виски с содовой.

Стэндиш, улыбаясь, посмотрел на Чесс. Ему хотелось еще раз услышать, как она смеется.

— Семейное предание гласит, что когда первый из американских Стэндишей поселился в колониях, он назвал свое тамошнее поместье не Хэрфилд, а Хэрфилдс[37], потому что оно было вдвое больше, чем поместье его отца. Скажите, миссис Ричардсон, это правда?

Чесс не засмеялась, а только улыбнулась и покачала головой. «Прелестная история», — сказала она. Однако она слышит ее в первый раз.

А бывал ли он в Америке, спросила она.

Нет, сказал лорд Рэндал, однако когда-нибудь он туда непременно съездит.

Вошел официант с напитками на подносе, Стэндиш смирился с тем, что ему придется продлить визит еще на полчаса. Все-таки зря он согласился выпить. Как видно, виргинская ветвь рода очень разрослась, заметил он небрежно. Дошло до того, что имя «Стэндиш» стало использоваться производителями одной из марок сигарет.

— О, да ведь это мы! — воскликнула Чесс. — Неужели наши сигареты добрались до Англии? Нэйтен, ты об этом знал?

Лорд Рэндал изумился. Потом разразился смехом.

— Стало быть, вы — причина всех моих бед! Американцы буквально засыпали своих лондонских приятелей и знакомых этими вашими рекламными плакатиками, рассказывающими о субъекте по фамилии Стэндиш. Друзья уже давно подтрунивают надо мной по этому поводу. Е.К.В. постоянно спрашивает, почему я жадничаю и до сих пор не подарил ему двух-трех замков, если уж у меня их так много[38].

Чесс поглядела на сидящего перед нею безукоризненно вылощенного англичанина и вспомнила персонажа их рекламных плакатов, одетого в хороший городской костюм, но все равно похожего на фермера. Она рассмеялась.

— Ах вы бедняжка, — произнесла она и снова залилась смехом. Она сознавала, что с ее стороны это невежливо, но ничего не могла с собой поделать.

Чесс и не подозревала, что ее смех доставляет лорду Рэндалу Стэндишу наслаждение. Он был готов слушать его бесконечно.

— Я прикажу прислать вам несколько ящиков «Кэсла», лорд Рэндал, — весело сказал Нэйт. Он уже прикидывал выгоды, которые можно извлечь из неожиданно свалившейся на него удачи. Этот фасонистый английский кузен Чесс мог бы ввести здесь моду на сигареты компании «Стэндиш». Это стало бы отличным козырем на переговорах с английскими производителями сигарет. Если отослать письмо с вечерней почтой, оно дойдет до фабрики в Северной Каролине уже через неделю. А спустя еще неделю сигареты будут доставлены в Лондон.

Почта принимает корреспонденцию до семи тридцати вечера. Если он сейчас отделается от этого кузена и сядет писать письмо…

— Лорд Рэндал, почему бы нам не встретиться еще раз сегодня вечером? Мы были бы рады увидеться с вами за ужином, который у вас в Англии называют обедом. Я знаю, Чесс хочется задать вам миллион вопросов об остальной своей родне.

Стэндиш хотел было отказаться, но Чесс опередила его.

— Мне очень жаль, но это невозможно. Сегодня вечером мы идем в театр, — говоря это, она заставила себя улыбнуться, хотя ей хотелось схватить первый попавшийся предмет и запустить им в Нэйтена. Беседа была такой приятной, непринужденной, и вдруг он взял и все испортил. Зачем?

Стэндиш вежливо спросил, на какой спектакль они идут.

— На «Даму с камелиями», — ответила Чесс. — Я с нетерпением жду начала. Мне всегда нравился Дюма.

— Вам очень повезло, — заметил лорд Рэндал. — Все в один голос говорят, что Дузе играет великолепно. Все билеты уже распроданы.

Стэндиш бросил быстрый взгляд на часы, стоящие на каминной полке, и поставил бокал с недопитым виски на столик. Нет ничего неприятнее, чем оказаться в обществе супружеской пары, которая вот-вот поссорится. Пора прощаться и уходить.

Он так до конца и не понял, как мужу его кузины удалось выудить у него обещание сопровождать ее в театр вместо него. Он должен был зайти за ней в семь.

Проводив Стэндиша до лифта, Нэйт вернулся в номер к разгневанной жене.

— Разъяснить мне все мои промахи и недостатки ты можешь и позже, — сказал он добродушно. — Сейчас мне надо написать письмо.

И он рассказал Чесс о своих планах в отношении Стэндиша и сигарет «Кэсл».

У нее на этот счет тоже имелись кое-какие идеи, и она решила высказать их, а выражение своего возмущения оставить на потом.

— Нэйтен, ты не понял самого важного. Знаешь, кто такой этот Е.К.В., друг Стэндиша? Его королевское высочество, то есть принц Уэльский, будущий король Англии. И вот что нам надо будет сделать…

Письмо попало на почту вовремя, и в тот же вечер его отвезли в порт, чтобы отправить следующим пароходом, идущим в Нью-Йорк. В нем предписывалось отгрузить в Лондон два ящика обычных сигарет «Кэсл» и еще два ящика с коробками, оформленными особым образом: сверху — надпись: «Изготовлено специально для Е.К.В. принца Уэльского», под ней — изображение льва и единорога — герба британской короны. А под ними — еще одна строчка: «Подарок от его друга Стэндиша».

Англичане обожали свою королевскую семью. Если эти сигареты хотя бы пересекут порог королевского дворца, люди, с которыми Нэйт желал завязать деловые отношения, примут его с распростертыми объятиями.

Чесс поблагодарила лорда Рэндала за то, что он согласился сопровождать ее на «Даму с камелиями». Она не стала извиняться за поведение своего мужа, который вынудил его это сделать, она знала, что ее извинение только усугубило бы и без того щекотливое положение, сделав его еще более неловким. Все недолгое время, проведенное в экипаже Стэндиша по дороге в театр, они говорили о Дюма-отце и Дюма-сыне.

Когда они вошли в ложу, возбуждение зала, гудящего в предвкушении волнующего зрелища, мгновенно передалось и Чесс. Когда поднялся занавес и спектакль начался, она вмиг забыла обо всем остальном. Прежде она никогда не видела профессиональной театральной постановки, только любительские, да еще представления балаганных комедиантов на ярмарке штата. И сейчас происходящее на сцене захватило ее целиком.

Стэндиш смотрел больше на ее лицо, чем на сцену. В ее самозабвенной увлеченности спектаклем, в чуткой восприимчивости ко всем его поворотам и оттенкам было что-то завораживающее. Это упоение было непосредственным, искренним, чистосердечным и наивным. Оно было полной противоположностью всему тому, из чего состояла его жизнь.

Когда занавес опустился, Чесс повернула к нему свое залитое слезами лицо и улыбнулась сияющей трепетной улыбкой.

— Как прекрасно, — вздохнула она.

Что это? Каким образом эта довольно невзрачная женщина вдруг сделалась красивой? Сколько еще восхитительных сюрпризов она способна преподнести? Стэндиш смотрел на нее и наслаждался.

Чесс вытерла глаза носовым платком и встала со своего места. Пока Стэндиш помогал ей надеть накидку, она обратила внимание на двух женщин в ложе напротив. Они рассматривали его и ее в театральные бинокли. Стэндиш слегка поклонился им в знак приветствия, и бинокли быстро опустились.

— Хотите познакомиться с герцогиней? — спросил он Чесс. Он был уверен, что герцогиня хотела бы познакомиться с ней. В тесном мирке лондонского светского общества главным развлечением было перемывание косточек ближним. Любая дама сочтет, что ей повезло, если она первой узнает, кто была та незнакомка, с которой Рэндала Стэндиша видели в театре.

— А она приятная женщина? — спросила Чесс. — Мне сейчас очень хорошо, и не хочется, чтобы кто-нибудь несимпатичный испортил все удовольствие.

Еще один сюрприз. А ведь считается аксиомой, что все американцы преклоняются перед титулами.

— Вы удивительная женщина, миссис Ричардсон, — сказал он.

— Послушайте, лорд Рэндал, мы же с вами родня. Зовите меня Чесс.

— Необычное имя. Вы, вероятно, хорошо играете?

— Чесс — это уменьшительное от Франчески. Я играю, но довольно плохо.

— А вы зовите меня Рэндалом. Я бы с удовольствием сыграл с вами в эту игру.

Стэндиш полагал, что Чесс достаточно искушена в тонком искусстве флирта и отлично поняла двойной смысл его слов. В его кругу Любовные интрижки, длящиеся, пока длится лондонский светский сезон[39], были делом обычным.

Он растерялся, когда, пригласив его на поздний ужин, Чесс прошла в свою спальню и вернулась отнюдь не в соблазнительном неглиже, а с шахматной доской и весьма оригинальными шахматными фигурами.

— Что вас рассмешило? — спросила она его.

— Похоже, что мир сошел с ума, — уклончиво ответил он. — Ваш муж поужинает с нами?

— Конечно, нет. Он уже давно спит. Думаю, пока мы были в театре, он успел поесть раза четыре: ведь ему так нравится пользоваться переговорной трубкой. Что до меня, то я ее терпеть не могу: кажется, будто говоришь с привидением, и притом когда вокруг вовсю свищет вьюга. Не могли бы вы заказать наш ужин сами?

— А что бы вы хотели заказать?

— Мне все равно. Здесь очень хорошая еда… но над чем это вы опять смеетесь?

— Знаете, шеф-поваром в «Савое» сам Эскофье, самый прославленный мастер кулинарии в мире. Если бы он узнал, что кто-то называет его творения «хорошей едой», он бы перерезал себе горло одним из своих кухонных ножей.

Чесс засмеялась. Да, это не было игрой воображения: он действительно слышит его, это непроизвольное грудное мурлыканье. Второго такого смеха не сыскать во всем мире. Роман с нею будет восхитителен. Возможно, она будет смеяться, когда они будут заниматься любовью.

Они съели омлеты, которые бесстрастный, вышколенный официант поджарил на серебряной сковороде над спиртовкой. И выпили шампанского.

Она очень сожалеет, но нет, она не сможет принять его приглашение на ленч, сказала Чесс. Завтра мисс Фернклиф, как всегда, зайдет за ней в девять утра, и они поедут осматривать достопримечательности.

К своему удивлению, Стэндиш почувствовал разочарование. И вместе с тем он был доволен. Слишком легкие победы всегда бывали наименее интересными. Он предложил съездить на прогулку в Хэмпстед[40] в воскресенье, когда все музеи будут закрыты, и Чесс с благодарностью согласилась. За себя и за мужа.

После ужина они сыграли партию в шахматы, и она снова переиграла его. Лорд Рэндал Стэндиш был раздосадован. Если в воскресенье все пойдет так же, как сейчас, он перестанет волочиться за этой провинциальной кузиной и переключится на женщину из своего собственного класса, играющую в любовные игры по тем правилам, которые он понимает.