Из золотых полей

Глава 36

В действительности Чесс вовсе не устала. Она испугалась. Соприкосновение с богемой подействовало на нее странным образом: она была взволнована и в то же время ей стало как-то спокойнее на душе. Их жизнь была такой яркой и вместе с тем такой беззаботной. Чесс впитала ее атмосферу, в которой слились презрение к унылым запретам и предписания общества, культ свободы и уверенность, что чего тебе хочется, то и надо делать. Главное — делать это со вкусом.

Она и представить себе не могла, что Рэндал такой. Он всегда был так чопорен и в одежде, и в манерах.

Но только не тогда, когда он целовал ее.

Она больше не была уверена, что игра с огнем — занятие безопасное.

Чесс съела в номере легкий ужин и принялась читать свой «Бедекер». Завтра мисс Фернклиф поведет ее осматривать музеи Южного Кенсингтона. Надо быть готовой.

Но ее мысли то и дело возвращались к тому дню, когда мисс Фернклиф привела ее в Национальную галерею. И познакомила с Рэндалом. Завтра вечером он будет сопровождать ее в театр, на комедию. Он сказал, что ему нравится слушать, как она смеется.

Чесс попыталась сосредоточиться на книге. «…Резные дубовые сидения для певчих из Ульмского собора работы Йорга Сирлина (ок. 1468 г.)…»

Кажется, что до завтрашнего вечера целых сто лет. Как долго ждать…

Пока Чесс окуналась в жизнь богемы, в ее люксе в «Савое», как и предсказывал лорд Рэндал, было оставлено несколько визитных карточек, в том числе одна карточка графини Лепуорт и две карточки графа, ее мужа.

На мисс Фернклиф это произвело глубокое впечатление.

— Графиня постоянно устраивает приемы. Вы сможете перезнакомиться со всеми.

Мисс Фернклиф была большим знатоком правил, по которым жило лондонское светское общество. Так, единственная карточка графини означала, что та нанесла визит одной Чесс. Две карточки графа говорили о том, что он приходил с визитом и к ней, и к ее мужу. Мисс Фернклиф пришла в ужас, увидев визитные карточки Чесс с ее фотографией.

— Неважно, что в Америке они считаются последним криком моды, — сказала она. — В Лондоне визитные карточки должны быть белыми или цвета слоновой кости, и на них должно быть ваше имя, напечатанное курсивом. Все остальное не подходит. Мы с вами сейчас же идем в «Саутвудз». Все уважаемые люди заказывают свои карточки в этой фирме.

Чесс с готовностью согласилась.

— По дороге я хочу заехать на Теобальд-роуд. Мне порекомендовали одного портного, который работает на этой улице.

Записка от Оскара Уайльда пришла перед завтраком. Чесс заперла ее в шкатулке с драгоценностями, вместе со своим бриллиантовым ожерельем.

Лютер Уитсел был взвинченный молодой человек, невысокий, жилистый, с волосами, как будто выкрашенными оранжевой краской. Мисс Фернклиф он привел в ужас, а Чесс — в восторг.

Его студия представляла собой просторный чердак, и чтобы попасть в нее, надо было преодолеть пять этажей. При виде этой студии на ум приходили сказки «Тысячи и одной ночи». Рулоны и груды тканей всевозможных цветов покрывали длинные столы и все стулья и немалую часть пола.

— Оскар говорил мне о вас, — радостно сказал Лютер Уитсел. — И, как всегда, он был абсолютно, совершенно точен в своем описании. Да, да, великолепие, эффектность, изысканные линии, непременно изысканные линии и насыщенные цвета. Вам подойдут цвет сливы, цвет полночного неба, цвет граната — но не рубина, он слишком банален…

Лютер три часа снимал с нее мерки, рисовал эскизы, драпировал ее различными тканями, и Чесс наслаждалась каждой минутой. Уходя из ателье, она совершенно не представляла себе, каковы будут платья, которые он для нее сошьет, но была полностью уверена, что они будут непохожи на те, что у нее есть.

Мисс Фернклиф продолжала излучать неодобрение и негодование, пока они не добрались до музея в Южном Кенсингтоне. Только там, в полутемной закусочной, она смягчилась: зеленые с золотом стены оказывали умиротворяющее действие, так же, как и сам ленч: бифштекс и пирог с почками.

Чесс напрягла память.

— Больше всего мне хотелось бы осмотреть сиденья для певчих из Ульмского собора, — сказала она.

Мисс Фернклиф расцвела.

После ярких красок ателье Лютера Уитсела бледно-голубое вечернее платье показалось Чесс каким-то бесцветным. Но выбора у нее не было: это платье шло ей больше остальных. Ее обнаженные плечи были белы, как алебастр, а ожерелье сверкало так же ослепительно, как те, которые она видела на других дамах, когда смотрела в театре «Даму с камелиями».

Горничная Эллис сделала ей модную прическу, завив волосы и соорудив из них пучок. Щипцы для завивки показались Чесс орудием пытки, но ей хотелось выглядеть как можно лучше. Когда Эллис воткнула в пучок красные розы, Чесс посмотрела на свое отражение в зеркале и сочла, что выглядит безупречно. Она продолжала держать голову совершенно неподвижно, пока мальчик-слуга из персонала «Савоя» не сообщил ей, что внизу в вестибюле ее ожидает лорд Рэндал Стэндиш.

Эллис набросила на плечи Чесс сборчатую вечернюю накидку.

— Мадам выглядит превосходно, — сказала она.

— Спасибо, Эллис. Я вернусь очень поздно, так что вы успеете поужинать и отдохнуть. Я пошлю за вами, когда мне надо будет раздеться.

«Неплохо у меня получилось, — подумала Чесс. — Вполне по-английски, в духе всех этих великосветских ухищрений.

Дома, в Америке, она всегда раздевалась сама.

— Какая чудесная комедия, не правда ли, Рэндал? Я смеялась до слез!

— Я знаю. Я наслаждался, слушая ваш смех.

Кэб вез их к «Савою». В напряженной тишине, наполненной невысказанными мыслями, Стэндиш взял руку Чесс, медленно расстегнул на ней перчатку и припал губами к тому месту, где бился пульс.

— Я проголодался, — сказал он. — А Эскофье готовит в «Савое» такие вкусные омлеты.

Сердце Чесс бешено забилось, словно пойманная птица.

— Я… я не знаю…

Стэндиш снова застегнул перчатку на ее руке.

— Нет, знаете.

Он сидел так близко, что Чесс чувствовала исходивший от него аромат: запах сандалового дерева и накрахмаленного белья.

Огни «Савоя» осветили темный кэб, и Чесс смогла увидеть его лицо. Он и впрямь был похож на Мефистофеля: мрачный, уверенный в себе, опасный, полный магнетизма. Ее пробрала дрожь.

— Вам холодно? — мягко спросил Рэндал. — Позвольте мне…

Он плотнее запахнул края накидки на ее горле. Его пальцы легко коснулись ее шеи и мочек ушей.

Когда дверь люкса закрылась за ними, Рэндал бросил свою шляпу и перчатки на столик. Стоя за спиной Чесс, он обвил руками ее плечи и развязал шнурки накидки. Накидка упала, и Стэндиш поцеловал ее горло. Потом его губы скользнули ниже, по левому плечу, затем по правому, теплые ладони опустились на ее талию.

— Обернись, — прошептал он ей на ухо. Его дыхание было жарким, влажным. — Я хочу поцеловать тебя в губы.

Она повернулась в кольце его рук и подставила ему губы. Его руки были очень сильными.

Рэндал долго целовал ее, потом его пальцы зарылись в ее волосы, вынули из них гребни и шпильки. Чесс почувствовала, как волосы распустились и тяжелыми волнами упали ей на плечи и спину.

— Какие красивые, — прошептал Стэндиш. — Как плащ из золотистого шелка. Не позволяй портить их щипцами для завивки.

И он снова поцеловал ее.

Она услышала, как зашуршали ее юбки, когда он взял ее на руки и опустил на кровать.

Она хотела сказать «нет», но вместо этого у нее вырвался тихий молящий стон. Он спустил платье с ее плеч и коснулся ее обнаженных грудей. Чесс вскрикнула, когда жгучее ощущение пронзило все ее тело, и не вольно прогнула спину, чтобы плотнее прижать грудь к его рукам.

— Моя дорогая, — сказал Рэндал, смеясь, — уверен, что по натуре своей вы очень чувственны. Я обещаю вам истинное блаженство.

Чесс тонула, парила в пространстве, ее кожа превратилась в самостоятельное живое существо, горящее, трепещущее, кричащее и требующее ласк его рук, его губ, прикосновения его горячей кожи. Ее тело вытягивалось, поворачивалось, ища его прикосновений. Она слышала свое неровное, хриплое дыхание.

Рэндал дразнил ее, возбуждал ее до дрожи, повелевал ею и в конце концов довел ее до немыслимого, невероятного экстаза. А потом медленно и нежно начал все сначала, с легчайшего прикосновения своих губ к ее губам.

— Я больше не могу, — задыхаясь, вымолвила Чесс.

— Ты испытаешь это еще много раз, — сказал Стэндиш. — Моя великолепная, сладострастная возлюбленная, ты будешь достигать вершины наслаждения еще сто, тысячу раз.

Чесс было не до счета, она, кружась, взмывала в багровое безумие удовлетворяемого желания, пронзительного, всесокрушающего, жгучего.

Рэндал принес ей холодной воды, приподнял ее голову и поднес стакан к ее искусанным губам. Его тело блестело от пота, черные волосы спутались и завились в колечки.

— Я и не знала, что это бывает так, — чуть слышно проговорила она.

— Пей, любимая. И спи. А потом мы опять займемся любовью.

Она не успела ответить: сладкая тьма объяла ее, и она погрузилась в сон.

Для Чесс наступило головокружительное время наслаждений. Она чувствовала себя так, словно ей открылся секрет бытия, то, ради чего она существует. Ради того, чтобы ее обнимал, ласкал, целовал, любил мужчина. Ее переполняла жизнь. Каждый цвет, каждый запах, каждое дуновение ветра, каждый луч солнца и каждая капля дождя были маленьким чудом, она упивалась их совершенством. Все ее чувства необычайно обострились. И все они все время ждали объятий Рэндала. Если бы это было возможно, она бы предавалась любви круглые сутки, много дней подряд. Но это было невозможно, и в часах разлуки была своя сладость, потому что они были полны предвкушением того, что ждет ее, когда они снова будут вместе, наедине друг с другом.

Когда они были вместе, но не одни, связывавшая их страсть была словно ослепительный голубой электрический разряд, и Чесс с трудом верилось, что для других он невидим.

Они пошли в зоопарк, и там ей казалось, что животные поворачиваются к ним, потому что чувствуют это электричество страсти. О, как хороши были эти животные и птицы! Чесс была в восторге. Странный вид пеликанов и верблюдов рассмешил ее. От свирепой красоты леопардов и ягуаров у нее на глазах выступили слезы. Стэндиш осушил их поцелуями в уединенном уголке, а потом, так и не посмотрев остальных животных, они отправились в его квартиру и в постель.

Он жил в «Элберт мэншенз», новом здании из красного кирпича, где квартиры были просторнее, чем большинство домов. Его апартаменты были апартаментами ученого: возле всех стен стояли низкие книжные шкафы, а над ними висели старинные картины или археологические обломки.

Только спальня была иной. Ее стены и потолок были темно-синими, с золотыми и серебряными звездами. Кровать была огромных размеров: каждый из четырех столбов, поддерживающих балдахин, был толщиной с дерево и покрыт рельефами, изображающими греческих и римских богов. Их сандалии были сделаны из золота.

Чесс познакомилась со старшим братом Рэндала, еще одним своим кузеном, с его женой и — поскольку она была им родней — выслушала жалобы на то, какое это мучение: ждать долгие годы, когда к тебе перейдут по наследству титул и земли.

Еще она познакомилась с Джеймсом Уистлером, и — поскольку она была американкой — выслушала его сетования на жизнь вдали от родины и на антиамериканские предрассудки.

Оскар Уайльд, одетый в зеленую визитку, посетил Чесс в «Савое», чем тотчас сделал ее знаменитой.

Его протеже Лютер одел ее так элегантно, что почти все дамы, с которыми она знакомилась, умоляли ее сообщить им, кто шьет ее туалеты.

Она освоила все премудрости, связанные с визитами и визитными карточками, и почти каждый вечер принимала гостей или ходила в гости. У нее появилось множество приятельниц среди дочерей и жен пэров, и скоро она уже называла их по именам.

Так когда-то жила ее мать, так должна была жить и она, если бы не гражданская война.

Чесс наслаждалась этой жизнью.

По вечерам она ездила в оперу, в драматические театры и на званые обеды к Эскитам или Ротшильдам.

И всегда, всегда ее ждали объятия Рэндала. В конце дня, в тихие послеполуденные часы или когда день только начинался и он был еще весь потный после часа фехтования, с которого он начинал каждое утро.

Времени у нее теперь было сколько угодно, и ничто не мешало посвятить его открытию страсти. В тот день, когда Рэндал впервые обладал ею, началась забастовка извозчиков, и Чесс дала мисс Фернклиф расчет. Теперь, две недели спустя, она удивлялась, вспоминая, что когда-то хотела посетить все лондонские достопримечательности, которые в «Бедекере» были отмечены звездочками. Зачем? Ведь Лондон существует для любви и светских удовольствий. И не одна она пришла к этому выводу — так считают все. Теперь, когда на приемах она ловила на себе взгляды Рэндала и с радостью ощущала связывающие их узы, ей стало видно, что такие же узы соединяют и многие другие пары в гостиной. Любовь правила миром, во всяком случае в Лондоне, в середине мая.

Она опаздывала. Рэндал ждал ее в вестибюле. Но она должна была переодеться. Ее новые друзья будут шокированы, если она не сменит тот наряд, в котором была утром, на другой, для дневного выхода. Или на третий, если она решит не выходить, а остаться дома и принимать гостей. А вечером она должна будет надеть вечернее платье. Или же не надевать ничего. Ее дыхание участилось. Может быть, после выставки цветов у них будет время заняться любовью до того, как они пойдут на чай к Дэйзи Мертон. Сегодня они не приглашены на званый обед, это значит, что они смогут провести долгие часы в объятиях друг друга.

Общественные сады, в которых проходила выставка цветов, были и сами по себе красивы, а сегодня, когда перед каждым усыпанным розами кустом стояли столики с цветами, выращенными членами Королевского общества садоводов, от красоты и благоухания захватывало дух.

Главной патронессой выставки была герцогиня Файф.

Рэндал наклонился к уху Чесс и прошептал:

— Когда я буду представлять тебя ей, сделай реверанс и называй ее «Ваше высочество».

Герцогиня уже приближалась к ним в сопровождении двух других дам. Это была маленькая пухленькая женщина лет двадцати пяти, чей веселый, жизнерадостный нрав вполне компенсировал недостаток красоты.

— Лорд Рэндал, неужели это вы? — обратилась она к Стэндишу. — Вот уж никак не ожидала встретить вас среди цветоводов. Право же, такая изобретательность делает вам честь. Как вам удается разводить цветы в мощеном дворе под окнами вашей городской квартиры?

Стэндиш учтиво поклонился.

— Ваше высочество, я велел торговцу цветами оставлять их возле крыльца. Оттуда я уже сам доставляю их к себе в квартиру.

Герцогиня расплылась в улыбке.

— Я знала, что вы ответите остроумно. Я так и сказала моим подругам.

Две ее спутницы смотрели на Стэндиша печальными глазами. Обе они были на редкость непривлекательны.

— Ваше высочество, позвольте представить вам мою кузину из Америки, — сказал Стэндиш.

Чесс держала себя так, словно каждый день своей жизни встречалась с особами королевской крови.

Позже Рэндал объяснил ей, что принцесса Луиза — дочь принца Уэльского, наследника престола. Он знает ее с пеленок. Все говорят, что герцог Файф, ее муж — хороший человек. Хочется надеяться, что это действительно так. Луиза всегда была очень милой девушкой.

— Рэндал, да ты никак рисуешься передо мной?

— В какой-то мере. Ну и как, мне удалось произвести впечатление?

— В какой-то мере.

Электрический ток между ними усилился, и их неудержимо потянуло друг к другу.

— Поедем обратно в гостиницу. До нее рукой подать.

— Нет, лучше ко мне на квартиру. В «Савое» сейчас слишком людно, все съехались на выставку цветов.

По дороге к дому Рэндала они попали в затор. Рэндал был крайне раздосадован.

— Черт побери! Совсем забыл, что сегодня официальный дневной прием при дворе.

— Слушай, Рэндал, давай сойдем и прогуляемся пешком. Твой экипаж никуда не денется, мы вернемся за ним потом. Мне хочется поглазеть на драгоценности.

Девушки из знатных семейств, впервые вывезенные в свет, представлялись королеве на специальных дневных приемах, на которые дамы должны были приезжать в вечерних платьях и в полном наборе драгоценностей, состоящем из ожерелья, броши, браслетов, серег, а также короны или тиары. Роскошные кареты с взволнованными светскими девицами выстраивались вереницей перед королевским дворцом и простаивали там часами, так что толпы простонародья, собравшиеся ради такого захватывающего зрелища, могли разглядывать бедняжек во всех подробностях.

— Чесс, ты ведешь себя как нельзя более вульгарно. Надеюсь, ты это понимаешь?

— Конечно, понимаю, но мне все равно. Смотри, Рэндал! Неужели изумруды в этом ожерелье настоящие? Ведь каждый из них не меньше куриного яйца.

— Ты неисправима. Ну что мне с тобой делать?

Чесс посмотрела ему в глаза и засмеялась.

— Ты хочешь, чтобы я ответила тебе при всех?

Позже, когда они отдыхали после любовных утех, Рэндал спросил ее, не хочется ли ей быть представленной ко двору.

— Для этого вовсе не обязательно быть девицей, впервые выехавшей в свет. Я мог бы сопровождать тебя на королевский бал, если твое имя будет внесено в дворцовый список. Уверен, что Хермиона с удовольствием все устроит.

— Дай мне подумать. Одно дело — глазеть самой и совсем другое — когда глазеют на тебя.

— Решай побыстрее. Хермиона все делает в черепашьем темпе.

— Не то что я.

И Чесс мигом перекатилась на него.

— Ну как, сможешь меня догнать?

Она легко укусила его за мочку уха.

— Ненасытная распутница.

Чесс рассмеялась.