Избранные произведения драматургов Азии

Лао Шэ (1899—1966) — китайский прозаик и драматург. Окончил учительский институт, с 1924 по 1930 год преподавал китайский язык в Лондонском университете. В Англии начал заниматься литературным трудом. Опубликовал множество романов и сборников рассказов. Наиболее известные из них — «Философия старины Чжана» (1926), «Записки о кошачьем городе» (1933), «Рикша» (1935). В годы второй мировой войны Лао Шэ — один из руководителей Всекитайской ассоциации работников литературы и искусства по отпору врагу. В 1946 году выехал в США, где завершил трилогию «Четыре поколения одной семьи».

После возвращения на родину в 1949 году обращался главным образом к драматургии. Огромным успехом пользовались его пьесы «Фан Чжэньчжу» (1950), «Драконов ус» (1950), «Ихэтуань» (1961).

Драма «Чайная» была написана в 1957 году, ее показал пекинский Художественный театр во время своих гастролей по Западной Европе. Действие пьесы происходит в пекинской чайной в три разные исторические эпохи, особенности которых мастерски изображены драматургом.

Лао Шэ был искренним другом Советского Союза, активным деятелем Общества китайско-советской дружбы, неоднократно приезжал в СССР, был активным участником Афро-азиатского писательского движения. Покончил с собой во время так называемой «культурной революции». Посмертно опубликован незавершенный роман «Под пурпурными стягами» (1979).

Перевод с китайского Е. Молчановой.

В а н Л и ф а (В а н) — с виду двадцати с лишним лет. Добр, но себе на уме. Совсем молодым лишился отца, хозяин чайной «Юйтай».

Т а н Т е ц з у й (Т а н) — гадает по лицу, курит опиум, лет тридцати.

С у н Э р ъ е (С у н) — труслив, любитель поговорить, лет тридцати.

Ч а н С ы е (Ч а н) — под тридцать, хорошо сложен; прямой, честный; приятель Сун Эръе; оба — завсегдатаи чайной.

Л и С а н ь (Л и) — слуга в чайной, тридцати с лишним лет. Услужлив, добр.

Э р Д э ц з ы (Д э) — двадцати с лишним лет, мелкий чиновник.

М а У е (М а) — мелкий помещик, тридцати с лишним лет, с европейским образованием.

Л ю М а ц з ы (Л ю) — около тридцати, сводник, характер жестокий.

К а н Л ю (К а н) — крестьянин, бедняк, сорока лет. Из предместья Пекина.

Х у а н П а н ц з ы (Х у а н) — сорока с лишним лет, бродяга.

Ц и н ь Ч ж у н ъ и (Ц и н ь) — владелец дома, в котором находится чайная. В первом действии ему за двадцать. Из богатой семьи, впоследствии капиталист, сторонник реформ.

С т а р и к — восьмидесяти лет, одинокий, бездомный бродяга.

Д е р е в е н с к а я ж е н щ и н а — лет за тридцать, бедная, продает дочь.

Е е д о ч ь — девочка лет десяти.

П а н Т а й ц з я н ь (П а н) — сорок лет, разбогател, ищет невесту.

С я о Н ю э р (Н ю э р) — одиннадцати лет, бой Пан Тайцзяня.

С у н ь Э н ь ц з ы (С у н ь) — двадцати с лишним лет, соглядатай.

У С я н ц з ы (У) — двадцати с лишним лет, соглядатай.

К а н Ш у н ь ц з ы (Ш у н ь ц з ы) — дочь Кан Лю; в первом действии ей пятнадцать, продана в жены Пан Тайцзяню.

В а н Ш у ф э н ь (Ш у ф э н ь) — жена Ван Лифа, хозяина чайной, сорока с лишним лет, честнее и справедливее мужа.

П о л и ц е й с к и й — двадцати с лишним лет.

Б а о т у н — продавец газет, шестнадцати лет.

К а н Д а л и (Д а л и) — двенадцати лет, приемный сын Пан Тайцзяня. Впоследствии связан с Кан Шуньцзы одной судьбой.

Л а о Л и н ь (Л и н ь) — тридцати с лишним лет, дезертир.

Л а о Ч э н ь (Ч э н ь) — тридцати лет, побратим Лао Линя, тоже дезертир.

Ц у й Ц з ю ф э н ь (Ц у й) — сорока с лишним лет, в прошлом — член парламента, впоследствии становится верующим, поселяется в гостинице при чайной.

О ф и ц е р — тридцати лет.

В а н Д а ш у а н ь (Д а ш у а н ь) — сорока лет, старший сын Ван Лифа, хозяина чайной; честный.

Ч ж о у С ю х у а (С ю х у а) — сорока лет, жена Ван Дашуаня.

В а н С я о х у а (С я о х у а) — тринадцати лет, дочь Дашуаня.

Д и н б а о — семнадцати лет, смелая, смышленая.

С я о Л ю М а ц з ы (С я о Л ю) — сын Лю Мацзы, за тридцать. Наследовал дело отца.

С б о р щ и к п л а т ы з а э л е к т р и ч е с т в о — сорока с лишним лет.

С я о Т а н Т е ц з у й (С я о Т а н) — сын Тан Тецзуя, за тридцать, наследовал дело отца, надеется стать настоятелем даосского храма.

М и н Ш и ф у (М и н) — за пятьдесят, шеф-повар.

Ц з о у Ф у ю а н ь (Ц з о у) — за пятьдесят, известный рассказчик старинных книг.

В э й Ф у с и (В э й) — рассказчик, затем певец пекинской оперы.

Ф а н Л ю (Ф а н) — за сорок, музыкант, играет на маленьком барабане; коварный и вероломный.

Ч э Д а н д а н (Д а н д а н) — торговец серебром, тридцати лет.

Г о с п о ж а П а н с ы (П а н с ы) — жена четвертого племянника Пан Тайцзяня, некрасива, мечтает стать императрицей; сорока лет.

Ч у н ь м э й — прислуга Пансы, девятнадцати лет.

Л а о Я н (Я н) — мелкий торговец, тридцати с лишним лет.

С я о Э р Д э ц з ы (С я о Д э) — сын Эр Дэцзы, забияка, тридцати лет.

Ю й Х о у ч ж а й (Ю й) — преподаватель начальной школы, учит Ван Сяохуа, за сорок.

С е Ю н ж э н ь (С е) — коллега Юй Хоучжая, за тридцать.

С я о С у н ь Э н ь ц з ы (С я о С у н ь) — сын Сунь Эньцзы, соглядатай, за тридцать.

С я о У С я н ц з ы (С я о У) — мужчина около тридцати, соглядатай, как и его отец.

С я о С и н ь я н ь (С и н ь я н ь) — прислуга, девятнадцати лет.

Ш э н ь — начальник управления штаба жандармерии, сорока лет.

П о с е т и т е л и ч а й н о й — мужчины.

С л у г и ч а й н о й — мужчины.

Б е ж е н ц ы — мужчины, женщины, старые, молодые.

С о л д а т ы.

П о с т о я л ь ц ы г о с т и н и ц ы — мужчины.

О ф и ц е р и с о л д а т ы с в ы с о ч а й ш и м у к а з о м — семь человек, мужчины.

Ж а н д а р м ы — четверо мужчин.

Ш а Я н (Г л у п ы й Я н или Д у р а ч о к Я н) — мужчина, пересчитывающий драгоценности.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Время действия: 1898 год, начало осени, разгром движения за реформы[1].

Место действия: Пекин, чайная «Юйтай».

Сейчас такие чайные почти перевелись, а еще несколько десятков лет назад в каждом городе непременно была хоть одна. Здесь можно было выпить чаю, перекусить, купить сладостей. Устав за день, сюда приходили отдохнуть и утолить жажду чашкой крепкого чая дрессировщики птиц, которые ублажали посетителей пением своих питомцев; здесь судачили, болтали, сводничали. Стоило начаться потасовке, что случалось довольно часто, как тотчас находился третейский судья и улаживал спор; кончив дело миром, пили чай, ели лапшу с тушеным мясом и расходились добрыми друзьями. Словом, чайная в те времена была излюбленным местом многих, там собирались по делу и без дела, проводили свой досуг.

Придешь, бывало, и чего только не услышишь! И про то, как огромный паук, приняв диковинный облик, был убит молнией; и про то, что необходимо поставить вдоль берега моря заграждения на случай вторжения иноземных войск. Толковали здесь о новых амплуа артистов Пекинской оперы, о новых способах приготовления опиума. И посмотреть было на что, когда кто-нибудь из посетителей приносил показать редкую драгоценность. Так что чайные и в самом деле играли великую роль, даже с точки зрения познавательной. Сейчас вы как раз видите такую.

У самого входа — стойка и плита. Потолок в чайной высокий, места много — столы, стулья, скамейки, табуретки. Все без труда умещаются. Из окна виден двор, во дворе навес, там тоже устраиваются посетители. Во внутреннем помещении и летней пристройке висят клетки с птицами. Куда ни посмотришь — везде надписи: «болтать о государственных делах воспрещается!»

В данный момент два посетителя, прикрыв глаза, тихонько поют, покачивая в такт головами. Еще несколько слушают пение сверчков, посаженных в банку. С у н ь Э н ь ц з ы и У С я н ц з ы в своих длинных серых халатах сыщиков вполголоса беседуют.

Сегодня дело чуть было не дошло до потасовки, будто бы из-за голубя. Уж тогда наверняка было бы пущено в ход оружие, ибо ссора вспыхнула между гвардейцами императора и солдатами арсенала, а и те и другие — любители подраться. Хорошо, что все кончилось миром — кто-то из посетителей предотвратил драку, и сейчас недавние враги, все еще возбужденные, бросая друг на друга злобные взгляды, входят в чайную и направляются прямо во двор.

М а У е в дальнем углу пьет чай.

В а н Л и ф а стоит у стойки.

Шлепая сандалиями, входит Т а н Т е ц з у й в длинном грязном халате.

В а н. Погулял бы лучше, Тан Тецзуй!

Т а н (мрачно улыбаясь). Осчастливь Тан Тецзуя, хозяин! Пожертвуй чашечку чая, а я тебе погадаю: могу по лицу, могу по руке! И денег не возьму! (Решительно берет руку Вана.) Сейчас усюй — двадцать четвертый год Гуансюя[2]. Сколько вам лет, уважаемый…

В а н (отнимает руку). Ну-ну! Ладно! Чаем я тебя и так угощу, а гаданье свое оставь при себе. Оба мы — горемыки, что толку гадать? (Выходит из-за стойки, приглашает Тана сесть.) Если не бросишь курить опиум, бедовать тебе всю жизнь! Это мое предсказание, оно вернее твоего.

Входят С у н Э р ъ е и Ч а н С ы е. Ван Лифа их приветствует. У обоих в руках клетки с птицами. Они вешают клетки на стену и ищут свободное место. У Сун Эръе озабоченный вид. У Чан Сые — беззаботный. К ним быстро подходит Л и С а н ь, берет чай, который они принесли, заваривает. Сун и Чан занимают столик.

С у н. Прошу вас! Пейте!

Ч а н. Прошу вас, угощайтесь! (Смотрит во двор.)

С у н. Видно, опять что-то случилось?

Ч а н. Возможно. Хорошо еще, что до драки не дошло. Раз уж такая охота подраться, нашли бы другое место. К чему заводить ссоры в чайной?

Появляется Э р Д э ц з ы, один из драчунов, подходит к Чан Сые.

Д э. Ты чем-то недоволен?

Ч а н (вежливо, но без робости). Вы меня спрашиваете? Я сижу и пью чай, за свои кровные. А что, кому-нибудь это мешает?

С у н (оглядывая Эр Дэцзы). Я вижу вы не из простых. Присаживайтесь, выпьем чаю, мы ведь тоже не лыком шиты.

Д э. Что тебе от меня нужно?

Ч а н. Силу свою хочешь показать? Так показал бы ее лучше на иностранцах! Там есть где разгуляться! Они вон императорский дворец сожгли! Но с ними вы что-то не воюете, хоть и на казенных харчах живете!

Д э. Ладно! Об иностранцах потом, а пока надо бы тебя хорошенько проучить. (Собирается пустить в ход кулаки.)

Посетители, поглощенные своими делами, ничего не замечают. Один Ван Лифа, почуяв неладное, быстро подходит к ним.

В а н. Ну что вы, братцы! Все мы приятели, с одной улицы, неужели нельзя договориться по-хорошему? Дэ, дружище, шел бы ты во двор!

Дэ, не слушая его, смахивает со стола чашку, которая разлетается вдребезги, пытается схватить Чан Сые за горло.

Ч а н (вскакивает). Ты чего?

Д э. Чего? Не удалось схватиться с иноземцами, но ты-то от меня не уйдешь!

М а. Эр Дэцзы! Опять ты за свое?

Д э (озирается и замечает Ма Уе). Ха, Ма Уе, ты здесь? А я тебя и не приметил. (Подходит, здоровается.)

М а. Все можно уладить добром. Зачем же сразу кулаки в ход пускать?

Д э. А ты, пожалуй, прав! Пойду-ка я во двор. Ли Сань! (Указывая на разбитую чашку.) Запиши на мой счет!

Ч а н (подходит к Ма). Вы человек умный, рассудите нас по справедливости.

М а (встает). У меня свои дела! Пока! (Уходит.)

Ч а н (обращаясь к Ван Лифа). Тьфу, чудак какой-то!

В а н. Ты, видно, его не знаешь. Иначе не связывался бы.

Ч а н. Не везет мне сегодня.

В а н (тихо). Зачем ты тут про иностранцев говорил? Он же кормится за их счет, исповедует их религию, говорит на их языке. Чуть что — сразу начальнику уезда жалуется. Даже чиновники предпочитают с ним не связываться.

Ч а н (возвращается на свое место). Хм, терпеть не могу этих иностранных прихлебателей!

В а н (кивает головой в сторону Сунь Эньцзы и У Сянцзы, тихо). Ты поосторожнее! (Громко.) Ли Сань, еще чашку чая! (Подбирает осколки.)

С у н. Сколько за разбитую чашку? Я плачу! Человек воспитанный не станет вести себя как торговка.

В а н. Подожди! Потом рассчитаемся. (Отходит.)

Появляется сводник Л ю М а ц з ы, он ведет К а н Л ю. Лю Мацзы здоровается с Сун Эръе и Чан Сые.

Л ю. Рано вы сегодня! (Достает трубку, набивает табаком.) Попробуйте-ка! Табачок свеженький, настоящий английский! Чистый, ароматный!

Ч а н. Надо же! Табак и тот иностранный! Сколько же наших денежек уплывает за границу!

Л ю. Ничего! В Китае денег куры не клюют! Ну, вы отдыхайте! А у меня тут дельце есть.

Ли Сань приносит чашку чая.

Л ю. Ну как? За десять лянов серебра согласен? Только давай прямо, без канители! У меня нет времени тебя обхаживать.

К а н. Господин Лю! За пятнадцатилетнюю девушку всего десять лянов?

Л ю. Отдавай тогда ее в веселый дом! Может, там прибавят лян-другой. Только на это ты ведь сам не пойдешь!

К а н. Так она ж мне родная дочь! Разве могу я…

Л ю. Дочь-то дочь, но что делать, если кормить нечем! Кого тут винить?

К а н. Кого винить? Это правда, нам, деревенским, хоть в петлю лезь! Но продать дочь, чтобы хоть раз накормить семью, какой же для этого надо быть скотиной!

Л ю. Ваши деревенские дела меня мало интересуют. А я ради тебя стараюсь, тебе помочь хочу. Да и дочь твоя будет сыта, одета. Разве этого мало?

К а н. А кому она достанется?

Л ю. Ты запрыгаешь от радости, когда узнаешь! Чиновнику из императорского дворца!

К а н. Зачем ему деревенская девчонка!

Л ю. А ей что от этого хуже будет?

К а н. Кому же все-таки вы ее отдадите?

Л ю. Пан Тайцзяню! Слыхал о таком? Самой императрице прислуживает. А до чего богат! Уксус и тот в посуде из агата держит!

К а н. Господин Лю, как же я в глаза дочери смотреть буду? Совесть замучает, что отдал дочь в жены такому жестокому человеку.

Л ю. Раз продаешь, все равно совесть замучает. Неважно кому. Главное, что дочь будет как сыр в масле кататься, в шелках ходить. Разве это не счастье? Ну ладно, говори прямо, согласен?

К а н. Да где ж это видано? Чтобы такой богач и за десять лянов?

Л ю. Да во всей вашей деревне десяти лянов днем с огнем не сыщешь! Ты что, не знаешь, что в деревнях ребят на пять фунтов муки меняют?

К а н. Охо-хо! Пойду-ка поговорю с дочкой!

Л ю. Слушай, другого-такого случая не будет! Прозеваешь — пеняй на себя! И не мешкай.

К а н. Да-да! Я мигом.

Л ю. Я подожду тебя!

К а н. Охо-хо! (Медленно уходит.)

Л ю (подходит к Чан Сые и Сун Эръе). До чего же трудно с этой деревенщиной. Никакой радости!

С у н. Дельце, видно, выгодное?

Л ю. Не так чтобы очень! Разумеется, кое-что и мне перепадет.

Ч а н. А в деревне до чего дошли! Детей продают!

Л ю. Кто знает, что лучше! Может, пришлось подыхать бы, как бездомной собаке на улицах Пекина!

Ч а н. И все-же, господин Лю, не доброе это дело, жестокое!

Л ю. Ну нет! Они еще благодарить меня должны, что нашел им покупателя! (Спешит сменить тему разговора.) Сун Эръе, взгляните-ка! (Достает и показывает часы.)

С у н (берет часы). Хороши!

Л ю. Вы только послушайте, как идут.

С у н (слушает). Сколько же они стоят?

Л ю. Нравятся? Уступлю! Не торгуясь — за пять лянов! Носите, а разонравятся, вернете за те же деньги. Вещь стоящая — фамильная ценность.

Ч а н. До чего же это противно! Сколько можно навешать на себя всякого заморского барахла! Вы только взгляните на себя, Лю: трубка — заморская, часы — тоже, халат из заморской материи, штаны и те…

Л ю. А что? Заграничные вещи и в самом деле хороши! А в нашем, китайском, только деревенщина ходит. Оденься я во все китайское, на меня никто и не глядел бы!

Ч а н. А по-моему, наши шелка и атласы куда лучше!

Л ю (к Сун Эръе). Так берете или не берете? Люди на вас иначе смотреть станут, если вы будете при таких часах. Времена теперь настали другие. Верно я говорю?

С у н (часы, ему нравятся, но кажутся чересчур дорогими). Да я бы…

Л ю. Берите, а деньги отдадите потом.

Появляется Х у а н П а н ц з ы.

Х у а н (плохо видит, не различает посетителей, входит, обращается ко всем). Эй, братцы! Это я, Хуан Панцзы, здороваюсь с вами! Мы — свои люди, ссориться не будем!

В а н. Твои приятели во дворе!

Х у а н. О! Я и не разглядел! Хозяин, дай-ка мне чашку лапши с мясом. Раз я здесь — драки не будет!

Д э (входит). А они уже помирились. Давай к нам! (Уходит.)

Слуги то и дело проносят чай во двор. Входит с т а р и к с зубочистками, расческами, ухочистками и прочей мелочью. Медленно, с низко опущенной головой проходит мимо посетителей — никто ничего не покупает. Он направляется во двор. Ли Сань его останавливает.

Л и (тихо). Шел бы ты отсюда, отец. Там люди мирятся, им не до тебя. Покупателей не найдешь. (Дает ему чашку чаю.)

С у н (тихо). Из-за чего они схватились, Ли Сань?

Л и (тоже тихо). Как будто бы из-за голубя. К кому-то залетел чужой голубь, а тот не хотел возвращать… вот и пошло. Э, лучше не вмешиваться. (Обращается к старику.) Сколько вам лет, почтенный?

С т а р и к (возвращая пустую чашку). Спасибо за чай. Восемьдесят два стукнуло. И никому я не нужен. Время сейчас такое, что о человеке меньше заботятся, чем о голубе. Э, да что говорить! (Медленно уходит.)

Входит Ц и н ь Ч ж у н ъ и, одет по последней моде, самодовольный.

В а н. А, господин Цинь, выбрали наконец-то время к нам заглянуть. Что же вы один?

Ц и н ь. Пришел посмотреть, как молодой хозяин ведет дела.

В а н. Учимся, господин Цинь, учимся! Иначе нельзя. Отца рано лишился. Хорошо еще, что клиенты — друзья покойного. Если и допущу промашку, делают вид, будто не замечают. В нашем деле ладить надо с людьми. Отец, бывало, поприветствует посетителей, поговорит с ними, старается снискать их доброе расположение. Вот и я так. Потому и обходится без особых неприятностей. Присаживайтесь! Чайку заварить?

Ц и н ь. Спасибо, не надо! Недосуг мне рассиживаться.

В а н. Останьтесь, пожалуйста. Окажите честь!

Ц и н ь. Так и быть! (Садится.) Ты только не очень меня обхаживай.

В а н. Ли Сань, завари-ка самого лучшего чая! Как поживают ваши родные, господин Цинь? Как дела? Все ли в порядке?

Ц и н ь. Да не так уж чтоб очень.

В а н. Неужели? Такая большая торговля! Не то что моя!

Т а н (приблизившись). У господина лицо предвещает счастье, высокий лоб, округлый подбородок. Хотя он и не министр, но его ждет такая же удача, как Таочжу[3]!

Ц и н ь. Не приставай! Иди себе с миром!

В а н. Выпил чаю, уважаемый, ну и ступай себе на улицу. (Подталкивает Тан Тецзуя к двери.)

Т а н. Ладно, ладно! (Уходит, опустив голову.)

Ц и н ь. Послушай, Ван! А не повысить ли мне немного арендную плату? Ведь того, что платил твой отец, теперь и на чай не хватит!

В а н. Это так, господин Цинь! Только зачем же себя утруждать. Пришлите управляющего, мы с ним договоримся. Если надо, буду больше платить. Я не против. Нет, не против!

Ц и н ь. Ты молодец, похитрее отца будешь! Ладно, не к спеху. Дом мой. И рано или поздно я все равно отберу его.

В а н. Зачем же пугать человека? Я ведь знаю, как вы заботитесь обо мне, как близко принимаете к сердцу мои дела. Не вышвырнете же вы меня с моими чайниками на улицу торговать.

Ц и н ь. Поживем — увидим!

Входит ж е н щ и н а, с виду крестьянка, ведет за руку д е в о ч к у лет десяти. У девочки в волосах соломка — знак того, что она продается. Ли Сань сначала их не впускает, но потом, сжалившись, разрешает войти. Мать с дочерью медленно направляются во двор. Посетители чайной разом замолкают, смотрят на них.

Д е в о ч к а (дойдя до середины чайной, останавливается). Мама, я есть хочу.

Женщина тупо смотрит на дочь, потом вдруг падает на пол.

Ц и н ь (Вану). Вышвырни их!

В а н. Да-да! Идите, идите! Нечего вам тут делать!

Ж е н щ и н а. Сжальтесь! Кому нужна девочка? Всего за два ляна!

Ч а н. Ли Сань, две чашки лапши с мясом, я плачу! Пусть поедят за дверью.

Л и. Да-да! (Подходит к женщине.) Вставай! Подожди за дверью. Сейчас я вынесу вам лапшу.

В а н. Живо!

Мать и дочь выходят. Ли Сань выносит им две чашки с лапшой.

В а н (подходит к Чан Сые). Добрая вы душа, господин Чан, но послушайте меня: всем не поможешь! Бедняков слишком много! И никому до них нет дела! (К Цинь Чжунъи.) Верно я говорю, господин Цинь?

Ч а н (к Сун Эръе). По-моему, уважаемый Эръе, скоро конец Китаю!

Ц и н ь (все еще раздраженно). Не знаю, конец или не конец, но это вовсе не зависит от благодетелей, готовых кормить похлебкой нищих. Слушай, Ван, а я, пожалуй, и в самом деле отберу у тебя дом.

В а н. Вы не сделаете этого, господин Цинь!

Ц и н ь. Я не только это сделаю. Землю в деревне, магазины в городе — все продам!

В а н. Зачем?

Ц и н ь. Подкоплю деньжат, построю завод!

В а н. Завод?

Ц и н ь. Да, завод! Огромный завод! Вот тогда и беднякам можно будет помочь, и иностранным товарам преградить дорогу, и государство спасти! (Глядя на Чан Сые, обращается к Вану.) Э, да что с тобой толковать. Ты все равно не поймешь!

В а н. Вы все о других печетесь, а о вас кто позаботится, когда имущество ваше из рук уйдет?

Ц и н ь. Ничего ты не смыслишь! Только так и можно сделать нашу страну богатой и сильной! Ну ладно, мне пора. А дела у тебя идут неплохо. Если не наделаешь глупостей, аренду не повышу.

В а н. Погодите, я рикшу позову.

Ц и н ь. Не надо, я пройдусь пешком!

Цинь Чжунъи направляется к двери, Ван идет за ним.

Входит П а н Т а й ц з я н ь, поддерживаемый боем. У боя в руках кальян.

П а н. А, господин Цинь!

Ц и н ь. А, господин Пан! Успокоились за эти два дня?

П а н. Еще бы! В Поднебесной воцарился порядок: пришел высочайший указ. Тань Сытун приговорен к смертной казни. Скажу тебе так: не сносить головы тому, кто осмелится нарушить порядок, установленный предками!

Ц и н ь. Я давно это знал!

Воцаряется тишина, посетители, затаив дыхание, прислушиваются к разговору.

П а н. Вы — человек умный, господин Цинь. Потому и разбогатели!

Ц и н ь. Какое там богатство! Так, пустяки.

П а н. Скромничаете! Кто в Пекине не знает Цинь Чжунъи. Ни один из чиновников не может с вами тягаться. Да, ходят слухи, будто среди богачей появились сторонники реформ.

Ц и н ь. Что-то не верится. Во всяком случае, до вас мне далеко.

П а н. Спасибо на добром слове! Но я вот что скажу — каждый из нас — мастер своего дела.

Смеются.

Ц и н ь. На днях зайду, потолкуем! Всего хорошего! (Уходит.)

П а н. Да-а! Видно, и в самом деле настали другие времена, раз наш новоиспеченный богач смеет со мной зубоскалить. (К Вану.) Лю Мацзы здесь?

В а н. Подождите минутку, уважаемый, сейчас позову.

Лю Мацзы давно заметил Пан Тайцзяня, но не подходил, боясь помешать его беседе с Цинь Чжунъи.

П е р в ы й п о с е т и т е л ь. А кто такой Тань Сытун?

В т о р о й п о с е т и т е л ь. Слышал я, будто он совершил тяжкое преступление. А иначе за что бы его приговаривать к смертной казни?

Т р е т и й п о с е т и т е л ь. Месяца два или три назад кое-кто из чиновников и ученых замыслили что-то мудреное. Нам этого не понять.

Ч е т в е р т ы й п о с е т и т е л ь. Ладно! Как бы там ни было, на казенном содержании не пропадешь. А этот Тань да Кан Ювэй хотели распустить императорскую гвардию, чтобы мы сами добывали себе пропитание! Хорошо придумали! Нечего сказать.

Т р е т и й п о с е т и т е л ь. А что толку от наших денег, если начальство добрую половину себе загребает?

Ч е т в е р т ы й п о с е т и т е л ь. Лучше жить прокаженным, чем спокойно умереть. Я скоро протянул бы ноги, если бы должен был зарабатывать себе на пропитание.

В а н. Господа! Господа! Не надо болтать о государственных делах!

Разговор прекращается.

П а н (усаживается за столик.) Двести серебряных за деревенскую девчонку? Не много ли?

Л ю (стоит навытяжку). Зато какая девчонка! Ее принарядить да манерам обучить — не стыдно будет и в городе показаться. Хороша! И знает, что к чему! Уж вы поверьте. Я для вас больше, чем для отца родного, стараюсь. Не пожалеете!

Появляется Т а н Т е ц з у й.

В а н. Тецзуй, опять пришел?

Т а н. На улице черт знает что творится! Полная неразбериха.

П а н. Уж не единомышленников ли Тань Сытуна ищут? Но тебе, Тан Тецзуй, не о чем беспокоиться. Кому ты нужен?

Т а н (хмыкнув). Никому, управляющий, но дайте мне немного опиума, и я совсем успокоюсь.

Некоторые, почуяв, что обстановка накаляется, выскальзывают из чайной.

С у н. Пойдем и мы, Чан. Уже поздно!

Ч а н. Что ж, пошли!

К ним подходят соглядатаи Сунь Эньцзы и У Сянцзы.

С у н ь. Погодите.

Ч а н. В чем дело?

С у н ь. Что это ты здесь болтал, что Китаю скоро конец придет!

Ч а н. Я люблю свою страну и боюсь, что ей грозит гибель.

У (к Сун Эръе). Слыхал?

С у н. Братцы! Мы каждый день тут пьем чай. И хозяин знает, что мы — люди надежные.

У. Отвечай, слыхал или нет, что он сказал? Я тебя спрашиваю…

С у н. Господа, неужели нельзя по-хорошему договориться? Присаживайтесь к нам!

С у н ь. Придержи язык, не то и тебе наденем наручники. Раз он сказал, что Китаю скоро конец, значит, он из одной шайки с Тань Сытуном.

С у н. Я… Я слыхал… Он… сказал…

С у н ь (Чану). Пошли!

Ч а н. Куда? Надо же разобраться!

С у н ь. Сопротивляешься власти? Ну, погоди у меня! (Вытаскивает наручники.)

Ч а н. Ну-ну! Поосторожнее! Я — маньчжур.

У. Маньчжур и предатель? Тем хуже! Протягивай руки!

Ч а н. Не надо! Я не сбегу!

С у н ь. Пожалуй, не сбежишь! (Суну.) Пойдем с нами, расскажешь, как было дело. Не бойся, тебя мы отпустим.

Со двора входят Х у а н П а н ц з ы и еще несколько человек.

Х у а н. Ну вот, кажется, все и уладили. Напрасно я сюда притащился.

С у н. Господин Хуан! Господин Хуан!

Х у а н (протирает глаза). Это кто?

С у н. Это — я, Сун Эръе. Прошу вас, замолвите за меня словечко!

Х у а н (разглядев). А-а! Уважаемые господа Сунь Эньцзы и У Сянцзы! Работаете? Давайте, давайте!

С у н. Господин Хуан, помогите! Замолвите словечко!

Х у а н. Я вмешиваюсь лишь тогда, когда властям не управиться. А так соваться — неловко. (Обращаясь ко всем.) Верно я говорю?

В с е. Верно! Верно!

Сунь Эньцзы и У Сянцзы уводят Чан Сые и Сун Эръе.

С у н (к Вану). Присмотри за нашими птицами!

В а н. Будьте спокойны! Пришлю их вам домой.

Шпики и задержанные уходят.

Х у а н (заметив Пан Тайцзяня). А, старина, и ты здесь? Собираешься, говорят, жениться? Прими мои поздравления!

П а н. Надеешься выпить свадебного вина?

Х у а н. Если окажешь честь приглашением.

Входит женщина с пустыми чашками, ставит их на стойку. За ней идет девочка.

Д е в о ч к а. Мама! Я еще хочу есть!

В а н. Идите, идите!

Ж е н щ и н а. Пойдем, детка.

Д е в о ч к а. Мама, ты меня не продашь? Не продашь, а, мам?

Ж е н щ и н а. Девочка моя! (Плачет, уводит дочь.)

Появляется К а н Л ю с дочерью К а н Ш у н ь ц з ы. Останавливается у стойки.

К а н. Доченька! Шуньцзы! Не человек я — зверь! Но что делать? Не пристрою тебя — умрешь с голоду. И вся семья тоже умрет, если я не раздобуду несколько лянов серебра. Смирись, Шуньцзы, с судьбой. Сделай доброе дело!

Ш у н ь ц з ы. Я… Я…

Л ю (подбегая). Она согласилась? Вот и прекрасно! Подойди к господину управляющему! Поклонись ему!

Ш у н ь ц з ы. Я… (Теряет сознание.)

К а н (поддерживает ее). Шуньцзы! Шуньцзы!

Л ю. Что такое?

К а н. Голодная она, да еще расстроилась. Вот голова и закружилась. Шуньцзы! Шуньцзы!

П а н. Зачем мне такая дохлятина?!

Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Время действия: десять с лишним лет спустя. После смерти Юань Шикая империалисты подбивают китайских милитаристов осуществить раздел страны, в любой момент может вспыхнуть междоусобная война.

Начало лета. Утро.

Место действия: Пекин, чайная «Юйтай».

Все чайные в Пекине к этому времени закрылись. Только «Юйтай» по-прежнему принимала своих посетителей. Но все там было теперь по-другому, все было подчинено одной цели — как-нибудь выжить. Как и прежде, в передней комнате подавали чай, задние комнаты были превращены в гостиницу. В чайной не только торговали чаем, но и тыквенными семечками, лапша же с тушеным мясом ушла в область предания. Кухню переместили в задний дворик, специально для обслуживания постояльцев гостиницы. Мебель тоже стала совсем иной: маленькие столики, покрытые светло-зелеными скатертями, да плетеные стулья. Со стен убрали картины с изображением «восьми хмельных даосских святых», исчез не только сам бог богатства Цайшэнь, но и ниша, куда его ставили, его место заняли модные красотки — реклама иностранной табачной фирмы. По-прежнему украшали стены надписи «Болтать о государственных делах запрещается», только иероглифы стали крупнее. Ван Лифа проявил настоящую сметку. Его чайная не только не погибла, напротив, она теперь процветает. На несколько дней ее закрыли из-за ремонта фасада и завтра должны открыть. В а н Ш у ф э н ь и Л и С а н ь расставляют столы и стулья, передвигают их и так и эдак.

Ван Шуфэнь уже сделала современную прическу, а Ли Сань никак не может расстаться с косичкой. Входят несколько студентов, здороваются и уходят.

Ш у ф э н ь (увидев, что косичка мешает Ли Саню). Послушай, Ли Сань, в нашей чайной все изменилось к лучшему, не мешало бы и тебе расстаться с косичкой.

Л и. К лучшему, к лучшему. Уж так хорошо, что дальше ехать некуда!

Ш у ф э н ь. Не скажи, старина! Слышала я, что все чайные позакрывались: и «Дэтай» у Западных ворот, и «Гуантай» у Северного моста, и «Тяньтай» у башни Гулоу. А наша нет. Почему? Да потому, что отец Шуаньцзы[4] знает толк в переменах к лучшему!

Л и. Чего уж там. Не стало императора — казалось бы, большей перемены и быть не может. А пришел Юань Шикай и тоже захотел стать императором. Черт знает что творится в Поднебесной: сегодня палят из пушек, завтра — закрывают городские ворота! Перемены к лучшему, говоришь? Это мы еще посмотрим. А косичку я пока оставлю. Вдруг снова вернутся старые времена?

Ш у ф э н ь. Не упрямься, Санье! Благодаря переменам у нас теперь республика. Можем ли мы не идти в ногу со временем? Ты только посмотри, какой у нас тут порядок, какая чистота! Не то что прежде. Красиво! Обслуживаем только людей культурных. Честь какая! А ты носишься со своей косичкой. Куда это годится? Даже смотреть неприятно!

Л и. Госпожа, тебе одно не нравится, мне — другое.

Ш у ф э н ь. Другое? Что же именно?

Л и. А то, что и чайная и гостиница на хозяине да на мне. Вдвоем, как бы там ни было, трудно управляться.

Ш у ф э н ь. Верно! Чайная — на хозяине, но в гостинице я ведь тебе помогаю!

Л и. Ну, помогаешь. Но надо же убрать больше двадцати номеров, накормить больше двадцати человек! То за покупками сбегать, то на почту — письма отправить! Сама посуди, легко это?

Ш у ф э н ь. Ты прав, нелегко! Но в это смутное время всевышнего надо благодарить, что есть хоть такая работа. И терпеть.

Л и. Я не железный. Совсем из сил выбился. Сплю пять часов в сутки, а то и еще меньше.

Ш у ф э н ь. Послушай, Санье, кому сейчас хорошо? Вот пройдут каникулы, а там глядишь, старший закончит начальную школу, подрастет младший, начнут помогать, нам и полегчает. Ты ведь еще при старике Ване, отце Ван Лифа, служил, ты старый наш друг, верный помощник.

С важным видом входит В а н Л и ф а.

Л и. Верный помощник? Двадцать лет прослужил, пора бы жалованье прибавить. Везде перемены, а заработок прежний.

В а н. Зачем так говорить, старина?! Если дела пойдут лучше, будешь получать больше. Завтра открываем чайную, и да сопутствует нам удача! Только не сердись, ладно?

Л и. Не прибавишь — работать не буду!

Слышен голос.

Г о л о с. Ли Сань, Ли Сань!

В а н. Поспеши, господин зовет! Потом поговорим на досуге.

Л и. Да! Гм!

Ш у ф э н ь. Вчера закрыли городские ворота, не знаю, открыли их или нет. Хозяин тут сам управится, а ты, Санье, сходи за овощами. Главное — солений купи хоть немного.

Снова слышен голос.

Г о л о с. Ли Сань, Ли Сань!

Л и. Вот-вот! Там зовут, тут в лавку гонят, хоть разорвись! (Возмущенный уходит.)

В а н. Мать Шуаньцзы, стар Ли Сань стал, ты должна…

Ш у ф э н ь. Санье давно недоволен. И ненапрасно. Ему я не могу сказать, а тебе скажу, что думаю: надо искать еще одного человека.

В а н. Еще одного? А где взять средства ему на жалованье? Доход у нас и так мизерный. Можно бы, конечно, заняться чем-нибудь другим. Но чайная досталась мне по наследству, и я не могу ее бросить!

Издалека доносятся пушечные выстрелы.

В а н. Слышишь? Опять палят, черт бы их побрал! А ты все шумишь, шумишь! Счастье, если завтра можно будет открыть чайную. Что ты на это скажешь?

Ш у ф э н ь. Умный человек глупости не скажет! Из-за моих разговоров, что ли, палят?

В а н. Хватит молоть чепуху! Лучше делом займись!

Ш у ф э н ь. Не свалишься от усталости, так пристрелят! Все ясно как дважды два! (Медленно уходит.)

В а н (уже не так резко). Мать Шуаньцзы, не бойся! Не первый день палят — а не убили! Пекин — благословенное место!

Ш у ф э н ь. Благословенное! Как же! Сердце колотится так, что вот-вот выскочит. Пойду дам Санье денег на овощи.

У входа беженцы, мужчины и женщины, просят о помощи.

Б е ж е н е ц. Сжалься над нами, хозяин! Войди в наше положение!

В а н. Идите! Идите! Нечем мне вам помочь, и чайная еще закрыта.

Б е ж е н ц ы (хором). Да пожалей ты нас! Мы ведь беженцы!

В а н. Некогда мне разговаривать с вами! Я сам себе не могу помочь!

Появляется п о л и ц е й с к и й.

П о л и ц е й с к и й. Идите, идите! Убирайтесь!

Беженцы уходят.

В а н. Ну что? Близко идут бои?

П о л и ц е й с к и й. Совсем рядом! Потому и беженцев столько. Меня прислало начальство, тебе велено сдать восемьдесят цзиней лепешек — к двенадцати часам. Солдаты не уйдут из города, пока не получат сухой паек.

В а н. Всевышний, спаси и помилуй! Вы же умный человек! Мне бы постояльцев накормить, ведь чайная не работает! Мне и один цзинь взять неоткуда, не то что восемьдесят.

П о л и ц е й с к и й. Понимаю, но у меня приказ. Сам смотри! (Хочет уйти.)

В а н. Погодите! Истинная правда, чайная не работает, вы же знаете. Откроем, так вы с нами хлопот не оберетесь! Ну ладно, вот вам на чашку чаю. (Дает деньги.) Замолвите за меня словечко, век не забуду!

П о л и ц е й с к и й (принимая деньги). Замолвить можно, не знаю только, будет ли от этого толк.

Врываются с о л д а т ы в изодранной форме с винтовками наперевес.

П о л и ц е й с к и й. Служивые, я тут как раз проверяю прописку, чайная не работает!

С о л д а т. Мать твою!

П о л и ц е й с к и й. Хозяин, дай солдатам на чай, пусть попьют в другом месте.

В а н. Не обессудьте! Чайная еще закрыта! А то с удовольствием напоил бы вас чаем (вручает деньги полицейскому).

П о л и ц е й с к и й (передает деньги солдатам). Ну ладно, служивые, вы уж не обижайтесь, он и в самом деле не может вас обслужить.

С о л д а т. Кому нужны эти бумажки? Серебро гони!

В а н. А где мне его взять, служивые?

С о л д а т. Дай ему пинка в зад!

П о л и ц е й с к и й (Вану). Добавь еще немного!

В а н (достает деньги). Если найдете еще хоть юань, сожгите мой дом! (Передает деньги.)

Солдат забирает деньги и уходит.

П о л и ц е й с к и й. Пронесло! Мне скажи спасибо! Крышка бы тебе, если бы не я. Ни одной чашки не осталось бы!

В а н. Вовек не забуду твоей доброты!

П о л и ц е й с к и й. А ты не думаешь, что с тебя причитается?

В а н. Конечно! Но обыщите меня, медяка не найдете, верно говорю. (Поднимает халат.) Обыщите! Сделайте милость!

П о л и ц е й с к и й. Тебя не перехитришь! До завтра! А что будет завтра, один бог знает! (Уходит.)

В а н. Погодите! (Видя, что полицейский ушел, топает ногами). Черт бы их побрал! Воюют! Воюют! Сегодня воюют! Завтра воюют! Только и делают, что воюют! А какого черта воюют?

Входит Т а н Т е ц з у й, по-прежнему худой, неопрятный, но в шелковом халате.

В а н (сердито). А, это ты, господин Тан? Я больше задаром чаем не пою! (Оглядывает Тана, улыбается.) А ты, видно, хорошо живешь! В шелках ходишь!

Т а н. Чуть получше прежнего. Время мне благоприятствует.

В а н. Благоприятствует? Просто не верится.

Т а н. Чем хуже времена, тем лучше у меня идут дела. Каждый хочет знать, суждено ему выжить или умереть. Вот и идут ко мне гадать.

В а н. Пожалуй, что так.

Т а н. Слышал, ты гостиницу открыл, сдай мне комнату.

В а н. Господин Тан, боюсь, с твоим пристрастием у меня тут…

Т а н. А я бросил курить опиум.

В а н. Правда? Ты что, в самом деле разбогател?

Т а н. Я курю теперь героин. (Указывая на рекламу, висящую на стене.) Видишь, сигареты марки Хадэмэнь, длинные, не очень туго набитые (вытаскивает сигарету и показывает), высыплешь из нее табачок, набьешь героином, и хорошо. Сигареты великой Британской империи, героин — из Японии, две великие могучие державы — и обе у меня на службе! Ну не счастье ли это?

В а н. Счастье, да еще какое! Только у меня все номера заняты. Освободится какой-нибудь, непременно сдам тебе!

Т а н. Нет у тебя ко мне уважения! Боишься, что мне нечем будет платить за постой?!

В а н. Ну что ты! Мы же давнишние соседи. Как же можно без уважения?

Т а н. Ты за словом в карман не лезешь!

В а н. Не в этом дело! Я говорю от чистого сердца! Посчитай, сколько за десять с лишним лет ты выпил бесплатно моего чая? Сейчас тебе лучше живется, вот и вернул бы долг!

Т а н. Завтра верну. Все сполна! Да и много ли там набралось? (Сконфуженный, уходит.)

С улицы доносится крик торговца газетами: «Новости о боях на Чансиньдяне! Покупайте газеты! Читайте о боях на Чансиньдяне!» Т о р г о в е ц заглядывает в чайную.

Т о р г о в е ц. Хозяин, новые сведения о боях на Чансиньдяне! Купите газету, почитайте!

В а н. А о чем-нибудь другом там есть?

Т о р г о в е ц. Может, и есть. Прочитайте.

В а н. Не надо! Иди!

Т о р г о в е ц. Читай не читай, хозяин, они все равно будут воевать! (Тан Тецзую.) Господин! А вы интересуетесь?

Т а н. Я не он (указывает на Ван Лифа). Дела государства меня волнуют больше всего. (Берет газету и, не расплатившись, уходит.)

Торговец бежит за ним.

В а н. Чансиньдянь! Чансиньдянь! Совсем близко отсюда. (Кричит.) Эй, Санье, завтра утром пораньше купи овощей. Скоро наверняка закроют городские ворота. И останемся мы ни с чем. Слышишь? (Ему никто не отвечает. Возмущенный, убегает.)

Входит Ч а н С ы е со связкой редьки и двумя курицами.

Ч а н. Хозяин!

В а н. Кто там? А, это ты, Сые! Чем занимаешься?

Ч а н. Торгую овощами! Добываю хлеб собственным трудом! В поте лица своего. Сегодня за городом беспорядки, ничего не купишь. Бегал-бегал, удалось добыть эти две курицы да несколько цзиней редьки. Слышал, что ты завтра открываешь чайную, вот и принес, может, пригодятся.

В а н. Спасибо! А я уж и не знал, что делать.

Ч а н (оглядывая чайную). Хорошо! Очень хорошо! Просто прекрасно! Все крупные чайные позакрывались, один ты благодаря своему уму смог приспособиться к новым временам.

В а н. Ну что ты! Какой там ум! Я просто сил своих не щажу, вот и весь секрет. Тревожно только, что в Поднебесной такие беспорядки!

Ч а н. Таким, как я, теперь, пожалуй, и места не найдется в чайной.

Входит С у н Э р ъ е, одет бедно, в руках клетка с певчими птицами.

С у н. Услыхал, что ты завтра открываешь чайную и пришел поздравить. (Увидев Чан Сые.) А ты, Сые, совсем про меня забыл!

Ч а н. Здравствуй, брат!

В а н. Присаживайтесь!

С у н. Здравствуй, хозяин! Здорова ли жена, дети? Как идут дела?

В а н (бодро). Все благополучно! (Берет кур и соленья.) Сые, сколько за это?

Ч а н. Сколько дашь!

В а н. Сейчас я вас чаем угощу. (Уносит покупки.)

С у н. Как живешь, Сые?

Ч а н. Торгую овощами. Работы лишился, вот и приходится как-то добывать на пропитание. А ты как?..

С у н. Я? Слезы, а не жизнь — видишь, во что одет, на кого похож?

Ч а н. Ты, брат, горемычный, неужто не найдешь какого-нибудь дела?

С у н. Думаешь, не искал? Но кто согласится сейчас взять на службу маньчжура? И при Цинах было не очень хорошо, но сейчас я просто с голоду помираю.

В а н (приносит чайник, протягивает Чан Сые деньги). Вот возьми. Хватит?

Ч а н (берет деньги, не считая, прячет за пазуху). Ладно!

В а н Э р ъ е (указывает на клетку). Канарейка?

С у н. Да-да! Она самая. Голодаю, а птицу кормлю. (Воодушевившись.) Погляди, до чего хороша! (Открывает крышку.) Глянешь на нее — и умирать не хочется!

В а н. Ну что вы все о смерти! Погодите, и вам повезет.

Ч а н. Пойдем, браток! Выпьем где-нибудь рюмку-другую. Развеем тоску. Хозяин, вас я не приглашаю, денег не хватит.

В а н. Да я все равно не могу составить вам компанию. Занят.

Ч а н С ы е и С у н Э р ъ е уходят, входят С у н ь Э н ь ц з ы и У С я н ц з ы. Они, как и прежде, в серых халатах, только с узкими рукавами, поверх халатов — серые куртки.

С у н (делает шаг вперед, кланяется). А-а! Это вы, господа!

Ван Лифа тоже кланяется. Вошедшие в растерянности.

С у н ь. В чем дело? Вот уже несколько лет республика, а вы кланяетесь, как при маньчжурах! Разучились приветствовать по-китайски?

С у н. Это потому, что вы в серых халатах. Сразу вспомнилось прошлое.

В а н. И мне тоже. И потом, прежние поклоны куда красивее.

У (хохочет). Я вижу, Сун Эръе, ты не у дел, а наши серые халаты сослужили нам добрую службу. (Увидев Чан Сые.) Уж не Чан Сые ли это?

Ч а н. Да-да! Глаз у тебя верный! В год усюй я здесь сказал, что Великому Цинскому государству скоро конец, так вы схватили меня и упекли на год в тюрьму!

С у н ь. Хорошая у тебя память! Как поживаешь?

Ч а н. Вашими заботами! Вышел из тюрьмы, а тут как раз наступил год гэньцзы[5], началось движение в поддержку Цинов против иностранцев. Я присоединился к ихэтуаням[6], воевал против иностранцев. Воевали, воевали, а Цины все равно погибли! Туда им и дорога! Я хоть и маньчжур, но люблю справедливость! А что сейчас? Каждый день с трех часов ночи до десяти утра хожу с коромыслом по городу, пока не распродам овощи. Трудом своим зарабатываю на жизнь и чувствую, что сил прибавилось. И если чужеземцы снова двинут против нас войска, я, Чан, в любую минуту готов сразиться с ними. Я — маньчжур, а маньчжур — тот же китаец! Что вы скажете на это?

У. Живем как живется! Был император — служили императору, пришел Юань Шикай — служили ему, а теперь… Что скажешь, Сунь Эньцзы?

С у н ь. Кто кормит, тому и служим!

Ч а н. И чужеземцам готовы служить, если накормят?

С у н. Пойдем-ка отсюда!

У. Я так скажу тебе, Чан Сые. Иностранцы — великая сила! Пушки — заморские. Ружья — тоже. А без них не повоюешь.

С у н. Да, это верно! Ну, Сые, пошли!

Ч а н. До свиданья, господа! Желаю вам повышения по службе и богатства! (Уходит вместе с Сун Эръе.)

С у н ь. Ну и стервец!

В а н (наливает чай). Чан Сые всегда такой, упрямый, несговорчивый! Не обращайте внимания. Выпейте лучше чайку, только что заварил.

С у н ь. А кто твои постояльцы?

В а н. Студенты по большей части да еще несколько знакомых. У меня есть регистрационная книга, в любую минуту могу доложить в департамент полиции. Показать?

У. Нам людей надо смотреть, а не книгу.

В а н. Стоит ли! Гарантирую, что все это — люди надежные!

С у н ь. А почему ты предпочитаешь студентов? Они что, такие уж честные?

В а н. Они — самые надежные. Ежемесячно вносят плату. У кого денег нет, тот в институт не пойдет. А чиновника сегодня повысят, завтра понизят, торговец — сегодня открыл лавку, завтра закрыл. Видите, какой у меня расчет!

С у н ь. А верно ты рассуждаешь! Сейчас даже нам приходится добывать на пропитание!

У. Да, именно потому мы и стараемся кого-нибудь взять, чтоб хоть немного подработать.

С у н ь. Разумеется, того, кто провинился, прочих отпускаем. Ну, давай посмотрим, кто там у тебя?

В а н. Господа! Господа! Не беспокойтесь! У меня народ надежный!

С у н ь. Пойми ты! Должны же мы как-нибудь жить!

У. Раз хозяин желает сохранить свое доброе имя, пусть и о нас позаботится.

В а н. Да… я…

С у н ь. Вот что я думаю. Первого числа каждого месяца ты нам немножко… того… а?

У. В знак признательности, а?..

С у н ь. Именно! В знак признательности подкинешь нам… Так и тебе удобно, и нам проще.

В а н. И сколько же вам в знак признательности?

У. Ну-у! У нас с тобой давняя дружба. Сам смотри! Ты человек умный! Не станешь же ты ставить себя в неловкое положение!

Л и (входит с корзиной). А-а! Господа! (Кланяется по-маньчжурски.) Сегодня опять, должно быть, закроют городские ворота. (Не дожидаясь ответа, идет к выходу.)

Вбегают н е с к о л ь к о с т у д е н т о в.

С т у д е н т. Санье, не выходите на улицу, там хватают мужчин.

Уходят во двор.

Л и (направляется к выходу). Ну и пусть схватят! Не все ли равно, где быть кули.

С испуганным видом вбегает Л ю М а ц з ы, наскакивает на Ли Саня.

Л и. Ты что, ошалел?

Л ю (запыхавшись). Не… Не… не выходи! Меня чуть не схватили!

В а н. Подожди, Санье!

Л и. А как же обед? Чем кормить будем?

В а н. В обед солеными овощами, в ужин — курятиной.

Л и. Ладно. (Возвращается.)

Л ю. Мать честная, насмерть перепугался!

С у н ь. Главное, что остался жив! Побольше продашь девиц, и все.

Л ю. Один продает, другой покупает, а я всего лишь посредник. Что же вы меня попрекаете? (Выпивает подряд три чашки чаю.)

У. Мы, полицейские, еще при маньчжурах создали партию гэминдан и не любим вмешиваться во всякие грязные дела. Но раз уж ты нам попался, пеняй на себя. Таких, как ты, надо сажать в бочку с навозом.

Л ю. Господа! Ну зачем вы так говорите! Я и без того скоро подохну с голоду! Сами судите. Прежде я был вхож в дома почтеннейших господ маньчжур, во дворец к евнухам. А эта революция мне боком вышла. Сейчас, куда ни глянь, все министры да замминистры, командиры да разные начальники, им наложниц подавай изысканных: то актрисочку, чтобы и петь умела, то театральную знаменитость. За раз выкладывают четыре-пять тысяч серебра! А я — кручусь, верчусь — и никакого толку! Дело пустяковое, яйца выеденного не стоит!

С у н ь. Ты плохо кончишь! Сидеть тебе в бочке с навозом, не иначе!

Л ю. Ладно, сегодня я не могу преподнести вам ничего путного, но в другой раз в грязь лицом не ударю!

У. Сегодня у тебя, видно, дело! Не стал бы ты иначе выходить в такое тревожное время!

Л ю. Какое там дело!

С у н ь. Лучше не ври, себе же во вред! Ладно, хозяин, мы пошли, зайдем первого числа. Не забудь!

В а н. Скорее забуду, как меня звать!

У. Заметано! (Уходит вместе с Сунь Эньцзы.)

В а н. Господин Лю! Чаю попил? А теперь иди. Своим ремеслом занимайся где-нибудь в другом месте!

Л ю. Не беспокойся, делай, что тебе надо, а я подожду здесь своих приятелей.

В а н. Ты не темни! Сказали тебе, своими делами занимайся в другом месте. Тут у нас сейчас все по-новому, культурно!

Во дворе появляется К а н Ш у н ь ц з ы со свертком, ведет К а н Д а л и. Заглядывает в чайную.

Д а л и. Сюда?

Ш у н ь ц з ы. Да, да! О, теперь тут все по-другому! (Входит, оглядывается, увидев Лю Мацзы.) Кан Дали, входи! Мы пришли, куда надо!

Д а л и. Мам, а ты не ошиблась?

Ш у н ь ц з ы. Нет, не ошиблась! Раз он здесь, значит, все верно.

В а н. Вам кого?

Ш у н ь ц з ы (подбегает к Лю Мацзы). Узнаешь меня? (Хочет ударить, но не может, дрожит рука.) Ах ты, ты… (Хочет выругаться, но робеет.)

Л ю. И что это ты ни с того ни с сего накинулась на меня?

Ш у н ь ц з ы (в отчаянии). Ни с того ни с сего? Ты что, не узнаешь меня? А еще мужчиной себя считаешь! Чем занимаешься? Чем хлеб добываешь?! Нет у тебя ничего святого! (Плюет.)

В а н. Послушай, почтенная! Расскажи по-хорошему!

Ш у н ь ц з ы. Ты ведь хозяин? Да? Так ты должен помнить, как десять с лишним лет назад Тайцзянь нашел себе тут жену!

В а н. А-а-а! Вы — та самая, которую Тайцзянь взял в…

Ш у н ь ц з ы. А все он, благодетель. (Указывает на Лю Мацзы.) Сейчас я с ним рассчитаюсь! (Хочет ударить.)

Л ю (уклоняется от удара). Да как ты смеешь! Как смеешь! Я настоящий мужчина, я женщин не бью. (Пятится.) Я свидетеля приведу! (Убегает.)

В а н (к Кан Шуньцзы). Сестрица, присядь, расскажи, как было дело. Где Пан Тайцзянь?

Ш у н ь ц з ы (садится переводя дух). Умер. Племяннички голодом его уморили. Когда установилась республика, у него еще водились деньги, но власть свою он потерял, тогда племяннички и осмелели, стали его донимать. Он не выдержал и умер. А нас выставили из дома в чем мать родила.

В а н. Это… это?..

Ш у н ь ц з ы. Мой сын!

В а н. Твой?

Ш у н ь ц з ы. Его тоже продали Пан Тайцзяню, когда он сына захотел.

Д а л и. Ма! Твой отец тебя здесь продал, да?

Ш у н ь ц з ы. Да, сынок, здесь. Я тогда упала без памяти. Сколько жить буду, не забуду этого места.

Д а л и. А я так и не помню, где меня отец продал.

Ш у н ь ц з ы. Тебе, почитай, годок был в ту пору. Я тебе мать заменила, ты и прикипел ко мне сердцем.

Д а л и. Помню, как он, старый негодник, царапал тебя, щипал, кусал, а меня все трубкой тыкал. А родни у него сколько было! Разве могли мы с ними со всеми справиться? Если бы не ты, убили бы они меня!

Ш у н ь ц з ы. Да-да! Их было много, а мы — безответные. Встретила Лю Мацзы, думала, разорву на части, а даже пощечину дать не смогла, рука не поднялась.

Д а л и. Подожди, мам, вырасту, мы вместе их побьем! Я не знал родной матери, а теперь знаю — ты мне родная мать!

Ш у н ь ц з ы. Хорошо, хорошо! Мы никогда с тобой не расстанемся. Я буду работать, а ты — учиться. (После паузы.) Хозяин, меня в твоей чайной продали, так что нас, можно сказать, связала одна судьба. Не поможешь ли мне подыскать какую-нибудь работу? Я не боюсь с голоду помереть, мальчонку жалко.

Появляется В а н Ш у ф э н ь, слышит их разговор.

В а н. А что ты умеешь делать?

Ш у н ь ц з ы. Все. Стирать, шить и штопать, стряпать умею. Я деревенская, работы не боюсь. Только бы снова не попасть в лапы к такому, как Тайцзянь, а остальное горе — не горе.

В а н. Сколько же тебе платить за труды?

Ш у н ь ц з ы. Чтобы хватило на еду, на жилье да чтоб сын ходил в школу. Больше ничего мне не нужно.

В а н. Ладно, поспрошаю. Десять лет с лишним прошло, а я помню все, будто вчера это было. Да, страшное это дело!

Ш у н ь ц з ы. Ну а пока куда мне деваться с сыном?

В а н. Возвращайся в деревню к отцу.

Ш у н ь ц з ы. К отцу? А жив ли он? Я не знаю. Если и жив, все равно не вернусь! Не отец он мне больше!

В а н. Так ведь работу сразу не найдешь!

Ш у ф э н ь (подходит). Она все умеет: и стирать и готовить — и совсем немного за это хочет. Возьму-ка ее к себе!

В а н. Ты?

Ш у ф э н ь. А я, что, не хозяйка? Мы с Ли Санем и так надорвались от работы!

Ш у н ь ц з ы. Хозяин, вы испытайте меня. Увидите, как я буду работать! Не подойду, прогоните прочь!

Ш у ф э н ь. Пойдем-ка со мной, сестрица!

Ш у н ь ц з ы. Когда-то меня тут продали, а теперь пришла сюда, как в родительский дом! Идем, сынок!

Д а л и. Хозяин, если вы не будете меня бить, я буду помогать маме (уходит вместе с Вам Шуфэнь и Кан Шуньцзы).

В а н. Черт побери! Сразу два рта прибавилось. Тайцзянь подох, а его выводок, значит, мне!

Л и (закрывая собой появившегося Лю Мацзы). Давай скорей! (Уходит.)

В а н. Шел бы ты отсюда! Не то схлопочешь!

Л ю. Сказал же тебе, что дожидаюсь приятелей!

В а н. Тебе чего надо?

Л ю. Эх! Сытый голодного и, правда, не разумеет! Ты вот всю жизнь будешь держать чайную, а я — своим ремеслом заниматься.

Входят веселые Л а о Л и н ь и Л а о Ч э н ь. Вошедшие моложе Лю, но он называет их братьями.

Л ю. Брат Линь, брат Чэнь! (Видя, что Ван недоволен, засуетился.) Хозяин, никого нет, сделай милость, больше это не повторится.

В а н. Она (указывает на дворик) все еще здесь!

Л ю. Неважно! Она все равно не сможет ударить. А если попробует, приятели мне помогут.

В а н. Ну и гусь же ты! Да-а! (Уходит.)

Л ю. Присаживайтесь! Поговорим!

Л и н ь. Говори ты, брат!

Ч э н ь. Да нет, лучше ты!

Л ю. Не все ли равно, кто будет говорить?

Ч э н ь. Ты говори, ты — старший!

Л и н ь. Видите ли, мы — названые братья.

Ч э н ь. Да-да! Мы — побратимы. Нас водой не разольешь.

Л и н ь. У него есть несколько юаней серебром.

Ч э н ь. И у него тоже.

Л ю. А сколько всего? Назовите сумму!

Л и н ь. Не время еще.

Ч э н ь. Сладим дело, тогда и скажем.

Л ю. Если есть серебро, любое дело можно обтяпать.

Л и н ь, Ч э н ь (вместе). В самом деле?

Л ю. Сволочь буду, если вру!

Л и н ь. Тогда говори, брат.

Ч э н ь. Лучше ты говори!

Л и н ь. Видишь, нас двое?

Л ю. Вижу!

Ч э н ь. Нас водой не разольешь.

Л ю. Так, так.

Л и н ь. Ведь если двое дружат, над ними никто не смеется?

Л ю. Никто.

Ч э н ь. А если трое? Смешно?

Л ю. Трое? А кто они?

Л и н ь. Мы двое и еще одна женщина.

Л ю. Так, так, так. Понял! Только таких дел я еще никогда не улаживал. Трудновато, пожалуй, будет. Пара — это обычно двое, муж и жена, но чтобы трое — отродясь не слыхал.

Л и н ь. Трудновато, говоришь, уладить?

Л ю. Еще бы!

Л и н ь (Лао Чэню). Вот видишь!

Ч э н ь. Чего тогда попусту толковать?

Л и н ь. Как же так попусту? Десять лет с лишним провоевали, и чтобы полбабы в жены не получить!

Л ю. Не попусту! Не попусту, не попусту! Что-нибудь придумаем! Сколько у вас серебра?

Не спеша входят В а н Л и ф а и Ц у й Ц з ю ф э н ь. Разговор прекращается.

В а н. Господин Цуй, вчера господин Цинь присылал за вами, просил зайти. Отчего же вы не идете? Такой образованный, такой эрудированный человек! Чего только вы не знаете! И членом парламента были, а теперь вот живете здесь у меня, все дни молитесь. Что бы вам не заняться каким-нибудь делом. Такие, как вы, должны служить отечеству. И тогда народ будет жить спокойно.

Ц у й. Мне до сих пор стыдно, что я был членом парламента. Ведь это грех! Тяжкий грех! Что проку от революции? Сам заблуждался, других вводил в заблуждение — вот и все. Да что говорить? Сейчас остается лишь каяться да о душе думать.

В а н. А вот господин Цинь построил завод и теперь собирается открыть банк.

Ц у й. Завод, банк! Он говорит, что так можно спасти Китай. А спасает самого себя! С каждым днем становится все богаче! Но стоит какому-нибудь иностранцу пальцем пошевелить, и от всей его затеи ничего не останется.

В а н. Не надо так говорить! Неужели у нас больше нет никакой надежды?

Ц у й. Трудно сказать! Очень трудно! Сам посуди, сегодня этот главнокомандующий бьет того, завтра тот бьет этого. А кто заставляет их воевать?

В а н. В самом деле, кто? Кто эти мерзавцы?

Ц у й. Иностранцы!

В а н. Иностранцы? Ничего не понимаю.

Ц у й. Постепенно поймешь. Настанет день, когда все мы станем рабами оккупантов! Я делал революцию и знаю, что говорю.

В а н. И вы ничего не предпримете, чтобы воспрепятствовать этому?

Ц у й. В молодости я считал своим делом служить Поднебесной. Честное слово. А теперь понял: Китай обречен на гибель.

В а н. Но управлять страной все равно надо.

Ц у й. Управлять? Пустая затея! Китай не спасти! Он обречен. Ну ладно, пойду-ка я в храм Хунцзисы, а если господин Цинь снова пришлет за мной, скажи, что сейчас я могу лишь молиться, ни на что другое не годен. (Уходит.)

Возвращаются С у н ь Э н ь ц з ы и У С я н ц з ы.

В а н. Господа, есть новости?

Сун Эньцзы и У Сянцзы молча садятся у двери, смотрят на Лю Мацзы и его собеседников. Лю Мацзы растерян, опустив голову, направляется к двери. Лао Чэнь и Лао Линь тоже смущены, молча смотрят друг на друга.

Ч э н ь. Пошли, брат?

Л и н ь. Пошли.

С у н ь. Погодите! (Преграждает им путь к выходу.)

Ч э н ь. В чем дело?

У (встает). А ты не знаешь?

Все четверо смотрят друг на друга в упор.

С у н ь. Идите за нами. Без шума.

Л и н ь. Куда?

У. Ведь вы дезертиры? Припрятали серебришко и решили укрыться в Пекине? А когда денег не станет, в бандиты податься?

Ч э н ь. А тебе что за дело? Да я один с восемью такими, как ты, справлюсь.

С у н ь. Ты? Так ведь ты ружье продал, верно? А безоружному вооруженного не одолеть. (Похлопывает по пистолету.) Это я один справлюсь с восемью такими, как ты!

Л и н ь. Ни к чему это! Все мы — братья!

У. Верно! Давайте потолкуем. Вам что дороже — жизнь или деньги?

Ч э н ь. Деньги нам дорого достались! Кто кормил, за того и воевали. И немало повоевать пришлось!

С у н ь. Вы — дезертиры! Сами отлично это знаете.

Л и н ь. Давайте поговорим! Вы, кажется, назвали нас братьями?

У. Кажется, да. Давай поговорим!

В а н (у двери). Господа! Идут с высочайшим указом.

Чэнь и Линь в панике, хотят убежать.

С у н ь. Ни с места! Слово благородного человека: отдадите половину серебра — и безопасность вам гарантирована. Мы свои люди!

Л и н ь, Ч э н ь (вместе). Согласны!

Входят с высочайшим указом: двое с мечами, обернутыми в красную материю, с винтовками через плечо, один с пикой, к которой прикреплен высочайший указ, четверо с разноцветными древками (черными и красными), позади офицер, конвоирующий задержанных.

У, Сунь, Линь и Чэнь стоят по стойке «смирно», потом вынимают из-за шапок значки, удостоверяющие личность, показывают офицеру.

У. Разрешите доложить! Мы как раз допросили и обыскали одного дезертира.

О ф и ц е р. Он?

У (указывает на Лю Мацзы). Да-да!

О ф и ц е р. Связать!

Л ю (кричит). Господа! Нет-нет! Я не дезертир!

О ф и ц е р. Связать!

Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Теперь в чайной не так красиво, как прежде. Вместо плетеных стульев табуретки и длинные скамьи. Помещение мрачное, мебель тоже. Только надписи прежние: «Болтать о государственных делах воспрещается!» Правда, теперь они гораздо большего размера и написаны более крупными иероглифами. Рядом висит еще одна надпись: «Плата за чай взимается вперед». Раннее утро. Окна закрыты ставнями. В а н Д а ш у а н ь, сын Ван Лифа, с печальным видом убирает помещение. Входит Ч ж о у С ю х у а, жена Ван Дашуаня, с дочерью В а н С я о х у а.

С я о х у а. Мам, свари мне лапши на обед. Я давно ее не ела.

С ю х у а. Знаю, дорогая. Но удастся ли купить муки? Если она даже и есть в лавке, то где взять на нее денег?

С я о х у а. Надеюсь, что она есть и что деньги найдутся.

С ю х у а. Хорошо бы! Но это не так-то просто! Иди, Сяохуа, но будь осторожна, остерегайся джипов!

Д а ш у а н ь. Сяохуа, подожди!

С я о х у а. Что еще, па?

Д а ш у а н ь. Вчера вечером…

С ю х у а. Я с ней поговорила, она все поняла.

Д а ш у а н ь. Смотри, никому ни слова о делах дядюшки Дали! Никому! Проговоришься — всем нам конец! Поняла?

С я о х у а. Не скажу! Ни за что не скажу! Меня уже спрашивали, вернулся ли дядюшка Дали, а я сказала, что он уехал несколько лет назад и мы ничего о нем не знаем.

Появляется К а н Ш у н ь ц з ы. Она немного сутулится, но все еще бодрая.

Ш у н ь ц з ы. Сяохуа! Сяохуа! Ты не ушла еще?

С я о х у а. Что, тетушка?

Ш у н ь ц з ы. Сяохуа, дорогая, дай мне еще разок взглянуть на тебя! (Гладит ее по головке.) Красавица! Тебе поесть бы досыта, стала бы еще краше!

С я о х у а. Тетушка, вы уходите?

Ш у н ь ц з ы. Да-да! Ухожу, чтобы вам было легче! Дали так велит. Разве могу я его ослушаться? Когда мы пришли с ним сюда, он меньше тебя был.

С я о х у а. А теперь вон какой вырос! И такой сильный!

Ш у н ь ц з ы. Д-да! Он был здесь всего минутку, а я помолодела на несколько лет. Я словно бы сокровище нашла. Да, я пойду за ним. С радостью разделю с ним все трудности и невзгоды. Какие у него руки, какие ноги! Настоящий богатырь!

С я о х у а. Тетушка! И я пойду с вами!

Ш у н ь ц з ы. Иди, детка, в школу! Я еще приду повидать тебя!

С я о х у а. Тетушка! Подождите, пока я не вернусь из школы!

Ш у н ь ц з ы. Ну-ну! Беги, дорогая, беги!

Ван Сяохуа уходит.

Д а ш у а н ь. Тетушка! Это отец вам велит уходить?

Ш у н ь ц з ы. Он еще не решил. А я боюсь, как бы кто не узнал о том, что Дали сюда приходил. Да и я своим уходом могу навлечь на вас неприятности. В наше время то и дело кого-нибудь хватают. А я не хочу, чтобы вы из-за меня пострадали!

С ю х у а. Тетушка, сами решайте. В живых останется тот, кто укроется. Время сейчас такое.

Д а ш у а н ь. Да, это верно!

Ш у н ь ц з ы. Мать Сяохуа, давай хорошенько подумаем! И ты, Дашуань, подумай как следует! (Уходит вместе с Чжоу Сюхуа.)

Входит Д и н б а о.

Д и н б а о. Эй, хозяин, я пришла!

Д а ш у а н ь. Кто ты такая?

Д и н б а о. Я — Крошка Динбао. Меня послал сюда Сяо Лю. Сказал, что хозяину нужна служанка.

Д а ш у а н ь. Служанка? Да ты посмотри, какая у нас захудалая чайная! Мы с отцом совсем обеднели, не знаем, что делать.

Медленно входит В а н Л и ф а. Одет небрежно, но вид бодрый.

В а н. Ты что это, сын, вздумал за моей спиной судачить? Кто обеднел? Открой-ка ставни! Время позднее, а чайная все закрыта.

Ван Дашуань открывает ставни.

Д и н б а о. Как самочувствие, хозяин?

В а н. О! Мне бы чашки три лапши с мясной подливой, не отказался бы! Увы, нету. Сколько тебе лет, красавица?

Д и н б а о. Семнадцать!

В а н. Всего?

Д и н б а о. Да! Мы с мамой вдвоем живем, отца нет. После победы власти отняли у нас дом, который оставил отец, сказали, что это «имущество предателя». Мама умерла с горя, а мне пришлось идти в служанки. До сих пор никак не пойму, что значит «имущество предателя». А вы понимаете?

В а н. Будь осторожнее, девушка! Слово скажешь не так — и свалится на тебя беда! Видишь склады господина Циня позади дома? Кому-то они помешали, их тоже объявили имуществом предателя. Вот как!

Д и н б а о. Вы правы, хозяин, меня тоже можно причислить к имуществу предателя. У кого рука покрепче, тому и служи! Черт бы все побрал! Мне только семнадцать, а я часто думаю, что лучше бы умереть, пока не сгнила заживо, чем заниматься таким ремеслом.

Д а ш у а н ь. Отец, тебе в самом деле нужна служанка?

В а н. Да это мы просто так с Сяо Лю говорили. Я всю жизнь люблю перемены, а вообще-то дела наши плохи! И это меня беспокоит!

Д а ш у а н ь. Не только вас, меня тоже! Но вы, видно, забыли о старой марке чайной «Юйтай»! Целых шестьдесят лет чайная существует! И вдруг служанка!

Д и н б а о. Что хорошего в старой марке? Ведь чем старее, тем ей цена меньше! Будь мне сейчас двадцать восемь, на меня никто бы глядеть не стал, как ни назови, хоть Крошкой Динбао, хоть Маленьким Сокровищем.

В чайную входят д в о е.

В а н. Доброе утро, ранние гости! Заварку принесли? Сын, сбегай за кипятком!

Дашуань уходит.

Господа, извините! Плата вперед.

П е р в ы й п о с е т и т е л ь. Впервые такое слышу!

В а н. Я раньше тоже не слышал, хотя не один десяток лет держу чайную. Но вы люди умные, должны понимать: чай, уголь — все денег стоит, сейчас одна цена, а через минуту, пока вы чай пьете, глядишь, уже подскочила. Не проще ли вперед заплатить? Как по-вашему?

В т о р о й п о с е т и т е л ь. По-нашему? Проще совсем не пить (уходят).

Д а ш у а н ь (несет кипяток). Что такое? Ушли?

В а н. Теперь тебе ясно?

Д и н б а о. А если бы я подошла и сказала: «Пришли, мальчики?» Они наверняка выложили бы серебряный!

В а н. А ты, сын, упрямей осла!

Д а ш у а н ь (ставит чайник). Ладно, пойду прогуляюсь. Тошно мне тут сидеть!

В а н. И мне тошно!

Входит Л ю М а ц з ы-младший в европейском костюме с портфелем под мышкой.

С я о Л ю. Крошка Динбао! Ты здесь?

Д и н б а о. Ты же велел, я и пришла!

С я о Л ю. Хозяин, ты посмотри, какое маленькое сокровище я тебе отыскал! Собой хороша, молода, прекрасно одета, с опытом — все при ней!

В а н. Боюсь только, не по карману!

С я о Л ю. Ей не надо платить! Верно, Динбао?

В а н. Как не надо?

С я о Л ю. Не беспокойся, старик! Положись на меня! У нас с Динбао свои планы! Так я говорю, Крошка?

Д и н б а о. Еще бы! Без этих планов не процветала бы нечестность!

С я о Л ю. Нечестность? А ты, пожалуй, права! В свое время моего отца уволокли отсюда связанным. Не веришь? Спроси хозяина. Так я говорю, хозяин?

В а н. Собственными глазами видел!

С я о Л ю. Я правду говорю! Связали, выволокли на дорогу и копьем проткнули! Так я говорю, хозяин?

В а н. Не видел, но слышал, что так оно и было.

С я о Л ю. Я никогда не лгу, Крошка Динбао! Но мой отец занимался никудышным делом. И прожил свою жизнь кое-как. Я же должен показать, на что способен. Мне надо отличиться! (Открывает портфель, достает записную книжку.) Взгляни, Малютка, на мои планы!

Д и н б а о. У меня нет времени! Пора возвращаться домой. Отдохну денек, а завтра примусь за работу!

В а н. Динбао, мне еще надо подумать.

С я о Л ю. А я за тебя подумал, хозяин! Не веришь? Сам убедишься. Утром Крошка Динбао встанет у двери, склонит набок головку. И сразу повалят посетители! Слышишь, Крошка? Это тебя касается!

Д и н б а о. Лучше бы это меня не касалось!

С я о Л ю. Нельзя быть такой пассивной, Крошка! Слушай…

Входит с б о р щ и к д е н е г з а э л е к т р и ч е с т в о.

С б о р щ и к. Хозяин, плати за электричество!

В а н. За сколько месяцев?

С б о р щ и к. За три!

В а н. Еще три месяца подожди, и будет ровно полгода. Только я все равно не смогу заплатить.

С б о р щ и к. Что ты мелешь?

С я о Л ю. Он говорит истинную правду! Мы в подчинении у начальника управления Шэня! Знаешь такого? Он — член горкома гоминьдана, начальник управления штаба жандармерии. Не хочешь ли с него получить за электричество? Что скажешь на это?

С б о р щ и к. Конечно, не хочу! Извините! Дверью ошибся!

С я о Л ю. Ну что, хозяин? Слышал? Нравится? Методы времен Гуансюя давно устарели!

В а н. Век живи — век учись! Я многого еще не знаю!

С я о Л ю. Вот именно!

Входит Т а н Т е ц з у й-младший, в шелковом халате на подкладке, в атласных туфлях.

С я о Л ю. Ой-ой! Да никак это ты, Тецзуй, сукин сын!

С я о Т а н. О! А это ты, Сяо Лю, черт бы тебя подрал! Подойди-ка, дай на тебя поглядеть! А ты, стервец, ничего! Разоделся как! Со спины поглядеть, еще больше на иностранца похож, чем сам иностранец! Хозяин, я ночью наблюдал за небесными светилами и увидел, как засверкала фиолетовая звезда Цзывэй, это знак, что скоро появится настоящий император. Вот я и хочу с Сяо Лю и с этой…

С я о Л ю. …С Крошкой Динбао. До чего же хороша, все при ней — и красота и таланты. Положимся на волю судьбы. Хорошо мы сейчас живем, как рыба в воде. Хозяин, повернись, дай-ка я погляжу. Отлично! Отлично! Доброе знамение! Тебе еще повезет! Дай-ка мне чашку чая!

В а н. Тан Тецзуй-младший!

С я о Т а н. Не называй меня так! Я теперь духовный наставник!

С я о Л ю. Кто же пожаловал тебе такой титул?

С я о Т а н. Через денек-другой узнаешь.

В а н. Наставник, ты только не забудь, что твой отец всю жизнь пил у меня задаром чай! Но по наследству это не передается!

С я о Т а н. Хозяин, ты еще пожалеешь о том, что сказал, когда я надену святое одеяние!

С я о Л ю. Сяо Тан, постой, я приглашаю тебя на чашку кофе, и Малютка Динбао пойдет с нами. Но тут у меня серьезная затея, послушай сначала.

С я о Т а н. Ты, хозяин, не подумал о том, что сегодня наставник выпьет чашку-другую твоего чая, а завтра даст тебе должность начальника уезда! Ну ладно, рассказывай, Сяо Лю.

С я о Л ю. Я только что говорил тут с Крошкой Динбао. У меня грандиозные планы!

С я о Т а н. Я весь внимание!

С я о Л ю. Хочу организовать «трест». Это американское слово, если не понимаешь, поясню, в переводе на пекинский значит «скупить полностью»!

С я о Т а н. Понятно! Не иначе как ты собрался прибрать к рукам всех девиц!

С я о Л ю. А ты неплохо соображаешь! Слушай, Малютка! Это имеет к тебе прямое отношение, и к хозяину чайной — тоже!

В а н. Я слушаю!

С я о Л ю. Я собираюсь объединить всех танцовщиц, всех веселых женщин, и явных и тайных, джиповых девочек и служанок и создать «трест».

С я о Т а н (прикрыв глаза). А власти что скажут?

С я о Л ю. Власти? Начальника управления Шэня сделаем председателем, меня управляющим.

С я о Т а н. А меня?

С я о Л ю. Найдешь подходящее название для треста — будешь советником, если пожелаешь!

С я о Т а н. Только проездные чтобы платили не в фаби[7].

С я о Л ю. Нет, ежемесячно несколько американских банкнотов!

С я о Т а н. Дальше?

С я о Л ю. Дело включает куплю-продажу, транспортировку, обучение и снабжение. Одни покупают девиц, другие — продают. Из Шанхая перевозим в Тяньцзинь, из Ханькоу — в Чунцин, готовим джиповых девочек, служанок, поставляем американским солдатам и офицерам. И всем этим будет заправлять «трест». Что ты скажешь на это?

С я о Т а н. Великолепно! Великолепно! Во-первых, это предусматривает единый контроль, во вторых — обеспечивает нужды американских солдат, что, несомненно, пойдет на пользу государству.

С я о Л ю. Ладно, ты только придумай для «треста» название получше да поизысканнее, что-нибудь вроде «брови — листочек ивы, глаза — косточки абрикоса, губы — вишни». Что-нибудь эдакое, поэтичное.

С я о Т а н. Хм… «Трест», «трест»… Нет, нет! Само слово «трест» исключает изысканность. Ты посмотри, какими оно иероглифами пишется: «похищать людей с целью выкупа» или «убивать заложника»[8]. Не годится! Не изысканно!

С я о Л ю. Да! Не очень изысканно! Но слово-то американское и пользуется популярностью!

С я о Т а н. И все же «Объединенная фирма» куда красивее!

С я о Л ю. Допустим. И как бы ты назвал эту «Объединенную фирму»?

Д и н б а о. Самое подходящее название — «Грязная фирма»!

С я о Л ю. Не болтай, Крошка. Разговор серьезный! Будешь стараться, сделаем тебя над всеми девочками начальницей!

С я о Т а н. Может быть, «Хуа хуа» — «Не скупись на цветы». Красивая девочка все равно что цветок! Нравится цветочек — не скупись, выкладывай денежки, вот тебе и название. Как поется в пекинской опере: «Горы синие, вода зеленая, прекрасен и порочен этот мир!» Что скажешь?

С я о Л ю. Спасибо тебе, Сяо Тан. Спасибо! (Жмет руку.) Пойду к Шэню, провентилирую этот вопрос. Если он одобрит, считай себя советником. (Убирает бумаги в портфель, хочет уйти.)

В а н. Как мне быть с Динбао?

С я о Л ю. Я же сказал, не твоя забота. Это забота «треста». Просто я хочу провести эксперимент в твоей чайной.

Д и н б а о. Ты обещал напоить меня кофе.

С я о Л ю. Сяо Тан, пойдешь с нами?

С я о Т а н. Идите! А я должен подождать здесь одного человека.

С я о Л ю. Пошли, Крошка!

Д и н б а о. До завтра, хозяин! До встречи, наставник! (Уходит вместе с Сяо Лю.)

С я о Т а н. Хозяин, дай почитать газету!

В а н. Сейчас поищу. Где-то здесь валялось несколько штук двухлетней давности!

С я о Т а н. Да ты что!

Входят М и н Ш и ф у, Ц з о у Ф у ю а н ь и В э й Ф у с и.

Мин Шифу садится отдельно, Цзоу Фуюань и Вэй Фуси — вместе. Ван Лифа раскланивается с ним.

В а н. Прошу простить, уважаемые, деньги вперед.

М и н. Все в порядке, брат!

В а н. Ох! Жгут губы слова эти проклятые: «Деньги вперед!» (Быстро заваривает чай.)

Ц з о у. Ну как, хозяин, будем вечером давать представление?

В а н. Уже пробовали, никакого толку! Только попусту жечь электричество. Этим посетителей не заманишь!

Ц з о у. И то верно. Третьего дня я выступал в Хойсяньгуане, читал отрывки из разных пьес. Рассказывал о странствующих рыцарях и борцах за справедливость, о злодеях и о героях, о почтенных старцах и о молодых… И сколько вы думаете пришло народу?

В а н. Сколько же? Ведь вы мастер рассказывать эти пьесы! Как вы, никто не умеет.

Ц з о у. Если я мастер, как вы говорите, тогда почему пришло всего пять человек, да еще два безбилетника?

В э й. И все же брат, у тебя дела идут лучше, чем у меня. Я уже больше месяца совсем без дела.

Ц з о у. А кто велел тебе идти в певцы?

В э й. Так ведь голос у меня есть и гримироваться я умею.

Ц з о у. Но на сцене ты не очень-то стараешься.

В э й. Пою-пою, черт возьми, и хоть бы на лепешку с лапшой заработал! Что же я рехнулся, чтобы еще стараться?

Ц з о у. Да, Сифу, задушили нас модные песни. Но я так думаю: искусство наше нам дороже жизни. О нем болит душа. Еще несколько лет, и все его забудут. Мы виноваты перед нашими учителями. Пословица гласит: «Злу никогда не одолеть добра». Но сейчас зло восторжествовало. Все хорошее, все справедливое гибнет на корню.

В а н (к Мин Шифу). Давненько я вас не видел.

М и н. Никак не мог выбраться. Я ведь теперь кормлю заключенных.

В а н. Шеф-повар банкетов, который обслуживал сто, а то и двести человек, теперь печет кукурузные лепешки?

М и н. Что поделаешь? В наши дни больше всего людей именно в тюрьмах. Какие там банкеты? Я даже утварь всю продал.

Входит Ф а н Л ю со свитками картин.

М и н. Уважаемый Лю! Как там моя кухонная утварь? Мне деньги нужны.

Ф а н. Мин Шифу, купи лучше картину!

М и н. Зачем она мне?

Ф а н. Да ты посмотри, что за картина! «Шесть великих отшельников». Дун Жомэй рисовал!

М и н. Небо хорошо нарисовано, только голод им не утолишь!

Ф а н. Он плакал, когда отдавал мне картину!

М и н. Я тоже плакал, когда отдавал тебе свою кухонную утварь.

Ф а н. Кто плачет, тот ест тушеное мясо! Иначе зачем бы мне хлопотать? Поставь себя на мое место. Думаешь, можно прокормиться игрой на барабане?

М и н. Уважаемый Лю, должна же быть совесть у человека, как можно так со старым приятелем?

Ф а н. Стоит ли говорить о паре каких-то побрякушек! Не вспоминай больше об этом. Иначе подумаю, что ты ничего не смыслишь в дружбе.

Входит Ч э Д а н д а н, позвякивая двумя серебряными юанями.

Д а н д а н. Кто купит два юаня? Наставник, не желаете ли?

Сяо Тан молчит. Входят П а н с ы и Ч у н ь м э й. Пансы богато одета, вся в драгоценностях. Следом за ней идет Л а о Я н, торговец всякой всячиной.

С я о Т а н. Государыня!

Ф а н Л ю. Государыня!

П а н с ы. Наставник!

С я о Т а н. Я к вашим услугам, государыня! (Усаживает Пансы, наливает ей чаю.)

П а н с ы (увидев, что Чэ Дандан направляется к двери). Дандан! Подожди минутку!

Д а н д а н. Да, государыня.

Л а о Я н (раскрывает короб с товарами). Государыня, взгляните!

П а н с ы. Спой-ка мне свою песенку, уж очень она мне нравится!

Л а о Я н. Американские иголочки и ниточки, таблеточки! Помада, крем, чулочки из нейлона. Хоть мал мой короб, есть в нем все, что для души угодно! Вот только бомбы атомной с собой не прихватил!

П а н с ы. Ха-ха-ха! (Берет пару чулок.) Чуньмэй, держи! Дандан, рассчитайся с Лао Яном.

Д а н д а н. Государыня! Помилуйте!

П а н с ы. А кто ссудил тебе деньги? Проценты идут? Сколько ты мне задолжал? Наставник, проверь-ка!

С я о Т а н. Сейчас!

Д а н д а н. Не затрудняй себя, наставник, я рассчитаюсь с Лао Яном.

Л а о Я н. Государыня, пожалейте. Ведь он не отдаст.

П а н с ы. Не посмеет! Я не позволю!

Л а о Я н. Угу! (Обращаясь ко всем.) Кому еще что нужно? (Поет.) Американские иголочки…

П а н с ы. Хватит! Иди!

Л а о Я н. Да-да! Американские иголочки и ниточки, болваном буду, если не уйду! Пошли, Дандан! (Уходит вместе с Данданом.)

Ф а н (подходит). Госпожа, мне удалось раздобыть жертвенную утварь с голубой эмалью, вещь старинная, но недорогая. На алтаре будет выглядеть очень красиво! Хотите взглянуть?

П а н с ы. Покажи императору!

Ф а н. Слушаюсь! Его величество скоро взойдет на престол! Заранее вас поздравляю! Я мигом сбегаю за жертвенной утварью и отнесу ее в храм. Государыня! Замолвите за меня словечко, вовек не забуду.

М и н. Уважаемый Лю, а как с моим делом?

Ф а н. Пригляди-ка пока за моими картинами! (Уходит.)

М и н. Стой! Надул меня, денег за утварь не отдаешь, но у меня еще остался кухонный нож! (Убегает.)

П а н с ы. Хозяин, матушка Кан здесь? Попроси ее выйти!

С я о Т а н. Сейчас сбегаю. Матушка Кан, выйдите на минутку.

В а н. Что случилось?

С я о Т а н. Произошли важные события в императорском дворце!

Появляется К а н Ш у н ь ц з ы.

Ш у н ь ц з ы. Зачем пожаловала?

П а н с ы (идет навстречу). Матушка, я жена вашего четвертого племянника, пришла повидать вас. Присаживайтесь. (Усаживает Кан Шуньцзы.)

Ш у н ь ц з ы. Жена четвертого племянника?

П а н с ы. Да! Когда вы ушли из дома Пана, я не была еще его женой.

Ш у н ь ц з ы. Я с Панами не знаюсь! Зачем я вам понадобилась?

П а н с ы. Ваш четвертый племянник Хайшунь — главный настоятель храма трех императоров. Он — двоюродный брат начальника управления Шэня, занимает важный пост в партии гоминьдан и скоро будет императором. Вы не рады?

Ш у н ь ц з ы. Императором?

П а н с ы. Да! Императорское одеяние уже готово. Он взойдет на престол в Сишане.

Ш у н ь ц з ы. Вы хотите поднять мятеж?

С я о Т а н. Госпожа Кан, район Сишань занимает Восьмая армия. Пан Хайшунь взойдет на престол и уничтожит ее. Разве в Нанкине будут против?

П а н с ы. С Хайшунем все в порядке; правда, последнее время он начал попивать да волочиться за бабами. Уже сменил несколько жен.

С я о Т а н. Государыня, во дворцовых покоях проживало семьдесят две наложницы! Это можно проверить по книгам.

П а н с ы. Был бы ты государыней, понял бы мои обиды! Я вот что думаю: будь вы со мной заодно, почтенная госпожа, я звала бы вас матушкой-государыней, и вдвоем мы справились бы с ним. Хорошо я придумала? Верно? Пойдемте со мной, почтенная госпожа, у вас будет все, что пожелаете!

Ш у н ь ц з ы. А если я не пойду с тобой?

П а н с ы. Не пойдете?

С я о Т а н. Пусть почтенная госпожа подумает, пусть подумает!

Ш у н ь ц з ы. И думать не стану! Нечего мне водиться с Панами. Пусть четвертая невестка будет императрицей, а я так и останусь простой старухой, горе до конца дней своих мыкать! Что глаза на меня таращишь? Застращать хочешь? Не застращаешь! Уж сколько лет, как я ушла от вас, — посмелела! Сама могу на кого хочешь таращиться. (Поднимается, идет.)

С я о Т а н. Почтенная госпожа! Почтенная госпожа!

Ш у н ь ц з ы (останавливается, поворачивается к Сяо Тану). А ты, парень, оставь эту затею! Не гни спину! Попробуй честным трудом зарабатывать. (Уходит.)

П а н с ы (срывает зло на Ван Лифа). Хозяин, подойди-ка ко мне! Попробуй уговорить старуху! Уговоришь — получишь мешок белой муки, не уговоришь — разнесу к чертовой матери всю твою чайную. Наставник, пошли!

С я о Т а н. Хозяин, я вечером зайду узнать, согласилась старуха или не согласилась.

В а н. А если я умру до вечера?

П а н с ы. Тьфу! Туда тебе и дорога! (Уходит вместе с Сяо Таном и Чуньмэй.)

В а н. Ну и дела!

Ц з о у. Скажи, брат, что это за пьеса?

В э й. У меня в памяти их более двухсот, а этой что-то не припомню. Не знаешь, откуда она родом, эта баба?

Ц з о у. Как не знать! Ведь это дочь Дун Батяня, она в свое время неизвестно от кого родила… впрочем, ладно, неблагородно вдаваться в подробности.

Возвращается В а н Д а ш у а н ь.

В а н. Побудь здесь, сын, а я отлучусь. Мне надо по одному делу посоветоваться.

С я о Д э (громко кричит). Открывай! (Входит.) Дашуань, завари чаю покрепче. Я при деньгах! (Вынимает четыре серебряных юаня, раскладывает.) Посчитаем! Один истратил, четыре осталось; пять мао[9] за одного, скольких я отлупил?

Д а ш у а н ь. Десятерых!

С я о Д э (считает по пальцам). Правильно! Позавчера четырех, вчера шестерых, ровно десять! Дашуань, брат, возьми! Нет денег — задаром пью чай, есть — плачу! Бери! (Дует на один юань, потом прикладывает к уху, слушает.) Этот хорош, один двух стоит, держи!

Д а ш у а н ь (не берет). За что же это тебе платят? Да еще серебром! Его теперь и не увидишь!

С я о Д э. А я подался учиться!

Д а ш у а н ь. Учиться? Ты ведь в грамоте ничего не смыслишь! Чему же ты учишься?

С я о Д э (берет чайник со стола, пьет прямо из носика и тихо говорит). Горком гоминьдана послал меня в Институт государства и права. Вот это, скажу тебе, работенка. Никогда такой не было. Одно удовольствие! Куда лучше, чем на Тяньцяо! За каждого студента — пять мао серебром! Скольких я вчера отлупил?

Д а ш у а н ь. Шестерых!

С я о Д э. Точно! И среди них двух девиц. Пересчитал я им ребрышки! Ты потрогай, какие у меня мускулы! (Протягивает руку.) Прямо железные. Вот и говорю, молотить эту братию такими руками — одно удовольствие.

Д а ш у а н ь. И что, если совсем смирные? Ты их бьешь, а они терпят?

С я о Д э. А я только смирных бью. Я не дурак!

Д а ш у а н ь. Послушай, Сяо Дэ! Нехорошо бить людей.

С я о Д э. Ну, это как сказать! Я хоть кулаками работаю! А учитель, который преподает историю гоминьдана, как приходит на занятия, сразу кладет на стол пистолет.

Д а ш у а н ь. Это не учитель! Подонок какой-то!

С я о Д э. Правильно! Подонок! Нет, неправильно! Тогда выходит, что я — тоже подонок. Что это ты, брат, так меня честишь? Дождешься, я и тебе кости пересчитаю.

Д а ш у а н ь. Меня хоть убей, я подлаживаться к тебе не стану. Ни за какие блага!

С я о Д э. Складно ты говоришь! Тебе бы с твоими талантами историю гоминьдана в институте преподавать. Ну ладно! Сегодня я больше не буду бить студентов.

Д а ш у а н ь. Хорошо бы никогда их не бить!

С я о Д э. Да нет, просто сегодня мне дали другую работенку.

Д а ш у а н ь. Какую же?

С я о Д э. Бить учителей!

Д а ш у а н ь. Почему сегодня учителей, а не студентов?

С я о Д э. А это как прикажет начальство. Говорят, учителя решили бастовать. Бастовать нечестно! Значит, надо бить! Мне велено дожидаться их тут.

Ц з о у. Идемте, мой друг!

В э й. Пойдемте! (Уходит вместе с Цзоу Фуюанем.)

С я о Д э. Дашуань, бери деньги!

Д а ш у а н ь. Не нужны мне твои деньги! Ты получил их за то, что избивал студенток.

С я о Д э (берет другой юань). Обменяем! Этот я получил за избиение студентов. Годится?

Дашуань отказывается.

Ну давай так договоримся. Ты побудь тут, а я пойду куплю чего-нибудь вкусненького. Разве не ради того мы живем, чтоб поесть, выпить да состариться? (Собирает деньги, уходит.)

Появляется К а н Ш у н ь ц з ы со свертком в руке, за ней идут В а н Л и ф а и Ч ж о у С ю х у а.

Ш у н ь ц з ы. Хозяин, может, я останусь, а?

В а н. Я…

С ю х у а. Не обязательно же она разнесет чайную!

В а н. Кто знает! В храме трех императоров легко выходят из себя.

Ш у н ь ц з ы. Я очень тревожусь за Дали. Уйду — раскрою тайну, и всему конец! Это еще хуже, чем если разнесут чайную.

Д а ш у а н ь. Тетушка, я провожу вас. Можно, отец?

В а н. Что?

С ю х у а. Сколько горя она тут перенесла, сколько нам помогала. А теперь, выходит, даже проводить ее нельзя?

В а н. Я не сказал, что нельзя. Проводите! Проводите!

Д а ш у а н ь. Подождите, тетушка, я оденусь. (Уходит.)

С ю х у а. Отец, что с вами?

В а н. Оставь меня в покое. Ты и представить не можешь, что творится у меня на душе! Вы пока идите с тетушкой, а сын вас догонит. Если по дороге что-нибудь случится, возвращайтесь!

С ю х у а. Тетушка Кан, здесь ваш дом! Мы вас никогда не забудем!

Ш у н ь ц з ы. Я тоже вас не забуду! Бодрости тебе, хозяин. (Уходит вместе с Чжоу Сюхуа.)

В а н. Бодрости? А для чего она мне?

Входят С е Ю н ж э н ь и Ю й Х о у ч ж а й.

С е (смотрит на надпись, достает деньги, кладет на стол). Отец, завари-ка чаю!

В а н (берет деньги). Сейчас!

Ю й. Боюсь, Юнжэнь, что мы в последний раз сидим в этой чайной!

С е. А я думаю, что буду чаще сюда заглядывать. После того, как сменю профессию и стану велорикшей.

Ю й. Крутить колеса, пожалуй, лучше, чем быть учителем начальной школы!

С е. А я как нарочно преподаю физкультуру. Сам голодный, дети голодные, а тут еще занимайся спортом. Не смешно ли?

Вбегает В а н С я о х у а.

В а н. Сяохуа, ты что так рано из школы?

С я о х у а. Учителя забастовали! (Увидев Юй Хоучжая и Се Юнжэня.) Учитель Юй! Учитель Се! Вы не хотите нас больше учить? Мы ждали, ждали вас, не дождались и стали плакать. Потом устроили собрание и решили соблюдать дисциплину и не сердить вас больше.

Ю й. Мы хотим вас учить, но не можем. Нам нечего есть. И нашим детям тоже. Не волнуйся, попей чайку, а мы пойдем посоветуемся — может, что-нибудь да придумаем.

С е. Сяохуа, повтори уроки, не бегай попусту!

Появляется В а н Д а ш у а н ь со свертком под мышкой.

С я о х у а. Пап, это мой учитель.

Д а ш у а н ь. Уходите, уважаемые, быстрее, они устроили засаду, собираются вас бить.

В а н. Кто они?

Д а ш у а н ь. Сяо Дэ и компания. Он только что отсюда ушел, скоро вернется.

В а н. Господа, возьмите обратно ваши деньги (отдает). Пожалуйста! Поспешите!

Д а ш у а н ь. Идите за мной!

Появляется С я о Д э.

С я о Д э. На улице демонстрация, черт бы их всех побрал! Ничего не купишь! Дашуань, ты куда! Кто эти двое?

Д а ш у а н ь. Да вот зашли чайку попить? (Уходит вместе с Юй Хоучжаем и Се Юнжэнем.)

С я о Д э. Стойте!

Те продолжают идти.

Сначала я посчитаю вам ребра, а потом потолкуем.

В а н. Сяо Дэ!

С я о Д э. (Пускает в ход кулаки.) Отведайте-ка!

С е (бьет по лицу, пинает ногой). Отведай сам!

С я о Д э. Ой-ой! (Валится на пол.)

С я о х у а. Так тебе и надо!

С е. Вставай! Еще добавлю!

С я о Д э (встает, закрывает лицо). Ой-ой! (Пятится назад.) Ой!

Д а ш у а н ь. Уходите поскорее! (Уводит обоих.)

С я о Д э. Ну погоди, хозяин! Ты их отпустил, а мы с тобой посчитаемся! С ними не справился, думаешь, и тебя не одолею, старая развалина?

С я о х у а. Дедушка! Сяо Дэ побежал догонять учителей, что будем делать?

В а н. Он их не тронет! Повидал я таких на своем веку. Слабых обижают, а сильных боятся!

С я о х у а. А если он придет тебя бить?

В а н. Меня? Я знаю, что ему сказать.

С я о х у а. А папа куда пошел?

В а н. Вышел на минутку! Не волнуйся! Иди занимайся, дорогая.

С я о х у а. Как бы учителя не пострадали! Я очень беспокоюсь. (Уходит.)

Вбегает Д и н б а о.

Д и н б а о. Хозяин! Хозяин, я должна вам что-то сказать!

В а н. Говори, девушка!

Д и н б а о. Сяо Лю недоброе замыслил. Он хочет отнять у вас чайную.

В а н. Отнять? Эту рухлядь? Кому она нужна?

Д и н б а о. Они скоро будут здесь, сейчас нет времени все рассказать подробно. Придумайте что-нибудь!

В а н. Спасибо, девочка!

Д и н б а о. Я пришла к вам с добром, вы уж не выдавайте меня!

В а н. Я пока еще в своем уме, девочка! Успокойся!

Д и н б а о. До скорой встречи!

Возвращается Ч ж о у С ю х у а.

С ю х у а. Они ушли, отец.

В а н. Вот и хорошо.

С ю х у а. Отец Сяохуа сказал, чтоб вы не тревожились. Он проводит до места тетушку Шуньцзы и вернется.

В а н. Вернется не вернется, как хочет!

С ю х у а. Отец, что с вами? Чем вы так расстроены?

В а н. Ничем! Иди к Сяохуа. Она хотела горячей лапши. Сделай ей чашечку, если найдешь немного муки. Бедные дети, нечем их покормить!

С ю х у а. Белой — ни крошки! Сварю ей суп с клецками из темной муки. (Уходит.)

Возвращается С я о Т а н.

С я о Т а н. Хозяин, договорились?

В а н. Вечером! Вечером я непременно дам тебе ответ.

С я о Т а н. Хозяин, ты говорил, что мой отец пил у тебя всю жизнь задаром чай. Так вот, несколько слов, которые ты услышишь сейчас, с лихвой возместят этот долг. Они спасут тебе жизнь. Храм трех императоров пострашнее японцев. Им разнести твою чайную ничего не стоит! Будь осторожен.

В а н. Знаю. А ты и нашим, и вашим. И передо мной заискиваешь, и перед госпожой? Верно я говорю?

Входят С у н ь Э н ь ц з ы-младший и У С я н ц з ы-младший в синих европейских костюмах.

С я о Т а н. Господа! Вам сегодня досталось!

С я о С у н ь. Да уж! С ног сбились! Учителя бунтуют!

В а н. А что, господа, забастовка теперь называется «бунтом»?

С я о Т а н. Ну как дела?

С я о У. Больше сотни схватили, человек семьдесят избили, а им все нипочем. Ну, теперь пусть побунтуют!

С я о С у н ь. Добром с ними нельзя! Из-за них не получишь от американцев ни риса, ни белой муки!

С я о Т а н. Именно! Господа! Получите рис и муку, про меня не забудьте! А я позабочусь, чтобы вам уютно было на кладбище! Ладно! Занимайтесь своими делами, господа!

С я о У. Ты говорил, хозяин, что забастовка теперь называется «бунтом»?

В а н. Стар я стал, не все понимаю, вот и спросил.

С я о С у н ь. Хм, ты с ними одного поля ягода!

В а н. Я? Высоко меня ставишь!

С я о У. Некогда нам тут с тобой лясы точить! Говори прямо!

В а н. Что говорить?

С я о С у н ь. Кто главный у учителей?

В а н. А я почем знаю?

С я о У. Кто заходил к тебе вчера вечером?

В а н. Кан Дали!

С я о С у н ь. Он и есть главный! Ты сдал его властям?

В а н. Будь он и в самом деле главным, я все равно его не выдал бы! Пойми ты! Я долгие годы водил дружбу с вашими отцами.

С я о У. Нечего мне зубы заговаривать! При чем тут дружба! Говори как есть!

В а н. Выдать человека? За деньги? Этого ты добиваешься?

С я о С у н ь. Сразу видно, ты с моим отцом дружил! Его выучка! Только запомни! Не скажешь правду, прикроем твою чайную! Другие давно позакрывались, а твоя все держится. Не иначе как ты секрет какой-то знаешь.

Влетает Э р Д э ц з ы-младший.

С я о Д э. Пошли скорей! Там людей не хватает!

С я о У. А ты, поганка, чем занимался?

С я о Д э. Не видишь, все лицо распухло? Я не прохлаждался!

С я о У. Хозяин, мы скоро вернемся! А ты подумай!

В а н. Не боитесь, что сбегу?

С я о У. Еще зубоскалит, старый чурбан! На тот свет убежишь — и там достанем! (Бьет Ван Лифа, уходит вместе с Сунь Эньцзы-младшим и Эр Дэцзы-младшим.)

В а н (обернувшись). Сяохуа! Мать Сяохуа!

Вбегают С ю х у а и С я о х у а.

С ю х у а. Я все слышала. Что делать?

В а н. Уходите быстрее! Догоняйте матушку Кан! Живо!

С я о х у а. Я возьму сумку с книгами. (Уходит.)

С ю х у а. Захвати что-нибудь из одежды, Сяохуа! Отец! Как же мы вас тут одного оставим?

В а н. Я жил в этой чайной, здесь и умру!

Вбегает С я о х у а с сумкой и вещами.

С ю х у а. Отец!

С я о х у а. Дедушка!

В а н. Ладно! Идите! (Вынимает из-за пазухи деньги и старую фотографию.) Бери деньги, сноха. А ты, Сяохуа, возьми фотографию чайной, какой она была тридцать лет назад, отдашь отцу. Идите!

Возвращаются Л ю М а ц з ы-младший и Д и н б а о.

С я о Л ю. Сяохуа, учителя бастуют, а ты с мамой к бабушке собралась?

С я о х у а. К бабушке!

В а н (нарочно). Сноха, возвращайся скорее!

С ю х у а. Да, отец! Поживем там денек-другой и вернемся. (Уходит вместе с Сяохуа.)

С я о Л ю. Хозяин! Добрые вести. Начальник управления Шэнь одобрил наш план.

В а н. Какая радость! Какая радость!

С я о Л ю. И для вас есть кое-что приятное! Начальник Шэнь разрешил отремонтировать чайную. Он выслушал меня и сказал «хорошо».

В а н. Что все это значит?

С я о Л ю. Я избавляю тебя от лишних хлопот! Отныне распоряжаться всем буду я. А ты переберешься в другое место! Договорились? Чтоб не морочил мне потом голову!

В а н. Ну что ты! Как можно! Кстати, я и сам решил перебраться в другое место!

Д и н б а о. Ты бы о хозяине подумал, Сяо Лю, ведь он прожил тут всю жизнь.

С я о Л ю. Видишь ли, я всегда великодушен. Сейчас сбегаю за начальником Шэнем, пусть придет и посмотрит. А ты, хозяин, приведи все в порядок. Надо здесь побрызгать духами, а то пахнет дурно. Ты уж постарайся, Крошка! Ну, я пошел. (Уходит вместе с Динбао.)

Входит Ч а н С ы е с корзинкой, в ней бумажные деньги и земляные орехи, ему за семьдесят, но держится прямо.

Ч а н. Чем ты так огорчен, друг?

В а н. Ой, брат Чансы, как ты кстати пришел! Сейчас я заварю чай, самый лучший! Выпьем по чашечке! (Уходит.)

Входит Ц и н ь.

Ц и н ь. Хозяин Ван дома?

Ч а н. Дома! А вы кто?..

Ц и н ь. А я — Цинь.

Ч а н. Господин Цинь?

В а н. Кто? Господин Цинь? (Вносит чай.) Как раз собирался сказать вам, здесь ожидаются большие перемены. Присаживайтесь! Присаживайтесь!

Ч а н. У меня тут земляные орешки (достает), очень хороши к чаю!

Ц и н ь. Только нам они не по зубам.

В а н. Какая досада! Есть орехи, да не по зубам! Смешно! Как поживаете, господин Цинь?

Ц и н ь. Никому дела до меня нет. Пришел, хозяин, с тобой поговорить. Ездил в Тяньцзинь на свой завод посмотреть!

В а н. А его разве не отобрали? Или опять вернули хозяину? Вот счастье-то!

Ц и н ь. Снесли мой завод!

Чан, В а н (вместе). Как снесли?!

Ц и н ь. Снесли! Сорок лет жизни я ему отдал! Стерли с лица земли! Никто не знает, а ты, хозяин, все знаешь! С двадцати лет я ратовал за развитие промышленности, чтобы спасти страну! А сейчас… все прахом пошло! Пусть влияние мое ничтожно, и мне их не одолеть, но надо же все делать по-человечески. Ведь это народное достояние! А что они сделали? Все разгромили, машины на лом продали! Ну скажите вы мне, есть ли на свете второе такое правительство?! Есть или нет? Я тебя спрашиваю, Ван!

В а н. Я ведь тоже открыл поначалу хорошую гостиницу, но вам непременно надо было рядом построить склады! И что теперь? Склады опечатали, все, что там было, растащили. А ведь я вам советовал не выпускать имущества из рук, но вам во что бы то ни стало понадобилось все распродать и открыть завод!

Ч а н. Вспомните, что вы сказали, когда я уплатил за тарелку лапши для матери и девочки, которую мать от нужды продавала?

Ц и н ь. Теперь-то я понимаю! Хозяин, у меня к тебе просьба. (Достает несколько деталей машин и стержень от шариковой ручки.) Завод сровняли с землей! А это я там подобрал, среди обломков. На этой ручке моя фамилия. Уж кому-кому, а ей хорошо известно, сколько чеков я подписал! Сколько сочинил планов! Оставляю это тебе! На досуге повеселишь посетителей. Скажешь им: был когда-то такой чудак Цинь Чжунъи, не понимал, что хорошо, что плохо, очень любил свой завод. Не один десяток лет отдал ему, и вот все, что осталось! Посоветуй им кутить, проигрывать деньги! Пусть делают все, что хотят! И никаких добрых дел! Скажи им, что был такой глупец по имени Цинь Чжунъи, что дожил он до семидесяти с лишним лет, и только тогда понял это!

В а н. Ручку оставь себе! Я ведь перебираюсь в другое место!

Ч а н. Куда же?

В а н. Не все ли равно! У меня все не так, как у вас обоих. У вас было большое состояние, настоящее дело, сильная воля! А большое дерево валится в бурю! Ты, Сые, всегда был смелым, заступался за обиженных. Я же был всю жизнь покорным, только и делал, что кланялся всякому-каждому. Думал только о том, чтобы вырастить детей, чтобы они жили в тепле и сытости, чтобы были здоровы. Но пришли японцы, младший сын сбежал, жена не перенесла горя и померла. Ушли японцы, казалось, можно передохнуть, но кто знал… (Горько смеется.) Ха-ха… ха-ха… ха-ха!

Ч а н. И мне не лучше! Всю жизнь я добывал себе на пропитание тяжелым трудом. Всегда жил по совести! И ничего не добился! Мне за семьдесят, а я дошел до того, что торгую орехами! О чем я мечтал? О том лишь, чтобы страна моя не терпела унижения от иностранцев. Но… Ха-ха-ха!

Ц и н ь. Когда здесь были японцы, все говорили о каком-то сотрудничестве. Но вернулось наше правительство, и завод объявили имуществом предателя! А сколько товаров было на складах! (Указывает за чайную.) Ничего не осталось! Был еще банк. Меня заставили стать пайщиком. Паи приняли, а меня вышибли! Ха-ха!

В а н. Перемены к лучшему! Я о них никогда не забуду! Ведь не хотелось быть хуже других. Торговля чаем не приносила никакого дохода, и я открыл гостиницу, потом закрыл гостиницу и пригласил рассказчиков. Но посетителей все равно не прибавитесь! Я нанял служанку! Надо же мне как-то выжить. Даже взятки давал. Только злых, черных дел никогда не творил. Не нарушал законов, предписанных небом! Почему же они не дают мне жить? В чем я провинился? Перед кем? Император, императрица и вся их свора живут в свое удовольствие! А у меня на кукурузную лепешку не хватает! Это кто ж такое придумал!

Ч а н. Я все надеялся, что люди будут жить по справедливости, что никто никого обижать не будет. А что получилось? Все мои старые друзья гибнут один за другим — кто с голоду умирает, кого убивают! Слез не хватает оплакать всех! Сун Эръе, такого хорошего человека, голод унес. На гроб для него пришлось выпрашивать у людей, сколотили четыре доски, и все. Но у него хоть был такой верный друг, как я. А меня что ждет? Посмотри! (Достает из корзины бумажные деньги.) Это на похороны. Савана нет, гроба тоже. Одни жалкие бумажки! Ха-ха!

Ц и н ь. Сые, давайте устроим себе отпевание! Разбросаем бумажные деньги, справим тризну по трем старикам!

В а н. Верно! Давай, Сые, устроим похороны по всем правилам, как в былые времена, да-да!

Ч а н (встает, кричит). Родственники умершего, давайте наградные сто двадцать чохов[10]. (Разбрасывает бумажные деньги[11].)

Цинь, В а н (вместе). Сто двадцать чохов!

Ц и н ь (берет одну монету). Я все сказал, больше нечего. До свиданья! (Уходит.)

В а н. Всего доброго!

Ч а н. Еще чашечку! (Допил.) До встречи!

В а н. Желаю счастья!

Входят Д и н б а о и С и н ь я н ь.

Д и н б а о. Они уже едут, дедушка! (Опрыскивает комнату духами.)

В а н. Ну и пусть! А я уйду. (Собирает бумажные деньги, уходит.)

Д и н б а о. Дедушка, а почему бумажные деньги?

В а н. Кто знает? (Уходит.)

Входит Л ю М а ц з ы-младший.

С я о Л ю. Идите сюда! Встаньте у дверей.

Динбао и Синьянь становятся у двери, одна слева, другая справа. У входа в чайную останавливается машина, появляются д в а ж а н д а р м а, за ними начальник управления Ш э н ь в военной форме, в сапогах, сбоку шашка, в руках плетка. За ним еще д в а ж а н д а р м а.

Ш э н ь (осматривает помещение, переводит взгляд на девиц — Динбао и Синьянь). Хорошо!

Динбао пододвигает ему стул.

С я о Л ю. Разрешите доложить, начальник Шэнь, что чайная «Юйтай» была открыта шестьдесят лет тому назад. Стоит в хорошем месте, имеет добрую славу. Лучшего для нашей опорной базы и желать нечего. Успех обеспечен! Динбао и Синьянь будут разносить чай. Сюда приходит много разного народа, так что информация будет исчерпывающая.

Ш э н ь. Хорошо!

Динбао берет у жандарма сигареты марки «Кэмел», предлагает Шэню закурить, Синьянь подбегает с зажигалкой.

С я о Л ю. За чайной прежде были склады, теперь они пустые, товарами вы распорядились. Их надо подремонтировать, сделать там танцевальный зал и спальни. На досуге зайдете поразвлечься, поиграть в карты, выпить кофейку. А если захотите, проведете здесь ночь. Это, так сказать, будет ваш личный маленький клуб. Меня назначьте заведующим. Здесь наверняка будет куда вольготней и веселей, чем в гостинице, ну и конечно, удобнее!

Ш э н ь. Хорошо!

Д и н б а о. Начальник, можно обратиться к вам с просьбой?

Ш э н ь. Хорошо!

Д и н б а о. Очень жаль хозяина этой чайной. Нельзя ли выдать ему форменную одежду, и пусть он будет швейцаром, будет приветствовать посетителей, встречать и провожать машины. Его все хорошо знают. Он прожил здесь всю жизнь и будет как бы маркой для чайной.

Ш э н ь. Хорошо! Действуй!

С я о Л ю. Есть! (Спешит во дворик) Хозяин Ван! Друг моего отца! Дед! (Уходит. Через минуту снова вбегает.) Начальник, он повесился! Повесился!

Ш э н ь. Хорошо! Хорошо!

Занавес.