Избранные произведения драматургов Азии

А. Туран Офлазоглу (род. в 1932 г.) — турецкий драматург. В 1960 году окончил литературный факультет Стамбульского университета, отделение английской филологии и философии. Продолжил образование в Вашингтонском университете, где изучал драматургию и театроведение. Первая пьеса А. Турана Офлазоглу «Кезибан» (1965) была поставлена Государственным театром в Анкаре, за пределами Турции — в театрах США и ФРГ. Следующая пьеса Офлазоглу — «Будет так, как пожелал бог». Пьеса «Ибрахим Безумный» — третье произведение драматурга, принесшее ему широкую известность. Впервые она была поставлена в Стамбуле в 1967 году на сцене театрального коллектива «Кент», затем шла в театре Анкары и на сценах европейских театров. В том же году была выпущена в свет отдельным изданием. После нее были написаны пьесы «Сократ защищается», «Мурад IV» и др.

Пьеса «Ибрахим Безумный» построена на историческом материале, в ней изображены события недолгого правления султана Ибрахима (1640—1648). Однако в этой пьесе, так же как и в других, написанных на исторические темы, автора интересует история в ее соотношении с современностью. Автор использует средневековый сюжет, чтобы показать свое отношение к самым актуальным проблемам современного мира: личности и свободы выбора, разрушающего влияния власти, преодоления человеком чувства страха перед будущим, ответственности правителей за совершенные злодеяния. На русском языке пьеса «Ибрахим Безумный» была впервые издана в сборнике «Современная турецкая пьеса» (М., 1977).

Перевод с турецкого И. Стеблевой.

С у л т а н И б р а х и м.

К ё с е м-с у л т а н, его мать.

Ш е й х у л ь-и с л а м.

В е л и к и й в е з и р К а р а М у с т а ф а-п а ш а.

С и л я х т а р Ю с у ф.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь.

Г л а в н ы й е в н у х.

Т у р х а н, невольница, затем султанша.

Х ю м а ш а х (Х ю м а).

Д и л я ш у б .

П е р в ы й ж и т е л ь }

В т о р о й ж и т е л ь }

Т р е т и й ж и т е л ь }

Ч е т в е р т ы й ж и т е л ь }

Ш у т } — жители Стамбула.

М у с т а ф а-а г а }

Б е к т а ш-а г а }

К а р а М у р а д-а г а }

М у с л и х и д д и н-а г а } — начальники корпуса янычар.

Х а м а л А л и }

К а р а А л и } — палачи.

Н а ч а л ь н и к д в о р ц о в о й с т р а ж и.

Х о б ь я р.

Н е в о л ь н и ц ы.

В е з и р ы, я н ы ч а р ы, п р и д в о р н ы е, е в н у х и.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Утро. Дворец Топкапы.

Перед Баб ус-сааде[37] — трон Османов. Ш е й х у л ь-и с л а м[38], В е л и к и й в е з и р К а р а М у с т а ф а-п а ш а и другие в е з и р ы стоят в ожидании. Слева доносится шум. Все с тревогой и любопытством оборачиваются в ту сторону. На сцену вталкивают с у л т а н а И б р а х и м а. Входят К ё с е м-с у л т а н[39], Г л а в н ы й е в н у х и н е с к о л ь к о е в н у х о в.

С у л т а н И б р а х и м. Я сказал — не хочу! Не хочу, не хочу, не хочу! Обманываете вы меня, заманиваете в ловушку! Ни власть, ни престол мне не нужны, пусть здравствует мой брат!

К ё с е м-с у л т а н. Сынок, как может здравствовать твой брат? Ведь только что ты видел во дворце его мертвым. Ты дважды приподнимал платок с его лица! Пойди и посмотри еще раз, если хочешь.

С у л т а н И б р а х и м (выбегает, но вскоре возвращается). Да. А что, если он вовсе и не умер?

К ё с е м-с у л т а н. Мой Ибрахим, мой птенец, из всех моих сыновей ты один остался у меня, лишь ты имеешь право занять престол.

С у л т а н И б р а х и м. Вот так же уводили силой и других моих братьев, их выманивали хитростью из покоев принцев, и ни один из них больше не вернулся.

К ё с е м-с у л т а н. Мой Ибрахим, мой державный сын, подумай! Я твоя мать, и если бы затевалось что-нибудь дурное, разве послали бы к тебе меня, скажи!.. Неужели согласилась бы я заманить тебя в ловушку?.. Ты же знаешь, каким суровым был твой брат. Он не стал бы прибегать к такому сложному способу — он просто отдал бы тебя в руки палача…

С у л т а н И б р а х и м. Ничего мне на надо, не хочу! По мне, уж лучше моя темная келья.

К ё с е м-с у л т а н (в досаде, что везиры видят ее сына в таком состоянии, к Великому везиру). Мустафа-паша, поговори с падишахом!

К а р а М у с т а ф а-п а ш а выходит вперед и почтительно склоняется.

С у л т а н И б р а х и м (пораженный его важным видом, подается назад). Он умер? Вы лжете. Да, вы мне показали… Но это не мой брат!

К ё с е м-с у л т а н. Мой сын, вот твой дядька, твой Великий везир. Отныне он будет носить твою падишахскую печать, от твоего имени он будет править государством Османов.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Мой падишах, ваш державный брат султан Мурад отошел в вечность. Власть и престол ваши. Я поздравляю вас и желаю счастья!

С у л т а н И б р а х и м (рукой прикрывает глаза от яркого света). Пусть сгинут и престол и власть! Отведите меня в мою келью.

К ё с е м-с у л т а н (в ярости). Ну что же, возвращайся в свою темницу! Уходи, и пусть прославленный престол остается незанятым! Пусть кончится династия Османов, царствовавшая многие столетия! Пусть распадется великая держава, когда начнутся распри между военачальниками из-за престола! Пусть люди ринутся друг на друга! А ты догнивай в своей темной келье! Если, конечно, тебя оставит в живых новый хозяин престола.

Султан Ибрахим смотрит на трон, потом в ту сторону, откуда пришел, и вдруг утвердительно кивает головой.

С у л т а н И б р а х и м (успокоившись, Великому везиру). Распорядитесь приготовиться к торжествам, паша.

Кара Мустафа-паша почтительно склоняется. Кёсем-султан, выходя вместе с султаном Ибрахимом и придворными, подозрительно взглядывает на везира. Все растеряны.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а (про себя). О султан Мурад, ты сидел в этом маленьком кресле и держал в руках большую страну! Да будет твоим прибежищем рай.

Ш е й х у л ь-и с л а м. Как же займет престол тот, кто его боится? Наша религия допускает, что властью может быть облечен нормальный ребенок, но взрослый человек, чей разум слаб, не может править страной.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Вы правы, шейх уль-ислам-эфенди[40], состояние будущего падишаха и нас повергло в печаль. Хорошо, что этого не видели начальники янычар. Воины хотят, чтобы падишах был хозяином в империи. Но что делать, выбора нет. Приходится принимать хорошее вместе с плохим, иначе развалится вся империя. Султан Ибрахим — единственный наследник престола, а значит, хочешь не хочешь, он станет падишахом, а мы, хотим или не хотим, признаем его падишахом.

Ш е й х у л ь-и с л а м. Молюсь, чтобы это было благом для государства. Вы станете помощником нового падишаха во всех его делах, будете со знанием дела править страной. Как-никак, вы были Великим везиром султана Мурада.

Все везиры в знак согласия кивают головой.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Благодарю, эфенди. Надо готовиться к церемонии, повелитель вот-вот явится. (Уходит.)

В е з и р ы (тихо переговариваются). А как он испугался Великого везира!

— Повелитель никогда этого не забудет!

— Опасно быть слишком гордым.

— Высокие деревья притягивают молнию.

— При таком слабом падишахе паша еще больше раздуется от гордости.

— Его высокомерие подавит нашего повелителя, он сам станет считать падишахом Великого везира.

— Но ведь есть еще султанша-мать, не забывайте о ней, она заставит сына помнить, что он — падишах.

Входит К а р а М у с т а ф а-п а ш а, все умолкают и отходят в сторону. Напротив трона становятся янычары, по обеим сторонам — внутренняя дворцовая стража и начальники внешней дворцовой стражи.

Двери Баб ус-сааде медленно открываются. Неуверенно входит с у л т а н И б р а х и м в высоком головном уборе, украшенном драгоценными камнями.

С у л т а н И б р а х и м (останавливается перед троном и поднимает руку). О господи! Ты счел достойным власти меня — твоего раба. Молюсь о том, чтобы во время моего правления никто не страдал. Пусть мой народ будет доволен мною, как я — своим народом. А если я допущу несправедливость, если ввергну свою страну в несчастье, не оставь его безнаказанным, покарай меня, господи!

Все поражены его речью, но сдержанно высказывают радость, словно стыдясь своих прежних сомнений. Султан Ибрахим садится на трон, м у з ы к а н т ы-я н ы ч а р ы начинают играть, воины приветственно и одобрительно восклицают: «Да поможет аллах!.. Аллаху угодно!»

Справа от трона стоит г л а в н ы й е в н у х, слева — с и л я х т а р[41] Ю с у ф. Они присягнули падишаху раньше, во дворце. Два начальника внешней дворцовой стражи подходят к везирам и, ударяя о землю серебряными жезлами, приглашают их на церемонию. Первым приближается Великий везир, он приветствует султана. Султан Ибрахим встает, воины и придворные снова восклицают: «Аллаху угодно!» Слыша эти возгласы, султан Ибрахим вздрагивает. Великий везир, опустившись на колени, целует ноги падишаха, затем встает и становится с правой стороны трона, перед главным евнухом. Один за другим подходят везиры, приносят присягу и, пятясь, возвращаются на свои места. Султан Ибрахим каждый раз встает, приветствуемый возгласами «аллаху угодно!». Подходит шейх уль-ислам, приветствует его легкими поклонами и целует в воротник, недалеко от плеча. Султан Ибрахим снова вздрагивает. Шейх уль-ислам отступает на несколько шагов, читая молитву, и выходит.

Затем присягают начальники янычар.

В с е (султану Ибрахиму). Счастливой тебе судьбы! Долгой тебе жизни! Светлого тебе пути! Не кичись своей властью, падишах, ибо аллах превыше тебя!

Под возгласы «Аллаху угодно!» султан Ибрахим спускается с трона, справа его подхватывает под руку Великий везир, слева главный евнух гарема Баб ус-сааде. У порога Баб ус-сааде Великий везир уступает свое место главному евнуху, шепчет что-то на ухо султану Ибрахиму и отходит.

С у л т а н И б р а х и м (тихо). Я принял решение о подарках и наградах моим рабам… Пусть раздадут.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а (так как воины не расслышали слов султана, восклицает громко, звучным голосом). Я принял решение о подарках и наградах моим рабам… Пусть раздадут!

Везиры переглядываются, заметив разницу между голосами падишаха и Великого везира.

Султан Ибрахим и сопровождающие его лица уходят в Баб ус-сааде. Остальные медленно в строгом порядке идут вслед за ним.

Время около полудня. Слышится г о л о с г л а ш а т а я: «Государство и власть принадлежат султану Ибрахиму!» Справа и слева осторожно входят ж и т е л и С т а м б у л а, пугливо оглядываются. Вдалеке отдается эхом голос глашатая.

П е р в ы й ж и т е л ь. Государство и власть принадлежат султану Ибрахиму… Наконец-то, слава богу! Мрачный сон, именуемый султаном Мурадом, кончился. У нас посветлело в глазах, стамбульцы…

В т о р о й ж и т е л ь. Нам не разрешали разговаривать, собираться вот так — втроем или впятером — мы не могли. Он не оставил в стране ни кофеен, ни кабаков. Верни нам, боже, табак и напитки!

Т р е т и й ж и т е л ь. Не говорите так, султан Мурад был великим падишахом. Если бы он не правил твердой рукой, если бы он не парил над нами, словно зоркий орел, разве избавил бы он страну от раздоров?

Ч е т в е р т ы й ж и т е л ь. Верно! Если голова не может заставить слушаться своих речей, то неизвестно, куда занесут ноги. Говорят, новый падишах человек кроткий и добрый, как бы не начался беспорядок…

П е р в ы й ж и т е л ь. Да, народ не растеряется, каждый захочет воспользоваться этим. Чрезмерный гнет людям надоедает, время от времени нужно дать поблажку и шайтану.

Ч е т в е р т ы й ж и т е л ь (третьему). Хорошее у вас дело, у поваров! Не успел слететь с вас страх перед султаном Мурадом, как вы уже вовсю торгуете кебабом и пловом.

Т р е т и й ж и т е л ь. Вспомни-ка лучше о своих плутнях, знаем мы, что ждет нас в твоей кофейне! Сколько раз ты меня обманывал. А у меня как ел ты сорок кусков кебаба или сто дирхемов[42] рисового плова за одно акче[43], так и будешь есть.

Ч е т в е р т ы й ж и т е л ь. А если ты вместо сорока кусков даешь тридцать восемь, кто считает? Кто узнает, если ты вместо ста дирхемов плова подсунешь девяносто?

Т р е т и й ж и т е л ь. Клянусь! Есть же аллах на небесах! Что он скажет?

П е р в ы й ж и т е л ь (смеясь). Зато ты — на земле, со всеми своими бесовскими проделками, это точно!

Все смеются.

В т о р о й ж и т е л ь. Говорят, новый падишах сказал: «Я молюсь, чтобы мои рабы были мной довольны, чтобы ни один человек не страдал в моей стране». Удивительно. До него ни один падишах так не говорил, никто не брал в расчет своих рабов. Есть у кого-нибудь табак?

Т р е т и й ж и т е л ь. Видали? Рабы уже принялись ублажать себя!

В т о р о й ж и т е л ь (спокойно сворачивал табак, взятый у первого жителя). Что ж такого? Говорят же, что новый падишах — человек хороший.

Все смотрят на него вопросительно.

Странный мир! Один расстается с головой оттого, что хочет быть падишахом, другого сажают на престол насильно.

Ч е т в е р т ы й ж и т е л ь. Наконец взошла звезда его матери, Кёсем-султан! Другой-то ее сын, султан Мурад, ни с кем не желал делить свою власть.

Т р е т и й ж и т е л ь. Да. После такого хищника, как султан Мурад, такой кроткий голубь, как султан Ибрахим…

П е р в ы й ж и т е л ь. Не говори! Как вертится колесо судьбы: то Мурад, то Ибрахим, то Али, то Вели! Кто-нибудь над нами да есть, либо умный, либо безумный!

В с е. Либо умный, либо безумный!

Дворец Топкапы. Ночь.

Покои Кёсем-султан. Она одна.

К ё с е м-с у л т а н. Ты причинил мне много горя, Мурад, очень много! Но пусть твоим прибежищем будет рай! Я родила тебя, но ты быстро повзрослел и отстранил меня. Мое слово во дворце Османов перестало что-нибудь значить. Я, Кёсем, перевидавшая стольких султанов, превратилась в почетную невольницу на покое. Быть вдали от власти для меня, что быть погребенной заживо. Пусть твоим прибежищем будет рай, но твоя смерть стала вторым рождением и для меня и для Ибрахима. Еще немного, и ты не пощадил бы и его, единственного наследника престола. Мне едва удалось вырвать его из твоих рук и спасти. Бедный ребенок, как он привык к своей темной келье… Не мог смотреть на свет. Плохо, что везиры видели это. Особенно Великий везир! О чем они шептались? Великий везир — могущественный человек, уж если что схватит, то не упустит. Вдруг он позарится на престол и добьется от шейх уль-ислама фетвы[44] признания, что падишах — безумный, не может править страной, и этим положит конец династии? Нужно поскорее что-то делать. Поднять на ноги весь гарем, а может быть, и всю страну от Атлантического океана до Индийского, от русских равнин до абиссинских плоскогорий — всю страну Османов. Нужно поскорее получить от нового падишаха потомство. Да где же застряла эта девушка? Другим ничего не удалось, может быть, эта окажется искусней. Если бы ей удалось взволновать кровь Ибрахима! Как долго тянется время, о аллах! (Прислушивается к звуку шагов.) Кажется, идет! Может быть, эта девушка порадует нас.

Входит н е в о л ь н и ц а, Кёсем-султан подбегает к ней. Девушка стоит, опустив голову.

К ё с е м-с у л т а н. И ты пришла ни с чем? Что же вы за женщины? Едите хлеб династии Османов, она балует вас, а вы не можете порадовать мужчину этой династии! (Делает ей знак выйти.)

Невольница уходит.

Уж не попал ли сын под власть ведьмы? Может быть, волшебством сковали его мужское достоинство?

Слышится чей-то голос.

Кто это? Кто — я спрашиваю? Аллах, аллах… (Подходит к двери, открывает.)

Тихо входит с у л т а н И б р а х и м, он выглядит усталым.

Это ты, мой птенчик? Мой лев! Что с тобой, мой Ибрахим? Сядь, расскажи.

С у л т а н И б р а х и м. Я задыхаюсь, матушка, я задыхаюсь. Кажется, будто железная пятерня сжимает мне сердце. Мир тесен мне, я умираю. (Плачет, кладет ей голову на плечо.)

К ё с е м-с у л т а н (гладя его по голове). Успокойся, мой Ибрахим. Ведь ты самый могущественный падишах в мире. Все в твоей власти.

С у л т а н И б р а х и м. Что мне делать с властью падишаха, матушка? На что нужны мне страны и материки, если я не могу дышать? Не могу вволю надышаться! Словно я отрезан от внешнего мира. Воздух, которому радуются и зверь и птица, я не могу вдохнуть полной грудью. Ночами душат слезы…

К ё с е м-с у л т а н. Завтра соберутся все дворцовые врачи и узнают, чем ты болен.

С у л т а н И б р а х и м. Сегодня после полудня я велел позвать врачей, но никто не смог сказать ничего путного. Чем дольше они со мной говорили, тем сильнее меня охватывала тоска.

К ё с е м-с у л т а н (подыскивая слова). Сынок, у тебя в гареме есть самые разные невольницы. Может быть, они тебя развлекут? А если эти тебе не нравятся, найдем других — смуглых арабских девушек, белокурых голубоглазых русских и немецких красавиц, черкесских рабынь с тонким станом… Я хочу, чтобы у тебя появились наследники, сияющие светом принцы. В наших стенах должны поскорей зазвенеть голоса младенцев!

С у л т а н И б р а х и м (в смущении, безнадежно). Ах, матушка!..

К ё с е м-с у л т а н (грустно, с любопытством). Разве девушки, что были у тебя сегодня, не порадовали тебя?

С у л т а н И б р а х и м (сердито выпрямляясь). Матушка, матушка! (Задыхаясь, выбегает.)

К ё с е м-с у л т а н. Ах, мой Ибрахим… ах… Мои слова задели его самолюбие, он смутился. Что ж, если врачам ничего не удалось, попробуем другие средства. (Хлопает в ладоши.)

Входит Т у р х а н.

Подойди ко мне поближе, девушка. (Осматривает невольницу.) Хмм… Хорошо, Турхан. Скажи, чтобы ко мне пришел силяхтар-ага. Потом можешь ложиться. Время уже позднее.

Т у р х а н (стараясь быть как можно более привлекательной). Слушаюсь, моя султанша, я передам ваше приказание. Но если позволите, я подожду, пока вы ляжете.

К ё с е м-с у л т а н (улыбаясь). Нет, не нужно. Уже поздно. Ложись.

Турхан выходит.

Вот чертовка! Как она сразу поняла мои мысли. У нее и бедра задвигались по-другому, как только она догадалась, что я разглядываю ее для падишаха. Ах, если бы ты сделала моего сына мужчиной! Стала бы первой наложницей повелителя. Во дворце сотни женщин, одна красивее другой, они жаждут попасть в его объятия, но он, бедный, ни одну из них не желает. Стал падишахом, но никак не может забыть о своей темнице. Эта темная келья, словно железная броня, сковала его душу. Интересно, какой женщине удастся растопить эту броню своим пламенем?..

Входит с и л я х т а р Ю с у ф.

К ё с е м-с у л т а н. Входи, Юсуф, входи! Где ты пропадал?

С и л я х т а р Ю с у ф. Приказывайте, моя султанша, я к вашим услугам.

К ё с е м-с у л т а н. И тебя я потревожила в такое позднее время!

С и л я х т а р Ю с у ф. Что за пустяки, моя султанша, для вашего раба Юсуфа жить — значит служить вам!

К ё с е м-с у л т а н. Дело трудное, Юсуф-ага, очень трудное.

С и л я х т а р Ю с у ф. Избави бог, султанша! Дурные новости? Что случилось?..

К ё с е м-с у л т а н. Да-да… Плохое! Повелитель в тоске! Разве ты ничего не знаешь?

С и л я х т а р Ю с у ф. Знаю, он сильно задыхается, чуть ли не до судорог. Иногда он бродит в глубокой задумчивости, словно видит то, что другим невидимо. Как только я тихонько говорю ему: «Мой повелитель» — он вздрагивает, как птица, завидевшая ястреба.

К ё с е м-с у л т а н. Он только что был тут.

С и л я х т а р Ю с у ф. Зачем он приходил в ваши покои так поздно?

К ё с е м-с у л т а н. Ах, как он плакал у меня на плече, мой птенчик, мой Ибрахим. Нужно что-нибудь придумать, Юсуф-ага! Нельзя сидеть сложа руки и смотреть, как погибает великий падишах огромной державы.

С и л я х т а р Ю с у ф. Я готов служить и падишаху и вам, моя султанша.

К ё с е м-с у л т а н. Врачи не помогли, Юсуф-ага, но это не значит, что нет никаких других средств. Нужно поискать знахарей, ходжей, знающих чудодейственные заклинания. Может быть, в одном из них наше спасение.

С и л я х т а р Ю с у ф. Если вам угодно, не позднее завтрашнего утра все обитатели дворца займутся этим. Я заставлю обыскать вдоль и поперек не только Стамбул, но все города страны с востока на запад и с севера на юг: Кайсери, Эрзерум, Багдад, Будин, Белград, Каир, Алжир. Если есть хоть один человек, знающий нужное средство, я отыщу его.

К ё с е м-с у л т а н. Спасибо, Юсуф-ага, во мне затеплилась надежда, твои старания помогут ей укрепиться. Теперь у меня к тебе еще одна просьба…

С и л я х т а р Ю с у ф. Приказывайте, моя султанша!

К ё с е м-с у л т а н. Послушай, моему Ибрахиму во дворце ты ближе всех. Он говорит о тебе «мой Юсуф», называет тебя «сторожем своих бессонных ночей». Он говорит, что беседа с Юсуфом — это праздничный обед, которым невозможно пресытиться…

С и л я х т а р Ю с у ф. Для меня это счастье, моя султанша! Если бы я мог помочь его страданиям!

К ё с е м-с у л т а н. Только что он выбежал отсюда, словно одержимый. Его разгневали мои вопросы.

С и л я х т а р Ю с у ф. О чем вы его спросили, моя султанша?

К ё с е м-с у л т а н (доверительно). Ты нам не чужой, Юсуф-ага, и если бы я что-то скрыла от тебя, то это могло бы помешать тому, что я задумала. Он не дотронулся ни до одной из посланных к нему невольниц. Ты — человек ему близкий, его сверстник, разузнай… Хотя я и мать ему, но я женщина, и он меня стыдится. Поговори с ним по-дружески, может быть, он откроется тебе. Ступай, Юсуф-ага, не оставляй моего Ибрахима этой ночью одного. Повелитель наградит тебя за труды твои.

С и л я х т а р Ю с у ф. Моя жизнь принадлежит моему повелителю и вам!

К ё с е м-с у л т а н. Спасибо тебе, Юсуф-ага, до свидания. Сегодня ночью благодаря тебе я буду спать.

Утро. На сцене ж и т е л и С т а м б у л а.

Т р е т и й ж и т е л ь. Сегодня утром я встретил женщину из дворца. Она спросила у меня, как найти дом муллы Хюсейна, и так страшно торопилась, будто боялась, что начнется светопреставление, если она не сможет быстро найти дом ходжи-заклинателя.

В т о р о й ж и т е л ь. На всех улицах кто-нибудь из придворных разыскивает дом какого-нибудь ходжи. Может быть, султан Ибрахим занят размышлениями о боге или вместе с учеными господами обсуждает вопросы веры?

П е р в ы й ж и т е л ь. Так всегда бывает: тот, кто не смыслит в явном, старается постигнуть скрытое. Эхе-хе! Стал ты падишахом целого мира, а что толку? Да хоть бы стал ты падишахом тысячи миров — все напрасно! Если уж ты не сумел стать властелином хотя бы одной женщины…

Ч е т в е р т ы й ж и т е л ь. Что за речи, уважаемые! Уж не хочешь ли ты бросить тень на беспредельную мощь нашего благородного падишаха? Зачем нарочно ломать руль в опасных водах зла, когда воды добра светлы и спокойны.

П е р в ы й ж и т е л ь. В тех водах, о которых ты тут толкуешь, плавают только простодушные утки. Поработайте немного головой, и вы такие узелки распутаете… Ваши сердца упьются блаженством!

Третий и четвертый жители глядят на первого с удивлением — они не понимают, о чем идет речь.

В т о р о й ж и т е л ь (смеется). Говорят, султан Ибрахим очень грустит. Ни охота, ни развлечения на Босфоре, ни рабыни не могут рассеять его грусти. Говорят, он слоняется из одного покоя в другой, как будто ему тесно в огромном дворце.

П е р в ы й ж и т е л ь (ехидно). Еще бы не тесно! Ему не только дворец, ему весь мир тесен. Для него небо всегда в тучах. Говорят, Кёсем в сильной тревоге.

Т р е т и й и Ч е т в е р т ы й ж и т е л и. Почему?

П е р в ы й ж и т е л ь. Говорят, Кёсем все время бранится, бьет невольниц. Разве могут быть веселы куры, если петух не красуется среди них?

Время близко к полудню. Дворец Топкапы. Покои султана Ибрахима. П а д и ш а х, задумавшись, расхаживает взад и вперед, вздыхает.

С и л я х т а р Ю с у ф (входит и почтительно кланяется). Да будет здоров и счастлив наш господин!

С у л т а н И б р а х и м (вздрогнув, поворачивается). Это ты, Юсуф! Хорошо, что пришел. Прошлой ночью, стоило тебе уйти, как у меня опять стало так тяжело на сердце…

С и л я х т а р Ю с у ф. Надо было мне остаться с вами, мой господин!

С у л т а н И б р а х и м. Как можно, Юсуф, как можно! Что же, тебе всю жизнь, все время караулить мою бессонницу? Неужели ты на это согласен? Во мраке моя душа…

С и л я х т а р Ю с у ф. Да хоть бы у меня была тысяча жизней, мой повелитель, пусть бы они сгорели, только бы у вас на душе стало светлей!

С у л т а н И б р а х и м. Спасибо, Юсуф, твоя привязанность — мое самое драгоценное сокровище.

С и л я х т а р Ю с у ф. Мой повелитель осыпает меня почестями и похвалами.

С у л т а н И б р а х и м. Что слышно, как диван? Что делает Великий везир?

С и л я х т а р Ю с у ф. Вот записка от него, мой господин.

С у л т а н И б р а х и м. Ну, что там?

С и л я х т а р Ю с у ф. Паша Великий везир пишет, господин… (Читает.) «Уже много дней мы не видели счастливого лица повелителя. Диван глубоко озабочен его здоровьем. Не угодно ли его величеству сегодня показаться нам, его рабам, в зале приемов? Важные государственные дела требуют рассмотрения и решения нашего падишаха. Если же и сегодня он не пожелает прийти, я поспешу припасть к священным стопам моего повелителя».

С у л т а н И б р а х и м. Потрудись, Юсуф, пойти и сообщить Великому везиру, что я чувствую себя плохо и сегодня тоже не намерен идти в зал приемов. Пусть паша соизволит пожаловать сюда, мы побеседуем здесь.

С и л я х т а р Ю с у ф. Может быть, вы сами напишите об этом на полях записки, господин?

С у л т а н И б р а х и м. Написать? О да! Падишах начертал свой высочайший ответ на записке Великого везира. Это будет в полном соответствии с этикетом дворца Османов, не правда ли, Юсуф?

Оба смеются.

(Пишет, читает написанное.) «Я получил вашу записку. Очень тронут вашей заботой о моем здоровье. Сегодня я чувствую себя плохо и не приду в зал приемов. Пожалуйте ко мне, мы рассмотрим эти важные дела и вместе подумаем, как удушить растущую во мне тоску, этого зверя, который жиреет на моей крови. Хочу вас видеть, дядька!» (Отдает записку Юсуфу-аге.)

Величаво входит К ё с е м-с у л т а н.

К ё с е м-с у л т а н. Дай мне записку, Юсуф-ага!

Силяхтар отдает ей записку.

Мой сын, ты — падишах, ты не можешь просить, ты должен приказывать. Великий везир — твой раб, он может только просить. Кликни — и он придет. Исправь «вы» на «ты», напиши: «приходи ко мне», а не «пожалуйте ко мне».

С у л т а н И б р а х и м (раздражен, но робеет перед матерью. Молча исправляет записку, отдает Юсуфу-аге и произносит официально). Я жду Великого везира здесь, силяхтар-ага.

Юсуф выходит.

К ё с е м-с у л т а н (мягко). Я рассердила тебя, мой державный сын? Юсуф — твой силяхтар, он рядом с тобой днем и ночью. Тебе не нужно с ним быть официальным. Если хочешь, можешь говорить с ним свободно. Но… Но Великий везир — это другое дело… Он носит твою печать, он правит всей страной, в его руках вся мощь державы. Никогда не позволяй ему забывать, что ты падишах. Я пережила многих султанов, мой сын, и ни один из них не позволял возвыситься ни одному Великому везиру, они ревниво охраняли свою власть от всех.

С у л т а н И б р а х и м. Даже от матерей?

К ё с е м-с у л т а н (смущена). Даже от матерей! Хотя…

С у л т а н И б р а х и м. Хотя?

К ё с е м-с у л т а н. Если жизнь требует…

С у л т а н И б р а х и м. То матерей не ревнуют к власти, не так ли, родительница?

К ё с е м-с у л т а н (встревоженная тем, что Ибрахим сказал «родительница»). Чего я только не перенесла, чтобы спасти тебя от ненависти твоего брата! Неужели мои труды должны пойти прахом? Пока ты не научишься летать на собственных крыльях, я не могу покинуть тебя, мой птенец…

С у л т а н И б р а х и м (про себя). Пока я не научусь летать на собственных крыльях…

Раскаиваясь в своей откровенности, Кёсем-султан с беспокойством смотрит на султана Ибрахима.

Входит К а р а М у с т а ф а-п а ш а, припадает к ногам падишаха.

(Наклоняется, поднимает его и виновато взглядывает на Кёсем.) Добро пожаловать, дядька, как поживаешь, как дела?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Я увидел ваше счастливое лицо, мой повелитель, и мне стало легче.

С у л т а н И б р а х и м (раздраженно, отвернувшись от матери). Уже много ночей я совсем не сплю, дядька. (Бросает взгляд на мать.)

Кёсем-султан выходит.

Я мучаюсь в когтях невыразимой тоски. Голова моя словно в тумане, внутри меня — холод. Наступает день, и я вообще не чувствую себя — руки, ноги словно бы не мои…

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Я думаю, мой повелитель, вам нужно заставить ваше тело потрудиться, утомить его. Когда работает только мозг, он угнетает тело. И тогда оно жестоко мстит духу.

С у л т а н И б р а х и м. Но ведь я и так утомлен, угнетен телом, дядька, зачем же мне еще его утомлять?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Это усталость от безделья, мой падишах, от нее не отдохнешь, этим она и опасна. Только хорошо поработавшие мышцы хорошо отдыхают.

С у л т а н И б р а х и м. Твои речи утешительны, дядька. Я немного успокоился. Какой же труд ты мне посоветуешь?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Да мало ли!.. Рубить саблей, бросать копье, скакать верхом, потрясать булавой, натягивать лук — в особенности натягивать лук… В один прекрасный день вы отправитесь в поход, как ваш брат, во главе войска, завоюете новые страны. Как возрадуются души ваших предков! Когда повелитель сам ведет войска, они и сражаются иначе…

С у л т а н И б р а х и м. Моя жизнь протекала в темной келье, и рука моя не касалась рукояти сабли. Я не встану во главе войска на посмешище всем. Это было бы для меня полным падением.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Усилиями пробивают самую крепкую оболочку, мой повелитель.

С у л т а н И б р а х и м (разглядывает Великого везира). Я слышал, дядька, ты великий искусник в метании стрел. Кара Мустафа-паша — славный лучник султана Мурада.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Да будет ему прибежищем рай, ваш брат любил меня.

С у л т а н И б р а х и м. Мы тоже любим, дядька.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Ваша любовь продлевает мне жизнь, мой падишах.

С у л т а н И б р а х и м. Молюсь, чтобы это было так, дядька.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. С чего мы начнем, мой повелитель?

С у л т а н И б р а х и м (рассеянно). О чем ты, дядька?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. О государственных делах.

С у л т а н И б р а х и м. С того, что ты находишь важным.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Сначала о границах…

С у л т а н И б р а х и м. Дядька!

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Мой повелитель?

С у л т а н И б р а х и м. Сегодня ночью я видел во сне мою мать.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а (слегка раздраженно, но почтительно). Надеюсь, это счастливая примета, мой повелитель.

С у л т а н И б р а х и м (вновь переживая сон). Мне снилось, будто мать надевает на меня тяжелое одеяние. Оно давит меня, я задыхаюсь в нем, хочу сбросить с себя, перевести дыхание, но мать не позволяет. Я снова и снова пытаюсь снять его, она же снова надевает его на меня. Она обнимает меня, целует, я совсем задыхаюсь, отталкиваю мать, но она снова подходит ко мне… Сегодня ночью я проснулся весь в поту.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Ваша родительница вас очень любит, мой падишах. Итак, границы…

С у л т а н И б р а х и м. Ах, да! Границы…

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. В окрестностях Клиса[45] замечены подозрительные действия венецианцев, нужно принять меры.

С у л т а н И б р а х и м. Разве Клис не в Анатолии, дядька? Что могут делать там неверные венецианцы?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Я говорю: Клис, мой повелитель, а не килисе[46].

С у л т а н И б р а х и м. Мой силяхтар Юсуф очень не любит венецианцев, он всегда говорит: «При первом же удобном случае мы покажем им их собственные границы». Я расскажу ему об этом, как только он придет. Я скажу ему: «Скоро я разобью твоих неверных венецианцев, радуйся, Юсуф». Пошлем против них войско. Что скажешь, дядька?

Великий везир хмурится.

Дядька, что ты нахмурился? Я совершил ошибку?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Войско не посылают на врага только для того, чтобы порадовать силяхтара, мой падишах! И вообще это наши с вами заботы.

С у л т а н И б р а х и м. Я очень люблю своего силяхтара, дядька, хочу, чтобы и ты любил Юсуфа.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Любите Юсуфа-ага сколько пожелаете, мой повелитель, но любить — это одно, а дела — это совсем другое. Однажды ваш брат, да будет ему прибежищем рай, сказал мне: «Ты обижаешь моего силяхтара, не посвящаешь его в государственные дела, дядька. Почему?»

С у л т а н И б р а х и м (с любопытством). И что же ты ответил?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Я ответил: «Мой державный повелитель, сначала скажите мне, своему рабу, делит ли с вами власть ваш раб силяхтар? Если делит, то я неправ, и перед вашей волей моя шея — тоньше волоса, но если не делит, тогда эти дела — только наша с вами забота».

С у л т а н И б р а х и м (с удивлением). Так ты и сказал моему брату, дядька?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Да, мой повелитель.

С у л т а н И б р а х и м. А вот моя мать сегодня утром сказала мне, что ни один падишах династии Османов не возвышал своего Великого везира больше, чем нужно.

Кара Мустафа-паша мрачнеет.

Ты все хмуришься, дядька. Ты на меня сердишься?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Вы — падишах, мой повелитель, как смеет раб сердиться на своего господина!

С у л т а н И б р а х и м. Скажи мне, почему моя мать обнимала меня с таким неистовством, так целовала, словно хотела задушить?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Наверно, ваша родительница очень любит вас, мой падишах… Немного более, чем нужно. Что касается границ с Ираном…

С у л т а н И б р а х и м. Как, и они против нас замышляют дурное, дядька?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Мой повелитель, в отношениях между государствами благие намерения не что иное, как западня. С Ираном всегда приходится соблюдать осторожность. Мы должны держать на востоке большие силы, чтобы обеспечить действие Каср-и-Ширинского договора[47].

С у л т а н И б р а х и м (нетерпеливо). Поступай, как сам считаешь нужным, дядька.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Это еще не все. У вашего брата был один любимец — перс по имени Юсуф-хан. Он подыскивал султану Мураду виночерпиев, мальчиков-танцовщиков и так приучил покойного к кутежам, что довел его до гибели. Это невиданный развратник. Он пытался бежать в Иран, но был пойман. Кто знает, что бы он предпринял против нас, попади он туда.

С у л т а н И б р а х и м. Что же с ним делать, дядька?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а (делает жест, которым рубят голову). Я думаю, он должен быть уничтожен. Если вы дадите на то свой указ.

С у л т а н И б р а х и м (повторяя тот же жест). Пусть будет так, дядька.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Далее. Необходимо изменить содержание серебра в монете.

С у л т а н И б р а х и м. Хорошо. Паша, ведь для каждого падишаха чеканится монета, когда же будет отчеканена моя?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. В наиболее благоприятное время, мой повелитель.

С у л т а н И б р а х и м. Пусть будет, паша, в наиболее скорое время!

К а р а М у с т а ф а-п а ш а (легкая перемена в Ибрахиме не ускользнула от его внимания). Как угодно падишаху.

С у л т а н И б р а х и м. Давай, паша, будем поискуснее править государством. Пусть мой народ скажет о нас: «Вот это падишах появился, вот это Великий везир!» А кто задумает посеять смуту в моей стране, попытается натравить моих подданных друг на друга, пусть тот будет уничтожен. (Все более воодушевляясь.) Пусть людям, живущим в моей стране, легко дышится, пусть будет пресечен разбой и грабеж, пусть возмездием насильнику будет самая страшная кара, и, если один человек заставит другого жить в страхе, пусть первый сам претерпит страх в тысячу раз больший!

К а р а М у с т а ф а-п а ш а (в растерянности). Священное пожелание моего падишаха будет исполнено.

С у л т а н И б р а х и м (утомленно). Темные птицы тоски…

К а р а М у с т а ф а-п а ш а (озабоченно). Вам нездоровится, мой повелитель?

С у л т а н И б р а х и м (задумчиво). Перед моими глазами, застилая небо, мелькают темные птицы тоски. Позаботься немного и обо мне, дядька, ты же мой главный везир и хранитель печати.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Моя жизнь посвящена моему падишаху. Виделись ли вы с главным врачом, мой великий повелитель?

С у л т а н И б р а х и м. Сколько раз, дядька! Никакого проку. Сейчас уже ищут ходжей, всесильных заклинателей. Они идут к нам с утра до вечера. И все напрасно! Напрасно!

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Мой падишах, какой может быть прок от заклинателей? Это же свора мошенников!

С у л т а н И б р а х и м. Кто упал в море, хватается и за змею, дядька.

Входят К ё с е м-с у л т а н, с и л я х т а р Ю с у ф и Х о б ь я р.

Государственные дела окончены, паша?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Да, мой повелитель.

С у л т а н И б р а х и м. Ты свободен, паша.

Кара Мустафа-паша целует полу его одежды и выходит.

К ё с е м-с у л т а н. Мой державный сын, Юсуф-ага принес радостную весть!

С у л т а н И б р а х и м. Да, Юсуф?

С и л я х т а р Ю с у ф. Мой господин, мы нашли одного ходжу, который, говорят, видит скрытое.

Ибрахим слушает с интересом.

Среди ваших рабов, дворцовых носильщиков, есть один араб по имени Хаджи Мехмед. Однажды он шел по улице, и какой-то воришка украл у него кошелек с золотыми монетами. Хаджи копил их несколько лет. В отчаянии искал он помощи, и наконец ему посоветовали обратиться к ходже-заклинателю. Хаджи Мехмед разыскал этого святого человека, и ходжа сразу же принялся гадать на песке.

С у л т а н И б р а х и м. А что это такое, Юсуф?

С и л я х т а р Ю с у ф. Один из способов видеть скрытое, мой господин. Погадал он на песке и говорит Хаджи Мехмеду: «Я вижу в конце нашей улицы какие-то развалины. Там под обломками мраморной колонны я вижу что-то, похожее на кошелек, а в нем вроде бы новенькие золотые». Хаджи Мехмед тотчас же помчался к тому месту…

С у л т а н И б р а х и м. И что же?

С и л я х т а р Ю с у ф. Ни один золотой не пропал из кошелька, мой господин!

С у л т а н И б р а х и м (с надеждой). А сможет ли этот святой найти мои золотые?

К ё с е м-с у л т а н. Мой державный сын, вчера я послала на поиски какого-нибудь ходжи женщину из дворца, Хобьяр. Она хорошо знает все городские дела. Весь день Хобьяр болталась в Стамбуле, как черпак в котле, и, представь себе, кого она нашла?..

Султан Ибрахим заинтересован.

Ходжу-заклинателя, о котором тебе рассказал Юсуф!

Султан Ибрахим удивлен, обрадован. Кёсем-султан делает знак Хобьяр.

Х о б ь я р (выступая вперед). Я набросила на голову покрывало и отправилась к дому ходжи. Этот святой человек, для которого вся власть в этом мире не стоит и медного гроша, который властвует над безграничным царством духа, этот человек ютится в лачуге. Можете представить себе, что он сказал, как только увидел меня? «Ты пришла сюда не ради себя, а ради своего господина. Ты хорошо сделала, что пришла, я давно жду, что меня позовут». Когда я услышала это, я упала в обморок. И вот чудится мне, будто я на берегу какого-то водоема, наполненного водой из райского источника Кавсар, мое тело ласкает райский ветерок, вокруг меня, словно птицы, кружатся и мелькают красавицы, и каждая прибавляет свой блеск к свету моей радости. За одно такое мгновение можно пожертвовать жизнью! (Отступает назад.)

С у л т а н И б р а х и м. На душе у меня стало веселей. Даже имя этого человека действует на меня успокаивающе…

К ё с е м-с у л т а н. Я тотчас же известила начальника внешней стражи, чтобы этого святого человека провели без задержек. Вот-вот…

Слышатся голоса. Торжественно входит х о д ж а-з а к л и н а т е л ь в сопровождении г л а в н о г о е в н у х а и п р и д в о р н ы х. У него пышная борода, горящие глаза, движения эффектны и резки. Одет нищенски. Он молча направляется к падишаху. Все изумлены и растеряны, только силяхтар Юсуф, опасаясь, как бы ходжа не причинил вреда падишаху, пытается заслонить его, но ходжа-заклинатель отстраняет его. Султан Ибрахим глядит на ходжу как зачарованный.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь (пристально смотрит ему в глаза; нахмурившись, окружающим). Что вы сделали с этим человеком?!

Все застыли.

Джинны свили себе здесь гнездо, во всех углах дворца они справляют свадьбы, пируют, веселятся. Что вы замыслили против этого бедного человека? Как вы можете мириться с этим? Да тут и сам пророк сошел бы с ума. Удивительно, как этот человек нашел в себе силы сопротивляться им. Скорей принесите мне кадильницу! Убавьте свет!

Свет убавляют.

(Всем.) Подождите за дверью, не переступайте порог, а то на вас набросятся джинны, которых я изгоню.

Все, в том числе султан Ибрахим, бегут к двери.

А ты стой, Ибрахим!

Султан Ибрахим останавливается. Ходжа манит его пальцем, тот, словно завороженный, приближается.

Стань посредине. Не шевелись! Сядь, Ибрахим!

Султан Ибрахим садится.

(Берет кадильницу и начинает ходить по всему покою, выгоняя духов, словно кур.) Я-а-а-а худдамике… Элькебиру-у-у… Биба-а-биль… Я-а-а-худдамике… Элькёбиру-у-у… селяа-а-афиль…[48] (Кружится вокруг Ибрахима.) Я делаю вокруг тебя круг, Ибрахим, берегись, не выходи из него, пока я не выпущу! (Садится, скрестив ноги, напротив Ибрахима. Постепенно возвышает голос.) Херкаш, каиш, меркаш, истинаф, хутуф, хитаф, шефташ, кардаш.

Султан Ибрахим подскакивает.

(Закрывает глаза и словно впадает в забытье. Как бы издалека.) О-оо, Ибрахим! Ибрахим! Твоя душа сейчас в замке у царицы пери Эзреке-бану. Душа твоя давно уже существует отдельно от тебя. Это самая тяжелая, самая неутолимая из всех печалей. Но если ты полностью доверишься мне, соберешь всю свою волю и прибавишь ее к моей, тоска твоя пройдет, душа твоя сольется с телом твоим, Ибрахим! (Медленно открывает глаза. Наклоняется к Ибрахиму.) Отдай себя в мои руки, о Ибрахим! Поверь, что мое дыхание — это дыхание божества! Будь покоен, ни о чем не думай, я думаю за тебя. Не смотри ни вправо, ни влево, я смотрю за тебя. Ну, Ибрахим, мы пускаемся с тобой в далекое путешествие! (Обычным тоном.) Во время пути, когда я буду толкать тебя под руку, повторяй вместе со мной последние слова. Ну, закрой глаза, и в добрый путь!

Оба встают. Султан Ибрахим стоит внутри круга, с закрытыми глазами.

(Повышая голос.) Мы перевалим через гряды гор, возьмем скрытую в них силу и двинемся дальше. Пусть ничего не отвлекает тебя по пути. Твоя душа с нетерпением ждет тебя там, на груди Эзреке-бану.

Оба шагают на месте.

Вот мы взбираемся на черные горы, Ибрахим. Ты помнишь эти лиловые цветы с широкими листьями? Ими густо поросли крутые склоны твоей скорби. По ночам они впитывают в себя яд, капающий с луны. Возьмем у них сердцевину и пойдем вперед, Ибрахим. (Толкает Ибрахима под руку.)

О б а (вместе). Возьмем у них сердцевину и пойдем вперед.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Вот мы взбираемся на синие горы, Ибрахим. Ты помнишь, как по небу твоей печали летели вереницей эти задумчивые птицы? Они сидят на шелестящих ветвях, как на насесте. Слышишь, они вторят напеву луны. Возьмем их голоса и пойдем вперед, Ибрахим. (Толкает Ибрахима под руку.)

О б а (вместе). Возьмем их голоса и пойдем вперед.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Вот мы взбираемся на желтые горы, Ибрахим. Хотя здесь властвует жестокая зима, над замерзшими реками веет теплый ветер. Это твоя тоска, прилетевшая с летних гор. Возьмем ее тепло и пойдем вперед, Ибрахим. (Толкает Ибрахима под руку.)

О б а (вместе). Возьмем ее тепло и пойдем вперед.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь (радостно). Вот мы взбираемся на красную гору, Ибрахим. Замок царицы пери находится на вершине. Давай сперва совершим омовение в золотых водах озера.

Они как бы совершают омовение.

Теперь мы можем подойти к замку. Опасайся черных девушек, которые стерегут эти кованые медные двери! Их томные, завораживающие взгляды, безумный трепет грудей — это ловушки похоти.

Султан Ибрахим протягивает руки, словно хочет схватить одну из девушек.

(Бьет его по рукам.) Берегись! Мой путь окончится на груди Эзреке-бану. (Толкает Ибрахима под руку.)

О б а (вместе). Мой путь окончится на груди Эзреке-бану.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь (с воодушевлением). Мы у порога царицы пери. Стой, Ибрахим!

Останавливаются.

За этой дверью — твоя душа, она покинула тебя, лишила сладости рая. (Обычным голосом.) Теперь повторяй мои слова один: «О царица пери Эзреке-бану!»

С у л т а н И б р а х и м. О царица пери Эзреке-бану!

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Я — великий падишах Ибрахим. (Толкает его.)

С у л т а н И б р а х и м. Я — великий падишах Ибрахим.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Моя душа находится у тебя, я пришел за ней. (Толкает его.)

С у л т а н И б р а х и м. Моя душа находится у тебя, я пришел за ней.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Я не поддался чарам черных девушек, стерегущих твои покои, меня влекло золото твоих волос. (Толкает его.)

С у л т а н И б р а х и м. …Меня влекло золото твоих волос.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь (тихо). Открой двери и войди, Ибрахим. Крепко обними ее. Пусть радость горячей струей перельется из ее нежной плоти в твое холодное тело.

Султан Ибрахим делает движение, словно обнимает кого-то.

(Тихо.) Хватит, Ибрахим, хватит! Твоя душа уже с тобой… О Эзреке-бану! Твоя плоть мерцает ночью, как продолговатое серебристо-молочное озеро. Всякий, кто хоть раз окунется в это озеро, никогда не забудет это наслаждение, в нем поселится тоска по тебе, не знающая утоления. (Толкает Ибрахима.)

С у л т а н И б р а х и м (почти теряя сознание). Никогда не забудет это наслаждение, в нем поселится тоска по тебе, не знающая утоления.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Теперь, Ибрахим, мы садимся на птицу Анка, ты на одно крыло, я на другое. Сейчас наше путешествие будет очень коротким, не успеем мы открыть глаза, как будем дома. Открой глаза, Ибрахим!

Ибрахим открывает глаза, он словно заново родился.

(Громко, радостно.) Я вернулся в свои руки, в свои ноги — я вернулся в свое тело! (Делает знак Ибрахиму.)

С у л т а н И б р а х и м (громко, радостно). Я вернулся в свои руки, в свои ноги — я вернулся в свое тело!

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Мир предо мной, мир позади меня возвращен мне во всей красоте! (Дует на Ибрахима, делает ему знак.)

С у л т а н И б р а х и м. Мир предо мной, мир позади меня возвращен мне во всей красоте!

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Мир подо мной, мир надо мной возвращен мне во всей красоте! (Так же делает ему знак.)

С у л т а н И б р а х и м. Мир подо мной, мир надо мной возвращен мне во всей красоте!

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь (берет Ибрахима за руку). Во имя аллаха-исцелителя… Во имя аллаха совершенного. Во имя аллаха, верного обещанию… Изыди… Изыди… Яаа абуль-маталиль… Шифаикум, хахнем… Деваикум, хассетен… Шесть, семь… Джинны вышли совсем… Выходи из начертанного круга, Ибрахим! (Выводит Ибрахима из круга.) Поздравляю с обновленным здоровьем, мой повелитель!

С у л т а н И б р а х и м. Мрак, что был во мне, стал рассеиваться, красная песнь забродила в моих жилах.

Входят К ё с е м-с у л т а н, с и л я х т а р Ю с у ф, п р и д в о р н ы е.

(Ходже-заклинателю.) Я хочу чтобы ты всегда был со мной, оставайся в моем дворце. (Главному евнуху.) Сделай нужные приготовления к сегодняшней ночи. (Величественно выходит.)

К ё с е м-с у л т а н (припадая к руке ходжи-заклинателя). Этим праздником мы обязаны тебе, мой ходжа со святыми устами!

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь (задыхаясь). Воды мне!

К ё с е м-с у л т а н. Принеси ходже холодного шербета.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь (отводя Кёсем в сторону). Моя султанша, повелителю нужна девушка, которую он никогда не видел, голубоглазая, с золотыми волосами и светлым телом.

К ё с е м-с у л т а н. Не тревожься, ходжа, девушка есть. Она русская, ей только что исполнилось пятнадцать — бутон, которому не терпится расцвести. Ее зовут Турхан.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь (пьет принесенный шербет). Прекрасно! Пусть сейчас же начнут приготовления. Пусть все ее тело с головы до пят натрут маслом герани, мускусом и амброй! Нужно превратить ее в сад на рассвете, куда войдя однажды, уже не хочешь выйти. Пусть и сам повелитель нюхает амбру.

К ё с е м-с у л т а н. Все будет сделано, ходжа.

Все выходят, кроме силяхтара Юсуфа и ходжи-заклинателя.

С и л я х т а р Ю с у ф (подходит к ходже-заклинателю). Браво, ходжа-эфенди! Кажется, вы справились с этим делом. Теперь перед вами гладкий путь, гоните своего коня во весь опор!

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Помилуйте, ваша милость! Мы не стремимся к мирской власти, наш удел — наша наука.

С и л я х т а р Ю с у ф. Пожалуйте в свою комнату, ходжа, после трудного путешествия нужно отдохнуть.

Ночь. На сцене ж и т е л и С т а м б у л а.

Т р е т и й ж и т е л ь. Очень поздно, не обижайтесь на меня, дорогие. (Зевает, собирается уходить.)

Ч е т в е р т ы й ж и т е л ь. С вашего позволения, господа, я тоже распрощаюсь.

В т о р о й ж и т е л ь. Куда вы, почтенные? Останьтесь еще немного!

П е р в ы й ж и т е л ь. Как часто зерно, посеянное днем, дает всходы поздней ночью. Что вы на это скажете, мои дорогие?

Ч е т в е р т ы й ж и т е л ь. О чем ты?

П е р в ы й ж и т е л ь. Я о том, что наш ходжа-заклинатель не вернулся из дворца.

Т р е т и й ж и т е л ь. Полно тебе! Вернулся, не вернулся, какое нам дело?

П е р в ы й ж и т е л ь. С тех пор как он ушел во дворец, я наблюдаю за его домом.

Ч е т в е р т ы й ж и т е л ь. А что из того, вернется он или не вернется?..

П е р в ы й ж и т е л ь (ехидно). Как вы думаете, хватило у ходжи-заклинателя духу…

В т о р о й ж и т е л ь (смеясь). Чтобы привести в чувство падишаха?

Т р е т и й ж и т е л ь. Да ну вас, ради аллаха! Падишах, наш господин, сейчас сладко спит.

Ч е т в е р т ы й ж и т е л ь. А может быть, беседует с ходжами и учеными о вере и боге!

В т о р о й ж и т е л ь. Как, вы не взяли с собой фонарь, добрые люди?

Ч е т в е р т ы й ж и т е л ь. Уже забыли, что султан Мурад запретил выходить на улицу без фонаря!

П е р в ы й ж и т е л ь (смеясь). Да, так-то! Нет того, кто запрещал, нет и запрета! При султане Ибрахиме мы можем разгуливать без фонарей, хотя на улицах не видно ни зги. Нашим грехам теперь нет преград. Да здравствует тьма!

В с е. Да здравствует тьма, да здравствует тьма!

Т р е т и й ж и т е л ь. Доброй ночи, друзья!

Ч е т в е р т ы й ж и т е л ь. Доброй ночи, господа!

Третий и Четвертый жители Стамбула, взявшись под руки, уходят.

П е р в ы й и В т о р о й ж и т е л и. Будьте здоровы, добрые люди!

В т о р о й ж и т е л ь. Почему заклинатель до сих пор не вернулся из дворца? То ли ключик его не подошел к дверям и ему отрубили голову, то ли он распахнул двери настежь и всех одолел! Должен ведь наконец запеть петух династии Османов!..

П е р в ы й ж и т е л ь. Пусть возвестит он нам счастливое утро!

Спальня Ибрахима. Полумрак. С у л т а н И б р а х и м лежит спиной к зрителям. Набрасывает на полуобнаженную Т у р х а н-с у л т а н покрывало, целует ее в лоб.

С у л т а н И б р а х и м. Беги к моей матери! Поцелуй у нее руку!

Т у р х а н-с у л т а н. Прямо сейчас, мой господин?

С у л т а н И б р а х и м. Конечно! Сейчас же!

Т у р х а н-с у л т а н. Не подождать ли утра, господин?

С у л т а н И б р а х и м. Нельзя, такая новость… нельзя ждать!

Турхан-султан смотрит удивленно.

(Гладит ее лицо обеими руками.) Они возвели меня на престол, но ты, Турхан, сделала меня падишахом. Иди сейчас же. (Снова целует ее.)

Т у р х а н-с у л т а н. А что скажет ваша родительница, мой господин, если я в такой час приду целовать ее руку?

С у л т а н И б р а х и м. Она осыплет тебя подарками! Сегодня ночью она не сомкнула глаз. Да разве только она? Тысячи людей в этом дворце прислушиваются сейчас к тому, что происходит здесь.

Турхан-султан выходит.

(Медленно поворачивается.) Тысячи факелов осветили мое существо.

Видны первые лучи зари, они словно исходят от тела султана Ибрахима. Он выходит вперед, к авансцене, рассвет разгорается все ярче.

Войска дня, вооруженные серебряными копьями, перевалили через крутые вершины далеких черных гор и водружают багряные знамена на крепостных башнях моей страны. (Помолчав.) Я, Ибрахим, вырос во мраке, моей кормилицей был страх. Ежеминутно я чувствовал на шее смазанную салом петлю палача. Когда меня вывели на свет и сказали: «Ты падишах!», я был чужд этому миру, как был чужд самому себе. Моей душой владело чувство бессилия, оно давило меня и жгло. Я не ощущал трона, на котором сидел. Не я был падишахом, а моя мать, мой дядька, мой силяхтар и даже ходжа-заклинатель. В особенности ходжа-заклинатель! Я вижу, как вереницы звезд бегут от солнца. Мир предо мной — это я, мир позади меня — это я, мир подо мной — это я, мир надо мной — это я! Я падишах Ибрахим! Пусть бьет ключом кипящая во мне жизнь! Пусть все узнают Ибрахима!

Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Утро. Покои Ибрахима. Х ю м а и Д и л я ш у б ставят в вазы цветы.

Д и л я ш у б. Надоела мне эта забава с цветами. Пришел бы уж скорей падишах, и мы бы ушли отсюда.

Х ю м а. Куда тебе спешить, придет в конце концов…

Д и л я ш у б. Не забывай про султаншу-мать.

Х ю м а. Ты права, Диляшуб. В ней много странного.

Д и л я ш у б. Много ли, мало ли, но все ее странности действуют в ее пользу. Как ты думаешь, зачем она прислала нас сюда?

Х ю м а (не понимая). Зачем?.. Чтобы мы расставили в покоях султана его любимые цветы.

Д и л я ш у б. Ну вот, мы это сделали. Почему же не уходим?

Х ю м а. Потому что…

Д и л я ш у б. Потому что так повелела султанша-мать. Она приказала нам не уходить, пока повелитель не увидит, как мы расставляем цветы. Так ведь, Хюма? А ради чего она нацепила нас на крючок? Ради того, чтобы падишах клюнул на ее приманку. Ловко отвлекая сына от дел, она все сильнее расправляет паруса своего собственного корабля.

Х ю м а. Все девушки гарема мечтают быть приманкой на таком крючке.

Д и л я ш у б. Как же об этом не мечтать, Хюма? Попадешься на глаза падишаху, приглянешься ему — он возьмет тебя на одну ночь. А через девять месяцев и десять дней, глядишь, и подаришь ему принца или султаншу-дочь. Тогда тебе уж не грозит опасность увянуть в гареме, все будут называть тебя любимой султаншей.

Х ю м а. Пока что здесь и речи не может быть о любимой султанше. Вообще не могу понять, что вас в этом привлекает. Вот быть единственной женой падишаха…

Д и л я ш у б. Высоко залетаешь, Хюма! Но ты права, твоя красота — как румяное яблочко на ветке.

Входит Т у р х а н-с у л т а н. Хюма и Диляшуб замолкают.

Т у р х а н-с у л т а н. Что вам здесь нужно?

Д и л я ш у б. Мы расставляем цветы для повелителя.

Входит г л а в н ы й е в н у х.

Т у р х а н-с у л т а н (обращаясь к нему). Что им нужно в покоях нашего господина? Чтобы поставить несколько букетов, хватит и одного человека.

Г л а в н ы й е в н у х (Хюме и Диляшуб). Кто вас прислал сюда? (Турхан.) Я ничего не знаю об этом, моя султанша.

Д и л я ш у б. Нас прислала сюда наша госпожа, султанша-мать.

Турхан-султан с ненавистью смотрит на Хюму, внезапно хватается за живот и пошатывается.

Г л а в н ы й е в н у х (бросается к ней). Позвольте, моя султанша, я провожу вас в ваши покои. (Уводит Турхан.)

Д и л я ш у б (передразнивая главного евнуха). «Позвольте, моя султанша, я провожу вас в ваши покои». Турхан важничает, как будто она уже родила принца. Того и гляди, лопнет от ревности! С какой злостью она на тебя посмотрела, заметила?

Х ю м а. Почему только на меня? Она и на тебя рассердилась.

Д и л я ш у б. Из-за меня она не очень-то тревожится. Из-за других девушек в гареме тоже. Не считает нас равными себе. А ты ее приводишь в бешенство. Она понимает, что тобой падишах не пресытится за одну ночь. Рядом с тобой меркнут все огни. Повелитель идет, поправляй цветы, Хюма!

Входят с у л т а н И б р а х и м и с и л я х т а р Ю с у ф.

С у л т а н И б р а х и м. Ты любишь ходжу-заклинателя, Юсуф? Когда он рядом со мной, я чувствую, как от него в меня словно вливается какая-то тайная сила.

С и л я х т а р Ю с у ф. Все, что хорошо для моего господина, хорошо и для меня.

С у л т а н И б р а х и м (замечая невольниц, смотрит на них с интересом). А Великий везир не любит его. Когда я назначил ходжу-заклинателя мюдеррисом[49], паша разъярился так, что чуть до неба не взвился. Что поделаешь — должен же я был наградить моего ходжу по-царски! (Подходит к девушкам.) Как вас зовут?

Д и л я ш у б (с готовностью). Диляшуб, ваша невольница, мой господин.

С у л т а н И б р а х и м (треплет ее по щеке, затем берет цветок из вазы Хюмы и нюхает). Я спросил, как вас зовут.

Х ю м а (серьезно). Я не поняла, которую из нас вы спросили, мой господин.

С у л т а н И б р а х и м (пораженный ее красотой). Гмм… Ну хорошо, как зовут тебя?

Х ю м а. Хюма, мой господин.

С у л т а н И б р а х и м (продолжая смотреть на девушек, подходит к Юсуфу). У нас есть время, Юсуф? (Не дожидаясь ответа, возвращается к девушкам, обнимает Хюму. Она стоит неподвижно. Он обнимает Диляшуб, та ведет себя игриво. Поворачивается к Юсуфу и вдруг спрашивает.) В котором часу нас ожидает Великий везир?

С и л я х т а р Ю с у ф (смущенно). Скоро, мой господин…

С у л т а н И б р а х и м (взрываясь гневом). Да поразит аллах этот зал приемов! Надоели мне долговязые послы, которые целуют землю и болтают на чужих языках!

С и л я х т а р Ю с у ф. Но сегодня вы не должны идти в зал приемов, мой господин, Великий везир сам скоро придет сюда. Вы так приказывали, мой господин.

Ибрахим раздражен, отворачивается от девушек. Силяхтар Юсуф делает им знак выйти. Невольницы уходят.

С у л т а н И б р а х и м. Юсуф, ты любишь Великого везира?

С и л я х т а р Ю с у ф. Он искусно управляет государством, мой господин. Он очень опытен, но не слишком образован.

Входит К ё с е м-с у л т а н.

К ё с е м-с у л т а н. Добрый день, мой державный сын! (Кивком головы приветствует Юсуфа.) Понравились ли моему льву сегодня цветы?

С у л т а н И б р а х и м. Спасибо, родительница.

К ё с е м-с у л т а н. Красиво ли их расставили?

С у л т а н И б р а х и м (сначала не понимает, затем глаза его загораются). Кто эта Хюма, матушка?

К ё с е м-с у л т а н (словно не зная, о чем речь, поправляет что-то на плече Ибрахима). Как небрежно тебя сегодня одели! (Помедлив.) У меня к тебе маленькая просьба.

С у л т а н И б р а х и м (озабоченно). О чем, родительница?

К ё с е м-с у л т а н. Один из моих воспитанников, некто Мустафа-ага, оказал нам много услуг, особенно тебе…

С у л т а н И б р а х и м. Какие же услуги он оказал мне, родительница?

К ё с е м-с у л т а н. Он принимал участие в твоем спасении от гнева твоего брата Мурада.

С у л т а н И б р а х и м (раздраженно). Что я должен для него сделать?

К ё с е м-с у л т а н. Мой сын-повелитель, я думаю, если армию возглавит наш человек, мы сможем чувствовать себя спокойно. Верно, Юсуф-ага?

С и л я х т а р Ю с у ф. Армию должен возглавить человек с железной рукой, моя султанша. Я не знаю, сумеет ли Мустафа-ага подчинить себе янычар.

К ё с е м-с у л т а н (глядя на Ибрахима). Если падишах одобрит, отлично сумеет! Сила не в кулаке, а в сердце. У Мустафы-ага сердце льва!

С у л т а н И б р а х и м (раздраженно). Ну, а что скажет Великий везир? Он лопнет, но не согласится на это!

К ё с е м-с у л т а н (гневно). Видно, ты разделил власть с этим человеком! Чего бы я ни попросила, ты мне в ответ тычешь его. Словно ты не падишах! Да что это такое! Скоро будешь ложиться и вставать по его приказу, с его позволения брать на свое ложе невольниц! Ты знаешь, о чем все шепчутся? О том, что Великий везир шлет мешками отборную муку и сахар в казармы янычар. Пусть, мол, ребята готовят себе халву. А начальникам янычар посылает кошельки, полные золота. Ты дождешься, что в один прекрасный день он будет важно сидеть на троне, а ты будешь почтительно стоять перед ним.

С у л т а н И б р а х и м (резко). Да что ты, матушка! Разве не Великий везир спас и мой престол, и меня, и тебя, когда Насух-пашазаде шел с войсками на Стамбул?

К ё с е м-с у л т а н. Юсуф-ага, расскажи моему простосердечному сыну всю правду об этом деле.

С у л т а н И б р а х и м. Что это значит, Юсуф?

С и л я х т а р Ю с у ф. Насух-пашазаде тогда будто бы заявил: «У меня счеты только с Великим везиром, а перед падишахом моя шея тоньше волоса». Короче говоря, Великий везир сначала приказал убить Насуха-пашазаде, а уж потом добился от вас указа о его казни.

С у л т а н И б р а х и м. Великий везир носит мою печать — идти против него значит идти против меня. Но об указе я ничего не знал.

К ё с е м-с у л т а н. Мой сын-повелитель, не лучше ли тебе передать свою печать кому-нибудь другому? Тому, кто не станет использовать полномочия, данные тобой, против тебя. В более надежные, сильные руки.

С у л т а н И б р а х и м (с тоской). Юсуф, ты знаешь такого?

С и л я х т а р Ю с у ф. Мой господин, не каждые руки в силах носить эту печать. Великий везир годами закалялся в государственных делах.

К ё с е м-с у л т а н. Послушай-ка, Юсуф-ага! А разве твои руки недостаточно сильны, чтобы носить эту печать?

С у л т а н И б р а х и м (радостно). И верно, Юсуф! Как было бы славно.

С и л я х т а р Ю с у ф. Простите, мой господин, пока здравствует Кара Мустафа-паша, я не считаю себя достойным занять его место.

К ё с е м-с у л т а н. А если он умрет?

Силяхтар Юсуф и султан Ибрахим вздрагивают.

Входит В е л и к и й в е з и р, целует полу одежды султана.

С у л т а н И б р а х и м (во власти противоречивых чувств). Добро пожаловать, паша! Где ты задержался? Ну, что у нас сегодня? Опять прибыли чьи-нибудь послы?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Да, мой повелитель, прибыл посол нового московского царя Алексея. Он привез нашему падишаху ценные подарки.

С у л т а н И б р а х и м (радостно). Вот как? Пусть отправят все в мою сокровищницу, я сегодня же посмотрю их. Ответ царю написан? (Смотрит на Кёсем.)

Та нахмурилась.

Вот мой ответ новому московскому царю. Пусть напишут: «Прежние московские цари своевременно посылали дань крымскому хану, и тебе также надлежит это делать». (Смотрит на Кёсем.)

Та улыбается.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Царь только что взошел на престол. Не следует ли поздравить его, поблагодарить за подарки?

С у л т а н И б р а х и м (сконфуженно). Пусть писцы добавят и это!

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Будет исполнено, мой повелитель. Еще есть прошение английского посла. Он просит разрешения английским кораблям заходить в наши порты и облегчить ему торговлю в нашей стране.

С у л т а н И б р а х и м. Нет. Никому никаких привилегий! Ни англичанам, ни венецианцам… Наши порты — не караван-сараи на проезжей дороге! Хотя — постой! Мой ходжа-заклинатель говорил, что английские моряки привозят из индийских портов лучшую амбру. И еще. В нашем гареме сотни женщин: немки, француженки, итальянки, испанки, венгерки, арабки… Но нет ни одной английской девушки. Что же это за гарем, паша! Скажи этому послу…

К а р а М у с т а ф а-п а ш а (нахмурясь). Нельзя, мой падишах. Это противно обычаям, да и неблагоразумно. Такие поступки могут запятнать честь державы. Разве вам недостаточно для подобных дел ходжи-заклинателя, мой падишах? Кто я, ваш Великий везир или…

С у л т а н И б р а х и м (кусая губы, поглядывает на Кёсем-султан). Ладно, ладно…

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Еще, мой повелитель, нужно решить вопрос о казни нескольких разбойников.

С у л т а н И б р а х и м (радостно). Пусть их казнят во дворце, я хочу поглядеть!

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Это не в обычае, мой повелитель. Во дворце не казнят мелких разбойников, здесь должен быть кто-то более значительный. В Румелии…

С у л т а н И б р а х и м (прерывая его). Такой, как Насух-пашазаде? Да?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. В Румелии поймали знаменитого разбойника по прозвищу Бычакчи-оглу. Его вот-вот доставят сюда. Как только он прибудет, мы торжественно казним его во дворце… В вашем присутствии.

С у л т а н И б р а х и м (кричит). Я тебя спросил: «Такой, как Насух-пашазаде?»

К а р а М у с т а ф а-п а ш а (мрачно). При чем здесь Насух-пашазаде, мой повелитель?

С у л т а н И б р а х и м (с возрастающей злостью). Так, значит, мука и сахар для халвы, кошельки с золотом?!

К а р а М у с т а ф а-п а ш а (смотрит на Кёсем-султан, потом на Юсуфа). Мой падишах, я ничего не понимаю.

С у л т а н И б р а х и м. Ты мне скажи, что это за штука такая, этот обычай, это благоразумие, о которых ты тут толкуешь? Все, чего бы я ни пожелал, противоречит им, оказывается невозможным! Падишаху полагается хутба[50], отчеканенная монета. Сколько раз я спрашивал тебя: почему нет монеты с моим именем? Может быть, ты не считаешь меня падишахом?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Боже упаси, мой повелитель!

С у л т а н И б р а х и м. А может быть, ты задумал чеканить монету со своим именем?

Кёсем-султан делает знак силяхтару Юсуфу, оба выходят.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а (гневно, но почтительно). Мой падишах, такого унижения ваш раб не терпел даже от султана Мурада.

С у л т а н И б р а х и м (сам себе). От султана Мурада…

К а р а М у с т а ф а-п а ш а (вынимает из-за пазухи султанскую печать, почтительно целует ее и протягивает Ибрахиму). Извольте взять свою печать, мой повелитель! Передайте ее тому из ваших рабов, кто более надежен, чем я, кому вы будете больше доверять.

С у л т а н И б р а х и м (растерянно, дрожащим голосом). Нет, дядька, нет! Пусть она остается у тебя! Я не знаю раба более надежного, чем ты.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а (смягчается). Мой державный повелитель, я ваш Великий везир, моя власть — это ваша власть. Чем больше вы мне доверяете, тем влиятельнее я становлюсь и тем полезнее я вам. Всеми силами я стараюсь сохранить величие вашей державы. И если нужно, чтобы ее сияющая звезда заблистала еще ярче, пусть угаснет не только один Мустафа-паша, а тысячи везиров. Мой повелитель, мы израсходовали много денег на флот. Венецианцы ведут себя неспокойно в Средиземном море. При первой возможности нужно задать им трепку. Денег в казне сильно поубавилось, одному мне известно, с каким трудом удается покрывать расходы на жалованье войску. Как только поступят налоги от бейлербеев[51], я отчеканю вашу монету.

С у л т а н И б р а х и м. Ладно, дядька. Пусть будет так, как считаешь нужным. Мы помирились?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Помилуйте, мой падишах! Разве нам нужно мириться? Может ли раб гневаться на своего господина?

С у л т а н И б р а х и м. Ладно, дядька, ты свободен.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Не опоздать бы мне на заседание дивана, мой повелитель. (Целует полу одежды султана, выходит.)

Ночь. Покои во дворце Кара Мустафы-паши. В е л и к и й в е з и р входит, запирает дверь на засов, торжественно подходит к стоящему посредине трону, накрытому покрывалом. Приподняв покрывало, проводит рукой по трону. Затем с достоинством садится на него. Раздается голос внутреннего «я» паши, на лице Великого везира все его переживания.

Г о л о с. Мустафа-паша! Мустафа-паша! Великий везир султана Мурада, поставивший на колени иранскую армию… Кто установил этот глупый, этот слепой закон?! Можно оставить в наследство поле, деньги, но разве можно оставить в наследство государство? Нужна сила рук, ума и сердца, чтобы удержать эту красавицу, именуемую властью. Трон должен принадлежать тому, кто может править.

Паша сжимает обеими руками подлокотники трона.

Правда, султану Мураду власть досталась от отца, когда он был крохотным ребенком. Но едва подрос этот отчаянный удалец, как сразу отстранил от дел свою мать, Кёсем-султан, он завладел троном и стал полновластным владыкой империи. Для тебя было трудным, но приятным делом служить ему. Служить ему означало жить в полную меру своих сил. Ведь при великом господине и сам становишься великим. А этот, твой новый господин, так называемый падишах, — липовый властитель, насильно посаженный на трон. Как может он управлять огромной державой, когда не умеет управлять собой? Мустафа-паша, Мустафа-паша, главнокомандующий, чье присутствие в битве чувствовал каждый воин, человек, родившийся стоять у руля государства, ты достоин самых высоких стремлений своего сердца, ты достоин их, ты достоин!

Великий везир пугается, затыкает уши. Раздается стук в дверь.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а (быстро встает, прикрывает трон покрывалом, задвигает в угол). Кто там? (Открывает дверь.)

Входит с и л я х т а р Ю с у ф.

(С беспокойством.) Это вы, Юсуф-ага! Что случилось? В такой час…

С и л я х т а р Ю с у ф (тяжело дыша). Бейлербей Румелии Фаик-паша в опасности!

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Как это — в опасности?

С и л я х т а р Ю с у ф. Падишах по наущению ходжи-заклинателя приказал заковать Фаика-пашу в цепи, тайно доставить из Софии и здесь подверг его допросу с глазу на глаз.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Не может быть! Заковать в цепи старого бейлербея, не известив меня, подвергнуть его допросу? Дело бейлербея должен был рассмотреть диван, он должен был принять решение, а затем сообщить падишаху. В чем же провинился бедняга?

С и л я х т а р Ю с у ф. Фаик-паша будто бы жестоко действовал в Румелии. Он вешал воров и разбойников на месте поимки, а уж потом получал смертные приговоры от софийского кадия[52].

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. А что, Фаик-паша должен был раздавать ворам и разбойникам подарки? Конечно, он их немедленно вздергивал на виселицу! Кто пожаловался на бейлербея?

С и л я х т а р Ю с у ф. Софийский кадий, ставленник ходжи-заклинателя…

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Ах вот как, ставленник ходжи-заклинателя…

С и л я х т а р Ю с у ф. Нужно что-то делать! Фаик-паша — один из немногих разумных людей, которых становится у нас в государстве все меньше; нужно любой ценой спасти его. Одна за другой рушатся опоры державы, ее огромное здание уже содрогается, нужно что-то делать, паша! Может быть, подставить свои плечи, чтобы помешать обвалу?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а (сдерживая себя). Спасибо, Юсуф-ага. Я нахожу, что из окружения падишаха вы один принимаете близко к сердцу дела государства. Завтра утром я поговорю с падишахом. Да, нужно что-то делать, даже ценою собственной жизни!

Силяхтар Юсуф, поклонившись, уходит.

Утро. Покои Ибрахима. С у л т а н И б р а х и м в беспокойстве расхаживает по комнате. Входит х о д ж а-з а к л и н а т е л ь.

С у л т а н И б р а х и м. Чем это ты надушился, ходжа? Это не амбра! Герань, что ли?

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Наш господин теперь безошибочно распознает запахи…

С у л т а н И б р а х и м. Почему прекрасные запахи так действуют на меня, ходжа?

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Запахи все равно что женщины, мой повелитель. Если вы все время чувствуете один и тот же запах, вы привыкаете к нему и в конце концов перестаете его ощущать. Так и с женщинами.

С у л т а н И б р а х и м. Это верно, ходжа! После путешествия в замок царицы пери я стал украшать свои ночи только белокурыми женщинами. В конце концов они стали для меня как зимнее солнце: светят, но не греют. Я принялся за темноволосых и поначалу нашел в них пленяющую сердце сладость летних вечеров; но в итоге — дыму много, а ни огня, ни углей.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Надо чередовать их, мой господин. Новые женщины — это новые наслаждения, а новые наслаждения разнообразят жизнь.

С у л т а н И б р а х и м (задумчиво). Новые наслаждения разнообразят жизнь… Мой дядька величествен, как горная вершина, скажи, ходжа, как добраться до нее?

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Мой господин, эта вершина может превратиться в равнину по одному вашему слову! Не использовать ли вам тут случай с Фаиком-пашой, мой повелитель?.. Вы убедились, что Фаик-паша виновен. Если помните, софийский кадий сказал, что ему лично паша не причинил зла, однако он не мог мириться с тем, что Фаик-паша притеснял народ, потому и явился с жалобой. Виновность паши ясна как день — вряд ли софийский кадий лжет!

С у л т а н И б р а х и м (раздраженно). Ну, а при чем здесь Великий везир?

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Удар, обрушенный на Фаика-пашу, поубавит важности и Великому везиру.

С у л т а н И б р а х и м (размышляет и вдруг кричит). Начальник стражи!

Входит н а ч а л ь н и к с т р а ж и.

Казнить Фаика-пашу!

Начальник стражи, склонив голову, выходит. Султан Ибрахим в волнении расхаживает взад и вперед. Величаво входит К а р а М у с т а ф а-п а ш а, целует полу его одежды.

(Возбужденно.) Добро пожаловать, дядька! Каким ветром занесло тебя сюда в такой ранний час? Важные государственные дела, которые не терпят промедления?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а (с трудом сдерживая гнев). Что происходит, мой падишах?

С у л т а н И б р а х и м (притворяясь, что не понимает). А что происходит, дядька?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а (с прорывающимся гневом). Как можно зарезать старого бейлербея, словно барана, не разобравшись хорошенько в его деле, без доказательства его вины? Разве я напрасно ношу вашу печать? Все бейлербеи отвечают передо мной, а я отвечаю за них перед вами! Как же можно казнить пашу, не посоветовавшись с Великим везиром?

С у л т а н И б р а х и м (слабо упираясь). А я… Разве я не падишах и не могу делать что хочу?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Быть падишахом — это прежде всего значит быть справедливым, мой повелитель, охранять права каждого. Власть и беззаконие не могут долго шествовать рука об руку, иначе власть неминуемо приходит к гибели. На основании каких документальных свидетельств вы казнили Фаика-пашу?

С у л т а н И б р а х и м. Знать не хочу никаких свидетельств! Казнил, и все тут.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. В таком случае, мой повелитель, упраздните все государственное устройство! Пусть не будет ни дивана, ни Великого везира! И зачем нашей стране суды, если вы чините суд над людьми, как вам взбредет на ум! Правда, с помощью ходжи-заклинателя!..

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь (Великому везиру). На Фаика-пашу подал жалобу софийский кадий, мой господин. Он проделал немалый путь, пока добрался сюда.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. На кого же этот кадий оставил дела правосудия в такой огромной провинции? С чьего разрешения он сюда прибыл?

Ходжа-заклинатель в замешательстве.

(Достает из-за пазухи печать.) Простите, мой падишах, я не могу служить тирании.

С у л т а н И б р а х и м (растерянно, показывая на печать). Нет, дядька, нет, храни ее у себя.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а (спокойно, но с горечью). Жаль Фаика-пашу, очень жаль. Мой падишах, ничто не может существовать без правосудия. Даже ничтожно малая несправедливость нарушает гармонию в стране и потрясает престол бога.

С у л т а н И б р а х и м (виновато, робко). Но ты не отказываешься от моей печати, дядька, правда? Она по-прежнему останется у тебя?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Останется, пока вы находите это нужным.

С у л т а н И б р а х и м. Значит, мы помирились. Ступай теперь, дядька! В душе у меня снова глубокая тоска…

Великий везир, поцеловав полу его одежды, уходит. Султан Ибрахим задумчиво прохаживается. Раздается звук барабана. Султан Ибрахим и ходжа-заклинатель в недоумении. Входит К ё с е м-с у л т а н.

К ё с е м-с у л т а н (радостно). На свет пожаловал еще один представитель дома Османов.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Мой падишах, поздравляю вас! Вы сделали шаг к бессмертию. Будьте счастливы!

К ё с е м-с у л т а н. У вас родился сын! Сын повелителя!

С у л т а н И б р а х и м (на мгновение замирает, не в силах скрыть ликование). Ай да Турхан! Мой сын! Мое бессмертие! (Целует ходжу-заклинателя в щеку, выбегает.)

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Поздравляю вас, моя султанша! Да будет это к счастью.

К ё с е м-с у л т а н. Да будет над тобою свет, ходжа! Благодаря тебе мы узнали, что такое радость. Пойду приготовлю колыбель для моего принца. (Едва сдерживая радость, про себя.) Благодарю создателя, мой долгожданный принц родился! Наконец, Кёсем, крутые и темные пути к твоему счастью озарились светом. Взошло солнце, которое будет освещать твои дни! Родился, родился мой принц! (Выходит.)

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь (один). До сих пор все шло хорошо, ходжа. Наконец ты постиг, что не такой уж ты ничтожный. Старайся и дальше действовать смелее. Только бы убрался с твоей дороги Великий везир, чтоб его скрутило!..

Возвращается с у л т а н И б р а х и м.

С у л т а н И б р а х и м (переполнен радостью). Красавец, львенок! Я чувствую себя так, словно воевал в дальних странах, был побежден и разгромлен в битве, но на помощь мне подоспели новые силы из родного края! Молодчина Турхан! Однако один цветок — это еще не сад. Я хочу, чтобы во всех покоях моего дворца смеялись дети, пусть в его стенах разносится эхо от скрипа колыбелей. Я хотел бы противопоставить своей смерти целую армию детей. Ходжа…

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Мой падишах?

С у л т а н И б р а х и м (решившись). Если я сейчас прикажу казнить моего дядьку, Великого везира, мои рабы не будут на меня в обиде?

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Мой падишах, они будут только молиться о вашем здравии, если вы избавите страну от человека, оставшегося со времен кошмара султана Мурада.

Входит с и л я х т а р Ю с у ф.

С у л т а н И б р а х и м. Юсуф, скорее позови ко мне Великого везира!

С и л я х т а р Ю с у ф (в недоумении смотрит на Ибрахима, потом на ходжу-заклинателя). Прямо сейчас, мой господин? Сейчас Великий везир на заседании дивана. Прервать заседание? Что-нибудь случилось?

С у л т а н И б р а х и м (с гордостью). У меня родился сын! Ты разве еще не знаешь?

С и л я х т а р Ю с у ф. Поздравляю, мой господин! Я уже слышал и пришел сюда, чтобы поздравить моего повелителя.

С у л т а н И б р а х и м. Скорее позови ко мне Великого везира!

С и л я х т а р Ю с у ф (с тревогой). Будет исполнено, мой господин.

С у л т а н И б р а х и м (про себя). Значит, паша, даже от султана Мурада ты не терпел такого унижения? Даже от султана Мурада?

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Говорят, Великий везир все время подстрекает янычар выступить против дворца.

С у л т а н И б р а х и м (в сильном гневе). Кто тебе об этом сказал, ходжа?

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Один янычар. Он сказал мне: «Ты человек близкий к падишаху, так знай, что у Великого везира дурные замыслы, он сеет смуту в войске, распространяет слух, что, мол, государство досталось сумасшедшему…»

Торопливо входит К а р а М у с т а ф а-п а ш а.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Вы звали меня, мой повелитель? (Припадает к ногам Ибрахима, хочет поцеловать.)

С у л т а н И б р а х и м (отстраняет его и поворачивается спиной). Да, я звал тебя, паша.

К а р а М у с т а ф а-п а ш а. Что прикажете, мой падишах?

С у л т а н И б р а х и м. Вчера вечером вода в бане была недостаточно горячей. Почему смотрительнице гарема не выдают дров, как я приказал?

К а р а М у с т а ф а-п а ш а (возмущенно). И ради этого вы меня позвали, мой повелитель? Ради этого прервали заседание дивана? Неслыханная в Османовом роду вещь! Что это за порядки, мой падишах?

С у л т а н И б р а х и м (поворачиваясь к нему). Это порядки султана Ибрахима. Мою печать, паша!

Кара Мустафа-паша достает из-за пазухи печать, целует ее, медленно и неуверенно протягивает султану Ибрахиму.

(Снова повернувшись спиной, кричит.) Начальник стражи!

В дверях появляется начальник дворцовой стражи, почти столь же величественный, как и Великий везир. Кланяется султану.

Взять!

Начальник дворцовой стражи берет печать.

Не только печать!

Воцаряется мертвая тишина.

Н а ч а л ь н и к с т р а ж и (Кара Мустафе-паше). Идемте, ваша милость…

Начальник стражи и Кара Мустафа-паша уходят. Султан Ибрахим, стараясь преодолеть раскаяние, вызванное жестокостью этого решения, в нервном напряжении шагает взад и вперед. Ходжа-заклинатель тихонько выходит. С выражением глубокой печали на лице входит с и л я х т а р Ю с у ф.

С и л я х т а р Ю с у ф (припадает к ногам Ибрахима). Мой господин, помилуйте вашего раба Мустафу-пашу. Ведь он опора вашего государства, его жизнь — это ваша жизнь, пощадите его. Начальник стражи вот-вот передаст его палачу Кара Али. Не допустите этого, мой господин, не дайте угаснуть этому светлому уму!

С у л т а н И б р а х и м (не скрывая своей досады). Нельзя, Юсуф! Ты бы знал, каких усилий стоило мне это решение. Я не переменю его. Я должен уверовать сам в себя. Молчи, не говори мне больше ничего… Когда, вступая на престол, я увидел его, мне стало страшно. Как он разговаривал со мной, Юсуф! Из его уст вырывались гордые слова победителя. Он держался так же величественно, как мой брат султан Мурад, да будет ему прибежищем рай! Рядом с ним я всегда чувствовал себя так, будто снова нахожусь в своей темной келье. (Задумчиво, про себя.) О эти темные птицы тоски, застилающие небо… (Внезапно, громко.) Нет, я больше не хочу, чтобы они закрывали от меня небо! Это птицы моей темной кельи, каждую из них я вскормил своей кровью, лучшей частью своего сердца! Мне чуждо все, Юсуф, мне холодно, я застываю. Я должен бросить сердце в огонь, чтобы согреться. Вот какую жизнь сулили мне звезды — моя душа все время колеблется между гулом жизни и тишиной небытия. (Отвернувшись, медленно отходит.)

Силяхтар Юсуф уходит в печали и замешательстве.

Вот несется ветер безумия, родившийся в открытом море. Я должен быть сильнее, чем он. Если он — буря, я должен стать ураганом. Я должен заставить свою жизнь бить ключом, чтобы не увял хрупкий цветок моего сознания.

Ночь. На сцене ж и т е л и С т а м б у л а.

П е р в ы й ж и т е л ь. Когда дела идут таким манером, можно и призадуматься. Неужели Кёсем за долгую свою жизнь не постигла этого?

В т о р о й ж и т е л ь. Один за другим родились принцы, которых она так ждала, — женщин в гареме не одна, не пять, а сотни. Великим везиром стал угодный ей человек, его легко обуздать. Да разве может быть Мехмед-паша Великим везиром?

П е р в ы й ж и т е л ь. Да… После Мустафы-паши Лучника!

Т р е т и й ж и т е л ь. Ходжа-заклинатель свалил его хитростью.

П е р в ы й ж и т е л ь. Устроился во дворце Османов — и не думает оттуда убираться! Раздает за деньги должности кадиев и губернаторов направо и налево! Взяточничество обрядилось в официальные одежды.

Ч е т в е р т ы й ж и т е л ь. Интересно, под каким созвездием родился этот проклятый ходжа-заклинатель?

В т о р о й ж и т е л ь. Не иначе как под созвездием султана Ибрахима!

В одежде шута входит с у л т а н И б р а х и м.

С у л т а н И б р а х и м (зрителям). Только я знаю истину: всеведущий бог, он один видит мое безумие во всем его царственном великолепии. Побродим-ка теперь среди народа и попробуем посмотреть на себя его глазами. (Подходит к жителям Стамбула.) Селям алейкум, добрые люди!

В с е ж и т е л и. Алейкум селям, шут!

П е р в ы й ж и т е л ь. Эх, Кара Мустафа-паша, Кара Мустафа-паша!.. Нет твоей железной руки, только ты способен был справиться с этой смутой. И как мог султан не оценить такого человека?! Сгубил его ни за что ни про что!.. Сам срубил сук, на котором сидел.

С у л т а н И б р а х и м. Султан прервал заседание дивана и вызвал к себе Великого везира. (Представляет падишаха.) Вчера вечером вода в бане была недостаточно горячей. Почему смотрительнице гарема не выдают дров, как я приказал?.. (Представляет Великого везира.) И ради этого вы меня позвали, мой повелитель? Ради этого прервали заседание дивана? Неслыханная в Османовом роду вещь! Что это за порядки, мой падишах?

П е р в ы й и в т о р о й ж и т е л и. Браво, Мустафа-паша!

С у л т а н И б р а х и м (смеется). Браво, браво!

Ч е т в е р т ы й ж и т е л ь. Перестаньте, ради бога! Еще услышат ищейки падишаха!

С у л т а н И б р а х и м. Ну и что ж, друзья, услышат так услышат! (Снова представляет падишаха.) Это порядки султана Ибрахима! Мою печать, паша!

В т о р о й ж и т е л ь. Ай-ай-ай! Что же ты делаешь, султан Ибрахим!

С у л т а н И б р а х и м (изображая падишаха). Начальник стражи!

П е р в ы й и в т о р о й ж и т е л и (взволнованно). Черт возьми!

Т р е т и й ж и т е л ь. Милые мои, если говорить правду, Кара Мустафа-паша зашел слишком далеко. Что бы там ни было, а Великому падишаху не указывают на порядки.

Ч е т в е р т ы й ж и т е л ь. Да уж конечно, добрые люди! Падишах-то один, а всему господин.

С у л т а н И б р а х и м (не соглашаясь). Падишах — это всего лишь падишах. Что он, бог, что ли, этот султан Ибрахим? Я думаю, и для него должны быть границы.

П е р в ы й ж и т е л ь. Ладно, пусть падишах остается падишахом, а раб — рабом, но легкое ли дело быть рабом безумного падишаха!

В т о р о й ж и т е л ь. Он превратил в посмешище своего другого Великого везира. Знаете, что он сказал Мехмеду-паше?..

С у л т а н И б р а х и м (представляет падишаха). Послушай, дядька, мои предки веками посылали золото и драгоценности в Мекку и Медину[53]. Я хочу, чтобы все это вернулось в мою казну. Блеск султана Ибрахима должен стать еще великолепней!

Т р е т и й и ч е т в е р т ы й ж и т е л и (в изумлении). Видали?! Ну и ну!

С у л т а н И б р а х и м (представляет Мехмеда-пашу). Будет исполнено, мой державный повелитель! (Снова изображает падишаха.) Мой дядька Мустафа-паша часто противоречил мне. То одно, то другое дело оказывалось или неблагоразумным, или не соответствующим обычаю. От тебя ничего подобного не услышишь. Почему, паша? (Представляет Великого везира.) Вы — халиф, вы тень бога на земле, вы не можете ошибиться! Ваши деяния, даже те, что кажутся неразумными, отмечены печатью глубокого смысла, и нам, вашим рабам, надлежит понять его.

П е р в ы й и в т о р о й ж и т е л и. Вот подхалим, собака!

С у л т а н И б р а х и м (представляет падишаха). Проваливай с моих глаз, безмозглый болван! Ну-ка отыщи в этом печать глубокого смысла!

В с е ж и т е л и. Браво, султан Ибрахим! Браво, Ибрахим Безумный!

П е р в ы й ж и т е л ь. Говорят, он хотел завоевать Крит, задумал вытеснить венецианцев из Средиземного моря. Такой победы не было даже у султана Мурада, это помогло бы ему утвердиться.

В т о р о й ж и т е л ь. Говорят, сначала повелитель собирался сам отправиться на Крит. Увы, поле битвы — не гарем. Он послал завоевать Крит силяхтара Юсуфа-пашу, а сам предался удовольствиям.

С у л т а н И б р а х и м. Пожелав счастливого пути Юсуфу-паше, он зовет главного евнуха. (Представляет падишаха.) Мы снова чувствуем себя печальным. Армия гарема не должна отставать от армии Юсуфа-паши. Ударим по могучим фронтам новых наслаждений, заполним душевную нашу пустоту! (Представляет главного евнуха.) Повеление моего господина свято, вся армия гарема будет готова к действиям в эту ночь!

Все смеются.

Друзья, может быть, весь мир сошел с ума? Что значат эти безумные поступки падишаха?

П е р в ы й ж и т е л ь. Не нам с тобой судить, великий насмешник! Миру не впервой сталкиваться с сумасшедшими властителями, а ты уж лучше посмеши нас, подражая им!

С у л т а н И б р а х и м (с саркастическим смехом). Я вам говорю: настает конец света, а вы смеетесь, словно это новая шутовская выходка!

В т о р о й ж и т е л ь. Говорят, один знаменитый мудрец сказал: «Если становится невмоготу, оденьтесь в броню шутки — только так можно участвовать в битве жизни».

С у л т а н И б р а х и м (в зал). Так будем шуметь, греметь, шутить и петь!

Светает, слышится музыка.

В с е ж и т е л и (по знаку Ибрахима).

С у л т а н И б р а х и м (хватая за руку первого жителя).

(Жестом приглашает остальных присоединиться.)

В с е ж и т е л и (становятся в круг и начинают приплясывать).

С у л т а н И б р а х и м.

В с е ж и т е л и.

С у л т а н И б р а х и м.

В с е ж и т е л и.

С у л т а н И б р а х и м.

В с е ж и т е л и.

С у л т а н И б р а х и м.

В с е ж и т е л и.

С у л т а н И б р а х и м.

В с е ж и т е л и.

Покои султана Ибрахима. Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь ожидает падишаха. Входит с у л т а н И б р а х и м.

С у л т а н И б р а х и м. Ходжа, а не перестарался ли ты в своих заклинаниях? Мою душу жжет раскаленный вихрь желания. Оно выросло так внезапно, никак не могу его утолить. Я словно привязан к хвосту мчащегося во весь опор коня. Может быть, ты прочтешь другое заклинание, чтобы обуздать его?

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. Страсть соперничает со смертью, мой повелитель, ибо жить — это значит непрестанно мчаться наперегонки со смертью. Обуздать желание — все равно что отказаться от этой гонки.

С у л т а н И б р а х и м. Я не хочу от него отказываться, я хочу лишь немного остановиться, передохнуть, понять, что происходит.

Х о д ж а-з а к л и н а т е л ь. А если передышка превратится в полную остановку?

С у л т а н И б р а х и м. Да, конечно…

Входит М е х м е д-п а ш а, в каждой руке по собольей шубе. Его сопровождают д в е н е в о л ь н и ц ы, их лица закрыты покрывалами.

(Стремительно подходит к девушкам.) Откуда они прибыли, паша?

М е х м е д-п а ш а. Поглядите сами, мой повелитель. Стоит дотронуться до их кожи, как вы сразу поймете, откуда они.

С у л т а н И б р а х и м (приподнимает покрывало и гладит лица девушек). Я не знаю такой кожи… Неужели?..

Мехмед-паша утвердительно кивает, улыбается.

Браво, Мехмед-паша! Ты сослужил мне большую службу. Мой прежний Великий везир так и не дал мне познакомиться с англичанками.

М е х м е д-п а ш а. Мой повелитель, ваш раб Мустафа — испытанный воин. Может быть, поставить его во главе корпуса янычар?

С у л т а н И б р а х и м (увлечен девушками, не слушает его). Как хочешь, дядька… Делай как знаешь.

М е х м е д-п а ш а (протягивая шубы). Вот бесценные русские соболя, мой повелитель.

С у л т а н И б р а х и м (берет шубы). Этот мех напоминает женскую кожу. Молодец, паша, молодец! Вот это служба так служба! (Укутывает девушек в меха.) А теперь передай их главному евнуху. Скажи, чтобы он присоединил их к армии гарема, оказав все знаки почтения. Пусть включит их в число тех, кто назначен на эту ночь — сегодня мы с ними отправимся в великий поход… Как дела государства, уважаемый паша?

М е х м е д-п а ш а. Все в порядке, мой падишах! Ваша царственная душа может не тревожиться. Этот груз я несу сам.

С у л т а н И б р а х и м. Очень хорошо! Так передай, что сегодня ночью гарем должен быть наготове.

Мехмед-паша целует полу его одежды и выходит, уводя девушек.

Покои К ё с е м-с у л т а н. Вместе с ней Великий везир М е х м е д-п а ш а.

К ё с е м-с у л т а н. Вы ловко это устроили. Добившись назначения нашего Мустафы начальником корпуса янычар, вы оказали мне большую услугу.

М е х м е д-п а ш а. Моя султанша, для вашего раба Мехмеда служба вам — превыше всего.

К ё с е м-с у л т а н. Благодарю, эфенди. Повелитель даровал вам то, в чем мне отказал. С тех пор как он казнил своего прежнего Великого везира, он отказывает мне в любой просьбе. Так, значит, все свершилось благодаря двум невольницам и собольим шубам?..

М е х м е д-п а ш а. Да, моя султанша. Как только падишах прикоснулся к этим мягким вещицам, он и сам смягчился. И когда я спросил его, не назначить ли нам Мустафу начальником янычар, он даже не интересовался, о ком идет речь, и сразу согласился. Я безмерно счастлив и рад, моя султанша, что осуществил ваше желание.

К ё с е м-с у л т а н. В тот день, когда повелитель казнил прежнего Великого везира, он не знал, кому передать свою печать. Мы тотчас же подумали о вас и посоветовали ему.

М е х м е д-п а ш а. Я не забыл о том дне, моя султанша… Не забыл о том, кто моя истинная госпожа.

К ё с е м-с у л т а н (гордо). Знайте, паша, что мы весьма довольны вами. Если вы будете столь же усердны и далее, вы станете для нас еще более ценны. Но мы хотим чем-нибудь отплатить вам за вашу последнюю услугу. Бывший силяхтар падишаха и его любимец Юсуф-паша вот-вот вернется с Крита победителем, он завоевал крепость Ханья.

М е х м е д-п а ш а. Падишах его очень любит.

К ё с е м-с у л т а н. Юсуф — единственный человек, которому он полностью доверяет. И кроме того, он его любит. Такое доверие повелителя к Юсуфу опасно для вас, паша!

М е х м е д-п а ш а. Вы помогли мне поймать мою птицу счастья. Не подскажете ли, моя султанша, как ее удержать?

К ё с е м-с у л т а н. Юсуф-паша взял крепость без ограбления, так как она капитулировала. Значит, он возвращается в Стамбул с пустыми руками. А падишах любит не только раздавать богатые подарки, но и получать их. (Протягивает Великому везиру руку для поцелуя.)

М е х м е д-п а ш а (становясь на колени, целует ей руку). Позвольте вашему рабу Мехмеду всегда быть у вашего порога. Не отказывайте мне в этом, моя державная султанша!

Кёсем-султан кивает и улыбается. Мехмед-паша уходит.

К ё с е м-с у л т а н. Моими ли молитвами или с помощью Великого везира, но во главе корпуса янычар стал мой человек. И принц, который в будущем взойдет на престол, в моих руках. Правда, у кормила устроился этот проклятый ходжа-заклинатель… Да, пока народ и армия не восстали и не прикончили султанскую династию, нужно найти удобный способ, чтобы низложить Ибрахима. Иначе его внезапное падение может стать гибельным для всех нас. Принц еще мал, его мать тоже пока еще ребенок — сейчас они не будут высовываться из-под моего крылышка.

Входит Т у р х а н-с у л т а н.

Входи, дочь моя, входи. Как наш принц, здоров?

Т у р х а н-с у л т а н. Здоров, моя султанша, все хорошо, слава богу! Если бы он не был здоров, что было бы со мной?

К ё с е м-с у л т а н. Что с тобой, Турхан? Кто тебя огорчил?

Т у р х а н-с у л т а н. Кто же еще, как не отец моего сына, султанша? Он не проявляет ко мне никакого интереса.

К ё с е м-с у л т а н. Та первая ночь, Турхан, — то был праздник, который остался позади. Теперь ты одна из жен падишаха. Другими женами повелитель ведь тоже не интересуется: ни Мамуаззез, ни Диляшуб. А они тоже родили ему сыновей и дочерей.

Т у р х а н-с у л т а н. Это верно. Все его мысли заняты теперь одной Хюмашах!

К ё с е м-с у л т а н. Эта девушка оказалась настоящим дьяволом! Ведь она ни одной ночи еще не провела с повелителем.

Т у р х а н-с у л т а н. Она не хочет, моя султанша, а падишах ее не принуждает. Хюма сумела соблюсти себя и этим приобрела в глазах падишаха особую цену. Ваш сын идет навстречу малейшему ее желанию.

К ё с е м-с у л т а н. Не печалься, дочь моя. Ты мать старшего принца, твое положение прочно.

Т у р х а н-с у л т а н. Но меня тревожит еще и странное поведение падишаха — как-никак он мой муж, отец моего сына. А эти его забавы с шутом!

К ё с е м-с у л т а н. С шутом?

Т у р х а н-с у л т а н. Да. Шут входит в покои повелителя, как к себе домой. Падишах говорит ему: «Ты мой учитель, великий насмешник! Ты для меня значишь больше, чем Великий везир». Он переодевается в платье шута и по ночам выходит из дворца на улицу города. Я боюсь, как бы с ним чего-нибудь не случилось. (Собирается уходить.)

К ё с е м-с у л т а н. Не тревожься. Перед тем как лечь, проведай еще раз нашего принца, дочка!

Т у р х а н-с у л т а н. Будет исполнено, моя султанша. Да не разлучит меня бог с моим Мехмедом. (Выходит.)

К ё с е м-с у л т а н (про себя). Хюма, оказывается, не простая невольница, она находит в себе силы, чтобы сберечь себя. Надо с ней быть начеку. Интересно, почему Ибрахим не берет ее к себе на ложе? Что мешает ему в одну из своих бурных ночей крикнуть, чтобы привели Хюмашах?.. Может быть, это какая-то его новая фантазия? Хюма — не простушка, видно, она что-то замыслила. И старается завлечь падишаха в свои сети…

Покои падишаха. С у л т а н И б р а х и м и Х ю м а ш а х сидят на софе. Он не отрываясь смотрит на девушку, она глядит в сторону. Султан Ибрахим протягивает к ней руку, желая коснуться ее, но Хюмашах сохраняет полное равнодушие. Он со вздохом убирает руку. Хюмашах нюхает розу, затем подносит ее к лицу падишаха, тот жадно вдыхает запах цветка и тянется обнять Хюмашах. Она отстраняется и целует цветок. Султан Ибрахим хочет поцеловать Хюмашах, но девушка кокетливо отклоняет голову назад и подсовывает ему розу, тот растерянно целует цветок.

С у л т а н И б р а х и м. Ты так далеко от меня, а я стремлюсь только к тебе.

Х ю м а ш а х. Я и хочу, чтобы вы стремились только ко мне.

С у л т а н И б р а х и м. Тогда почему ты не признаешь прав за моей любовью? Почему не разрешаешь мне любить тебя?

Х ю м а ш а х (отклоняет голову). Могу ли я быть уверенной в постоянной любви моего господина?

С у л т а н И б р а х и м. Что же мешает тебе этому верить, моя Хюмашах?

Х ю м а ш а х. Я не хочу огорчать моего господина… (Быстро целует Ибрахима.)

С у л т а н И б р а х и м. Моя Хюмашах, кто не считает тебя султаншей, тот враг мне!

Х ю м а ш а х. Мой господин, я пока еще не султанша, я не родила вам детей.

С у л т а н И б р а х и м. Ты сама не хотела, Хюмашах. Скажи, что тебя тревожит?

Х ю м а ш а х. Ваши сестры не считают меня за человека. Когда они встречают меня в гареме, они всегда смеются надо мной, издеваются надо мной перед всеми невольницами, посылают меня с самыми низменными поручениями.

С у л т а н И б р а х и м (вспылив). Эй кто-нибудь, сюда!

Г л а в н ы й е в н у х (входя). Что прикажете, наш господин?

С у л т а н И б р а х и м (раздраженно). Позови сюда моих сестер! (Показывая на Хюмашах.) Я заставлю их прислуживать моей единственной султанше!

В дверях появляется К ё с е м-с у л т а н.

Х ю м а ш а х (просительно). Мой господин, будьте милостивы, простите на этот раз ваших сестер. Ваша родительница…

С у л т а н И б р а х и м (раздраженно). Ну и что — моя родительница, Хюмашах?

Х ю м а ш а х (нерешительно). Ваша родительница, мой господин…

С у л т а н И б р а х и м. Да что это такое, падишах я или нет?!

К ё с е м-с у л т а н (в ярости). Ты падишах, мой сын! Да, ты падишах! Вот только ведешь ты себя не как падишах! (Презрительно смотрит на Хюмашах.) Так что ты тут наговаривала падишаху, моему сыну, девка?

Хюмашах гордо молчит, смотрит на султана Ибрахима. У того дрожат руки, он с трудом сдерживается.

Тебя спрашиваю, коварная змея, отвечай!

С у л т а н И б р а х и м. Я заставлю сестер прислуживать моей султанше. Пусть узнают, каково издеваться над ней!

К ё с е м-с у л т а н. Ну и что с того, что они над ней насмехались? Они дочери падишаха, а она — рабыня, купленная на невольничьем рынке! Интересно, сколько детей она тебе родила, что стала твоей любимой женой? Ты забываешь обычаи рода Османов, мой сын!

С у л т а н И б р а х и м. Обычаи, порядки! Кто их устанавливал? Предки? Почему я должен жить по законам мертвецов? Разве я не могу делать что хочу?!

К ё с е м-с у л т а н. Можешь делать что хочешь, но только сообразуясь с этими законами.

С у л т а н И б р а х и м. Сообразуясь с законами, установленными мною! Привести сюда сестер, пусть прислуживают моей любимой жене!

Х ю м а ш а х (печально, осторожно). Мой господин…

К ё с е м-с у л т а н. Пока я жива, твои сестры не станут служить рабыне без роду и племени! Соберись с разумом, мой сын!

С у л т а н И б р а х и м. Вы говорите с царствующим падишахом, родительница, не забывайте об этом!

К ё с е м-с у л т а н. Царствующий падишах — мой родной сын, вы тоже не забывайте об этом, мой падишах!

С у л т а н И б р а х и м (поворачиваясь к ней спиной). Прикажите собрать ваши вещи, родительница. Вы переезжаете в летний дворец Искендера Челеби. Ваше присутствие в Топкапы стало слишком тяготить нас.

К ё с е м-с у л т а н (смущенно, но сохраняя достоинство). Я столько месяцев носила тебя во чреве, и это меня не тяготило. Когда твой брат хотел отдать тебя палачу, я преградила дорогу его ненависти, и это меня не тяготило. Когда ты упирался изо всех сил, не желая занять престол, я насильно сделала тебя падишахом, и это меня не тяготило. Так вот как ты решил отплатить мне за все, Ибрахим?

С у л т а н И б р а х и м. Мать не дает взаймы своему ребенку, родительница. Если она мать, то она просто дает. У вас же выходит, что вы все давали мне в долг, а теперь требуете довольно высокие проценты. Наше решение твердо, родительница, извольте немедленно приготовиться к отъезду.

К ё с е м-с у л т а н. Ну что ж, счастливо оставаться, Ибрахим! Кусаться ты выучился, вот уже и матери показываешь свои зубы. Конечно, твое солнце сейчас в зените, своим блеском оно слепит глаза, но помни, зенит — это начало заката. (С ненавистью смотрит на Ибрахима, на Хюмашах. Выходит.)

Х ю м а ш а х. Мой господин, не думаете ли вы, что пребывание вашей матери вдали от вас более опасно, чем на ваших глазах?

Входят М е х м е д-п а ш а и Ю с у ф-п а ш а. Хюмашах удаляется.

С у л т а н И б р а х и м (поднимает припавшего к его ногам Юсуфа-пашу). Добро пожаловать, Юсуф, мы так соскучились по тебе.

Ю с у ф-п а ш а. Мой повелитель, от радости я не нахожу слов.

С у л т а н И б р а х и м. Я говорю «добро пожаловать» завоевателю крепости Ханья! Поздравляю тебя с успешными битвами, с победой!

М е х м е д-п а ш а. Юсуф-паша с честью выполнил свой долг, мой повелитель. Он указал венецианцам их место.

Ю с у ф-п а ш а. Если бы мне не чинили препятствий, мой падишах, я завоевал бы для вас весь Крит. (Бросает быстрый взгляд на Великого везира.)

Мехмед-паша встревожен.

С у л т а н И б р а х и м. Придет время, и ты это сделаешь! Сейчас ты должен отдохнуть. Мы вместе пообедаем сегодня и постараемся развеять нашу грусть.

Юсуф-паша целует полу его одежды и уходит.

Ты ведь любишь Юсуфа-пашу, не правда ли, дядька?

М е х м е д-п а ш а. Конечно, мой падишах. Он совершил великое дело.

С у л т а н И б р а х и м. Он совершил славное дело, дядька. Юсуф часто говорил мне, что, пока Крит находится в руках у венецианцев, он представляет большую угрозу для безопасности великой Османской державы. Этот остров — точно копье, направленное в нашу грудь.

М е х м е д-п а ш а. Юсуф-паша совершил великое дело, мои повелитель. Только…

Султан Ибрахим смотрит на него.

Он отпустил на волю неверных, что были в крепости. Тысячи наших воинов пали там. А сколько тысяч кошельков золота мы потратили на эту войну? Говорят, население Крита очень богато и на земле нет женщин, которые были бы красивее тамошних. А Юсуф-паша вернулся в Стамбул с пустыми руками. Он привез моему падишаху всего два каменных столба. Возможно, это неведомые нам драгоценности, но как он мог отпустить богатых купцов без всякого выкупа?

С у л т а н И б р а х и м (кричит). Позвать ко мне Юсуфа-пашу! (Про себя.) Может ли это быть? Как смел Юсуф так поступить?

Появляется Ю с у ф-п а ш а.

Отправляйся снова на Крит, Юсуф. Мы требуем, чтобы ты завоевал весь остров!

Ю с у ф-п а ш а (изумлен, смотрит то на него, то на Мехмеда-пашу). Слушаюсь вашего приказа, мой падишах, но для морского похода время сейчас неблагоприятное. Остров Крит нельзя завоевать зимой.

С у л т а н И б р а х и м. Ты считаешь, что сослужил нам службу. Ты потратил на этот поход огромные средства из моей казны. Так почему же ты отпустил без выкупа всех неверных?!

Ю с у ф-п а ш а. Да. Я потратил средства, но я взял огромную крепость. Я сохранил ее населению жизнь и честь, но сделал это ради сохранения вашей чести. Конечно, я мог бы всех предать мечу, мог бы пригнать сюда их девушек и женщин, но это было бы преступлением. Это было бы не завоевание, а разбой. Мой падишах, вы никогда не задумывались над тем, почему великая Османская держава нерушимо стоит столько сотен лет? Я сделал все, что было в моих силах, несмотря на предательство. Пусть другие ваши рабы послужат вам так, как я!

С у л т а н И б р а х и м. Пустые слова… Выполняй мой приказ.

Ю с у ф-п а ш а. Не время сейчас. Нельзя идти!

С у л т а н И б р а х и м. Я сказал тебе — отправляйся и покори весь Крит!

Ю с у ф-п а ш а. Мой падишах, Крит — это не корабль, и я не могу привести его на буксире за своей галерой. Но если вас так уж заинтересовал этот остров, может быть, вы проявите немного интереса и к тем людям, которые должны его завоевать? Мои воины подолгу голодали, ели траву. Я слал в Стамбул весть за вестью, просил у державы помощи — никакого ответа! Мои солдаты, отправившиеся на осаду крепости, сами превратились там в войско, осажденное нищетой. Может быть, паша Великий везир был так занят делами гарема, что не знал об этом? Или, может быть, всеми своими силами он помогал венецианцам?..

Султан Ибрахим смотрит на Великого везира.

М е х м е д-п а ш а (заикаясь). Клевета! Чудовищная ложь!

Ю с у ф-п а ш а. А хочешь, Великий везир, я расскажу о том, сколько тысяч золотых ты получил от венецианского посла, чтобы сначала помешать походу на Крит, а затем прервать его?

М е х м е д-п а ш а. Все это ложь, мой господин! Он ревнует вас ко мне! Он метит на мое место!

С у л т а н И б р а х и м. Отдай мою печать, негодяй! Юсуф не лжет! Он говорит правду, слишком много правды…

Великий везир достает из-за пазухи печать, целует ее и протягивает султану Ибрахиму.

(Взяв печать.) Это ты клевещешь на мое сердце, негодяй. Никогда я не марал его чувством привязанности к тебе. Тебя мне навязала моя мать. Убирайся! И чтоб никогда и духа твоего не было в моем дворце!

Великий везир уходит.

(Протягивает печать Юсуфу-паше.) Возьми, Юсуф. Ты единственный, кто достоин носить ее. Ты был моим силяхтаром, человеком, самым близким моему сердцу. Потом ты стал моим военачальником, покорил для меня крепости. Будь теперь моим Великим везиром, управляй моей державой.

Ю с у ф-п а ш а. Мой падишах, это слишком большая честь для вашего раба. Такой груз мне не по силам.

С у л т а н И б р а х и м. Снесешь, Юсуф, бери.

Ю с у ф-п а ш а. Нет, мой падишах, я не могу.

С у л т а н И б р а х и м (с протянутой рукой, не зная, как поступить, раздражается). Не хочешь?

Ю с у ф-п а ш а. Нет, мой повелитель.

С у л т а н И б р а х и м. Твой отказ — словно разверзшаяся передо мной пропасть. Ты разговариваешь, Юсуф, со мной так, будто в тебя вселился дух Кара Мустафы-паши.

Ю с у ф-п а ш а. Мой падишах, еще в ранней юности я мечтал стать таким государственным мужем, каким был он. И я не забыл, что Мустафа-паша был уничтожен без всякого на то основания.

С у л т а н И б р а х и м. На то я и падишах. Я могу уничтожить кого угодно и без всякой причины!

Ю с у ф-п а ш а. Быть падишахом — это не значит беспричинно губить людей.

С у л т а н И б р а х и м. Ну и что же, Юсуф, это значит?

Ю с у ф-п а ш а. Быть падишахом — это прежде всего видеть дальше стен гарема.

С у л т а н И б р а х и м (задыхаясь от гнева, поворачивается спиной к Юсуфу-паше). Начальник стражи!

В дверях появляется н а ч а л ь н и к с т р а ж и, ждет приказания.

Ю с у ф-п а ш а (кричит). Ну, что же ты? Вели удушить и меня! Может быть, тогда станешь еще больше похож на падишаха!

С у л т а н И б р а х и м (не оборачиваясь, начальнику стражи). Торопись, стражник! Либо его голова, либо твоя!

Начальник стражи уводит Юсуфа-пашу.

(Тяжело дышит, мечется взад и вперед.) Когда мне говорят «нет», я чувствую себя снова замурованным в моей темной келье.

Тихо входит Х ю м а ш а х.

(Подходит к ней, показывает печать.) Что мне делать с этим? Кого теперь назначить Великим везиром?

Х ю м а ш а х (берет печать). Пусть мой лев не тревожит свою сладостную душу. Среди ваших рабов есть один… его зовут Ахмед-паша. Никто лучше него не справится с этим делом. Успокойтесь, придите в себя, а я отошлю печать Ахмеду-паше.

Султан Ибрахим кивает в знак согласия. Хюмашах выходит.

С у л т а н И б р а х и м (один). Юсуф, мой Юсуф, твоя смерть тесным обручем сдавила мне сердце. Сам я не могу стать разящим мечом, а убиваю тех, кто служит мечом для меня. О горе, по каким неведомым законам я поступаю? (Кричит.) Скорее ко мне главного евнуха!

Входит г л а в н ы й е в н у х, в испуге и смятении простирается на полу.

Поднять на ноги весь гарем, осветить его. Пусть в моем дворце сегодня ночью не спит ни одна душа. Созвать всех мальчишек-танцовщиков и цыганок-плясуний со всего Стамбула. Пусть течет красное как кровь вино. Пусть музыканты заглушат звучащие во мне темные голоса. Сегодняшнюю ночь мы отдадим наслаждениям. В этой великой смерти нас может утешить только великое веселье.

Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Комната в летнем дворце Искендера Челеби. К ё с е м-с у л т а н и начальник корпуса янычар М у с т а ф а. Лицо Кёсем-султан закрыто черной вуалью.

К ё с е м-с у л т а н. Тысячерукое, тысяченогое безумие пляшет под музыку крушения во дворце Топкапы. Того и гляди, корабль державы канет в пучину небытия. Нужно действовать, Мустафа, не то вспыхнет мятеж!

М у с т а ф а-а г а. Мы понимаем, султанша, в какие руки попал руль управления государством. Все дальновидные начальники корпуса янычар — Бекташ, Муслихиддин, Кара Мурад — часто приходят ко мне, чтобы обсудить пути спасения. Новый Великий везир Ахмед-паша по части подхалимства далеко превзошел Мехмеда-пашу; всеми силами он потакает страстям падишаха. Возглавить наше дело должен кто-нибудь из царствующей династии. Мы ждем только знака, моя султанша, только знака. Но мы не хотим, чтобы во время будущих событий пролилась кровь.

К ё с е м-с у л т а н. Дело не только в том, чтобы заменить Великого везира, Мустафа-ага. Какой толк в замене щипцов, если их держит та же рука. Но султан Ибрахим — мой сын, и я никогда не соглашусь, чтобы ему причинили вред. Хоть он и выслал меня из дворца Топкапы, и забыл, что я возвела его на престол, сделала падишахом!..

М у с т а ф а-а г а. Нет, дело не зайдет так далеко. Это было бы ударом и для всех нас.

К ё с е м-с у л т а н. Ваша преданность — моя главная опора. Государство и власть держатся только на вас; вы имеете право и возвышать и низвергать. В наших глазах и в нашем сердце вы, наш отважный Мустафа-ага, занимаете самое почетное место.

М у с т а ф а-а г а. Моя султанша, вы осыпаете почестями своего ничтожного раба. Знайте, что моя жизнь целиком принадлежит вам.

К ё с е м-с у л т а н. Я не хочу, чтобы жизнь падишаха подвергалась угрозе, ведь он как-никак частица меня. Но он привык жить в заточении… А его место займет его родной сын. Правда, принц совсем еще ребенок, как, впрочем, и его мать…

М у с т а ф а-а г а (перебивая). Но есть же вы, наша султанша? Ваш богатый опыт возместит недостатки принца и его матери. Так думаем мы, начальники корпуса янычар.

К ё с е м-с у л т а н. Спасибо вам. Теперь слушай: падишах прислал мне подарки и умоляет простить его. Он, мол, очень стосковался по матери, хочет видеть меня в своем дворце. Сегодня я возвращаюсь в Топкапы.

М у с т а ф а-а г а. Как мы отныне будем поддерживать связь, моя султанша?

К ё с е м-с у л т а н. Я найду какой-нибудь способ, Мустафа-ага. Обо всем, что происходит, вы будете извещены. Я возвращаюсь в Топкапы очень кстати. В день великого события кто-нибудь из нас обязательно должен быть по дворце. Кажется, на языке воинов это называется захватить крепость изнутри, не так ли?

М у с т а ф а-а г а. Моя мысль плетется пешком, в то время как ваша летит соколом, моя султанша.

К ё с е м-с у л т а н. Я подолью масла в огонь, зажженный падишахом. Затем мы вместе погасим пожар, сумейте только подоспеть вовремя. Скоро за мной придут, не нужно, Мустафа-ага, чтобы тебя видели здесь.

М у с т а ф а-а г а (целуя ее руку). Моя султанша, войско будет ждать вашего знака.

К ё с е м-с у л т а н. Само безумие падишаха станет знаком. Доброго пути, Мустафа-ага.

Мустафа-ага уходит.

Ну, теперь корпус янычар у меня в руках! Нужно бы еще заручиться поддержкой сипахи[54], не то придется держать еще один фронт. (Воодушевленно.) Я нападу на врага с его самой слабой стороны! Ты позвал меня, Ибрахим, — значит, ты меня боишься. Теперь ты не что иное, как плод, созревший на дереве безумия: стоит чуть покачать его, и ты упадешь. Я же сотрясу это дерево до самых корней, и ты свалишься с него вместе со своей возлюбленной! Вам слишком тяжело было переносить мое присутствие в Топкапы. Но моя ненависть, Ибрахим, пострашнее! Я уничтожу все препятствия на своем пути к власти, не посмотрю ни на что, ни на кого! (Выпрямляется на софе, словно на троне.) Повсюду в этой стране, с востока до запада и с севера до юга, только мои приказы будут иметь силу, только мои! (Воображаемому Великому везиру.) Паша Великий везир! Прикажи раздать моим слугам-янычарам такие богатые награды, каких не давал еще ни один падишах. (Радостно.) Хорошо, паша, хорошо. Эти французские шелка, индийский кашемир, жемчужные ожерелья, перстни с яхонтами, браслеты с изумрудами — все дары из семи поясов земли[55] и четырех сторон света сложить в моей сокровищнице! (Недовольно.) Послушай, паша! Все страны шлют нам свои дары, только иранский шах не вспоминает о нас. Уж не считает ли он, что его солнце светит ярче, чем наше? Двинуть войска на восток! Паша Великий везир, мы недовольны также губернатором Египта. Он не присылает налоги вовремя. На его место следует назначить более способного, более деятельного человека! Плохо справляется с делами и бейлербей Румелии. Босния окружена врагами. Немедленно принять меры! И впредь как во внутренних, так и во внешних делах государства диван не смеет принимать никаких решений, не посоветовавшись со мной! (Забывшись, протягивает руку для поцелуя воображаемому Великому везиру.)

Слышатся шаги.

(Опомнившись.) Ну, старая Кёсем, желаю тебе счастья! Говорила ты долго — пусть так же долго длится и твоя власть. (Выходит твердыми шагами.)

Спальня султана Ибрахима, он в постели.

С у л т а н И б р а х и м (соскакивает на пол, едва держится на ногах, глаза блуждают). Эй, главный евнух! Где ты, оскопленный пес? Мор, что ли, в гареме, почему никто не идет?! Почему не слушаются моих приказов? Падишах я или нет? (Выбегает за дверь. И тут же втаскивает в спальню проходившую по коридору невольницу.) Твоя очередь, девушка? Откуда ты явилась — из аравийских степей или с Кавказа? Провалиться бы в преисподнюю этим холодным англичанкам, кто сравнится с моими черкешенками!

Н е в о л ь н и ц а (в страхе). Я не черкешенка, мой господин, и очередь не моя!

С у л т а н И б р а х и м (тащит девушку к постели). Ну, все равно!

Девушка вырывается и убегает. Ибрахим как коршун бросается за ней вслед. Из коридора слышится крик девушки, затем наступает тишина.

Г л а в н ы й е в н у х и х о д ж а-з а к л и н а т е л ь с трудом втаскивают с у л т а н а И б р а х и м а в спальню и укладывают в постель. Он в полубессознательном состоянии. Ходжа-заклинатель выходит.

С у л т а н И б р а х и м (стонет). Хюмашах! Хюмашах!.. Хюмашах…

Входит Х ю м а ш а х.

Г л а в н ы й е в н у х (встречает ее в дверях). Наш господин бредит вами, султанша.

Х ю м а ш а х (гневно). А ты впредь крепче привязывай этих распаленных кобылиц! Да скажи проклятому ходже-заклинателю, чтобы немедленно собирал свое барахло и выкатывался прочь из дворца.

Главный евнух кланяется и выходит.

С у л т а н И б р а х и м (стонет). Хюмашах! Хюмашах! Хюмашах!

Х ю м а ш а х (медленно раздевается). На мою долю выпало укротить его безумие.

На сцене ж и т е л и С т а м б у л а.

Ч е т в е р т ы й ж и т е л ь. Душа моя любезная, что ты хочешь? Человека насильно сделали падишахом, вот он и мстит окружающим.

В т о р о й ж и т е л ь. Не знаешь, смеяться тут или плакать.

Т р е т и й ж и т е л ь (отбивая ногой такт).

П е р в ы й ж и т е л ь (так же).

В т о р о й ж и т е л ь. Правду говорил шут — что означают эти безумные поступки падишаха?

П е р в ы й ж и т е л ь (поддразнивая четвертого жителя). Падишах-то один, а всему господин!

Ч е т в е р т ы й ж и т е л ь. Чепуха все это! Падишах — это всего лишь падишах!

Т р е т и й ж и т е л ь. Да что он, бог, этот султан Ибрахим?

Ч е т в е р т ы й ж и т е л ь. Я думаю, и на него найдется управа!

С у л т а н И б р а х и м и Х ю м а ш а х, она в собольей шубе.

С у л т а н И б р а х и м. Моя Хюмашах, после ночи страсти утром я еще сильней стремлюсь к тебе, как корабль стремится к гавани после долгой качки в открытом море.

Х ю м а ш а х. Этой ночью страсть бушевала уж слишком яростно. Когда корабль входил в гавань, его корпус был подпорчен, а паруса — сплошь в дырах.

С у л т а н И б р а х и м. Хорошо, что ты прогнала ходжу-заклинателя. Он превратил мое желание в такого зверя, который мог пожрать меня.

Х ю м а ш а х. Ходжа-заклинатель понимал, что для него это единственный способ оставаться во дворце. В этой конюшне Топкапы! Надоело мне здесь, мой господин!

С у л т а н И б р а х и м. Не сердись, моя Хюмашах, я построю для тебя новый дворец. Он будет разукрашен, как сказочный чертог.

Х ю м а ш а х (насмешливо). А хватит ли средств у вас в казне, чтобы построить этот сказочный чертог?

С у л т а н И б р а х и м. Моя держава — самая великая в мире. На меня работает население трех частей света. Моя Хюмашах, может быть, тебе надоел не дворец, а я? Может быть, ты устала от моей любви, она не нужна тебе?

Х ю м а ш а х. Если падишах лишит меня своей любви, моя красота превратится в сад без садовника.

С у л т а н И б р а х и м. Казна моей матери не уступает моей. Я уверен, что она поможет мне в постройке дворца.

Х ю м а ш а х. Хорошо, что ваша матушка возвращается. Мне было тревожно, когда она находилась вдали от вас.

С у л т а н И б р а х и м. Почему? Ведь она моя мать, она сделала меня падишахом, и она знает, как я люблю тебя.

Х ю м а ш а х. Вы никогда не думали о том, что ее могущество очень велико, если она сумела сделать вас падишахом?

Входит К ё с е м-с у л т а н.

К ё с е м-с у л т а н (с деланной радостью). Благодарю бога за то, что он дал мне дожить до этого дня!

С у л т а н И б р а х и м (припадая к руке матери). Добро пожаловать к нам, матушка! Только что мы с Хюмашах говорили о тебе.

Х ю м а ш а х (целуя руки Кёсем-султан). Добро пожаловать, моя султанша, вы принесли нам счастье!

К ё с е м-с у л т а н. Здравствуй, моя Хюмашах-султан. Какая радость для меня снова видеть вас вместе!

Х ю м а ш а х. Я была бы счастлива еще больше, если бы вы сказали мне не «Хюмашах-султан», а «дочь моя».

К ё с е м-с у л т а н (целуя Хюмашах). Когда я вижу твою несравненную красоту, моя птичка, мне хочется назвать тебя только так:, «султан»!

Хюмашах встревожена.

С у л т а н И б р а х и м (радостно). Правда, матушка? Не только у меня в гареме, но и во всей империи не найдется женщины более прекрасной, чем твоя невестка!

К ё с е м-с у л т а н. Ее красота достойна великолепия падишаха, моего сына.

Х ю м а ш а х. Она взращена вами, моя султанша.

К ё с е м-с у л т а н (улыбнувшись Хюмашах, Ибрахиму). Говорят, враг вступил в Боснию, захватил крепость Клис и осадил другие наши крепости.

С у л т а н И б р а х и м. Враг захватил не Клис, матушка, а килисе, христианскую церковь. Так сказал мне Великий везир Ахмед-паша.

К ё с е м-с у л т а н. А-а-а… Если только церковь, то не беда.

С у л т а н И б р а х и м. Матушка, я хочу построить для Хюмашах такой дворец, чтобы перед ним померкли все сказочные дворцы.

К ё с е м-с у л т а н. Мой державный сын, что бы ты ни сделал для нее, все будет мало. Говорят, венецианцы закрыли Дарданелльский пролив. Наш флот не может выйти из Мраморного моря, и наша армия, которая сражается на Крите, осталась без помощи.

С у л т а н И б р а х и м. Матушка, Великий везир говорит, что Дарданеллы отсюда в месяце пути.

К ё с е м-с у л т а н. Ах вот как…

С у л т а н И б р а х и м. В этом дворце будут двери литого золота, украшенные изумрудами, яхонтами, топазами!

К ё с е м-с у л т а н. Этого мало. Хорошо бы все покои устлать соболями. Я отдам тебе все свои соболя.

С у л т а н И б р а х и м (гладя соболью шубу). Ну, что, Хюмашах, говорил я тебе, что матушка меня любит и будет любить того, кого я люблю?

К ё с е м-с у л т а н (снимает с себя ожерелье и надевает его на Хюмашах). Это самый дорогой подарок моего отца, такого ожерелья нет ни в одной сокровищнице! (Гладит Хюмашах по шее, та вздрагивает.) У тебя лебединая шея, моя дочь-султанша, такая нежная, такая белая, такая горделивая!

Х ю м а ш а х (тревожно). Гордая вашей любовью, моя султанша.

С у л т а н И б р а х и м. Как ты считаешь, матушка, хватит в моей казне средств, чтобы построить дворец для Хюмашах?

К ё с е м-с у л т а н. Как может не хватить средств для постройки дворца в самой богатой казне на свете? Мой державный сын, у тебя миллионы подданных, они трудятся для того, чтобы ты царствовал. Если не хватит золота и серебра в казне, вели собрать налог со своих подданных, потребуй соболей со всех купцов, пашей и начальников янычар!

С у л т а н И б р а х и м. Понятно! Позвать сюда главного евнуха!

Входит г л а в н ы й е в н у х.

Передай мой указ Великому везиру Ахмеду-паше: «Во всех домах и лавках Стамбула собрать все соболя. Богатые горожане, ростовщики, менялы, торговцы, паши, начальники янычар, весь ремесленный люд, памятуя о том, что их имущество является собственностью падишаха, половину его должны принести падишаху в дар». С богом! Ступай скорей, и пусть Великий везир действует еще скорее!

Главный евнух выходит.

Х ю м а ш а х (встревоженно). Мой господин. Не слишком ли это…

К ё с е м-с у л т а н (прерывая). Что значит — слишком, моя дочь-султанша! Падишах должен жить как падишах, а султанша — как султанша!

Входит ш у т.

Ш у т (читает какую-то бумагу). Мой державный, милостивый, милосердный господин…

С у л т а н И б р а х и м (с воодушевлением). А, великий насмешник! Иди, иди сюда, мой учитель!

Хюмашах смущенно смотрит на Кёсем-султан.

К ё с е м-с у л т а н. Смех — хорошее дело, моя дочь-султанша, от смеха сердце у человека добреет.

С у л т а н И б р а х и м. Сколько дней мы были лишены твоих острот! Что это у тебя, досточтимый?

Ш у т. Прошение ваших беззащитных рабов-подхалимов, мой падишах. (Читает.) «Каждый год, когда наступает священный рамазан, мы по приглашению и без приглашения ходим на вечерние трапезы. За столом у духовенства, сановников и вельмож мы едим и пьем всевозможные яства и напитки: шербет и сласти, варенья, печенья, халву, баклаву и прочее».

С у л т а н И б р а х и м. О! Приятного им аппетита! О чем же им еще просить?

Ш у т (продолжает). «…и сверх того нас ублажают кофе и табаком. Но…» (Останавливается и смотрит на Ибрахима.)

С у л т а н И б р а х и м. Гм-гм, теперь музыка переменилась.

Х ю м а ш а х (подходит к Кёсем). Моя султанша, прошу вас пожаловать сегодня ко мне на ужин, я хотела бы снова иметь честь служить вам.

К ё с е м-с у л т а н. Боюсь затруднить вас, моя дочь-султанша!

Х ю м а ш а х. Для меня это будет большой радостью, моя султанша.

Ш у т (читает). «Но среди нас попадаются невежи, которые поступают вопреки правилам благовоспитанности и принижают уровень благородной и очень древней профессии подхалимов. Если подхалимство не будет следовать твердым правилам, нам всем грозит смерть от голода».

Все смеются.

С у л т а н И б р а х и м. Когда же возникла эта профессия, великий насмешник?

Ш у т. Как только среди людей возникло разделение на верх и низ, мой падишах. Со временем подхалимство развивалось и рядилось в разные одежды, а в наши дни в нашей стране эта профессия достигла своей вершины.

С у л т а н И б р а х и м. Чем же заняты подхалимы у меня в стране?

Ш у т. Мой падишах, подхалимство — это гигантское, искусно сделанное зеркало для знатных людей, они тянутся к нему со всеми своими деньгами. Облекая жалкую сущность человека в пышный наряд славословия, подхалим делает его значительным в его собственных глазах.

С у л т а н И б р а х и м. Гмм… Значит, они делают довольно нужное дело. Да разве есть на земле хоть один человек, который мог бы примириться сам с собой без таких ложных свидетелей? Продолжай, великий насмешник!

Ш у т (читает). «Мы просим, нижайше кланяясь, чтобы эта славная профессия была подчинена твердым правилам, чтобы нарушители их были изгнаны из нашей среды, чтобы нашим старостой был назначен Шакир-ага, чьи манеры признаны всеми нами, чтобы ему было пожаловано письменное свидетельство, удостоверяющее его высокий чин. Право повелевать и указывать принадлежит его величеству, нашему державному и милостивому султану».

С у л т а н И б р а х и м (смеясь). Ай да великий насмешник! Прошение его товарищей…

Ш у т (перебивая его, гордо). Мой падишах! Смешивая шута с подхалимом, вы оскорбляете самое высокое из ремесел. Сколько раз вы называли меня своим учителем? Я думал, что вы глубоко постигли тайну этого искусства. (Помолчав.) Когда на пороге разума свой лагерь разбивает безумие, в страхе бегут от вас мысли и сон. (Смотрит на падишаха.)

С у л т а н И б р а х и м (задумчиво). И что тогда?

Ш у т. Тогда смех, разбуженный мною в тайниках вашей души, помогает вам переносить странный лик действительности.

С у л т а н И б р а х и м. Мой учитель, я не хотел обидеть тебя. Посмеши нас еще немножко… Знаешь, пожалуй, мы удовлетворим просьбу наших подданных-подхалимов.

Ш у т (принимая величественный вид, громоподобным голосом). Если среди вас есть трусы, пусть вернутся в объятия своих баб! Я один выйду навстречу грозной армии шаха Исмаила[56]!

С у л т а н И б р а х и м (хохоча). Браво, султан Селим, тысячу раз браво!

Хюмашах в смущении смотрит на Кёсем-султан.

К ё с е м-с у л т а н (улыбаясь). Шут прекрасно изобразил величественность Селима Грозного.

С у л т а н И б р а х и м (покатываясь со смеху). Правда, матушка, правда? Еще, учитель, еще!

Ш у т (меняя выражение). Если хоть один волосок в моей бороде будет знать мою тайну, я вырву его!

С у л т а н И б р а х и м (удивленно). А это кто?

Ш у т (с тем же выражением, но воодушевленно). В атаку, мои воины, в атаку! Наше знамя развевается на городских стенах! Стамбул уже наш!

С у л т а н И б р а х и м. Да здравствует султан Мехмед Завоеватель! Да здравствует тысячу раз! Помилуй, великий насмешник, сколько людей в тебе одном! То ты был султаном Селимом, то — султаном Мехмедом, откуда это в тебе, учитель?

Ш у т. Что от одной матери, мой повелитель, а что — от другой.

Все смеются.

С у л т а н И б р а х и м. Ах, мой любимый учитель, ты очень насмешил меня сегодня! Во время твоего представления я подумал, что ты можешь стать несравненным военачальником. Я назначаю тебя начальником корпуса янычар. Немедленно приступай к своим новым обязанностям.

Ш у т (смеясь). Вы отобьете у меня мое ремесло, мой повелитель! Как быстро вы совершенствуетесь в этом искусстве!

С у л т а н И б р а х и м (твердо). Я не шучу, великий насмешник! Сейчас же приступай к своим новым обязанностям!

Ш у т (в ужасе, припадая к ногам Ибрахима). Пощадите, мой падишах, освободите меня от этой милости! Как может шут стать начальником корпуса янычар?

С у л т а н И б р а х и м. А почему бы и нет! Если я так хочу!

Ш у т (умоляя). Ваши рабы янычары разорвут меня на куски, мой повелитель! (Падает на колени.)

С у л т а н И б р а х и м (разгневанно). Пусть только посмеют! Падишах я или не падишах! Что, я не могу назначить начальником корпуса янычар того, кого желаю? Скажите, матушка, могу или нет?

К ё с е м-с у л т а н. Могущество падишаха не знает границ, его воля священна. Кто смеет идти против нее?

Х ю м а ш а х (обеспокоенно). Мой господин, ваши рабы янычары возмутятся.

С у л т а н И б р а х и м (вспыхивая). Что это значит! Разве я не падишах? Могу сделать кого пожелаю не только начальником корпуса янычар, но даже самим падишахом! Ведь так, матушка?

К ё с е м-с у л т а н. Падишах — подобие бога на земле.

С у л т а н И б р а х и м (пиная ногой шута). Вставай, собака! Приступай к своим обязанностям! Отныне ты отвечаешь за корпус янычар!

Шут выходит.

Х ю м а ш а х (в тревоге). Мой господин, мой господин!

С у л т а н И б р а х и м. Кого захочу, того и сделаю падишахом! (Смотрит в лицо Хюмашах, странно смеется.) Да, кого захочу… Вот тебя, Хюмашах, тебя! Принести трон из зала приемов!

Х ю м а ш а х. Что вы задумали, господин мой? Не нужно… (Беспомощно смотрит на Кёсем, словно умоляя ее вмешаться.)

Кёсем улыбается.

С у л т а н И б р а х и м (обеими руками гладит лицо Хюмашах). Всякая красота стремится воздвигнуть для себя трон, Хюмашах. Моя любовь и мое безграничное могущество даруют трон тебе.

Х ю м а ш а х. Мне достаточно быть в вашем сердце, мой господин! Разве можно переносить трон из зала приемов в личные покои?

Г л а в н ы й е в н у х и н е с к о л ь к о п р и д в о р н ы х приносят трон.

С у л т а н И б р а х и м. А, вот и принесли! Стоило мне захотеть… (Держит за руку Хюмашах. Главному евнуху.) Позвать сюда всех, кто там есть! Властелин должен видеть своих подданных, а подданные — своего властелина.

Главный евнух выходит и возвращается с придворными. Ибрахим подводит Хюмашах к трону, она выжидательно смотрит на Кёсем-султан, надеясь на помощь.

К ё с е м-с у л т а н (наклоняет голову, улыбаясь). Красота должна царствовать, моя султанша!

Х ю м а ш а х (умоляя). Мой господин, мой господин! Это ваш престол, пока вы на нем, мы властвуем оба. Но если престол займет кто-нибудь, кроме султана Ибрахима, пусть даже я… О мой господин, мой господин!

С у л т а н И б р а х и м (усадив Хюмашах на трон, показывает на нее). Вот доказательство моей падишахской власти. Кланяйтесь все!..

Все в замешательстве и страхе, переглядываясь, медленно склоняются. Хюмашах горестно смотрит на Кёсем-султан, пытается сойти с трона. Кёсем-султан, улыбаясь, склоняется до земли.

Х ю м а ш а х. Позвольте, мой господин, я сойду с трона, вы вознесли меня на очень опасную высоту!

С у л т а н И б р а х и м (склоняясь до земли). Наконец ты над всеми. Одна ты. А я с моей любовью остаюсь у твоих ног.

Свет на левой стороне сцены. Ж и т е л и С т а м б у л а.

П е р в ы й ж и т е л ь. Кто о троне позабыл, тот и счастье упустил!

Т р е т и й ж и т е л ь. Потребовал в дар половину нашего имущества!

Ч е т в е р т ы й ж и т е л ь. Чтобы построить дворец своей наложнице.

П е р в ы й ж и т е л ь (гасит ногой окурок, брошенный вторым жителем). Эй, будь осторожнее, не забывай гасить окурки, когда куришь табак! Того и гляди, вспыхнет пожар, справлять тогда бродягам красный праздник!

В т о р о й ж и т е л ь. К тому же пожарные оберегают от огня только богатые дворцы, крыши бедных домов и не думают поливать водой, а это все равно что раздувать пожар, а не бороться с ним.

Т р е т и й ж и т е л ь. За весь день я не продал и десяти блюд плова, а ведь я должен кормить семью в шесть ртов! Он, видишь ли, потребовал в дар половину моего имущества. Да я и так еле свожу концы с концами, султан Ибрахим!

Ч е т в е р т ы й ж и т е л ь. У меня две комнатенки. Забери одну к себе в Топкапы, чтобы твой дворец стал побольше, султан Ибрахим.

В т о р о й ж и т е л ь. Вообще откуда у меня могут быть соболя, стамбульцы?

В с е ж и т е л и. Да, откуда у нас соболя?

П е р в ы й ж и т е л ь. Кто о троне позабыл, тот и счастье упустил. Ну погоди же, султан Ибрахим, ну погоди!

В т о р о й ж и т е л ь. Говорят, он силой усадил на трон свою возлюбленную.

Ч е т в е р т ы й ж и т е л ь. Да его и самого падишахом сделали силой. Дворец Топкапы в угаре развлечений. Не значит ли это, что дело идет к концу!

П е р в ы й ж и т е л ь. Эх, был бы здесь сейчас тот шут, уж он изобразил бы нам все в лицах.

В т о р о й ж и т е л ь (отбивая такт).

В с е ж и т е л и (так же). Да, да, да!

Освещается правая сторона сцены. Начальники корпуса янычар М у с т а ф а-а г а, М у с л и х и д д и н-а г а, К а р а М у р а д-а г а и Б е к т а ш-а г а.

К а р а М у р а д-а г а. Чего мы ждем? Корабль идет к гибели! Он потребовал в дар себе половину нашего имущества, да еще сказал: пусть помнят, что оно все принадлежит ему. Венецианцы заперли Дарданеллы, не выпускают наш флот, а он только твердит, что Дарданеллы в месяце пути отсюда!

Б е к т а ш-а г а. В Боснии враг захватил крепость Клис, а падишах уверен, что захватили килисе.

К а р а М у р а д-а г а. А наши войска на Крите — они идут на осаду крепостей голодные и раздетые! Скажи, Мустафа-ага, когда же мы получим знак от султанши-матери?

М у с т а ф а-а г а. Само безумие султана станет знаком. Так сказала султанша-мать, господа.

Сцена освещается слева. Жители Стамбула.

П е р в ы й ж и т е л ь. Для постройки дворца Хюмашах требуется золото, изумруды, яхонты и соболя. Откуда у нас могут быть изумруды, яхонты и соболя!

В с е ж и т е л и. Откуда?..

П е р в ы й ж и т е л ь. Ох, султан Ибрахим…

В с е ж и т е л и. Ох, султан Ибрахим…

Сцена освещается справа. Начальники корпуса янычар.

К а р а М у р а д-а г а (кричит вслед кому-то). Падишах требует две собольи шубы и двести мискалей[57] амбры! Да за кого он нас принимает? Наш корпус — не лавка меховщика, мы — воины! Мы только понаслышке знаем про соболей и про амбру. А что до денег, то мы их берем в долг и тут же тратим. У нас, кроме ружей, пороха, свинцовых пуль, ничего нет! Так и знайте! (Поворачиваясь к другим начальникам.) Разве это не знак, которого мы так ждем?..

Мустафа-ага молчит.

Сцена освещается слева. Жители Стамбула.

П е р в ы й ж и т е л ь. Кто о троне позабыл, тот и счастье упустил.

В с е ж и т е л и. Тот и счастье упустил, тот и счастье упустил!

П е р в ы й ж и т е л ь. Ох, султан Ибрахим…

В с е ж и т е л и. Ох, султан Ибрахим…

Сцена освещается справа. Начальники корпуса янычар.

Б е к т а ш-а г а (гневно). Шут — начальник корпуса янычар!

М у с л и х и д д и н-а г а. Бедняга будто бы плакал, просил пощадить его, говорил: «Ваши рабы янычары разорвут меня на куски, мой повелитель!»

К а р а М у р а д-а г а. А ведь и верно, разорвут его рабы янычары, разорвут (Мустафе-ага.) Что скажешь, может, это знак?

Мустафа-ага молчит.

Сцена освещается слева. Жители Стамбула.

П е р в ы й ж и т е л ь (вспоминая). Нет, верно говорил тот шут: «Да что он, бог, этот султан Ибрахим? Я думаю, и для него должны быть границы!»

В с е ж и т е л и. И для него должны быть границы!

Сцена освещается справа. Начальники корпуса янычар.

М у с л и х и д д и н-а г а. Все пошло кувырком! Все рушится! Султан Ибрахим велел принести из зала приемов трон Османов и усадил на него свою возлюбленную!

Сцена освещается слева. Жители Стамбула.

П е р в ы й ж и т е л ь. Кто о троне позабыл, тот и счастье упустил!

В с е ж и т е л и. Тот и счастье упустил!

Освещается также правая часть сцены.

М у с т а ф а-а г а. Кто о троне позабыл, тот и счастье упустил!

М у с л и х и д д и н-а г а, Б е к т а ш-а г а, К а р а М у р а д-а г а. Тот и счастье упустил!

П е р в ы й ж и т е л ь. Да что он, бог, этот султан Ибрахим? Я думаю, и для него должны быть границы!

В с е ж и т е л и (приближаясь к начальникам янычар). И для него должны быть границы!

М у с т а ф а-а г а. Да что он, бог, этот султан Ибрахим? Я думаю, и на него найдется управа!

М у с л и х и д д и н-а г а, Б е к т а ш-а г а, К а р а М у р а д-а г а. И на него найдется управа!

Ж и т е л и С т а м б у л а и н а ч а л ь н и к и к о р п у с а я н ы ч а р. И на него найдется управа!

Покои султана Ибрахима, он один.

С у л т а н И б р а х и м (прислушиваясь). Что это за крики? Что случилось? Здесь надежнее, чем в любой крепости. Я приказал, чтобы дворцовая стража и все обитатели дворца вооружились ружьями и саблями. Если попытаются сюда ворваться, я прикажу их всех уничтожить! Но шум все ближе…

Г л а в н ы й е в н у х входит с испуганным видом.

(Хватает его.) Чтобы все замолкло! Разве мои приказы в моем дворце больше не исполняются?

Г л а в н ы й е в н у х (задыхаясь). Начальник стражи открыл внешние ворота. Во двор ворвались тысячи янычар. Они кричат: «Аллах велик!»

Слышны приближающиеся возгласы «Аллах велик!».

С у л т а н И б р а х и м (отрывисто). Как же начальник стражи мог открыть ворота? По чьему приказу?

Г л а в н ы й е в н у х. По приказу вашей родительницы Кёсем-султан, мой господин. Она пришла к начальнику стражи и сказала: «Откройте ворота, рабы хотят видеть своего нового падишаха. Нельзя становиться между падишахом и его подданными».

С у л т а н И б р а х и м. Ах, я удалил ее из дворца, и она стала моим врагом. Вернул ее во дворец, и теперь он стал для меня опасным. А ведь она моя мать, моя родная мать… Она сказала: «Новый падишах»?

Г л а в н ы й е в н у х. Говорят, хотят возвести на престол принца Мехмеда, мой господин.

С у л т а н И б р а х и м. До чего они дошли! Я выступлю против этих собак, со мной пойдут все обитатели дворца. Главный евнух выходит.

Входит Х ю м а ш а х.

Х ю м а ш а х (в тревоге). Они ворвались во второй двор, мой господин! Они продвигаются к Баб ус-сааде.

С у л т а н И б р а х и м. Собрать всех людей во дворце! Я уничтожу весь этот сброд!

Х ю м а ш а х. Все в страхе забились по своим углам, никого не найти…

Г л а в н ы й е в н у х (входя). Они прорвались в третий двор и вошли в Баб ус-сааде.

Голоса приближаются.

С у л т а н И б р а х и м. Почему обитатели дворца не защищают своего падишаха? Они столько лет едят мой хлеб!

Г л а в н ы й е в н у х. Во дворце живут тысяча людей, мой господин, но от страха все словно испарились.

С у л т а н И б р а х и м. Что делать? Неужели нельзя спастись?

Г л а в н ы й е в н у х. Мой господин, вспомните, как вы стали падишахом. Вы были единственным наследником престола Османов, поэтому вас и сделали падишахом даже против вашей воли.

С у л т а н И б р а х и м. Какая тут связь с моим спасением?

Г л а в н ы й е в н у х (колеблясь). Вы снова можете остаться единственным, кто имеет право на власть.

С у л т а н И б р а х и м. Как?..

Г л а в н ы й е в н у х. Если принцев…

С у л т а н И б р а х и м (отпрянув). Что? Моих сыновей?!

Х ю м а ш а х (подходит к Ибрахиму, боязливо обнимает его). Мой господин, у вас три сына, и могут быть еще три! А султан Ибрахим — один. Стоит ему исчезнуть, и второго такого не будет.

С у л т а н И б р а х и м. Не-е-т, не-е-ет!.. Они — мое бессмертие, моя будущая жизнь!

Г л а в н ы й е в н у х (прислушиваясь к голосам, доносящимся снаружи). Ворвались уже в четвертый двор, мой господин, скоро будут здесь!

Х ю м а ш а х (дрожа от страха). Решайтесь, мой господин, иначе будет поздно! Вот-вот они ворвутся сюда! Ваши сыновья в соседней комнате… (Трясет оцепеневшего Ибрахима.) Очнитесь, мой господин, опомнитесь…

Главный евнух исчезает.

Смотрите, смерть окружает нас со всех сторон.

Снаружи раздаются повторяемые хором и отчетливо различимые слова: «Да что он, бог, этот султан Ибрахим? И на него найдется управа!»

С у л т а н И б р а х и м (в ужасе). Со всех сторон доносятся мои собственные слова! Все против султана Ибрахима, все, все!.. (Помолчав.) С большим трудом мне удалось обрести какую-то веру в себя. Если бы я мог быть уверенным в себе, мое существование не ограничилось бы пределами дворца. Как мои великие предки, я стал бы властелином всей земли. Но я не сумел утвердить себя своей жизнью, теперь я сделаю это своей смертью. Я стану властелином своей смерти! Пусть угасает мое солнце, на моем небе новым созвездием засияют мои сыновья!

Медленно входят н а ч а л ь н и к к о р п у с а я н ы ч а р и ш е й х у л ь-и с л а м.

М у с т а ф а-а г а. Наша ярость, наши сабли — гибель для врага! Падишаху янычар — праведный слуга.

К а р а М у р а д-а г а, Б е к т а ш-а г а, М у с л и х и д д и н-а г а, ш е й х у л ь-и с л а м. Падишаху янычар — праведный слуга!

С у л т а н И б р а х и м (кричит). Как может быть падишахом маленький ребенок?

Ш е й х у л ь-и с л а м (читает фетву). «Наша религия запрещает управлять государством взрослому человеку, если его рассудок болен, но она допускает, чтобы государством управлял ребенок, рассудок которого нормален».

С у л т а н И б р а х и м (вспыхивая). Плевать мне на вас и на вашу фетву! Вы ворвались в мой дворец и посягаете на мою власть. Но вы не имеете права говорить о моем рассудке! Разве не вы, подлецы, рукоплескали мне в тот день, когда я стал падишахом? Разве не вы склонились передо мной? Отвечайте, бесстыжие псы, что — я разве не падишах? Не падишах? Не падишах?

Мятежники, окружив султана Ибрахима и Хюмашах, медленно ведут их к дверям.

С у л т а н И б р а х и м. Держава досталась мне от предков. Как вы смеете отбирать у меня право, признанное столетними законами? Разве я не падишах? Разве я не торжественно восходил на престол?

М у с т а ф а-а г а. Власть принадлежит тому, кто достоин власти.

К а р а М у р а д-а г а, Б е к т а ш-а г а, М у с л и х и д д и н-а г а. Власть принадлежит тому, кто достоин власти.

С у л т а н И б р а х и м (продолжает кричать). Разве я не падишах?

Его и Хюмашах окружают янычары и уводят.

Величественной поступью входит К ё с е м-с у л т а н, лицо ее закрыто черной шелковой вуалью. Начальники корпуса янычар приветствуют ее, склоняясь до земли.

К ё с е м-с у л т а н (с деланной скорбью в голосе). Как вы решились устроить этот мятеж? Ведь вы едите хлеб династии Османов.

Все в растерянности смотрят на Мустафу-ага.

М у с т а ф а-а г а (продолжая условленную игру). Вы правы, державная султанша. Нельзя использовать во внутренних делах государства силы, назначение которых противостоять врагам. Это значит начать раздор, междоусобицу в родной земле. Но, моя державная султанша, вы же сами знаете, что порядок в стране давно нарушен безумием падишаха.

К а р а М у р а д-а г а. Нашу армию на Крите уничтожают с одной стороны венецианцы, а с другой — голод и нищета. Но Стамбулу до этого нет дела!

Б е к т а ш-а г а. На всех границах оживились враги, потому что не видят в нас прежней грозной силы.

М у с л и х и д д и н-а г а. В стране все стало продажным, все ценности утрачены. Необходимо восстановить порядок в стране, моя султанша.

К ё с е м-с у л т а н. Восемь лет правил мой сын, и его безумие все нарастало. Однако никто из вас не проронил ни слова. Если бы вы попытались дать ему совет, возможно, он и сам положил бы конец своей власти. И вам не пришлось бы участвовать в этом мятеже.

Все, кроме Мустафы-ага, напуганы.

М у с т а ф а-а г а. Моя султанша, наш принц имеет право на престол, об этом говорится в фетве шейха уль-ислама.

Ш е й х у л ь-и с л а м (показывая фетву). Да, моя султанша!

К ё с е м-с у л т а н. Так вы настаиваете?

В с е (вместе). Да, султанша!

К ё с е м-с у л т а н. Иначе стране грозит распад и польется кровь?

В с е (вместе). Да, султанша!

К ё с е м-с у л т а н. Итак, вы хотите возвести на престол принца?

В с е (вместе). Да, султанша!

К ё с е м-с у л т а н. Того, что сделано, назад не воротишь. Пойду надену на невинного ребенка чалму и приведу его. Пусть установят трон перед Баб ус-сааде и приготовят все для церемонии. На это время ради осторожности как следует заприте комнату, в которой находится султан Ибрахим, наглухо закройте все окна, только в одном оставьте небольшое отверстие для подноса с едой.

М у с т а ф а-а г а. Приказание будет исполнено, султанша!

Кёсем-султан направляется к выходу.

Султанша!

Она останавливается и, не оборачиваясь, ждет.

Что будет с возлюбленной падишаха?

К ё с е м-с у л т а н. Не нам разлучать тех, кого соединила любовь. Они вместе шли этим путем, пусть вместе и отдохнут.

М у с т а ф а-а г а. Приказание будет исполнено, султанша!

Начальники янычар и шейх уль-ислам кланяются. Кёсем-султан выходит.

Утро. Ж и т е л и С т а м б у л а.

П е р в ы й ж и т е л ь. Султан Ибрахим не смог ради власти пожертвовать своими сыновьями. Что теперь сделает Кёсем-султан?

Т р е т и й ж и т е л ь. Ну, мой милый, как-никак, он ей родной сын.

П е р в ы й ж и т е л ь. Новый падишах еще совсем ребенок, его мать тоже молода. Теперь Кёсем-султан — единственная хозяйка государства.

В т о р о й ж и т е л ь. Я слышал, в корпусе сипахи началось брожение.

Ч е т в е р т ы й ж и т е л ь. Говорят, они заявили, что, когда принца сажали на престол, с ними не посоветовались, и потому они признают падишахом только султана Ибрахима.

Т р е т и й ж и т е л ь. Дворцовый люд рассказывает, что невозможно слышать, как кричат арестованный падишах и его возлюбленная. Они говорят, что, мол, много лет ели хлеб султана Ибрахима и не могут мириться с тем, что он погребен заживо. Нужно, дескать, собраться с силами и вызволить его из заточения!

В т о р о й ж и т е л ь. Если придворные и сипахи объединятся, тогда быть шуму — только держись!

П е р в ы й ж и т е л ь. Стало быть, Кёсем опять попала в переплет, посмотрим, как она из этого выберется.

Освещается правая половина сцены. Н а ч а л ь н и к и к о р п у с а я н ы ч а р.

Б е к т а ш-а г а. Как можно? Неужели у вас хватает духу? Невиданное дело — по фетве и указу удушить падишаха!

М у с л и х и д д и н-а г а. Когда мы ввязывались в это дело, мы собирались только низложить падишаха и посадить на престол принца. Это сделано, и конец!

К а р а М у р а д-а г а. Пролить кровь великого падишаха — это не шутка! Но, судя по всему, наше дело еще не кончено. Мы сейчас словно на середине реки и должны добраться до противоположного берега. И вперед плыть опасно, и назад возвращаться — тоже.

М у с т а ф а-а г а. Когда султанша-мать передавала указ нового падишаха, она шепнула мне на ухо: «Остерегайтесь! Если Ибрахим освободится из заточения, он не оставит в живых ни вас, ни меня».

Б е к т а ш-а г а. Прочти-ка еще раз этот указ, Мустафа-ага.

М у с л и х и д д и н-а г а. Да-да, прочти!

М у с т а ф а-а г а (читает). «Мой отец султан Ибрахим вместе с близкими ему людьми готовит смуту и мятеж. Пока он жив, государство и народ в опасности. Повелеваю эту опасность устранить».

М у с л и х и д д и н-а г а. Ловко пишет указы наш маленький падишах!

М у с т а ф а-а г а. Известно, ум не в летах, а в голове.

Б е к т а ш-а г а. Положим, тут только подпись принадлежит падишаху.

К а р а М у р а д-а г а. У нас в руках указ, мы обязаны слушаться того, кто подписал этот указ, кем бы он ни был подсказан. По-моему, нам нужно действовать немедленно, упущенное время может обернуться против нас!

Темнеет.

Сцена освещается слева, перед комнатой, в которой заперты султан Ибрахим и Хюмашах. Входят н а ч а л ь н и к и к о р п у с а я н ы ч а р, палач К а р а А л и и его подручный Х а м а л А л и.

М у с т а ф а-а г а (показывая палачам на дверь комнаты). Ну, ребята, покажите свое мастерство!

К а р а А л и (запинаясь). В-в-ваша м-м-милость…

М у с т а ф а-а г а. В чем дело, Кара Али?

К а р а А л и. Не знаю, что и сказать, ваша милость… Руки не поднимаются на такое дело. Как это можно удушить великого падишаха?

Х а м а л А л и. Халифа! Халифа всех мусульман!

К а р а А л и. Ты помалкивай!

К а р а М у р а д-а г а. Будто вам впервой! Ну не стой же, выполняй приказание!

К а р а А л и. Верно, ваша милость, мне это дело не внове. Сколько везиров прошло через мои руки! Но я еще не убивал ни одного падишаха. Ни один палач до сих пор еще не душил падишаха.

Х а м а л А л и. И халифа!

К а р а А л и (замахиваясь на него). Говорят тебе, помалкивай!

К а р а М у р а д-а г а. Ты смеешь идти против указа падишаха, собака?!

К а р а А л и. Упаси боже, перед указом падишаха наша шея тоньше волоса, но рука не поднимается. Пусть это сделает кто-нибудь другой, простите меня, ваша милость. (Пытается уйти.)

Начальники корпуса янычар задерживают его. Пинками и ударами они подталкивают Кара Али и его подручного к двери комнаты.

Б е к т а ш-а г а. Быстро! И сам отделаешься, и нас освободишь.

М у с л и х и д д и н-а г а. И вы и мы — рабы приказа. Что поделаешь, приказ велит — мы идем.

М у с т а ф а-а г а. Ну… шагайте!

Г о л о с с у л т а н а И б р а х и м а (изнутри комнаты). Что там еще? Новые козни? Дайте мне только отсюда выйти, и я покончу с вами, бесстыжие псы!

К а р а М у р а д-а г а (достает кинжал). Ну ступай, грязная тварь! Хватит корчить из себя невинного младенца, покажи нам свое кровавое лицо. Не то я тебе его раскровавлю!

Под угрозой кинжала палач и его подручный открывают дверь комнаты и входят. Начальники корпуса янычар закрывают дверь снаружи и держат ее. Изнутри доносятся шум и женские крики.

Г о л о с с у л т а н а И б р а х и м а. Ответьте, подлецы, в каких книгах, в каких законах сказано, что можете меня убить! Разве я не падишах, разве я не падишах… я… падишах… я…

Тишина. Воцаряется глубокое молчание. Начальники корпуса янычар с явным облегчением открывают дверь. В дверях показываются К а р а А л и и Х а м а л А л и, подавленные тем, что они совершили. В руках у них смазанные салом петли. Начальники янычар в некотором замешательстве. Палачи медленно уходят.

Входит К ё с е м-с у л т а н, начальники корпуса янычар припадают к земле.

К ё с е м-с у л т а н (посредине сцены, важно и сурово). Наконец умолк слишком невоздержанно звучавший голос его жизни. Похоронить султана Ибрахима и его возлюбленную во дворе мечети Айя-София.

М у с т а ф а-а г а. Приказание будет исполнено, султанша!

К ё с е м-с у л т а н. И пока это событие не вышло за пределы дворца и не стало у всех на языке, немедленно устранить обоих палачей.

М у с т а ф а-а г а. Приказание будет исполнено, султанша!

Начальники корпуса янычар кланяются и выходят. Кёсем-султан медленно снимает с лица черную шелковую вуаль.

Занавес.