Избранные работы

Бытие 12

В наши дни, дни широкого распространения религии, особенно важно, чтобы христиане глубоко прочувствовали необходимость осознания личного призыва Бога, без которого не может быть постоянства и стойкости в христианском пути.

Сравнительно легко исповедовать религию во времена, когда она преобладает, но всегда трудно ходить по вере, всегда трудно оставить наличное ради "чего-то доброго" в будущем. Ничто, кроме этого великого принципа, которому апостол дал определение: "вера же есть осуществление невидимого" (Евр. 11,1), не может удержать человека на пути, который в мире, где все неверно, все не в порядке, неизбежно оказывается тернистым и трудным. Мы должны быть "убеждены" в том, что должно наступить, в чем-то достойном ожидания, в чем-то, что вознаградит скитальцев за все тяготы долгого пути - прежде чем мы освободимся от плена природы и мира и "с терпением будем проходить предлежащее нам поприще" (Евр. 12,1). Все это полностью подтверждается примером Авраама, и этот пример хождения по вере приобретает свою дополнительную силу в изложении различия, представленного в характерах Лота и других действующих лиц повествования книги Бытие.

В 7-й главе Деяний мы читаем следующие слова, которые непосредственно относятся к нашему предмету: "Бог славы явился отцу нашему Аврааму в Месопотамии, прежде переселения его в Харран, и сказал ему: выйди из земли твоей и из родства твоего и из дома твоего, и пойди в землю, которую покажу тебе". Здесь нам явлен первый отблеск того света, который вывел Авраама из тьмы "Ура Халдейского", сияние которого время от времени давало силы его душе на том утомительном пути в поисках города, "имеющего основание, которого художник и строитель Бог". "Бог славы" в свете Своего характера позволил Аврааму увидеть истинное положение дел в Уре и затем поверить, как кто-то заметил, сообщению о будущей славе и наследстве, и потому он не колебался, но немедленно препоясался для путешествия.

Однако при ближайшем сравнении 7-й главы Деяний с 1-м стихом 12-й главы Бытия мы извлекаем для себя один важный принцип. Со времени, когда Бог явился Аврааму, до тех пор, пока он окончательно не переселился в землю Ханаанскую, случилось событие, содержащее для нас глубокое поучение. Я имею в виду смерть отца Авраама: "а оттуда, по смерти отца его, переселил его Бог в сию землю, в которой вы ныне живёте" (стих 4). Это позволит нам понять силу выражения в Быт. 12: "и сказал Господь Авраму" и т.д. (стих 1). Из этих отрывков ясно видно, что переселение Фарры и его семьи, описанное в Быт. 11,31, было результатом откровения "Бога славы" Аврааму, но отсюда не видно, что сам Фарра получил такое откровение. Он представлен скорее помехой Аврааму, так как, пока он не умер, Авраам не вошёл в землю Ханаанскую - божественно предназначенный ему удел.

Итак, это обстоятельство, каким бы тривиальным оно ни показалось поверхностному читателю, самым сильным образом подтверждает уже выдвинутое положение, а именно если призыв Бога - откровение "Бога славы" - не будет личностно прочувствовано, то в христианском пути не может быть постоянства или стойкости. Если бы Фарра осознал этот призыв, он никогда не был бы препятствием Аврааму на пути веры, и не отступил, как простое дитя природы, даже не достигнув будущей земли обетованной. Мы видим тот же самый принцип, проиллюстрированный впоследствии Лаваном (Быт. 24). Лаван, как кто-то хорошо заметил, был в полном восторге от золотых и серебряных украшений, которые принёс с собой раб Авраама, но совершенно не оценил сообщения об обетовании, которое он получил. Другими словами, он не принял откровения от "Бога славы" и, как следствие, остался, как заметил тот же автор, "человеком мира сего".

В обращении Савла из Тарса мы познаем ту же самую истину. Когда он был пригвождён к земле сиянием славы Господа Иисуса, с ним были его спутники. Эти люди "свет видели" - они свидетельствовали о многих внешних обстоятельствах, остановивших яростного фанатика, но, как он сам утверждает, "голоса Говорившего мне не слыхали" (Деян. 22,9). Это очень важный момент. Голос должен говорить мне - "Бог славы" должен явиться мне, прежде чем я приму участь скитальца и странника в этом мире и упорно "буду проходить предлежащее мне поприще". Это не народная вера, не семейная вера, но личная вера, которая превращает нас в истинных свидетелей о Боге в этом мире.

Когда же Аврам освободился от препятствия, которое он испытывал в лице своего отца, он смог со рвением и решительностью ступить на путь веры - путь, по которому никогда не пройдут "плоть и кровь", тернистый путь, усеянный трудностями от начала до конца, в котором один только Бог может поддержать душу. "И прошёл Аврам по земле сей до места Сихема, до дубравы Море. В этой земле тогда (жили) Хананеи. И явился Господь Авраму и сказал: потомству твоему отдам Я землю сию. И создал он там жертвенник Господу, Который явился ему" (Быт. 12,6-7). Здесь Аврам сразу понимает своё положение богопоклонника перед лицом Хананеев. Жертвенник указывает на то, что он избавился от идолов Ура Халдейского и научился поклоняться перед жертвенником одного истинного Бога, "Который создал небеса и землю". В следующем стихе мы видим вторую особенность человека веры, а именно "шатёр", означающий странничество в этом мире. "Верою обитал он на земле обетованной, как на чужой, и жил в шатрах с Исааком и Иаковом, сонаследниками того же обетования" (Евр. 11,9).

По мере того, как мы будем двигаться дальше, мы получим возможность более полно исследовать эти две важные особенности жизни Авраама и поэтому пока удовлетворимся установлением того факта, что шатёр и жертвенник совершенно ясно представляют нам Авраама как странника и богопоклонника и что, будучи таковым, он полностью отделился от злых путей мира сего.

Едва Аврам ступил на свой путь, он столкнулся с одной из тех трудностей, которые по обыкновению испытывают истинность веры как в отношении её свойства, так и в отношении её предмета. "И был голод в той земле." Он встретил это затруднение в том самом месте, куда Господь позвал его. Не так-то просто наблюдать испытания и скорби, лишения и трудности, которые нас ожидают, когда мы идём по "прямому и узкому пути", - и все же он упорствует в этом пути, ведущем вперёд. Особенно трудно, если мы наблюдаем вблизи от нас, как это было с Аврамом, полное избавление от того исключительного испытания, которое заставляет нас страдать. Люди мира сего - "на работе человеческой нет их, и с прочими людьми не подвергаются ударам". Это чувство увеличивается ещё больше при отсутствии чего-либо зримого, что могло бы укрепить нашу надежду. Авраму немного оставалось места, куда поставить ногу: голод свирепствовал вокруг него повсюду, кроме Египта. Если бы он только смог там оказаться, он жил бы в комфорте и изобилии.

Здесь, однако, человек веры должен идти по пути простого послушания. Бог сказал: "Пойди из земли твоей... в землю, которую Я укажу тебе." Впоследствии Аврам может обнаруживает, что послушание этому повелению заставляет его жить в земле, где, по-видимому, его не ожидает ничего, кроме голода. Но даже если это так, Бог не смягчает Своё поведение никакими оговорками. Нет, Его слово просто и определённо: "В землю, которую Я укажу тебе." Это так же верно и обязательно для Аврама тогда, когда вокруг него свирепствует голод, и тогда, когда господствует мир и изобилие. Поэтому голод не должен заставить его покинуть эту землю, как изобилие не должно побудить его остаться. Слова повеления были : "Я покажу тебе."

Но Аврам оставляет эту землю, он отступает на мгновение перед тяжким испытанием и направляет свои стопы к Египту, покидая за собой свой шатёр и жертвенник. В Египте он обрёл комфорт и роскошь, нет сомнения, он избежал ужасного испытания, от которого страдал в земле обетованной, но он лишился на все это время богопоклонения и странничества - а это для сердца скитальца дороже всего на свете.

Для Аврама как духовного человека в Египте не было ничего: Египет мог и, несомненно, предоставил ему, как телесному человеку, изобилие. Но Египет не дал бы Аврааму ничего, если бы тот не пожертвовал своим характером странника и богопоклонника. Нет нужды говорить, что и теперь все точно так же. В мире есть много того, чем наша старая природа с чрезвычайной роскошью могла бы довольствоваться. Есть изощрённые наслаждения "плоти и ума" и многочисленные способы удовлетворения похотей сердца, но что из всего этого, если наслаждения с неизбежностью уводят с истинного пути веры - пути простого послушания.

Вот вопрос для христиан: что я изберу - золото и серебро, стада и гурты, наличное удобство и влияние Египта или шатёр и жертвенник "земли обетованной"? Что я изберу: плотской комфорт и наслаждения мира или святое хождение в мире с Богом здесь и вечное блаженство там? Мы не можем получить и то и другое, ибо "всякий возлюбивший мир, не будет иметь в себе любовь Отца".

Но мы можем спросить, должен ли был Аврам испытывать голод и тяготы в земле обетованной? Почему он не нашёл там приют и изобилие? Просто потому что "Хананеи и Ферезеи" жили тогда в той земле (Быт. 13,7). Это земля ещё не была пригодна для обитания искупленных Бога. Вера Аврама могла бы помочь ему пережить эту долгую тяжёлую пору, которая наступила прежде, чем исполнилось обетование, поскольку только этот принцип веры сделал его пришельцем и странником. Он мог бы подождать до тех пор, пока не наступит время, назначенное Богом, не дав ему "наследства ни на стопу ноги" (Деян. 7,5). Так должно быть и ныне.

Бытие 13

Эта прекрасная глава показывает нам, как возрождается человек веры через верность и милость Бога, Который никогда не позволяет ему далеко уклоняться или долго медлить. Золото и серебро, стада и гурты Египта не могли надолго удовлетворить Аврама, лишённого своего шатра и жертвенника, вот почему он снова, как и прежде, с обновлёнными силами веры поднимается из пыли египетской и направляет свои стопы в землю обетованную. Счастливое возрождение! Несомненное свидетельство твёрдого и честного намерения служить Господу. "Волны и ветер могут гонять корабль по морю, но компас все время указывает на север."

Но некоторые выражения в этой главе чрезвычайно полно подтверждают уже высказанную мысль, а именно, что Аврам своим хождением в Египет ничего не приобрёл "пред Господом". Так, например: "И продолжал он переходы свои... до места, где прежде был шатёр его между Вефилем и Гаем, до места жертвенника, который он сделал там вначале" (стихи 3-4). Слова "прежде" и "вначале" доказывают, что Аврам в Египте не сделал никакого продвижения вперёд и время, там проведённое, потеряно впустую. Несомненно, он усвоил там полезный урок, и это хорошо, когда мы на собственных ошибках учимся не доверять нашему сердцу и бояться пагубных влияний мира. Аврам узнал, что в Египте не может быть ни шатра, ни жертвенника. Только вера даёт человеку возможность воздвигнуть жертвенник или поставить шатёр, но в Египте все грубо и зримо и нет веры; следовательно, в тот самый момент, когда нога Аврама ступила на землю египетскую, в нем прекратили проявляться подлинные плоды веры - да, тот самый принцип, который понудил его покинуть землю обетованную, в то же самое время заставил его забыть свою роль пришельца и богопоклонника.

Какое здесь яркое напоминание нам о том предложении, которое задолго до наших дней сделал египетский правитель потомству Авраама: "И призвал фараон Моисея и Аарона и сказал: пойдите, принесите жертву Богу вашему в сей земле" (Исх. 8,25). Таким образом, это может показаться даже замыслом врага заставить народ Бога, священное семя, осквернить себя поклонением и жертвоприношениями Богу в мире, то есть уподобить их характер как богопоклонников характеру мирских людей - людей, занимающих своё положение в том обществе, где Христос является изгоем, провозглашая тем самым, что между религией мира и религией Бога нет никакого различия. Это поистине страшный обман, рассчитанный на то, чтобы совратить многие души с пути истинности и святости.

Чрезвычайно печально слышать временами тех, кто, как они утверждают, проявляет либеральный дух, говоря о "религии мира" в её разнообразных формах, как будто все религии верны или совершенно не имеет никакого значения, пребываем ли мы в заблуждении или нет. О, давайте не будем обманываться! Божественный принцип разделения сегодня так же прочен и обязателен, как и в дни Авраама и Моисея. "А потому выйдите из среды их и отделитесь, и не прикасайтесь к нечистому" - это правило остаётся верным до тех пор, пока существует "нечистое"; также не может ничто внешнее изменить суть, подлинную сущность "нечистого", сделав его "чистым".

Итак, Моисей не был либералом в вышеприведённом смысле этого слова, ибо он отказался поддержать религию мира. "Нельзя сего сделать". Памятные слова. Нашлись бы среди нас такие, которые, будучи приглашёнными поддержать религию мира, ответили бы: "Нельзя сего делать"? Аврам не мог поклоняться Богу в Египте, также и его потомство.

Но на своём пути Аврам столкнулся не только с этой трудностью. Путь, который каждый человек веры призван пройти, лежит между двумя опасными крайностями. Одна - искушение вернуться в мир, другая - борьба со спутниками. Аврам только что преодолел последствия первой, и теперь мы посмотрим, как он справится со второй.

В тот момент, когда Аврам вышел из Египта, он оказался особым образом связанным другой ответственностью, а именно ответственностью за своего брата, чтобы идти с ним в согласии. Когда он был в Египте, эта ответственность оставалась в тени. Установления, законы, обычаи, роскошь и комфорт Египта в значительной степени устраняли подобное чувство. Все это мешало каждому отдельно взятому человеку признать тот факт, что он "сторож своего брата". То же должно быть и в наши дни. Пока мы пребываем в этом мире, который называют религиозным, мы чувствуем себя полностью освобождёнными от трудной задачи быть "сторожем своего брата". Те, кто оправдывает пребывание в мире, могут отрицать этот факт, но все напрасно, поскольку это показывают Писание и опыт. Аврам и Лот не вступили между собой в борьбу в Египте, ибо и государственная религия довольно сильно подталкивает к этому - она действенно предотвращает разномыслие между братьями, а где нет разномыслия, там, конечно, не может быть борьбы и споров; а где имеется разномыслие, там либо благодать должна помочь нам быть в единомыслии, либо возникнет борьба и споры. Но Египет подрывает ростки благодати, выводя нас из простого послушания Господу (ибо послушание всегда рождает благодать и прощение), и поскольку так происходит, Египет в то же время учит нас или, по меньшей мере, пытается учить, что мы не нуждаемся в благодати, низводя нас в ту сферу, где ответственность за брата никогда не осуществляется, не осознается сама необходимость этой ответственности, слабость принимается за силу, безумие - за мудрость.

Когда христианин впервые начинает свой путь, он мечтает не о чем ином, как о совершенстве своих спутников-христиан, но вскоре он обнаруживает, что ошибается, так как все мы имеем свои слабости и, как говорит апостол, "все мы грешим во многом". Но почему, можем мы спросить, так быстро развились эти слабости по выходе из Египта? Потому что теперь вышедшие из Египта должны были ходить во власти чистого принципа, освобождённого от всякой поддержки или препятствий Египта. Они были призваны ходить по вере, а "вера созидается любовью".

Но "в той земле" были "хананеи" и т.д. Это должно было послужить препятствием ко всякой борьбе между "братьями", так как хананеи ничего не понимали в немощах верующих, и потому он приписал все их неудачи какой-то ошибке в исповедуемом принципе.

Но во всякой борьбе между братьями где-то коренится ошибка. И в споре между Павлом и Варнавой она есть. И мы, не задумываясь, решим, где именно. Варнава хотел взять с собой своего родственника, но этот родственник ещё раньше показал себя непригодным к делу или, по крайней мере, не желающим выносить тяготы, поэтому вряд ли это было желанием Господа, чтобы Варнава взял его с собой на дело Господне. Сам Господь тотчас же занял сторону Павла в этом вопросе, дав ему дорогого сына и сотрудника в лице Тимофея, ближе которого по духу у него никого не было.

То же самое и в нашем случае. Мы можем без колебаний утверждать, что именно Лот здесь ошибался. Лот не избавился полностью от духа мира, а если в ком-то преобладает дух мира, он всегда найдёт путь истины слишком прямым для него - вот почему "они не могли жить вместе".

Если теперь спросят, на каком основании мы обвиняем в ошибке именно Лота, то, во-первых, это следует из его дальнейшего поведения, а во-вторых, из отношения Господа к Авраму после того, как "отделились они друг от друга".

Что же сделал тогда Лот? Он "возвёл очи свои". Так мы поступаем всегда, когда не находимся под непосредственной властью веры. Когда мы возводим свои очи, не направляя взгляд к Богу, то наверняка мы ошибаемся. Я говорю, не направляя взгляд к Богу, так как впоследствии мы находим, что Господь не раз побуждал Аврама возводить к Нему свои очи, но это совершенно непохоже на действие Лота; действия Лота были лишь жестом обыкновенного человеческого ума и дальновидности. Однако человеческий ум и дальновидность никак не могут способствовать продвижению вперёд человека веры - нет, как раз наоборот. Человеческий ум всегда внушает такие советы, что если действовать согласно им, то это уведёт нас в сторону, противоположную от путей человека веры. Поэтому Лот, возведя свои очи, не сумел проникнуть видимое и временное. Таковы были пределы его видения. То, на чем остановился его взгляд, было хорошо ему знакомо ещё в Египте. Мы читаем: он "увидел всю окрестность Иорданскую, что она... вся орошалась водою... как земля Египетская" (стих 10). Здесь мы видим, что в действительности Лот так никогда и не выбрался из Египта в своём сердце и привязанностях - он никогда не усвоил тщетность и неудовлетворительность всех его благ в свете лучшего положения вещей, он никогда не противопоставлял Египет тому "городу, имеющему основание, художник и строитель которому Бог" одним словом, "возложив руку свою на плуг", он начал озираться назад, доказывая таким образом свою неблагонадёжность для царствия Бога.

Все это поразительно отмечено в начальном стихе этой главы: "И поднялся Аврам из Египта, и Лот с ним". Здесь мы узнаем секрет непостоянства Лота. По-видимому, он пошёл скорее с Аврамом, чем с Богом, вследствие чего, после того, как он расстался с Аврамом, ему не на что было опереться. До этого он шёл под защитой и руководством Аврама, вместо того чтобы находиться непосредственно перед Господом, и потому, когда он лишился Аврама, он уклонился от пути истинного.

Когда же пришло время и для Аврама по повелению Господню возвести очи, то как различны были поле зрения у Аврама и Лота! В то время как Лот не мог проникнуть за узкие границы наличного бытия, Аврам был в состоянии обозреть в длину и ширину все наследство Бога. Он парит на могучих и быстрых крыльях веры, погружённый в безграничное благоволение Бога, в то время как Лот, живущий внешним, почти погряз в болоте содомского разврата.

Прежде чем мы перейдём к следующей главе, давайте взглянем на различное положение этих двух людей, которые начинали вместе. "Лот возвёл очи свои", и окрестности, на которых остановился его взгляд, как можно было бы ожидать, удовлетворили его естественные желания, но эти орошённые земли, прекрасные в глазах человека, тем не менее в очах Господа были с избытком исполнены порока (ср. стихи 10 и 14). Авраму, наоборот, Бог позволил пройтись взглядом по всей длине и ширине обетованного наследства. Свободный от всяческих внешних влияний, он созерцал ту участь, которую Бог уготовил ему и его семени, и занял соответствующую позицию.

Так мы находим Лота в безбожных окрестностях Содома, а Аврама - скитальца и пришельца, с его шатром и жертвенником - "у дубравы Мамре, что в Хевроне".

Бытие 14

Здесь мы видим подробнейший отчёт о "войне четырёх царей против пяти", и мы можем спросить: "Какое отношение имеют раздоры между "черепками глиняными" к истории народа Бога? К Авраму, действительно, никакого, так как он был вне всего этого. Его шатёр обозначил его чуждость всему этому и показал, что "война четырёх царей против пяти" была для него весьма незначительным событием. Далее, его жертвенник показал, что его устремления были совершенно иного рода - небесные. Шатёр означает, что он скиталец на земле, а жертвенник - то, что его дом на небесах. Счастливый человек! Счастливый скиталец! Кто мог бы с такого возвышения, как у него, с высочайшей сторожевой башни веры смотреть вниз, как прохожий, на поля сражений мира, погрязшего во зле? Имело ли какое-то значение для Аврама, чьё чело увенчает лавровый венок победы - царя Содомского или Кедорлаомера, царя Еламского, его удел не подвергался опасности в их борьбе, потому что он там, где "воры не подкапывают и не крадут".

Но хотя Авраму выпала счастливая судьба пребывать со своим уделом в месте, не подверженном никаким влияниям, не такова была участь его более приверженного миру родственника. Положение Лота было таково, что он не преминул оказаться в самом центре этой войны, исход которой, следовательно, глубочайшим образом отразился на нем. Если дитя Бога пало так низко, чтобы смешаться с миром, то придётся рассчитывать и на то, что придётся участвовать в его судорогах, и горе тому человеку, который получит свою участь в этом мире в тот день, который быстро приближается, когда все будет потрясено могучей рукой Бога на Страшном суде.

Здесь я хочу заметить, что история народов и деяния могущественных царей и завоевателей, представляющих интерес для Духа Святого, имеют связь с историей народа Бога. Вне этого у них нет никакого движения к Нему. Ему не доставляет удовольствия пребывать в абстрактной истории человека. Напряжённая борьба и суета народов, яростные стычки безбожных тиранов, рвущихся к власти, передвижения армий не могут привлечь внимания Духа Божьего; тем не менее, когда случаются такие вещи, хотя бы в малейшей степени связанные с историей "праведной души", Дух Святой может быть скрупулёзно подробным в описании того или иного события, как это можно видеть в рассматриваемом нами случае.

Каковы были последствия этой войны для Лота? Она принесла бедствия ему и его семье. Его взяли в плен и его имущество захватили в добычу (стих 12). Он откладывал для себя сокровища на земле, и воры подкопали; в то время как Аврам стоял выше всего этого в разделяющей с миром силе общения с Богом, Лот оказался пленником и нищим. Он сеял по плоти и должен был пожать теперь погибель плоти.

Но для Аврама наступил как раз момент проявить себя в любвеобилии. Как уже отмечалось выше, до этого он со спокойным безразличием наблюдал все эти действия царей и их войск, но та же самая вера, которая сделала его безразличным к раздорам людей, заставила его быстро прийти на помощь родственнику в несчастье. Вера не только очищает сердце от мирских и плотских желаний, но она также действует по любви, как ярко показано в случае с Аврамом, ибо когда "Аврам услышал, что сродник его взят в плен, вооружил рабов своих" и т.д. (стих 14).

Необходимо заметить, что именно в час тяжёлого бедствия отношения братства приобретают исключительное значение. В дни безмятежного мира Лот был Авраму "сыном его брата", но теперь он был в беде, и потому начинают действовать законы братства, действовать мощно и эффективно.

Мы теперь призваны стать свидетелями одной очень интересной сцены. Авраму самому приходится столкнуться с искушением - искушением, тотчас же отвергнутым силой Бога, пребывающей в нем, но тем не менее искушением. Царь Содомский намеревался разложить перед глазами Аврама свои сокровища, к которым царь был привязан по природе своего сердца.

Тот, кто скажет, что в мире не много притягательного для человеческого сердца, не знает своего сердца. Есть род мизантропии, которая выглядит как возвышение над миром. Философ-циник Диоген, попросивший Александра не заслонять солнечный свет, был так же по-мирскому горд, как и сам Александр. Единственно верный и реальный способ отделиться от мира и возвыситься над ним достигается знанием небесного, а Аврам, по милости Бога, был приведён к этому знанию.

Но победа, достигнутая Аврамом, не принадлежала ему самому. Как я уже заметил, он по достоинству оценил то, что должен был дать ему враг, и потому если он восторжествовал, то это через действие силы, находящейся вне его. Во всех этих перипетиях Тот, Кто наблюдал за Своим дорогим слугой во время его пребывания в Египте и Который, более того, в том пребывании подал ему урок истинного характера мира, теперь пристально за ним наблюдал и готовил его освобождение. Он знал обо всех передвижениях и замыслах врага от начала до конца, и потому Он приготовил для своего слуги небесное противоядие, чтобы обезвредить яд врага.

Особенно ценно отметить, что между тем моментом, когда царь Содомский вышел навстречу Авраму, и когда он сделал ему предложение о "людях и мнениях", вводится замечательный персонаж, а именно Мелхиседек; этот пришелец, посланный Богом, собирался укрепить сердце Аврама в тот самый момент, когда враг готовился напасть (ср. стихи 17, 18 и 21). Но почему "священник Бога Всевышнего" не вышел на встречу с Аврамом раньше? Поскольку именно в этот момент Аврам нуждался в той силе, которую должен был придать ему Мелхиседек. Враг собирался расстелить перед глазами Аврама свой золотой пояс, посему Мелхиседек готовился представить его виду действительность Царства Небесного. Он собирался накормить и укрепить его душу "хлебом" и подбодрить его "вином Царства", чтобы "силой той пищи" он мог преодолеть воздействие всех соблазнов мира. Все это учит нас, что только причастность к радости и славе Царства может заставить сердце отвергнуть осквернение мира.

Читатель, чем же ты теперь питаешься? Что составляет твою повседневную пищу? Это "хлеб и вино", которым обеспечивает Господь, или "мнения" Содома? Твои уши открыты губительным внушениям царя Содомского или же небесным сообщениям царя Салемского? Господь допускает, чтобы наши сердца всегда могли выбрать то, что Ему благоугодно.

Далее, Мелхиседек приводит душу Аврама в настоящее общение с "Богом Всевышним, Владыкой неба и земли" и, таким образом, довершает контраст между "царём Содомским" и "Богом Всевышним, Владыкой неба и земли" - именем Содома и обширными владениями неба и земли. Благословенное противопоставление, которое всегда создаёт вера! Нет нужды говорить, что Аврам сразу же отвергает предложение царя Содомского. Хлеб и вино благословения "священника Бога Всевышнего" подняли Аврама на такую высоту, что он мог одним взглядом узреть обширные владения неба и земли и, взглянув затем сверху вниз на презренное предложение царя Содомского, отклонить его. Мелхиседек только что сказал: "Бог Всевышний, Владыка неба и земли" - и Аврам усвоил эти слова и использовал их в своём ответе противнику: "Поднимаю руку мою к Господу Богу Всевышнему, Владыке неба и земли, что даже нитки и ремня от обуви не возьму из всего твоего, чтобы ты не сказал: "я обогатил Аврама" (стихи 22,23).

Кажется, что Аврам дышит самой атмосферой Того, "Кто исчерпал воды горстью своею и пядью измерил небеса, и вместил в меру прах земли, и взвесил на весах горы и на чашах весовых холмы?... Вот народы - как капля из ведра, и считаются как пылинка на весах. Вот, острова как порошинку поднимает Он. И Ливана недостаточно для жертвенного огня, и животных на нем - для всесожжения. Все народы пред Ним, как ничто, - менее ничтожества и пустоты считаются у Него. Итак кому уподобите вы Бога? И какое подобие найдёте Ему?" (Ис. 40,12.15-18).

И конечно же, мы можем сказать, что только так мог Аврам одержать победу. Нет ничего более тщетного, чем говорить о призрении к миру, но в то же время не находится в присутствии Того, в Чьём находился Аврам. Для того, чтобы одержать победу над нынешним положением вещей и нашими мирскими желаниями, необходимо познакомиться с лучшим - заветной надеждой о будущем благе. "Ибо вы... расхищение имения вашего приняли с радостью, зная, что есть у вас на небесах имущество лучшее и непреходящее" (Евр. 10,34). Если мы действительно ожидаем проявления славы, мы окажемся в стороне от всего, что будет осуждено в тот день, как написано: "Ещё раз поколеблю не только землю, но и небо." Слова "ещё раз" означают изменение колеблемого, как сотворённого, "чтобы пребыло непоколебимое" (Евр. 12,26-27).

В последнем же стихе нашей поистине интересной главы мы видим счастливую особенность характера этого истинного человека веры. Аврам не может заставить других жить по его высоким меркам. Хотя он мог бы, ничем не сдерживаясь, отклонить предложение царя Содомского, но другие не смогли бы так поступить, потому он говорит: "Анер, Эшкол и Мамрий пусть возьмут свою долю." Наше поведение всегда должно быть "по мере веры, какую каждому Бог уделил" (Рим. 12,3). В наше время мы видим многих людей, которые вначале оставили все мирское, а затем погрязли в нем ещё глубже. И почему? Потому что они действовали по простому побуждению или под человеческим влиянием и не могли сказать с Аврамом: "Поднимаю руку мою к Господу".

Бытие 15

В начальном стихе этой главы мы видим положение, сулящее нам ободрение и удобства - положение, по-видимому, рассчитанное на то, чтобы возбудить в нас дух истинной преданности Господу. Мы наблюдаем здесь благодать Господа в признании и принятии жертвы, возложенной на его жертвенник - добровольное жертвоприношение преданного сердца Его слуги. Наш Бог никогда не медлит в признании таких поступков и вознаграждении их сторицей. Аврам только что проявил дух самоотречения, отказавшись от завлекательных предложений царя Содомского, он отказался обогатиться из такого источника и выбрал как свою участь и свою награду "Бога Всевышнего", поэтому Господь пришёл укрепить душу Своего слуги такими словами: "Не бойся, Аврам: Я твой щит; награда твоя весьма велика." "Ибо не неправеден Бог, чтобы забыл дело ваше и труд любви" (Евр. 6,10). Подобный же принцип представлен нам в 12-й главе, где Аврам даёт Лоту право выбрать землю. Во всем этом вопросе Аврам заботился лишь о чести Господней, как было в отношениях "братьев" с хананеями и ферезеями: "Да не будет раздора, - сказал он, - между мною и тобою... ибо мы родственники." Не захотел Аврам подавить эти раздоры, требуя уступок от Лота. Нет, он сам пожелал уступить, удовлетворить все притязания, пожертвовать всеми преимуществами при условии, что раздоры будут прекращены. "Не вся ли земля пред тобою?" - Возьми то, что ты захочешь, владей лучшим местом в окрестностях. Здесь, как кто-то заметил, проявлена либеральность, самоотверженность веры. Что была земля для Аврама по сравнению со славой Господней? Ничто. Он мог все оставить ради неё. Как же принял Господь такое самоотречение со стороны Своего слуги? Точно так же, как в 15 главе, войдя к нему в изобилии Своей милости, вознаградив его сторицей: "Возведи очи твои... ибо всю землю, которую ты видишь, тебе дам Я и потомству твоему навеки" (13,14-15). Какая благодать от Господа - дать Своему слуге возможность принести Ему жертву, а затем вознаградить его за эту жертву огромным увеличением Своих благодеяний. Таковы Его чудесные действия.

Теперь мы призваны проследить в Авраме развитие одной черты, которая особым образом показывает высокий уровень его общения с Богом. После всех откровений и обетований Бога его душа все ещё вздыхает об одном предмете, без которого все будет ущербно. Конечно, он узрел очами веры обетованное наследство - величественный дар божественного благоволения, но, несмотря на все это, у него было ещё одно великое желание, оставался зияющий пробел - он вздыхал о сыне. Только сын, по представлениям Аврама, мог сделать полным все его предыдущие привилегии. "Аврам сказал: Владыка Господи! что Ты дашь мне? я остаюсь бездетным; распорядитель в доме моем этот Елиезер из Дамаска. И сказал Аврам: вот, Ты не дал мне потомства, и вот, домочадец мой наследник мой" (стихи 2,3). Прослеживая жизнь этого замечательного человека, мы то и дело видим проявление некоторых очень благородных черт его жизни - все это выказывает в нем человека высочайшего порядка; и все же я, не колеблясь, скажу, что в только что процитированном отрывке проявляется состояние его души, находящейся в большей гармонии с небесами, чем когда-либо мы видели прежде. Аврам желает, чтобы его дом оживился криками ребёнка. Он был достаточно хорошо знаком с духом рабства, которым дышал "распорядитель в доме", но звания господина и хозяина, хотя и не плохие сами по себе, не могли удовлетворить сердце Аврама, ибо Аврам учился от Бога, а Бог всегда наставляет Своих детей в том, что Он любит и что Он выказывает в Своих отношениях с ними. Я же только замечу в связи с этим, что в притче о блудном сыне (Лук. 15) мы видим развитие подобного принципа. Блудный сын говорит в самый разгар своих страданий: "Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче!". Здесь мы видим одну прекрасную черту в характере бедного скитальца. Он обладал таким чувством благодарности по отношению к тому, против кого он согрешил, что мог ещё сказать "отче", несмотря на своё долгое отступничество и безумие.

Но давайте посмотрим, с какой точностью Аврам придерживается того великого принципа, который был позднее выражен Духом Святым в Рим. 8: "Если дети, то и наследники". Аврам чувствует, что сыновство и наследование нерасторжимы настолько, что без первого не может быть и последнего. Вот, что означает вопрос: "Владыка Господи! что Ты дашь мне? я остаюсь бездетным; распорядитель в доме моем этот Елиезер из Дамаска." Аврам правильно мыслит, что если нет "семени", то нет и наследования, ибо Слово говорит не "если распорядители или слуги, то и наследники", но "если дети, то и наследники" (Рим. 8,17).

Это настолько важно, что мы всегда должны иметь в виду, что все наши нынешние привилегии и перспективы стоят в связи с нашим положением "сыновей". По-своему хорошо и ценно осознавать нашу обязанность действовать в отсутствии Хозяина, как "верные и мудрые распорядители", но все же самая большая привилегия, высшее наслаждение, величайшая слава, которая принадлежит нам по благодати и милости нашего Бога, тесно связаны с нашим положением и характером "сыновей" (сравни Иоан. 1,12; Рим. 8,14.19; 1 Иоан. 3,1-2; Еф. 1,5; 5,1; Евр. 12,5).

К видению, описанному в конце нашей главы и ниспосланному Авраму в качестве ответа на его вопрос "По чему мне узнать, что я буду владеть ею?", мы находим последующую иллюстрацию в 8 главе Послания к Римлянам. Из видения Аврам узнает, что наследства можно достичь только через страдания, что наследники должны пройти через печи, прежде чем они смогут насладиться тем, что уготовал для них Бог; я не сомневаюсь, что если бы мы были более сведущи в духовной жизни, то мы бы оценили более полно нравственную правильность такого воспитания, страдания в этой главе связаны не с сыновством, но с наследством; тому же 8-я глава Послания к Римлянам учит нас: "А если дети, то и наследники, наследники Божии, сонаследники же Христу, если только с Ним страдаем, чтобы с Ним и прославиться" (стих 17). И снова: "Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие" (Деян. 14,22). Сам Господь Иисус является великим подтверждением того принципа, который мы рассматриваем. Он наслаждается Своим положением Сына, прежде чем возникли все миры (Пр. 8), но прежде чем Он мог положить руку на Своё наследство, Он должен был пройти через страдания. Он принял крещение и был стеснён, пока это не свершилось. Так же и когда Он вспомнил, что "зерно пшеничное должно пасть в землю и умереть". Или когда Он пребывал один, и Его душа "скорбела". Теперь мы должны познать Его в страданиях Его, прежде чем мы сможем познать Его в Его славе; следовательно, "великое множество людей с пальмовыми ветвями в руках своих", упомянутое в Отк. 7, должно было пройти "от великой скорби", прежде чем они достигли их мирного небесного приюта. Можно умножать примеры из Писания в доказательство этого положения, но я сошлюсь лишь на следующие места: Фил. 1,29; 1 Фес. 3,4; 2 Фес. 1,5; 1 Тим. 4,10; 2 Тим. 2,12; 1 Пет. 5,10.

В этом замечательном видении есть два момента, которые заслуживают подробного рассмотрения, поскольку они, по-видимому, занимают выдающееся место в последующей истории Израиля. Я имею в виду "дым как бы из печи и пламя огня" (стих 17). Один современный писатель хорошо заметил, что всю историю Израиля можно было бы обобщить этими двумя словами: "печи и пламя". Египет был испытательной печью для семени Авраама. В этой печи бушевал огонь, но вскоре его заменило "пламя огня", которое послал сам Бог. Вопль страдающего потомства достиг ушей Иеговы. Он услышал их стоны и узрел их бедствия и снизошёл, чтобы зажечь над их головами "огонь" спасения. "Я пришёл, чтобы освободить их", - сказал Он Моисею. Сатане может доставить наслаждение зажечь печь и раздувать в ней огонь, но благословенному Богу, с другой стороны, всегда приятно бросить луч божественного света на тёмные пути Его страждущих наследников. Так что, когда Иегова должен был, по верности Своей любви, привести их в землю Ханаанскую, они снова и снова зажигали печи своих грехов и беззаконий. Он же, как это часто бывало, послал им спасителей в лице судей, которые явились для них множеством лампад спасения. Далее, когда по усилившемуся возмущению они погрузились в печь, зажжённую в Вавилоне, даже там мы замечаем мерцание огня, который наконец воссиял для них в указе Кира об их освобождении.

Итак, Господь постоянно напоминает детям Израиля о вышеприведённой истине. Он говорит им: "А вас взял Господь и вывел вас из печи железной" (Втор. 4,20; 1 Царей 8,51). И опять: "Проклят человек, который не послушает слов завета сего, который Я заповедал отцам вашим, когда вывел их из земли Египетской, из железной печи" (Иер. 11,3-4).

Наконец, мы можем спросить, страдает ли ныне семя Авраамово в печи или же наслаждается светом Бога, так как они должны испытывать либо то, либо другое? В печи, конечно. Они рассеяны по всему лицу земли, как поговорка, или притча в языках, упрёк и насмешка во всех народах на земле: "Теперь они в железной печи. Но, как это было и прежде, за дымящей печью непременно последует "пламя огня", ибо "так весь Израиль спасётся, как написано: приидет из Сиона Избавитель, и отвратит нечестие от Иакова" (Ис. 59,20; Рим. 11,26).

Таким образом, мы видим, что богатая событиями история Израиля тесно связана с дымящимися печами и пламенем огня, как это явлено в видении Аврааму. Евреи предстают перед нами либо в печи страданий за свой собственный грех, либо в наслаждении плодами спасения Бога, и даже в тот момент, когда, как мы уже заметили, они явно находятся в печи, мы свидетельствуем об обетовании Бога, которое так часто повторяется.

"А сыну его дам одно колено, дабы оставался светильник Давида, раба Моего, во все дни пред лицем Моим, в городе Иерусалиме, который Я избрал Себе для пребывания там имени Моего" (1 Царей 11,36; 15,14; 2 Царей 8,19; Пс. 132,17). Если спросят, где теперь сияет этот огонь, я отвечу: не на земле, ибо Иерусалим, место Его божественного явления, попран язычниками, но очи веры могут узреть его неугасимое сияние в истинной скинии, где он продолжает сиять до тех пор, пока не "войдёт полное число язычников", и затем , когда печь, увиденная в этой главе великим праотцем Израиля, будет разогрета до высшего накала, когда кровь израильских колен потечёт, как вода вокруг стен Иерусалима, даже тогда благословенная лампада явится с того места, где она теперь сияет, и бросит свои приветливые лучи на тёмный путь угнетённого и скорбящего остатка верных, напомнив те часто подтверждаемые делом слова: "Погубил ты себя, Израиль, ибо только во Мне - опора твоя!"

Примечание

В подтверждение того, что было выше сказано об "огне", отсылаю читателя к следующим местам Писания: Исх. 27,20; 2 Сам. 22,29; Пс. 119,15; Пр. 6,23; 13,9; Ис. 62,1.

Бытие гл. 16,17

Эти две главы дают отчёт о попытках Аврама получить обетованное потомство, слушаясь голоса жены, а также поучений Господа о бесполезности такого обращения к одним лишь силам природы, как, например, в его случае.

В самом начале пути Аврама мы находим, что его вера подвергается испытаниям посредством голода, но здесь мы видим испытание совсем иного рода, более того, испытание, требующее гораздо большего проявления веры и духовной силы. "Тело его уже омертвело, и утроба Саррина в омертвении", хотя в основном, он об этом и не помышлял, но все это не могло не оказать на него своего удручающего действия.

Как и в упомянутом случае с голодом, когда рядом был Египет, готовый предоставить убежище от тревог, так и здесь - "служанки Египтянские". Несомненно, одна из тех служанок, которых приобрёл Аврам во время своего проживания в той порочной земле, представлялась ему как избавление от тревоги за обещанное потомство. "Аврам послушался слов Сары".

Но зачем вводить дух рабства в свой дом? Почему разум Аврама не отверг эту мысль о служанке и её сыне, как отбросил он мысль о "распорядителе в доме своём?" Нельзя ли было сказать как в том, так и в другом случае: "Господи, что Ты хочешь, дай мне"? Конечно, даровать наследство "семени" служанке было так же противно божественному замыслу, как и даровать его "распорядителю". В любом случае это была бы уступка - чего не должно быть - требованиям природы.

Принципы, по которым поступил здесь Аврам, полностью изложены в Послании к Галатам. Там же читаем: "Авраам имел двух сынов, одного от рабы, а другого от свободной. Но который от рабы, тот рождён по плоти; а который от свободной, тот по обетованию. В этом есть иносказание. Это два завета: один от горы Синайской, рождающий в рабство, который есть Агарь, ибо Агарь означает гору Синай в Аравии и соответствует нынешнему Иерусалиму, потому что он с детьми своими в рабстве; а вышний Иерусалим свободен: он - матерь всем нам" (Гал. 4,22-26).

Церкви в Галатии отпали от простоты и свободы во Христе и обратились к "плоти". Они начали подменять действия Духа Христа религиозными церемониями. Вот и апостол в ходе своего рассуждения об их несчастной перемене ссылается на наши главы, и то, как он разъясняет их Галатам, требует остановиться на этом подробнее. Этот шаг Аврама, "рождающий в рабство", вводит нездоровый и несчастливый элемент в его дом, который, как мы далее увидим, он был вынужден изгнать, прежде чем достичь вершины своего пути.

В главе 17 мы читаем о действии Бога, и весьма утешительно наблюдать, как Благословенный тотчас же является для того, чтобы вернуть Своего слугу в простое и вместе с тем трудное положение веры в Него: простое, потому что здесь перед нами только один предмет, которому должно отдаться, и трудное, потому что здесь мы должны бороться против действий "сердца лукавого и неверного", ведущего нас "от Бога живого".

"Аврам был девяноста девяти лет, и Господь явился Авраму и сказал ему: Я Бог Всемогущий; ходи предо Мною и будь непорочен". Здесь сразу даётся действенное средство против нетерпения и тревоги: "Я Бог Всемогущий" - Я могу оживлять мёртвых, Я могу изменить все вокруг, Я могу, если нужно, поднять из этих камней детей для тебя, никакая плоть не может прославиться в Моем присутствии. "Я Бог Всемогущий, ходи предо Мною и будь непорочен".

Возможно, один из прекраснейших принципов, которыми должен быть занят наш ум, заключается в том, что наш Бог желает, чтобы мы изучали Его в разнообразии Его совершенств, проявленных в нуждах Его народа. Мы уже видим поразительную иллюстрацию этого важного принципа в столкновении Аврама с царём Содомским (глава 15): когда Аврама искушали предложения врага, он нашёл спасение в познании характера Бога как "Бога Всевышнего, владыки неба и земли". Характер общения с Богом, в которое привёл Мелхиседек душу Аврама, подходил к обстоятельствам, в которых тот находился. Общение с Богом как с "Всемогущим" было единственным средством против нетерпения и тревоги в отношении исполнения обетования.

Когда же Господь проявил Себя в качестве "Всемогущего", уже не могло быть никакой помехи к излиянию Его благодати, ибо когда безграничное могущество и безграничная благодать соединяются ради грешника, то вера может рассчитывать на богатый и обильный урожай.

Поэтому обетования, которыми изобилует данная глава, как раз таковы, какие мы могли бы ожидать. "И весьма, весьма, расположу тебя, и произведу от тебя народы, и цари произойдут от тебя; и поставлю завет Мой между Мною и тобою и между потомками твоими после тебя в роды их, завет вечный в том, что Я буду Богом твоим и потомков твоих после тебя; и дам тебе и потомкам твоим после тебя землю, по которой ты странствуешь, всю землю Ханаанскую, во владение вечное; и буду им Богом" (17,6-8). Поистине, это те обетования, которые может дать только всемогущая благодать, а исполнить - всемогущая сила.

Вышеприведённые обетования стоят в связи с "заветом обрезания", который особенно важен, учитывая попытки Аврама получить потомство иным способом, чем через действия Бога. Было бы полезно остановиться немного на этом учении и завете обрезания, но я намерен, обсуждая эту историю, не толковать её с позиций учения, но, скорее, извлечь из неё некоторые из тех ценных принципов решительно практической направленности, которыми она так богата; и поэтому я быстро прохожу по главам 16 и 17, которые содержат целые россыпи драгоценных, вероучительных истин, вполне достаточных для того, чтобы занять отдельный трактат.

Примечание

Здесь я хочу заметить, что учение, содержащееся в Послании к Галатам, неразрывно связано с 16 и 17 главами и, могу добавить, с важным учением о будущем возрождении Израиля. В главе 15 мы также видим учение об оправдании верой.

Прежде чем закончить свои наблюдения по этому разделу нашего повествования, я хочу добавить, что только вера может дать человеку возможность слушать, как Авраам, обетования всемогущего Бога, а когда вера слушает, Бог, несомненно, продолжает говорить. Здесь имя Аврама становится Авраам, и Господь раскрывает перед ним будущее величие и число его семени, между тем как Авраам слушает в безмолвном молчании веры. Но когда "Всемогущий Бог" говорит в отношении Сарры: "Сару, жену твою, не называй Сарою, но да будет имя ей: Сарра; Я благословлю её и дам тебе от неё сына; благословлю её, и произойдут от неё народы, и цари народов произойдут от неё" (стихи 15,16), Он сразу же ошеломляет залогами чудесной силы и благодати, проявляемыми по отношению к Аврааму. Они превосходили все, что он знал до сих пор, "и пал Авраам на лице своё". Это весьма поучительно: Авраам лицом в пыли, потрясённый всемогущей силой и благодатью! Конечно, мы можем сказать, исследуя подобные места из Писания, что только вера может должным образом угодить "Всемогущему Богу", она одна может воздать Ему должное и почтить Его должной честью. Когда Всемогущий являет Себя, все личное должно быть исключено. Вот почему Авраам оказывается в стороне, Сарра теряется из виду, "служанка и её сын" на мгновение тоже исчезают, и не видно ничего, кроме "Всемогущего Бога" во власти и полноте Его благодати и силы, и веры, что может лежать, распростершись в пыли, в безмолвном созерцании такого проявления божественной славы.

Как это отличается от предыдущих глав! Там мы видим, что Аврам послушался предложений своей жены Сары в отношении служанки. Здесь же он слушает глас Иеговы - Того Всемогущего, Который собирается оживить мёртвое чрево Сарры и сделать то, чего не было, чтобы никакая плоть не могла прославиться перед лицом Его. Там - Аврам и Сара без Бога, здесь - Бог без Авраама и Сарры. Одним словом, там плоть - здесь дух, там внешнее - здесь вера. Удивительный контраст! Контраст, подобный тому, который впоследствии был раскрыт апостолом в церквах Галатии, когда он пытается вырвать их из-под влияния "бедных вещественных начал" плоти и мира к полной свободе, полученной через Христа.

Бытие гл. 18,19

Я ставлю эти главы вместе, потому что они содержат контраст, как только что рассмотренные главы, - чрезвычайно поразительный и знаменательный контраст между положением, занимаемым Авраамом в 18 главе и Лотом в 19 главе.

Господь Иисус, когда Его спросил Иуда (не Искариот), ответил: "Кто любит Меня, тот соблюдёт слово Моё; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придём к нему и обитель у него сотворим" (Иоан. 14,23). И опять: "Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною" (Отк. 3,20). Итак, в вышеприведённых отрывках Авраам служит для нас чрезвычайно счастливым примером истины. "Явился ему Господь у дубравы Мамре, когда он сидел при входе в шатёр, во время зноя дневного" (18,1). Здесь мы снова видим Авраама в полном проявлении его характера скитальца. Дубрава Мамре и шатёр ассоциируются в нашем сознании с днём его триумфа над царём Содомским. Авраам все ещё скиталец и пришелец, обитающий в шатрах. Откровение, сделанное ему Всемогущим Богом, не изменило его характера в этом отношении, но, скорее, придало ему свежей силы и энергии. Простое упование на обетования Всемогущего Бога является самым действенным средством для поддержания его в положении пришельца.

Итак, в высшей степени поучительно видеть, какая честь сопряжена с положением пришельца. Во всем мире было только одно место, в котором Господь мог принять оказанное Ему гостеприимство и чувствовать Себя дома, и это место было в шатре "скитальца и пришельца". Господь не мог почтить Своим присутствием роскошные залы и царские дворцы Египта. Нет, все Его симпатии и привязанности принадлежали пришельцу у дубравы Мамре, ведь он был единственным посреди всего порочного мира, кто решил принять Бога в качестве своего удела.

Какое наслаждение, должно быть, испытывал Авраам, когда эти небесные посланцы сидели с ним и принимали подношения его щедрого сердца. Заметьте, как он приводит в движение весь свой дом, чтобы оказать своим гостям честь. Он спешит из шатра в поле, из поля снова к шатру, и, кажется, он совершенно забыл про себя в стремлении сделать других счастливыми.

Но Господь выражает Своё высокое мнение об Аврааме не просто благодаря его гостеприимности. Он возобновляет Свои обетования ему по отношению к сыну, Он открывает ему Свои намерения насчёт Содома. "И сказал Господь: утаю ли Я от Авраама, что хочу делать? От Авраама точно произойдёт народ великий и сильный, и благословятся в нем все народы земли. ибо Я избрал его для того, чтобы он заповедал сынам своим и дому своему после себя, ходить путём Господним, творя правду и суд; и исполнит Господь над Авраамом, что сказал о нем" (стихи 17-19).

Здесь Авраам предстаёт перед нами "другом Божиим". "Раб не знает, что делает господин его", но Авраам познал то, что Господь собирался сделать с Содомом, в то время как Лот, который был непосредственно заинтересован в исходе этого трагического события, оставался в глубоком неведении.

Как же воспользовался Авраам своим привилегированным положением? Использовал ли он его для полного укрепления и защиты своего дома? Конечно, плотское сердце тотчас побудило бы его воспользоваться таким образом своим преимуществом близости к Иегове. Но сделал ли он так? Нет, Авраам слишком хорошо изучил действия Бога против себялюбия бессердечного мира. Но даже если бы он помыслил об этом, то ему не надо было произносить ни одного слова, так как "Всемогущий Бог" чрезвычайно полно удовлетворил его сердце по отношению его дома навеки. Он поставил его на такое основание, что любая тревожная мысль свидетельствовала бы о нравственном изъяне в душе Авраама. Поэтому он ничего не подумал ни о себе, ни о своём доме, но как истинный человек веры воспользовался своим положением перед лицом Бога, чтобы заступиться за родственника, чья приверженность к миру привела его в самый центр того места, которое подлежало вечной погибели. "И подошёл Авраам и сказал: неужели Ты погубишь праведного с нечестивым?" (стих 23). "Праведного!" - кого он имеет в виду? Может ли быть, что это о том человеке, который сознательно сошёл с пути веры и поселился в Содоме? Да, он говорит о Лоте, он называет его "праведным", он говорит о нем теми же словами, что впоследствии Дух Святой через апостола, который назвал его "праведной душой". Авраам же научился этому от Бога - видеть в человеке, окружённом всеми нечистотами Содома, "праведную душу".

Примечание

Я не сомневаюсь, что все, кто учился у Бога, согласятся, что поведение Авраама в этой главе являет перед нами результат святой жизни, отделённой от мира. Мы видим человека, который настоятельно ходатайствует перед Богом за того, кто отвернулся от Него и избрал Содом как место своего обитания. Как же высоко должна была подняться душа Авраама над всем внешним, если он смог полностью забыть раздоры и уход Лота, приверженность его к миру и его порочность и просить за него как за "праведную душу". Если Авраам при других обстоятельствах кажется нам "другом Бога", то здесь он предстаёт перед нами как дитя Бога, самым прекрасным образом проявляя те черты, которые он усвоил в общении со своим небесным Отцом.

Теперь мы ненадолго оставим Авраама, наслаждающегося своим счастливым положением перед Господом, и рассмотрим последний печальный эпизод в жизни того, кто ценил блага этой жизни, по-видимому, выше, чем то, что было совместимо с "пришельцем и скитальцем" или "праведной душой".

Со времени разделения Авраама и Лота, первый, по-видимому, продвигался "от силы к силе", между тем как последний, наоборот, опускался только вниз, от слабости к слабости до тех пор, пока, наконец, мы не находим его потерпевшим крушение во всем, и он просто "спасал душу свою". Потеря всего его имущества в войне "четырёх царей против пяти", кажется, не произвела никакого воздействия на сознание Лота и не научила его, какое это зло - быть заодно с миром. Да, после той войны он, кажется, ещё больше привязался к мирскому, чем прежде, ибо сначала он просто "раскинул шатры до Содома" (13,12). Но теперь мы видим его "сидящим у ворот" (19,1), которые, как мы знаем, были тогда почётным местом. Если человек однажды положил свою руку на плуг, но начнёт оборачиваться назад, то Тот, Кто никогда не ошибается, говорит нам, что "он не готов к Царству Божию". Нельзя даже представить страшные пределы того, куда человек может зайти, если мир в любом из его проявлений однажды завладеет его сердцем или когда он начнёт поворачиваться спиной к народу Бога. Страшное падение, которое не останавливается даже перед попиранием Сына Бога, началось, по-видимому, простым оставлением собрания своего. Как важно поэтому, чтобы мы следили за нашими поступками и стерегли пути нашего сердца и ума, чтобы ничто злое не овладело нами, что, хотя и тривиально само по себе, может привести нас к самым ужасным последствиям.

Меня поражает, какое полное свидетельство падения Лота предстаёт перед нами в начале 19-й главы. К нему является не Сам Господь. Он остаётся вдалеке от нечестивого места и просто посылает Своих ангелов, чтобы исполнить Его приговор над проклятым городом Содомом. Ангелы тоже хотели остаться на расстоянии и отказались войти в дом Лота, когда тот их пригласил, сказав: "Нет, мы ночуем на улице". Правда, потом они всё-таки вошли в дом, но не столько чтобы насладиться отдыхом, сколько для того, чтобы смягчить печальные последствия прегрешений Лота. Как отличалась сцена в доме Лота от того, чему они так недавно были свидетелями у шатра "пришельца", у дубравы Мамре!

Примечание

Хотя я считаю, что Лот был главным объектом внимания Авраама, когда он ходатайствовал перед Богом, но я все же не забываю, что в писании упомянуты "пятьдесят праведников" и т.д.

Суета жителей Содома, к которым, несмотря на все их нечестивые поступки и слова, Лот обращался "братья мои", явное смущение Лота, которого застали при таких неприятных обстоятельствах, шокирующее предложение, которое он вынужден был сделать, чтобы защитить своих гостей от насилия нечестивых жителей Содома, борьба при входе, опасность, в которой оказался Лот, - все это могло поразить небесных посланников, и это представляло собой такой контраст со священным миром и уединением шатра Авраама, с его спокойным и достойным поведением в течение всей сцены. Ангелы могли весьма удивиться, найдя "праведную душу" в таком месте, когда бы он вместе со своим отделившимся братом мог наслаждаться мирными и святыми радостями его уравновешенной и последовательной жизни.

Но вот пришло время излить на Содом чашу божественного гнева. "Сказали мужи те Лоту: кто у тебя есть ещё здесь? ... всех выведи из сего места. Ибо мы истребим сие место; потому что велик вопль на жителей его к Господу, и Господь послал нас истребить его" (стихи 12,13). Критический момент, который Господь Иисус в евангелии обозначает торжественным словом "пока", приблизился теперь для жителей Содома, которые не думали о том, что прервётся их привычный ход жизни, когда они "ели, пили, покупали и продавали, женились, выходили замуж". Была допущена временная задержка, во время которой Лот передал сообщение своему зятю - свидетельство о быстро приближающемся суде, но, увы, какую силу могло иметь свидетельство того, кто добровольно пришёл и поселился среди них, на тех, кто с самого детства жил и воспитывался в этом нечестивом месте? Как мог Лот ожидать, что его слова будут иметь какой-то вес, когда его дела противоречат им. Он мог бы теперь с искажённым от ужаса лицом страстно умолять их покинуть то место, которое, как он знал, осуждено на вечную погибель, но они не могли забыть, как вначале спокойно и безмятежно "раскинул шатры до Содома", а затем занял своё место "у ворот", вот почему, как можно было ожидать, "зятьям показалось, что он шутит" (стих 14). И как могло быть у Лота иначе? Его зятья могли были быть и, несомненно, были ответственны перед Богом за отклонение свидетельства, но Лот ни в коей мере не мог ожидать от них того, чтобы они отнеслись к его словам с вниманием, да и сам он не спешил покинуть это место; "и как он медлил" - ибо его сердце не хотело расстаться с теми или иными дорогими ему вещами, - "то мужи те, по милости к нему Господней, взяли за руку его, и жену его, и двух дочерей его, и вывели его, и поставили его вне города" (стих 16). Из этого отрывка ясно, что если бы те люди не "взяли за руку его и не вывели", то Лот, несомненно, бы промедлил, "пока" огонь суда Бога не обрушился бы на него и не дал бы даже "душу свою спасти", Но они вытащили его из огня, потому что Господь смилостивился над ним.

Но спасение Лота послужило лишь к чести Авраама; мы читаем: "Когда Бог истреблял города окрестности сей, вспомнил Бог об Аврааме и выслал Лота из среды истребления" (стих 29). Таким образом, как меч Авраама освободил Лота во времена завоевания Содома, так его молитва спасла его во времена окончательного истребления, ибо "многое может усиленная молитва праведного". Но контраст между двумя этими людьми не ограничивается этим. Есть ещё одна сцена, где они в нравственном отношении стоят на огромном расстоянии друг от друга: "И встал Авраам рано утром и пошёл на место, где стоял пред лицем Господа" (стих 27). Здесь человек веры, святой скиталец вновь поднимает голову посреди всеобщего опустошения. Все было кончено с Содомом и его виновными обитателями, "дым поднимается с земли, как дым из печи". Печальное зрелище! Шум и суматоха некогда оживлённого города смолкли, повсюду стояло безмолвие; пирушки и попойки, купля, продажа, свадьбы - весь ход общественной жизни был ужасно прерван. Наконец наступило торжественное "пока". Единственный из всех в том порочном месте, который, несмотря на все его падение, мог считаться "солью", был выведен оттуда. Мера беззаконий Содома исполнилась, день божественного долготерпения завершился, и теперь глаза Авраама не встречали ничего, кроме бедствий и опустошения во всех окрестностях долины. Как грустно! И все же это прообраз того намного более ужасного опустошения, которое пройдёт по этому виновному миру, когда явится Сын Человеческий. "И тогда выплачутся все племена земные и увидят Сына Человеческого".

Таким образом, "Авраам стоял перед лицем Господа", совершенно освобождённый от всех печальных последствий недавнего посещения, насколько это касается его лично. Его положение пришельца, которое позволяло ему во дни Кедор Лаомера жить вне Содома, вне его окружения, сохраняло его свободным и было средством избежать невыразимое горе и страдания Содома. Если бы Авраам, управляемый царём Содомским, связался с имением Содомским, то он был бы в некоторой степени вовлечён, как его родственник Лот, в его низвержение. Он сам был бы спасён, но все его дело сгорело бы. Но Авраам искал город, основание которого - Бог, и он сразу понял, что Содом не является таким городом и, следовательно, он не может иметь с ним ничего общего. Он погнушался бы "даже одеждою, которая осквернена плотию", он не коснулся бы нечистого, и теперь ему было дано познать благословенные последствия его поведения, ибо в то время как его родственник Лот в замешательстве и скорби укрылся в пещере в горах, потеряв свою жену и все приобретения, Авраам со всем его блаженным спокойствием и достоинством, которые всегда его отличали, занимает своё место перед лицем Иеговы и оттуда созерцает душераздирающую сцену.

Но что с Лотом? Как он кончил свой путь? "Не рассказывайте о Гефе, не возвещайте на улицах Аскалона." Позвольте бросить покров на заключительную сцену с участием того, кто, по-видимому, никогда не понимал, как должно, силы призыва Бога. Он всегда выказывал тайное стремление к благам Египта или Содома. Его сердце, казалось, никогда не было удалено от мира, и потому его пути были не твёрды; время от времени он отделялся от Авраама, дела его становились все хуже, он переходил от одной ступеньки зла к другой, пока, наконец, его жизнь не закончилась омерзительным поступком в пещере, печальные последствия которого видны в лице Моава и Бен-Амми, врагов народа Бога.

Так закончилась жизнь Лота, чья история должна послужить серьёзным предупреждением всем христианам, которые склонны увлекаться миром. Эта история записана не без цели. "А все, что писано было прежде, написано нам в наставление", чтобы мы из вышеприведённого отрывка научились не возжелать злого, ибо хотя "знает Господь, как избавлять благочестивых от искушения", но все же мы и сами должны как можно дальше держаться от искушений, и нашей молитвой всегда должно быть: "И не введи нас в искушение." "И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек" (1 Иоан. 2,17).

Бытие, гл. 20,21

Давайте теперь оставим Содом - его солнце зашло за плотные тучи мрачной атмосферы; нам остаётся теперь дальше проследить повествование о жизни Авраама и действиях Бога по отношению к нему.

В главе 12 я пропустил один момент, зная, что он понадобится нам в этом месте. Когда Авраам поселился в Египте, он сговорился со своей женой Саррой скрыть часть правды: "Скажи же, что ты мне сестра" (12,13). Одно зло всегда влечёт за собой другое. Авраам двигался в ложном направлении, когда пошёл в Египет за помощью, и поэтому он не проявил той чистоты совести, которая бы подсказала ему о нравственном изъяне этого ухищрения. "Говорите истину каждый ближнему своему", - это, будучи божественным принципом, всегда оказывает воздействие на жизнь в общении с Богом; но желание Авраама выбраться из настоящего испытания было свидетельством изъяна в этом общении, и, следовательно, его "нравственное чувство", как высказался один современный писатель, не было так остро и возвышенно, как оно должно было быть. Однако, хотя Господь поразил дом фараона из-за того, что тот взял к себе Сарру и, далее, хотя фараон упрекает Авраама за это - последний все же ничего не говорит о сознательном сговоре, в который он вошёл со своей женой, и удерживает часть правды. Он молчаливо принимает упрёки и идёт своим путём, но корни зла по-прежнему остаются в его сердце, готовые показать себя при благоприятных обстоятельствах.

Но как чудесно наблюдать, как Авраам исходит из Египта, строит жертвенник и натягивает шатёр, проявляя благородство веры, поражает Кедорлаомера и отвергает искушение царя Содомского, просит о сыне и наследнике, получив самый благодатный ответ и пав на лицо перед Богом в ощущении Его всемогущей благодати и силы, принимает небесных посланников и заступается за Лота. Одним словом, чудесно наблюдать, как Авраам проходит такие блестящие сцены, охватывающие несколько лет, и всё-таки тот нравственный вопрос, в котором он ошибся в самом начале своего пути, остаётся нерешённым в его сердце. Правда, он и не разросся за то время, которое я обрисовал, но почему? Потому что Авраам не попал в благоприятные для этого обстоятельства; но все же нравственный изъян продолжал оставаться в его сердце. Зло не было полностью искоренено - он его не исповедал и не избавился от него. Доказательством является то, что при обстоятельствах, воздействующих на него, зло препятствует ему. Искушение царя Содомского, через которое он прошёл, ни в коей мере не было рассчитано на то, чтобы затронуть его нравственность, ничто другое со времени его исхода из Египта не было рассчитано на это, иначе зло, несомненно, обнаружило бы себя.

Мы никогда не сможем узнать, что в нашем сердце, пока обстоятельства не извлекут это оттуда. Пётр и не думал, что он может отречься от Господа, но когда обстоятельства ударили по его слабому месту, он показал, что в нем была эта слабость.

Потребовались долгие сорок лет в пустыне, прежде чем дети Израиля узнали, "что в сердце их" (Втор. 8,2), и это было одним из великих результатов того воспитательного пути, через которое проходит каждое дитя Бога до более глубокого знания своей слабости и ничтожности. "Сами в себе имели приговор к смерти, для того, чтобы надеяться не на самих себя, но на Бога, воскрешающего мёртвых" (2 Кор. 1,9). Чем больше мы возрастаем в чувстве наших немощей, тем больше мы видим необходимость ближе держаться ко Христу, припасть к Его благодати и более полно очиститься силой Его искупительной крови. Христианин в самом начале своего пути никогда не знает своего собственного сердца, да он и не может вынести полного знания о нем: он был бы слишком потрясён. "Господь не ведёт нас путём филистимлян, дабы мы не увидели брани" и не были повергнуты в отчаяние. Но Он благодатно ведёт нас окольными путями, чтобы восприятие Его благодати поспевало за нашим растущим самосознанием.

Итак, в главе 20 по прошествии многих лет мы снова находим Авраама, впавшего в старую ошибку - сокрытие правды, за что он получил упрёк от мирского человека. Этот человек обладал более утончённым нравственным чувством, чем человек Бога. "Не сам ли он сказал мне: она сестра моя? И она сама сказала: он брат мой? Я сделал это в простоте сердца моего и чистоте рук моих." Но заметьте, что Бог вводит эту сцену с целью оправдать слугу Его. Он говорит Авимелеху: "Вот, ты умрёшь." Да, со всей простотой его сердца и чистотой его рук, со всем его нравственным чувством добра и зла он был "мёртв", когда на мгновение встал вопрос между ним и даже ошибающимся дитем Бога. Бог по Своей благодати смотрел на Своего доброго слугу с совершенно иной точки зрения, чем на Авимелеха. "Теперь же возврати жену мужу: ибо он пророк и помолится о тебе, и ты будешь жив." Какая честь была здесь оказана Аврааму! Сам Бог оправдывает его перед миром! Ни слова упрёка! Ни намёка на неодобрение! Нет, "он пророк, и помолится о тебе, и ты будешь жив". Как поистине утешительно для бедного, слабого и смущённого верующего помнить, что Его Отец всегда рассматривает его через посредство Господа Иисуса Христа. В Своём чаде Он не видит ничего, кроме совершенства и превосходства Христа. Таким образом, если человек мира может укрепить дитя Бога, как в вышеприведённом случае, то Бог провозглашает, что Он ценит характер, полученный от Него верующим, больше, чем всю приветливость, простоту и невинность, которыми может похвалиться естество человека.

Это напоминает нам то, как Господь оправдывает Крестителя перед толпой, хотя Он и ему самому послал об этом весть, которая должна была глубоко Его взволновать. "Ибо говорю вам: из рождённых жёнами нет ни одного пророка больше Иоанна Крестителя" (Лук. 7,28). Таким образом, как бы неблагоприятно ни выглядело дитя Бога в глазах мира, Бог всегда покажет Себя оправдателем, но Он никому не позволил обижать их и обличал за них царей: "Не прикасайтесь к помазанным Моим, и пророкам Моим не делайте зла" (1 Хр. 16,21-22).

Однако, как было уже отмечено по отношению к Иоанну Крестителю, сообщение, посланное от Господа Его слуге должно было в тайне глубоко потрясти его дух; так и в случае Авраама. Авраам должен был почувствовать себя глубоко униженным в своей душе при мысли о том, что случилось, и сознание того, что Бог никогда бы не вступил с ним в суд об этом, должно было увеличить это чувство. Когда Авраам впал в Египте в ту же ошибку, то мы не видели, чтобы упрёки фараона произвели на него какое-то явное воздействие. Он не был этим утешен в такой степени, чтобы полностью все исповедовать. Он покидает Египет, но корни зла остаются в его сердце, готовые вновь раскинуть свои губительные ветви. Не так происходит в 20-й главе. Здесь мы сразу добираемся до корней зла - Авраам раскрывает все своё сердце, он исповедуется, что с самого начала своего пути он держал это в своём сердце, дважды побуждавшем его совершить проступок, который, мягко сказать, не стоило выносить на свет. И так как со стороны Авраама последовало полное исповедание зла, то это было полное отречение от зла, он совершенно избавляется от его корней и ветвей. Закваска вышла из всех пор его сердца, он слушает упрёки Авимелеха и делает из них выводы; это средство Бога, с помощью которого Он решил этот вопрос и освободил душу Своего слуги от силы зла.

Но вдобавок к этому перед Авраамом должен был встать ещё один вопрос, прежде чем он как человек веры смог бы достичь высшей точки своего пути. В доме все ещё оставалась служанка и её сын. Он должен был удалить их из дома, как он удалил из своего сердца зло. Дом и сердце должны были быть очищены. В 21-ой главе в отношениях со служанкой и её сыном, которых мы до этого момента совершенно упустили из виду, наступает кризис. Элемент рабства до сих пор лишь дремал в доме Авраама, не потревоженный действиями противоположной природы и направленности. Но с рождением Исаака, сына свободной женщины, ребёнка по обетованию, начинает действовать новая сила. Дух свободы и дух рабства приводятся в столкновение, и борьба между ними должна привести к изгнанию одного из них. Они не могут развиваться в гармонии, ибо "пойдут ли двое вместе, не поговорив между собою?"

Апостол в Послании к Галатам даёт нам увидеть в этих детях "два завета": один, рождающий в рабство, другой - в свободу; далее мы видим в них плотское и духовное семя Авраама, первое - "рождённое по плоти", второе - "рождённое по духу". Нет ничего более яркого, чем граница не только между двумя заветами, но и двумя семенами. Они совершенно отличаются друг от друга и никогда не могут соединиться. Аврааму пришлось прочувствовать это болезненным образом. "Выгони эту рабыню и сына её; ибо не наследует сын рабыни сей с сыном моим Исааком" (21,10). Здесь сам собой проявляется естественный результат. Два начала не могли смешаться. С таким же успехом можно было бы ожидать, что северный и южный ветер будут дуть со всей своей силой вместе, не мешая друг другу.

Но изгнание собственного сына было для Авраама чрезвычайно болезненным долгом. "И показалось это Аврааму весьма неприятным ради сына его", но это не имело значения, он должен был быть удалён, так как сын служанки никогда бы не мог наследовать обетованное только духовному семени. Если бы Измаил был оставлен, это было бы открытой уступкой притязаниям плоти. Мог ли Авраам обнаружить что-либо такое, что принадлежало бы одновременно плоти и славе? Нет, все обетования Бога были даны только тем, кто, подобно Исааку, являлись детьми по обетованию, рождённому по духу, "не от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога" (Иоан. 1,13). Измаил же был явно рождён от "хотения плоти и от хотения мужа", а "плоть и кровь не может наследовать царства Божия". Поэтому плоть должна быть отстранена и подавлена, как бы "тяжело" не было это для нашего сердца. Для христиан часто бывает тяжело расстаться со старым принципом, который кажется им вожделеннее нового, но Господь даёт духовные силы для борьбы, так что "все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас".

Я должен вновь напомнить читателю, что в мои цели не входит исследование учения, содержащегося в этой поучительной истории. Если бы я занялся этим, то это увело бы меня далеко за пределы, которые я установил для этого небольшого сочинения, замысел которого, как я заметил выше, - просто привлечь непосредственное внимание читателя к нескольким основным принципам, выдвинутым в повествовании. Поэтому я перехожу к следующей главе, которая будет последней из взятого для рассмотрения раздела.

Примечание

Для более полного изучения и духовного наставления, содержащегося в истории Авраама и других, смотрите книгу "Бытие в свете Нового Завета" тех же издателей.

Глава 22

Обстоятельства, с которыми столкнулся Авраам в главах 20 и 21, были действительно чрезвычайно важны. Зло, с давних пор укоренившееся в его сердце, было удалено; служанка и её сын, которые так долго и безмятежно владели его домом, были изгнаны, и теперь он стал "сосудом в чести, освящённым и благопотребным Владыке, годным на всякое доброе дело".

"И было, после сих происшествий Бог искушал” (или испытывал) "Авраама" Здесь Авраам поставляется на место истинного достоинства и чести. Когда Бог испытывает отдельного человека, это явное свидетельство Его доверия к нему. Мы нигде не читаем о том, что Бог искушал Лота, - нет, имения Содома представляли для Лота достаточно сильное искушение. Враг раскинул для него ловушки в орошаемых долинах Содома, в которые он попадал с чрезмерной готовностью. Не так обстояло дело с Авраамом. Он жил более в присутствии Бога и был поэтому менее подвержен влиянию того, что пленило его заблуждающегося брата.

Итак, проверка, которой подвергает Бог Авраама, печь, в которой Он его испытывает, сразу же выявляет чистый и благородный металл. Если бы вера Авраама не была самого чистого и подлинного свойства, он, наверняка, бы дрогнул под суровым испытанием, которое он прошёл в этой прекрасной главе. Когда Бог обещал Аврааму сына, он поверил, "и это было вменено ему в праведность", "не поколебался в обетовании Божием неверием, но пребыл твёрд в вере, воздав славу Богу". Но когда он, наконец, получил сына, увидел осуществление обетования, не было ли опасности в том, что он перенесёт все свои чувства на дар вместо Дарителя? Не было ли опасности, что он обопрётся скорее на Исаака, видя в нем будущее семя и будущее наследство, чем на Бога, давшего ему это семя? Конечно, нет, и Бог знал это, вот почему Он испытывает Своего слугу способом, более всего рассчитанным на то, чтобы выяснить тот предмет, к которому больше всего привержена его душа. Великий вопрос, поставленный перед сердцем Авраама этим удивительным действием, был: Бог желал испытать, мог ли Авраам познать в Нем Того, Кто был в состоянии поднять детей из пепла его принесённого в жертву сына, как из омертвелого чрева Сарры. Другими словами, Бог желал проверить, как некто выразился, простиралась ли вера Авраама до воскресения, поскольку если бы она остановилась перед этим, то он никогда бы не смог ответить на слова: "Возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе" (22,2). Но Авраам "не поколебался", он тотчас же отвечает на призыв. Бог просит Исаака, и Исаак должен быть отдан, причём без ропота и вздоха сожаления. Он мог бы отдать многое или все, на чем бы ни останавливался взгляд Всемогущего Бога. И заметьте, с какой точки зрения Авраам рассматривает своё путешествие к горе Мориа: "Я и сын пойдём туда и поклонимся" Да, это был акт поклонения, так как он собирался положить на жертвенник Оживителя мёртвых того, в ком сосредоточились все обетования Бога. Это был акт поклонения - чрезвычайно возвышенного поклонения, так как он собирался подтвердить в виду небес и ада, что ничто другое, кроме Всемогущего Бога, не заполняло его душу. Какое спокойствие! Какое самообладание! Какая чистая преданность! Какая возвышенность ума! Какое самоотречение! Он ни разу не колеблется во всей этой сцене. Он седлает осла, колет дрова и отправляется к горе Мориа, не давая волю тревожным мыслям, хотя в человеческом представлении он должен был лишиться предмета самых нежных привязанностей сердца - того самого предмета, от которого, по всей видимости, зависели будущие интересы его дома.

Авраам, однако, чрезвычайно полно показал, что его сердце обрело нечто более близкое и дорогое, чем Исаак, каким бы дорогим он ни был; он также показал, что его вера основывалась совершенно на ином предмете в отношении будущих интересов его семени и что он так же просто опирался на обетования Бога после рождения Исаака, как и прежде.

Взгляните же на этого человека веры, когда он поднимается на гору со своим "возлюбленным"! Это непередаваемо интересная сцена! (см. примечание ниже). Как, должно быть, небесное воинство наблюдало за этим прославленным отцом шаг за шагом в его чудесном путешествии, пока, наконец, они не увидели, как он простёр руку свою и взял нож, чтобы заколоть сына своего - сына, которого он так долго и страстно желал и в отношении рождения которого он так непоколебимо уповал на Бога. И вот сатане опять представилась возможность метнуть свои огненные стрелы. Какое широкое поле для внушения мыслей, подобных следующим: "Что станет с обетованиями Бога относительно семени и наследства, если ты принесёшь в жертву своего единственного сына? Смотри, не дай завлечь себя ложным откровением; или, если это правда, что Бог сказал тебе так-то, разве Бог не знает, что в тот день, когда ты принесёшь в жертву своего сына, все твои надежды рухнут? Далее, подумай о Сарре: что она будет делать, если потеряет Исаака, после того, как заставила тебя выгнать из дома Измаила?" Все эти и многие другие помыслы враг мог вложить в сердце Авраама. Но Авраам был за пределом всех этих мыслей и рассуждений, которые в такой момент не замедлили бы появиться в его душе. Каков же был ответ на все эти тёмные внушения? "Воскресение!" "Верою Авраам, будучи искушаем, принёс в жертву Исаака и, имея обетование, принёс единородного, о котором было сказано: в Исааке наречется тебе семя. Ибо он думал, что Бог силён и из мёртвых воскресить, почему и получил его в предзнаменование" (Евр. 11,17-19).

Примечание

Меня поражает, что в путешествии Авраама к горе Мориа мы видим замечательный образ мистической сцены, представленной позже на Голгофе, когда Бог действительно посылает Сына. Мы можем без труда оставить на время без внимания Ирода и Пилата, первосвященников и книжников, фарисеев и толпу, и, таким образом, перед нами не будет никого, кроме Отца и Сына, которые вместе восходят на гору и осуществляют благородное дело искупления в ненарушаемом уединении этого места.

Воскрешение - могущественное средство Бога против всего вреда и разрушений, причинённых сатаной; когда мы уже достигли понимания этого, мы разделались с властью сатаны, последнее проявление которой мы видим в смерти. Сатана не может притронуться к жизни, обретённой в воскресении, ибо последнее проявление его власти мы видим в могиле Христа, за пределами которой он ничего не может сделать. Отсюда безопасность положения церкви, её "жизнь сокрыта со Христом в Боге". Благословенно это положение! Давайте будем радоваться ему с каждым днём все больше и больше.

На этом я заканчиваю своё сочинение. Мы проследовали за Авраамом по всему его пути от Храма Халдейского до горы Мориа; мы видели, как он оставляет по призыву Божьему семью и детей, земли и владения, мирские удобства и процветание; и наконец, мы видим, как он по тому же призыву Бога в силе веры восходит на уединённую гору с целью заклать своего единородного сына на жертвеннике Бога и, таким образом, провозгласить, что он мог бы отдать все и каждого, кроме Самого Бога - знакомым со значением слов "Всемогущий" и "воскресение", он не заботился, хотя и был призван, о том, чтобы взглянуть на камни, из которых поднялось бы его потомство.

С другой стороны, мы проследовали за Лотом также из Ура Халдейского, но увы! Его путь так отличался от пути его родственника! Он, по-видимому, не понимал силы призыва Бога в его собственной душе. Он двигался, скорее, под влиянием Авраама, чем под влиянием Иеговы, потому-то мы видим, что между тем, как Авраам на каждом шагу своего путешествия удалялся от мира, Лот делал совершенно противоположное; он цеплялся за мир в любом из его проявлений, и он приобрёл то, к чему стремился, но что же? Каков был его конец? Ах, в этом-то весь вопрос. Каков конец Лота? Вместо того, чтобы стать благородным зрелищем для ангелов и образцом всех будущих поколений верных, вера которых даёт человеку возможность жить и страдать во имя Бога, он был совершенной противоположностью этому. Он был совращён врагом его души, который уловил его средствами этого мира; он проводил свои дни посреди нечистот Содома, и жизнь его кончилась печальным образом в пещере. Все, что он сделал для Бога или Его народа, - породил аммонитян и моавитян, врагов обоих.

Как чудесна та благодать, которая, высказываясь об истории такого человека, как Лот, могла произнести: "А праведного Лота, утомлённого обращением между людьми неистово развратными, избавил, - ибо сей праведник, живя между ними, ежедневно мучился в праведной душе, видя и слыша дела беззаконные" (2 Пет. 2,7-8).