Изгнанники

12

Внезапная и суровая зима накрыла Ястребиный лес и холмы над Амаридом. День за днем сильный ветер со снежной гряды вершин Парне приносил студеный воздух и сухой колкий снег. Даже толстые каменные стены стонали под напором ветра и не спасали от холода. В святилище по стенам были развешаны ковры, и обычно мороз отступал перед поблекшими изображениями четырех богов и сотворения Тобин-Сера. Однако в этом году не спасали и толстые драпировки.

Закутавшись в толстое шерстяное одеяло, Кайлин сидела у самого огня в своей маленькой комнатке и пыталась сосредоточиться на чтении пьесы. Это было одно из лучших произведений Сирбола Она уже прочитала «Корону Аббориджа», «Плач по Леоре», «Боги в долине» и другие. Читать их было легко. Но сейчас она держала в руках одну из самых ранних вещей, не такую веселую и интересную, как остальные, и называлась она вполне подходяще — «Безумство младенца». Не первый раз за это утро Кайлин уносилась мыслями куда-то вдаль, глядя в огонь невидящими глазами, а открытая книга, подаренная Старейшей из Богов Линни, сиротливо лежала у нее на коленях. Ей так хотелось убежать на поляну за храмом, выпустить Маркрана в небо и смотреть, как он застывает, несомый ветром, или внезапно бросается на незадачливого воробья.

Она взглянула на маленького ястреба, сидевшего в изголовье ее кровати. Его большие глаза были прикрыты, цветные перья слегка взъерошились. Он был чуть больше сойки и не шел ни в какое сравнение с теми величественными птицами, которых она видела в Великом Зале. Кайлин знала, что маги чаще устанавливают связь с самками, а не с самцами. Но ей это было безразлично. Для нее это была самая лучшая и красивая птица на свете, и девочка не переставала любоваться ее цветным опереньем: на груди и спине перышки были коричневыми, на крыльях — серо-голубыми, а хвост был красно-черным. По бокам и животу были рассыпаны черные крапинки, а на головке, пониже рыжевато-голубого хохолка, шли две темные полоски. Он был похож на лицедеев в пестрых одеяниях, каждый год дававших представление на Пиру Арика. А в полете он был подобен радужной комете, чиркнувшей по небу.

Они были связаны только год, но Кайлин казалось — гораздо больше. Сейчас ей уже трудно было припомнить, на что была похожа ее жизнь без Маркрана. Точнее, это касалось только жизни здесь. Она по-прежнему так отчетливо вспоминала Каэру, словно это было вчера. Но все, что произошло после той страшной, пылающей ночи, положившей конец ее детской жизни, было размыто. Пока она не нашла ястреба.

В тот день она была на своей любимой поляне. Она частенько туда ходила еще до появления Маркрана. Поляна была окружена деревьями, но здесь, в лесах Амарида, не существовало другого места, напоминавшего ей долины, где она выросла. Только здесь она не плакала, думая о родителях. Но в тот день она не вспоминала о доме. Стояла осень, девочка сидела на опушке и смотрела, как прохладный ветер срывает с деревьев рыжие, коричневые, золотистые листья и как они, кружа и танцуя в воздухе, падают наземь.

Вскоре она почувствовала, что на поляне кто-то есть. Она даже не знала, почему ей так показалось, просто была уверена в этом. Оглянувшись, она увидела ястреба. Он сидел на одной из нижних ветвей дерева, росшего неподалеку, и не мигая смотрел на нее большими темными глазами. Зачарованная и слегка испуганная, она застыла, боясь шелохнуться, чтобы не спугнуть его, и тоже смотрела на него во все глаза.

В следующее мгновение ее захлестнула волна несвязных образов и переживаний, подавляя ее собственное сознание. Теперь она превратилась в ястреба, парящего над лугом и приготовившегося кинуться вниз на полевую мышь, а потом крючковатым клювом в клочья рвущим шкурку и плоть. Потом она почувствовала, что летит, ловя восходящие потоки воздуха и поднимаясь все выше, пока облака не стали ближе, чем земля; вот она, распустив когти, раскрыв клюв и яростно крича, бросается на большого ястреба; с жадностью терзает еще теплую тушку зяблика; дерется с маленьким ястребом.

Образы сменяли друг друга так стремительно, что она даже не все понимала, лишь чувствовала смятение в груди. Один раз она даже увидела саму себя и вскрикнула Девочка была не в состоянии обуздать этот поток и чувствовала, что проваливается куда-то. Мир ускользал, как будто она, словно ястреб, взмывает в небо и больше никогда не вернется. Еще чуть-чуть, и она потеряет сознание.

Она услышала свое имя, кто-то настойчиво взывал к последним остаткам ее разума. На секунду ей показалось, что это мама, и от этой мысли ее сознание еще больше помутилось. Но она быстро сообразила, что ее зовет Ирриан, прислужница в храме и ее ближайшая подруга.

Кайлин хотела откликнуться, но не смогла вымолвить ни слова Она не могла отвести даже взгляда от ястреба. Но птица сама отвернулась, когда Ирриан подошла ближе, и мгновенной остановки в потоке образов было достаточно. Кайлин снова стала собой, сидела на поляне и смотрела на маленького переливчатого ястреба. А когда птица снова повернула к ней головку, девочка уже успела приготовиться. Но новых образов не последовало, ястреб сорвался с ветки, поднялся высоко в небо, немного покружил в вышине и пропал за деревьями.

— Кайлин! — донесся голос девушки от кромки леса. — Ты почему не отвечаешь?

Кайлин проводила ястреба взглядом и посмотрела на прислужницу. Голова кружилась, тело била легкая дрожь.

Ирриан немного раскраснелась, взбираясь по лесистому склону на лужок, и ее коротко стриженные светлые волосы растрепались на ветру.

— С тобой все в порядке? — спросила молодая женщина, добравшись до поляны. На ее круглом лице была написана озабоченность.

Кайлин кивнула. Говорить было очень трудно.

— Тогда почему ты здесь сидишь?

Девочка повела плечами.

— Просто смотрю, как падают листья, — с небольшим усилием произнесла она, сама не зная, зачем врет.

Ирриан склонила голову набок.

— Ага, листья, — недоверчиво повторила она, в упор глядя на Кайлин.

Девочка промолчала и не опустила глаз.

Прислужница медленно обвела взглядом поляну и глубоко вдохнула чистый воздух.

— Понимаю, почему тебе здесь нравится, — тихо произнесла она, и ее карие глаза снова остановились на Кайлин. — Но пора идти заниматься. — И подала ей руку.

Кайлин встала несколько неуверенно и ухватилась за протянутую ладонь.

— Ты себя хорошо чувствуешь? — поинтересовалась Ирриан.

Девочка снова кивнула.

Они ушли с поляны и направились вниз, к Храму. Все еще слегка дрожа, Кайлин взглядом искала ястреба среди ветвей, но так и не увидела его.

— Да тебя всю трясет, — обеспокоенно сказала Ирриан, сдвинув брови. — Замерзла?

— Нет. — Кайлин попыталась унять дрожь, но не смогла. Она все больше пугалась, вспоминая о встрече с ястребом. Об Амариде она читала. В Храме ей даже рассказывали о Волшебной Силе, и эти истории о Первом Маге зачаровывали ее, несмотря на то что случилось с ее семьей и деревней, а может, как раз поэтому. Она даже начала читать страшно утомительное жизнеописание Амарида, им самим и написанное. Закончить так и не смогла, но главу о первой связи прочитала целиком. Поэтому она знала, что сегодняшнему происшествию есть только одно объяснение. А ведь были еще и видения.

Прошлой осенью ей привиделись прорезывавшие тучи молнии и потоки воды, и на следующий день сильнейший ливень, необычный для этого времени года, залил все лесные пожары и вызвал разлив Лариана. В начале весны ей приснились диковинные лакомства и заморские материи, и днем позже в Храме неожиданно появился коробейник с тончайшими тканями и деликатесами из Аббориджа. А последним видением было нападение на Каэру, оно часто ей снилось. Но на этот раз она сама сражалась с нападавшими, на ее плечах был плащ, похожий на орденский, только не зеленого, а синего цвета. Огромная коричневая птица восседала на ее плече, а из посоха в ее руке вырывалось ослепительное золотистое пламя, разя людей и уничтожая их странных смертоносных птиц.

После этого видения Кайлин наконец рассказала Ирриан о двух первых, а та в свою очередь доложила обо всем Сыновьям и Дочерям Богов. С тех пор никто не заговаривал с ней о видениях и никто не обмолвился, что они об этом думают.

Третье видение, о котором она умолчала, все расставило на свои места.

Сама мысль об этом ее ужасала, и к горлу подступала тошнота. Она их ненавидела, всех ненавидела. И при этом она может стать одной из них, тоскливо размышляла она, шагая рядом с Ирриан. Слезы навернулись на глаза, и девочка с трудом удержалась, чтобы не расплакаться.

— Наверное, я все же не совсем здорова, — сказала она послушнице, когда в просветах между деревьями замаячил Храм.

— Я так и думала, что ты от меня что-то скрываешь. — Остановившись, Ирриан присела и потрогала ее лоб. — Небольшая температура есть, — сказала она, еще больше нахмурившись. — Когда вернемся в Храм, пойдешь к себе. Я пошлю за кем-нибудь из Хранителей.

— Хорошо, — согласилась Кайлин.

Спустя пару минут они подошли к святилищу, и девочка поспешила в свою комнату. Закрыв дверь, она растянулась на кровати и стала судорожно всхлипывать. Как могут боги быть так жестоки к ней? Ведь по вине Сынов Амарида погибли ее мать и отец и остальные жители Каэры. Все кроме нее, только ей повезло. Кайлин стала живым свидетельством неспособности Ордена защитить страну, ее имя служило магам укором в нарушенных ими обещаниях и предательстве. И вот теперь она оказывается одной из них.

Кто-то постучал в дверь. Кайлин рывком села и вытерла слезы.

— Войдите, — отозвалась она нетвердым голосом.

Дверь приоткрылась, и показалась Зира, одна из младших Дочерей Богов.

— Привет, Кайлин, — произнесла хрупкая женщина, сочувственно улыбаясь. — Ты, кажется, приболела?

Кайлин покраснела.

— Я… Да нет, все хорошо… — промямлила она. — Ирриан говорит, что у меня температура.

Зира вытянула руку и показала дымящуюся чашку:

— Я принесла тебе чаю. Можно войти?

Девочка кивнула, Зира закрыла за собой дверь и села рядом с Кайлин на кровать. Она протянула ей чашку с чаем и тыльной стороной ладони потрогала ее щеку.

— Да, ты немного горячая, — подтвердила она. — Как себя чувствуешь?

Кайлин открыла рот, чтобы ответить, и вдруг разразилась рыданиями, сотрясаясь всем телом. Зира неловко обняла ее за плечи и попыталась успокоить, но Кайлин ее даже не слышала. Она опять вспоминала Каэру, в который раз переживая ту жуткую последнюю ночь. Но теперь, как и в летнем видении, она представлялась себе вызывающей волшебный огонь и посылающей его на чужеземцев. Это просто невозможно вынести!

— Уходи, пожалуйста, — попросила она, всхлипывая. — Я хочу побыть одна.

Зира немного помедлила, но потом тихо поднялась и выскользнула из комнаты. Услышав стук закрывшейся двери, Кайлин бросилась на кровать и заплакала в полный голос, пока наконец не забылась в беспокойной дремоте.

Она очнулась, когда во дворе Храма зазвонил колокол к ужину. Последние дневные лучи прорывались через окошко, наполняя комнату призрачным серебристым светом. Девочка не спеша села и зевнула, потом спустила ноги на холодный каменный пол и прошлепала к стоящему в углу умывальнику. Плеснув в лицо водой, поежилась от холода и вытерлась висевшим рядом полотенцем.

Глубоко вздохнув, она почувствовала, что ей уже лучше. И вдруг приняла решение. Завтра она вернется на поляну. Если Дети Арика и научили ее чему-то, так это тому, что от предначертанного богами будущего не скроешься, что бы оно ни сулило. Но раз уж избежать его нельзя, то в ее силах повернуть его по-своему. Только это ей и оставалось. Она соединит свое сознание с ястребом, как Амарид в свое время, и станет магом, но на своих условиях. Никогда она не вступит в Орден, не наденет мантию и никогда не произнесет клятву подчинения Законам Амарида

Весь вечер девочка не выходила из комнаты. Ирриан принесла ей поесть, но Кайлин не хотелось. Она рано легла и встала с рассветом, бесшумно выскользнула из святилища и помчалась к поляне по еще блестевшим от росы траве и палым листьям.

Ястреб сразу нашел ее, как она и ждала. Он подлетел к девочке с дальнего края лужка, пронесся низко над землей и уселся на стоящий неподалеку пенек.

С бешено колотящимся сердцем, Кайлин все не могла решиться поднять на него глаза, зная, что произойдет, когда их взгляды встретятся. Теперь, когда пришло время раз и навсегда изменить свою жизнь, ее одолели сомнения. Маги не уберегли Каэру от огня. Они не уберегли от смерти ее родителей. И теперь боги зачем-то хотят сделать ее такой же, как они. Весь ее горький жизненный опыт советовал девочке бежать отсюда, пока не поздно. Но, зная, что ястреб здесь, Кайлин ничего не могла с собой поделать. В конце концов она глубоко вздохнула и посмотрела на птицу.

И снова утонула в вихре воспоминаний и ощущений, который ястреб передавал ее сознанию, хотя и была к этому готова. Она снова взмывала, парила, охотилась, вступала в схватки с другими птицами. От ястреба не исходило никакой угрозы, но ее разум был порабощен, и она изо всех сил старалась не утратить самоосознание. И вдруг в бешеном вихре образов она начала узнавать картины предыдущего дня. В них была какая-то последовательность, птица пыталась ей что-то сказать.

Как будто почувствовав, что она поняла, ястреб передал ей изображения в другом порядке. И теперь Кайлин уже узнавала их. Она увидела Ирриан и Зиру. Видела других детей, живущих при Храме. Увидела Великий Зал Амарида. Потом Равнину Тобина и дома Каэры. И под конец, чуть не расплакавшись, с болезненной ясностью увидела дом и своих родителей. Это была ее жизнь, такой ее видел ястреб, она проносилась перед ее глазами таким же потоком, как и его жизнь. Девочка вдруг поняла, что его зовут Маркран. Изображения снова сменились другими. Полет, охота, парение, схватка. Но теперь в них заключался смысл.

Постепенно череда образов замедлилась, и Кайлин снова смогла видеть и шевелиться. Но она уже не была прежней: осталось чувство, что ястреб неотлучно пребывает в ее сознании; она понимала его мысли; ее ощущение реальности стало резче, обостренное восприятием птицы. Она вздохнула, захваченная неразберихой чувств, но на сей раз собственных, которые боролись между собой, как войска в аббориджийской войне. Кайлин стала магом. Хорошо это или плохо, но она стала магом.

Тогда она не подозревала, что появление Маркрана положит конец горю и глубокому одиночеству, омрачавшим ее жизнь со дня смерти родителей. Теперь он никогда не покидал девочку — сидел ли у нее на плече или только присутствовал в ее мыслях. Кайлин по-прежнему вспоминала родителей и тосковала по ним, но больше не чувствовала себя бездомной сиротой. Она была неотделима от Маркрана, а он от нее. Он стал ее семьей.

Также она не догадывалась, как сильно изменится ее жизнь в Храме из-за птицы. Из истории Тобин-Сера ей было хорошо известно, что Сыны Амарида и Дети Богов — непримиримые соперники с тех самых пор, как Амарид открыл Волшебную Силу. Поэтому она понимала, что Хранители Храма вряд ли будут в восторге от ее поведения, но надеялась, что ее похвалят за нежелание подчиняться Законам Амарида. Девочка никак не могла ожидать, что в Храме ее будут бояться и попытаются принудить следовать законам Ордена.

За первые три года, проведенные здесь, Кайлин всего два или три раза видела Старейшую из Богов, Линни. Теперь женщина стала приходить к ней ежедневно, якобы для проверки ее успехов в учебе. Но девочка прекрасно понимала настоящую цель этих «проверок». Кайлин не могла не заметить, как неуютно чувствуют себя рядом с ней Сыновья и Дочери Богов, особенно когда она волнуется или сердится. Даже дети стали вести себя с ней по-другому. Правда, в отличие от взрослых, они не казались напутанными, но больше не брали ее в свои игры. С ней даже почти не разговаривали, только иногда спрашивали разрешения подержать Маркрана или погладить его перышки. Сперва ей хотелось угодить им, и она позволяла. Но дети по-прежнему не играли с ней, и тогда она стала отказывать. Кайлин и Маркран все чаще и чаще оставались одни. И чем более одинокой становилась девочка, тем чаще приходила к ней Линни.

В общем-то, Старейшая нравилась Кайлин. В отличие от остальных эта грузная женщина была к ней добра и не боялась оставаться с ней наедине. Но она беспрестанно задавала Кайлин вопросы. Иногда она просто спрашивала об уроках или других детях, но чаще вопросы были неприятного личного толка. Она могла попросить: «Расскажи мне о твоей дружбе с ястребом» — или спросить: «Ты уже научилась использовать свои способности?». Несколько раз Линни предлагала привести в Храм мага.

— Они научат тебя управлять Волшебной Силой, — объясняла она — В этом мы тебе не помощники.

И тогда Кайлин поняла, что Линни, хоть и выглядит спокойной, боится ничуть не меньше других. До расспросов Старейшей девочка не задумывалась, на что способна Она не то чтобы не старалась развивать скрытые в ней таланты, просто толком не знала, в чем они заключаются. Ей было вполне достаточно Маркрана, сама же Волшебная Сила ее настораживала Кайлин казалось, что пользоваться ею — грех. Но сейчас ей стало интересно. Она не представляла себе, каким образом проявляется волшебство, знала только, что происходит это благодаря Маркрану, точнее, благодаря установившейся между ними связи. Вот только посоха у нее не было, и девочка сомневалась, что без него что-нибудь получится.

Несколько месяцев эти мысли не давали ей покоя. Ночью она часто лежала без сна, размышляя, каково это — творить волшебство, и в конце концов решила все узнать сама. На следующий день после уроков она тайком убежала на поляну. День был изумительный, светило солнце, и дул необычайно мягкий для ранней весны ветерок. Но Кайлин, усевшуюся на землю и положившую перед собой кучку палочек и сухих листьев, била дрожь возбуждения и сосредоточенности. Толком не зная, что ей следует делать, девочка пристально глядела на хворост, думая, что если просидит так достаточно долго, он сам загорится. Но ничего не случилось. Она закрыла глаза и представила огонь. Снова ничего не произошло.

Она нахмурилась и открыла глаза.

— Наверное, нужен посох, — громко произнесла она. В ответ Маркран тихонько цвиркнул.

И в ту же секунду Кайлин придумала. Закрыв глаза и снова представляя себе огонь, она соединила свое сознание с сознанием ястреба, как всегда, когда хотела, чтобы он подлетел к ней или унесся в небо. Тут же она почувствовала, как по телу прошла волна необыкновенного тепла и силы, словно через нее лились солнечные лучи. Она услыхала потрескиванье и, открыв глаза, увидела, что сучки и листья загорелись.

Она вскочила и затоптала огонь. Тяжело дыша, оглянулась, стыдясь того, что сделала Но никого не было, никто ее не видел. Чувствуя одновременно отвращение и влечение, потрясение и замешательство, она набрала еще веточек и снова их зажгла. В этот раз было проще, но от напряжения закружилась голова. И она снова быстро потушила огонь.

— Хватит на сегодня, — произнесла она, словно уговаривая Маркрана. — Нам пора домой.

Кайлин вернулась на поляну на следующий день, потом снова. Вскоре она ходила тренироваться туда ежедневно, даже если шел дождь. Она обнаружила, что даже без посоха может кроме воспламенения еще и придавать форму разным деревяшкам, а также заживлять свои порезы и ссадины. Поначалу было трудно. Она быстро уставала, иногда от усталости начиналось такое сильное головокружение, что ей приходилось несколько минут ждать, прежде чем предпринять новую попытку или хотя бы встать. К тому же она еще плохо владела своими способностями. Чурки, которым она пробовала придавать форму предметов, получались такими грубыми, что ей хотелось их тут же спалить. А однажды, пробуя развести небольшой костер, она подожгла целое дерево. На ее счастье, оно так быстро прогорело, что огонь не успел перекинуться на соседние деревья.

Но чем больше она тренировалась, тем лучше получалось, и девочка все больше входила во вкус. Она уже ждала того ощущения, когда по ней прокатится волна силы. Ей казалось, что ее тело работает, как призма, фокусируя свет и видоизменяя его, наделяя ее собственными качествами. В такие мгновения ее близость с Маркраном была не сравнима ни с одним чувством, что она испытывала к людям или другим существам. И с каждым днем ее силы возрастали.

Она все еще стыдилась того, что с нею происходит, хотя уже меньше. Другие хоть и боялись ее, но не считали связь с Маркраном чем-то постыдным. А когда Кайлин созналась Линни, что уже несколько раз применяла свои способности, Старейшая, казалось, была довольна больше всех. Она назадавала Кайлин вопросов о том, что она чувствовала, используя свой Дар, и чего достигла. И если Старейшей что-то и не понравилось, то никто об этом не узнал.

Сейчас, сидя у себя в комнате и завернувшись в теплое одеяло, Кайлин улыбалась, вспоминая начало связи с Маркраном и свои первые опыты. Казалось, все это было так давно. Она уже привыкла думать, что она — маг. Правда, некоторая двойственность в отношении к этому факту еще оставалась, но совсем незначительная. Ей казалось, что главное не в наличии Дара, а в том, как его использовать. Девочка не считала свою связь с Маркраном изменой памяти родителей. А вот вступление в Орден было бы предательством с ее стороны, и этого она делать не собиралась. Она найдет свой собственный путь служения своей земле и почитания богоданной силы.

Ее отец, даже убедившись, что Орден предал Тобин-Сер, продолжал почитать Амарида и все свершения Первого Мага. «Несмотря ни на что, Амарид был величайшим из уроженцев Тобин-Сера», — сказал он ей в ту самую гибельную ночь, пытаясь объяснить, что Дар Амарида — это благословение, пусть даже Сыны Амарида и нарушили свою клятву служения земле. Тогда она не поняла его слов, а спросить уже так никогда и не смогла Только связав свой разум с ястребом, Кайлин постепенно стала понимать, что имел в виду отец. Несмотря на все деяния Ордена, отношение Первого Мага к Волшебной Силе оставалось незапятнанным. Священный Дар Леоры не был собственностью Ордена, и маги не могли изменить его сущности, как бы ни коверкали его. Он принадлежал земле. Сейчас, самостоятельно обнаружив его и чувствуя, как Волшебная Сила пульсирует в ее жилах, Кайлин была уверена, что природа ее добра. Если только владеющий ею человек имеет благие намерения.

Девочка захлопнула сборник пьес, забытый на коленях, и отложила его в сторону. Потом встала, потянулась и вздохнула, натягивая одеяло на плечи. Она никак не могла избавиться от беспокойства. Кайлин с завистью посмотрела на Маркрана, спокойно спавшего в изголовье ее кровати. Вот бы ей научиться так легко впадать в дрему, тогда эти нудные зимние вечера проходили бы быстрее. Но спать не хотелось. Чего ей хотелось, так это попасть на заветную поляну. Однако снаружи, не утихая, завывал ветер, и сухой снег сыпал в оконное стекло. Девочка покачала головой и, смирившись, снова села у камина и взяла книжку. Но, еще не успев ее открыть, услышала легкий стук в дверь.

— Войдите, — откликнулась она, в который раз откладывая книгу.

Дверь распахнулась, и в комнату заглянула Линни.

— Не помешаю, Кайлин?

— Старейшая! — воскликнула Кайлин, вскакивая и уронив одеяло. — Нет-нет, что вы! Я просто читала. Входите, пожалуйста.

Лицо Линни казалось озабоченным, но она улыбнулась и осталась в дверях.

— Садись, дитя, — как-то рассеянно произнесла она. Старейшая оглянулась через плечо. Потом женщина снова взглянула на девочку: — Я привела кое-кого к тебе в гости, Кайлин. Она проделала долгий путь ради тебя, и мне хотелось бы, чтобы ты поговорила со своей гостьей.

— Конечно, Старейшая, — улыбнулась Кайлин. — А кто это?

Вместо ответа Линни шагнула в комнату, жестом приглашая войти посетительницу. В следующее мгновение в дверях появилась женщина. Она была высока ростом и стройна и держалась с необыкновенным достоинством. Но внимание Кайлин больше привлекли ее одежда и то, что было в руках у женщины: зеленая мантия, длинный деревянный посох, увенчанный сияющим зеленым кристаллом, и в довершение на ее плече сидела большая сова с круглой головой. Кайлин с трудом отвела глаза от великолепной птицы и посмотрела в лицо вошедшей. Она была примерно того же возраста, что и Линни, но с более резкими чертами лица, хотя взгляд ее был добрым. Глаза у женщины были ярко-зелеными, волосы цвета пшеницы собраны в пучок. Стоя рядом с Линни, она открыто улыбалась Кайлин.

— Это Премудрая Сонель,— представила Старейшая, ее блеклые голубые глаза с беспокойством обратились к девочке. — Премудрая, это Кайлин.

Премудрая, улыбаясь, шагнула вперед.

— Здравствуй, Кайлин.

Кайлин промолчала Премудрая Сонель. Конечно, она не сомневалась, что ее отказ вступить в Орден и принести клятву верности Законам Амарида обеспокоит магов. Она уже давно ждала посетителей из Великого Зала, но никак не думала, что это будет сама Премудрая.

Сонель оглянулась на Старейшую.

— Что ж, — вдруг сказала Линни, чувствуя себя несколько неловко, — пожалуй, я вас оставлю.

— Как вам угодно, Старейшая, — вежливо ответила Сонель.

Кайлин хотелось бы, чтобы Линни осталась, но она не осмелилась попросить.

Зашуршав серебристыми одеждами и бросив на Кайлин и Сонель последний озабоченный взгляд, Линни вышла, закрыв за собой дверь.

Сонель обвела глазами маленькую комнатку.

— Ты позволишь мне сесть? — спросила она, указывая на постель Кайлин.

Девочка пожала плечами, снова усаживаясь поближе к огню.

Премудрая села, еще раз сдержанно улыбнувшись, и положила посох на кровать, устроив камень на подушке. Заметив Маркрана, она почесала его под клювиком. Ястреб проснулся от испуга и, увидев сову Сонель, жалобно крикнул.

— Красивый ястреб, — спокойно сказала Сонель. — Как его зовут?

Кайлин растерялась. Она ожидала, что Премудрая начнет убеждать ее, как важно вступить в Орден и следовать его законам. Ведь за этим она и пришла. И девочка заранее решила, что будет молчать. Но к такому простому и безобидному вопросу она не была готова.

— Маркран, — наконец очень тихо произнесла она.

— Маркран, — повторила женщина-маг. — Мне нравится. — Она снова погладила перья птицы, и на этот раз ястреб вытянул шейку и закрыл глаза, совсем как если бы Кайлин ласкала его. — Это здорово, правда? — спросила она, немного помолчав.

— Что?

— Быть связанной с ястребом, — ответила Сонель, и ее лицо озарила улыбка. — Летать, благодаря ему. Охотиться. Я так это люблю. А ты?

Кайлин кивнула, слегка улыбнувшись помимо воли.

— Я обнаружила, что могу несколько часов подряд пользоваться Глазом Ястреба и не уставать, — продолжала Премудрая с все возраставшим воодушевлением. — Столько времени используя силу на что-либо другое, я бы чувствовала себя опустошенной, а вот с Глазом Ястреба — нет. — Она задумчиво покачала головой и взглянула на свою сову.

— А что такое «Глаз Ястреба»? — не удержалась Кайлин, немного смутившись оттого, что не знает.

— Глаз Ястреба — это способность мага смотреть глазами своей птицы. Ты можешь так же использовать связь с Маркраном, чтобы обострить свое зрение.

Кайлин нахмурилась:

— Я не понимаю.

— Это нелегко понять, пока не попробуешь, — ответила Сонель. — Скажем, ты хочешь что-то разглядеть на куполе Храма. Для этого надо изо всех сил напрячь зрение или забраться на крышу. Но можно связаться с Маркраном и увидеть это так, как видит он.

— Все равно не понимаю.

Сонель улыбнулась.

— Ну что ж, можно попробовать сейчас, — предложила она. — Закрой глаза и соедини сознание с Маркраном.

Кайлин так и сделала, приняв в себя уже знакомую череду образов и чувств, врывавшихся в ее сознание всякий раз, когда она устанавливала связь с ястребом.

— Теперь дальше, — велела Сонель спустя несколько секунд. — Надо выйти за пределы обычной связи, пока не увидишь то, что он видит сейчас на самом деле.

Так и не поняв, что подразумевала Премудрая, Кайлин погрузилась глубже в поток мыслей и ощущений, несшийся к ней от Маркрана. Ей показалось, что они стали совсем отрывочными, как в самом начале. Но птица словно почувствовала, чего Кайлин добивалась, и повела ее через сумятицу образов, пока внезапно девочка не увидела саму себя, сидящую на полу у огня.

— Получилось! — громко крикнула она, напугав Маркрана, и видение исчезло. Но теперь она знала, как его найти, и миг спустя она вновь смотрела на себя со стороны. — Получилось, — тише повторила она.

— Очень хорошо! — похвалила Сонель.

Кайлин повернулась к ней. Точнее, Маркран повернулся. Премудрая казалась другой, незнакомой — глаза птицы слегка искажали ее наружность, но тем не менее изображение было необычайно жизненным. Даже цвета выглядели иначе. Маркран снова посмотрел на Кайлин, и девочка почувствовала головокружение. Ей трудно было удерживать связь, а еще сложнее было ориентироваться, глядя вокруг глазами ястреба. И через несколько секунд Кайлин прервала напряженное общение с птицей, открыв глаза

— Тяжело, — сказала она, обращаясь к Сонель. — Голова кружится.

— Нужно время, чтобы привыкнуть. Но потом ты это полюбишь. Представь, каково летать вместе с ястребом!

— А вы умеете? — спросила Кайлин, даже представить не в силах, на что это похоже.

— И ты умеешь! Это невероятное ощущение! — Сонель взглянула на окошко. — Было бы на улице потеплее, я бы тебе прямо сейчас показала

— А весной покажете?

— С удовольствием.

Премудрая дала согласие, и Кайлин вдруг разозлилась на нее, а еще больше — на себя. Она ведь собиралась не раскрывать рта все время, что Премудрая будет

здесь! А вместо этого сама только что пригласила ее прийти в Храм снова.

Кайлин сердито посмотрела на Сонель:

— Я знаю, чего вы добиваетесь!

Улыбка медленно сошла с лица Премудрой.

— Я просто пытаюсь подружиться с тобой, Кайлин.

— Вы хотите со мной подружиться только затем, чтобы заставить меня вступить в Орден!

Печаль появилась в зеленых глазах женщины, и она покачала головой:

— Я хотела бы стать твоим другом оттого, что Старейшая рассказала мне, какая ты замечательная девочка. А еще я подумала, что тебе было бы приятно иметь друга, который понимает, что значит быть связанным с птицей.

Кайлин осеклась было, но тут же выпалила, глядя в сторону:

— Не надо мне никаких друзей! И вы мне тоже не нужны!

— Но я и не говорила, что нужна, — примирительным тоном ответила Сонель. — Я не сомневаюсь, что от Маркрана ты получаешь больше, чем от любого из людей. Но в том, чтобы иметь в друзьях мага, есть своя прелесть. Я могу многому тебя научить, — мягко закончила она, — не только Глазу Ястреба.

Одинокая слеза покатилась по щеке девочки, и она нетерпеливо смахнула ее. Кайлин не знала, почему плачет, и злилась, что Премудрая видит ее слезы.

— Вы научите меня всему, а я взамен вступлю в Орден, так?

— Никто не может принудить тебя к этому, Кайлин, — ответила Сонель. — Прежде, чем маг облачится в мантию, он должен принести клятву верности Законам Амарида, но сделать это нужно добровольно.

— Я никогда этого не сделаю!

— Я знаю.

Кайлин посмотрела на нее с подозрением.

— Линни сказала мне, — пояснила Премудрая. — Она сказала, что твое решение твердо. Если честно, то я тебя в чем-то понимаю.

— Я вам не верю, — пробормотала Кайлин, снова отводя глаза.

— Если бы ты познакомилась со мной поближе, дитя,— осадила ее Сонель, и в ее голосе появилась гневная нотка, — то вскоре поняла бы, что я никогда не лгу! — Кайлин промолчала, и Сонель продолжила через мгновение, уже совершенно спокойно: — Я не могу заставить тебя вступить в Орден, и даже пытаться не буду. Но я должна знать, насколько ты овладела Волшебной Силой, даже если ты не даешь на это согласие.

— И даже если я не состою в Ордене?

— Тем более если ты не состоишь в Ордене. Моя обязанность, как Премудрой, следить, чтобы Законы Амарида чтились и исполнялись.

Кайлин хотела возразить, но Сонель сурово взглянула на нее и жестом остановила:

— Мне безразлично, произнесешь ты клятву или нет. Я должна быть убеждена, что ты следуешь духу Законов, — и Линни поклялась мне в этом помочь. — Очевидно, Премудрая заметила, как удивилась Кайлин, потому что остановилась и, улыбнувшись, сказала: — Да, Кайлин, несмотря на наши разногласия, в этом мы с Линни едины. Речь идет о слишком важных вещах, чтобы позволить мелким ссорам мешать нам. И если мы решим, что ты нарушила один из законов Первого Мага, — предупредила она без улыбки и довольно холодно, — то мы заберем у тебя Маркрана и сделаем все возможное, чтобы ты и впредь не установила связь с птицей. Понятно?

Кайлин вдруг показалось, что кто-то ледяной рукой сдавил ей сердце и сжимает пальцы так, что кровь вот-вот остановится в жилах. Мы заберем у тебя Маркрана. Во рту у девочки пересохло, и она стояла, не сводя с Премудрой глаз. Скорее всего она уже нарушила все Законы Амарида, и теперь они могут забрать ее бесценного ястреба.

Сонель задумчиво наблюдала за ней.

— Ты знакома с Законами Амарида, Кайлин? — спросила она, будто прочитав ее мысли. — Ты знаешь, о чем в них говорится?

Кайлин вспыхнула и прошептала:

— Нет.

Она думала, что Премудрая разгневается, но женщина вместо этого улыбнулась:

— Не страшно. Они очень простые и в то же время очень мудрые. Я думаю, тебе несложно будет следовать им, даже если ты и не принесешь клятву. В них говорится только, что мы должны использовать свою силу, чтобы помогать людям, что мы никогда не должны ее использовать, чтобы стать выше тех, кто слабее нас. Мы не должны использовать силу друг против друга, и мы не должны причинять вред нашим птицам.

— Это все? — спросила Кайлин.

Сонель усмехнулась:

— Все. Это и есть Законы Амарида. Ты будешь им подчиняться?

Кайлин недоверчиво посмотрела на нее:

— Знаете, я не такая дура.

— Я не пытаюсь обманом заставить тебя произнести клятву, не думай, — успокоила ее Премудрая. — Давая клятву, маг вслух проговаривает все законы, слово в слово. Мне только нужно знать, сможешь ли ты жить в соответствии с этими правилами.

— Думаю, да, — помолчав, ответила Кайлин. — Я бы все равно не сделала ничего похожего.

Сонель, оценивая, посмотрела на нее:

— Я тоже так думаю.

Обе замолчали. Сонель смотрела в окно, на кружащийся за стеклом снег, а Кайлин на прогоревший камин, в котором осталась теперь только кучка красных углей и дымчато-серой золы. Время обеда уже давно прошло, и девочка почувствовала, как посасывает в пустом желудке. Она уже устала от этого разговора и хотела, чтобы Премудрая поскорее ушла.

— Что ты уже умеешь делать? — ни с того ни с сего спросила Сонель, снова взглянув на Кайлин.

Теперь запираться было бы смешно, похоже, Сонель это предусмотрела.

— Я могу вызывать огонь и менять форму деревяшек, — безразлично ответила Кайлин. — Если надо, могу залечить себе ранку.

Премудрая кивнула и снова посмотрела в окно.

— Хорошо, — произнесла она отрешенно, — это очень хорошо.

Снова настала тишина, и Сонель встала, зашуршав мантией.

— Теперь я пойду, — сказала она, подняла посох и направилась к двери. Взявшись за ручку, она вдруг остановилась. — Что бы ты ни думала, Кайлин, — начала она, снова посмотрев на девочку, — я бы хотела стать твоим другом.

Кайлин молча смотрела на нее. Лучше бы она ей не верила. Чуть помедлив, девочка кивнула.

Сонель улыбнулась, хотя глаза ее были печальны, и отворила дверь.

— Почему вы пришли сегодня? — неожиданно спросила Кайлин.

Премудрая растерялась.

— Старейшая уже давно знает о моих способностях, — продолжала Кайлин. — Почему вы не приходили раньше?

Женщина тихо стояла, не выпуская дверную ручку.

— Я боялась, — наконец вымолвила она.

Кайлин прищурилась:

— Боялись?

Сонель улыбнулась и прикрыла дверь.

— Да, Кайлин, — ответила она. — Я боялась встречи с тобой. Я знаю, что тебе пришлось пережить и какого ты мнения об Ордене. Отчасти поэтому я и боялась.

— Тогда почему вы вообще пришли?

Премудрая пожала плечами:

— Я тебе уже сказала, я обязана следить, как развиваются твои способности. — Она поколебалась. — И есть еще другие… причины, по которым я решила прийти сейчас.

— Чужеземцы? — прошептала Кайлин с неподдельным ужасом.

— Нет, — быстро ответила Сонель, энергично помотав головой. — Не нужно пугаться. Мы больше не позволим им застать нас врасплох. Это совсем другое. Тебе нечего бояться.

Однако голос у Премудрой был озабоченный, и Кайлин испугалась еще больше.

Сонель вздохнула.

— Я тебя напугала, — извиняющимся тоном произнесла она. — Правда, детка, ничего страшного не случилось. Просто внутренние дела Ордена, и все. — Она выдержала взгляд широко раскрытых глаз девочки. — Честное слово.

Поняв по ее тону и глазам, что женщина не лжет, Кайлин почувствовала облегчение.

Премудрая снова открыла дверь.

— Всего хорошего, Кайлин, — попрощалась она, тепло улыбнувшись. — Да хранит тебя Арик.

Кайлин не ответила, продолжая смотреть ей в лицо. Сонель отвела взгляд, на губах ее играла улыбка, но в глазах снова застыла печаль. Не сказав больше ни слова, она повернулась и вышла.

Кайлин долго сидела на том же месте, кутаясь в одеяло и наблюдая за спящим ястребом. Потом в желудке заурчало, девочка встала и, стряхнув одеяло, протянула руку и позвала Маркрана. Выйдя из комнаты и направляясь на кухню, она все размышляла о том, что беседа с Премудрой повернулась не так, как она себе представляла, но Кайлин была уверена, что Сонель тоже представляла себе этот разговор иначе. Неизвестно почему, девочке это было приятно.

В такие дни, когда ветер, как дикая собака, воет у дверей, а на оконные стекла, словно стремясь вломиться внутрь, налипают снег и лед, Эрланд особенно радовался, что у него теперь есть свой маленький дом. Несколько лет назад в подобный день он был бы вынужден искать приюта в какой-нибудь затхлой вонючей харчевне в какой-нибудь деревеньке или надеяться на прием радушных друзей. Но сегодня он наслаждался теплом своего собственного очага и в своей гостиной поливал и подрезал принесенные на зиму в дом цветы из своего личного сада. Три года тому назад жители Пайнхевена впервые предложили ему выстроить дом в знак признательности за его многолетнюю службу их деревне и Ястребиному лесу, но тогда он отказался. Их предложение привело его в замешательство, он побоялся, что, согласившись, нарушит Первый Закон Амарида. Но жители настаивали, уверяя, что добровольно хотят сделать ему подарок, побуждаемые дружбой и благодарностью.

Больше не сомневаясь в искренности предложения, Магистр признался себе, насколько оно привлекательно. Последние годы он стал уставать от бездомной жизни. В конце концов, он уже не молод, а настоящего дома у него не было уже лет тридцать. Поселившись же в нескольких милях от Пайнхевена, он не оставит этих славных людей, которым так долго служил. Эрланд видел, что происходило с теми Магистрами, что предпочли обосноваться в Амариде и отказались от активного служения: они становились ленивыми и безразличными и бесцельно доживали последние годы, не испытывая никакого интереса к жизни. Эрланд представлял свою старость иначе. Ему еще столько нужно было сделать! И в конце концов он сдался и разрешил поселянам выстроить дом для него.

Это было очень скромное жилье, но вполне приспособленное к его нуждам. Там была маленькая гостиная, небольшая столовая с очагом и очень удобная спальня. Дом был сработан из обтесанных бревен и утрамбованной глины, как и большинство домов в Пайнхевене. Труба сложена из кирпичей, а крыша крыта дранкой. Единственным отличием было обилие окон. Жители деревни прорубали одно-два на весь дом, а в доме Эрланда было по два в каждой комнате. Маг иногда думал, что таким образом они позаботились о своей безопасности, полагая, что так он сможет внимательнее наблюдать за окрестностями. Но, как бы то ни было, из-за множества окон дом не стал менее прочным. Он уже выдержал не одну жестокую бурю, а этой зимой ураганный ветер испытывал его каждый день. И тем не менее дом выстоял.

Парадокс, однако, заключался в том, что Эрланд, хоть и не намеревался прозябать в Амариде, вовсе не горел желанием провести в этом доме все отпущенные ему дни. Такой соблазн был, когда он только что въехал сюда. Он до сих пор помнит, как всю ночь ходил из комнаты в комнату и пытался привыкнуть к мысли, что это его последнее пристанище, что здесь он и умрет.

Вспомнив об этом, Эрланд усмехнулся и покачал головой, продолжая общипывать отцветшие цветки водосборов. Даже странно, что когда-то он мог поддаться подобной слезливой жалости к самому себе. Но тогда еще был жив Одинан, а теперь вожаком старых Магистров стал Эрланд, и, похоже, он единственный олицетворял собой голос разума в Палате Собраний, где все сейчас старались перекричать друг друга Тогда Эрланду и в голову не приходило, что единственная возможность не дать Бадену стать Премудрым и привести тем самым Орден и страну к сокрушительному столкновению с Лон-Сером — это самому возглавить Орден. Да, ни прозябание, ни тихая кончина в этом уютном доме никак не входили в его планы. Он умрет в Великом Зале, скорее всего в покоях Премудрых. А разве у него оставался какой-то выбор?

Но пока до этого было далеко, предстояло еще много сделать. К счастью, большая часть задуманного может подождать. Сонель — грамотный руководитель, но трусовата. Она не способна к решительным действиям. В противном случае она бы давно уже что-то предприняла. Зная, что Сонель и Баден были любовниками — удивительно, что никто этого не заметил при всей очевидности их взаимоотношений, — Эрланд был уверен, что Магистр воспользуется преимуществом и склонит Премудрую последовать его рекомендациям, изложенным в этом мерзком докладе. Однако, к чести Сонель, она на это не пошла. Конечно, Сонель поразила весь Орден, и Эрланда в том числе, своей перепиской с Советом Правителей Лон-Сера, но продолжить ведь она не решилась. Перед сумятицей последнего Собрания она явно спасовала и постаралась поскорее замять разногласия.

Зато, как считал Эрланд, неспособную к смелым и дерзким поступкам Сонель можно направить в нужное русло и заставить двигаться вперед мелкими шагами. Без сомнения, она решилась отправить это злополучное письмо в Лон-Сер благодаря влиянию Бадена. Но тогда не исключено, что Эрланд тоже сможет склонить ее к некоторым действиям. Магистр решил начать с Барама.

Эрланду казалось оскорблением памяти всех тех, кто погиб в Каэре и Вотерсбанде, то, что он еще жив. Каждым своим вздохом Барам умалял жертвы, принесенные Передуром, Джессамин и Ньяллем. Неужели Баден этого так и не понял? А ведь он и Джессамин были близкими друзьями. Да и у самого Бадена погибла птица у Отрога Фелана. И тем не менее он продолжал бороться за жизнь чужестранца, теряя собственные позиции в Ордене. Этого Эрланду было не понять.

Идея же возвращения Барама в Лон-Сер не просто оскорбительна, это уже святотатство. При одной мысли об этом Эрланд приходил в ярость. Он трупом ляжет, чтобы этого не произошло, даже доведет Орден до раскола, если будет необходимо. А все к тому и шло. На его памяти, маги не оказывались в более опасном положении.

И Эрланд решил ради уменьшения нависшей над ними угрозы любыми средствами добиться казни Барама Другого выхода у Ордена нет, а кроме того, это их общий долг. Одно простое решение, и они добьются многого: отомстят за нападение на их землю и смерть Магистров; вернут расположение и доверие народа; избавятся от угрозы распада Ордена. Старого Магистра удивляло, что такая очевидная и логичная мера до сих пор не принята Надо признать, Баден умел убеждать. Несмотря на то что на последнем Собрании его доводы на большинство не произвели впечатления, Сонель он все же сумел склонить на свою сторону. И когда маги уже были готовы проголосовать за смертный приговор Бараму, она вмешалась и, по праву Премудрой, проявила милосердие.

Но Эрланд тоже мог быть убедительным. К тому же он был твердо уверен, что выражал мнение большинства магов. Поэтому во время своего последнего путешествия в Амарид, предпринятого под предлогом представления официального ответа на доклад Бадена, Эрланд потихоньку начал склонять Сонель к своей точке зрения.

— Это не имеет ни малейшего отношения к нашим давним разногласиям с Баденом, — убеждал он ее, сидя в покоях Премудрой за чашечкой травяного чая.— Я даже признаю, что изначально ошибался и Баден не напрасно считал, что, сохранив чужестранцу жизнь, мы в чем-то выиграем. Однако те времена прошли, Сонель. Ты сама это понимаешь. Сейчас Барам — жернов у нас на шее. Пока он жив, народ не будет нам верить и конца раздорам между магами тоже не будет.

Эрланд вспоминал сейчас, стоя над розовым кустом в своем уютном теплом доме, выражение нерешительности и беспокойства, мелькнувшее на лице Премудрой. Правда, она быстро взяла себя в руки и сменила тему, не дав ему возможности продолжать. Однако позже, провожая его до тяжелых резных дверей Великого Зала, она вернулась к этому и сказала: «Я подумаю над твоими словами о Бараме. Не буду ничего обещать, но подумаю».

Однако лицо ее говорило гораздо больше. Эрланд понял, что теперь вопрос не в том, казнят ли Барама, вопрос — когда.

Наверное, этим летом, думал он, стараясь дотянуться до сухого цветка в самой середине куста. А может, и раньше, надо только еще пару раз наведаться в Амарид. Ему даже пришло на ум организовать пикеты у тюрьмы. Он глянул в окно на серое небо и летящий в стекло снег. Не сейчас, конечно, а весной. Подобные действия ускорят развязку. Если жители Амарида будут громко требовать смерти Барама, долго убеждать никого не придется. Да, пикеты — это блестящая мысль.

Садовым ножом он срезал мертвый цветок и порезал палец. Быстро отдернув руку, старый Магистр посмотрел на выступившую каплю крови. Пососав ранку, улыбнулся собственной неосмотрительности. Вот тебе урок, подумал он. Не отвлекайся от ближайшей задачи, неважно, подрезаешь цветы или сражаешься. Улыбка на его старом лице стала еще шире. Говорят, кровопускания иногда полезны.