Как в докладе Бадена, так и во время дебатов в Великом Зале прозвучало предположение, что среди убийц и преступников Лон-Сера можно найти потенциальных союзников, которые, подобно нам, настроены против негодяев, четыре года назад напавших на нашу страну, и даже могли бы помочь нам в борьбе против захватчиков. На мой взгляд, подобное предположение является верхом легкомыслия, целиком и полностью основано на стремлении выдать желаемое за действительное и вносит значительное смятение в умы. Это предположение построено на догадках и противоречит тем фактам, которыми мы располагаем. Достаточно внимательно осмотреть оружие чужеземцев, чтобы понять — эти люди пришли к нам из страны, где правят жестокость и насилие. Все Нали нам одинаково враждебны, и любой из жителей Лон-Сера — потенциальный враг нашей страны. Отправлять за море Арика посланцев в поисках друзей и союзников было бы наивно и глупо. Таких в Лон-Сере попросту нет.
Ему было плохо в Нале. С самого первого дня он ощущал на себе гнетущую тяжесть громоздких зданий, как будто тащил их на спине. Ему было неприятно видеть коричневый туман, подобно заразе покрывавший небо, а постоянный шум, к которому он никак не мог привыкнуть, доносился до его ушей даже здесь, в душной вони и непроглядной тьме туннелей, где он и провел большую часть времени. Оррис болезненно воспринимал все, что было ему противно в этом чужом месте, но даже не осознавал, как сильно тоскует по дому, пока не вырвался за пределы гигантского города, сюда, в скалы гигантской горной цепи, которую Мелиор назвала Срединным хребтом.
Наль еще виделся позади, а когда затихал прохладный ветер, дувший с каменистых склонов, Оррис отчетливо чувствовал его запах. В небе были еще различимы грязные полосы коричневого тумана, хотя оно и принимало теперь свой обычный голубой оттенок. Зато под ногами снова были земля и камни. Над головой, согреваемые солнцем, качались на ветру кроны осин и елей. Было слышно пение птиц, а несколько раз им даже повстречались семьи оленей. С каждым вздохом он чувствовал, что воздух становится чище.
Однако облегчение, которое испытал Оррис, выбравшись наконец из Наля, было не сравнимо с чувствами Анизир. Много дней ее мысли были затуманены постоянным страхом — с той самой минуты, как они увидели Наль со стороны трясины, — так что Оррис начал забывать, какой была их связь до того, как они попали в Лон-Сер. Но теперь, взбираясь по узкой тропинке, убегавшей все выше в горы, Оррис, Гвилим и Мелиор с такой радостью любовались на то, с каким самозабвением темный ястреб парит в высоте, то кружа, то внезапно бросаясь вниз, что даже Мелиор засмеялась. Время подступало лишь к полудню, а Анизир с рассвета охотилась уже в третий раз. И Оррис, и птица по-прежнему были страшно далеки от своей родины, но в это утро расстояние не казалось им таким уж огромным.
Все утро и большую часть дня они довольно бодро продвигались вперед, только дважды делая короткие остановки, чтобы перекусить. Оррис ожидал, учитывая тучность и возраст Гвилима, что он устанет первым. Однако Хранитель с такой легкостью тащил свой тяжелый мешок и так уверенно двигался по неровной тропе, что в нем сразу узнавался житель гор. Зато Мелиор оказалась не слишком приспособленной к подобному путешествию. Черные сапоги с шипами на носках были не лучшей обувью в этой местности, и хотя она не жаловалась и старалась не отставать от Гвилима и Орриса, уже к полудню раскраснелась и выдохлась.
Ближе к вечеру, когда косые лучи солнца окрасили деревья и скалы ярким золотым цветом, они наконец сделали привал. Мелиор тут же свалилась на землю и, улегшись на спину, закрыла глаза, что-то раздраженно бормоча себе под нос.
— С тобой все в порядке? — спросил Оррис, присев рядом с ней и протянув сухари.
Она приоткрыла один глаз и зло посмотрела на него. Потом взяла сухарь и сунула в рот.
— Хочешь знать, все ли в порядке, — переспросила она и села. — А ты сам как думаешь? — Она нагнулась и, поморщившись, быстро сняла один сапог. Белый чулок на ноге порвался в нескольких местах и пропитался кровью. Потом она сняла и оставшиеся от чулка лохмотья, и Оррис увидел, что кожа во многих местах содрана, а ноги покрыты кровавыми волдырями. Еще удивительно, как она смогла столько пройти. Со второй ногой дело обстояло еще хуже.
Оррис присвистнул и, взяв в ладони одну стопу, сказал:
— Ну, с этим я справлюсь.
Она отдернула ногу, снова поморщившись.
— Ну что ты, — постарался он ее успокоить. — Я тебя вылечу.
— Нет! — Она так сильно затрясла головой, что волна золотистых волос закрыла ее лицо.
— Зачем тебе мучиться?
— Нет, — повторила она, правда, уже спокойнее.
Маг пожал плечами и встал.
— Ну, как хочешь, — сказал он, поворачиваясь, чтобы уйти.
— Погоди! — окликнула она его, чуть помедлив.
Оррис обернулся, изо всех сил сдерживая улыбку.
— Ты сказал, что можешь меня вылечить, — неуверенно начала она, глядя на него изумрудными глазами, — это при помощи… Ты хочешь воспользоваться… — Смешавшись, она ткнула пальцем в Анизир, кружившую над их головами.
— Да. При помощи магии, — согласился Оррис.
— А получится?
— Раньше всегда получалось, — рассмеялся маг. Он тепло взглянул на нее: — Дашь попробовать?
Она слегка покраснела и отвела глаза, и Оррису показалось, что в жизни он не видел женщины прекраснее. Она была даже красивее Элайны, хотя раньше он думал, что такое невозможно. И при этом он не мог полностью довериться ей. Даже зная, что, связав свою жизнь с ним и Гвилимом, она пожертвовала всем. Даже будучи уверенным, что наемные убийцы там, в Брагор-Нале, хотели убить и ее. Каким бы положением она ни обладала, будучи подчиненной Седрика, теперь от него ничего не осталось. Он понимал, что Гвилим доверял ей, потому что она призналась ему, что она — гилдрин, и тем самым установила между ними прочную связь. Все это Оррис знал: чтобы верить ей, причин было более чем достаточно. Но ему было трудно забыть, что это она подослала к нему убийц и собиралась напасть на Тобин-Сер. Маг не мог вычеркнуть из памяти то, кем она была до встречи с ним, даже несмотря на все испытания, что выпали им за последние несколько дней.
— Попробуй, — наконец сказала она, посмотрев ему в глаза. И, улыбнувшись, добавила: — Пожалуйста.
Он тихонько прижал ладони к ее стопе. Соединив свое сознание с сознанием Анизир, почувствовал, как сила вливается в него, словно теплый ветер Равнины Тобина, и перетекает из его рук в кожу Мелиор. Через несколько секунд он ощутил, что раны начинают затягиваться. Какое-то время он не двигался, привязанный к земле плотью Мелиор и уносимый ввысь сознанием Анизир, и наслаждался ощущением парения между ними. «Как мне этого не хватало, — подумал он. — Маг должен использовать свою силу не только в сражениях».
Когда он отнял руки, волдыри сошли и на их месте остались только темноватые отметины. Гвилим тихо ахнул за его спиной, а Мелиор изумленно переводила взгляд с лица Орриса на свою ногу и обратно.
— Пятна сойдут через несколько дней, — заверил ее маг.
— Больше не болит, — не веря самой себе, сообщила Мелиор. — Совсем не болит. — Она посмотрела на Гвилима и что-то сказала ему таким же полным благоговения голосом. Хранитель что-то тихо пробормотал в ответ. — Спасибо, — произнесла Мелиор, снова посмотрев Оррису в глаза.
В жизни он не видел женщины прекраснее… — Давай вторую ногу, — сказал маг, пересев и глядя в сторону.
Оррис залечил раны Мелиор, и путешественники разбили лагерь. Маг послал Анизир раздобыть какой-нибудь дичи, и, пока Гвилим собирал коренья, Мелиор и Оррис принесли дров для костра. Когда стало темнеть и в темно-синем небе зажглись первые бледные звезды, на шампурах уже жарились два перепела
Они молча съели свой ужин. Мелиор казалась усталой и озабоченной, и неудивительно. Странно то, что Гвилим тоже был замкнут. Из разговоров с Мелиор Оррис понял, что Хранитель жил в горах где-то на севере, и он ожидал, что Гвилиму будет приятно оказаться за пределами Наля в местах, напоминавших его родину. Но, судя по поведению его лысого друга, произошло как раз обратное. По-видимому, окружающее отзывалось в нем болью, и Оррис вдруг решил узнать, что за жизнь осталась у него позади.
— У тебя есть семья? — внезапно спросил он. — Жена? Дети?
Глянув на него, Гвилим посмотрел на Мелиор, которая перевела вопрос. Снова повернувшись к нему, Хранитель что-то сказал негромко, и Оррис увидел, что по его щеке, блеснув в свете костра, покатилась слеза.
— Детей двое,— глядя на Хранителя, произнесла Мелиор. — Ну и жена, разумеется. — Она что-то спросила у него и, заметив: «Так я и думала», повернулась к Оррису: — Он Хранитель, а это значит, что одновременно он — глава поселения. Чтобы прийти сюда, ему пришлось многое оставить.
— А почему ты ушел? — спросил Оррис.
Маг подождал, пока Мелиор переведет, и потом дождался ответа.
— Из-за сна, — сказала она. — Ты ему приснился. Оррис уставился на нее, а потом на Гвилима:
— Что?
— У нас, гилдринов, тоже есть одна сверхъестественная способность. — она улыбнулась, но в глазах затаилась печаль. — Мы называем ее Даром прозрения.
— Маги тоже ею обладают, — кивнул Оррис.
— Понятное дело, — как-то загадочно сказала она. — Гвилиму было видение, как двое моих людей напали на тебя, и он пришел в Брагор-Наль, чтобы спасти тебя.
— Но почему?
Мелиор с Гвилимом снова проговорили пару минут, а Оррис прислушивался. Он начинал уже понимать кое-что из того, что слышал. Немного, правда, но все же между языками Лон-Сера и его существовало некоторое сходство, что и неудивительно, учитывая их родственное происхождение. Он уже узнавал слова, которые в Лонмире обозначали «камень», «страна» и «смерть», а еще одно звучало почти как «жизнь» в его языке. Но уловить общий смысл речи Гвилима он был не в состоянии.
Когда Хранитель замолчал, Мелиор вздохнула:
— Ответить на твой вопрос непросто, — начала она, на свой особый лад выговаривая тобинские слова. — Для этого надо рассказать историю нашего народа. — Она нахмурилась. — Боюсь, у меня получится не очень вразумительно. Мы обладаем Даром, и в древности моих соплеменников за него очень ценили, главы Налей даже специально выискивали их, чтобы использовать их способность прозревать будущее для собственного обогащения и стяжания власти. Но наряду с этим нас боялись, и в конце концов этот страх стал причиной притеснений и преследований. Когда же во время гражданской войны кровь стала литься рекой, многие гилдрины бежали в самую отдаленную область нашей страны, горы Даалмар. Тем же, кто остался в Налях, пришлось скрывать свое происхождение и провидческий дар из страха заключения и казни.
Гвилим говорит, что это видение, в котором он увидел тебя, значило для него нечто большее, чем просто необходимость помочь чародею. Он решил, что ты — тот человек, в чьих силах повернуть историю Лон-Сера и прекратить гонения на гилдринов.
— Но ведь я совсем один, — запротестовал Оррис. — Я даже не уверен в том, что смогу воспрепятствовать новым набегам на мою собственную страну. Как же я могу изменить что-то в Лон-Сере?
— Не знаю, — тихо ответила Мелиор. — Но, может, тебе надо исполнить то, ради чего ты пришел сюда, а остальное получится само собой?
Оррис внимательно посмотрел на нее, раздумывая над ее словами.
— Может быть, — помолчав, согласился он. Потом он слегка наклонился к Гвилиму и попросил женщину: — Спроси, откуда у него этот камень.
— Это я тебе и сама расскажу, — улыбнулась Мелиор. — Легенды гласят, что Гилдри и его последователи, придя из Тобин-Сера, все владели такими же посохами и имели таких же птиц и плащи, как у тебя. Птицы, само собой, поумирали, плащи истлели, но осталось несколько посохов с камнями в навершии. Теперь они принадлежат Хранителям, возглавляющим гилдринские поселения в Даалмаре.
— А камень всегда был такого цвета?
Мелиор спросила Гвилима, тот покачал головой и что-то ответил.
— Он говорит, что, когда посох принадлежал его отцу, камень был зеленым. Когда Гвилим его принял, он стал коричневым.
— Значит, он связан с камнем! — едва слышно произнес Оррис.
Мелиор недоуменно посмотрела на него:
— Не поняла.
— Я маг, и я в равной степени связан и с цериллом, и с птицей. Благодаря цериллу я могу управлять своей энергией, концентрировать ее. Камень настроен только на меня; никто другой не сможет им воспользоваться. — (Она по-прежнему вопросительно глядела на него). Оррис потер лоб и попробовал объяснить иначе: — Когда я нашел этот камень, он был бесцветным, как стекляшка. Но едва я взял его в руки, он стал золотистым. Если бы его поднял другой маг, то и цвет был бы другим. Пока я жив, этот камень будет настроен на мою энергию.
— Ты хочешь сказать, что Хранитель тоже обладает магическими силами?
— Не совсем так. Но в его крови определенно содержится часть мощи Гилдри. Иначе его камень так не сиял бы. — Он посмотрел на нее, и по выражению ее необыкновенно красивого лица понял, что она подумала о том же, что и он. — И в твоей крови тоже, — мягко произнес он.
— Я знаю.
Гвилим спросил ее о чем-то, и некоторое время они беседовали на Лонмире.
— Он хотел знать, о чем наша беседа, — пояснила она. — В Даалмаре говорят, что Хранитель объединен с камнем, и они считают, что такое объединение — наследство Гилдри и его сторонников.
Оррис взглянул в сторону Гвилима и кивнул. Тот, однако, испытующе смотрел на него.
— Он хочет спросить тебя, — продолжала Мелиор, — какую роль сыграл Гилдри в вашей истории?
Маг напрягся. Он с тревогой ждал этого вопроса с той самой минуты, как узнал, что народ Гвилима — наследники Гилдри.
— Боюсь, это, в общем, непросто, — предупредил он. — И мой рассказ может ему не понравиться.
Мелиор передала его слова Гвилиму, и тот сдержанно произнес что-то.
— Это неважно. Он хочет знать все.
— Ну что ж, — согласился маг.
С ночного неба светили звезды, вместе и знакомые, и чужие, и Оррис повел рассказ об Амариде и Тероне: как они повстречались еще мальчиками, оба изгнанные из дома своими добропорядочными семьями из-за способности к странному, темному волшебству; как с годами окрепла их дружба выросшая из одиночества и владения обоюдоострым Даром. Он рассказывал, как Амарид и Терон, странствуя по стране, встретили других людей, тоже связанных с ястребами, и как юные друзья собрали этих магов вместе и основали Орден. Еще Оррис рассказал, как их дружба дала трещину, когда Амарид женился на Дакии, и разрыв еще углубился из-за постоянных споров по поводу будущего Ордена и его роли в жизни Тобин-Сера. А в самом конце Оррис поведал им о преступлении Терона, убившего своего соперника, о суде над ним и проклятии, наложенном Тероном после смертного приговора суда.
Оррис часто останавливался, чтобы Мелиор успевала переводить Гвилиму. Переплетение их голосов придавало рассказу странное, чарующее звучание, и казалось, что воздух и горы застыли, прислушиваясь.
— После суда и смерти Терона, — продолжал Оррис, глядя, как тонкий дым от раскаленных алых углей поднимается в темное небо, — несколько его верных сторонников под предводительством Гилдри отказались от членства в Ордене и покинули Собрание. Больше никаких упоминаний о них в истории Тобин-Сера не сохранилось. Я узнал, что с ними произошло, только когда повстречал Хранителя.
Мелиор пересказала все это Гвилиму и замолчала. Хранитель сидел, не двигаясь, и смотрел на догорающий костер, раздумывая над услышанным. Он заговорил не сразу, глядя на горячие уголья, и голос его был глухим и надтреснутым.
Мелиор смотрела на него с сочувствием на лице и, когда он замолчал, сжала его руку.
— Что он сказал? — спросил Оррис.
— Он часто думал, что, возможно, Гилдри и его друзья первыми открыли вашу магию и за это были изгнаны из своей страны. Он никогда не предполагал, что они сбежали от других чародеев.
— И не надо так думать о нем, — покачал головой маг. — Гилдри покинул Тобин-Сер, потому что так велела его совесть. Ему было бы проще остаться, но тогда он перестал бы быть верен себе. К тому же, — тепло улыбаясь, добавил Оррис, — я вижу, что, судя по тем гилдринам, которых я встретил, он оставил прекрасных последователей на своей новой родине.
Мелиор перевела, и лысый Хранитель несколько секунд не отрывал взгляда, выражающего и признательность, и разочарование, от чародея. Потом он встал и тихо скрылся во тьме.
— Спасибо, — негромко сказала Мелиор.
— За что?
— За то, что ты сказал ему правду, — глядя в сторону, пояснила она — Надеюсь, со временем он с этим смирится. И я тоже.
— Я тоже надеюсь.
Она вдруг улыбнулась, и даже в красноватых отсветах пламени было видно, что ее щеки покрылись румянцем.
— Не только у Гвилима было видение о тебе.
— То есть?
— У меня тоже. Я видела, как мы сражались вместе. Ту стычку с Лезвием.
— Когда ты это видала? — спросил он, даже не пытаясь скрыть своего изумления.
Она покраснела еще сильнее:
— Не так давно.
Видя, что она уходит от ответа, он хотел было проявить настойчивость, но передумал. Наконец-то они достигли какого-то взаимопонимания, и ему не хотелось снова начинать перебранку. Поэтому маг промолчал.
Так они и сидели в тишине, слушая, как потрескивают угли. Даже не глядя на Мелиор, Оррис чувствовал каждое ее движение. Где-то далеко в горах ухнула сова, и сидевшая на земле неподалеку от мага Анизир встрепенулась и внимательно вгляделась в темноту.
— Ты знаешь, о чем она думает? — спросила Мелиор, мотнув головой в сторону птицы.
— Да, хотя суть не в том, что она думает, а как.
— Не поняла
— Ястребы чрезвычайно умны — даже умнее многих людей, — но их разум устроен иначе. Мы формулируем наши мысли с помощью слов, а они передают свои посредством образов и ощущений.
— А о чем она подумала когда только что услышала крик какой-то другой птицы?
— О многом, — улыбнулся Оррис. — Сначала она вспомнила об одной сове в Тобин-Сере, которая кричит похоже. Потом — о схватке с одной такой птицей еще до нашей связи. А еще она вспомнила сову, которую она видела на Собраниях Ордена
— И сколько ей надо времени, чтобы все это рассказать?
— Одну-две секунды.
— И она так быстро успела все это передать? — изумленно уставилась на него Мелиор.
— Да.
— А как же ты все это понимаешь?
— Со временем сам приучаешься думать подобным образом, это становится частью твоего собственного сознания. Помню, когда я несколько месяцев был несвязанным…
— Что значит «несвязанным»?
— Мой первый ястреб умер, и у меня не было птицы, пока я не нашел Анизир. Это и значит быть несвязанным.
— Ясно.
— Так вот, в то время, — продолжал Оррис, — мне было гораздо сложнее мыслить четко, чем тогда когда я был с птицей. Просто привыкаешь иметь в голове как бы два мыслительных ряда. Для меня это так же естественно, как дышать.
— А она тоже читает твои мысли?
— Да.
Мелиор посмотрела на него с недоверием.
— Не веришь? — усмехнулся маг.
— Ты же сам сказал, что птицы не пользуются человеческим языком. Я вот уже несколько дней живу пытаясь говорить и думать на двух языках и скажу, что это очень непросто. А ей ведь, должно быть, еще труднее.
— Может, и так, но именно это она и делает, — возразил Оррис. — Она показывала мне картины моих собственных воспоминаний. Она послушна моим мыслям, как если бы понимала слова: я могу приказать ей что-нибудь, могу успокоить, когда она взволнованна
— Но как это получается? — не унималась Мелиор.
— Понятия не имею. Вероятно, наши мысли формируются сначала как чувства и желания и лишь потом облекаются в слова. — Он пожал плечами: — Не знаю. Но я совершенно уверен, что мои мысли — такая же часть ее сознания, как и ее мысли — моего.
Мелиор приготовилась сказать еще что-то, но тут к огню возвратился Гвилим и озабоченно сообщил ей о чем-то. Она тоже вдруг посерьезнела и задала ему пару вопросов.
— Что случилось? — спросил Оррис.
Мелиор и Хранитель еще о чем-то переговорили, и потом женщина повернулась к магу. В отсветах догорающего огня и магических кристаллов ее лицо казалось очень бледным.
— Гвилим считает, что кто-то идет следом за нами. Он поднимался на невысокий уступ здесь, неподалеку, и видел свет небольшого костра у подножия горы.
— Но ведь это может быть кто угодно?
— Вряд ли, — ответила Мелиор. — Очень немногие люди покидают Наль. Я спросила, не могут ли это быть те гилдрины, что помогли нам бежать, но он говорит, что гилдрины, которых он встречал, идя в Брагор-Наль, никогда не разводили костров из страха быть обнаруженными ПСБ. Да и рудокопов на востоке быть не должно. — Она помолчала, хмуро разглядывая свои босые ноги. — Хранитель полагает, что нам надо тотчас же отправляться и постараться уйти как можно дальше.
— А ты что думаешь?
Она закусила губу:
— Я устала от этого бесконечного бегства. Думаю, надо принять бой. Преимущество на нашей стороне — мы наверху.
— Ты сказала об этом Хранителю?
— Да.
— И что он ответил?
— Он не хочет драться. Мы ведь не знаем, сколько их там.
— Он прав, — сказал Оррис как можно мягче. — Твоего оружия и моей магии может оказаться недостаточно.
На ее лице отразилось чувство неуверенности, и он снова подумал, как ей, должно быть, сложно со всем этим мириться. Всего несколько дней назад она была лордом, а теперь вынуждена бежать горами, как загнанный зверь. Ему хотелось как-то подбодрить ее, но как — он не знал. Несмотря на некоторое улучшение их отношений, неловкость все равно оставалась.
— Слишком темно, — наконец произнесла она — Сейчас нельзя идти по тропе — фонариков-то у нас нет.
Заслоняя церилл своим телом, чтобы его не могли видеть со стороны, Оррис заставил камень ярко сиять.
— В этом загвоздки не будет,— лукаво улыбаясь, сказал маг. — Я могу держать камень поближе к земле и освещать тропу, тогда наши преследователи его не увидят.
Гвилим усмехнулся в ответ и с готовностью сделал то же самое.
Мелиор безнадежно посмотрела на одного, потом на другого, и сказала, неохотно подбирая свои чулки и сапоги:
— Ладно. Пошли.
Она стала натягивать на ноги изодранные окровавленные чулки, но потом передумала, швырнула их в костер и надела сапоги прямо на босые ноги.
— Ты ведь подлечишь меня еще разок? — спросила она, протягивая Оррису руку, чтобы он помог ей подняться.
— Сколько понадобится, — подтвердил он.
Троица спешно собрала вещи, вынутые из мешка Гвилима, и через пару минут все уже снова шли по тропинке, почти прикасаясь плечом к плечу.
Они остановились ненадолго перед самым рассветом, а потом прошагали еще несколько часов. К полудню они добрались до вершины гряды, снова остановились, чтобы поесть, и подлечить раны Мелиор. Еще некоторое время они шли вдоль края гряды, затем спустились в небольшую котловину, откуда начали новый подъем. Голодные и измотанные, но довольные, что смогли немного оторваться от своих преследователей, они сделали привал уже перед самым наступлением темноты. Съев ровно столько, сколько нужно чтобы заглушить голод, Мелиор и Хранитель тут же легли, а Оррис с Анизир остались на вахте. Через несколько часов маг разбудил Гвилима.
Так продолжалось несколько дней. Они вставали с рассветом, шли так быстро и так долго, как только могли, потом делали привал и спали по очереди. В первые дни Оррису приходилось часто залечивать раны Мелиор, но потом ее кожа огрубела, а других неприятностей у них на пути не оказалось. Никаких признаков преследования они больше не замечали, но все же считали, что за ними идут. Даже Оррис, который сперва не верил в это, стал допускать, что кто-то следует за ними по пятам от самого Наля. Это было логично. Седрик, если верить Мелиор, вложил все надежды, все силы, большинство средств и свое имя в операцию в Тобин-Сере. Он просто не мог допустить, чтобы Мелиор, Оррис и Гвилим помешали исполнению его замыслов, после того как им удалось выскользнуть из Брагор-Наля.
К вечеру восьмого дня, стоя на скалистом утесе, они наконец увидели Уэрелла-Наль и иссохшие холмы, отделявшие их от него. При виде еще одного гигантского города сердце Орриса сжалось. Как и над Брагором, над Уэреллой висела отвратительная плотная коричневая пелена, и огромные, утомительно одинаковые здания тянулись до самого горизонта. Увидев подобие Брагор-Наля, Анизир тихо вскрикнула Оррис попробовал ее подбодрить лаской и тихими словами, но сам чувствовал себя неспокойно.
Гвилим указал рукой вниз и что-то сказал Мелиор.
— Он считает, что надо идти по склону вдоль вон того ручья, а потом через низкий перевал — до Наля, — передала она Оррису, отбрасывая со лба золотисто-рыжие пряди. — Он говорит, что между Налем и предгорьями лежит открытая равнина и нам надо будет пересечь ее ночью.
— Хорошо, — сдержанно ответил Оррис. — Тогда пошли.
— Как ты? Держишься? — озабоченно поинтересовалась Мелиор.
— Да, все нормально, — раздраженно ответил маг.
— Прости за бестактность! — бросила женщина, повернулась и пошла вперед.
Оррис вздохнул и прикрыл глаза.
— Извини, — остановил он ее. — Мне тошно в Нале. Оттого-то я и не слишком радуюсь, что скоро туда попаду.
Мелиор бросила на него быстрый взгляд и слегка улыбнулась:
— Да уж чего непонятного. Я испытываю то же самое в горах. — И, снова отвернувшись, пошла дальше.
Маг испустил тяжелый вздох и увидел, что Гвилим смотрит на него, сочувственно улыбаясь.
— Все в порядке,— махнул рукой маг. Жестом он показал, что надо идти, и оба тронулись вслед за Мелиор.
Ночью они разбили лагерь среди холмов, понимая, что возможным преследователям легко заметить их сверху. Огонь не разводили, а Гвилим и Оррис тщательно укрыли свои цериллы. Они немного поели, почти что прикончив остатки еды, взятой в дорогу, а потом устроились на ночлег.
С первыми лучами солнца путешественники проснулись, свернули лагерь и тронулись в путь на голодный желудок. Дорога была намного ровнее, чем в горах, и по большей части равномерно спускалась вниз, в долину. Но земля была сухой, покрытой пылью и осыпавшимися камнями, отчего быстро передвигаться было довольно сложно.
— Мы поднимаем много пыли, — с беспокойством сказал Оррис после нескольких часов пути. — Слишком заметны, если смотреть с горы.
— И что ты предлагаешь? — спросила Мелиор из-за его спины.
Маг огляделся. Земля пересохла и потрескалась даже между можжевельниками и карликовыми соснами, росшими вокруг. Если они сойдут с тропы, лучше не станет, только идти будет еще труднее.
— Мне нечего предложить, — наконец признался он.
— Тогда выкинь это из головы.
Он оглянулся через плечо и, увидев ее усмешку, сам чуть не рассмеялся. Покачав головой, он снова отвернулся.
— Что с тобой? — спросила она.
— Ничего.
— Скажи же, в чем дело? — потребовала она, догнав и поравнявшись с ним.
— Смешная ты.
Искоса глядя на него, она снова усмехнулась:
— Что это значит?
— Только то, что ты смешная. Разве слово не может значить именно то, что человек и хотел сообщить?
— В Нале — нет, — быстро ответила она. — К тому же я неплохо освоила твой язык и понимаю, что это слово может означать разные вещи. Ты имел в виду то, что я забавная или странная?
— Обязательно сделать выбор?
Она посмотрела в сторону, пытаясь спрятать улыбку.
— А теперь ты и сам смешно выглядишь.
— Я имел в виду, — стал объяснять Оррис, — что мне непонятно, когда ты и вправду сердишься, а когда только притворяешься.
— А я и не хочу быть понятной, — ответила Мелиор. — Я — лорд, и, надо сказать, неплохой. — Хохотнув, она поправилась: — По крайней мере была Если бы люди всегда понимали, что у меня на уме, я никогда бы этого не достигла. Честность в Нале — непозволительная роскошь. Это слишком опасно.
— Но должен же быть кто-то, кому ты веришь. У тебя есть семья?
— От взрыва, который устроили, чтобы расправиться с отцом, погибла мама, когда я была еще маленькой. Папу убили, когда мне было одиннадцать лет. Ни братьев, ни сестер у меня нет. Есть тетя, у которой я жила после смерти отца, но я сбежала от нее, когда мне исполнилось пятнадцать. С тех пор мы не виделись.
Оррис испытующе посмотрел на нее. Все это она сказала с совершенным равнодушием, но он представил себе, каким жутким было ее воспитание.
— А друзья? — спросил он.
— У меня есть один друг — Джибб, ты его видел. — Она усмехнулась. — Тот, что чуть тебя не убил.
— И все?
Мелиор искренне удивилась:
— Да это счастье, что у меня есть он. Он бы больше всех выиграл от моей смерти, но при этом я каждый день вверяла ему свою жизнь. Очень мало людей в моем положении могут похвастать такой удачей.
— В странной стране ты живешь, — тихо произнес Оррис, пытаясь понять то, что она сказала. — Думаю, я бы здесь долго не протянул.
— А я думаю, ты бы здесь неплохо прижился.
Теперь Оррис удивился:
— Правда?
— Да Ты хорошо держался с Седриком. Ты мало что рассказал ему, гораздо больше узнав о нем самом. Немногим это удается.
Он подумал, а потом поблагодарил ее:
— Спасибо. Я — член Ордена, и мне частенько приходится вести переговоры с другими магами по спорным вопросам. Тут уж хочешь не хочешь — научишься немного понимать человеческую природу. Думаю, за дол-гае годы я даже преуспел в общении с людьми, к которым не испытываю доверия.
Они шли некоторое время молча И Оррис снова поймал себя на том, что чувствует каждый ее жест и взгляд, даже не глядя на нее.
— Ну а ты? — неожиданно спросила она, быстро взглянув на небо, словно чтобы проверить положение солнца.
— Что — я?
— Есть у тебя семья? Жена? Дети?
— Нет, — покачал он головой. — В этом мы с тобой похожи. Я был единственным ребенком. Отец заболел и умер, еще когда я был младенцем, а мама скончалась несколько лет назад, после болезни.
— А жены нет?
— Нет.
— Друзья?
— Не много, — ответил он, думая о Джариде, Элайне, Транне и, как ни странно, Бадене.
— Ну, — подытожила она, — может, наши страны не так уж и отличаются.
— Нет, — ответил Оррис. — Наши страны очень разные. Просто мы с тобой похожи.
Они немного отдохнули днем и прикончили остатки еды. Через несколько часов трое спутников оказались у подножия холмов на краю огромной бесплодной равнины, местами покрытой спутанной сухой травой и кустами с жесткими, точно проволока ветками. Огромное оранжевое солнце, затуманенное коричневой дымкой, клонилось к горизонту, и Наль вставал прямо перед ними, возвышаясь над окружавшей его железной оградой. Как Гвилим и предупреждал, спрятаться здесь было негде, и пришлось ждать наступления ночи.
Видя теперь Уэрелла-Наль вблизи, Оррис понял, что он не так похож на Брагор, как ему вначале показалось. Воздух здесь тоже был загрязнен, но не так сильно. В Брагор-Нале лучи солнца не могли пробиться сквозь густой туман, а здесь закатный свет золотил железные листы ограды и стекла домов, делая гигантский город похожим на драгоценность. Как и в Брагор-Нале, здесь была подвесная дорога, только безупречно белая. По ней двигался какой-то странный предмет, напомнивший Мелиор мобиль, только по бокам у него имелись длинные отростки, наподобие рук, на концах которых крепились лопасти, так бешено вращавшиеся, что их было почти не видно. Предмет был красного цвета и казался очень чистым и добротным, как и многое другое, что видели путешественники. Может, этот Наль окажется лучше, чем Брагор, подумал Оррис.
Анизир, в отличие от него, ничуть не испытывала облегчения от того, что видела. Она снова сдавленно вскрикнула и послала магу образ места их связи на скалистом берегу Нижнего Рога, которое она часто вспоминала в последние дни, предчувствуя, что путешествие в горах скоро закончится.
Полегче, — попробовал урезонить ее Оррис. — Мы ведь за этим и пришли. Надо сделать дело.
Он услышал, что Гвилим о чем-то тихо беседует с Мелиор, и через секунду женщина легко коснулась плеча мага:
— Хранитель говорит, чтобы ты не волновался. — Здесь не так плохо, как в Брагор-Нале. К тому же здесь есть птицы. Серые, как те, что она ловила в Брагор-Нале.
— Спасибо, — поблагодарил Оррис. И, посмотрев на Гвилима, повторил то же самое на Лонмире, отчего оба его спутника заулыбались.
Еды больше не осталось, поэтому они просто сели, укрываясь за последними чахлыми деревцами, и стали ждать наступления сумерек. Говорили мало, и Оррис чувствовал, что всем им не по себе, несмотря на заверения Гвилима, что здесь лучше. Они понимали, что если им не удастся заручиться поддержкой Правительницы Уэрелла-Наля, то дела их плохи. Даже если получится вернуться в Брагор-Наль невредимыми, невозможно будет помешать Седрику без помощи Совета. Это была последняя возможность предотвратить новые нападения на Тобин-Сер, признался себе Оррис. Он по-прежнему не знал, что можно сделать, чтобы прекратить гонения на народ Гвилима или как вернуть Мелиор к обычной жизни, но понимал, что в его успехе они оба видят залог своего.
Время тянулось мучительно медленно, но наконец солнце село за горизонт, и на небе стали появляться бледные звезды. Гвилим и Оррис накрыли цериллы, и странники начали переход через равнину. Спрятаться здесь было негде, поэтому они стремились побыстрее преодолеть эту часть пути.
Гвилим, как сказала Мелиор, точно не помнил, где они с проводником проникли через железную стену, окружавшую Наль, но он почему-то был уверен, что они выйдут неподалеку от того места и он легко отыщет лаз. Оррис, не сбавляя шага, подумал, правда, что Хранитель сам себя обманывает: уэрелльская стена, хоть и не такая грандиозная, как та, что опоясывала Брагор-Наль, была начисто лишена опознавательных знаков. Каждая часть была абсолютной копией другой.
Они пересекли равнину меньше чем за час. Освещения Наля, отражавшегося от плотной пелены смога, было достаточно, чтобы различить дорогу. Когда они подошли к стене, Гвилим осмотрел ее с явной растерянностью. Оррис глянул на Мелиор, та в ответ пожала плечами. Немного подумав, Гвилим медленно пошел влево, внимательно разглядывая железные листы. Оррис, сомневаясь все больше, нехотя последовал за ним. Но вскоре, к его удивлению, они обнаружили лист с незакрепленным углом. Похоже было, что его неоднократно отгибали и потом снова ставили на место.
Гвилим просто сиял от радости и тут же начал что-то столь оживленно рассказывать Мелиор, что та прижала палец к губам, чтобы он говорил потише.
— Говорит, что это здесь, — сказала женщина Оррису, хоть и так было ясно.
— Скажи, что я рад, — ответил маг.
— Потом скажу, — пообещала Мелиор, беспокойно оглядываясь. — Надо побыстрее попасть в Наль и найти Сеть. Мне не очень-то нравится торчать здесь.
Оррис отогнул лист и пропустил своих спутников внутрь. Потом, мысленно подбодрив Анизир, и сам пролез следом.
По ту сторону стены проходила широкая грязная дорога, ничуть не отличавшаяся от тех, что Оррис видел в Брагор-Нале. Рев бешено несущихся мобилей отражался от стен близлежащих домов, а над головой изгибалась Верхняя. Путешественники перебежали через дорогу к маленькой двери, похожей на те, что вели в брагорское подземелье. Гвилим уверенно распахнул ее и по лестнице спустился в темный коридор. Здесь не так сильно воняло, как в Брагор-Нале, но ощущение темницы было ничуть не слабее, и Анизир стала теребить Орриса, ища утешения.
Гвилим открыл свой церилл, Оррис сделал то же самое. В туннеле было пусто.
На круглом лице Гвилима обозначилась тревога, и он что-то сказал.
— Он говорит, что встретился с проводником именно здесь, — перевела Мелиор. — Он точно знает, что люди из Сети тут бывают, но не знает, часто ли.
— Тогда подождем, — предложил Оррис.
— Не знаю, разумно ли это, — ответила она, не переводя сказанного Гвилиму. — А вдруг здесь и еще кто-нибудь бывает. В Уэрелла-Нале тоже есть Служба Безопасности. Пусть она и не такая страшная, как в Брагор-Нале, но все же лучше с нею не связываться.
— Но почему? Нам ведь нужно встретиться с Шивонн. А люди из Безопасности почти наверняка доставят нас к ней.
Мелиор некоторое время не сводила с него глаз, потом сказала:
— Занятная точка зрения.
Она пересказала это Гвилиму, и тот, выслушав ее, дал какой-то короткий ответ.
— Он с тобою согласен, — криво улыбнувшись, сказала Мелиор.
— Тебе это неприятно?
— Да нет. Но и не радует.
Долго ждать не пришлось. Через несколько минут в туннеле раздались голоса, и в стену из встречного коридора ударили лучи света. Оррис предположил, что это гилдрины, вспомнив братьев-близнецов.
Но когда из-за угла показались шестеро мужчин в форме и свет фонариков блеснул им прямо в глаза, он понял, что ошибся. Люди в форме тут же вскинули оружие, и один из них что-то крикнул путешественникам. Мелиор ответила им, но охранник повторил то же самое, только более резко. Тогда Мелиор отцепила свой лучемет и бросила на каменный пол.
Человек гаркнул что-то еще, и Гвилим медленно, трясущимися руками, опустил на пол свой посох. Мелиор прикоснулась к руке Орриса.
— Они требуют, чтобы ты положил посох, — тихо, но с некоторым раздражением произнесла она. — Мы арестованы.