Изгой

Глава 4 Бунт

Тьма. Обрушилась внезапно, свела судорогой ноги. Но почему-то я не ощутил ни боли, ни удара о шею. Ни хруста перерубаемых позвонков.

И тут будто пробежал порыв ветра. Вскрик. Ещё один. Стоны. Громкий хруст. Словно кто-то давил рассыпанные по полу грецкие орехи.

И свобода.

— Долго будешь тут валяться? — оглушил горячий весёлый шёпот прямо в ухо.

Вскочил на ноги. Тепловизор в глазах отразил шлейф от быстро двигающего тела, чьи очертания я даже не смог уловить. Ослепил яркий свет.

Один охранник лежал на боку, поджав ноги, голова повёрнута так, будто он оглянулся посмотреть, что у него за спиной, да так и застыл. Второй, скособочась, сидел у стены, а на затылке зияла кровавая рана, будто кто-то ударил кувалдой и расплющил.

Пара выпученных глаз вперились в меня — директор Рудберг дрожащими руками пытался достать что-то из кармана. Я бросился к нему, выдвинув левую руку, которая мгновенно вытянулась в короткий меч — вакидзаси. Мне он нравился больше всего.

Выстрел один за другим отразились эхом от стен «операционной». Резкая боль в плече, груди. Выбил пистолет из руки, спрятал в карман. Зашёл сзади, и прижал к шее острый клинок.

— Помогите! Помогите!

Это сипло кричал поп, привязанный к платформе вместо меня. Смешно махал в воздухе толстыми ногами из-под рясы. Руки зачесались нажать кнопку на раме и обрушить на его шею безжалостное косое лезвие, чтобы этот хмырь узнал, наконец, есть там ад или рай. Но решил времени не терять.

Выволок трясущегося директора тюрьмы в коридор.

— Громов, мы не хотели тебя убивать, — хрипел Рудберг, а голос срывался и дрожал. — Только попугать. Отпусти меня. Тебе все равно не уйти. Не уйти.

— Заткнись, — я прижал сильнее лезвие к его покрытой крупными мурашками шее, так что скатилось пара капель крови, расплылись красными кляксами на белоснежном воротничке его рубашки.

Тот же самый коридор, по котором мы шли сюда. К «львиным» решёткам приникли заключённые. При свете квадратных ламп, встроенных в балкон второго этажа, я видел лица этих парней. И глаза, что молили о помощи.

Скрежет передёргиваемых затворов. В коридор высыпали охранники. Человек семь или десять. В полутьме не разглядишь. Но парни крепкие, с дубинками на поясе и автоматами наперевес.

Громкое жужжанье — на втором ярусе открылись ниши, выдвинулись пулемёты. Твою мать, если попадут в голову, то я отключусь хотя бы на пару минут, а значит, они смогут меня скрутить и тогда пиши пропало.

— Оружие на пол, — скомандовал я. — Быстро!

Рудберг вскрикнул от боли, когда я вонзил глубже лезвие.

— Не стреляйте! Не стреляйте, — закричал жалобно. — Делайте то, что он говорит!

Охранники переглянулись, но нехотя выложили автоматы перед собой на полу. И также могли бы их мгновенно схватить.

— Пистолеты тоже, — добавил я.

Я огляделся. Со второго этажа меня легко снять. Мог бы вынести там всё пластидами, но тогда придётся превращать руку в их хранилище. Одновременно никак. Эх, если бы хоть кто-нибудь помог.

И тут, словно кто-то услышал мои мысли. От потолка отделилась хрупкая фигурка. Она почти сливалась с серым в крапинку покрытием, так что даже на первый взгляд показалось, что отошла панель. Вихрем пронеслась мимо крепких парней, сгребая оружие. На миг восхитился — откуда такая силища у этой девчонки?

Ропот удивления пробежал по толпе охранников. Они не понимали, что происходит. Переглядывались в недоумении, переминались на месте. А там, в камерах, зрители наблюдали за тем, в чью пользу окончится этот матч. И я понимал, как они заинтересованы, чтобы победил я.

Оказалась рядом со мной. Сквозь прорези спущенного на лицо капюшона сверкнули голубым льдом глаза:

— Я подержу его.

И я швырнул тело директора тюрьмы прямо ей в руки. Хотя, чёрт возьми, почему я решил, что ей можно доверять? Вдруг это очередная ловушка?

Метнулась ко мне и через пару мгновений на руках заложника уже плотно сидели наручники, которые явно Мика позаимствовала у охранников.

— Давай, разберись с ними, — предложила так задорно, будто мы находились в игре, а не в жестокой реальности.

Впрочем, может быть, она уже и потеряла возможность ощущать эту разницу. Кто знает? Но она оставалась опасным компаньоном. Мог ли я доверять ей?

Левую руку объял невыносимый жар, разошёлся волнами по всему телу. На тыльной стороне предплечья левой руки прорисовалась золотистые шестиугольные соты решётки. И пара брусков показались в щелях. И я швырнул их наверх, целясь в пулемётные гнезда.

Громкий вскрик, ропот. Ну да. Там же тоже заключённые. Но кажется я не промахнулся. Пару точных бросков и всё ниши окутал чёрный дым. Осел, показав искореженные остовы турелей.

Оглядев с удовлетворением дело рук моих. Или как это там называется, подошёл к Мике, которая в стальных тисках держала директора Рудберга, прижимая рукой за шею. Тот трясся, как студень на блюде, что выглядел комично — массивный шкаф в руках тоненькой, как былинка, девчушки, которая едва доставала ему до плеча.

— Открой камеры, — приказал я.

— Я не могу, — прохрипел Рудберг и добавил совсем жалобно: — Не могу, правда!

— Почему?

— Это можно открыть с пульта управления. Там нужно подтверждение.

— Хорошо, веди туда. Быстро!

— Зачем это тебе, Громов? — подала голос Мика. — Давай убираться отсюда. Они наверняка уже вызвали подкрепление. Мы не справимся.

Голос звучал с досадой, не со страхом. Она никого не боялась — ни крепких мужиков в тёмно-синей форме с дубинками, ни смертников за решётками, что следили за нашим поединком.

Я бросил на неё взгляд, скрипнул зубами. Объяснять не хотелось. Просто не хотелось. Или она со мной, или я иду один.

— Я отведу вас туда. Отведу! — вскрикнул заложник.

От него противно несло потом, мочой и дерьмом. От лица отлила вся кровь, так что оно казалось покрытым толстым слоем белой пудры, как у клоуна. Но почему-то я не испытал к нему никакой жалости. Хотя впервые решился на такое — взять заложника. Вся моя натура протестовала против этого. Чувства кипели, что я пошёл на этот шаг, на который способен только отморозок. Грязный метод, за который я бы любого задушил своими руками. Но эти ублюдки поставили меня в такие условия… Перед глазами вновь вознеслась узкая рама со зловеще нависающим лезвием. Никакой пощады.

Сердце колотилось где-то на уровне горла, гулко отдавалось резкой болью в затылке. Но я упрямо тащил заложника по коридору. А Мика с автоматом в руках шла за нами. Легко и бесшумно, так что я боялся, что ей надоест эта игра и она бросит нас.

Но вот мы свернули в ещё один коридор и начальник тюрьмы выдохнул:

— Здесь. Снимите наручники. Мне нужно приложить руку к панели.

Я переглянулся с Микой. Она усмехнулась, глаза сузились. Но послушалась. Заложник размял руки, потёр затёкшие запястья. И провёл ладонью по стене, обнажив панель. Приложил. И тут же с тихим стуком открылась ниша, из неё выскользнул на телескопической ноге шар с круглым ярко сверкающим красным глазком. Проскочил оранжевый свет сканера. И дверь отъехала в сторону.

— Стой здесь, — приказал я Мике.

Она кивнула. И я шагнул внутрь.

За дугообразными экранами сидело двое парней в белых рубашках и чёрных брюках, словно не в страшной тюрьме-утилизаторе они работали, а служили клерками в обычном офисе. Вскинули удивлённо глаза. Приподнялись на месте. Но Рудберг лишь махнул им рукой. Обернулся ко мне. И кадык подскочил на шее вверх, опустился вниз. По виску текла струйка, которую он даже не смахнул.

— Открывай! — бросил я в нетерпении, от напряжения свело челюсти. — Быстро!

Скрип и скрежет отодвигаемых решёток. На экранах я видел, как заключённые толпой вырвались в коридор. Воздух огласили радостные вопли. Кто-то орал, кто-то прыгал. Через мгновение уже слышались автоматные очереди — видать нашли отнятое у охранников оружие. Ну теперь начнётся веселье.

Я подошёл к пульту управления и обрушил на него кувалду, в которую превратил левую руку. Бил и кромсал пластик, кнопки, тумблеры, экраны. Выплеснул весь гнев, скопившийся внутри. И остановился лишь тогда, когда ощутил невыносимое облегчение и какую-то невыразимый кайф содеянного.

Оглядев устроенный кавардак — разбомблённую панель и пол, усланный толстым слоем обломком и осколками, развернулся и направился к выходу. Но остановился в дверях, чтобы увидеть напоследок растерянное лицо Рудберга.

Под моим взглядом он словно скукожился, сжался. Кажется, ещё мгновение, падёт на колени, сложит молитвенно руки. А перед глазами пронеслись, как кадры из увиденной киноленты, как эта мразь стоит перед гильотиной, лезвие падает, расчленяя очередную жертву. Сколько раз он наблюдал за этим? Сотни, тысячи раз? Потом шёл домой, ужинал, с удовольствием здорового человека с крепкими нервами, которые ничто не могло расшатать. Заваливался спать с женой. Не думая о том, что отправил на тот свет человека, у которого тоже могла быть жена, или мать, дети, друзья. Он не мучился бессонницей, и совесть его спала, мирно свернувшись клубочком на дне его гнилой души. Мерзавец.

Наверно, в моих глазах отразились всё кипевшие в моей душе чувства. И Рудберг зашатался и обессилено оперся о стол, опустил голову, не выдержав моего взгляда.

Развернувшись, я вышел в коридор и захлопнул дверь. Кувалдой сломал замок, запечатав её.

Выскочил в коридор и ринулся в гущу общей свалки. Хотелось безудержного веселья. Ощутить себя живым и сильным. Пусть пули впиваются в грудь, плечи и руки, обжигая адской болью. Но мне безумно нравилось купаться в этой боли, которая зажигала во мне мысль, что я жив!

Кто-то из охранников спрятался в камерах от беспощадного и бессмысленного бунта смертников, вырвавшихся на свободу. Но кто-то боролся, не собираясь сдаваться.

Грохот очередей гулко отдавался под сводами так, что заболели зубы. Я как безумный нёсся по коридорам, рубил и кромсал всех, кто пытался остановить меня. И слышал все усиливающимся топот ног за моей спиной. Эта волна живого гнева могла смести всё на своём пути.

Но вот мы вырвались наружу, на широкий двор тюрьмы, ограниченный трёхэтажными грязно-белыми с облупившейся штукатуркой зданиями. Ринулись к воротам. Там уже стояла рота спецназа, все в камуфляжной форме, бронежилетах и шлемах. Ощетинились прозрачными щитами. А в небе всё громче и громче нарастал стрекот вертолётных винтов.

— Всё назад! — заорал я.

Толпа с общим воплем отпрянула и мы закрыли двери на засов.

— Говорила я тебе, что они вызовут подкрепление, — зло выдохнула Мика.

— А тебе что? Ты можешь уйти, — бросил я. — Одни справимся, — и чуть не добавил: «без баб».

— Вот уж нет. Я останусь.

Скинула безбоязненно капюшон, не стесняясь впёршихся в неё изголодавшихся по женскому телу мужиков. Наверняка, некоторые здесь сидели долго, а без слабого пола приходится трудно. Но Микаэла ничего не боялась. Только выглядела сердитой.

Нет, среди толпы я видел женщин, но выглядели они как серые тени и вызвать могли только одно чувство — жалость, не желание. Блёклые лица, словно ожидание смерти смыло с них всё краски жизни, тускло темнели глаза, волосы растрепались, поникли, как вырванная из земли пожухлая трава. И все выглядели одинаково усталыми, без возраста и даже без пола. А Микаэла сияла среди них как бриллиант в куче бутылочного стекла.

Система вдруг призывно пискнула и выбросила мне на сетчатку сообщение-подсказку, что у неё есть кое-что важное для меня. Этим «кое-что» оказалась схема этого жуткого места. Словно безумный паук соткал паутину из зеленоватых дрожащих нитей. И среди причудливых переплетений я обнаружил место, которое заставило моё сердце подскочить и забиться сильнее.

— Здесь есть что-то типа склада. В подвале. И похоже там есть оружие.

На схеме в этом месте мигала зелёным плашка «Арсенал». Нет, конечно, это могла быть ловушка, или пустышка, но чем чёрт не шутит?

Микаэла сузила глаза, раздула крылья своего красивого носика. Видно тоже углубилась в интерфейс игры и выпятила верхнюю губу с обидой.

— Да, действительно есть, — сказала с едва скрываемой досадой, будто я оказался игроком, опередившим её в чем-то. — Но в него попасть ещё надо. А у нас времени нет. Надо уходить.

— Так просто мы не уйдём, — бросил я. — Они нас не выпустят. Всё. Закончили болтать. Часть из вас охраняет вход, часть пойдёт со мной. Женщин спрячем в одной из служебных комнат.

Для охраны входа выделил дюжину. Это почти половина мужиков из всех, кто сумел выжить в кровавом бою с охранниками. Я приказал парням разделиться на звенья по трое, и назначил в каждом командира. Антона, смуглого и чернявого, смахивающего на цыгана, у него за спиной висел автомат, карабин, а за поясом брюк торчало два пистолета. Потом Кузьму Татищева, того самого амбала, что не давал мне петь в камере. Он притащил здоровенный крупнокалиберный пулемёт Корд с ленточным питанием. Третьим был Сергей, смахивающий на гепарда, гибкий мускулистый шатен с умными карими глазами, он смог достать где-то ящик гранат, что не оставило меня равнодушным. И четвёртый. Чёрт, как его звать? Он же представлялся. Имя у него ещё такое странное. Невысокий, но крепкий и ладный мужик с круглым простоватым лицом, коротко стриженный. Я воочию убедился, как он лихо сражался с охранниками.

— Жан-Поль, — сказал он, видимо, заметив мои мучения.

— Жан? Поль? Хранцузик что ли? — ухмыльнулся Кузьма.

— Не француз, — мужчина брезгливо выпятил нижнюю губу, глаза зло сузились, видать имя ему сильно досаждало по жизни. — Из Саратова я. Маманя моя французские комедии любила.

— Ну и отлично, Жан-Поль. Значит, так. Спрячьтесь где-то невдалеке, но не у самого входа. Они могут его подорвать ракетами, гранатами или из плазмаганов. Так что найдите укрытие. Патроны беречь. У нас их мало. Всё понятно?

Они слушались меня беспрекословно, внимали, как Богу, чьей заменой я стал здесь и сейчас. Но я знал, это лишь иллюзия, связь между этими людьми тоньше человеческого волоса. Я не имел права на ошибку. Любое серьёзное разочарование в моих действиях и каждый начнёт играть в свою игру. Всё рассыплется, как карточный домик.

— Громов, я с тобой пойду, — Кузьма постучал кулачищем о ладонь.

— Зачем? Ты здесь нужен.

— Да ни х… я здесь не нужен! Вон пусть Жан и Поль двумя звеньями командует. А там может чего нести нужно будет.

— Это приказ, Кузьма, — сказал спокойно и твердо.

Или они выполняют мои указания полностью и без разговоров, или я могу бросить всё сразу и перестать надеяться, что мы — команда. Это был важный момент для меня. Переломный. Пан или пропал. Но бугай лишь поиграл желваками и буркнул:

— Хорошо, командир.

И шагнул к своей группе. А я оглядел остальных и скомандовал:

— За мной!

Ринулся в конец коридора, выбил плечом хлипкую фанерную дверь, выкрашенную потрескавшейся белой эмалью. И бросился по ступенькам вниз.