Изгой

Глава 7 Переход

— Олег! Олежек!

Голос звал меня, нежный и чувственный и в то же время по-матерински ласковый, хотя я никогда не знал свою мать.

— Просыпайся, Олежек! Нам пора! Давай-давай, милый, солнышко моё. Я тебя жду!

И я двинулся на этот зов, всё быстрее и быстрее, словно летел по коридору. По прозрачным стенам его струился живой голубой огонь и скопления галактик, висели за ними, как жемчужные гроздья.

Расступилась тьма и я завис в помещении с высоченными потолками. Большую часть его занимал овальный стол с полированной столешнице, вокруг кресла с высокими спинками.

По стенам — шкафы из красного дерева, заставленные фолиантами, довольно потрёпанными на вид, от чего они ценились гораздо больше. Книги давно уже не печатали, но мода оставалась на них и каждому, кому это было по средствам, собирал такие старинные книги.

За столом восседал плотный немолодой мужчина. Его мощную грудь обтягивал мундир с таким количеством планок, что казалось, если бы он надел всё награды, пришлось бы часть прицепить на спину. Я узнал его — генерал армии Ратманов, глава частной армии Модеста Моргунова. Честный служака, не очень умный, но и не подлый. Судя по выражению лица, ему совсем не нравился разговор, это читалось лишь в чуть скривившихся губах, суженных глазах. А так широкоскулое с высохшей от немалого возраста лицо выглядело абсолютно каменным и бесстрастным.

Напротив него опирался руками на стол статный мужчина в отлично сшитом сером костюме. Его я тоже узнал — Герберт Моргунов, младший брат Модеста, главы Совета Десяти. Что-то общее со старшим братом у него было, но выглядел он каким-то утончённым что ли, даже манерным. Вместо пышных усов брата, которые делали того похожим на военачальника последней Мировой войны — маршала Будённого — редкая профессорская бородка. С ней Герберт смахивал на дьявола из голографических комиксов для детей.

— Почему вы не запустили газ? Я вас спрашиваю, генерал?! Это саботаж, обычное разгильдяйство или предательство? Не справиться с кучкой отморозков! Где же были ваши хваленные воины?! Эти гепарды, тигры, львы спецопераций?! Которые, как вы уверяли, легко могут справиться с любой проблемой? Где, я вас спрашиваю?!

Когда, наконец, трёхэтажный мат стих, Ратманов спокойно ответил:

— Мы не могли этого сделать, господин президент. Там находится ваша племянница Микаэла.

— Что-о-о? Что она там делает? Её взяли в заложники? Почему вы не сообщили об этом, чёрт вас дери, генерал! — в голосе президента пробились какие-то визгливые истеричные нотки, а по губам генерала скользнула едва заметная снисходительная или скорее презрительная усмешка.

— Я сообщил об этом в своём рапорте, — Ратманов, не суетясь, лёгким движением руки с массивным коммуникатором на запястье, сбросил на крутящийся над массивным столом экран-сферу текст.

Но мужчина в сером костюме даже не взглянул. Лишь как-то обречённо, устало отодвинул со скрипом кресло с высокой спинкой, присел. Скрестив руки перед собой, облокотился на полированную столешницу, в которой рассыпался яркий свет старинной хрустальной люстры.

— Мой брат оставил мне в наследство не только свою империю… — дальше следовало нецензурное определение. — Но и эту девчонку, с который я совершенно не знаю, что делать. Она ввязывается в глупейшие авантюры и я должен это терпеть. Что же у вас там всё-таки произошло, Ратманов? Повторите кратко.

— Всё что нам известно на этот момент. Полиция арестовала очередного клона Олега Громова и привезла его в утилизатор «Западная Двина». Но ему удалось освободиться, он захватил в заложники директора Рудберга. И тот открыл камеры всех заключённых, в том числе смертников. Мы послали туда роту спецназа и несколько «спиди крокодайл». Ведётся зачистка.

— Интересно, каким образом этому ублюдку удалось захватить в заложники директора? Кажется, Рудберг не выглядит слабаком.

— Громов угрожал ему кинжалом или мечом.

— Что? Мечом? Насколько я знаю, всех смертников обыскивают перед казнью.

— Да, совершенно верно, — спокойно, с достоинством ответил Ратманов, и по его лицу скользнула тень, будто ему было неприятно об этом говорить. — Их раздевают догола, и проверяют всё. Абсолютно всё. И даже, так сказать, физиологические отверстия.

— Ну и как же он пронёс кинжал? Ему кто-то помог?

— У этого клона Громова бионический протез. Он может превращать его в холодное оружие.

— Ну это уже выходит за рамки разумного, — усмехнулся президент. — Если бы на вашем месте был бы кто-то другой, я бы сказал, генерал, что вы пересмотрели голографических комиксов о супергероях. На Земле не существует такой технологии. Или я не прав? И какой-то безумный учёный сумел это сотворить? При сегодняшней разрухе?

— Мы не знаем, господин президент.

Моргунов откинулся на спинку кресла, задумался. Повисла пауза.

— Так, а что там с Микаэлой? Они захватили её в заложники?

— Скорее всего нет. Она свободно передвигается по тюремному комплексу. И не подаёт никаких сигналов о помощи.

— Это неприятно, генерал. Если можно было бы замять это дело, — президент нервно засучил манжеты рубашки в тонкую голубую полоску, на которых хищно блеснули бриллиантовые запонки. — Надо вытащить эту девчонку и разнести всё там к чёртовой матери.

— Пока это сделать сложно. Штурмовые группы не смогли проникнуть в здание. То есть… Они проникли, но вынуждены были покинуть его. Из-за ожесточённого сопротивления мятежников.

— На что они надеются? — президент покачал головой, на красивом лице промелькнуло нечто похожее на сожаление, словно у него вдруг на мгновение возникла жалость, но это длилось лишь мгновение. — Всё равно конец для них предрешён. Вытащите девчонку, генерал, и действуйте по обстоятельствам. Впрочем, — он задумчиво повертел в руках анахроничную ручку в золотистом корпусе. — Попытайтесь захватить этого клона Громова живым. Мне интересно взглянуть на него. Что у него такое с рукой? Нельзя ли как-то использовать эту технологию в наших целях?

— Это уже невозможно.

— Почему?

— Громов мёртв. Его ДНК-маяк перестал действовать после того, как мы применили наше супероружие.

Хотелось крикнуть: я жив! Вот смотрите, я живой! Живой! Но язык не слушался. Я не мог пошевелить пальцем, словно меня закатали в одеяло. Не ощущал ни рук, ни ног. Ни жары, ни холода. И, кажется, даже не дышал.

— Какое ещё супероружие?

— Которое мы закупили у компании «Адам Корпорейшен». Очень эффективное.

— Ах, да. Я помню. А вы уверены, что Громов мёртв? — Моргунов откинулся на спинку кресло и приложил два пальца к подбородку, здорово напомнив мне одного человека.

— Разумеется, — в голосе генерала просквозила нотка раздражения.

— Зря вы так уверены. Так вот, генерал, — Герберт вздёрнул подбородок, так как это делала Микаэла, заставив вновь вспомнить о ней. — С этой минуты я отменяю приказ Модеста Моргунова о ликвидации всех клонов Громова. Вы должны найти этого человека с бионической рукой. Найти живым и невредимым…

Я передёрнулся и реальность расползлась, как гнилая ткань. Проступило что-то иное, другая обстановка — стены с потёками воды, неровный бетонный пол. Отсвечивая потускневшим металлом лестница уходила в люк в потолке. В нос ударил тяжёлый запах сырой штукатурки, крови и мочи. Воздух хлынул в лёгкие и я заорал криком новорождённого.

— Ты гхляди, наш откинувшийся вернулся, — прозвучал радостно голос с сильным южным акцентом и я узнал Фадея.

Присел на полу, сбросив какую-то тряпку с себя. Всё моё тело покрывали коллагеновые пластыри, они почти растворились, но я был вымазан слизью, как вылезшая из кокона бабочка. На меня пялились три пары глаз: Фадей, Прохор и Ренат.

— Ну вот, я же говорил, что он оживёт. А ты не верил, Фадей, — это подал голос Прохор. — Командир, мы тебе тут нашли кое-что. Ты уж не обессудь, что с мертвяка сняли. Но это ж лучше, чем голой жопой сверкать.

Пламя, которое выплеснула на меня та хрень, превратила мою одежду в живописную рвань. Брюки стали напоминать бахрому, даже рубашка под бронежилетом истлела. Я провёл рукой по голове — ну, конечно, опять лысый череп с едва обозначившимися иголками волос. Вот она — обратная сторона бессмертия. Возвращаешься в мир абсолютно голым.

Ребята ограбили охранника, чей труп валялся неподалёку. Ростом он оказался ниже, чем я, зато объёмами превосходил раза в два. Так что выглядел я теперь, как малыш-переросток. Когда нацепил брюки, закрепив ремнём, рубашку, смахивающую больше крестьянскую рубаху, то мужики грохнули от смеха, как хорошие жеребцы.

— Ладно, Громов, не тушуйся, — Фадей похлопал меня по плечу. — Не красней, как девица. Мы рады, что ты вернулся.

— Я тоже рад, что вы все целы, хлопцы. Что делать будем?

— В каком смысле? — поинтересовался Ренат. — Если они сунутся, мы их… — он приподнял висевший у него на плече автомат.

— Это все х… Не спр-равимся мы с ними. Ракеты закончатся, а они пр-ришлют ещё и ещё вертолётов. Или ударные флаера. Расчихвостят нас тут в два счета. Вот, что, — я набрал побольше воздуха в лёгкие, с трудом решаясь на то, что скажу сейчас. — Добраться мне нужно до взлётно-посадочной площадки.

— Зачем? — заинтересовался Прохор.

— С крыши я видел там ударный флаер. Тёмно-зелёный, с разводами. Раструбы турбин у него как раз под плазменные ракетные движки.

— Да-а-а? А летать-то ты умеешь? — протянул недоверчиво Ренат.

— Ты чего, бр-рателло? — я чуть не задохнулся от негодования. — Ты знаешь, кто я? Я — полковник воздушно-космических сил России Олег Громов! Гр-ромов! Лётчик экстра-класса.

— Ну то, что ты Громов я вижу. Но… — он замялся.

— Я настоящий Громов, если ты об этом.

— Настоящего секта убила, — бросил Прохор.

— Во-первых, не секта. Секта тут никаким боком. Втор-рое. Они меня похитили, пытали, а потом я сбежал. Понятно? И дали мне кое-что, — я превратил левую руку в своё самое любимое оружие — самурайскую катану. — В общем так. Я хочу решить эту проблему раз и навсегда. Мне надо добраться до этого флаера. Как это сделать? Есть предложения?

— Да есть одна вещь, — бросил Прохор, попинал открытый ящик с оставшимися ракетами носком поношенного берца.

— Ну? Не томи, старик.

— В общем, тут такое дело. Были у нас тут парни, которые хотели побег устроить. Подкоп соорудили, через прачечную. Но…

— Что но? Подкоп есть? Куда ведёт? Да говор-ри ты, ё-мое! У нас вр-ремени в обрез!

— Их поймали. И в расход. Дыру в стене заделали, а подкоп что. Он остался. И ведёт он туда, — Прохор махнул рукой в направлении площадки для летательного транспорта.

— Почему именно туда? Среди них был пилот? — сердце у меня подпрыгнуло и на миг остановилось, чтобы загрохотать вновь, как курьерский поезд по стыкам рельс.

— Да, был, — подал голос Ренат. — Он и хотел сбежать на одном из грузовых флаеров. Но… Не успел.

— А как звали пилота?

— Ян его звали. Ян Беккер.

Я сглотнул комок в горле, отвернулся, чтобы никто не заметил, как глаза защипало от слёз. Если это реально был Ян, значит, он спасся из того, смертельного торнадо. Но всё-таки погиб, так и не дождавшись меня. Ну, почему такая несправедливость, Ян?!

— А точно его казнили?

— Не знаю. Тела мы не видели. Но он сам пропал. Не вернулся в камеру, — закончил Прохор.

— Ладно. Будем действовать по обстоятельствам. Прохор, сможешь показать путь к подкопу?

— Покажу, чего ж не показать.

— Мы это… С тобой пойдём, Громов, — Фадей подступил ко мне, лицо посуровело, напрягся.

— Нет. Мы пойдём с Прохором. А вы с Ренатом будете охранять люк. Лучше, если найдёте какую-нибудь х… и забьёте дыру. А взять я вас с собой пока не могу, мужики. Флаер этот максимум на двоих.

— Ну и что? Мы тебе помогнём, да вернёмся. Вот. И усе делов.

— Нет, это приказ. Всё. Пошли, Прохор.

Когда шли по коридорам, мысленно я возвращался к видению, посетившему меня, когда в очередной раз оказался по ту сторону жизни и смерти. Что это было? Галлюцинации гаснущего сознания, или подключение к некой действительности из недр ионосферы? Эти фантомы стали мучить меня, после того, как я прошёл на звездолёте через туннель пространства-времени — «Ловушку для Сверхновой», созданную Артуром Никитиным.

Артур признавался, применение этой штуки может обернуться жуткими побочными явлениями. Он называл это «каскадным резонансом», вызывающим неконтролируемый разрыв реальности, сквозь который могут прорваться существа из иного мира. Ткань бытия рвётся, словно от брошенного в неё острого камня. Но это пугало не тем, что в наш мир проникали кровожадные твари — с ними я знал, как бороться. До дрожи в коленях, до мурашек, озноба я боялся потерять контроль над собственным разумом.

Иногда на меня обрушивалось состояние, схожее с тем, что испытывает человек, долго обходившийся без сна. Он перестаёт осознавать разницу между сном и явью, его начинают мучить галлюцинации, и он просто сходит с ума.

Прошли мимо столовой, из-за полуоткрытых дверей которой тянуло тошнотворным амбре вечного общепита, будто супы там готовили из тряпок, которыми моют пол. Кухня с массивной посудомоечной машиной и лотком, заваленным немытой посудой. Когда я заглянул, то стая здоровенных, в палец толщиной, тараканов прыснула во все стороны под молочно-белым светом фонарика.

Посредине грязно-бежевого, будто засранного мухами, пола расположилась толстая серо-бурая крыса, держала в лапках розово-серый кусочек мяса, в котором угадывался палец. Не выдержал, шуганул её, топнув ногой. Тварь подпрыгнула, выронив обглоданную фалангу. Метнулась куда-то под металлический стол, тоже заваленный посудой. И тошнота прилила к горлу, обожгла, словно кислотой, когда вспомнил чем нас тут кормили, пока я ожидал казни.

Прохор уверенно свернул в ещё один коридор, где по стенам, отделанным голубоватой плиткой тянулись под потолком выкрашенные белой эмалью тонкие трубы. Обогнав меня, толкнул створки двери с круглым оконцем на каждой.

Длинное помещение, где под мерцающим грязно-жёлтым светом по правую руку от меня выстроились высокие, в мой рост, стиральные машины, отделанные серебристым металлом. Витал не выветриваемый тяжёлый запах влаги, впитавшейся за десятилетия в штукатурку облупленных стен, ношеной одежды и средств, явно дешёвых, для стирки.

Слева я обнаружил дверь. Когда вошёл, с лёгким щелчком сработал фотоэлемент, яркий свет выгнал из углов тьму. Большую часть помещения занимала массивная и невысокая, мне по пояс, с овальными углами платформа, в которую уходила лента транспортёра, загаженная подозрительными бурыми и белёсыми пятнами. Передний её скошенный под углом край отсвечивал матовым экраном.

По стенам шли выкрашенные в темно-серый цвет цилиндры до потолка по три в ряд с каждой стороны. Предназначение всего этого хлама я не знал, а спрашивать систему посчитал не обязательным. Если это не оружие, то на хрен мне это всё сдалось. Наверняка, та платформа — гладильный автомат, или сушилка. Цилиндры — примерочные, видел такие в мирное время в магазинах одежды. Впрочем, ходил я туда редко.

— Чего тут у тебя? — зашёл Прохор.

— Да вот, одежду хочу подходящую найти, — бросил я, роясь в барахле, висевшем на вешалке на колёсиках. — Лучше, если мы оденемся как охранники, проще будет флаер угнать.

К моему разочарованию для меня ничего не нашлось. Мужик я высокий, крупный, широкоплечий. Обычную цивильную одежду и форму создавал мне роботкач на нашей базе. Правда, имелась у меня одна крутая штука, сшитая вручную. На аукционах старинного шмотья я прикупил себе куртку из настоящей кожи, созданную специально для советских пилотов Второй мировой. Классная вещь, не то, что современное барахло. Хотя она порыжела в местах швов и подкладка истлела — пришлось её менять, но выглядела она потрясающе. А запах, хруст какой! Даже молнии и заклёпки сохранились. Сработана на совесть, как умели тогда в двадцатом веке. Эх, где теперь эта куртка и моя база.

— Ну так давай, сообразим себе что-нибудь здесь, — предложил Прохор, ткнув пальцем в платформу. — Это же промышленный роботкач.

Повис, обрисованной голубоватой мерцающей рамкой, экран. Зарябило в глазах от кучи плавающих, словно экзотические рыбки, трёхмерных иконок. Но Прохор, похоже, легко справился со всеми этими премудростями. Его длинные белые пальцы деловито забегали по интерфейсу, собирая разноцветные кубики вместе.

— А сырье для него есть? Ну картриджи, макроматериал или что-то там?

— Сырья тут навалом, — голос парня дрогнул, просквозила в нем какая-то странная печаль. — Тут скорее не прачечная, а фабрика по переработке… — он запнулся, кадык дёрнулся вверх и вниз, и всё-таки закончил: — Одежды тех… ну кого казнили здесь.

— Я понял.

Прикатил из основного зала сетчатый контейнер, доверху набитый разноцветным шмотьём. Начал сваливать на ленту транспортёра. Чего тут только не было — брюки, джинсы, шорты, платья и кофточки в цветочек и горошек, простецкого покроя и явно из дорогущих бутиков, какого-то немыслимого фасона, с рюшечками, оборками, пуговицами всех форм и размеров, даже отделанных блестящими камешками. Но всё уже превратилось в хлам, перепачканный кровью, мочой и дерьмом. Перед мысленным взором вспыхнул обезглавленный труп той старушки на платформе перед рамой с безжалостным лезвием.

— А что они детей тоже того… казнили? — я помял в руках крошечную кофточку в трогательных синих цветочках, и розовый комбинезончик с вышитым на нём смешным лопоухим зайцем.

— А то? — Прохор бросил на меня быстрый взгляд, в которой сквозило явное удивление. — Конечно. Они ж за родителей мстить будут. Чего ты не понимаешь?

— Да всё я понимаю! — швырнул детскую одежду в сторону, в сердце больно кольнуло, отдалось в руку. — Мерзавцы, дети-то в чем виноваты? Уроды.

— Ты это… Какие погоны хочешь — генеральские или полковничьи? — поинтересовался Прохор, явно пытаясь отвлечь меня от гнетущей темы.

— Полковничьи. Мне чужого не надо.

— А чего ты такой молодой, а уже полковник?

— Ну как молодой? Тридцать семь мне. А полковника я в тридцать три получил. Спас одного парня. Р-родитель его — большая шишка был. А так гулять мне в майорах до самой смер-рти.

— А чего так?

— Не люблю задницу начальству лизать. Вот почему. Поэтому и присоединился к проекту Артура Никитина. Там я сам был себе голова, учил моих «красных соколов» пилотировать спейс-файтеры и звездолёт, который мы на орбите собирали.

— Я слышал об этом. А звездолёт-то зачем?

— Прохор, ну ты прямо как вчера р-родился, — подошёл к нему, наблюдая краем глаза, как транспортёр тянет наваленный хлам, жадно затягивает внутрь. И перемигивается светодиодами, словно чудище, довольное, что его накормили чем-то вкусным. — Нам надо было развернуть в космосе ловушку, которая бы остановила гамма-лучи от Сверхновой. Эту ловушку создал Никитин.

— А говорили, что фигня это всё. Никакой опасности нет.

— Идиоты говорили. Ты что сам не видишь как климат изменился? Была жарища, а сейчас всё в норму пришло. Потому что я на звездолёте туда слетал и установил эти ловушки. Понял?

— Ну и что? Было жарко, стало прохладней.

Мне захотелось его убить. Столько сил угробить на то, чтобы спасти гребанное человечество от гибели. И на тебе. Вместо благодарности — а зачем ты это сделал? А надо ли было это делать? Бл…

— Ладно, Прохор, давай быстрей делай эту х… — я уже начал терять терпение. — Времени у нас в обрез.

— Вставай в первую кабинку. Мерку сканер снимет и всё готово будет.

Скинув барахло, которое ребята сняли с убиенного охранника, я вступил в кабинку. Зажглись голографические экраны, на моё тело словно опустилась мерцающая зелёным сетка. Справа побежали, быстро сменяясь, цифры.

Конечно, свою внешность мы переоцениваем, но всё говорили, что выгляжу я реально моложе своих лет. Лет на тридцать. Выправка военная, выпуклые грудные мышцы. Кроме рельефных бицепсов, мощные предплечья и тонкие запястья, прямо как у аристократа — бабы балдели от такого сочетания. Кубиками на животе я похвастаться не мог, наоборот живот отрастил. Да и фиг с ними.

Всегда удивляло, как мало я походил на отца. У того была типично славянская внешность — роста небольшого, коренастый, круглое и румяное лицо с носом-картошкой, прямые русые волосы, водянистые глаза. А мне кто-то подмешал еврейской крови — лицо вытянутое, рыжие кудряшки. Нос с сильной горбинкой придавал вид хищной птицы, орла-беркута. Любил я этих свободолюбивых сильных птиц и позывной выбрал именно такой.

Хотя вниманием прекрасного пола обделён не был, жениться и обзавестись детьми не успел — профессия опасная, да и не смог я найти женщину, от которой хотел бы иметь наследника. Ну, кроме Мизэки. Но она предала меня, её прежняя жизнь для неё важнее оказалась, чем чувства ко мне. Но оставила она такую занозу в сердце, что вырвать не смог никакими силами. Мучила меня эта боль, нарывала, как старая боевая рана. А если бы у нас с ней был бы сын? Узкоглазый, но с соломенными кудрями и горбатым носом. Смешно. И передёрнулся от мысли, что вот такой пацан, с цыплячьей шеей лежал бы на той страшной платформе, а на него летело бы беспощадное лезвие. Уроды, просто ублюдки.

— Ты чего спишь? — в кабинку заглянул Прохор. — Я давно тебе одежду сделал. Одевайся давай.

Сам он уже переоделся в форму охранника, сверху бронежилет. Схватив стопку одежды, я тоже натянул на себя брюки, рубашку, куртку. Всё село, как влитое.

— Давай, показывай, где тут портал в иной мир.

В самом конце зала, за сетчатыми контейнерами с грязной одеждой, обнаружилась стена, отделанная голубоватой керамической плиткой. В центре она немного отличалась оттенком и рисунком.

— Вот здесь. Тут была дыра, но её заделали. Надо найти что-нибудь, чтобы разбить… — он оглянулся.

Но я не стал ждать, пока найдётся подходящее, левая рука сама подсказала нужное, вытянувшись в тяжёлую кувалду. И я шваркнул ею по центру.