Изгой

Глава 9 Ментальная атака

Оно надвигалось, как огромный айсберг, как взбитая огромными волнами густая пена, как плотный, свернувшийся в кокон туман, медленно и неотвратимо. Я не мог отвести глаз от этой белоснежной шкуры, такой странно чистой в этом грязном подземелье, от больших круглых глаз, которые источали странную энергию, лишая меня даже малейшего желания сопротивляться. Оно изгибалось, подбираясь к краю. Перегнулось и почти дотянулось до меня, так что увидел совсем близко субстанцию, которая бурлила, или скорее боролась в этой дыре, окаймлённой красным.

Пуфф! Края дыры разошлись, оттуда весело выплеснулся рой золотых звёздочек, словно мириады солнечных зайчиков заплясали в воздухе. Я вздрогнул, вспомнив золотистых мотыльков с корабля-сферы, которые жрали мою плоть с жадностью кровожадных пираний.

Но я ощутил невероятный прилив энергии, словно мне дали отведать живой воды. Боль стала отступать, слабеть, растворяться в море хлынувшей в мозги эйфории. Захотелось вскочить и заорать от радости, огласить это подземелье диким криком.

Совершенно забыв о сломанной лодыжке, я подскочил на месте и крикнул: Эй! И замер, поражённый. Сердце застучало часто-часто, словно заполнило всю грудную клетку, пытаясь прорваться наружу. Ударило в виски, в затылок. Прислушался к своему телу, напряг мышцы рук, присел. Чувствовал себя посвежевшим, сильным, но главное и самое важное — абсолютно здоровым. Попрыгал на месте — ноги слушались меня, пружинили и казалось я могу взмахнуть руками и воспарить к потолку этой странной пещеры.

И белоснежное существо отступило, медленно и грациозно, что выглядело особенно удивительно при его размерах, развернулось и ушло в свою нору.

Индикатор здоровья ожил, переливаясь всеми оттенками зелёного, начал быстро удлиняться. Добрался до максимума. И перерос его! Система пискнула и выдала сообщение:

«Вы получаете прирост здоровья +25 % к имеющемуся».

Теперь я был здоровее, чем прежде на 25 процентов. Хорошо бы ещё узнать, что это означает, и главное проверить, насколько это поможет выбраться из этой дыры.

Рядом с каменистым пятачком, куда я так неудачно спланировал, что сломал ногу, покачивалась верёвка, сброшенная Прохором. А на склоне обнаружились словно вырезанные в камне ступеньки, шириной в полметра и глубиной в мою ладонь.

Обвязавшись верёвкой, я превратил левую руку в альпинистскую кошку. Замах! Когти глубоко вонзились в твёрдый камень. Посыпались камешки. А я, поставив ногу на одну из ступенек, перебрался выше. Чуть выше образовался козырёк, куда я легко перепрыгнул.

Ещё шажок, когти скользнули, вырвались комки рыхлой земли, забарабанили по лицу, рука соскочила, а ноги, не найдя опоры, сорвались. Под тяжестью моего тела верёвка опасно натянулась струной. Но выдержала. Сердце стучавшее сильно-сильно, отдаваясь в горле, наконец угомонилось, сбросила обороты и я вновь начал свой нелёгкий подъем.

Жарко. Невыносимо. По лицу, вискам текли струйки солёного пота, щипали, застилали глаза. И как назло, тело во всех, самых недоступных местах, стало зудеть и чесаться, так что это стало похожим на адскую пытку. Руки дрожали и не слушались. Рубашка под бронежилетом противно взмокла, словно кто-то налил за шиворот горячей воды. И каждый раз сердце падало, когда нога срывалась с узкой и гладкой, как лёд, ступеньки. И кажется нет ни конца, ни края этому. Вершина далека и не доступна, словно кто-то отодвигает её от меня, когда я преодолеваю очередную ступеньку.

Уфф. Ещё покорил целых полметра! Каких же трудов это мне стоило, не описать словами! Те чувства, что испытывают скалолазы — буря эмоций, от страха до невероятной эйфории, что мне это удалось! Я почти добрался до вершины.

— Давай, Громов! Помогу.

Прохор перегнулся через край, подхватил меня под мышки и затащил наверх. И это пришлось, как нельзя кстати, потому что силы уже оставили меня. Пару минут я просто лежал на животе, пытаясь отдышаться. И только потом сумел встать.

— Громов, прости, что так получилось! — Прохор заискивающе взглянул мне в лицо.

Лицо раскраснелось, в глазах отчаянье. Переживает, кажется, искренне, хотя я не винил его.

— Всё в порядке, — я похлопал его по плечу.

Подошёл к каменной колонне, от которой тянулась верёвка.

— А ты, старик, на флоте служил? — поинтересовался я, рассматривая «восьмёрку» — узел, которым Прохор привязал верёвку.

— Да нет. Рыбаком я был. На сейнере, — подошёл к каменному столбу и лёгким, почти незаметным движением развязал узел и стал скручивать верёвку в бухту, наматывая на руку и плечо. — Мы с нашей ватагой добывали тунца. Иногда вот такие экземпляры попадались, — распахнул руки на всю ширь. И хотя рыбаки любят привирать, я реально видел тунца таких размеров. — Ну а потом всю рыбу-то выловили. И меня, как и всех под зад коленом.

Да, именно так. Люди так бесцеремонно и жадно грабили свой же родной дом, что в морях и океанах не осталось никакой живности, кроме медуз. Японцы выбили всех китов. Хотя ещё в двадцатом веке был объявлен запрет на китобойный промысел, хитромудрые азиаты сумели преодолеть эту преграду. Они просто нашли лазейку в законе, который позволял ловить китов для научных исследований. Дельфинов они тоже выловили полностью: этих умнейших морских животных японцы просто употребляли в пишу.

— Понятно. Ну а потом?

— А потом устроился на ферму, где выращивали осётров. Красивые рыбы, особенно когда взрослые. Я даже их полюбил, что есть их не мог. Представляешь — приходишь их кормить, а они уже чувствуют это, подплывают, хватают прямо из рук. А потом там настолько всё автоматизировали, роботизировали, что люди-то совсем перестали быть нужны. Но и всё — гуляй, Вася, жуй опилки.

— Печально. А как Лига? Почему не заступилась?

Я хорошо помнил то время, когда «Лига защиты профсоюзов» навязывала всем свои законы — не меньше тридцати процентов работы на любом производстве должна была выполняться людьми. Не роботами, не андроидами, а именно людьми. Даже, если полная автоматизация будет владельцу выгоднее.

Когда мы собирали на околоземной орбите в доках наш звездолёт с Артуром, нам это здорово мешало. Отдельные узлы выводились устаревшими ракетами на химическом топливе с космодрома «Восточный». Собирали эти ракеты рабочие, но среди обычных работяг, туповатых, но трудолюбивых, попадались сволочи, которые устраивали диверсии в цехах, на космодроме. Все нити терактов тянулись к секте «Очистительная сила Сверхновой», их лидеру Гордону Макбрайду, который призывал не сопротивляться гамма-излучению, а принять, как исцеляющий душу свет. Идиот. Потом Артур предложил вывести все производство за пределы Земли, чтобы узлы создавались с помощью наноматериалов. Именно таких, из которых строилась Новая Москва при мэре Леопольде Ланге. Звездолёт мы достроили. Эх, если бы сейчас достать эти наноматериалы и 3D принтеры! Как бы мы могли разгуляться, создавая новый космический флот. Эх, мечты, мечты.

— Да, тогда уже Лига сдулась, им все равно было. Люди — не люди. Лишь бы ноги унести от всего этого бардака. Куда они потом подевались — хрен его знает.

— А потом?

— Потом… — Прохор втянул воздух, вздохнул тяжело, а глаза влажно залила печаль, бросил скрученную верёвку в рюкзак, закинул на спину. — Так, перебивался разной мелкой фигней. Где чего починить, где что-то приколотить, или продать. Но все равно, без образования ни хрена не получишь нормальной работы. Я ведь только школу закончил и потом сразу с отцом стал рыбу удить, ну а потом уже в море выходил со своей командой. Какое было время, Громов, — протянул с такой тоской, что у меня что-то кольнуло в сердце.

Истинная и горькая правда. Без высшего образования человек был никем, оказывался на самом дне, без надежды выбраться наверх. Сам я окончил высшую воздушно-космическую академию в звании лейтенанта. Мог даже старлея получить, командовать эскадрильей. Но поссорился с ректором, феерическим болваном, которого назначали вместо прежнего, когда я уже учился на последнем курсе. Для него я был вечным геморроем, гвоздём в сапоге. Третировал меня этот мудак беспрерывно, придирался по малейшему поводу. Мы-то уже считали себя крутыми перцами, которым можно позволить и послабление. А этот говнюк решил, что мы ничем не отличаемся от салаг-первокурсников и никаких поблажек нам не положено.

Шли молча, видно каждый думал о своём. Тропа, смахивающая на ту, что протаптывает народ между сугробами в снежную пору, разделяла выросшие по стенам глиняные холмики. Часть их заканчивались длинными щелями или провалами. Один из них превратился в глубокий колодец, в который я чуть не ухнул, но Прохор успел подхватить меня.

Мы по щиколотку, а где и по колено, увязали в грязи цвета отстойного кофе. Сквозь бугристые неровные стены выступила роса, словно бисеринки пота на коже. Тяжёлый сырой смрад царил здесь, заставлял дышать глубже, но не вдыхать носом. Запашок витал премерзкий, плесени, гнилья, водорослей — они откуда тут взялись? А, теперь я понял. Из-за сырости размножились микроскопические зелёные водоросли, покрывшие стены пушистым ковром, словно плесень.

Миновали очередную арку и тут я замер поражённый. Из мутно-белой дыры в куполообразном каменистом потолке мягко падал голубоватый столб солнечного света, превращая представшую перед нашими глазами пещеру в тронный зал подземного короля. Сталагнаты по четырём углам, вытянувшись в гладкие, почти симметрично расположенные колонны с изящной капителью, поддерживали свод.

Как хрустальная люстра свисала бахрома из длинных, тонких и кажущихся хрупкими белоснежных соломинок. Чуть поодаль гроздья огромных «жемчужин» в окружении бутонов жёлтых «роз». А камень стен, изрезанный водой, казался покрытым искусной резьбой.

По периметру шли сталагмиты, в которых даже мой лишённый воображения ум угадывал то раскрытую пасть дракона, утыканную острыми зубами, то грациозный девичий стан, то группу гномов в фартуках и с длинными седыми бородами. А то и мрачный готический замок, украшенный острыми шпилями, и крепостной стеной с башенками и бойницами.

А по левую руку в сумраке мрачно проступали высокие трубы органа в католической церкви и казалось, я услышу высокий детский голос, поющий: «Аве, Мария!» Почему на ум пришла именно эта песня, не знаю. Тем более, никакой духовной связи с католической верой я не ощущал. Но вот этот отливающая металлическим сплавом громадина органа давила на меня, заставляла представлять, что я нахожусь где-то храме.

Всё было застывшим, мёртвым, будто проклятым старухой-колдуньей, но казалось коснись рукой какой-нибудь статуи, как всё мгновенно оживёт, грянет бравурная музыка, гномы пойдут в пляс. Каскадами со стен побежит весело и шумно вода, распустятся цветы, источая дурманящий аромат.

И самое главное украшение этого зала. Вокруг невысокой, мне по пояс, колонны, испускающей голубоватое свечение, танцевали большие лазурные бабочки. А полукругом шли гладкие полукруглые надолбы, смахивающие на яйца динозавров.

Я уже хотел спрыгнуть на тропку, которая шла с подъёмом верх — туда, где виднелся пятачок голубого цвета, как Прохор резко и сильно сжал мне плечо и дёрнул назад:

— Подожди, Громов, что-то тут не то.

— Что не то? — недовольно буркнул я.

Но дурман, наведённый заколдованным этим местом, бесповоротно рассеялся и я, пребывая уже совсем не в такой эйфории, осмотрелся. Правда, ничего опасного не обнаружил и вопросительно взглянул на напарника.

— Слышишь капель? Вода текет?

— Ну слышу. И чего?

— И шум воды слышен, и по коридору мы шли, там по колено было. Так почему здесь сухо так? Брось-ка в ту колонну пластидами.

Взрыв! Я ослеп. Но в темноте услышал страшный по силе вопль, визг, свист — всё вместе. И шум воды, будто бил хвостом огромный кит. Включил на полную мощь фонарь и с ужасом понял, от какой беды спас меня Прохор.

В центре пещеры в бешено вспененных волнах билось чудовище, смахивающее на огромного крокодила, или скорее акулу с пастью крокодила. Белёсый свет фонаря зловеще плясал на блестевшей, как антрацит, крупной чешуе, на торчащем словно изгрызенном гребне, широких и плоских лапах-плавниках. Монстр клацал зубами с такой силой, что звук отлетал от стен и вбивался мне в барабанные перепонки, вызывая острую боль. Цилиндр с голубоватым светом исчез, видимо, это опять была иллюзия. И с досадой я вспомнил те фантомы, которые видел на корабле-сфере. Мизэки тогда сказала, что я очень восприимчив к ментальным атакам. Это плохая новость.

Стрекот пулемётной очереди, блестящий веер гильз. Прямо в мерзкую морду чудища — синхронно с Прохором мы вскинули штурмовые винтовки. Но пули отскакивали от чешуи, будто монстр был из закалённой стали. Он пенил воду, заливая нас киселём из мерзкой густой слизи, так что стоять на бортике стало уже опасно. Вполне можно было соскользнуть вниз. Когда моя винтовка захлебнулась, а Прохор потянулся за новым магазином, я крикнул ему, что мы отходим.

Вернулись в коридор. Прислонившись к стене, Прохор тяжело и прерывисто дышал, воздух вырывался из его груди с клёкотом и хрипом. Кусал губы, а глаза смотрели совершенно отсутствующе. Щеки с синеватой щетиной и уголки рта грустно обвисли.

— Что делать будем, командир? — наконец прохрипел он.

— Не знаю, — честно сказал я.

Система дала пару гудков, и перед глазами слабо замерцал голубым дугообразный экран:

«Вы можете получить подсказку. 50 баллов снимется с вашего счета».

Ненавижу эти подсказки с детства, как играл в игры, а потом уже учился в академии, получал навыки пилотирования. Возникает ощущение, что ты инвалид и тебе из жалости выдают костыли, раз сам не в состоянии ходить. Плюс зачастую это обманка, неверный путь, который заводит в тупик. Но сейчас мы уже были в тупике, и я мысленно сказал: «Да».

Ах ты, ёшкин кот, ну, разумеется, как же всё просто.

— Так, Прохор, новая установка — стреляй в брюхо.

Я скинул куртку, рубашку, брюки, оставшись лишь в «боксёрах». Прохор оглядел меня с ног до головы и покачал головой:

— Ты спятил? Нырять что ли задумал? Оно ж сожрёть тебя — не подавится.

— Сожрёт, значит, судьба такая. Пошли. И стреляй ей в пузо, как только оно откроется.

— Нет. Я в тебя попаду.

— Ничего. Я выживу.

Сложив стопкой одежду в рюкзак, оставил его у входа в пещеру. Ласточкой кинулся в воду. Ух ты! Ледяная вода чуть не задушила в объятьях, перехватило дыхание, свело мгновенно спазмом ноги. Но я заработал ногами, руками и поднырнул под монстра. Тьма кромешная, лишь плотное массивное тело едва-едва отличалось от такой же тёмной воды.

Левая рука отяжелела, потянула на дно, но я схватил за запястье правой и с силой всадил прямо в брюхо монстра. Острая сталь вошла легко, как удар тесака, сделанный опытным мясником. Гроздья горячих кишок вывалились прямо на меня, обвились как змеи. А я вынырнул и, захватив воздуха, вновь оказался под брюхом. Острые как иглы впивались в тело пули Прохора, но я не ощущал боли, только все тело стало гореть.

Громкий пронзительный визг, вопль, скрежет — никогда не подумаешь, что живое существо способно на такие звуки. Монстр бился в припадке, и я едва успевал уйти из-под удара многотонной махины. Ещё глоток воздуха и вновь борьба. Бил, кромсал брюхо этого странного акулы-крокодила.

Фейерверк искр из глаз, жгучая боль скрутила тело — монстр всё-таки умудрился шваркнуть меня хвостом, сбросив на каменистое дно. На мгновение сознание угасло, захлебнулось в клубящейся тьме, но, кажется, тут же вернулось и я бросился к поверхности за живительным глотком воздуха, буквально выпрыгнув из воды.

Все было кончено. Чудище лежало на боку, вокруг расплывалась чёрная лужа, белели виноградными гроздьями его внутренности.

Система выдала мне наконец всю информацию по очередному монстру:

«Пещерный Импала — редко наблюдаемое существо из отряда амфибий, имеет плавники и длинный, мощный хвост. Сверху покрыт светло-жёлтой чешуей, с возрастом она становится, как темная бронза или старинное золото, либо комбинация этих цветов. Живёт в подземных озёрах. Хищник, очень агрессивен. Большие круглые глаза, но зрение слабое, они полагается на слух или обоняние. Для спаривания покидает водоём, и находит себе партнёра. Самка вынашивает одного детёныша два года и затем кормит и воспитывает его в одиночестве.»

Прохор помог мне выбраться на берег и пару минут я лишь сидел, не ощущая ни холода, ни боли. Плоть моя вытолкнула пули, наноботы заштопали раны. Система выдала мне сто баллов за убийство этого «босса». Мелькнула досадливая мысль, что это слишком мало за такой бой, но с правилами этой игры не поспоришь, кому предъявлять претензии?

Последний рубеж. За широким полукруглым отверстием белели стройные стволы берёз, зеленели кружева переплетённых крон. После подземной тьмы резанул по глазам яркий солнечный свет. Прохор быстрым шагом, вприпрыжку устремился к выходу, но я остановил его.

— Чего? — буркнул он, явно не довольный тем, что я не дал ему вырваться на свежий воздух.

Мне тоже порядком надоела сырость и тяжёлый дух подземелья, но меня что-то смущало в этой дыре, ведущей к свободе.

— Подожди, вдруг там защита стоит.

Я переключил инфракрасное, рентгеновское излучение. Досадно, но я не ошибся. Как плохо заштопанная дыра на носке выход пересекали лучи. Так тесно, что проползти под ним мы не смогли бы. Подошли ближе и сквозь мягко шумящий лес я услышал едва заметное гудение, будто зудел под ухом комар.

Прохор матерно выругался и в какой-то безнадёжной тоске опустился у стены. Повесил голову, руки упали. У меня же в душе кипел лишь гнев на собственную беспомощность. Нет, сам я мог вылезти отсюда, разумеется лучи бы поджарили меня, но я бы выжил. Но сюда бы точно набежала охрана. Надо придумать что-то другое.

Система выдала, словно выплюнула, лишь короткое сообщение:

«Отключить защиту можно с помощью пульта управления. Ищите его поблизости.»

Я нашёл этот проклятый пульт на одном из деревьев. Прямоугольная белая коробочка пряталась среди ветвей берёзы. Выстрел из винтовки и всё, всё. Но шум привлечёт охрану, значит, надо отключить его как-то иначе. Но как? Как?

Пошарил в рюкзаке, перетряхнул всё барахло, которое мы захватили из тюрьмы — коробки с патронами, колагеновые пластыри, банки с консервами, пытаясь найти хоть что-то, какой-то предмет, который навёл бы меня на мысль о решении. Под руку попалась сухая веточка, сучок, похожий на маленькую рогатину, с привязанной к ней тонкой резиновой лентой. И я вспомнил, что эта штука выпала из кармана детских шорт. Машинально я сунул его в карман, а потом в рюкзак. Я вертел эту штуку так и сяк, пытаясь заглушить воспоминания о куче разноцветного хлама, что остался от казнённых. Но в сердце все равно неприятно кольнуло, и перехватило горло.

Рогатка! Так просто. Подобрал пару камешков и прицелился. Чпок! Крышечка отвалилась от коробки, явив внутренности. Я прижал к глазам бинокль, стараясь рассмотреть, что там находится.

— Развлекаешься? — со вздохом обронил Прохор.

Он сидел у стены, и, поджав под себя ногу, подбрасывал камешек.

— Угу. Развлекаюсь, — пробурчал я, отнимая бинокль от глаз.

Чпок. И следующий камешек попал точно в цель. С тихим жужжаньем лучи отключились.

«Вы получаете 10 баллов за нестандартное решение квеста», — равнодушно оповестила меня система.

Подержал на ладони рогатку, вгляделся в потёртую ручку, потемневшую от впитавшегося в неё пота. Видно мальчишка любил эту штуку, которую вырезал из сучка отец, или старший брат. И я представил, как паренёк доставал рогатку из заднего кармана шорт, лихо натягивал резинку с шариком из смятой бумаги, а то и маленького камешка или кусочка проволоки, и с оттяжкой, удовольствием стрелял по жестяным банкам или воробьям. Или отправлял маленький снаряд, как стрелу амура в ту девчонку с косичками, круглым личиком, и румянцем во всю щёку, которая ему нравилась так, что он густо краснел, когда произносили её имя, но признаться в этом было совсем невмоготу.

А потом его схватили, привели в «операционную» со страшной рамой и зловещим тяжёлым скошенным лезвием, и там закончилась его маленькая жизнь, так, собственно, и не начавшись. И кто, чёрт возьми, в этом виноват? Неужели я сам?

— Вставай, чего разлёгся? — буркнул я, сунув рогатку в карман. — Пошли!

О, какое это сладостное чувство, вырваться из пещерной тьмы на волю. И вроде бы пробыли мы там немного, но вот вдохнул воздуха, напоенного пряным и острым запахом травы, цветов, влажной земли, нагретых стволов берёз, что выстроились как часовые между соснами, пытаясь соперничать с ними в желании ухватить побольше солнечного света, и бурная радость охватила меня.

Стрекот кузнечиков, шуршанье крыльев стрекозы. Неприятно и резко вскрикивала где-то иволга. Радовали душу переливчатые трели соловья. На плечо опустилась божья коровка, как маленькая капелька крови, но тут же снялась, расправив крылышки и улетела.

Над буйной кудрявостью крон вязов, клёнов и дубов я видел голубую даль неба с разбросанными перистыми облачками — погода более чем хороша. Листочки на деревьях едва-едва колышутся, ветер слабый, а видимость отличная. Осталось только угнать наш транспорт.

Серо-стальной квадрат лётного поля. Привольно гулял ветер, бил в барабанные перепонки, звенел в колючей проволоке, которая шла поверху бетонного забора, окружавшего по периметру здание тюрьмы.

По правому краю выстроились небольшие разноцветные флаеры, красные, серые, тёмно-синие, видно служебные. Слева в ряд несколько массивных летательных аппаратов, выкрашенные в единый защитный серо-бело-голубой цвет с разводами, как бывает для истребителей, чтобы днище сливалось с небесной голубизной, а вверх с облаками. У ближайшего маячила долговязая фигура пилота в пухлом оранжевом лётном комбинезоне.

Конечно, поле прекрасно просматривалось с диспетчерской вышки, которая возвышалась огромным грязно-белым грибом в начале аэродрома. Но я надеялся, что мой план сработает.

Не таясь, подошли к пилоту. Он обернулся на шум шагов, зыркнул по моим погонам полковника, вытянулся и отдал честь.

— Тр-ранспорт готов? — деловито осведомился я. — Вылетаем.

— Да, товарищ полковник, всё готово. Отмашку ждём от диспетчеров.

— И чего они опять тянут, зар-разы? — скривился я, стараясь держать в поле зрения и группку охранников с парочкой спецназовцев, что болтались на противоположной стороне, возле одного из флаеров. Их громкий гогот доносил ветер.

— А что, товарищ Зимин не полетит? — спросил пилот, в его голосе я уже пробилась нотка недоверия.

— Нет, позже. Полетели, — сказал я уже совсем приказным тоном, не сводя взгляда с худой физиономии парня, с юношеским пушком на щеках и парой свежих порезов.

А у самого по правому виску предательски побежала струйка пота. И пилот уже намереваясь развернуться, вскинул подбородок и, сузив глаза, спросил с подозрением:

— А пароль вы скажите, товарищ полковник?

— Да, скажу, — подошёл ближе и незаметным движением, но так, чтобы парень хорошо видел мою руку, которая вытянулась в кинжал, ткнул им в его шею. — Быстро садись в машину и включай двигатель!

— Нет, нет, — затрясся тот всем телом. — Не могу! Нас подстрелят! Без разрешения!

— Ладно. Тогда вот что. Залезай под флаер и снимай костюм. Быстро! — провёл лезвием по тощей шее парня, оставив царапину, с выступившей алой капелькой.

— Вы не сможете улететь. Не сможете! — голос парня сломался, руки беспорядочно задрожали, кажется, он даже присел от страха.

— Почему?

— Там генетическая защита!

Я скомандовал Прохору подержать пока пилота на прицеле, и запрыгнул на крыло, а оттуда заглянул в кокпит через фонарь.

Чёрт возьми, какая до боли знакомая панель управления. Нет, я летал на многих летательных аппаратах, и наночип в моей башке хранил целую кучу описаний самых разных приборов, от старинных аналоговых, которые выглядели, как круглые будильники до самых супер-пупер навороченных. Но флаер выглядел так узнаваемо и в то же время навевал мысли о чем-то чуждом, враждебном. Плавные очертания сплющенного сверху и снизу дракона, короткие серповидные крылья. И тут меня осенило, аж объяло жаром, от чего заполыхали щеки и шея. Прямоугольный экран-сканер для распознавания руки. Пятипалой руки человека! Не трёхпалой, но все равно это был именно тот самый экран-сканер. Ошибки быть не могло!

Вспыхнули воспоминания о видениях, в которых генерал Ратманов говорил о том, что они закупили какое-то сверхсекретное оружие у компании «Адам Корпорейшен». Адам! Неужели тот самый Адам, капитан или владелец корабля-сферы людей из альтернативного мира? Возможно, именно он снабжает теперь землян супероружием, и в том числе этими флаерами, которые здесь переделали для человека. Но зачем? Неужели только ради того, чтобы найти меня? Месть за смерть Мизэки Сакураи или просто хочет, чтобы я привёл Адама к ней?

Гогот утих и, бросив взгляд поверх фюзеляжа, я заметил, что группка из четырёх архаровцев на противоположной стороне как-то нехорошо косится на нас. Так что счёт пошёл уже на минуты.

Когда вернулся к пилоту, которого на мушке держал Прохор, скомандовал им обойти флаер с другой стороны. Аппарат стоял на самом краю поля, так что за ним нас было видно только с диспетчерской вышки. Парень неохотно, но подчинился. Стянул оранжевый лётный костюм, под ним оказалось облегающее белье.

— Трико тоже снимай, — скомандовал я, и уже потом Прохору: — Поддержи его за руки сзади. Крепко. Понял?

Прохор молча кивнул, зашёл за спину парня и обхватил его за руки.

— Нет-нет, левую руку высвободи, — добавил я.

— Не надо, пожалуйста, прошу вас…

Пацан захныкал, скуксился, как маленький. Кривые ноги с тощими икрами в редких рыжих волосах подвернулись, обмяк тряпичной куклой, так что Прохору пришлось встряхнуть его со всей силы и вновь поставить.

— Чего не надо? — поинтересовался я с ухмылкой.

— Не отрезайте мне руку. Пожалуй-ста, — простонал он тонким голоском, закатывая глаза. — Прошу…

Прохор, сузив глаза, напряжённо вперился в меня:

— Может, действительно не надо?

— Держи его крепче, твою мать! — спорить я ни с кем не собирался.

Я бросил на землю рюкзак и достал медпистолет. Перехватил руку пилоту на предплечье жгутом и как это говорят медсестры, скомандовал:

— Поработай кулачком, парень.

Тот захлопал растерянно глазами, явно находясь на грани обморока. Побелел, как мертвец, затряслись посиневшие губы, из пениса потекла мутно-жёлтая струйка, а на сером бетоне расплылась тёмная лужица, распространяя едкий запах мочи. Я набрал в медпистолет из вены парня кровь и с силой вонзил себе в предплечье, выше моего бионического протеза.

— Бросай его, Прохор. И костюм забери. Быстро! Быстро, твою мать!

К нам уже стремглав бежали спецназовцы, а за ними охранники. Двигались они сосредоточенно, молча, понимая, видимо, что сдаваться мы не собираемся. Впереди всех, наклонив лысую, как ядро, голову не сся квадратно-гнездовой бугай, роста низкого, но шире меня в плечах раза в два. Я взглянул на левую руку. Черт! Она уже изменилась и я не мог превратить её в реактор пластидов.

Вытащив из рюкзака гранату, я зашвырнул под ноги спецназовцу. Взрыв. Все окутало дымом. А я впрыгнув на место капитана, и секунды показались вечностью, пока я ждал, когда Прохор нацепит костюм и заберётся рядом. С тихим шорохом сработала пневматика, закрыв фонарь.

На доли секунды я задержал левую руку над экраном-сканером. И медленно, очень медленно и осторожно, словно боялся спугнуть муху, которую собрался прибить, поднёс к стеклянной поверхности.

Только бы сработало! Мизэки, помоги мне! Мизэки!