Изгой

Глава 8 Туннельный ужас

Я осторожно заглянул в дыру, пахнуло холодом, влажной землёй и чем-то ещё, будто дохлыми мышами. Сделал шаг и ноги по щиколотку утонули в липкой чавкающей грязи.

— Пошли, Прохор, — махнул я рукой напарнику.

Проход поначалу был широк, высок, так что мне хоть и приходилось горбиться, шёл я спокойно, но постепенно свод опасно надвинулся на меня, навис над головой, а стены будто сошлись, пытаясь зажать в тиски. Вот-вот обрушиться и похоронит нас живьём в земляном склепе. Даже пару раз прошиб озноб, а Прохор тот вообще стучал зубами от страха и всхлипывал.

— Ну, твою ж мать, — вырвалось у меня, когда мы уткнулись в стену.

— Т-там должен быть проход дальше, — голос Прохора дрожал, но почему-то звучал довольно уверенно.

— Да? А ты что сам принимал участие в подкопе? А?

Интересная вырисовывается ситуация. Может Прохор сдал всех товарищей, чтобы остаться в живых? Нет, полная чушь, — я помотал головой. Не такие здесь порядки. Всех бы все равно бы пустили в расход.

— Н-не принимал я. Но потом, закладывал эту дыру.

Я не очень поверил ему, но решил не торопиться с выводами. Мысленно представил на месте левой руки сапёрную лопатку — раньше такого никогда не делал, но тут пришлось. И начал раскапывать дыру. Рука вдруг провалилась куда-то. Потянулся и не удержался — вывалился через проём. Прямо на шершавый холодный камень, едва не приложившись носом.

— Прохор! Сюда иди! — отряхиваясь от налипших комочков земли, позвал я. — Осторожно только, бл… Осторожно!

В дыре показалась разлохмаченная голова, болезненно-бледное лицо. И, наконец, Прохор пролез сквозь проём.

Система выдала схему этого странного подземелья. Некоторые участки почему-то были затенены, прорисованы лишь условно. Но то, что я смог увидеть, вселило уверенность, что мы не заблудимся.

Свисавшие с потолка, словно экзотические люстры, сталактиты мягко фосфорицировали голубоватым, розоватым или золотистым свечением, так что казалось, что мы находимся где-то в пещерах восточного шейха, а по углам свалены сокровища — горы золота, драгоценных камней, статуэтки, украшения.

Стоило отвести взгляд от испускающей таинственный свет «люстры», как на границе зрения начиналось мельтешение, и я видел бесплотных призраков. Они выглядывали из пористых, пронизанных трещинами стен, высовывали руки. Просачивались из разломов, медленно проплывали и растворялись в небытие.

В детстве я побывал в катакомбах Одессы — заброшенных каменоломнях, где добывали ракушечник для строительства домов. Было мне тогда лет пять что ли, или семь и помню тот ужас, который я испытал в этих жутко запутанных невесть как и куда идущих коридора, где в последней Мировой войне прятались партизаны.

— Ладно, погнали, Прохор. Времени у нас мало. Или ты вернуться хочешь? Давай, думай. Я настаивать не буду.

— Не, я пойду с тобой, Громов, — как-то даже на удивление уверенно выпалил парень.

— Ладно, — согласился я, хотя бледный вид моего напарника, который выглядел чуть лучше ходячего мертвеца, посеял в душе сомнение, что он будет мне полезен, а не станет обузой. — Погнали. Времени у нас мало. Сам понимаешь.

Под ногами хрустел песок, мелкие камни и каждый шаг отдавался пугающим эхом, отскакивая от стен, потолка, возвращался искажённым и казалось, что с нами идёт ещё кто-то. Пытается замаскировать свой шаг под наш, но иногда не попадает в унисон. Это пугало и бесило.

Когда коридор разветвился на два прохода, я проверил по схеме маршрут и уверенно вступил влево. Сочился с потолка тусклый, грязно-жёлтый свет, создавая ощущение склепа, и казалось ещё шаг и мы увидим ниши, в которых будут сидеть, или стоять скелеты, обряженные в старинные одежды.

— Стой, — я успел схватить Прохора за рукав, заслышав странный звук, похожий на смех, женский или детский.

Стройная девичья фигурка. Повысил яркость фонаря, чтобы и Прохор мог видеть то, что видел я. Мать твою за ногу. Глазам не верю. У стены, где коридор делал изгиб, стояла девушка. Ярким пятном белела блузка, из-под которой выпукло и бесстыдно выпирали груди. В ореоле роскошных кудрей, тяжело упавших на округлые плечи, проступало лицо. Такое знакомое. Изгиб тонких, словно нарисованных бровей. Глаза, огромные и такие яркие, что будто светились в полумраке.

Краем глаза я заметил, как у Прохора отвалилась челюсть, и он весь задрожал от желания, как жеребец, которого подвели к молодой красивой кобылке. Значит, он видел то же, что и я. Но кто угодно мог оказаться в этом подземелье, в этих запутанных катакомбах, но не Эва. Её тут просто не могло быть.

— Прохор! Нет!

Я не успел удержать его, как он сделал шаг. Вернее, он просто прыгнул туда, в этот угол. В страшном нетерпении, которое не мог сдержать. Девушка улыбнулась ещё шире и лицо разъехалось на три части по горизонтали, превратившись в картину абстракциониста.

Скрежет, громкое шуршанье, словно по каменной мостовой протянули здоровенный мешок. И откуда-то сверху, со сводчатого потолка на Прохора обрушилась отливающая антрацитом труба толщиной со ствол столетнего баобаба, поглотившая его целиком. Бедняга даже не успел крикнуть, как скрылся в ней весь.

Левая рука вытянулась в острый кинжал и я с силой вонзил его прямо в эту блестящую чёрную шкуру, которая исходила крупной дрожью. Взмах, ещё один. Боялся резать глубоко, чтобы не задеть парня, который сейчас находился в брюхе этого чудовища.

Громкий визг, словно проткнули огромный надувной шар, огласил своды. Существо орало, шипело, пыталось извернуться, ударить меня хвостом с большим наростом — там, где нам обоим привиделась Эва. Но теперь оттуда белела длинная зазубренная кость.

Открылась большая пасть, словно бездонный извивающийся мешок. Там внутри, на самом дне что-то шевелилось, но в сумраке я не мог разглядеть.

Отступил на шаг, пытаясь отдышаться и усмирить колотящиеся сердце. Система пискнула и выдала мне схему этого чудища. А в нем скорчившуюся фигурку. Так, ну кажется можно рискнуть.

Моя рука вытянулась в длинный плоский меч. Схватил его второй рукой и с силой нанёс удар по хвосту монстра. Он отвалился, шевелясь, словно продолжал жить своей жизнью. А я мгновенно перескочил к тому месту, где открывался мешок. Резкий взмах и острейшая сталь отделила башку монстра от остального туловища.

Визг, словно зарезали стадо свиней, отразился от стен, разнёсся гулко по подземелью. Вонзился в барабанные перепонки с такой силой и болью, что я на миг оглох. Мерзкая тварь изогнулась остатками своего туловища, пытаясь поднять обрубок хвоста, раскрыть пасть, чтобы заглотить меня, но вдруг опала, сдулась, как матрас, которого проткнули острым камнем на пляже.

Я сделал разрез, аккуратно и осторожно по шкуре. Раскрыл, как молнию на спальном мешке. И первое, что я увидел, расширенное от ужаса глаза Прохора. Он присел на корточки среди развороченных кишок монстра и смотрел на меня, будто это я был этой мерзотиной, которая сожрала его.

— Вставай, паря, — я подал ему руку. — Все позади.

Качаясь, как змея факира, Прохор на полусогнутых ногах отошёл к стене и его вырвало. Согнулся в три погибели и начал блевать. Я похлопал его по плечу и отошёл к сдохшей твари, поковырялся в останках.

Система пискнула и выдала мне информацию:

— Монстр «Тангерино- ментальный динго». Является хищником. Тонкая, но прочная кожа, цвет которой зависит от возраста. Тем старше, тем светлее. Старые экземпляры имеют почти белую окраску. Живут глубоко под землёй, в заброшенных каменоломнях или шахтах. Большая пасть без зубов. Жертву заглатывают целиком и переваривают несколько часов, иногда дней. Маленькие глаза и почти нет видимых ушей. Издают звуки от совсем низких до высоких, напоминающих визг. Существа крайне агрессивны. Чтобы создать приманку, умеют считывать на низком уровне мысли и образы у жертвы и создавать фантомы.

Вы получаете за убийство 100 баллов и амулет «Чтение мыслей первого уровня».

Перед глазами повис обрамленный в серебристую (возможно, реально из серебра) резную оправу мутно-белый камень, похоже опал. Выглядело это так реалистично, так живо, что я рефлекторно протянул руку и только в этот момент видение рассеялось и я схватил лишь воздух. Матерно выругался.

— Ты чего ругаешься? — услышал я голос Прохора.

Парень уже пришел в себя. Макроматериал его костюма уже очистил от слизи и кишок чудища, которое я убил. И кажется Прохор даже пытался улыбаться.

— Да так. Думал за убийство какую-нибудь награду дадут, а тут такой облом.

— Жди больше, — хмыкнул Прохор и уже серьезно добавил: — Спасибо тебе, что спас.

— Да не за что.

Теперь мы стали осторожней, старались держаться открытых пространств и тщательно обследовать всё вокруг, не затаилась ли где какая-то тварь. Выступал бугристый камень, мокрый, склизкий и темный от потеков воды. Пару раз мы натыкались на здоровенные трещины, которые разрывали подземную галерею.

Прохор был излишне весел, говорил без умолку, как бывает у людей, переживших сильный стресс. Рассказывал о своем детстве, отце, матери. Слушая этот бред, я мысленно возвращался к монстру, который изобразил Эву. Почему именно её? Я совсем не думал о ней, она не занимала мои мысли до такой степени, чтобы представлять её вот в таком соблазнительном виде.

— Скажи, Прохор, — я решился прервать поток сознания напарника, зудевшим над ухом как старинная бормашина. — А ты эту телку, которая привиделась нам, знал раньше?

— Конечно, знал! — огорошил он меня. — Это же Эва. Эва Райкова! Знаменитая телеведущая! Красотка. У-у-у! Какая грудь, а задница, а ноги!

— Ты прямо так говоришь, как будто дрочил на нее, — усмехнулся я.

— А то? А ты нет что ли? Я же знаю, что вы были любовниками.

— Чего? Никогда этого не было. С чем это ты р-решил?

— Да ладно! — Прохор похлопал меня по плечу, фамильярно приобнял, что вызвало у меня сильнейшее раздражение и желание дать напарнику в ухо. — Я же видел этот фильм, и сериал. Она же биографию твою написала и рассказала в подробностях, как вы кувыркались в постели. Это что-то, я тебе скажу! Никогда не видел такого горячей е…ли! Особенно на байке! Я бы не смог. А ты смог.

— Слушай. Это все вр-ранье! — прорычал я, ненавижу слышать о себе фигню, даже, если она выставляет меня сексгигантом. — Эва написала книгу, но потом когда она пропала, из этого сделали какое-то эр-ротическое супершоу! Мы были едва знакомы, твою мать!

— А чего ты злишься-то? — Прохор, бросил на меня удивленный взгляд. — Ну трахал ты её и чего? Задаром что ли она тут нам явилась?

— Пр-рохор! Я вообще не думал о ней! Совсем! Бл… Мать твою! Эта тварь считала твои мысли — не мои. Твои желания.

— Да будет тебе, Громов! — Прохор расплылся в широкой ухмылке. — Я ж не осуждаю тебя. Ты мужик видный, молодой, баб, наверно, у тебя было вагонами разгружай. Ну а чего стесняться-то? Ты ж не женат? Жена на тебя донос не напишет.

— А что, на тебя написала?

Прохор захлопнул рот, и какое-то время мы шли молча, я поглядывал на него, видел, как белесый свет фонаря обрисовывает напряжённо сжатые челюсти, тощий синеватый от вылезшей щетины подбородок и суженые глаза.

— Да! Да! — вырвалось у него с какой-то истерикой. С силой стукнул кулаком по острому выступу стены. Быстро-быстро прерывисто задышал, сглотнул комок в горле. — Не знаю, кто конкретно написал — моя супруга-змея или теща-сука, но кто-то из них! Бл… Мерзавки, твари, мрази, — разразился семиэтажными ругательными эпитетами, характеризовавшими собственных родственников, как исчадий ада.

Вот никогда этого не понимал. Ну нашёл ты бабу, ну и живи с ней по-человечески. Ты ж сам выбирал. Никто тебя за х… не тащил в загс. Не хотел жениться — не женился бы.

— Слушай, а вообще легко вот так загрести человека по доносу? — я решил прервать истерику напарника, который казалось скоро будет орать во весь голос, и призовёт сюда всех демонов этого подземного мира.

— Громов, ты прямо как с луны свалился! — воскликнул парень, на миг забыв проклинать своих ближайших родственничков. — Да элементарно! Ну скажем, поругался ты с соседом. Ну собака его насрала на твоём участке, идёшь к ближайшему информационному столбу и анонимно сообщаешь, что господин такой-то — гребанный паразит, работы не имеет, коэффициент интеллекта ниже среднего. И всё! Всё, Громов! Соседа тащат на гильотину. Вот тебя за что загребли?

— Меня-то? — я криво усмехнулся, вспомнив довольную физиономию Микаэлы, которая кричала, что я похитил её и изнасиловал. — Да так. Было оно дельце. Не поделил кое-чего с компаньоном, — сказал почти правду, но в подробности вдаваться не стал. Решил не говорить, что пожалел девчонку, которая сломала мне шею, и попал на гильотину за это. Выглядеть совершенным идиотом перед Прохором не хотелось.

— Ну а тебя-то жена за что пилила? За то, что дрочил на Райкову? А?

— Да пошёл ты! — совершено неожиданно окрысился Прохор. — Не изменял я ей! Не изменял!

Развернулся и с силой толкнул меня в грудь. Так внезапно, что я отступил на шаг, куда-то вглубь темнеющей в стене ниши. Искры из глаз осветили пространство на манер новогоднего фейерверка.

— Твою мать!

Рефлекторно наклонился и тут плиты разъехались под ногами, словно я вступил на мостки, проложенные по болоту. Зашатался, пытаясь схватится за воздух, и не удержался, рухнул камнем вниз. Лишь разнёсся по галереям крик Прохора: «Гро-о-омов!»

У-у-ух! Засвистел, загудел ветер в ушах, надувая брюки и рубашку. Так я прыгал с парашютом. И не раз. Шаг в пустоту, пробирающий ознобом страх — от него никуда не деться даже самому крутому смельчаку, сменялся на восторг, эйфорию свободы. Вот только сейчас сложенного в ранце спасительного купола за спиной у меня не было, а полёт в никуда казался вечностью, будто падал я в бездонный колодец, как Алиса в сказке Кэрролла.

И тут левая рука отяжелела, словно вырос из неё чугунный якорь и со страшным скрежетом пропахала глубокую борозду в камне, едва не вырвав мой протез. И болтая ногами, я повис над бездной, уцепившись правой рукой за какую-то корягу. Едва отдышавшись, осторожно через плечо осмотрелся. Внизу на высоте трёхэтажного дома тускло отсвечивал выступающий балкончик — плоская квадратная площадка. Такая крошечная, что отсюда она казалось размером с носовой платок. Промахнуться можно в два счета и тогда я опять полечу вниз.

А сердце оглушило грохотом, ударяясь в виски, будто через меня шёл курьерский поезд. И кто-то бил в металлический барабан — глюкофон. Тим-бам-Тум-Бам-Тим. По спине пробегали здоровенные мурашки, и ледяные струйки пота проскользнули под мышками. Но собрав остатки сил, я оторвался от склона и прыгнул вниз.

Страшной силы удар о жёсткий камень. Жуткий треск разрываемой живой плоти, пугающий хруст. От лодыжки левой ноги до затылка разбежалась пульсирующая боль. Повисла кровавая муть перед глазами и я опустился без сил, подвернув под себя ногу. Слезы обожгли жаром похолодевшую исхлёстанную ветром кожу. Но вот боль постепенно отступила, ослабела, ушла куда-то вглубь сознания, сменилась на приятное покалывание, так что даже волосы на затылке зашевелились. Наноботы впрыснули в кровь обезболивающее, а затем методично и деловито начали восстанавливать моё тело — кости, разбитый вдребезги сустав, разорванные связки.

— Гр-о-о-м-о-в! Ты живой? — где-то высоко надо мной в белёсом проёме чернела голова моего напарника.

— Живой! — крикнул я изо всех сил.

— Живой! — подхватило эхо на тон выше. — Живой! — вскрикнуло фальцетом, будто ребёнок. — Жи-и-и-вой! — пропело низким гулким басом.

Я передёрнулся — ни хрена себе здесь звуковые спецэффекты. Включил фонарь на полную мощность — прямо под ногами обрывалась, теряясь во тьме узкая, метра три в ширину, но, длинная и глубокая пропасть. За ней расходилось углубление в форме огромной чаши. На дне её распластались скелеты, чьи торчащие кости сверкали как хрустальные, а рты оскалились в последнем предсмертном крике.

По левую руку от меня виднелось круглое отверстие, словно нора огромного фантастического туннельного ужаса — червя или змеи. И я подумал, что хорошо бы оттуда вылетел дракон, а я оседлал бы его, укротил, как дикого мустанга, и он бы вынес меня наверх. Что за бредовые фантазии? Наверно, наноботы перестарались с обезболивающим и я поплыл — скоро увижу фиолетовых единорогов.

— Громов! Я те…час…вку…ну! — ветер стер часть крика Прохора, но я всё равно понял, что тот хотел сказать, что бросит верёвку, которую мы предусмотрительно захватили в тюрьме.

Но вот смогу ли я по ней подняться? Пошевелил ногой, и, не удержавшись, вскрикнул, когда жгучая боль злым осиным роем впилась в лодыжку. Система услужливо вывела индикатор здоровья — всего тридцать три процента! Твою ж мать! Сколько я буду сидеть здесь и ждать, пока нога срастется? В скелет превращусь, вон сколько их там, на другой стороне.

Громкое ритмичное шуршанье — из норы показалась округлая голова, два глаза-блюдца, которые зловеще темнели провалами, но потом из центра стали расходиться, пульсировать лучи голубовато-зеленого цвета. Вылезла здоровенная, метра два в диаметре, розовато-белого цвета многоножка, смахивающая на гусеницу. От головы поднимался гребень, а сзади, как два облезлых пера торчали вверх и подрагивали стержни, загибаясь на концах. Двигалось существо медленно, грациозно изгибая туловище и переставляя маленькие мохнатые ножки. Двинулась к краю пропасти. И глаза запульсировали все ярче, сильнее, словно тварь пыталась загипнотизировать меня.

Страшнее всего выглядел её рот — окаймленная красным круглая дыра, в которой что-то шевелилось, ворочалось, будто кто-то пытался вылезти оттуда.

Я переложил к себе на колени рюкзак, вытащил штеер, проверил магазин. Но на этом выступе я был совершенно беспомощен перед этой тварью. А она надвигалась на меня, приподнимая и опуская верхнюю часть туловища, и в такт движению под полупрозрачной кожей расходились синеватой паутиной лучи. Шевелила тремя парами коротких ножек, словно потирала их друг от друга в радостном нетерпении.