Андрей склоняется над инструкцией к комоду, и я вижу, как натягивается ткань футболки на его спине. В квартире душно — окна открыты, но краснодарская жара проникает везде, оседает на коже липкой пленкой. Я отвожу взгляд, но он снова и снова возвращается к этим уверенным рукам, к загорелой шее, к седеющим вискам.
— Подержите вот эту панель, — просит он, не поднимая головы.
Подхожу, встаю рядом. Слишком близко. Чувствую запах его тела, смешанный с ароматом геля для душа. Мужской запах. Чужой.
Держу деревянную панель, и мои пальцы подрагивают. Когда в последний раз я стояла так близко к мужчине, который не был моим мужем?
Шуруповерт жужжит, вгрызаясь в древесину. Мелкие опилки осыпаются на пол, на мои босые ноги.
— Готово, — Андрей отступает, оценивая работу. — Что там еще у вас?
— Да ничего… — голос звучит хрипло, приходится откашляться.
— Письменный стол и тумба под телевизор, — возникает из ниоткуда Машка.
— Давайте сначала стол. Где будет стоять? — коварно улыбается Андрей.
Веду его в будущую комнату Маши. Он работает почти беззвучно, только изредка слышится приглушенное постукивание.
— Вы давно развелись? — вдруг спрашиваю, сама удивляясь своей смелости.
Андрей поднимает голову, смотрит внимательно. Попала.
— Три года. А вы?
— Официально еще нет. Но по факту... — развожу руками.
— Тяжело?
Одно слово, а в горле встает ком. Тяжело? Это как спросить, больно ли отрывать присохший бинт от раны.
— Я была замужем больше половины жизни. Я... Не знаю, как быть одной.
Слова вырываются сами, и я тут же жалею о них. Зачем откровенничаю с чужим человеком? Но Андрей кивает понимающе.
— Знакомо. Я тоже долго был женат. Думал, до конца жизни так и будет. А потом... — он пожимает плечами. — Жизнь вносит коррективы.
— Как вы справлялись?
— Первый год — никак. Потом взял себя в руки. Работа помогла, друзья. Время.
Время. Все говорят про время. Что оно лечит. Но сколько его нужно? Год? Два? Десять?
Стол готов. Андрей аккуратно отодвигает его к стене, собирает инструменты.
— Осталась тумба, — говорю я. — Но если вы устали...
— Нормально. Давайте закончим.
В гостиной он снова берется за работу. Я сажусь на пол рядом, подаю детали, когда просит. Мы работаем молча, но это не неловкое молчание. Скорее — товарищеское. Как будто мы давно знаем друг друга.
Солнце садится, окрашивая комнату в золотисто-розовые тона. Жара спадает, через открытое окно тянет вечерней прохладой. Где-то во дворе включили музыку — что-то из восьмидесятых, знакомое до боли.
— А почему Краснодар? — спрашивает Андрей, закручивая последний шуруп.
— Подальше от Москвы. От воспоминаний. От... него.
— Бежите?
Вопрос бьет в самую точку. Бегу ли я? Или иду навстречу новой жизни?
— Спасаюсь, — наконец отвечаю.
Он кивает, поднимается, отряхивает колени. Тумба готова — аккуратная, устойчивая. Вся мебель собрана.
— Спасибо вам огромное, — встаю тоже. — Я даже не знаю, как отблагодарить...
— Не за что. Соседи должны помогать друг другу.
Он собирает инструменты в ящик. Движения неторопливые, размеренные. И вдруг я ловлю себя на мысли: а каково это — быть с другим мужчиной? Не с Иваном. С кем-то новым.
Пытаюсь представить. Вот мы сидим за столом, ужинаем. Он рассказывает о своем дне, я — о своем. Потом вместе моем посуду. Смотрим телевизор, обнявшись на диване. Ложимся спать в одну постель...
Нет. Не могу. В голове все перемешивается. Лицо Андрея накладывается на лицо Ивана. Чужие руки кажутся неправильными. Даже в воображении не получается.
— Может, кофе? — вдруг предлагает он. — Или чаю? Вы, наверное, устали. Можем сходить куда-нибудь. Здесь неподалеку есть хорошая кофейня...
Сердце начинает биться чаще. Он не отступает. Милый, добрый, одинокий мужчина предлагает мне кофе. Что в этом плохого? Но внутри все сжимается от паники.
— Андрей, — перебиваю его. — Вы очень милы, и я безумно благодарна за помощь. Но...
— Понял, — он поднимает руку. — Извините. Не стоило...
— Дело не в вас. Дело во мне. Я просто... я не готова. К чему-либо. Даже к кофе.
Смотрю ему в глаза, надеясь, что он поймет. И, кажется, понимает. Кивает, подхватывает ящик с инструментами.
— Если что понадобится — заходите. В любое время.
— Спасибо. За все.
Провожаю его до двери. На пороге он оборачивается:
— Ульяна... Не закрывайтесь от мира. Это я по своему опыту говорю. Чем дольше прячешься, тем труднее потом выйти.
Дверь закрывается. Я прислоняюсь к ней спиной, закрываю глаза. Что я наделала? Оттолкнула хорошего человека. Первого за долгие годы, кто проявил ко мне искренний интерес.
Но я не могу иначе. Внутри все еще слишком больно. Слишком свежи раны. Слишком много Ивана в каждой клеточке тела.
В голове безостановочно прокручиваются события последних дней. И Андрей. Его руки, его улыбка, его предложение выпить кофе. Что, если я ошиблась? Что, если стоило попробовать?
Но нет. Я знаю — сейчас мне нужно побыть одной. Разобраться в себе. Понять, кто я без Ивана. Чего хочу. К чему стремлюсь.
Слишком долго я жила чужой жизнью. Где-то по дороге потеряла себя. Растворилась в роли жены, матери, хозяйки.
И вот сейчас, лежа в пустой квартире чужого города, я вдруг остро чувствую: что-то в моей жизни было не так. Не только измена. Что-то более глубокое.
Я разучилась хотеть. Разучилась мечтать. Разучилась быть собой.
Может, этот переезд — шанс научиться заново? Может, одиночество — не наказание, а возможность?
Страшно. До дрожи в коленках страшно. Но где-то глубоко внутри теплится надежда. Маленькая, хрупкая, но живая.
Я сделала больно не только Ивану, но и себе. Вырвала с корнем половину жизни.
Мозг, накрученный до предела, выдает странный сон. Я стою на пороге незнакомого дома. В руках — ключи. Открываю дверь и вхожу внутрь. Дом. Пустой. Ждущий. Готовый принять новую жизнь.
Мою новую жизнь.