Измена. Ушла красиво

Глава 22

Андрей провожает меня до квартиры. В коридоре повисает тишина. Неловкая тишина, когда оба понимают сейчас должно что-то произойти, но что именно?

— Спасибо за вечер, — говорю, уже положив руку на ручку двери.

— Ульяна, подожди, — он касается моего плеча, и я замираю. — Может, кофе? У меня или у тебя? — улыбается игриво, по мальчишески. В полумраке его лицо кажется моложе. И хочется ответить ему согласием...

— Андрей, я... — начинаю и понимаю, что не знаю, как продолжить.

Он наклоняется ко мне, запах его парфюма щекочет что-то глубоко в душе. Хороший запах. Правильный. Моё тело откликается. Никаких мурашек, никакого замирания сердца. Просто... Просто что-то правильное. Именно то что сейчас мне необходимо.

Его губы почти касаются моих, когда я мягко отстраняюсь.

— Прости, — шепчу. — Я не могу. Пока не могу.

Вижу, как в его глазах мелькает разочарование, быстро сменяющееся пониманием. Он хороший человек. Слишком хороший для меня.

— Всё в порядке, — говорит, убирая руку. — Я подожду. Ты всегда знаешь где меня найти.

Всё же касается поцелуем, но моего лба. Мягко обнимая, прощается и уходит к себе.

Платье жмёт в груди, или это просто воздуха не хватает?

Квартира встречает меня темнотой и тишиной. Щёлкаю выключателем и свет заливает прихожую. Сбрасываю туфли, и босые ноги с благодарностью касаются прохладного паркета. Бросаю сумочку на консоль, ключи звякают о стеклянную поверхность.

На ходу расстёгиваю молнию на платье. Ткань соскальзывает с плеч, я оставляю его лежать чёрной лужицей на полу. Завтра уберу. Или послезавтра.

Машки не будет ещё неделю.

Накидываю халат и сажусь на диван, подгибаю под себя ноги.

Экран телефона в руках то гаснет, то загорается от моих прикосновений. Маленький маяк в темноте сомнений.

За окном совсем темно, и в стекле отражается моя фигура. Размытая, будто не до конца проявленная фотография. Включаю торшер, и тёплый свет заливает угол комнаты, создавая уютный островок в океане полумрака.

От батареи тянет сухим теплом. Отопление уже включили, хотя на улице ещё не так холодно.

И вдруг я понимаю, почему не смогла поцеловать Андрея. Почему не могу пустить его дальше порога своей квартиры, своей жизни, своего сердца.

Иван.

Даже после всего, что было. После боли, предательства, разочарования. Моё дурацкое сердце всё ещё бьётся чаще при мысли о нём. Сегодня в галерее, когда наши взгляды встретились... Господи, да я чуть не упала в обморок, как героиня викторианского романа.

Злюсь на себя. На него. На весь мир. На эту дурацкую любовь, которая не хочет умирать, сколько бы я её ни хоронила. Церемония слишком затянулась.

Пальцы сами находят его номер в списке контактов. "Иван". Четыре буквы, которые когда-то значили целый мир. Которые, чёрт возьми, всё ещё значат слишком много.

Сердце делает предательский кульбит, но я заставляю себя дышать ровно. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Как учила меня инструктор по йоге: "Дыхание — это мост между телом и разумом". Ну-ну, расскажите это моему взбесившемуся пульсу.

Начинаю печатать сообщение. Стираю. Снова печатаю. "Привет..." Удаляю. "Нам нужно поговорить о..." Снова удаляю. Мои пальцы слегка дрожат, и я злюсь на себя за эту слабость.

В конце концов, отправляю простое: "Можем встретиться? Нужно поговорить."

Кладу телефон на журнальный столик экраном вниз. Не буду сидеть и ждать ответа, как...

Вибрация. Уже?

Переворачиваю телефон. "Конечно. Когда и где?"

Сердце пропускает удар. Или два. Он ответил так быстро, будто ждал. Будто надеялся.

"Можешь приехать ко мне? Сейчас."

Отправляю и тут же жалею. Что я делаю? Зачем? Но ответ приходит мгновенно: "Буду через полчаса."

Вскакиваю с дивана. Полчаса! Нужно одеться, причесаться, навести хоть какой-то порядок...

Останавливаюсь посреди комнаты. Нет. Никаких платьев, никакого макияжа. Это не свидание.

Всё же переодеваюсь в джинсы и мягкий кашемировый свитер. Босиком иду на кухню, ставлю чайник. Пока руки заняты делом, можно хоть немного не думать. Достаю чашки, пирог, варенье… А потом останавливаюсь и убираю обратно. Чая и угощений не будет. Он не останется так надолго.

Звонок в дверь раздаётся ровно через тридцать две минуты. Я знаю, потому что считала каждую.

Иду открывать. Рука на дверной ручке. Можно ещё передумать. Сказать через дверь, что ошиблась. Что...

Открываю.

На пороге стоит Иван — взъерошенный, с горящими глазами. Джинсы, чёрная водолазка, кожаная куртка нараспашку. В руках у него коробка, перевязанная атласной лентой цвета молодой травы.

— Привет, — говорит он, и от звука его голоса по спине пробегают мурашки. Голос чуть хриплый, волнующийся.

— Привет, — эхом отзываюсь я. — Проходи.

— Я принёс... — протягивает коробку, и его рука слегка дрожит. — Это для нас. То есть, я хотел сказать...

Беру коробку, чувствуя её приятную тяжесть. Атласная лента прохладная и гладкая под пальцами. Развязываю — пальцы непослушные, словно чужие.

Внутри старинные песочные часы в деревянном корпусе. Красивые, изящные, с золотистым песком, который мерцает в свете торшера, словно крупицы солнца.

Сердце сжимается. Нет. Только не это.

— Помнишь? — спрашивает он тихо. — Мы видели такие в антикварном магазине в Праге. Ты тогда сказала, что время — это единственное, что нельзя вернуть назад.

Помню. Конечно, помню. Каждую деталь того дня. Узкие улочки, мощёные камнем. Запах свежей выпечки из маленьких кафе. Уличные музыканты. Наши переплетённые пальцы. Его смех, когда голубь украл у него кусок трдельника. Моё платье в мелкий цветочек. Счастье, такое простое и абсолютное.

Горло сжимается, и я делаю глубокий вдох, чтобы не дать слезам пролиться. В носу защипало предательски.

— Уля, я хочу объяснить... — начинает, делая шаг ко мне.

— Не надо, — останавливаю его жестом. Мой голос звучит спокойнее, чем я ожидала. Годы практики работают на меня. Улыбаться, когда больно, говорить ровно, когда хочется кричать. — Всё в прошлом, Вань. Мне больше не важно, как и что было.

Он замирает, и в его глазах мелькает растерянность. Боль. Надежда?

Ставлю песочные часы на журнальный столик, наблюдая, как первые песчинки начинают свой неторопливый путь вниз. Такие крошечные, а каждая — момент времени. Момент, который уже не вернуть.

— Я позвала тебя сегодня не для того, чтобы что-то возвращать, — продолжаю, усаживаясь на диван.

Жестом приглашаю его сесть в кресло напротив. На безопасном расстоянии. Не доверяю себе, если он будет слишком близко.

— Я хочу отпустить. Хочу помнить только хорошее.

Его лицо меняется, словно я ударила его. Челюсть напрягается, кадык дёргается — он сглатывает.

— Я хочу двигаться вперёд, — мои руки сжимают край диванной подушки, ища опору. Бархат мягкий под пальцами, но я вцепляюсь в него, как в спасательный круг. — И чтобы ты отпустил наше прошлое.

— Нет, — он вскакивает, и кресло жалобно скрипит. — Уль, нет, я не...

— Я буду всегда с теплотой вспоминать нас, — перебиваю его. В груди разливается странное спокойствие, будто я, наконец, нашла нужные слова. Те самые, которые искала все эти недели. — Всё хорошее — оно же останется. В памяти. В сердце. Но только там.

Он проводит рукой по волосам — жест, который я помню так хорошо. Всегда так делает, когда нервничает. Делает шаг ко мне, потом обратно. Мечется, как зверь в клетке.

— Уль, будущее тоже возможно, — говорит он почти умоляюще.

Смотрю на песочные часы. Песок сыплется неумолимо, песчинка за песчинкой. Время не остановить, не повернуть вспять. Можно только принять.

— Да, — киваю я. — Именно этого я и хочу. Чтобы будущее было возможно.

Он замирает, и на мгновение в его глазах загорается надежда. Такая яркая, что мне больно смотреть.

— Но только у каждого своё.

Тишина, которая повисает между нами, кажется осязаемой. Густая, как мёд. Горькая, как полынь. За окном проезжает машина, фары на миг освещают комнату призрачным светом.

Иван медленно опускается обратно в кресло. Его плечи поникли, и мне больно видеть его таким. Но эта боль — уже не та острая, раздирающая, что была раньше. Это боль прощания, расставания. Боль, которая означает, что я смогу жить дальше.

— Я понимаю, — говорит он наконец, и его голос звучит глухо. — Просто хочу, чтобы ты знала. Я никогда не изменял тебе.

Поднимаю на него взгляд. Он смотрит прямо, не отводя глаз. В полумраке комнаты его лицо кажется старше, изможденнее. Новые морщинки в уголках глаз, тени под ними.

— С Ритой... — он замолкает, ищет слова. — Я почти не общался с ней все эти годы. Клянусь. Только когда нужно было что-то решить насчёт девочек. Денег она никогда не брала. Никакие алименты её не интересовали. Она просто хотела, чтобы я был в жизни девочек. И чтобы это никак не повлияло на мою семью. Вышло только всё через задницу.

Киваю. Понимаю. Конечно, понимаю. Именно поэтому так больно. Молчу, даю ему говорить. Может, ему это нужно больше, чем мне.

— Дочери так и зовут меня по имени, а не папой. Тебя и Машку я тоже потерял…

В горле встаёт ком. Не от ревности — что удивительно. От жалости. К нему, к девочкам, ко всей этой запутанной ситуации.

Встаю, подхожу к окну. Мой силуэт в стекле кажется призрачным, полупрозрачным.

— Хватит, — поворачиваюсь к нему. — Не нужно, Вань. Я верю тебе.

Он смотрит с недоумением.

— Но тогда почему...

— Потому что дело не в измене. Дело в том, что ты осознанно отрезал от меня часть своей жизни. Скрыл прошлое, которое никуда не денется. А я... я не могу быть частью этого. Не хочу соревноваться с призраками. Не хочу чувствовать себя чужой в твоей жизни.

— Ты никогда не была чужой, — он встаёт, делает шаг ко мне. — Ты самое настоящее, что у меня было. Единственное.

— Было, — повторяю я. — Именно. Было.

Песочные часы на столе почти опустели. Последние песчинки медленно просачиваются в нижнюю колбу. Время вышло.

— Спасибо за подарок, — говорю, возвращаясь к дивану. — Он красивый. Я буду его беречь.

Он тоже чувствует, что наше время подошло к концу. Медленно идёт к двери. У порога оборачивается:

— Уля... Ты будешь счастлива? Обещаешь?

Смотрю на него долго. На мужчину, которого любила. Люблю. Буду любить ещё долго. Но любовь — это не всегда быть вместе. Иногда любовь — это отпустить. Иногда счастье возможно только врозь. Жаль, что я поняла это только сейчас.

— Обещаю постараться, — отвечаю честно.

— Я тоже. Постараюсь.

Щелчок замка. Тишина.

Стою посреди комнаты, слушаю, как удаляются его шаги по лестнице. Потом подхожу к песочным часам, переворачиваю их.

Время начинает свой бег заново. Золотистый песок сыплется вниз, отмеряя секунды, минуты, часы новой жизни.

Сажусь на диван, укутываюсь в плед. На душе удивительно легко — будто я сбросила тяжёлый рюкзак после долгого пути. Больно? Да. Но это чистая боль, без примеси обиды, злости, разочарования. Это боль выздоровления, которая означает, что самое страшное наконец уже позади.

Беру телефон. Сообщение от Андрея: "Спасибо за вечер. Сладких снов."

Нажимаю кнопку “Ответить”…