Не успеваю Дину обнять, чтобы успокоить. С другого конца стоянки несется Аделина. В ярком свете фонарей кажется разъяренной фурией. С чего вдруг?
— Дина! — орет, как площадная тетка. — Остановись, дрянь!
Ну вот это не пойдет. Какого черта так обращается?
Зверею мгновенно. В гневных вспышках улучаю момент и чуть крепче сжав жену (пусть пока не по документам, это ненадолго), шепчу на пониженных тонах.
— Посиди в машине, Динуль.
Вздрагивает. И я, сука, замираю.
В глазах родной женщины такой беспомощный испуг сквозит, что хочу в тот же миг спрятать ее на своей груди, запихнуть под кожу, только бы не расстраивалась и не слышала, и не видела придурков, что от нее что-то хотят.
— Нет, — вцепляется в лацканы пиджака, — я не хочу.
— Уверена?
Кивает. Что еще от нее было ждать? Только в этот раз я помогу ей выпить чашу до дна. Одна она не останется ни на секунду.
— Аделина, — та осекается, напоровшись на мой взгляд. Встала, как вкопанная. — Не смей обзывать мою женщину. Тебе ясно? И что ты здесь делаешь? Тебя кто-то приглашал?
Доронина отмирает. Ее натуральным образом трясет, будто она в лихорадке тропической. Растрепанная, сжимает кулаки и трясет ими, так и не решившись приблизиться. Отвечаю, если бы меня рядом с женой не было, набросилась бы. Прижимаю сильнее Дину к боку.
— Ах и ты здесь, — шипит, как ведьма, аж щелкает зубами. — Подлый гад! Перетянул-таки на свою сторону компаньона моего мужа. Что, Барский? Больше мы тебе не нужны? Думаешь не знаю, что крутишь за спиной отца?
— Остановись. Теперь кампания полностью принадлежит мне. Отец ничего не решает. Ваша доля у вас на счетах. Разбежались.
— Сволочь! — бросается на меня. Скрюченные длинные ногти пропахивает на щеке борозду. — Убью! — бьется, как ненормальная. Применять силу не хочу, просто держу дуру на расстоянии. — Все равно! Все равно отдашь назад отцу… Я добьюсь!
Зажимаю крепче, пока Аделина не выбивается из сил. Бешенство ее понимаю, но разделить переживания, увольте. Меня не касается, что теперь будет с Дорониными. Если ее муж не идиот, то все же вернет прошлую команду, только что-то мне говорит об обратном.
— Уходи, Аделин.
— А ты, дрянь! — кричит Дине. — Добилась своего? Я тебя по судам затаскаю. Будешь алименты на содержание пожизненно платить!
— Что?! — пораженно выпаливает Дина и стремится выйти из-под моего плеча. — Что ты сказала?
— Подождите! — возмущенный голос найденыша разносится во внезапно наступившей паузе. — Какие алименты? Я ее отец. Натуральный отец! А вы? Какие суды? Я к ней жить приехал. Так что еще посмотрим, кто кого содержать будет. Судя по вашим цацкам не сильно нуждаетесь. Так что…
— Заткнись! — Дина глушит криком папашу. Ее колошматит от возмущения. Мне так жаль, что она стала заложницей идиотской ситуации, что хочется оттащить Аделину и вышвырнуть в темноту, а найденыша просто выбросить за пределы города. Алчные скоты. — Сволочи! Значит так, — втягивает воздух и вышагивает вперед. Я не мешаю, пусть оторвется как следует. — Ты, — тычет на Аделину, — понимаешь, что сломала мне жизнь? Я думала, ты моя мать. Моя мать! И что? Хоть раз задумалась, как мне было, когда сказала, что это не так? Хоть раз? Есть у тебя сердце? Ты вроде растила меня. М? Нет у тебя ничего. Камень внутри!
— Если бы не я, ты была бы в детском доме, — брызжет слюной Доронина.
— О, нет. Тебе нужен был товар, что смогла бы подороже продать, не так?
— А хоть бы и так. По крайней мере у тебя был теплый дом.
— За то спасибо. Но на этом все. Много можно было бы сказать, но не стану.
— Знать бы, что ты неудачный проект, сгнила бы брошенной. Но запомни, отдашь все до евро, что мы в тебя вложили.
Наглость Дорониной выбивает. На что я циничная погань, но до такого не докатился. В целом, если суммировать грехи, то вряд ли побью рекорд недо-матери. Да и не стараюсь. Бог всем судья. Ну как Бог, я частично тоже.
— Как ты смеешь?
— Дина, остановись, — легонько глажу по плечу, — не горячись. Аделина, я настоятельно рекомендую забыть, что сейчас требовала. И еще… — многозначительно смотрю ей в глаза, — пароль «Калифорния».
Доронина бледнеет. Она молча разворачивается и сваливает.
— Давид, что это значит? — дергает меня Дина.
— Не бери в голову, малыш, — целую ее в нос. Она взбудораженная и максимально красивая. Успокаивающе глажу по плечам. — Просто она больше не придет.
Не посвящать же ее в то, что ее приемная мамаша чистит счета и готовится сбежать за границу. Зачем Дине лишние переживания. Эта сумасшедшая семейка доставила ей немало хлопот, пусть живет спокойно без дурацкой информации.
— Кх-кх!
Блядь! Еще один урод.
— Уезжай, — бросает ему Дина. — Я не хочу иметь с тобой ничего общего.
— Так как же? Не по-человечески это, Дина. Я же отец.
— Слушай, сколько тебе надо? А? Скажи, ну?
— В смысле? Денег? — начинает суетиться недо-папашка. — Так сразу и не сказать. Тут думать нужно.
Вот же падаль!
Неотрывно смотрю, как она кусает губу и крепится, чтобы не зареветь. Становится так больно, так пиздецки страшно и стыдно, что задыхаюсь. Бедная моя девочка, сколько ты вынесла на своих хрупких плечиках.
Каждый миг сейчас проживаю заново, когда обижал ее, каждую секунду. Язык готов себе отрезать, башку свернуть, только не поможет. Сожалею о сотворенном зле, стыд меня жрет, как опухоль. Напряженно всматриваюсь, готов в любую секунду броситься и защитить, но она мужественно проходит очередной (клянусь, что последний) удар судьбы.
Жру вину не проглатывая. Она застревает. Не дает функционировать. Сам себе обещаю любить Дину и беречь, вернуть сторицей все, что задолжал. Как заклинание твержу, что не допущу больше ни одного разочарования.
Клянусь. Клянусь!
— Так сколько? — дрожащим голосом уточняет Дина.
Молча отхожу к багажнику. Открываю и откапываю дорожную сумку. Сегодня тот день, когда я как в старом кино снял наличку. Да, так бывает редко, но я рад, что именно сегодня это случилось. Тяну замок, выгребаю пачки и медленно протягиваю уроду.
Трясущимися руками принимает, бережно, как дитя, притискивает кучу к груди. Ох и сука.
— Пошел вон отсюда, — выцеживаю совсем иную угрозу. Понимает и отшагивает назад. — ты же за этим пёрся сюда. Вали и на глаза больше не попадайся.
— Я понял. Теперь в расчете.
Не вмазываю в рожу только из-за жены. Она и так потерянная стоит, вот-вот слезы брызнут. Старик исчезает со скоростью ветра. Я же выдыхаю и тяну шею. Даю себе пару секунд.
— А ну иди сюда, малыш, — в два шага рядом. Подхватываю на руки, кружу ее. — Расстроилась? Брось. На хер их!
Она так меня обнимает, что сердце заходится. А когда в шею утыкается мокрым лицом, так и вовсе наизнанку выворачивает. Острой стрелой пронзает от макушки до пяток. Прижимаю нежнее, ласкаю без пошлости.
— Все, моя девочка. Все позади. Я тебя люблю, Дина. Только тебя, веришь? Прости меня, родная. Прости меня, умоляю, Дин. Столько боли от меня видела… — горло перекручивает до трескучести, жаром шпарит по затылку, но продолжаю. — Больше никогда, Динуль. Никогда. Ты все для меня. Все на свете, Дина.