Как жили мы на Сахалине

Более полувека назад поселок Мангидай, забытый богом и властями, вдруг выскочил на поверхность, как фурункул. Шутка ли! — письмо, написанное рабочим лесотарного комбината, дошло до самого Сталина. Не одна душа тогда вздрогнула на Сахалине.

История, закрутившаяся вокруг письма, может сгодиться нам и теперь.

I

Завесу над тамошней жизнью приоткрывает предисловие к промфинплану Маигидайского лесотарного комбината (ЛТК) на 1952 год: «Комбинат находится на берегу Татарского пролива на расстоянии 210 километров от железной дороги. Все грузы комбинат получает на ст. Победино и доставляет автомашинами и тракторами до г. Александровска, оставшиеся 30 километров представляют собой очень плохую дорогу, по ней невозможно ездить».

Дороги в общепринятом смысле слова не существует вообще, ездят по прибрежной полосе, пользуясь отливом. Время прилива и отлива все знают, как таблицу умножения: шесть часов прилив, шесть отлив. Настороже держит коварство прибрежной полосы. То она по твердости соперничает с асфальтом, то становится трясиной, цепко хватая за колеса. А что тут делается зимой, в пору морозов и метелей!

Перевозку грузов осложняет степень морального и физического износа техники. ЛТК имеет только одну новую автомашину — ГАЗ-51, остальное старье: два ЗИСа, уже снятых с производства, «студебеккер», два трактора С-80 да один НАТИ, которому место в музее.

В десяти километрах от поселка, у истоков речушек, бегущих с западных склонов Камышового хребта, размещен лесоучасток. Там комбинат ведет заготовку древесины, обеспечивая себя сырьем.

Страшнее бездорожья калечат технику люди, поставленные держать ее в исправности. В январе 1951 года, с которого мы начинаем хронику, партбюро обсуждало персональное дело тракториста Базарнова. Отправили его в Александровск за горючим — потерял бочки. Послали в тайгу — разбил картер, трактор простоял 5 дней. Поехал за углем — «по халатной распущенности произвел серьезную поломку, трактор надолго вышел из строя».

Единичный факт не заслонял общую картину бедствий. Начальник бондарного цеха на партсобрании 2 марта сообщал: «После решений горкома у нас много аварий. Я отношу их за счет работников мехцеха. Рабочие цеха к оборудованию относятся халатно». Янин, секретарь партбюро, подтверждал: «Февраль у нас был месяцем аварийным. Станция ПС-15 сгорела. Каргин на работе пьянствовал, разложил дисциплину».

Иногда нудную будничность расцвечивало какое-нибудь яркое событие, которое потом долго вспоминали. 29 октября того же года на станцию Победино за грузами ушли две машины — «студебеккер» и ГАЗ-51. Экспедицию возглавлял главный инженер Субботин, с ним ехали начальник цеха Морозов, экспедитор Столяров и другие.

Поездка в ту пору была отдушиной в скучной атмосфере мангидайского бытия. Едва человек вырывался за околицу поселка, как обретал волю, его наполняло ощущение восторга. Еще час назад он был главным инженером, мастером или еще кем-то, а в дороге — вольный казак! Восторг умели выразить только одним способом, поэтому компания на всю дорогу заваливалась в дикое пьянство. Этому способствовали столовые да чайные, расположенные в каждом населенном пункте. Функционировали они с утра до позднего вечера, проезжих встречали железными бочками со спиртом, ломтиками селедочки и горбуши, мясным ассорти с тремя бубочками зеленого горошку, борщом и гуляшом. Сюда заворачивали прокуренные и проспиртованные снабженцы, экспедиторы, толкачи, механики, завгары, техноруки, а то и большие киты — заведующие межрайбазами, директора крупных предприятий, их замы, парт- и совработники различного масштаба. Не проезжали мимо главбухи и плановики, совершавшие вояж в трест, чтобы что- то «согласовать и утрясти», свалить полугодовой, а то и годовой отчет, выдержать экзекуцию на балансовой комиссии. Пили тогда и водители, соблюдая, конечно, меру. Переступив порог, шофер командовал знакомой официантке; «Манюня, норму!».

У наших путешественников пьянка перешла в новую фазу, когда шофер Крашенинников встретил давнего дружка Николая из бывших заключенных. Стало не до груза. В Победино машину ГАЗ-51 оставили у знакомого под забором, а сами всем гамузом рванули в Буюклы. Ради приключений сорок километров в один конец — не крюк.

Вернувшись в Победино, они не нашли машины. Искали два дня, на третий ахнули: новинка автозавода им. Молотова была разграблена. Пришлось тащить се на буксире домой, сочинять объяснительные, составлять липовые акты. Крашенинникова вроде как сняли с машины, но зарплату ему платили исправно, даже выписали три тысячи по фиктивным нарядам для закупки запчастей. Испытание свалившимся на него счастьем шофер не выдержал. Через продолжительное время он вернулся из города без денег и без запчастей. Единственным приобретением оказались мешки под глазами и распухший нос. Раскуроченная машина, как бельмо на глазу, ржавела на хозяйственном дворе.

Нельзя сказать, что коммунисты мирились с недостатками. Они критиковали, невзирая на лица. 9 января 1951 года директор комбината Караваев говорил: «Вся политико-воспитательная работа была запущена бывшим секретарем парторганизации Леоновым, который сам занимался пьянкой и сам докатился до того, что его сняли с работы». 2 марта записывают вдогонку уволившемуся директору Крегеру: «Бывший директор комбината безответственно относился к производству, занимался пьянкой». Через год, 25 января 1952 года, в протокол заносят: «Партийная работа находится на низком уровне, со стороны коммунистов имеется пьянка в рабочее время». Еще через полгода, 14 августа: «Трудовая дисциплина находится на низком уровне, о чем свидетельствуют факты частых прогулов, выход на работу в нетрезвом состоянии, пьянки в рабочее время». Морозов, знакомый нам по запойной прогулке в Буюклы, возмущался: «На лесоучастке необходимо судить злосчастных прогульщиков по всей строгости советского закона. Низкие темпы ремонта автотракторного парка объясняются тем, что большую часть рабочего времени наши работники отсиживаются в мангалке».

Следствием производственного хаоса был полный провал плана. Коммунисты, подводя итоги 1950 года, честно признавали: «По бочковым комплексам план выполнен на 30,6 %. Тяжелое финансовое положение вызвало большую текучесть кадров. Из принятых 161 человека уволилось ПО…». Начавшийся 1951 год картину не меняет: квартальный план по бочкокомплектам вышел на рубеж 38 %, по ящичной таре всего на 14.

Директоров тут меняют чаще, чем рабочие рукавицы. Память о себе они оставляют нелестную. О Крегере мы уже осведомлены. Пришедший ему на смену Караваев признавался: «Я не специалист бондарного дела». Следующего обкомовский работник охарактеризовал так: «Директор Шаргородский впервые назначен на такую ответственную работу. До этого он около 8 лет работал на Колыме среди заключенных и перенял там некоторый «опыт», который перенес на комбинат. Он очень груб, несдержан».

Летом 1952 года его сменил Крупьянский.

По поводу других специалистов парторг Янин сетовал: «Начальники цехов и отделов не имеют спаянности, стараются один другого подкусить, оклеветать».

Дух Мангидая по-своему отразился в сочинении наивного школьника, который делился впечатлениями от майского праздника: «Было очень интересно. На улице было очень много пьяных».

II

Летом, на стыке июля и августа, 1951 года на лесотарном комбинате произошла очередная смена руководства. Директором назначен Шаргородский, главным инженером Субботин. 25 или 29 июля (даты в документах расходятся) в Мангидай прибыло 58 семей вербованных. Одновременно поселок покидали люди, у которых трудовой договор закончился. Они сидели на чемоданах и уже не работали, прибывшие сидели в школе и пока не работали, им велели чего-то или кого-то ждать. Уйма пустого времени позволяла одним выяснить у других главный вопрос: есть ли здесь тот длинный рубль, ради которого перлись за десять тысяч километров? Ответы удручали. Обиды, накопившиеся у отъезжающих, сводились к тому, что порядка нет, справедливости. Заработок зависит не столько от результатов труда, сколько от настроения начальника: что он «нарисует», то и получишь. А начальники пекутся о себе, любят закладывать за воротник. Директора, хоть старый, хоть новый, в постоянных разъездах. Мотаются куда-то и главный инженер, и главбух, и начальники цехов. Производство заброшено, до рабочего человека им никакого дела нет, потому что у них оклады, надбавки. Годовая зарплата директору начисляется в 62 тысячи, а рабочему предусмотрено всего 14 тысяч. На лесозаготовках или в бондарном цехе можно бы заработать больше, но душат простои. Слесаря получают по тысяче, а оклад кочегара всего 650 рублей. Так что жирок не нагуляешь, на хоромы не заработаешь.

Особый интерес к мангидайским порядкам проявил некто Черныш Яков Аникеевич, 50 лет от роду, мужик тертый, повидавший всякой жизни. Природа наградила его характером упрямым, натурой въедливой, настырной. Он живо сориентировался в обстановке и решил повернуть назад. Сначала Черныш потолкался по конторским кабинетам, где с ним никто не счел нужным разговаривать, а парторг Янин выставил за дверь, назвав нытиком и бузотером. Тогда, не приступая к работе, он поехал в Александ- ровск и 10 августа подал заявление в третий участок городского народного суда. Он просил, чтобы суд обязал Мангидайский ЛТК расторгнуть договор и оплатить ему обратный проезд, так как комбинатом не выполнены главные договорные условия: не предоставлена работа, на которую Черныш нанимался, и не выделено жилье. Суд в иске отказал. Черныш нанимался на морской сплав леса, которого в Мангидае не было и не могло быть. Что касается жилья, то больше половины всех вербованных его не имели, ютились в бараках. Удовлетвори иск Чернышу — завтра толпы придут осаждать суд.

Однако поездка рабочего в Александровский суд последствия имела. Чернышу на двоих с женой выделили комнату в 16 квадратных метров, что сочли за невиданную роскошь. Начальники тут же раззвонили но поселку, что объявился тип, который «качает права», ездит по судам, выбил себе жилье, а в это время семьи с детьми ютятся в барачных коридорах.

Потерпев поражение в лобовой атаке, Черныш совершает обходной маневр. Он стал, как выражались в те времена, сигнализировать в различные инстанции о производственных беспорядках и человеческих пороках руководителей. За короткий срок было отправлено восемь писем: в редакцию городской газеты «Красное знамя», в лесотарный трест, в обком союза работников рыбной промышленности, в горком и горисполком, городскому прокурору и депутату областного Совета, даже начальнику горот- дела МГБ. В письмах он сообщал: на Мангидайском лесотарном комбинате бесхозяйственность, злоупотребления, среди руководства процветает пьянство, а все покрывается семейственностью и круговой порукой.

Подобные сигналы поощрялись, письма трудящихся ласкали слух верхов: именно к ним обращался народ за помощью и защитой. Разбор жалоб и заявлений для функционеров становился профессией, одним из способов держать власть вышестоящей инстанции над нижестоящей. Особенно любили сигналы, в которых на первый план выступал общественный интерес. Черныш же требовал, просил, чтобы ему помогли расторгнуть договор, поэтому его жалобы были заведомо обречены. Руководители комбината вызов приняли и решили показать бузотеру кузькину мать.

Сначала его шпыняли по мелочам: фиксировали прогулы (те дни, когда он ездил в суд, в обком профсоюза), вскоре сняли с должности слесаря и перевели в кочегары, повесили на него чужую аварию и вычли из зарплаты 48 рублей. Потом ударили из тяжелого орудия — отдали за прогулы под суд. 22 ноября суд 3-го участка г. Александрова^, отказавший ранее Чернышу в иске к комбинату, теперь не отказал комбинату в иске к Чернышу. Ему припаяли «шесть двадцать пять», т. е. приговорили к шести месяцам принудительных работ с удержанием 25 % заработка в пользу государства. Комиссия под председательством члена президиума обкома союза работников рыбной промышленности Бакшецкого постращала: «Тов. Черныш является злостным прогульщиком. Он пытается за счет государства получить суммы на обратный проезд и за прогул в 59 дней… За клевету, шантаж и попытку сорвать с государства неположенные деньги тов. Черныш должен быть привлечен к уголовной ответственности».

22 ноября Черныш вырвал двойной лист из тетради в линейку и накатал, не заботясь ни о стиле, ни об орфографии, смешивая украинскую мову с русским языком, следующее письмо: «Секретарю Центрального Комитета ВКП(б)… Я, Черныш Яков Аникеевич, уроженец г. Пирятина Полтавской области, рабочий, беспартийный большевик, участник по борьбе во всех отношениях с безобразниками в пути.

Я завербован сроком на три года, прибыл 25 июня 1951 года, поселили нас в школе всех вместе, семейных и холостяков. К нам никто не заходил из администрации, бесед и собраний тоже не было. К кому в кабинет ни зайдешь — выгоняют, грубости со всех сторон. Ходим по заводу, толкаемся, работы нет.

Оказывается, работы полно, но бездельничают руководители. Только 7 августа прибыл юрисконсульт треста и управляющий, тогда был найден приказ о том, что приступить нам к работе 2 августа, но приказ отпечатан 6 августа. 8 августа вышли на работу, но с работой и расценками нас не ознакомили, работы дали не по договору. Тут полно безобразий: пьянка, директор тов. Шарго- родский всегда в отлучке, получает командировочные, помещается в гостиницах, гуляет в ресторанах».

Рассказав о своих обращениях к местным властям и суде над ним, Черныш описывал по пунктам злоупотребления:

«1. Жена директора по приказу числится слесарем, оклад 920 рублей, а работает в конторе, ничего не делает.

2. Жена начальника лесоучастка работает секретарем-маши- нисткой, а получает зарплату как рулевой кунгаса, которого нет.

3. Начальник отдела кадров по приказу — радист, оклад 1200 рублей.

4. Жена начальника отдела кадров — начальник пожарной охраны, ничего не делает.

5. Сестра жены директора — бухгалтер расчетного стола, по приказу — бухгалтер завода, которого нет совсем.

6. Муж бухгалтера — старший механик, слаб на деле.

7. Мастер завода 60 кубометров леса куда девал — неизвестно. Хорош мастер — всегда пьян.

8. Пригнали новую машину ГАЗ-51, которую разворовали.

9. Овес получали в Победино, 3,5 тонны распределили по ведомости, на 9 чувалов была бронь директора.

10. Сена заготовили мало, и то сгнило. Стадами голодных лошадей режут на мясо, на общее питание в лесу.

11. Общежитие холодное, необорудованное, в лесу, случается, и хлеба не бывает, люди голодают.

12. Заведующая магазином и ее муж, начальник снабжения, якобы машину пропили.

Если углубиться в дело, можно многое найти. Писал повсюду на Сахалине, но ответа нет. Обращаюсь к вам с просьбой: обратите внимание на вышеуказанные факты, поверьте действительному большевику. Пусть вызывают меня на собрание, доложу обо всем, что было. К сему Я. Черныш».

Удивительно, но факт: письмо дошло до Кремля, попало к Сталину! Его распоряжение, переданное в Сахалинский обком, гласило: «Проверить. Если факты подтвердятся, то в первую очередь наказать зажимщиков критики, потом остальных. О результатах доложить в Кремль и заявителю».

Так утверждает свидетель тех событий, поскольку на самом письме никаких резолюций не имеется.

III

Начало 1952 года для работников Александровского горкома ВКП(б) оказалось нелегким. 2 января на шахте «Мгачи» не вышло на работу 46 человек из-за массового новогоднего пьянства. Пришлось срочно готовить вопрос на бюро. Между тем в отдельной папке лежало письмо Черныша, доставленное из обкома. Оно требовало первоочередного ответа, поэтому второй секретарь Александровского горкома Ф. Г. Самохин срочно поехал в Мангидай. 7 января там прошло бурное партсобрание, Чернышу дали по всем пунктам полный отлуп. Все ярлыки, что вешали на жалобщика ранее, собрание закрепило. Филипп Гаврилович не устоял перед искушением согласиться с таким мнением. Дорого оно ему обошлось!

Бюро горкома, состоявшееся 15 января, остудило мангидайцев.

«Проверкой установлено, что факты, изложенные в заявлении рабочего Мангидайского ЛТК о вопиющей бесхозяйственности, злоупотреблениях, семейственности, нарушениях штатно-финансовой дисциплины и неправильном отношении к нуждам и запросам рабочих со стороны директора т. Шаргородского, подтвердились. Партийная организация стала на путь оправдания руководителей, замазывания их ошибок. Разбирая заявление тов. Черныша на партийном собрании 7 января 1952 года, коммунисты приняли совершенно неправильное решение, объявив Черныша клеветником и потребовав привлечения его к уголовной ответственности».

Конечно, при этом возникала определенная неловкость. Объявляя решение собрания неправильным, бюро молча укоряло Самохина: «А куда же ты смотрел, Филипп Гаврилович?».

Шаргородскому и парторгу Янину вкатили по строгачу с занесением в учетную карточку, Морозову — выговор, остальных крепко припугнули.

Обычно таким решением подводили под вопросом черту. На этот раз не обошлось. В Мангидай по поручению первого секретаря обкома 11. Чеплакова выехал заведующий отделом легкой промышленности Решетников. В Александровске он взял себе в помощники заведующего промышленным отделом горкома Сорокина и заведующего горфинотделом Александровского горисполкома Гибралтарского. Проверка письма началась заново.

По возвращении в Южно-Сахалинск Решетников представил отчет. Черныш по всем пунктам оказался прав. Да, прибывших в июле рабочих «работой не обеспечили, заработки были низкие, зарплата по два-три месяца не выплачивалась». Верно, что руководители ЛТК большую часть времени проводили в командировках: Шаргородский за пять месяцев находился в разъездах 79 дней, главный механик Войниченко — 69 дней, главбух Козырев (всего за три месяца работы) — 39 дней. И семейственность налицо: Луничева В. И., жена директора, получает ставку слесаря, парторг Янин — фиктивный радист, его жена — Щербинина — начальник несуществующей пожарной охраны. Подтвердилась правда о бытовых безобразиях: «Рабочие на лесозаготовках живут в исключительно плохих условиях, помещение захламлено, почти не отапливается. У многих рабочих нет постельных принадлежностей». Вывод был довольно жестким: «Считаю, что с решением горкома в основном нужно согласиться, однако секретаря горкома ВКП(б) т. Самохина необходимо привлечь к суровой партийной ответственности. Тов. Самохин Ф. Г. занимается промышленностью и ему должно быть известно, что комбинат систематически не выполняет производственного плана. Коммунисты — руководители цехов, отделов, мастера (Субботин, Столяров, Круглов, Савченко, Маков, Волков, Собко и др.) — в рабочее время пьянствуют, к работе относятся халатно, проявляют бесхозяйственность, а некоторые из них занимаются злоупотреблениями и хищением социалистической собственности. Такие кадры — прямая вина Самохина. Он не разоблачает разложившихся коммунистов-руководителей. Подобный либерализм и беззубость Самохин проявил в отношении руководителей шахты «Мгачи», к начальнику порта Винокурову, допустившему антипартийные дела, бездушие и бюрократическое отношение к рабочим».

Вопрос о мангидайских шкодниках развернулся и ударил по добросовестному партработнику Филиппу Гавриловичу Самохину. Объявили ему выговор с занесением в учетную карточку, сняли с должности и порекомендовали найти себе работу за пределами Александровского района. Последний гвоздь в деле забило бюро обкома партии, приняв развернутое постановление. Был снят с работы Бакшецкий. Прокурору области Цареву поручили опротестовать приговор Александровского нарсуда в отношении Черныша, а Шаргородского привлечь к уголовной ответственности за грубое нарушение штатно-финансовой дисциплины.

Итак, порок был наказан, справедливость восторжествовала, оставалось лишь сообщить об этом главному возмутителю манги- дайского спокойствия. Но на месте его не оказалось!

Разыскали Черныша компетентные органы в дебрях Смирны- ховского леспромхоза, доставили ни живого ни мертвого в обком партии. Сначала его расспросили, величая Яковом Аникееви- чем, как он доехал, потом объявили о принятых постановлениях, о полной его реабилитации и поблагодарили за качества непримиримого борца.

— А теперь вас проводят в нашу гостиницу, накормят, обеспечат билетом в обратную сторону. Можете в городе отдохнуть денек-другой, вот вам на расходы (подали конверт). Если что понадобится, позвоните по этому телефону (подали бумажку с записанным номером).

Больше о Черныше ничего не известно.

IV

Ну, а что же изменилось после такой бури в Мангидае?

А ничего! По-прежнему плохо организован труд, производственные цеха томятся в простоях, трактора и автомашины выходят из гаража после одиннадцати. Много прогулов. Пьянствуют рядовые и руководители, пьют на работе и после. И со штатным расписанием шалят, только нарушает его теперь новый директор Крупьянский.

И через два года ничего не изменилось. 31 марта 1954 года бюро Александровского горкома записывает в своем постановлении: «Партийная организация Мангидайского ЛТК не сумела добиться ритмичной работы предприятия, вследствие чего план первого квартала не выполнен… Среди нарушителей трудовой дисциплины имеются коммунисты Берш, Ахлюстин, Леонов, Наумец. Секретарь партбюро т. Ревунов производства не знает и не изучает его, допускает элементы зажима критики».

На горкомовскую голгофу волокут то одного, то другого мангидайского начальника. Вновь строго наказали Леонова, начальника лесопильного цеха: «На работу приходит в нетрезвом состоянии… В быту ведет себя недостойно, избивает жену».

7 апреля 1954 года бюро рассматривает персональное дело На- умца И. А., начальника бондарного цеха, через месяц — плано- вика-экономиста Берша Л. Э. Обоих наказывают за пьянку. Нет, мангидайскую крепость не поколебали ни проверки, ни наказания! Мангидай оказался не по зубам даже всесильному Сталину, перед которым трепетали народы и государства. Конечно, он мог бы поселок стереть с лица земли, законопатить Шаргородского и всю братию к черту на кулички, но барачно-спиртовый дух Ман- гидая был неподвластен и ему. Мангидай как явление, как образ жизни существует и теперь. Он посрамит не одно поколение реформаторов. Он в каждом районе, каждой области, он в Кремле. Мангидай — зеркало нашего общества. Всмотритесь: какие отвратительные физиономии отражаются в нем!

Из протоколов собрания партийной организации лесоучастка «Медвежье».

26.03.49 г.: «Мобилизовать лесорубов на ручную трелевку, а всем коммунистам быть в авангарде этого дела. Имеется 6 тыс. кубометров древесины, которую надо вывезти. Начальник участка «Столбцы» т. Якунин и мастер т. Кабак вместо того, чтобы по-настоящему болеть за спасение древесины, от этого самоустранились и занимались зачастую пьянкой».

06.08.49 г.: «Парторг Поснов частенько бывает в нетрезвом виде, но все же он выпивает в меру, не то, что другие начальники — Кузнецов, Кабак, Фокин и др. Из леспромхоза к ним приезжает начальство, но приезжают не помогать в работе, а пьянствовать в полном смысле слова. К таким начальникам относятся: директор леспромхоза Шиляев, главный инженер Меньшиков и др. Начальство ЛЗУ учится у них и продолжает пить без просыпу».

25.08.49 г.: «Строительство жилья идет медленно лишь потому, что организация труда плохая, руководители стройплощадки коммунисты тт. Фокин и Волков работой не руководят, занимаются систематической пьянкой. Бригады строителей простаивают из-за отсутствия леса и пиломатериала. Подготовительные работы к зимнему сезону ведутся плохо. План летних лесозаготовок выполнен на 38 %».

Из протоколов собрания партийной организации ЛЗУ «Чистоводное».

06.05.49 г.: «В бухгалтерии царит полный хаос. Если рабочий спросит, сколько он заработал, то бухгалтер Костюков обругает нецензурными словами. Бухгалтер Костюков приходит на работу пьяный. Кассир Языченко посылает рабочих к черту. То он ведомости дома забыл, то во время рабочего дня пьянствует».

Из объяснения коммуниста Максимова: «Я нервный, в танке горел. Долгое время не получал зарплаты. Бухгалтер Костюков имеет привычку спрашивать: «Если поставишь выпить, то получишь зарплату». Я подкараулил Костюкова и отлупил его».

13.07.49 г.: «План весенне-летней заготовки и вывозки леса выполнен на 8,3 %. По лесопункту с января месяца по 13 июля совершено прогулов без уважительных причин 1902 человеко-дня, к прогульщикам мер не принято».

06.08.49 г.: «У нас считается, что леса заготовлено 12 тысяч кубометров, а на самом деле 4500 кубометров. Сводки были дутые. Кто за это ответит? Погрузка у нас — больной вопрос. Как только рабочие получают зарплату, то не выходят на работу по три дня. На бригадиров погрузки тт. Копылова и Федотова материал передали в суд. Мастера с участков «Баханосова» и «Веселый» деньги получают для рабочих и пьянствуют до потери сознания, а рабочие в это время сидят голодные».

15.03.52 г.: «На лесопункте «Дружный» сорван план, там полностью отсутствует организация труда. За весь сезон мастер Пуй- ша был на лесосеке 4–5 раз, а если и приходил, то как американский наблюдатель. Начальник ЛЗУ Шинкарук на участке не был около 6 месяцев. Он с директором леспромхоза Дериненко вместе пьют, мастером сплава поставили бывшего попа Васина, чтобы сорвать сплав. Мастер Белов жулик, вор, проходимец, присвоил деньги рабочих. Мы полгода бьемся, чтоб Белова сняли и отдали под суд, но этого никто не делает… Все эти шинкаруки, пуйши, беловы со злобой смотрят на коммунистов».

Из протоколов собрания партийной организации ЛЗУ «Пятиречье».

20.01.48 г.: «Начальник ЛЗУ т. Овсянников вместо наведения должного порядка систематически грубит с рабочими. 4 января напился пьяный и ругал рабочих в магазине нецензурными словами. План за IV квартал 1947 года выполнен по заготовке на 66 %, по вывозке на 21 процент, январский план по существу сорван.

Овсянникову А. И. объявить строгий выговор с занесением в учетную карточку».

15.02.48 г.: «Персональное дело Овсянникова А. И., 1914 года рождения. Т. Овсянников водку любит, без нее жить не может. К японцам относился грубо, занимался мордобитием. Окружил себя дружками и собутыльниками. Февраль объявлен месячником ударной заготовки, а Овсянников избил свою жену и со своим любимым кассиром и бимом водки поехал на участок пьянствовать.

Овсянникова А. И. с должности начальника ЛЗУ снять, из членов ВКП(б) исключить».

02.04.48 г.: «Жилищно-бытовые условия рабочих находятся в крайне неудовлетворительном состоянии. Квартир ощущается большой недостаток, рабочие живут исключительно плохо. Прибывающие промпереселеицы очень медленно и неорганизованно включаются в производственную работу».

10.09.48 г.: «Вопрос о выкатке и отгрузке древесины стоит крайне неудовлетворительно. Из плана 26 тыс. кубометров выкатано всего 5670 кубометров. Все это потому, что начальник пункта т. Вдовин не интересуется состоянием и нуждами своих рабочих. Нет учета работы, обезличка в выплате зарплаты. Как коммунист Вдовин не ведет никакой работы, занимается пьянкой, устраивает семейные драмы, потеряв всякий облик советского человека.

За плохую работу и систематическую пьянку Вдовина от работы отстранить и объявить выговор с занесением в учетную карточку».

27.09.48 г.: «Персональное дело Морозова И. А., 1914 года рождения, члена ВКП(б) с 1945 года. Морозов с техноруком Селивановым день и ночь ходят пьяные, притесняют рабочих, оскорбляют их нецензурными словами. Распределение квартир происходит за бутылкой водки с завхозом Скрипченко. Морозов устроил свояченицу Скрипченко продавцом в магазин. Морозов ведет себя слишком плохо, ходит постоянно в пьяном виде, с разбитой физиономией, часто устраивает драки. 3 сентября устроил скандал с заведующим медпунктом Калининым, обзывал его предателем и изменником Родины, грозился убить, но ему помешали. Медпункт ютится в маленьком коридорчике. На участки Морозов выезжает пьяный, приходит к рабочим с палкой в руке, грубит им.

За систематическую пьянку, за развал работы лесопункта, за грубость с рабочими т. Морозова от работы отстранить и объявить выговор с занесением в учетную карточку».

12.11.48 г.: «ОРС плохо организовал снабжение рабочих. На участке «Ягодное» два месяца стоит готовый магазин, но нет продавца, не завезено ни грамма продуктов. Поэтому из «Ягодного» народ убегает пачками. Все работники ОРСа обеспечили себя картошкой, а лесорубы ее не видят. Валенками обули всех работников ОРСа, а для остальных остались только детские размеры. Не работают котлопункты, ни на одном участке нет чая, сахару, табаку, спичек, фуражного овса. Не завозят керосина, поэтому люди сидят в темноте при лучинах и сальных плошках. Продавщица в магазине Пятиречья грубо относится к рабочим, на работу является пьяной. Продавщица на Сплавном Якушина груба. Лучший лесоруб Авдеев жалуется: «Год живу, а хорошего хлеба так ни разу и не поел. Я стахановец, а не могу попить чаю с сахаром». На лесопункте «Новое» в течение трех месяцев нет соли и сельди… Заведующему складом ОРСа объявить строгий выговор с занесениехм в учетную карточку».

05.09.49 г.: «Подготовка к зиме идет крайне неудовлетворительно. Построить должны были 15 домов, построили только три, остальные заложены. В настоящее время строительство прекращено из-за остановки шпалорезки. Решение строить из круглого леса не выполняется из-за плохой организации труда. Старые японские дома требуют капитального ремонта, но к ремонту руководство и не думает приступить. Магазин ОРСа к работе не пригоден, рабочая столовая требует капитального ремонта, пекарня к дальнейшему использованию не пригодна, овощехранилище требует капитального ремонта. Глубинный завоз продуктов не производится».