Как жили мы на Сахалине

Нарком Жемчужина — кто такая?

В Сахалинском центре документации новейшей истории (бывшем партархиве) имеется любопытнейший документ — стенограмма совещания, которое вела нарком рыбной промышленности СССР П. С. Жемчужина в Александровске 14 мая 1939 года.

Нарком Жемчужина — кто такая? Что занесло ее на Сахалин? Как она добиралась сюда — пароходом, самолетом? Через Владивосток или Николаевск-на-Амуре? Рой вопросов — и ни одного ответа! Я кинулся в библиотеки, архивы, перечитал стенограмму снизу вверх, сверху вниз, посмотрел каждый листок на свет — и вот рухнула глыба времени в семьдесят лет. И моему воображению предстал зал заседаний Сахалинской областной организации ВКП(б) в поздний майский вечер. В зале собрались работники рыбной промышленности области, руководство рыбокомбината, политотдела (таковой функционировал при госрыбтресте), директора предприятий, замполиты, шкиперы, бригадиры, рядовые — передовики производства, стахановцы, представляющие ближайшие районы (с дальних в разгар путины добраться было невозможно).

На ярко освещенную сцену, украшенную большим портретом Сталина, выходит руководящий состав, все встают, приветствуя друг друга аплодисментами. Рядом с первым секретарем обкома Г. Шаталиным — женщина среднего роста в строгом светлом костюме. Григорий Иванович представляет гостью:

— В работе нашего совещания принимает участие народный комиссар рыбной промышленности СССР товарищ Жемчужина.

По имени-отчеству к людям такого ранга принято обращаться только в тесном кругу, для трудящихся масс она — товарищ нарком, товарищ Жемчужина, представитель Москвы, член ЦК, дочь партии, посланец товарища Сталина. Зал встает в едином порыве и приветствует ее бурными аплодисментами. Нарком отвечает:

— Ваши приветствия отношу на счет заслуг нашей партии, нашего ЦК, руководимого мудрым вождем, дорогим товарищем Сталиным.

Обрушивается шквал аплодисментов. Она первой опускается на стул, поправляет жакет, на лацкане которого сияют два ордена — Трудового Красного Знамени и Ленина, слегка касается искусной укладки коротко остриженных волос, раскрывает папку, достает карандаш и переводит пристальный взор на докладчика. Пока начальник Сахалинского госрыбтреста т. Петрушкин, вытирая пот, информирует наркома и всех присутствующих о положении на вверенных ему предприятиях, зал внимательно рассматривает женщину-наркома. Есть в Советской стране ученые-историки А. Панкратова и М. Нечкина, математик С. Яновская, писательницы М. Шагинян, Л. Сейфуллина, В. Кетлинская, скульптор В. Мухина. Вся страна гордится отважными летчицами Героями Советского Союза П. Осипенко, М. Расковой, В. Гризодубовой. За ними, как поется в песне, «хозяйский теплый женский класс» — 17 тысяч агрономов, зоотехников, ветеринаров, 44 тысячи инженеров, 18 тысяч экономистов, 85 тысяч врачей, 144 тысячи педагогов и работниц культурно- просветительных учреждений. А женщина-нарком — всего одна!

19 января 1939 года Указом Президиума Верховного Совета СССР наркомат пищевой промышленности разделили на три комиссариата: рыбной промышленности, мясо-молочной и пищевой. Тем же числом был издан указ о назначении народным комиссаром рыбной промышленности СССР Полины Семеновны Жемчужиной.

Руководящий состав области знает, что Полина Семеновна — жена председателя Совета Народных Комиссаров СССР т. Молотова, но вряд ли кто из них осведомлен, что она и не Жемчужина, и не Полина. По рождению — Перл Семеновна Кариовская, но происхождению — мещанка из небогатой еврейской семьи со станции Пологи Гуляйгюльского района Днепропетровской губернии. Выпускница гимназии увлеклась романтикой классовой борьбы и в возрасте 21 год вступила в ряды РКП(б), участвовала в боях с белогвардейцами на Украине. В один из критических моментов ей пришлось перейти на нелегальное положение и перебраться в Харьков. Там заведующий паспортным отделом городской подпольной организации, зашифровав по-своему ее имя (перл — жемчуг), в ноябре 1919 года выдал ей паспорт на имя Полины Семеновны Жемчужиной. С этим именем она и сошла в могилу 1 мая 1970 года.

С победой советской власти молодая общественница проявила кипучую деятельность, за что удостоилась представлять свою губернию на международном женском конгрессе в Москве. Ее яркая личность заинтересовала Молотова. В конце 1921 года она стала его женой. Круг семейных забот ей оказался тесен, и она быстро вышла на всесоюзную орбиту. Этому способствовали не только мужнино покровительство и близкое знакомство со Сталиным. Она обладала хваткой, природным умом, сильной волей. Чтобы иметь представление о ее характере, обратимся к свидетельствам современников.

Сразу же после войны дважды Герой Советского Союза генерал армии М. Катуков был назначен командующим бронетанковыми и механизированными войсками Группы советских войск в Германии. Семья переехала к нему. Жена Катукова позже вспоминала: «Я жила в Саксонии, где служил муж. По пути в Карловы Вары к нам заехали Полина Семеновна с дочерью Светланой, обе были роскошно одеты. Прилетели они самолетом со своими врачами и обслугой в пятьдесят человек. Жемчужина была очень умная, очень властная женщина».

В 1949 году Жемчужину арестовали якобы за связь с еврейскими националистами. «Дело» было сфабриковано с размахом, на допросы и очные ставки вызывали лиц, еще недавно занимавших солидные должности. Один из них во время очной ставки говорил ей: «Вы были чрезвычайно деспотичны. Вас боялись, потому что вы были люты, как боярыня Морозова». Другой утверждал: «Жемчужина обманывала правительство и добивалась показателей в работе путем злоупотребления своим положением жены Молотова».

Даже если сделать скидку на чрезвычайность обстоятельств, в которых давались показания, то все равно за Жемчужиной остаются качества человека неординарного.

Однако какое она имела отношение к рыбной промышленности? Никакого. Наркомом она стала потому, что была преданным членом партии и верным другом т. Сталина, имела опыт общего руководства.

Через два месяца после назначения она блестяще выступила на XVIII съезде партии, сообщив, что за последнее десятилетие улов рыбы в стране удвоился: с 7 миллионов 470 тысяч центнеров до 14,5 миллиона. Рыбная промышленность СССР заняла второе место в мире. Новый нарком представила съезду обширную программу дальнейшего развития отрасли: наряду с ростом добывающего и приёмотранспортного флотов предусматривалась модернизация берегового хозяйства. Капитальные вложения по береговому хозяйству на Дальнем Востоке направлялись на создание мощной базы в Петропавловске-Камчатском, Николаевске-на-Амуре, Владивостоке, на Сахалине, на увеличение холодильных емкостей в крупных рыбных портах, на строительство двадцати береговых сборных холодильников, консервных заводов и рыбообрабатывающих комбинатов. Стратегическим направлением становился активный лов. Особое ударение делалось на то, что развитие рыбной промышленности преображало лицо далеких окраин.

«Даже в таких диких в прошлом районах, как Сахалин, место бывшей царской ссылки, Камчатка, охотское побережье, далеко не редкостью являются теперь клубы, хорошие школы, больницы, детские ясли, библиотеки, столовые», — подчеркивала Жемчужина и приводила конкретный пример роста материального благосостояния человека: бригадир Швайковский И. С. из рыбколхоза им. Сталина на Камчатке выполнил годовой план на 156 процентов. Его личный заработок за сезон лова составил 10124 рубля. «В третьем пятилетием плане, — заключала нарком, — к рыбной промышленности предъявляются особые требования: решительно преодолеть отставание».

Начинать преодоление надлежало с предприятий, для чего и предпринята была далекая и трудная командировка.

Что у кого болит, тот про то и говорит

На совещании наркому выкладывали все подряд.

— Возьмем таростроение. Мы колем клепку у пня, и приблизительно тридцать процентов древесины используется, а остальная остается гнить. Нет транспорта, мы везем клепку на лошадях, на оленях, на собаках. Нам нужно 205 лошадей. Нет донника, нет лесопильных установок…

— В Зеленом Гае засольных цехов нет, строим их четыре года. А только и делов-то — завербовать плотников. Бухта там хорошая…

— Я работаю на Сахалине с тридцатого года, и с тридцатого года говорят, что нужно строить мастерскую, но ее не строят до сих пор. Катер простоял все лето, потому что заклепок нет, чугуна нет, сортового железа нет, нет нефти и масла. Пришло два токарных станка с базы Дальрыбснаба, так один из них простоял в МРС полтора года. Стали мы ходить по организациям, обменивать баббит на заклепки. Лето проходили, и пришлось катер ремонтировать в плохую погоду под палаткой…

— Дели нет! Поэтому невод дороже жизни. Спасая невод, погибли девять рыбаков. Нет спецодежды, глубокой осенью люди работают в рванье…

— Дальрыбсиаб надо расчихвостить. Рабочие живут по-скотски — всю путину в палатках, где антисанитарные условия. Ходят в уборную и в этих же сапогах топчут соль. Соль свалили прямо в грязь под открытым небом…

— Крыша в засольном цехе на рыбозаводе «Половинка» до сих пор не закончена, посольные чаны не промыты…

— Я выступаю четвертый раз на совещаниях при четырех управляющих, а положение дел не меняется. Суда простаивают, а рыбу гноят и закапывают. Шхуна «Пролетарка» простояла на рейде, поэтому все рыбозаводы Рыбновска остались без горючего. А сколько времени пароход «Шантар» болтался, но так и ушел неразгруженным. Во Владивостоке пароходы загружают долго, пригоняют их осенью, когда шторма, так они и уходят неразгруженными…

— У нас колоссальные богатства, а трест ежегодно терпит большие убытки. За свое существование трест сделал 35 миллионов убытков. За прошлый год мы имели убытков на 13 миллионов рублей да рыбной продукции не вывезли на 12 миллионов, выходит, что убытки составляют 25 миллионов рублей…

— Трест не понял, какое значение в стране имеет лед для сохранения качества продукции. Антиледовые настроения имеются не только у директоров предприятий, но и у руководителей треста. План льдозаготовок выполнен только на 47 процентов. Или это беспечность, или имела место злая воля…

— Организация труда отвратительная: наряды рабочим не выписываются, когда они приступают к работе, то не знают ни норм выработки, ни расценок. На рыбозаводе в Широкой Пади домик не успели достроить, а уже возникает текущий ремонт. В Мосии выстроили детские ясли на шесть комнат, а уже требуется 50 тысяч рублей на дополнительный ремонт. И какой организации труда ждать, если в Пильво за четыре месяца сменилось семь директоров, на другом рыбокомбинате — пять главных бухгалтеров…

— У нас нет четко продуманного плана. Только в этом году главк спускал восемь вариантов плана…

— Как только заканчивается путина, так сразу прекращается деятельность самого треста, начинается «канцелярия»: совещания, собрания, заседания, а результатов никаких…

— О товарище Петрушкине рабочие рассказывают анекдоты: мол, прислал бы свою фотографию, так как они его совсем не знают. Рассказов ни одним конкретным вопросом не занимался, кроме сплетен и склок. А товарищ Дьячков взял обязательство к открытию XVIII съезда ВКП(б) закончить заявки, а эти заявки он должен был сдать еще в ноябре 1938 года…

После выступлений секретаря обкома т. Воронова, начальника Главвостокрыбы т. Захарова, инструктора политуправления наркомрыбпрома т. Аксенова слово взяла нарком т. Жемчужина.

Наркомовская речь

Стенограмма сохранила особенности устной речи, не отредактированной наркомом, о чем свидетельствует надпись Шаталина: «Один экземпляр отправить т. Жемчужиной во Владивосток». Тем интереснее вчитаться в документ, «прислушаться» к отдельным репликам, уловить тон, дух выступления. Все ж таки нарком! Шаталин позволил себе всего две короткие реплики, остальные бросает Жемчужина.

Отдадим ей должное за соблюдение такта: реплики относились лишь к руководителям и специалистам треста, остальных она слушала не перебивая.

Ее выступлению присущи обороты речи номенклатурной верхушки, на ней налет риторичности, выспренности, ложного пафоса. Речь насыщена повторами разных видов, параллелизмами. Вот некоторые речевые пассажи:

«Я была на предприятиях и встретила там таких рабочих, которые не только готовы выполнить план, не только выполнить качественные задания, но если бы сегодня им партия сказала, что нужно свернуть руками гору — люди не посчитаются со своим трудом и своими возможностями и придут, и будут эту гору двигать».

«Как только я сошла с катера, я обратилась к рабочим. Я нарком и имею немалый опыт в работе, но я учусь у рабочих, рабочая масса не станет надувать, рабочие вскроют гнойник».

«Тов. Петрушкин работал, как может работать только кустарь, кустарь-одиночка»; «те недостатки, те ненормальности, та оплошность, те преступные действия»; «эта жуткая бесхозяйственность создана благодаря тому, что люди, сидящие здесь, жили вопросами настоящего дня, не занимались вопросами перспективы, не занимались вопросами завтрашнего дня».

По всему тексту небрежно рассыпаны штампы, корпоративный жаргон: «политический ляпсус», «политическая ошибка», «политическая близорукость», «масса была мобилизована», «указания ЦК относительно человеческого материала», «на судоверфи обсчитывают пачками», «директор неплохой, кулак крепкий, но партийная чуткость потеряна», «нюх у него достаточный», «он поставил вопрос как коммунист, который проштрафился, в этом сказалось все его нутро».

Словесное плетение является самодовлеющим. Создается впечатление, что не нарком владеет речью, а речь наркомом. Мал язык, а великим человеком шатает.

Бессилие наркома

И вот к трибуне с заключительным словом выходит парком рыбной промышленности СССР т. Жемчужина. Строгая и деловитая, она произносит речь, глядя в зал, в ряды ударников и бригадиров, и совсем не смотрит в листки. Говорить нс по бумажке — своего рода шик. Сначала она произносит скороговоркой, как нечто несущественное:

— В основном все было сказано т. Захаровым, который проанализировал существо положения в тресте, т. Аксеновым, указавшим на недостатки в партийно-массовой работе, и т. Вороновым, который совершенно правильно остановился на недостатках, имеющихся в тресте.

Никто не замечает повторов. Зал затих, ожидая чуда: в людях живет вера во всемогущество высокого начальства. Нарком, посланец Сталина, должен задать трепку местным бюрократам и навести порядок. Если все сказано предыдущими ораторами, то нарком произнесет сейчас нечто такое, чего никогда ни эти стены, ни эти люди не слыхивали.

Голос Жемчужиной крепчает:

— Мы приехали в Най-Най, рабочие заявляют: нет тачек. А судоверфь находится в двух километрах, там завод, где лесу сколько угодно, где тачек можно сделать сколько угодно, а выливка рыбы из- за этого задерживается. Рабочие говорят: нет сачков. Это же мелочь! А сколько мы теряем на этом производительности труда? Занялся ли кто-нибудь с карандашом в руках, сколько нам все это стоит?

Подобных примеров она приводит несколько, но особый гнев у нее вызывают условия быта рабочих. И она кроет:

— Вот все хвалили директора рыбозавода, у которого замечательный лабазик, где чисто, хорошо, чаны прекрасные. Но как этот директор заботится о человеке? За такое дело надо привлекать к ответственности, я удивляюсь, как райком партии так либерально относится к руководству завода, где так бесчеловечно, так невозможно относятся к рабочим. Там имеется квартира, где живут холостяки, и здесь же живут семейные. Есть еще одна квартира, где также живут холостяки и семейные. Семейные заявляют, что холостяки вшивые, они заразят детей. Спрашивается: почему нельзя поместить холостяков в один дом, а семейных — в другой? Семейные не имеют возможности дать своим детям чай из-за того, что ист кипятку. Спрашивается: неужели нельзя было поставить какой-нибудь котел, чтоб дать возможность рабочему и его детям выпить горячего кипятку? Спрашивается: где забота о человеке, о которой бесконечно говорит ЦК партии? Кто вам дал право так обращаться с рабочими? Другой директор поместил семейных в общежитие, где протекает крыша, кухня находится на улице, рядом с палаткой открытая уборная источает запахи. Спрашивается: где партийная чуткость? Товарищ Сталин сказал, что самым ценным капиталом является наш человеческий материал. А вы что для него делаете? Ничего! Партия учит заботиться о рабочих, а у вас этой заботы нет, рабочие живут в жутких палатках.

Далее нарком всыпала руководству треста за плохой учет на материальных складах, где она лично обнаружила недостачу двух килограммов баббита, за то, что не выполняются распоряжения ЦК о пересмотре норм и расценок.

Ее выступление построено по образцу классической симфонии, где есть увертюра, главная часть со страстями контрастов и финал. В финале звучит ода «К радости», утверждающая единение всех начальственных структур и рабочего класса.

— Сейчас все внимание должно быть обращено на выполнение производственной программы, на нормальное использование рабочей силы, на правильную расстановку рабочей силы, на сохранение качества и улучшение качества продукции, на правильное использование технического персонала, которого у вас так немного… Если своевременно ошибки выправить, то вы будете выглядеть замечательным коллективом… Я прямо обращаюсь к коллективу: на основе решений XVIII съезда партии, на основе указаний товарища Сталина коллектив должен в своей работе целиком перестроиться. Если вы возьметесь за дело по-настоящему, по-большевистски, по-сталински, то решения XVIII съезда вы выполните. Я, как нарком, выражаю в этом уверенность и желаю вам больших успехов.

Бурные аплодисменты достойно завершают симфонию. После них зачитали прозу: начальника Сахгосрыбтреста т. Петрушкина понизили до зама, на его место назначили т. Жукова, а бывшего заместителя Рассказова вовсе уволили из рыбной промышленности. Еще раньше был смещен начальник политотдела треста т. Шиндяпин.

Итак, поездка высокого должностного лица завершилась. Жемчужина добросовестно выполнила то, чего требовало от нее положение наркома и члена ЦК, искренне веруя в благо своих деяний и силу своего влияния. Однако детальное изучение событий и документов той эпохи свидетельствует, что наркомовские усилия потонули в пучине сахалинских вод, ушли в прибрежный песок. В ее власти было выделить деньги на строительство, на ремонт, на сооружение портового хозяйства, она могла заставить, чтобы пароходы из Владивостока своевременно доставили станки, металл, пилорамы, дель. Но она была бессильна переломить отношение «человеческого материала», рядового и начальствующего, к тому, чтобы доставленные станки не валялись на складах, а то и под открытым небом, чтобы улов не гноили в засольных чанах, чтобы соль не выгружали в грязь.

Она могла сколько угодно произносить заклинания относительно уважения к рабочему классу, взывать к долгу и совести руководителей, но это не меняло условий жизни быстро растущего населения Дальнего Востока. За 13 лет — от переписи населения 1926 года до переписи населения 1939 года — число жителей возросло на 329 процентов, и увеличилось оно не только за счет заключенных. Ехало немало добровольцев в надежде на лучшую жизнь. Проблемы их благоустройства решить могла лишь целенаправленная государственная политика. Ведь беда заключалась не в том, что семейных поселили вместе со вшивыми холостяками, а в том, что государство не желало тратиться на комфортное жилье для каждой семьи, для каждого холостяка, запихивая людей в палатки, на барачные нары и в клетушки. Это певца революции Владимира Маяковского восхищали строители города-гиганта, терпеливо переносившие лишения 1929 года:

Палаточно-барачный люд проявил исключительную текучесть. Секретарь Сахалинского обкома докладывал в июне 1940 года пленуму Хабаровского крайкома ВКП(б): «Главными причинами плохой работы всей нашей промышленности являются: плохая организация труда на предприятиях, большая текучесть рабочей силы. В такой основной отрасли, как угольная, уже в 1936 году рассчиталось 219 человек. Текучесть рабочей силы есть результат плохих материально-бытовых условий. На рудниках Мгачи, Арково семьи, прибывшие в 1939 году, живут по две в комнате».

Не в квартире, а в комнате! Это в угольной промышленности, а там, где производство носило сезонный характер, условия были еще хуже. «На большинстве рыбозаводов, — продолжал секретарь, — жилая площадь представляет собой временные «фаршированные» бараки постройки 1930–1931 годов или здания с неоконченным строительством… Клубов, бань, столовых также на большинстве рыбозаводов нет. Такое положение ежегодно вызывает большую утечку кадров. Расходы на вербовку и завоз рабочих с материка ежегодно выражаются в сумме 2,5 миллиона рублей…».

20 января 1941 года в Александровске состоялось совещание стахановцев совместно с партхозактивом рыбозаводов и рыбокомбинатов Сахалинской области. На нем присутствовали председатель облисполкома Крюков, начальник госрыбтреста Карев, председатель межрыбакколхозсоюза Легенький. Выступающие подводили итоги хозяйственной деятельности за 1940 год, вскрывали различные недостатки.

Год для рыбаков оказался неудачным. При увеличении численности рабочих госрыбтрест уменьшил добычу рыбы по сравнению с 1939 годом почти на одну треть. Всего по области было реализовано рыбопродукции 109,5 тысячи центнеров при плане 215 тысяч. «Большинство колхозов план по вылову рыбы не выполнили, причиной чему послужили низкая организация труда колхозников, слабое руководство межрыбакколхозсоюза».

Выступающие сообщали:

— простои флота по госрыбтресту составили 65 процентов;

— рыболовные единицы отремонтированы исключительно плохо, приходилось их ставить на повторный ремонт;

— совершенно отсутствует снабжение колхозников спецодеждой, колхозов — строительными материалами;

— строительство цехов на рыбозаводе «Тык» не ведется;

— на судоверфи снабжение очень плохое — железа нет, заклепок нет;

— питание в столовых очень плохое;

— в магазинах Александровска нет ни свежей рыбы, ни соленой, ни копченой;

— рационализатор т. Кудрявцев живет в плохой квартире, стахановец Месячников живет в плохой холодной квартире…

Поездка наркома Жемчужиной на Сахалин явилась своего рода демонстрацией кипучей деятельности, близости к народу, к массе, заботы об этой массе.

Ее призыв «целиком перестроиться», чтобы ликвидировать бесхозяйственность, остался безответным. Никто не знал, что это значит. Даже через сорок шесть лет у Горбачева и высшего партийного руководства, затеявших перестройку, не было ясной программы. Весь пар ушел в свисток. Позже силы, разбуженные свистком, смели и инициаторов, и прорабов перестройки.

А ведь руководитель обязан предвидеть — это высшая способность человека. У распорядителей нашей жизни таких способностей нс оказалось. На окраинах, особенно на Дальнем Востоке, в местах новостроек десятилетиями царили бесхозяйственность, низкая культура труда и быта.

Перед ними были бессильны и наркомы, и министры.

С той поры пронеслись десятилетия, давно нет Жемчужиной, вся жизнь перевернулась, но прежними остались отношение московских чиновников к «человеческому материалу» да наша непобедимая бесхозяйственность. И бараки стоят до сих пор во многих населенных пунктах, включая областной центр. А там, где их ликвидировали, барачный дух переселился в многоэтажки.

В заключение еще одно наблюдение. Жемчужина побывала в Широкопадском и Александровском районах, но ни словом не обмолвилась о красотах сахалинской земли. То ли посчитала, что на совещании пейзажная лирика ни к чему, то ли душа оказалась глуха к ней. А скорее всего, одолел взгляд на остров, как на кладовую, из которой надо брать и черпать, черпать и брать.