Как жили мы на Сахалине

Нас позвала Бангладеш

В богатой моряцкой судьбе Роберта Борисовича Соколова Читтагонг, далекий теперь по времени и расстоянию, занимает особое место. Тогда тысяча советских моряков удивила весь мир. За 27 месяцев они расчистили акваторию главного порта Республики Бангладеш и спасли ее народ от неминуемого голода. Их тяжелый и опасный труд достоин высокого слова — подвиг. Предыстория его такова.

После Второй мировой войны начали рушиться колониальные империи. Из короны «Британского содружества наций» выпал самый драгоценный бриллиант — Индия. В 1947 году англичане, уходя с полуострова, разделили бывшую колонию на два доминиона — Индийский Союз и Пакистан. Пакистан состоял из двух частей — западной и восточной, совершенно разобщенных между собой. В восточной части, где проживало свыше 54 процентов всего населения страны, царила нищета. Государственные ассигнования и иностранная помощь оседали в западной части.

В декабре 1970 года состоялись первые всеобщие выборы, на которых победу одержала Народная лига (бенгальская национальная партия), требовавшая предоставления широкой автономии Восточному Пакистану и проведения в нем значительных социально-экономических преобразований. Правящие круги Пакистана во главе с Яхья-ханом результаты выборов не признали, разогнали законодательные власти в Восточном Пакистане, 21 марта 1971 года арестовали бенгальского национального лидера Маджибура Рахмана. Началось массовое истребление бенгальцев. Миллионы беженцев хлынули в Индию, которая оказала моральную поддержку бенгальскому национальному движению.

9 августа 1971 года Советский Союз заключил с Индией договор о мире, дружбе и сотрудничестве.

3 декабря 1971 года между Индией и Пакистаном началась война. Пакистан потерпел поражение. По инициативе Индии боевые действия прекратились 17 декабря. А днем раньше патриотические силы Бенгалии провозгласили образование независимого государства — Народной Республики Бангладеш. Беднейшая страна, заливаемая в период дождей разбухающими водами Ганга, Брахмапутры и Мегхны, теперь была разорена войной. Помощь извне поступить не могла, так как главный порт Читтагонг был разрушен, все подступы к нему заминированы и закрыты затопленными судами. Западные специалисты предрекали бенгальцам тяжелое будущее. И тогда шейх Маджибур Рахман, вернувшийся в страну в январе 1972 года и возглавивший правительство, обратил свои взоры к Советскому Союзу. Пусть это вызовет у нас, бывших граждан СССР, гордость за страну, готовую на бескорыстную помощь.

Решением Советского правительства в самые сжатые сроки была создана спасательная экспедиция. В ее состав вошли 26 судов Тихоокеанского флота и дальневосточных пароходств. Сахалинское морское пароходство командировало спасательное судно «Атлас» во главе с капитаном А. А. Знотиным. Одним из первых помощников у него был Р. Соколов.

И вот 31 июля 2002 года, через 30 лет после начала Читтагонгской эпопеи, у председателя совета ветеранов Сахалинского морского пароходства Р. Соколова собрались старые друзья, соратники по экспедиции: Виталий Васильевич Кузнецов, сменивший на «Атласе» старшего механика Юрия Ясько, боцман Борис Петрович Гребеньков, старший моторист-газоэлектросварщик Павел Семенович Леуш. Иные были далече.

Принесли моряки фотографии, различные документы и предались воспоминаниям.

Контр-адмирал Сергей Зуенко

Он был очень доступным человеком, к нему запросто подошел боцман с «Атласа» Николай Шабала:

— Сергей Павлович, вот для военных моряков из Сингапура привозят всякую мелочевку — бритву, то-се. А мы, гражданские моряки, вроде как и не ваши.

Контр-адмирал Зуенко улыбнулся своей щедрой улыбкой, при этом морщины от глаз разбежались лучами к седеющим вискам.

— Виноват, исправлюсь. Все вы наши, все вы мои. А к дальневосточникам питаю особое расположение.

Он был первым выпускником Тихоокеанского высшего военно-морского училища им. С. Макарова, двадцать лет отдал службе на дальневосточных рубежах, занимая должности старшего помощника, командира эскадренного миноносца, начальника штаба бригады миноносцев Тихоокеанского флота. На Черном море командовал бригадой эсминцев, на Северном флоте — вспомогательным флотом и аварийно-спасательной службой. Военно-морскую академию в 1958 году окончил с золотой медалью. С должности первого заместителя начальника вспомогательного флота и аварийно-спасательной службы Военно-морского флота СССР был назначен командиром советской спасательной экспедиции по расчистке порта Читтагонг. В кратчайшие сроки С. Зуенко сумел сформировать крепкое соединение со своей структурой, распорядком, отладить взаимоотношения военных и гражданских моряков, составить общий план, довести задачи до каждого экипажа, запустить механизм, который в дальнейшем обеспечил выполнение огромного числа работ — от ежесуточной выпечки хлеба до судоподъема. Он был в буквальном смысле слова отцом-командиром, высоким профессионалом, великолепным организатором. Для решения сложнейших дел у него непременно имелось три-четыре варианта. Оценивая в людях деловые и человеческие качества, он отдавал предпочтение последним. Его стремление создать подчиненным максимально возможные условия было естественным. Офицерам он вызвал жен, для рядового состава и гражданских лиц организовал клуб «Дружба», где можно было хорошо отдохнуть; удовлетворял скромные просьбы этих людей. Когда экспедиция покидала Читтагонг, он счел долгом стать у трапа и каждому участнику со словами благодарности пожать руку.

Ему приходилось быть дипломатом. Клеветнические выпады «желтых» газетенок он опровергал фактами: возил журналистов в порт, показывал результаты работы, терпеливо разъяснял задачи экспедиции. Нашу работу было с чем сравнить.

Порт Чална расчищала экспедиция консорциума ООН. Суда разделывались мощными взрывами, при этом крупные обломки оставались на дне и затягивались илом. Различимы были позиции и в другом. Капитан Серл, курировавший работу консорциума, спросил у Зуенко:

— Правда ли, господин адмирал, что все работы вы производите безвозмездно? Неужели вы такие богатые? Мы получили от ООН десять миллионов долларов.

— Господин капитан, — ответил адмирал, — человеческую беду у нас не принято измерять в денежном выражении.

В порту его звали «бигмэн» (большой человек), имея в виду не только рост, выправку, но и отзывчивость, доброту. На это обратил внимание и шейх Маджибур Рахман, когда принимал Зуенко:

— Я думал, что я большой, а оказывается, адмирал гораздо больше меня.

Гость не замедлил с ответом:

— Господин премьер-министр, я не больше вас, я выше ростом. Вы глава правительства, вы главнокомандующий армией страны, вы большой человек.

На второй день разносчики газет по всей республике кричали:

— Советский адмирал — лучший гость и друг отца нации! Почет и уважение адмиралу!

Капитан Альберт Знотин

Больше года капитан Знотин мучился с ногами. В субтропическом климате их обсыпало какими-то язвами. Пришлось носить шлепанцы с одним ремешком, а туфли обувать при выезде на совещание к адмиралу. Судовой доктор Анатолий Федорович Зайцев, бывший главврач Холмской больницы водников, колдовал с мазями, пробовал различные препараты — мало помогало. Только по возвращении в родные умеренные широты язвы стали засыхать, а после и вовсе исчезли, напоминая о себе лишь красными пятнами.

В таком положении капитан формально имел право поставить вопрос о замене и с легким сердцем отбыть домой. Но был он, как и теперь выражаются его сослуживцы, «безнадежно нормальным человеком», и такая мысль ему в голову не приходила. Его выпустило Ростовское-на-Дону мореходное училище имени великого упрямца Георгия Седова с похвальной рекомендацией: «Плавательную практику прошел с хорошей оценкой, свою специальность и море любит». Его трудовые успехи так были оценены официальным документом в 1971 году: «За добросовестное отношение к труду имеет 17 различных поощрений по службе… Командуя в 1970 году буксиром «Ударный», успешно справился с поставленными задачами, обеспечил безаварийную буксировку различных несамоходных судов в сложных навигационных условиях плавания».

В период весенних штормов он направился к берегам Бенгалии с заходом во Владивосток, где взял на буксир судно, которое надлежало провести через многочисленные проливы. Поэтому и шли к Читтагонгу около месяца, капитан ночами не сходил с мостика. Прежде чем следовать по узкому фарватеру через минное поле, капитан приказал тщательно загерметизировать «Атлас» и идти малым ходом. Тут на экипаж обрушились дикий тропический ливень, москиты, духота, липкая влажность. Оказалось, что судно совершенно не приспособлено для работы в субтропиках. Экипажу из 38 человек трудно стало в тесных каютах без кондиционеров. Открытые иллюминаторы не создавали прохлады, напротив, наружный воздух казался еще более душным и влажным. Москиты, большие злые комары, жалили немилосердно, кожа от укусов нестерпимо зудела. А ведь в таких условиях надлежало работать!

Первым делом Зиотин доложил адмиралу о благополучном прибытии, получил задание. В капитанскую каюту были приглашены первый помощник В. Подгайный, старший помощник А. Шарыпин, старший механик 10. Ясько, второй помощник Р. Соколов, корабельный инженер А. Груздев, специалист по подводным работам. Капитан высказал мысль о том, как важно сохранить хороший морально-психологический климат, значит, надо, чтобы хлеб выпекался отличного качества, пища готовилась вкусная и разнообразная, чтобы никакие мелочи не раздражали людей. Тут же было решено: судовым умельцам на баке соорудить тент, где не будет изнуряющей духоты. Затем до глубокой ночи стали просчитывать конкретные планы, чтобы в решение производственных задач включить энергию каждого человека.

Из приказа командира войсковой части 73051 от 21 июня 1972 года «О поощрении капитана спасательного судна «Атлас» А. Знотина в связи с днем рождения»:

Пекло

5 мая 1972 года адмирал С. Зуенко проинформировал офицерское совещание:

— Товарищи, сегодня спасатель «Атлас» под командованием капитана Знотина приступил к работам на объекте номер один. Это транспорт «Сонартари», затопленный у самой кромки речного фарватера, где он изгибается коленом.

Спасатель «Атлас» был едва ли не в три раза меньше затонувшего теплохода, но он смело взялся за дело. Главная фигура в судоподъеме — водолаз. Первым на глубину спустился корсаковец Владимир Пуртов. Когда его подняли, пот градом катился по его лицу.

— Там пекло! Не видно ни зги, вода кажется горячей.

Рваные раны теплохода требовали от водолазов предельной осторожности, так как можно было повредить костюм и шланги. «Река цветов» — Карнапхули — несла огромное количество ила, водолазам приходилось работать вслепую и по графику, который диктовала гидрологическая обстановка.

Под воду спускаться можно было четыре раза в сутки, когда морской прилив сталкивался с течением реки, образуя затишье. Такие периоды называли «стоп-вода». Для работы под водой мало было терпения, аккуратности, профессионализма — требовалась еще выносливость. Только в первые два месяца изнурительного труда некоторые водолазы потеряли до двенадцати килограммов веса. Шаг за шагом они обследовали судно. Наверху готовили железные пластыри для заделки пробоин — деревянные не годились. Древоточцы, мелкие жучки, превращали любые деревянные изделия в решето.

Ежедневно приходилось решать уйму задач, поскольку не все получалось так, как задумывалось. Попытки подвести под корпус стропы терпели неудачу. Пришлось искать другие пути. Трехмесячные труды, длившиеся без выходных, увенчались успехом. 15 августа 1972 года транспорт «Соиартари» был поднят четырьмя понтонами. К этому времени военные тральщики очистили залив от мин. Все порты мира были извещены: «Читтагонг открыт!». Осенью в порту груза стали перерабатывать больше, чем до войны.

А экспедиция принималась за новые объекты. Обретенный опыт позволил поднять буксир «Рашид», в котором острейше нуждались портовики, за 55 суток вместо 125 плановых. На подъем небольшого судна «Джалдака» потребовалось всего 12 суток вместо 50. Намного раньше срока подняли и убрали от зернового причала израненный танкер «Махтаб Джавед-2». Легкие суда, не подлежащие восстановлению, транспортировали на глубины залива и там топили.

Но самым сложным делом оказался подъем теплохода «Сур- ма». Даже московские эксперты, прилетавшие консультировать руководство экспедиции, выразили сомнение:

— Вряд ли с нашей техникой вы поднимете «Сурму».

Зуепко спокойно ответил:

— Приказано поднять — поднимем.

Теперь «Сурма» стала объектом номер один, предметом тщательного инженерного обследования. Была создана специальная группа из самых опытных водолазов во главе с флагманским водолазным специалистом Владимиром Бондаренко. На самые ответственные участки он спускался лично. Судно имело более ста пробоин, трюмы его отяжелял слежавшийся ил. По предварительным прикидкам, предстояло откачать 25 тысяч тонн ила! Чтобы закрыть трюмы, требовалось пять крышек, каждая в 15 тонн весом. Зуенко позвонил командующему ТОФ. Заказ приняли, крышки изготовили и доставили в Читтагонг.

23 апреля 1973 года «Атлас» подошел к затопленной «Сурме». Знотин выбрал удачное место для стоянки, надежно соединил спасатель с берегом мостками. Работы пошли полным ходом. Водолазы спускались в трюмы «Сурмы», устанавливали шланги, чтобы откачивать ил. Но груитососы весом в 800 килограммов быстро забивались, их через каждые три-четыре часа приходилось вручную вытаскивать и прочищать. А толща ила в трюмах доходила до девяти метров. Выбирали ил с большой аккуратностью, иначе он мог обрушиться и похоронить под собой водолазов.

Советский Союз закупил специально для экспедиции два восьмисоттонных плавучих крана. Их перевод из Гамбурга в Бенгальский залив вокруг Африки — редкий случай в мореходной практике, заслуживающий отдельного повествования. С подходом кранов операция по подъему «Сурмы» вступила в решающую фазу. Решено было сделать новогодний подарок — поднять «Сурму» до наступления 1974 года. Водолазы установили пятнадцатитонные крышки на люки, завели последние пластыри на раны. Мощные компрессоры стали закачивать в корпус воздух. И вот 28 декабря маленькие люди с помощью могучей техники подняли огромное судно на поверхность и отвели к месту разделки — восстановлению оно не подлежало.

— Судно решили разрезать на 16 частей и поднять их на берег 800-топными кранами. Применили знакомую технологию — подводную электрокислородную резку, мелкие взрывы. Задействовали одновременно шесть водолазных станций, двадцать водолазов. И все же работы шли медленно. Тогда для резки взяли якорные цепи. Давали нагрузку на гаки крана по 60–70 тонн, производили передергивание цепи, и металл разрушался. На долю «Атласа» досталось семь секций. К тому времени на смену Знотину прибыли капитан Алексей Яковлевич Кожухов, другие специалисты, но накал работ оставался прежним. Только на «Сурме» водолазы экспедиции отработали в общей сложности десять тысяч часов!

9 мая «Атлас» выполнил свою миссию. 21 мая 1974 года была поднята на берег последняя секция разделанного теплохода. Груды металла достигали высоты четырехэтажного дома.

Дальняя память

В их воспоминаниях и светлая радость, и глубокая печаль. Тогда они были счастливыми людьми, переполненными яркой жизнью. Теперь жизнь изменилась, они постарели.

— Какими мы были? Молодыми, работящими, сплоченными, веселыми, отзывчивыми. Самым старшим среди нас был капитан А. Кожухов, которому исполнился сорок один год. А больше половины экипажа состояло в комсомоле. Каждый старался помочь другому, внести что-нибудь новое хоть в организацию работ, хоть в проведение досуга. За 27 месяцев из двух смен нашего экипажа домой отправили двоих — лодыри были безнадежные! Остальных не приходилось понукать, мы легко поднимались на любое дело. Как-то в порту, где нефтяные причалы, вспыхнул пожар. Последовала команда: «Дежурному пожарному подразделению приступить к тушению!». У них бегают случайные люди, кричат да руками машут, не зная, что делать. Наши через два часа укротили огонь, не потребовав ни копейки. А судовые врачи? Мало, что они оберегали моряков. Река Карнапхули несла всякие отбросы, включая павших животных. Однако в экспедиции не случилось ни одного инфекционного заболевания. Нас обязывали тщательно мыть руки перед едой, дважды в день после несусветной жары принимать горячий душ. Врачи оборудовали на территории порта полевой госпиталь на 30 коек, принимали в нем и лечили сотни бенгальцев.

— На глазах экспедиции внезапно налетевший шквал затопил две баржи с японским листовым железом, в котором так нуждалось бедное государство. Начальник порта Гулам Кибрия попросил адмирала достать груз. Работы эти выходили за рамки подписанного соглашения, тем не менее они были выполнены. Поднимать начали обычным способом, сообразуясь с периодами «стоп-воды», и доставали по 7–8 пакетов в сутки. Подсчитали — схватились за головы! Чтобы поднять все железо, потребуется восемь месяцев. Тогда умельцы придумали выход: к трубе высотою в 13 метров приварили широкий раструб с дверцей, внутри устроили ступеньки, все сооружение прикрепили к борту баржи. Водолаз имел возможность спускаться в трюм в любое время, зацеплял стропы и уходил в свое укрытие. Стали поднимать по 35 пакетов! Достали все кровельное железо стоимостью около двух миллионов долларов. Подняли баржи. Оставили республике металлолом, стоивший по самым скромным прикидкам свыше десяти миллионов долларов.

Мы работали, не помышляя о собственной выгоде. Какими мы были, можно показать на примере стармеха Юрия Ясько. Из Одесской мореходки вышел он пекарем, но профессия ему показалась бесперспективной, он подался на Сахалин и в 1964 году получил в Холмске диплом техника-судомеханика. Через несколько лет он уже имел благодарности, звание ударника коммунистического труда и немалый опыт. Руководство сочло возможным назначить его на должность стармеха. Человеком он оказался своеобразным, прикидывался этаким простоватым хохлом, у которого на все случаи жизни имелись шутки да прибаутки. Когда ему предлагали вступить в члены партии, он склонял голову набок и поднимал руки: «Да я еще не дорос! Вот как созрею…». С ним было легко, люди сутками работали, не замечая перенапряжения. Возможно, это и свело его в могилу раньше времени. Многие из нас долго болели после экспедиции. Рано умерли капитан А. Кожухов, второй электромеханик В. Дзебан. Перед смертью Юрий Ясько написал начальнику Сахалинского морского пароходства С. Камышеву письмо: «Сергей Федорович! Обращаюсь к Вам за день-два до своей смерти. У меня рак желудка. Я об этом знаю. И принимаю жизнь такой, какая она есть. Принимаю смерть открыто, как моряк. Работал я честно и добросовестно в СМП 21 год. То, что не успел, доделает мой старший сын Петр Юрьевич Ясько, курсант II курса. Прошу Вас оказать ему отеческую поддержку в начале трудовой деятельности. Будьте счастливы!

Ветеран СМП, старший механик теплохода «Яиа», почетный работник ММФ Ясько Юрий Петрович.

1/II 1979 года, 2 ч. 10 мин.».

Резолюция гласила: «С письмом т. Ясько ознакомить все руководство пароходства. Взять под постоянный контроль прохождение учебы сына Ясько, дальнейшее его трудоустройство в пароходстве, в пределах возможности оказать помощь».

Сын оправдал надежды отца. Сейчас Петр Юрьевич Ясько работает старшим механиком на теплоходе «Пионер Холмска».

— Как относились к нам в далекой республике? По-разному. Были газетенки, которые поначалу поливали нас грязью, осыпали подозрениями. Находились и хитрые дельцы, они с изрядной долей нахальства говорили: «Вы передали нам спасательные суда, оснастили их водолазным оборудованием — это хорошо, мы вас за это уважаем. А вот если вы оставите нам оба 800-тонных крана, тогда будем уважать еще больше». Влиятельная столичная газета нашу работу оценила иначе: «Экспедиция отдала все силы и энергию для успешного выполнения судоподъемных работ. Русские моряки, военные и гражданские, трудились без устали, преодолевая трудности тропического климата». Пресса растиражировала слова Маджибура Рахмана: «Экспедиция оставила добрую память в нашем народе прежде всего своим честным трудом, культурным поведением, снискав уважение всех слоев населения». Комиссар города Б. Чоудри подтверждал: «Таких моряков я никогда и нигде не видел. У них безупречное поведение». В порту бенгальские специалисты выражались еще короче: «Вам можно доверять!». Группе наших моряков были вручены первые медали Республики Бангладеш. Их отлили из бронзового винта теплохода «Сурма». Город провожал нас празднично украшенными улицами, набережными. Тысячи простых людей пришли, чтобы пожать руки морякам, подарить цветы. Когда советские корабли покидали Читтагонг, начальник порта Гулам Кибрия приказал всем судам, включая иностранные, приспустить флаги и дать протяжные гудки в знак глубокого уважения к нам. Теплоход «Хабаровск», уходивший последним, засыпали цветами. Карнапхули, «река цветов», несла на волнах множество букетов.

У входа в порт Читтагонг, должно быть, и сейчас стоит серая памятная стела со звездой. Надписи, высеченные на трех языках — русском, бенгальском, английском, — гласят, что здесь моряки Советского Союза мужественно и самоотверженно работали, очищая «дорогу жизни» от мин и затопленных кораблей. Нас греет теплое чувство, что в числе этих моряков были и мы. Уж кто-кто, а советские люди очень хорошо знали, что такое «дорога жизни».