Капитан Мак. Игрок

Глава 7. Король развлекается

На следующее утро король встал очень рано. Как и накануне, он надел охотничий кафтан и натянул замшевые сапоги. Месье, уже давно одетый, при сапогах и шпорах, присутствовал при туалете короля.

— Ах, поспешим, господа, — сказал Людовик. — Если через десять минут мы не будем сидеть на конях, явится господин кардинал и начнет меня утомлять делами королевства и требовать моей подписи под тысячей указов и ордонансов.

— Сир, — прошептал Габриэль де Сабран, пристегивая плащ короля, — может быть, и так уже слишком поздно.

И вправду, Людовик состроил ужасную гримасу, потому что на пороге комнаты появилась красная тень кардинала.

— Государь, — произнес вошедший, — простите мне, что я позволил себе явиться пожелать вам удачной охоты. Вот уже два дня, как я не имел счастья видеть ваше величество, и я поспешил осведомиться о его здоровье.

— Благодарю, господин кардинал, но, как вы сами видите, я сегодня охочусь и не имею времени заниматься делами.

— Э, сир, — добродушно воскликнул кардинал, — да кто же говорит о делах вашему величеству? Благодарение Богу, королевство спокойно, общество благоденствует и уж, конечно, король Франции приехал в Блуа не делами заниматься, а, напротив, отдохнуть от утомительной политики.

Эти льстивые речи кардинала повергли короля в некоторое недоумение.

— Как, — спросил он, — ваше преосвященство совершенно во мне сегодня не нуждается?

— Зачем утомлять ваше величество разными пустяками?

— Значит, я могу весь день охотиться?

— Конечно, сир! И сегодня, и завтра, и последующие дни.

— Ну превосходно, — произнес Людовик, — воистину, ваши враги клевещут на вас, когда утверждают, что вы ужасный первый министр для своего несчастного государя.

Кардинал поклонился, сделал шаг к двери, потом обернулся.

— Сир, — произнес он, — сказав только что, что вам совершенно нечего сделать в замке Блуа, я, может быть, несколько преувеличил.

Король нахмурился, а Ришелье продолжал:

— Ваше величество унаследовали от своего предка короля Святого Людовика великое чувство справедливости, и слава об этом так распространилась, что один дворянин обратился ко мне с просьбой, чтобы ваше величество разобрали тяжбу, возникшую между ним и его сестрой.

— Кто этот дворянин? — спросил король.

— Это сир Юбер Готье де Бовертю, бывший капитан гвардейцев покойного короля Генриха IV.

— Но я его, черт возьми, знаю, и его сестру тоже! — воскликнул Людовик. — Это не та барышня, которая…

Кардинал улыбнулся.

— Как, — промолвил он, — разве с мадемуазель де Бовертю была какая-то история?

— Хе-хе, — хмыкнул Людовик, — кажется, я припоминаю кое-какие слухи, которые можно было когда-то слышать о ней при королевском дворе. Ведь кажется, мадемуазель де Бовертю была фрейлиной?

— Да, сир.

— А теперь у нее какие-то разногласия с братом?

— Да, относительно имения их родителей. Сир де Бовертю ссылается на права первородства, желая сохранить поместье и имение родителей нераздельными. Мадемуазель де Бовертю требует себе половину. Оба решили представить этот спорный вопрос на суд вашего величества.

— И хорошо сделали, — ответил король.

— Тогда в какое время вашему величеству будет угодно назначить им аудиенцию?

— Где они?

— В своем поместье, в двух лье отсюда.

— Хорошо, господин кардинал, пригласите их сюда сегодня вечером. После ужина я их выслушаю.

Кардинал поклонился и вышел.

— Уф! — пробормотал Людовик. — Нынче утром мне повезло. По коням, господа!

И король отбыл в Шамбор. На этот раз Месье привез охотничий экипаж из Блуа, а дон Фелипе приказал, чтоб на заре подняли оленя. Но, хотя король и был страстным охотником. он выслушал донесение весьма рассеянно. Все дело в том, что на месте встречи охотников присутствовала прекрасная донья Манча. Она сидела на своем великолепном испанском жеребце, которым она управляла с необычайным изяществом. Людовик улыбнулся ей и направил к ней своего коня.

Охота была великолепна и проведена по-королевски. Король скакал прямо следом за сворой, а донья Манча слева рядом с ним.

Олень напился из большого пруда и тут же повернулся мордой к своре, готовясь дорого продать свою жизнь. Но Людовик соскочил с коня и прикончил его ударом охотничьего ножа; потом он отрезал у оленя левую ногу и поднес ее покрасневшей донье Манче.

В это время с громкими звуками рога подскакали Месье и свита короля. Гастон Орлеанский, наклонившись к дону Фелипе д'Абадиос, сказал ему на ухо, указывая на донью Манчу:

— Ну, теперь только от нее зависит, станет ли она королевой с левой руки.

— Она ею станет, — ответил дон Фелипе.

И действительно, вечером, когда они доехали до берега Луары, король сказал прекрасной испанке:

— Синьора, я приглашаю вас завтра принять участие в охоте на дикую козу в Шамбонском лесу, и, следовательно, прошу вас провести эту ночь в замке Блуа.

Желание короля было законом. Донья Манча поклонилась. Через два часа она въехала справа от короля во двор замка Блуа.

Кардинал, спрятавшись за жалюзи, видел эту сцену при свете факелов.

— О, — сказал он себе, — думаю, самое время принять меры!