Капитан Мак. Игрок

Глава 28. В которой дон Фелипе спасает Мака

Оставшись один, Сидуан в отчаянии прошептал:

— Ах, лучше бы я остался у себя в гостинице. В конце концов, проезжие бы появились.

Но, сказав эти слова, он вспомнил о своей веревке висельника.

— Господи, Боже мой! — сказал он. — Если бы она могла чудо сотворить!

И он, в свою очередь, нагнулся над доном Фелипе, снял с него плащ, расстегнул на нем испачканный кровью камзол и положил руку ему на сердце. Сердце билось. Сидуан потряс дона Фелипе за плечи. Раненый вздохнул. Потом он открыл глаза, пошевелился и встал.

Шпага Мака скользнула вдоль ребра; от боли и холода стали дон Фелипе потерял сознание, но рана оказалась легкой.

По сути дела дон «Фелипе отделался царапиной.

— Сударь, — сказал ему Сидуан, — тут неподалеку есть трактир, постарайтесь туда дойти, обопритесь на меня, если мы туда доберемся, то найдем кого-нибудь, кто вам окажет помощь.

Тут дон Фелипе узнал слугу Мака.

— Вот увидите, сударь, я спасу вас, — продолжал Сидуан, — ведь у меня есть веревка повешенного, это мне капитан дал кусок.

Силы постепенно возвращались к дону Фелипе, и он проговорил про себя:

— Посмотрим, по-прежнему ли эта проклятая веревка будет помогать капитану.

И опершись на руку Сидуана, он двинулся к трактиру.

Что же до колодца, в котором исчез Мак, то он вряд ли заслуживал такого названия, потому что, спустившись футов на тридцать по веревке с узлами, капитан оказался на лестнице, спирально спускавшейся вниз; ступени ее были стерты и расшатаны.

Мак чувствовал, как они шевелятся под его ногами.

Вокруг него было абсолютно темно, но он, тем не менее, продолжал спускаться.

Спустившись ступеней на двадцать пять, он почувствовал под ногами твердую почву; проход шел немного под уклон. Мак двинулся по нему, по-прежнему в полной темноте.

Мак шел, осторожно переставляя одну ногу. за другой и нащупывал дорогу шпагой, которую он выставил перед собой; он находился в одной из подземных галерей, каких много в катакомбах, гулкой, как огромный барабан.

Звук его шагов наполнял всю галерею. Мак все шел вперед, бормоча про себя:

— Если эта дорога ведет в ад, значит, пойду в ад, я ведь обещал кардиналу.

Он почувствовал, что подземный коридор куда-то поворачивает.

И тут вдруг вдали он увидел светящуюся точку.

— Ну, — подумал наш герой, — это что, уже топка моего друга Вельзевула?

И, ориентируясь на красноватый свет, он пошел чуть быстрее.

Тут он услышал шум голосов.

— А общество многочисленное, — подумал он.

И ускорил шаг.

Коридор шел все более наклонно, и свет становился все ярче.

И вдруг кто-то крикнул по-испански:

— Стой!

Мак остановился в ожидании.

От стены отдалилась какая-то тень, направилась к нему, и перед Маком очутился человек в плаще и сомбреро. Плащ и сомбреро почти полностью скрывали его лицо, только глаза блестели.

— Господин Цербер собственной персоной? — спросил Мак, любивший иногда пошутить.

— Как вас зовут? — спросил человек в сомбреро.

— Дон Руис и Мендоза, — ответил Мак.

— Хорошо, проходите, вас ждут.

— Я это знаю, черт возьми.

И Мак учтиво поклонился.

— Но вы без маски? — спросил человек в сомбреро.

Мак и виду не подал, что удивлен вопросом.

— Прошу прощения, — сказал он, — я оставил ее на лестнице. Спускаясь по веревке, я ее туда уронил, а там так темно…

— Хорошо, вот вам маска.

И человек в сомбреро протянул Маку бархатную маску, которой он прикрыл лицо.

— Теперь слушайте, — продолжал незнакомец, — в конце этой галереи есть другая лестница.

— Прекрасно, — сказал Мак.

— Она ведет в зал заседаний.

— Хорошо, я спущусь по ней.

— Да, но прошу вас, осторожно, потому что мы находимся в самой опасной части катакомб.

— Неужто? — осведомился капитан.

— Да, и достаточно малейшего толчка, чтобы погрести нас всех.

Прекрасная перспектива, дорогой сеньор!

— Что понравилось бы, наверное, господину кардиналу, — продолжал незнакомец, — но очень огорчило бы его католическое величество.

— Вы хотите сказать «его христианнейшее величество»? — спросил Мак.

— Да нет, — ответил человек в сомбреро. — Я говорю вам о нашем господине, короле Испании, и вы это знаете не хуже меня.

— Знать мне больше нечего! — сказал Мак.

— Вы за словом в карман не полезете, дон Руис и Мендоза!

— Что вы хотите, я привык жить среди французов, — пробурчал Мак и продолжал путь.

В конце галереи оказалась еще одна винтовая лестница, но эта имела площадки и ажурные перила, как в старинном фламандском доме.

Свет, показавшийся в галерее слабым и мерцающим, стал очень ярким.

Взглянув вниз, Мак увидел что-то вроде круглого зала.

По середине его стоял стол, вокруг стояло двадцать табуретов. На каждом табурете сидел человек, закутанный в плащ, в широкой шляпе и с лицом, прикрытым маской.

— Они как в форму одеты, — прошептал Мак и продолжал опускаться. Все эти люди в масках, казалось, внимательно слушали то, что говорил один из них. А говорил он следующее:

— Как вы видите, кардинал наместник Нидерландов посылает во Францию 40 000 человек, составляющих четыре армейских корпуса. Первым командует Пикколомини, вторым — Жан де Верт, герцог Франциск Лотарингский — третьим, а четвертым — князь Томас Савойский.

Люди в масках одобрительно закивали.

Оратор же продолжал:

— Таким образом, Пикардия, Франш-Конте и Шампань будут захвачены одновременно.

— Прекрасно! — думал Мак, который остановился на верхней площадке и слушал.

— И через два месяца, — воскликнул говоривший, — мы будем у ворот Парижа.

— Браво, браво! — одобрительно шептали люди в масках.

— Значит, все оговорено?

— Конечно.

— Мы все там будем.

— Прошу прощения, — сказал тот, кто до этого держал речь, — но нам еще, как мне кажется, кое-чего не хватает.

— Чего же? — спросило сразу несколько голосов.

— Один из нас обещал получить согласие принца Гастона Орлеанского примкнуть к заговору,

— Это я, — произнес голос с порога зала.

И Мак показался на нижней ступеньке лестницы, и, не снимая маски, положил на стол запечатанный пакет.

На пергаменте, перевязанном голубой лентой, виднелось несколько капель крови.

— Что это? — спросил оратор.

— Черт возьми, — ответил Мак, — вы же сами видите: это кровь!

— Кровь?!

— А вы что думаете, — хладнокровно произнес капитан, — что подобные вещи достаются с помощью, женских улыбок и скрипичных серенад?

— Это верно.

Оратор сломал печать и пробежал пергамент глазами…

— Наконец-то! — воскликнул он, — наконец-то! Теперь у нас есть помощь, причем это помощь человека, который может быть нам полезен, как никто другой, самая мощная опора, какой только можно желать. Принц Гастон Орлеанский просит поддержки Испании, чтобы освободить Францию от тирании кардинала Ришелье.

— Браво! Браво! — снова закричали люди в масках.

— Теперь, господа, — продолжал оратор, — мы должны появляться друг перед другом только с открытым лицом, потому что мы связаны одной и той же клятвой.

— Это правда.

— Тогда долой маски, господа, завтра начнется гражданская война.

Маски упали с лиц.

И тут все заметили отсутствие дона Фелипе д'Абадиоса.

— Где же дон Фелипе? — спросил дон Хиль Торес.

Это он только что держал перед присутствующими такую прекрасную речь.

— Он не придет, — ответил Мак.

— Дон Руис, — воскликнул в радостном удивлении дон Хиль Торес.

— Собственной персоной, сударь.

— А почему же не придет дон Фелипе?

— Ему стало нехорошо, только что сейчас, наверху, и я там его оставил, на свежем воздухе…

— А впрочем, — произнес дон Хиль, — наш друг дон Фелипе, — человек, на которого можно рассчитывать… а что до вас, дон Руис…

И тут он поклонился Маку, Мак поклонился ему в ответ.

— Что же до вас, дон Руис, — в ваших руках ключ от Пикардии…

— Да, вы правы, — подтвердил Мак.

— Потому что Ла-Рош-Сент-Эрмель, и об этом нельзя забывать, монсеньор, это ключ от Пикардии.

— Да, безусловно, — подтвердило несколько голосов сразу.

— И дон Руис, комендант форта, откроет двери этой провинции Испании.

— А, ба! — произнес Мак.

И тут, ко всеобщему изумлению, он сделал шаг назад и резко изменил гон.

— Безусловно, — сказал дон Хиль, — вы откроете ворота Ла-Рош-Сент-Эрмели.

— Кому? — холодно осведомился Мак.

— Как кому? Испанским войскам.

— Та-та-та! — пробурчал Мак

Заговорщики с удивлением переглянулись, и на их лицах появился страх.

Мак продолжал:

— Господа, воздух в катакомбах спертый… тут легко сойти с ума.

— Дон Руис! — воскликнул дон Хиль Торес.

— Ладно, — оборвал его Мак, — уже хватит этого дона Руиса. Меня зовут не дон Руис, и я не дон Руис…

— Так кто же вы? — воскликнуло несколько голосов.

— Меня зовут капитан Мак, я — по рождению и сердцем француз.

И Мак положил руку на эфес шпаги.

— Измена! — закричали заговорщики.

— Здесь предатели — вы, — презрительно ответил Мак. — Да здравствует король Франции и да здравствует кардинал Ришелье!

— Смерть ему! Смерть! — прокричали заговорщики, обнажая шпаги.

— Ба! — спокойно сказал Мак. — Вас — всего, двадцать, это хорошее соотношение. Одна французская шпага против двадцати кастильских клинков. Все к лучшему, господа.

И его шпага со свистом рассекла воздух.

Заговорщики отступили.

— Как видно, вы больше привыкли работать кинжалом, я не шпагой, — продолжал он.

Ловко и быстро он сделал несколько выпадов налево и направо. Его шпага, создавая впечатление, что воздух рассекает несколько клинков, а не один, описала в воздухе одно из тех прекрасных мулине, которые коннетабль Оливье де Клиссон изобрел в Масличном лагере.

Но тут дон Хиль закричал:

— Назад, назад!

И все испанцы, уклонившись от шпаги Мака, отступили и сгрудились в другом конце зала. Они поняли, что хотел сделать их главарь.

Дон Хиль вытащил из-за пояса пистолет и направил его на Мака.

— Трус! — прошептал капитан.

— Капитан, — крикнул ему дон Хиль, — я — добрый католик.

— На испанский лад? — усмехнулся Мак.

— Я не хочу, что бы ты умер, не вручив свою душу Богу.

— Ба! — сказал капитан, — верного присяге солдата в раю всегда хорошо принимают. К тому же я еще не умер!

И, перевернув огромный стол, стоявший посреди зала, он спрятался за ним.

— Молись! — повторил дон Хиль.

— Это ты должен просить у Бога прощения за свои преступления, презренный! — ответил Мак.

— Тогда умри, — произнес испанец.

И он вытянул руку и прицелился.

Но прежде чем успел прозвучать выстрел, от которого Мак, как мог, пытался прикрыться столом, на верхней площадке лестницы раздался голос:

— Остановитесь, дон Хиль, остановитесь! — произнес он.

Дон Хиль отпустил пистолет и взглянул наверх.

По ступеням лестницы медленно спускался какой-то человек.

Это был дон Фелипе д'Абадиос.