Капитан Мак. Игрок

Глава 12. У Лоредана

Старый город засыпал; от Сены поднимался прозрачный туман, тянулся по берегам, карабкался по узким улочкам я потихоньку стирал очертания крыш и башен старинных домов.

Улица Сен-Дени, днем заполненная людьми, пустела на глазах, лавки закрывались.

Однако лавка мэтра Самюэля Лоредана, богатого золотых дел мастера — его называли королевским ювелиром, — была еще открыта; ее довольно хорошо освещала стоявшая посреди стола медная трехфитильная лампа.

За столом работала молодая девушка.

Это была Сара Лоредан. В комнату вошел на цыпочках седобородый человек и подошел к ней.

— Барышня! — позвал он.

Сара повернула голову.

— А, это ты, мой старый Жакоб?

— Да, барышня. Вы еще долго не ляжете?

— Я жду отца.

— Я боюсь, барышня, что хозяин сегодня придет очень поздно ночью.

— Как? — удивилась она. — Разве он не пошел, как обычно, к нашему соседу-кожевеннику с Медвежьей улицы сыграть партию в кости?

— Если бы он был у мэтра Бопертюи, кожевенника, он бы уже давно вернулся.

— Ты думаешь?

— Черт возьми, барышня, — ответил Жакоб, старший приказчик Самюэля Лоредана, — сигнал тушить огни уже давно прозвучал.

— Правда? — спросила девушка и поспешно бросила работу.

— Вы же знаете, что кожевенник Бопертюи строго блюдет все указы.

— Но где же тогда отец?

— Думаю, что он пошел в Лувр.

— Значит, король вернулся?

— Да, барышня, еще вчера. Недолго он пробыл в Блуа.

— Во имя неба, Жакоб, — воскликнула с ужасом Сара, — не говори мне о Блуа.

— Почему, барышня?

— Разве ты не знаешь, какой опасности я подверглась по дороге в этот проклятый город? О, если бы чудо не привело мне на помощь этого молодого офицера…

— Ах, да, — сказал старый Жакоб, — капитан… капитан…

— Капитан Мак, — закончила фразу девушка и слегка покраснела.

— Храбрый капитан! — пробормотал старик Жакоб. — Барышня, опишите мне, где это произошло, я из тех мест и смогу все себе хорошенько представить.

— Это в двух лье от Блуа, в стоящей на отшибе гостинице под вывеской «У Единорога».

— «У Единорога»?! — воскликнул Жакоб, — Это было в гостинице «У Единорога»?

— Да.

— Но она принадлежит моему племяннику.

— Твоему племяннику? Жакоб, у тебя есть племянник?

— Да, барышня, — ответил Жакоб, — есть у меня дурень-племянник, который вытянул у меня все мои сбережения, чтобы сделаться трактирщиком, и все протратил. И это у него вы подверглись такой опасности? Ах, он презренный, ах, он грубиян этакий!

И в ту минуту, когда Жакоб, которого его молодая хозяйка Сара Лоредан называла Жобом, возмущенно произнес эту тираду, в эту самую минуту в лавку вошел человек.

Это был Самюэль Лоредан, королевский ювелир.

Под мышкой он нес большую кожаную сумку и немного запыхался.

— Уф! — произнес он, бросая сумку на прилавок, — я уж думал, что король так сегодня и не кончит наши дела.

— Король вам сделал большой заказ, батюшка? — спросила Сара.

— Очень большой. Сдается мне, что при дворе происходят весьма странные вещи.

Произнеся эти слова, Самюэль Лоредан сел и вытер пот со лба. Дочь подошла к нему; на лице у нее было написано любопытство.

— Расскажите мне об этом, батюшка, вы же знаете, как я охоча до новостей.

Самюэль заулыбался.

— Я тебе расскажу кучу всего, а ты завтра пойдешь и выболтаешь все своему крестному, господину де Гито?

— Ну и что, а почему бы и нет? У меня от крестного нет секретов, и я с ним обращаюсь совсем как с вами, папочка. А ведь господин де Гито — большой вельможа.

— Да, но из всех его крестниц, а у него их много, потому что он всегда обожал крестины, ты — самая любимая.

— Это правда.

Самюэль Лоредан посадил дочь к себе на колени и поцеловал ее в лоб.

— Так вы, любопытная девица, желаете знать, что происходит при дворе?

— О, да! Расскажите мне…

— Не очень-то прилично, но все равно все скоро станет всем известно; а, впрочем, хозяйке магазина, чтобы не попасть впросак, следует все знать. Помнишь, когда мы ездили в Блуа, я вез королю серьги…

— Которые заказал кардинал? Да, помню, батюшка.

— И по задумке кардинала эти серьги предназначались королеве.

— Ах, так?

— Да, — продолжал Самюэль Лоредан, — кардинал, которого тревожило все усугубляющееся отчуждение короля от королевы, задумал примирить их величества…

— В замке Блуа?

— Вот именно. Когда король приехал в Блуа, примирение супругов казалось тем более возможным, что мадемуазель де Отфор была в немилости. Кардинал расставил в боевом порядке всю артиллерию, и все было устроено так, чтобы король встретил Анну Австрийскую на охоте, но тут произошло событие, которое чуть было не разрушило все планы.

— О! Какое же событие?

— Охотясь в Шамборском лесу на следующий день по прибытии, король встретил красавицу-испанку, сестру фаворита Месье, брата короля.

— Дона Фелипе д'Абадиос? Мне о нем рассказывали в Блуа. И что же?

— Ну, и его величество с первого взгляда влюбился в прекрасную иностранку.

— А дальше что?

— Ну вот, когда я приехал в Блуа, я застал короля за ужином в ее обществе, и отдал ему заказанные серьги при ней.

— Я начинаю догадываться! Король отдал серьги испанке?

— Именно так. И через несколько минут назначил ей свидание на тот же вечер. Но все это стало известно господину кардиналу, и как раз в ту минуту, когда король собрался на свидание, приехала королева.

— И испанка прождала короля напрасно?

— Увы, да! Но король тут же принял ответные меры. Он отослал дона Фелипе и его сестру в Париж, попросил королеву вернуться в Амбуаз и объявил, что сам он возвращается в Париж.

— И приехал в город сегодня вечером для того, чтобы встретиться со своей прекрасной испанкой?

— Да, и он вызвал меня, чтобы заказать для нее драгоценный убор из бриллиантов, принадлежащих короне. Завтра при дворе большой выход, и несомненно, донья Манча (так зовут испанку) будет представлена официально, тем паче, что Месье, брат короля, вернулся тоже, а кардинал, кажется, впал в немилость.

Окончив рассказ, Самюэль Лоредан вытащил из кармана ключ и пошел в глубину лавки.

Там стоял странный предмет меблировки в форме сундука высотою в пять футов из кованного ажурного железа. Этот предмет, чудо изобретательности одного флорентийского мастера, представлял собой как бы два ящика, стоящих один в другом. Меньший был кован из толстого листового железа и предназначен для хранения драгоценностей, камней, жемчуга — одним словом, всех тех ценностей, которыми торгует ювелир. Больший ящик был ажурным и походил на клетку дикого зверя; в нем была сделана дверь, в которую человек мог пройти, не сгибаясь.

Для того, чтобы открыть второй ящик, нужно было войти в первый.

Весь день, пока лавка была открыта, решетчатая клетка была тоже открыта, а железный сундук закрыт.

То Самюэль Лоредан, то его верный Жоб входили в клетку, открывали сундук, что-то доставали оттуда и клали туда.

Но и вечером, когда лавка закрывалась, Самюэль Лоредан, нажав на какую-то пружину, оставлял дверь открытой.

Зачем?

Этого, наверное, никто не знал, кроме него, конечно, и Жоба.

Сара, и та хорошенько этого не знала. Поэтому, когда ее отец положил кожаную сумку в железный ящик и нажал на таинственную пружину, она спросила:

— Что вы там делаете, батюшка?

— Дитя мое, — ответил Самюэль Лоредан, — знаешь ли ты, что в этом ящике иногда бывает драгоценностей и золотых монет больше, чем на пятьсот тысяч ливров?

— О, я знаю, что вы очень богаты!

— В нашем ремесле нельзя иначе, дитя мое.

— Но зачем ящик двойной?

— Я его заказал, опасаясь воров, — ответил Самюэль Лоредан.

— Тогда зачем же вы оставляете первый ящик открытым?

— Ты хочешь это знать?

— Да, и почему вы нажали на пружину?

— Вот любопытная! — сказал он. — Воры до сих пор никогда не забирались в мою лавку, поэтому ты никогда не видела, как работает механизм этой клетки, но я сейчас доставлю тебе такое развлечение.

— Посмотрим! — ответила она.

— Жоб, — позвал Самюэль, — поди сюда.

Старый мастер подошел.

— Представь себе на минутку, что ты — вор…

— О, батюшка! — воскликнула Сара.

— Так вот, Жоб, — продолжал Самюэль, — войди в клетку и попробуй взломать сундук.

— Понимаю, — ответил, смеясь, Жоб и вошел в клетку.

Но как только его нога задела пружину, клетка внезапно захлопнулась.

Жоб оказался зажатым в столь узком пространстве, что даже руками не мог пошевелить, чтобы попытаться выломать толстые железные прутья клетки.

— Теперь понимаешь? — произнес ювелир. — Если вор попробует взломать мою кассу, с ним случится то же, что и с Жобом, а я преспокойно пойду и позову лучников капитана городской стражи. А теперь запрем лавку и пойдем спать.

Ювелир вернул свободу Жобу, и тот уже хотел закрыть ставни, как на улице послышались легкие шаги, и на пороге появилась женщина. При виде этой женщины лицо Самюэля Лоредана приняло выражение почтительного удивления. Это была донья Манча.

— Ах, дорогой господин Лоредан, — обратилась она к ювелиру, — я, кажется, успела вовремя.

— Да, действительно, сеньора, — ответил ювелир, — мы уже собирались закрывать, — и поскольку жилые комнаты находятся в глубине дома, мы бы, скорее всего, не услышали, как вы стучите.

— Господин Лоредан, — сказала испанка, — мне нужна ваша помощь.

— Я к вашим услугам, сеньора.

— Но это нужно сделать не завтра, а сейчас, немедленно.

— Чем могу быть вам полезен?

Донья Манча вынула из-за корсажа футляр и протянула его ювелиру.

— Я узнаю его, — сказал он, — Это футляр от тех серег…

— … которые король подарил мне в вашем присутствии. Да, это он. Так вот, я потеряла одну серьгу.

— Что вы говорите, сеньора?!

— Ах, не спрашивайте меня ни о чем… Я просто потеряла голову, я обезумела…

— Но как же это случилось?

— Сама не знаю. Во всяком случае, король сегодня вечером прислал мне с пажом записку, что я должна завтра явиться ко двору. Если на мне не будет серег, то он решит, что я пренебрегаю его подарками, и я впаду в немилость. Значит, нужно срочно сделать точно такую же серьгу.

— Но, синьора, к завтрашнему дню мы не успеем…

— Нужно успеть! — сказала она, и в голосе ее прозвучали повелительные нотки будущей фаворитки.

— Только один мастер мог бы это сделать…

— Прекрасно, так где он?

— В Пре-Сен-Жерве. Но успеет ли он до завтра?

— Я заплачу, сколько он запросит, но серьга мне нужна во что бы то ни стало, — сказала донья Манча, и стало видно, что она волнуется все больше и больше.

В разговор вмешалась Сара.

— Батюшка, — сказала она, — вы же знаете, что Ворчливый Симон — прекрасный мастер, и что он может сделать за одну ночь то, что другой за неделю не сделает.

— Да, да, знаю. Но застанем ли мы Ворчливого Симона дома?

— Это человек порядочный, — ответила Сара, — он по кабакам не ходит, в мяч не играет. Вы его застанете.

— Ах, милый господин Лоредан, — подхватила донья Манча, — если бы вы знали, какую услугу вы мне окажете! Мое положение, мое будущее при дворе зависит, может быть, от вас.

— Сударыня, — ответил ювелир, — я сейчас же еду в Пре-Сен-Жерве.

— Ах, вы возвращаете меня к жизни!

— И, если только Ворчливый Симон не умер, не заболел, и я застану его дома, вы получите вашу серьгу завтра до десяти часов утра.

— Господин Лоредан, — сказала донья Манча, пожимая ювелиру руку, — если вы это сделаете, через два дня я буду всемогуща, и тогда просите у меня, что вам будет угодно.

Лоредан снова надел плащ и шляпу, а донья Манча, взволнованная, без сил, опустилась на стул. Потом ювелир вынул из железного ящика бриллианты и пластины из серебра, потребные для изготовления серьги.

— Дорогой господин Самюэль, — обратилась к нему донья Манча, — могу я просить вас приютить меня на несколько минут? Вы поедете в Пре-Сен-Жерве, а я в ожидании носилок посижу с вашей дочерью. Узнав, что король приглашает меня завтра на свой выход, я не стала ждать ни минуты и прибежала к вам пешком. К счастью, дон Фелипе д'Абадиос, мой брат, согласился за мной заехать.

— Будьте как дома, сеньора, — ответил ей Лоредан.

Донья Манча недолго беседовала с Сарой: не успел Лоредан уехать, как на улице послышались шаги множества людей, и у дверей лавки остановились носилки. Это был дон Фелипе д'Абадиос, приехавший за сестрой.

В ту ужасную ночь, когда дочь Лоредана чуть не попала в его власть, дон Фелипе ни на мгновение не снимал маску, и, следовательно, Сара никогда не видела его лица.

И тем не менее, когда он вошел, она вздрогнула и инстинктивно отодвинулась в тень.

— А, это вы, дон Фелипе?! — воскликнула донья Манча. — Победа! Серьга у меня будет.

— Когда?

— Завтра утром.

— Боже мой, — думала Сара, — где я могла слышать этот голос? И где я видела этот дикий, устрашающий взгляд?

Дон Фелипе увидел ее и поклонился. Его душило волнение. Он говорил себе: «Вот эта женщина, которая стала бы моей, если бы какой-то презренный искатель приключений ее у меня не отнял!»

Но, поскольку Сара очень побледнела, и видно было, что она вся во власти невыразимого ужаса, дон Фелипе счел более благоразумным поскорее уйти из лавки.

Поэтому, поклонившись девушке с деланным равнодушием, он сказал донье Манче:

— Ну, раз так, идемте. Все к лучшему… Уже поздно, и дома нас ждут.

Он подал сестре руку, еще раз поклонился Саре и вышел. Донья Манча простилась со взволнованной девушкой дружеским жестом. Жоб в это время, совершенно не обращая внимания на происходящее, запирал витрины и закрывал наружные ставни лавки.

Дон Фелипе сел в носилки вслед за сестрой.

— Что с вами? — спросила она. — Вы очень бледны.

— Я испытал сильное потрясение.

— Когда?

— Только что, когда снова увидел эту девушку.

— Как? Вы уже видели ее раньше?

— Да.

— А где?

— Эта та женщина, которую я хотел похитить в Блуа.

— Ах, — сказала донья Манча, — я надеюсь, что вы теперь откажетесь от ваших омерзительных планов?

— Почему откажусь?

— Но потому что ее отец оказывает нам серьезную услугу.

— Ах да, и верно, — усмехнулся дон Фелипе, — я и забыл про вашу серьгу. И где только черт помог вам ее потерять?

— Не знаю… Наверное, я обронила ее, когда сопротивлялась в темноте.

— Кому сопротивлялись?

— Но… ему…

— Дорогая моя, — сказал задумчиво дон Фелипе, — все, что с нами случилось за последние семь дней, воистину странно. При дворе ходит очень странный слух; мне его передал один из дворян брата короля.

— Какой слух?

— Утверждают, что в ту ночь, о которой мы с вами говорим, король, будто бы, и не покидал замка Блуа.

— О, что до этого, — воскликнула, смеясь, донья Манча, — то это действительно забавно.

— Вы так считаете?

— Да, потому что я еще чувствую на своих губах…

Она умолкла на полуслове. Дон Фелипе тоже замолчал и впал в задумчивость.

Носилки проехали по улице Сен-Дени, пересекли площадь Шатле, проследовали берегом и, наконец, подъехали к воротам известной гостиницы, где останавливались знатные вельможи и дворяне из провинции, у которых не было в Париже своего дома.

В этой гостинице, под вывеской «У Трауарского креста» и жили дон Фелипе д'Абадиос и его сестра.

Когда дверь отперли, дон Фелипе сказал донье Манче:

— Мне сейчас не уснуть. Разрешите пожелать вам доброй ночи.

— А вы куда направляетесь?

— На поиски приключений.

И, прикрыв лицо плащом и надвинув на лоб шляпу, дон Фелипе исчез, а донья Манча пошла в свои комнаты, мечтая о том времени, когда она, быть может, будет жить в Лувре.

Испанец проверил, легко ли его шпага выходит из ножен и пошел куда-то быстрым шагом. Он направлялся в тот заселенный простонародьем квартал, где раньше располагался Двор Чудес и думал:

— Эта малютка должна принадлежать мне во что бы то ни стало, и я думаю, что более удобного случая не представится, потому что сегодня ее отец находится в отсутствии.

Он прошел по улице Пти-Лион-Сен-Совер и вскоре вышел к тому месту, где находился бывший Двор Чудес.

На прилегающих улицах больше не встречались толпы цыган, которых разогнали королевские лучники.

Не видно было бочки, служившей троном, полуголых девиц, плясавший при свете факелов под звуки диковинных инструментов, и правящего суд на свой лад цыганского короля, именовавшего короля Франции своим двоюродным братом.

Вокруг чахлого костра лежало на земле и грелось человек двенадцать оборванцев, жалуясь друг другу на суровость наступивших времен.

— Да, — говорил один из них, — ремесло наше, друзья, больше ничего не стоит. У тех дворян, которые рискуют выходить, не боясь наших ножей, в карманах ни черта нет, а буржуа забиваются по домам с сигналом тушить огни; прошло то времечко, когда можно было честно заработать себе на жизнь.

— Что до меня, — сказал другой, — то пусть я не зовусь Ригобер, если сегодня я не убил бы человека за полпистоля.

— А я — за экю, — поддержал его первый.

— А мне все же кажется, — продолжал Ригобер, — что еще вернутся хорошие времена.

— И как же это они вернутся?

— Ну, те времена, когда ревнивые мужья нанимали людей, чтобы убивать любовников, а любовники, — чтобы заколоть мужей.

— Да ну, — подал голос третий, — это ремесло стараниями наших же друзей перестало быть прибыльным. И твоими не в последнюю очередь, Ригобер.

— Моими?

— Да, твоими. Разве ты не говорил сейчас, что готов за полпистоля убить человека?

— Верно, сказал. Но в конце концов, лучше полпистоля, чем вообще ничего.

Дон Фелипе, тихонечко подошедший к ним и стоявший в темноте, услышал последние слова.

Он вышел из темноты в круг света, отбрасываемого костром. Увидев его, бандиты мгновенно вскочили на ноги и схватились за ножи.

— Спокойно, приятели, — сказал им со смехом дон Фелипе, — я — друг; вы были не правы, утверждая, что ваше ремесло больше ничего не стоит, я сейчас вам дам работу!