После ухода дона Фелипе и доньи Манчи Сара Лоредан упала без сил на стул: она чувствовала, как ей овладевает страх.
— Боже мой, барышня, — воскликнул Жоб, только тут заметивший, как она взволнована и бледна, — что это с вами?
— Я боюсь! — ответила она голосом, прерывающимся от волнения.
— Боитесь?
— Да.
— Но кого?
— Вот этого мужчину, который только что вышел отсюда.
— Как?! Брата этой красивой дамы, которая нравится королю? Этого знатного господина? Отчего бы это вам его бояться, барышня? — спрашивал встревоженный Жоб.
— Отчего? Отчего? — пробормотала она, а зубы у нее стучали. — Ну, потому что это он!
— Кто он?
— Тот человек из Блуа… из гостиницы…
Сару била дрожь.
— Это невозможно! — сказал Жоб. — Вы ошиблись, это какое-то случайное сходство.
— Сходство не могло ввести меня в заблуждение, потому что тот, в Блуа, был в маске.
— Ну, тогда вы уж точно ошиблись!
— Нет, нет, — твердила Сара, — это он, он!
— Безумие!
— И голос его, и взгляд… и фигура, и походка…
— Ах, барышня, — возразил Жоб, — наверняка вы ошибаетесь… Но даже если и нет, я же здесь, с вами, ваш верный старый слуга!
— Ах, да что же ты можешь против него?
— Как что могу?! — воскликнул Жоб в воинственном негодовании.
Он помолчал, а потом продолжил в комическом ужасе:
— Ну, во-первых, я могу запереть лавку…
— Прекрасно, запри поскорее. О, конечно, — продолжала девушка, по-прежнему трясясь от страха, — я не лягу спать, пока отец не вернется, но ты все равно запирай, все равно запирай.
Старый Жоб шагнул к двери, но вдруг вскрикнул и отшатнулся. На пороге возник человек. Сара тоже вскрикнула от ужаса. Мужчина по-солдатски отдал честь и произнес:
— Простите… извинения прошу… Я явился несколько поздно…
— Не бойтесь, барышня, воскликнул Жоб, — это не злоумышленник!
— О, нет, что вы, — сказал вошедший.
— Это мой племянник.
— Чистая правда, мамзель, я племянник дядюшки Жоба.
Но тут старый Жоб засомневался:
— Да нет, ошибся я, не может быть, что это мой племянник… Сидуан…
— И все же это я, дядюшка.
— Но мой племянник не солдат, а трактирщик, и при вас шпага, шляпа с пером и сапоги со шпорами.
— И несмотря на все, это все же я, Сидуан, сын вашей сестры, дядюшка Жоб.
И Сидуан, а это действительно был он, еще раз поклонился Саре.
— Как, это все же ты? — спросил с удивлением мастер.
— Конечно, я, дядюшка.
— И вправду ты? Ну, тогда подойди, поцелуй меня.
— С удовольствием, дядюшка, воскликнул хозяин гостиницы «У Единорога».
И повис на шее у старика.
Когда родственные излияния чувств закончились, старый Жоб холодно и спокойно осмотрел племянника с головы до ног и строго произнес:
— Ну, а теперь объясни, это еще что за маскарад?
— Да никакой это не маскарад, дядюшка!
— Так это форма?..
— Моя, дядюшка.
— Так ты стал солдатом?
— Я денщик у одного капитана… Но это совершенно необыкновенный капитан! Во-первых, у него есть веревка повешенного…
— Что ты мелешь?!
— Он и мне кусок дал…
— Вот олух!
— И с того дня все мне удается, а доказательство тому, что я вас вижу, обнимаю…
И Сидуан снова повис на шее у старого дядюшки Жоба.
— Как все удается? — спросил Жоб. — Так ты что, продал трактир?
— Да, дядюшка.
— И с прибылью?
— Ох, нет, я потерял, и немало, но это ничего. Капитан дал мне кусок веревки повешенного.
— Послушай, дурачина ты эдакий, может быть, ты все же объяснишь мне толком… — проворчал выведенный из терпения Жоб.
— Ну, коли вам угодно, — ответил Сидуан, — я готов. Значит, так. Вы знаете, что я сделал плохую покупку, приобретя гостиницу «У Единорога»?
— Догадываюсь, а денежки мои так просто в этом уверены.
Сидуан продолжал:
— Ни одного посетителя. Так мы втроем там и куковали, — конюх, служанка и я; но вот однажды вечером явился путешественник…
— Ну и?
— Вот этот капитан. Он смеялся, пил, не закусывая, громко говорил. Я поведал ему свои горести. «Послушай, — сказал он мне, вздыхая, — вот тебе веревка повешенного… она приносит счастье.» И вправду, через час появился один дворянин…
— Он был в маске? — перебила его Сара.
— Да, а с ним красивая дама, и они мне дали двадцать пять пистолей…
— Скажите, — спросила Сара, — а этого капитана случайно звали не Мак?
— Черт возьми, да, мамзель, это он, мой добрый, мой дорогой хозяин… капитан Мак!
— Это мой спаситель, — сказала Сара.
— Что? Что вы сказали? — спросил растерянно Сидуан.
— Стоп! — прервал его Жоб. — Тебя это не касается. Поговорим лучше о тебе. И как же случилось, что ты стал солдатом?
— Потому что я пошел с капитаном.
— А зачем ты с ним пошел?
— Ах, как зачем? Затем, что когда он собрался уходить, я решил, что и удача может уйти вместе с ним.
— Парень совсем свихнулся, — прошептал старый Жоб, подымая глаза к небу.
— Да нет же, дядюшка. С тех пор, как я при капитане, мне все удается, и вот вам доказательство: раньше стоило мне, как орлеанскому буржуа, шкаф открыть, как меня прохватывал сквозняк. А теперь, попаду ли я под дождь или под снег, тепло ли, холодно ли, а я здоровым-здоровешенек.
— Но, господин Сидуан, — прервала его Сара, — а что же этот… капитан Мак?
— О, он гордый и красивый дворянин, барышня.
— А где же он… сейчас?
— Где он? Да здесь, в Париже… со мной… мы вчера вечером приехали… он, может быть, зайдет за мной сюда…
— Сюда? — переспросила Сара, и на ее бледных щеках появился легкий румянец.
— Ей-ей, я ему сказал, что иду навестить дядю…
— Так значит, — сказал старый Жоб, — ты — денщик этого капитана?
— Да, дядюшка.
— Какого-то искателя приключений…
— Жоб! — воскликнула с упреком Сара.
— Ах, черт! Но ведь это не имя — Мак, а, барышня!
— Это имя человека, который меня спас.
— Ах, простите, барышня, — пробормотал старый Жоб. — я совсем голову потерял! Я и забыл про это. Славный, чудесный, превосходный капитан! Пришел бы он сюда, я бы, наверное, его расцеловал!
И не успел он этого сказать, как чей-то голос ответил ему с порога лавки:
— Ну, если есть у вас на сердце такое желание, прошу вас, не стесняйтесь, господин Жоб.
Старый мастер в удивлении обернулся, Сара вскрикнула, и в сдвинутой набекрень шляпе, подбоченившись, на пороге возник капитан Мак.
— Да, и правда, — произнес капитан, — я вижу, тут меня не ждали!
Капитан Мак был не тем человеком, которому могло помешать присутствие старого Жоба или его племянника Сидуана. Сердце его было переполнено, и почтительно поцеловав Саре руку, он взволнованно, но громко и отчетливо сказал ей:
— Мадемуазель, я имел честь один раз защитить вас, не будучи с вами знаком, от трусливого и подлого человека, напавшего на вас. Но, поверьте мне, моя задача еще не выполнена, и как только я приехал в Париж, меня вел к вам какой-то тайный голос, говоривший мне, что вы, может быть, еще подвергаетесь опасности…
— О, сударь, — сказала Сара, скрывая свои чувства, — я надеюсь, что этого негодяя нет в Париже.
— Э! Кто знает? — ответил он легкомысленно.
— Сударь, — продолжала Сара, — я сожалею, что отца нет дома, и он не может принести вам свою благодарность.
— Ну что же, мадемуазель, я зайду еще раз, если вы позволите…
— Конечно, — ответила она, покраснев.
— Ну, например, завтра, — продолжал Мак, — сегодня уже несколько поздно…
— Да, вы правы, сударь, и все же…
— Простите? — переспросил Мак, с любопытством глядя на девушку.
— Когда вы вошли, вот только что, я дрожала от страха.
— В самом деле, мадемуазель?
— У меня какие-то невольные страхи, тягостные предчувствия, опасения… Отца нет дома. Только что с доньей Манчей приходил один человек, испанец, который, говорят, в большей милости при дворе.
— И этот человек?
— От так странно на меня смотрел… и мне показалось… — Сара заколебалась.
— Договаривайте, мадемуазель, — сказал Мак.
— Мне показалось, что я его узнала. Это был он… человек в маске.
— Ну, что же, — воскликнул Мак, — если так, я остаюсь здесь!
И бросил свой плащ на стул.
В глубине лавки была маленькая дверца, ведшая в узкий дворик, пройдя через который, можно было попасть в комнаты Сары и ее отца.
Во дворе было нечто вроде навеса, под которым ночевал старый Жоб — отсюда он мог наблюдать и за лавкой, и за жилищем хозяев, и таким образом оберегал и их состояние, и их покой.
Капитан попросил у Сары разрешения осмотреть дом.
— Понимаете, мадемуазель, когда тебе поручено охранять некий важный объект, нужно знать все его сильные и слабые места.
Сара улыбнулась.
— Я просто еще ребенок, — сказала она, — и наверняка на нас никто и не думает нападать.
— Не важно, — ответил Мак, которого радовал случай, позволивший ему побыть с молодой девушкой, — никакая предосторожность не излишняя; я остаюсь.
— И я с вами, правда, капитан?
— Конечно, приятель.
— Ну, тогда мы выпьем по стаканчику и сыграем партию в кости, — продолжал бывший трактирщик, производя тщательный осмотр лавки.
— Я сейчас вам принесу пару бутылок журансонского, которое мы достаем из погреба только по праздникам, — сказал обрадованно Жоб.
— И ты пойдешь спать, мой старый Жоб, — добавила Сара.
— О, я составлю компанию храброму капитану и моему племяннику, — ответил Жоб.
— Ты забываешь, друг мой, что ты всю прошлую ночь провел за работой.
— Да, это верно, барышня.
— И что тебе уже за семьдесят.
— Ах, черт возьми, время-то как летит! Хорошо, барышня, коли вам так угодно, я пойду лягу; позвольте только чокнусь с этим достойным капитаном.
Мак поклонился Жобу, а потом обратился к Саре:
— Вы можете спать спокойно, когда капитан Мак стоит на часах…
— … то мимо него сам дьявол не прошмыгнет! — закончил его мысль восторженный Сидуан.
— Боже правый, мадемуазель, — продолжал Мак, — я с величайшей радостью умер бы за вас.
— Ах, лучше живите, сударь! — воскликнула девушка.
— Ради вас, только ради вас! — ответил капитан.
Сара снова покраснела.
— Ну что же, пусть будет так, — сказала она, — живите и охраняйте меня. Я желаю вам доброй ночи, капитан, и перед сном помолюсь за вас Богу.
— И что же вы у него для меня попросите?
— Чтобы он сделал вас в один прекрасный день полковником.
— Этого мало! — возмутился Сидуан. — Капитан Мак должен стать генералом!
— Я буду молить об этом небо! — ответила, смеясь, Сара.
И она пожелала доброй ночи Жобу, протянула руку капитану и вышла в дверцу, которая вела во двор и ее спальню.
Жоб старательно запер все входы-выходы, а потом спустился в погреб, принес оттуда две пыльные бутылки и поставил их на стол вместе с чарками.
— Ну так, если вы не против, теперь побеседуем немного, мой славный Жоб, — сказал Мак, щедро наливая себе. — Куда к черту хозяин-то задевался?
— Поехал в Пре-Сен-Жерве, капитан.
— А зачем?
— Там живет лучший ювелир Парижа, единственный, который может нам помочь.
— У вас очень срочная работа?
— Да, очень… то, что нам заказали, должно быть готово к завтрашнему утру.
— Это заказ короля?
— Нет, одной дамы, которая, как мне кажется, скоро станет весьма могущественна.
Жоб подмигнул.
— Знатная дама, — добавил он, — одна испанка, от которой король без ума.
— А, понимаю… и какие же драгоценности ей так срочно понадобились?
— Серьга.
Мак вздрогнул и посмотрел на Жоба.
— А она что, только одну заказала?
— Да, взамен утерянной.
— Ба, — небрежно заметил Сидуан, — кто-то теряет, кто-то находит.
— Это правда, — ответил Жоб, — и кто-то эту серьгу, наверное, нашел.
— Я вот тоже нашел одну.
— Что, серьгу?
— Ну да, вот, смотрите сами.
И Мак вытащил из кармана серьгу и положил ее на стол перед глазами Жоба.
Жоб невольно вскрикнул.
— Нет, это невероятно!
— Что именно?
— Эта та серьга, которую потеряла донья Манча.
— Да неужто? — спросил капитан. — А вы в этом уверены?
— Черт возьми, она самая… точно она. Да где же вы нашли ее?
— Ну, это, видите ли, господин Жоб, мой секрет.
— Но вы же ее собираетесь вернуть?
— А как же иначе? Вы что, за вора меня принимаете?
— Вас? Нет, конечно. Я просто спрашиваю вас об этом…
— Зачем?
— Я побегу в Пре-Сен-Жерве и предупрежу хозяина и мастера Симона Ворчливого.
— Да, верно, вы правы, зачем им работать всю ночь, тем более что я рассчитываю сам лично отнести серьгу той женщине, которой она принадлежит. Вы говорите, что она…
— Всего-навсего любовница короля.
— Чума на мою голову! — пробормотал Сидуан. — Ну и везет же капитану! Любовница короля! Если после этого приключения он не станет полковником, пусть я не буду больше Сидуан.
Жоб взял плащ и шляпу.
— Сидуан, — сказал он, — ты запри хорошенько все двери, ладно?
— Конечно, дядюшка.
— Впрочем, я ненадолго. Туда и сразу обратно.
— Да, и все-таки нам крупно повезло!
— Одну минутку, — сказал Мак Жобу в ту минуту, когда тот уже собирался выйти, — вы забыли сообщить мне одну подробность, господин Жоб.
— Слушаю вас, капитан Мак.
— Как зовут эту знатную даму?
— Донья Манча.
— Где она живет?
— На улице Арбр-Сек, в гостинице Рыцарского Креста.
— Прекрасно. Завтра утром я вот прямо отсюда к ней и отправлюсь.
И Мак снова положил серьгу в карман, а Жоб отправился в путь.
Сидуан облокотился на стол.
— И правда, капитан, вы — дамский угодник.
— Ах, по крайней мере, я был им…
— Как! Теперь уже нет?
— Да, уже целый час.
— И однако вот так, без причины, в одночасье не меняются…
— Я влюбился.
— Влюбились? Ага, я догадываюсь… в мадемуазель Сару?
— Да, я видел ее всего несколько минут, и я уже схожу по ней с ума.
— О, вы влюбчивы, капитан…
И тут Сидуан остановился с открытым ртом.
— Ну, так что же с тобой? — удивленно спросил капитан.
Сидуан остановился, вытянув шею.
— Помолчим, — произнес он, — мне кажется, послышался крик человека, которого убивают.
— Да полно, тебе почудилось! У меня хороший слух, а я ничего не слышал… Ты, часом, не трус?
— Я-то?! — воскликнул в возмущении Сидуан. — Трус У вас на службе, разве это возможно? И разве у меня в кармане не лежит веревка повешенного?!
— И вправду, — сказал со смехом Мак.
— Но, капитан, вы ничего не говорили мне об этой серьге.
— А ведь нашел ее у тебя.
— Где это? «У Единорога»?
— Да, утром, на кухне, когда стало светло.
— А, тысячу проклятий! Тогда я знаю, кто эта знатная дама.
— Да ведь ее только что назвали: ее зовут донья Манча.
— Да, да… это она… та самая, что приезжала с кавалером в маске.
— Вот черт его возьми! — воскликнул капитан Мак, — чтобы все эти таинственные истории хоть как-нибудь стали яснее, расскажи мне, что знаешь ты, а я тебе расскажу, что со мной случилось.
— Да, мы таким образом, может быть, что-то и поймем. Ваше здоровье, капитан! — ответил Сидуан.
— Твое здоровье, мой мальчик, и здоровье прекрасной доньи Манчи! Надеюсь, что она хороша собой, — сказал в сторону Мак, — ведь я-то ее не видел. В ту ночь было так темно!
Сидуан рассказал Маку, что после того, как Перинетта проводила его в предназначенную капитану комнату, он еще некоторое время сидел у очага, надеясь дождаться и других посетителей; его надежды сбылись, и появился даже не один посетитель, а двое: кавалер в маске и дама; кавалер дал Сидуану увесистый кошелек с тем, что тот будет глух, нем и слеп, и Сидуан пошел спать, предварительно поклявшись, что в гостинице, кроме него, никого нет.
— Ну а я, — сказал Мак, — ты сам видел, что перед тем, как идти спать, я уже был в прекрасных отношениях с Перинеттой.
— Ах, да! — ответил, улыбаясь, Сидуан.
— Обычно трактирные служанки не слишком-то добродетельны, и мне показалось, что если я поскребусь в двери Перинетты, она не будет слишком ломаться и откроет мне. Ну, я поднялся и наощупь двинулся вперед, но тут услышал шум, голоса, крик женщины, звавшей на помощь, и спустился посмотреть, в чем дело. И увидел мадемуазель Сару, бившуюся в руках незнакомца. Я прыгнул на этого негодяя и обезоружил его, потом предложил руку девушке, отвел ее к носилкам и немного проводил. Когда я вернулся, была темная ночь, и шел проливной дождь. На подоконнике одного из окон светилась лампа. «Гляди-ка, — сказал я себе, — а Перинетта меня ждет!» Я перешагнул через подоконник, и ту же минуту порыв ветра задул лампу.
— И это была Перинетта?
— Я сначала так думал, но на следующий день, когда незнакомка ушла, еще до рассвета, я увидел, что ошибся, и Перинетта вообще не выходила из своей комнаты. Ба! — закончил Мак, — увидим завтра, хороша ли донья Манча… Твое здоровье, Сидуан!
И капитан снова налил себе. Пока он пил, в дверь тихонько постучали. Сидуан вскочил на ноги.
— Вот слышите, — сказал он, — я не зря слышал какой-то шум.
— Так отопри же, болван!
Сидуан бросился выполнять приказание хозяина, но замок был очень сложен.
— Немного терпения! — кричал он через дверь. — Это чертовски долго!
Наконец скрипнули задвижки, щелкнул замок и дверь отворилась. Сидуан на шаг отступил от двери. Наивный парень несколько удивился, но на этот раз и было от чего. На пороге лавки стояла очень красивая женщина в одежде знатной дамы того времени.
Сидуан тихонько вскрикнул. Капитан Мак услышал это, поставил стакан и обернулся.
— Она! — прошептал он едва слышно.